5. Подводная лодка

Уровень активности в госпитальной палате достиг видимого сходства с бурным потоком.

Все передвигались быстрым шагом, почти бегом, только фигура на операционном столе была неподвижной. На ней лежало тяжелое термическое одеяло, через которое проходили многочисленные змеевики, заполненные циркулирующей охлаждающей жидкостью.

Под ним находилось обнаженное тело, охлажденное до такой степени, что огонек жизни в нем едва теплился.

Голова Бенеша была выбрита и размечена, как мореходная карта, линиями широты и долготы. На его погруженном в сон лице застыло выражение глубокой печали.

На стене позади него была еще одна репродукция системы кровообращения, увеличенная до такой степени, что грудная клетка, шея и голова покрывали стену от одного конца до другого и от пола до потолка. Она превратилась в лес, в котором большие сосуды были толщиной в человеческую руку, а тонкие капилляры занимали все пространство между ними.

Картер и Рейд наблюдали за всем, сидя в обзорной башне, нависшей над операционной.

Им были видны установленные на столах на одном уровне ряды мониторов, за каждым из которых сидел техник в форме ОМСС, затянутой «молниями» – симфония белого цвета.

Картер подошел к окну, а Рейд тихо сказал в микрофон:

– Внести «Протерус» в комнату миниатюризации.

Отдавать такие приказания тихим голосом было обычным правилом, тишина стояла во всех помещениях, отсутствие звука было обычным требованием. В термическом одеяле лихорадочно производились последние регулировки. Каждый техник изучал свой монитор, словно эта была наконец-то выбранная невеста. Сестры порхали возле Бенеша, как большие бабочки с накрахмаленными крыльями.

С момента начала подготовки «Протеруса» к миниатюризации все вокруг поняли, что началась последняя стадия отсчета времени.

Рейд нажал кнопку.

– Сердце!

Сектор сердца обозначился во всех подробностях на экране телевизора, расположенного перед Рейдом. В секторе доминировали электрокардиографы, и биение сердца звучало двойным ударом в траурном ритме.

– Как оно себя ведет, Генри?

– Безупречно. Устойчиво держит 32 удара в минуту. Никаких отклонений от нормы как на слух, так и по данным электроники. Пусть бы и все остальное у него работало так же.

– Хорошо.

Рейд отключился. Что может быть плохого у человека с сердцем, если оно работает, как надо?

Он включил сектор легких. Картина на экране внезапно выхватила момент вдоха.

– Все в порядке, Джек?

– Все в порядке, доктор Рейд. Я снизил дыхание до шести в минуту. Могу снизить еще больше.

– Я не прошу вас об этом. Продолжайте работу.

Следующий – гипотермия. Этот сектор был больше остальных. Он должен был заниматься всем телом, и здесь основным инструментом был термометр. Данные о температуре в конечностях, в различных точках туловища, в чувствительных контактах, измеряющих температуру на определенной глубине под кожей. Здесь были постоянно ползущие ленты с записью температурных кривых, причем над каждой извивавшейся лентой была своя табличка: «Кровеносная», «Дыхательная», «Сердечная», «Кишечная», «Почечная» и так далее.

– Какие-нибудь проблемы, Сойер? – спросил Рейд.

– Нет, Сэр. Общая средняя температура составляет 28 градусов по Цельсию – 82 градуса по Фаренгейту.

– Можете не переводить, спасибо.

– Да, Сэр.

Рейд словно ощутил уколы гипотермии на своих собственных, жизненно важных органах.

60 градусов по Фаренгейту ниже нормы, 60 решающих градусов, замедлявших процессы метаболизма до 1/3 нормальных и до такой же степени уменьшающих потребность в кислороде, замедляющих сердцебиение, скорость течения крови, все жизненные функции, а также напряженность в блокированном тромбом мозге, и делающих окружающую среду более приятной для корабля, который вскоре войдет в джунгли человеческих внутренностей.

Картер повернулся к Рейду.

– Все сделано, Дон?

– Настолько, насколько это было возможно, учитывая, что во всем пришлось импровизировать.

– Я в этом только сомневаюсь.

Рейд вспыхнул.

