– И всё-таки, что произошло? Будет на Нью-Алабаме станция гиперсвязи или нет?

– Будет.

– Тогда почему ты предрекаешь обвал?

– Я не предрекаю, а знаю, что это произойдёт.

– Но...

– Всему своё время, Антоша, – слащавым голосом произнёс я. – Разве когда-нибудь я давал тебе кривые наводки?

– Ни единого раза. – Он покачал головой. – Эх, знать бы мне твои источники информации.

– Мои источники информации – это мои, а твой источник – это я.

Стоич вздохнул:

– Вот что я тебе скажу, Пит. Возьмут нас в конце концов за жопу, поставят лицом к стене и поимеют в одно место. Впрочем, тебе не привыкать, но мне-то каково! – Он смачно загоготал, веселясь собственной пошлой остроте.

– Стало быть, ты отказываешься от дальнейшего сотрудничества?

Похоже, Антон ни на шутку испугался такой перспективы. Он даже привстал и протестующе замахал руками.

– Ни в коем случае, дружище. Ты не только растлитель малолетних мальчиков, но и совратитель взрослых, вполне гетеросексуальных брокеров.

– Рад это слышать, – и я кокетливо подмигнул ему.

Стоича, примерного семьянина, отца троих детей, передёрнуло.

– Ты хищник, Пит, кровопийца. Твои сведения – как наркотик. Я уже прочно сел на иглу, и теперь, когда подолгу не вижу твою мерзкую рожу, у меня начинается ломка.

Я хмыкнул. Весьма своеобразный комплимент – но вполне в духе наших отношений с Антоном Стоичем.

– Вот и ладненько, – произнёс я с довольным видом. – Кстати, ты продолжаешь скупать акции «Итальянских Астролиний»?

– Естественно. Всё идёт как по маслу.

– И никаких подозрений?

– Никаких. Я бы почуял неладное. Ты был прав – этот Макартур оказал нам неоценимую услугу. Рынок до сих пор лихорадит. Все продают, все покупают – в такой неразберихе работать одно удовольствие.

– Значит, договорились?

– Договорились. Я продаю ньюалабамские доллары, а затем жду обвала. Надеюсь, он произойдёт.

– Не сомневайся, – ответил я и, попрощавшись, прервал связь.

С чувством глубокого удовлетворения и с изрядной долей отвращения я вытер с губ помаду и снова поглядел в зеркало. Стоич прав – мерзкая рожа. Педик поганый. Как мне надоела эта игра!

Я вернул свой естественный облик и облегчённо вздохнул. В сущности, Кевин Макартур парень что надо... правда, живёт он во лжи. Много фальши, притворства, лицемерия – сколько так может продолжаться? Последние четырнадцать лет я веду не двойную и даже не тройную жизнь, а N-ную, где N – целочисленная переменная, которая варьируется в довольно широких пределах.

Перед следующим сеансом связи я позволил себе расслабиться. На этот раз мне не нужно притворяться, не нужно играть, а нужно просто быть самим собой. Собой изначальным – тем, кем я есть от рождения. То бишь Кевином из Авалона, сыном Артура и Даны.

Я набрал с клавиатуры имя «Малкольм» и нажал клавишу ввода. Внутри голокуба заклубился густой молочно-белый туман. Это явление поставило бы в тупик любого специалиста по оптоэлектронике. Терминал жалобно заскулил, не в силах понять, что происходит, его процессор тщетно пытался восстановить контроль над вышедшей из повиновения видеосистемой. Чтобы успокоить его, я варварски надавил кнопку сброса. Привычный к таким штучкам покетбук, воспользовавшись моментом, полностью перехватил управление стереомонитором. После перезагрузки терминал оказался в подчинённом режиме и больше не стал протестовать.

– Это ты, Кевин? – раздался вопрос из тумана.

– Да, я. По крайне мере, мне так кажется.

– Судя по всему, это ты, – подтвердил мой собеседник. – Подожди, сейчас я перейду в другую комнату. Здесь слишком много народу.

Я подождал. Спустя минуту туман расступился, и я увидел высокого стройного парня с белокурыми волосами и голубыми глазами. Он был одет в алую с золотом мантию и костюм из тёмно-синего бархата; на его голове красовался щегольской берет с белым пером, а на широком, шитом серебром поясе висела шпага в инкрустированных ножнах.

Его звали Малкольм, короче – Мел, и он был моим двоюродным братом. Даже больше, чем двоюродным, так как его мать Бренда приходилась родной сестрой моему отцу, а его отец Колин Лейнстер был сыном брата моей бабушки по материнской линии. Впрочем, в аристократических кругах запутанные родственные связи явление весьма распространённое.