– Что это должно означать, генерал?

– Никакая импровизация не была нужна. Для меня не секрет, что вы уже заложили фундамент для биологических экспериментов с помощью миниатюризации. Разве вы не планировали специально исследования кровообращения человека?

– Специально не планировали, нет. Но моя группа занималась этой проблемой, что вполне естественно. Это их работа.

– Дон…

Картер заколебался, а затем медленно продолжал:

– Если это дело сорвется, Дон, для правительственной Комнаты Трофеев понадобится чья-то голова, и моя будет самой подходящей. Если оно закончится успешно, вы и ваши люди вернутся, пахнущие как лилии долины. Если это случится, не пытайтесь слишком далеко протолкнуть свои дела.

– Военные все еще будут более нужными, а? Вы советуйте мне не заниматься этим?

– Разумнее было бы не заниматься. Ладно, поговорим о другом. Что там случилось с этой девушкой, с Корой Петерсон?

– Ничего. А что?

– Ваш голос был довольно громок. Я слышал его еще до того, как вошел в комнату для заседаний. Вам известна какая-либо причина, по которой она не могла бы отправиться в это путешествие?

– Она женщина. На нее нельзя положиться в исключительных обстоятельствах. Кроме того…

– Да?

– Если хотите причину, Дьювал напустил на себя свою обычную мину законодателя, и я автоматически возразил. Насколько вы доверяете Дьювалу?

– Что вы понимаете под словом «доверяете»?

– Какова настоящая причина вашего решения послать Гранта с этой миссией? За кем, вы полагаете, он должен следить?

– Я не приказывал ему следить ни за кем, – ответил Картер низким хриплым голосом. – Команда уже должна сейчас проходить стерилизующий коридор.

Грант втягивал носом слабый медицинский запах, чувствовавшийся в воздухе, и был благодарен за возможность быстро побриться. Когда на борту женщина, не мешает выглядеть наилучшим образом. И форма ОМСС была совсем неплоха: цельный комбинезон, перехваченный ремнем, странная смесь научности и франтоватости. Тот, который нашли для него, жал ему под мышками, но ему, вероятно, придется носить его не больше часа.

Он и другие члены команды проходили один за другим через коридор, пронизанный тусклым светом с богатым содержанием ультрафиолетовых лучей. Для защиты глаз от облучения они надели черные очки.

Кора Петерсон шла непосредственно перед Грантом, так что он тихонечко сожалел, что перед его глазами черные линзы, через которые не так видна ее красивая походка.

Желая начать разговор, он спросил:

– Разве эта прогулка действительно достаточна для того, чтобы стерилизовать нас, мисс Петерсон?

Она быстро повернула голову и сказала:

– Я думаю, вам не следует беспокоиться за свои мужские достоинства.

У Гранта искривился рот. Он сам на это напросился.

– Вы недооцениваете моей наивности, мисс Петерсон, и я получаю несправедливый прокол из-за вашей софистики.

– Я не хотела вас обидеть.

Дверь в конце коридора автоматически открылась, и Грант, тоже автоматически, приблизился к девушке и предложил ей руку.

Она уклонилась и переступила порог вслед за Дьювалом.

– Я не обиделся, – сказал Грант. – Я просто считаю, что мы не являемся по настоящему стерильными. С точки зрения микробов, я имею в виду. В лучшем случае мы стерильны только снаружи. Внутри же у нас просто кишат микробы.

– В этом случае, – возразила Кора, – и Бенеш тоже не стерилен. Я имею в виду, с точки зрения микробов. Но каждая бацилла, которую мы убьем – это на одну бациллу меньше, чем мы внесли бы внутрь иначе. Наши бациллы будут миниатюризированы вместе с нами, конечно, и мы не знаем, как такие миниатюризированные бациллы будут действовать на человека, когда попадут в его кровь. С другой стороны, через час все миниатюрные бациллы в его крови увеличатся до нормальной величины, и это увеличение может оказаться более опасным, чем все остальное. Чем меньше Бенеш будет подвержен неизвестным факторам, тем лучше.

Она покачала головой.

– Очень многого мы не знаем. Это действительно не подходящий случай для экспериментов.

– Но ведь у нас нет выбора, не правда ли, мисс Петерсон? Можно я буду называть вас на это время Корой?

– Мне все равно.

Они вошли в большую круглую комнату, застекленную со всех сторон. Пол в ней был весь покрыт шестиугольными плитами около трех футов в поперечнике, на них выступали часто расположенные полукруглые пузыри, сделанные из какого-то стекловидного материала молочного цвета. В центре комнаты находилась такая же плита, но ярко красного цвета.

Большую часть комнаты занимало белое судно около пятидесяти футов длиной, по форме напоминавшее лошадиную подкову.

Наверху судна была выпуклость, передняя часть которой была застеклена и которая заканчивалась наверху меньшей выпуклостью, полностью прозрачной. Судно находилось на гидравлическом подъемнике и перемещалось к центру комнаты.

Мичелз вошел вслед за Грантом.

– Это «Протерус», – сказал он, – наш дом вдали от дома на ближайший час или около того.

– Какая огромная комната, – сказал Грант.

Он огляделся.

– Это наше помещение для миниатюризации. Оно используется для миниатюризации артиллерийских орудий и небольших атомных бомб. Оно может быть использовано для деминиатюризации насекомых – знаете, блох для лучшего изучения увеличивают до размеров локомотива. Такие биологические эксперименты еще не санкционированы, но протащили их по другой линии при помощи тихих нажимов. «Протерус» устанавливают на исходный модуль, вот он, красного цвета. Тогда, я думаю, мы войдем. Нервничайте, Грант?

– Еще как! А вы?

– Еще как!

Мичелз печально кивнул.

«Протерус» уже был установлен на свое место, и устанавливающий его гидравлический подъемник отвели. С одной стороны корабля была лестница, ведущая внутрь.

Корабль сверкал стерильной белизной от тупого невыразительного носа до сдвоенных реактивных сопел и прямого киля на корме.

Оуэнс сказал:

– Я войду первым. Остальные войдут, когда я подам сигнал.

Он поднялся по лестнице.

– Это его корабли, – пробормотал Грант. – Почему бы и нет?

Потом он обратился к Мичелзу:

– Он, кажется, больше нервничает, чем мы.

– Просто у него такая манера. Впрочем, если он действительно нервничает, то не без причины. У него жена и двое маленьких детей, дочери. Дьювал и его ассистентка одиноки.

– Я тоже, – сказал Грант. – А вы?

– Разведенный, детей нет. Вот так.

Теперь Оуэнс был ясно виден в верхнем куполе. Он, казалось, пристально рассматривал предметы, находившиеся прямо перед ним. Затем он знаком пригласил их войти. Мичелз ответил и поднялся по лестнице. Дьювал последовал за ним, Грант пропустил Кору перед собой.

Все уже были на своих местах, когда Грант пронырнул через маленькую, на одного человека, камеру, образующую входной тамбур.

Наверху, на отдельном круглом сидении расположился за пультом управления Оуэнс. Внизу были еще 4 кресла. Два располагались сзади по разные стороны помещения. Их заняли Кора и Дьювал: Кора справа около лестницы, ведущей к прозрачному куполу, Дьювал слева.

На носу тоже было два сидения, расположенных вплотную друг к другу. Мичелз уже занял левое сидение, Грант сел рядом с ним.

С каждой стороны стояли рабочие столы с устройствами; выглядевшими, как вспомогательные пульты управления. Под крышками столов были шкафчики. На корме находились две небольшие комнаты, одна – маленькая лаборатория, другая – склад.

Внутри было еще темно.

– Мы привлечем вас к работе, Грант, – сказал Мичелз. – Обычно на вашем месте сидит связист – один из наших, я имею в виду. Так как у вас есть опыт радиста, вы будете заниматься радиосвязью. Никаких проблем, я надеюсь, не будет.

– Я сейчас не могу как следует разглядеть рацию…

– Послушайте, Оуэнс, – крикнул Мичелз наверх, – что там с энергопитанием?

– В исправности. Я проверяю некоторые узлы.