– Привет, Мел, – произнёс я. – С какой стати ты так нарядился?

– По случаю объявления о помолвке. Жаль, что ты не с нами.

– А что за помолвка? – поинтересовался я.

Мел был удивлён:

– Разве Дейдра не оставила тебе сообщения?

– Оставила. Что собирается придушить твою мать.

– Ага. Видно, она сильно расстроилась, опять нарвавшись на твой автоответчик.

– Похоже, что так, – согласился я. – А чью помолвку вы отмечаете?

– Мою.

– Вот здорово! Наконец ты решил остепениться. Поздравляю, Мел, взрослеешь.

Он фыркнул:

– Чья бы корова мычала! Готов поспорить, что в спальне тебя дожидается очередная блондинка.

– Даже если так, – парировал я, – то она одна.

Мел смутился:

– Ну, знаешь...

Он был вроде нашей семейной достопримечательности – этакий придворный плэйбой. Однажды, когда Мелу ещё не исполнилось четырнадцати лет, его матушка решила поцеловать сыночка перед сном, вошла в спальню... и застала своего малыша в обществе двух молоденьких девушек, с которыми он мило развлекался в постельке. Бренда была в шоке, да и Колин не очень-то радовался, когда узнал, что его сын уже мужчина. С тех пор Мел перестал таиться и так загулял, что вскоре переплюнул даже дядюшку Амадиса с его многовековым опытом соблазнения женщин. Признаться, я полагал, что это всерьёз и надолго, а потому был несколько удивлён известием о помолвке.

– И кто же твоя суженая? – спросил я.

Лицо Мела расплылось в улыбке. Я просто обалдел – это было то, что я называл улыбкой влюблённого идиота.

– Она необыкновенная женщина! – восторженно сообщил он.

– Не сомневаюсь. Ведь ей удалось укротить тебя.

Видимо, Мелу надоело стоять перед зеркалом. Он пододвинул стол и уселся на него, свесив ноги.

– Не укротить, а покорить, – уточнил он.

– Тем более. Я сгораю от желания познакомиться с ней.

– А вы знакомы. С самых пелёнок. Она твоя сестра.

– Крошка Ди?! – воскликнул я.

По понятным причинам Мел содрогнулся. Челюсть его на мгновение отвисла.

– Нет, что ты! Такое ещё скажешь... Тоже мне, остряк нашёлся!

Я и сам видел, что пошутил неудачно. Наверное, правы те, кто говорит, что у меня своеобразное чувство юмора. Крошка Ди была, пожалуй, самой прелестной из моих сестёр – очень похожа на тётю Бренду, только с рыжими волосами и зелёными глазами, – но, увы, её изящная красота не предназначалась для мужчин. В детстве Мел и Ди были неразлучной парочкой, сверстники даже дразнили их женихом и невестой, впрочем, совершенно напрасно. Наши родители придерживались единодушного мнения, что Мел и Ди оказали друг на друга плохое влияние, правда, расходились в том, кто из них виноват больше – то ли Мел пристрастил Ди к девчонкам, то ли под влиянием Ди Мел стал таким отъявленным бабником. Кстати, Колин и Бренда отстаивали первую версию, а мои отец и мать были приверженцами второй. Лично я считал, что все четверо неправы и дело, скорее, в наследственности, нежели в чьём-то дурном влиянии. Мел – это второй дядя Амадис; а если копнуть глубже в прошлое, то так и просится сравнение с нашим прадедом, королём Амброзием Пендрагоном, который оставил после себя свыше дюжины внебрачных отпрысков. Что же касается Ди, то и в её случае имеются семейные прецеденты. За примерами далеко ходить не надо: в Солнечном Граде сплетники поговаривают, что в период между своим первым и вторым замужеством Бренда была не прочь прошвырнуться по «розовой» стороне улицы. При всей моей любви к тётушке я сильно подозревал, что в этих сплетнях есть доля сермяжной правды.

Болезненная реакция Мела на мою сомнительную остроту объяснялась очень просто. Четыре года назад, вконец измученный незаслуженными упрёками родителей, он загорелся идеей «перевоспитать» крошку Ди. Не знаю, как ему удалось уломать её (слово «соблазнить» здесь явно не подходит), но ничего хорошего из этого не получилось. После первой же ночи, проведённой с Мелом, Ди откровенно заявила мне, что она, цитирую, «лишний раз убедилась, что все мужчины – грубые животные»; а Мел, прежде не терпевший ни единого поражения и оттого сверх меры самоуверенный, в одночасье обзавёлся целым букетом комплексов, от которых мучительно избавлялся в течение двух месяцев, трижды в неделю проводя по сорок минут на мягкой удобной кушетке в кабинете дяди Брендона, по совместительству исполнявшего обязанности нашего семейного психолога.