Мичелз снова обратился к Гранту:

– Я не думаю, что в ней есть что-нибудь необычное. Это единственный прибор на корабле, не работающий на ядерной энергии.

– Я не ожидаю, что возникнут какие-нибудь проблемы.

– Хорошо. Тогда отвлечемся. Есть еще пять минут до начала миниатюризации. Другие заняты делом, а я, если не возражаете, поболтаю.

– Давайте.

Мичелз поудобнее устроился на сидении.

– У всех имеется своя специфическая реакция при волнении. Некоторые курят сигареты. На борту не курят, между прочим.

– Я не курю.

– Некоторые поют, некоторые кусают ногти. Я болтаю, если, конечно, у меня не полностью перехватывает дыхание. Сейчас я как раз нахожусь между болтовней и удушьем. Вы спрашивали об Оуэнсе. Вы волнуетесь за него?

– Почему я должен за него волноваться?

– Я уверен, что Картер этого от вас ожидает. Подозрительный человек этот Картер. С параноидальными наклонностями. Я полагаю, что Картер учитывает этот факт, что Оуэнс – единственный человек, который был с Картером в автомашине, когда произошел несчастный случай.

– Эта мысль приходила в голову даже мне, – сказал Грант. – Но что же из этого следует? Если вы намекаете на то, что Оуэнс мог подстроить этот несчастный случай, то находится в этот миг в автомашине было бы слишком рискованно.

– Я ни на что не намекаю, – сказал Мичелз.

Он энергично покачал головой.

– Я пытаюсь проникнуть в рассуждения Картера. Предположим, Оуэнс – секретный вражеский агент, перешедший на ту сторону во время одной из заокеанских поездок на научную конференцию.

– Как драматично, – сухо заметил Грант. – Кто-нибудь еще из находящихся на борту присутствовал на таких конференциях?

Мичелз мгновенно задумался.

– Действительно, мы все бывали на них. Даже девушка присутствовала на одной короткой встрече в прошлом году, на которой Дьювал делал сообщение. Но тем не менее предположим, что именно Оуэнс перешел на другую сторону. Скажем, ему было дано задание удостовериться, что Бенеш убит. Тогда он должен был рисковать для этого жизнью. Водитель столкнувшегося автомобиля знал, что идет на смерть, и те пятеро с винтовками тоже знали, что могут умереть. Люди не исключают вероятность гибели.

– И Оуэнс готов скорее умереть, чем позволить нам достичь успеха? Из-за этого он нервничает?

– О, нет! То, что вы предположили, совершенно невероятно. Я готов вообразить, чтобы предположить ваши рассуждения, что Оуэнс может решиться отдать жизнь за некоторые идеалы, но не могу представить, чтобы он готов был принести в жертву престиж своего корабля, провалив его в первую ответственную миссию.

– Следовательно, вы считаете, что его следует исключить и не опасаться возможности странных действий в сложной ситуации?

Мичелз добродушно рассмеялся. Его лунообразное лицо смягчилось.

– Конечно. Но я готов держать пари, что Картер обсуждал каждого из нас. И вы тоже.

– Например, Дьювала? – спросил Грант.

– Почему бы и нет? Каждый может работать на другую сторону. Не за деньги, конечно, – я уверен, что купить никого нельзя – а из-за ошибочного идеализма. Миниатюризация, например, сейчас является, в первую очередь, орудием войны, и многие здесь у нас весьма сильно настроены против такого использования. С этой целью несколько месяцев тому назад президенту было направлено предписанное заявление с требованием покончить с гонкой в области миниатюризации, составить совместно с другим государством комплексную программу использования миниатюризации для мирных целей, в частности, исследования в области биологии и медицины.

– Кто же вовлечен в это движение?

– Очень многие. Дьювал был одним из самых громких и откровенных лидеров. И, кстати, я тоже подписал это заявление. Я уверяю вас, что подписавшие его были искренни. И я был и остаюсь таким. Можно утверждать, что средство Бенеша для неограниченной продолжительности миниатюризации, если оно будет эффективно, значительно увеличит опасность войны и уничтожения. Если это так, то я могу предположить, что Дьювал или я сам скорее желали бы, чтобы Бенеш умер до того, как сумеет заговорить. Что касается меня, то я не верю, чтобы обо мне так подумали. Так экстремально, во всяком случае. Что же касается Дьювала, то основной проблемой является его неприятная личность. Есть много людей, которые готовы заподозрить его в чем угодно.

Мичелз согнулся в своем кресле в сторону Гранта и сказал:

– И еще эта девушка здесь.

– Она тоже подписала?

– Нет, заявление подписал только старший персонал. Но почему она здесь?

– Потому что на этом настоял Дьювал. Вы же присутствовали при этом.

– Да, но почему она была удостоена такой настойчивой поддержки с его стороны? Она молода и очень хороша собой. Он на 20 лет старше ее и совсем ею не интересуется – как и любым другим живым существом. Желала ли она отправиться в это путешествие ради Дьювала или по другой, более политической причине?

– Вы ревнивы, доктор Мичелз?

Мичелз казался огорошенным. Постепенно на его губах появилась улыбка.

– Знаете, я никогда не думал об этом. Держу пари, что это так. Я не старше Дьювала, и если она действительно интересуется пожилыми мужчинами, было бы приятнее, если бы она предпочла меня. Но есть основания сомневаться в мотивах ее поступка.

Улыбка Мичелза поблекла, и он вдруг сделался мрачно-серьезным.

– И потом, в конце концов, безопасность этого корабля зависит не только от нас самих, но и от тех, находящихся снаружи, которые в определенной степени управляют нами. Полковник Рейд также благосклонно отнесся к той репетиции, как и любой из нас, хотя как военный офицер он не мог присоединиться к политической акции. И хотя его имя отсутствовало среди подписей, его голос не молчал. Он и Картер поссорились из-за этого. Раньше они были хорошими друзьями.

– Довольно паршиво, – сказал Грант.

– И сам Картер. Он слишком подозрителен. Напряжение от работы может вызвать неуравновешенность у самого здравомыслящего человека. Я сомневаюсь, есть ли хоть один человек, который твердо верит в то, что Картер не может в конце концов свихнуться.

– Вы думаете, он свихнулся?

Мичелз поднял вверх руки.

– Нет, конечно. Я же говорил вам – это терапевтический разговор. Или вы предпочитаете, чтобы я сидел здесь и просто потел или потихоньку взвизгивал? – Нет, я так не считаю. Действительно, можно сказать, что, как правило, наименее подозрительные на вид личности оказываются виновными. Вам так не кажется?

– Конечно, – сказал Грант. – И кто же эти наименее подозрительные личности? Или это не место, где может раздаться выстрел и вы рухнете на пол, как только назовете имя этого злого духа?

– Никто, кажется, не целится в меня, – сказал Мичелз. – Я думаю, это время еще не наступило. Наименее подозрительная личность – это, очевидно, вы, Грант. Кто наименее подозрителен, чем доверенный агент, назначенный присматривать за тем, чтобы корабль успешно выполнил свою задачу? Можно ли вам действительно доверять, Грант?

– Я не уверен. Вы можете положиться только на мое слово, а что может быть ненадежнее?

– Совершенно верно. Вы бывали на той стороне, бывали чаще и при более неясных обстоятельствах, чем кто-либо на корабле. Я в этом уверен. Предположим, что тем или иным способом вас купили.

– Я полагаю, это невозможно, – сказал Грант бесстрастно. – Я доставил сюда Бенеша в целости и сохранности.

– Да, доставили, зная, вероятно, что о нем позаботятся на следующем этапе, оставив вас незапятнанным и готовы к выполнению дальнейших заданий, как сейчас.

– Я думаю, вы действительно так считаете, – заметил Грант.

Мичелз покачал головой.

– Нет, не считаю. Я сожалею, что стал несколько агрессивным.

Он ущипнул себя за нос и сказал:

– Я хотел бы, чтобы миниатюризация уже началась. После этого у меня не будет времени на раздумья.

Грант почувствовал замешательство. Лицо Мичелза выражало недоброе предчувствие, словно кожа вместе с доброжелательной улыбкой была снята с него.

Грант крикнул:

– Как там дела, капитан?

– Все в порядке, – донесся жесткий металлический голос Оуэнса.

Включился свет. Тут же Дьювал вынул несколько листов карт и стал их просматривать. Кора тщательно осматривала лазер.

– Можно мне подняться к вам, Оуэнс? – спросил Грант.

– Вы можете протиснуть сюда голову, если хотите, – ответил Оуэнс. – Здесь нет места для кого-нибудь еще.

Грант тихо сказал:

– Не принимайте близко к сердцу, доктор Мичелз. Я отлучусь на несколько минут, и вы можете, если хотите, понервничать без посторонних глаз.

Голос Мичелза был безжизненным, слова, казалось, с трудом перемалывались зубами.

– Вы деликатный человек, Грант. Если бы я по-настоящему поспал…

Грант поднялся со своего места и пошел назад, улыбаясь Коре, которая холодно посторонилась. Он быстро поднялся по лестнице, огляделся вокруг и спросил:

– Как вы будете знать, куда плыть?

– У меня есть карта Мичелза, – ответил Оуэнс.

Он щелкнул выключателем, и на одном из экранов прямо перед ним появилась часть кровеносной системы, которую Грант видел уже несколько раз.

Оуэнс коснулся другого выключателя, и карта засверкала переливами желто-оранжевого цвета.

– Наш предполагаемый путь, – сказал он. – Мичелз будет по мере необходимости направлять меня, а так как у нас ядерное топливо, то Картер и все остальные могут с большой точностью следить за нами. Они могут направлять нас, если вы сумеете наладить радиосвязь.

– У вас тут очень сложная панель управления.

– Она довольно мудреная, – сказал Оуэнс с видимой гордостью. – Так сказать, кнопки для всего, и компактна, насколько это возможно. Знаете, корабль должен был использоваться для глубоководных работ.

Грант вернулся назад, и снова Кора уступила ему дорогу. Она была полностью занята своим лазером, хлопоча над ним с инструментами, напоминавшими инструменты часовщика.

– Это выглядит довольно сложным, – сказал Грант.

– Рубиновый лазер, если вы знаете, что это такое, – коротко ответила Кора.

– Я знаю, что он испускает плотный луч когерентного монохроматического света, но у меня нет даже туманного представления о том, как он действует.

– Тогда я предлагаю вам вернуться на свое место и дать мне заняться делом.

– Да, мэм. Но если вам захочется надуть какого-нибудь футболиста, дайте мне знать. Наш физический тип как раз подходит для такого рода неквалифицированной работы.

Кора положила на стол небольшую отвертку, свела вместе свои затянутые в резиновые перчатки пальцы и сказала:

– Мистер Грант…

– Да, мэм?

– Вы собираетесь сделать это рискованное предприятие еще отвратительным с помощью вашего понимания юмора?

– Нет, я не собираюсь, но… Ладно, как же мне с вами разговаривать?

– Как с членом команды.

– Вы, кроме того, еще и молодая женщина.

– Я знаю, мистер Грант, но какое это имеет отношение к вам? Нет, никакой необходимости каждым замечанием и жестом убеждать меня в том, что вам известно, что я женщина. Это утомительно и не нужно. Когда все закончится, а вы еще будете ощущать необходимость в совершении некоего ритуала, который вы привыкли совершать перед молодой женщиной, мы с вами договоримся о какой-нибудь приличной форме, но сейчас…

– Прекрасно. Это намек на свидание в будущем.

– И еще, мистер Грант…

– Да?

– Не становитесь все время в оборонительную позицию по поводу того, что когда-то играли в футбол. Для меня это действительно не имеет значения.

Грант сглотнул слюну и сказал:

– Что-то подсказывает мне, что мой ритуал собираются разрушить, но…

Она, не обращая больше на него внимания, повернулась к своему лазеру. Грант, не имея возможности помочь, следил за ней, и его рука повторяла мельчайшие движения ее уверенных пальцев.

– О, если вы намерены только попусту потратить время… – тихонько пробормотал Грант.

К счастью, она не услышала его или, по крайней мере, не подала виду, что услышала.

Неожиданно она положила свою руку на его, и Грант почувствовал, что слегка вздрогнул от прикосновения ее теплых пальцев.

Она сказала:

– Простите его.

Отодвинув руку в сторону, она опустила ее.

Почти одновременно с этим она нажала какой-то контакт в лазере, и красный луч толщиной в волос вырвался из него и ударил в металлический диск, на котором только что покоилась его рука. На диске тут же появилось крошечное отверстие, распространился слабый запах испарившегося металла. Если бы рука Гранта осталась на прежнем месте, то это отверстие образовалось бы в его большом пальце.

– Вы могли бы предупредить меня, – сказал Грант.

– У вас ведь нет причин находится здесь, не правда ли? – спросила она.

Она подняла лазер, и игнорируя предложенную им помощь, направилась к складскому помещению.

– Да, мисс, – смиренно сказал Грант. – Впредь, когда я буду около вас, я буду более тщательно выбирать место, куда положить руку.

Кора оглянулась, пораженная и до некоторой степени даже растерянная. Затем она на мгновение улыбнулась.

– Осторожно, щеки могут лопнуть, – сказал Грант.

Ее улыбка тут же исчезла.

– Я вас предупредила, – сказала она холодно.

Она направилась в лабораторию.

Сверху раздался голос Оуэнса:

– Грант, проверьте радиостанцию!

– Хорошо, – отозвался Грант. – Я увижусь с вами, Кора. Потом!

Он проскользнул в свое кресло и в первый раз взглянул на радиопередатчик.

– Похоже, что устройство работает азбукой Морзе.

Мичелз поднял глаза. Сумрачное выражение сошло с его лица.

– Да, технически сложно передать голос через миниатюризированную зону. Я полагаю, вы умеете работать с азбукой Морзе.

– Конечно.

Он отстучал короткую радиограмму. Через некоторое время система внешней громкоговорящей связи в комнате для миниатюризации разразилась звуками такой громкости, что их свободно было слышно в «Протерусе».

– Радиограмма получена. Подтвердите правильность. Радиограмма гласит: «Мисс Петерсон улыбнулась».

Кора, только что вернувшаяся в свое кресло, оскорбленно сказала:

– Вот беда…

Грант наклонился над передатчиком и простучал: «Правильно»

Ответ на этот раз пришел в закодированной форме. Грант прослушал, а потом сообщил:

– Радиограмма, полученная снаружи: «Приготовиться к миниатюризации».

6. Миниатюризация

Грант, не зная, как готовиться, остался сидеть на своем месте. Мичелз вскочил с почти импульсивной стремительностью и посмотрел вокруг, как бы делая последнюю общую проверку.

Дьювал, отложив в сторону карту, начал копаться в своих привязных ремнях.

– Вам помочь, доктор? – спросила Кора.

Он поднял на нее глаза.

– А? О, нет. Все дело заключается в том, чтобы правильно установить эту пряжку. Вот мы и в порядке.

– Доктор…

– Да?

Он снова поднял на нее глаза и вдруг с беспокойством заметил, что она хочет что-то сказать ему, но не решается.

– Какие-нибудь неполадки с лазером, мисс Петерсон?

– О, нет. Просто мне очень жаль, что я была причиной ссоры между вами и доктором Рейдом.

– Пустяки, не думайте об этом.

– Спасибо вам, что вы уладили вопрос о моем участии в этой экспедиции.

Дьювал сказал серьезным тоном:

– Для меня совершенно необходимо, чтобы вы были со мной. Я не могу ни на кого другого так положиться, как на вас.

Кора направилась к Гранту, который до сих пор следил за Дьювалом, а теперь нарочито копался в собственном снаряжении.

– Вы знаете, как это действует, – спросила она.

– Это выглядит более сложно, чем обычные самолетные привязные ремни.

– Да, действительно. Этот крючок вы зацепили неправильно. Позвольте мне.

Она наклонилась над ним, и Грант увидел совсем близко от себя ее щеку и уловил слабый нежный запах духов. Он сдержался.

Кора тихо сказала:

– Я сожалею, что была сурова с вами, но у меня положение очень трудное.

– Временами я нахожу его восхитительным. Нет, простите меня. Это случайно выскользнуло.