– Это Алиса? – уже серьёзно спросил я.

Алиса была ещё молоденькой и не блистала красотой, но в ней присутствовало какое-то своеобразное очарование, которое действовало на мужчин почти безотказно. И так же безотказно действовали на неё мужчины. Погуливать она начала с одиннадцати лет (короче, семейка у нас что надо!), и к своим шестнадцати годам уже обладала немалым опытом. Совсем недавно отец с мрачной иронией заметил, что Мел и Алиса – два сапога пара, вот бы им пожениться. Неужто он попал в точку?..

Однако Мел отрицательно покачал головой:

– Опять мимо. Это Дейдра.

От неожиданности я икнул. Потом икнул ещё раз. Потом выдвинул ящик стола и демонстративно принялся рыться в нём.

– Что-то ищешь? – осведомился Мел.

– Верёвку и кусок мыла, – ответил я. – Чтобы повеситься.

– Завидно, да?

Я резко задвинул ящик и уставился на Мела. Он не шутил, он спрашивал на полном серьёзе. С ума сойти!

– Чёрт возьми, Мел! Как же тебя угораздило?

Он пожал плечами:

– Сам не знаю. Вернее, сейчас я удивляюсь, что не влюбился в неё раньше.

– Раньше ты называл её тётей.

– Это было давно.

– Она старше тебя.

– Всего лишь на полтора года.

– По времени Авалона. А на самом деле... Послушай, Мел, кому ты мозги пудришь – себе или мне? Когда ты был младенцем, Дейдра частенько меняла тебе пелёнки.

– Тем лучше. Она знает меня, как облупленного, и не ждёт никаких сюрпризов.

– Но вы родственники по обеим линиям.

– Так же, как и Эрик, – парировал Мел. – Он тоже родственник по обеим линиям, да ещё на восемь лет моложе меня. Однако в его случае ты не возражал и даже огорчился, когда они разошлись.

Эту карту мне крыть было нечем. Поэтому я пропустил мимо ушей последнее замечание и спросил:

– Как отреагировали на это родители?

Легкомысленное выражение напрочь исчезло с лица Мела. Он мигом посерьёзнел и даже занервничал.

– Здесь что-то нечисто, Кевин, я нутром чую. Мои предки поартачились немного, но только ради проформы. Главным образом, их смущала разница в возрасте. Что же касается твоих, то... В общем, после того как Дейдра поговорила с ними, они вроде бы смирились с неизбежным. Но теперь твоя матушка так смотрит на меня...

– Как?

– Ну, сочувственно, что ли. Понимающе. Как будто всё, наконец, стало на свои места.

– Интересно – что? Ты спрашивал Дейдру об их разговоре?

– Она уклонилась от ответа и тотчас сменила тему. Но ведь я не дурак, Кевин. Пусть Источник для меня закрыт, это ещё не значит, что я безнадёжно глуп.

– У тебя есть какие-то соображения?

– Боюсь, что да.

– Ага, ясно. Поэтому ты обратился ко мне?

Он молча кивнул.

– Хочешь, чтобы я всё выяснил?

Несколько секунд Мел в нерешительности покусывал губы. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке.

– Не думаю, что хочу. Просто мне нужно было с кем-то поговорить... А ты всегда понимал меня.

– Да, Мел. Я понимаю тебя.

– Всё равно Колин мой отец. Даже если окажется, что я... что я не его сын.

– Ты его сын, Мел. В любом случае, ты его сын.

– Но кровь...

– Плевать на кровь! Мы чересчур много внимания уделяем крови. Роемся в грязном белье, судачим, кто с кем и когда спал. Противно... И вообще, разве Колин давал тебе повод усомниться, что он твой настоящий отец?

– Нет. Он – не давал. Зато мама... Порой она делала странные замечания в мой адрес...

– Какие же?

– Ну, например, что я весь в своего отца. А ведь я совсем не похож на... на отца. По крайней мере, что касается женщин. Но тот, другой, – с ним у меня действительно много общего.

Тот, другой, был Морган Фергюсон. Мы оба недолюбливали его: я – из-за Монгфинд, а Мел – из-за матери. В Авалоне ни для кого не секрет, что в своё время у Бренды был роман с Фергюсоном, но даже самые злые языки признают, что их связь прекратилась ещё до её замужества. Если же подозрения Мела подтвердятся, налицо будет тот редкий случай, когда сплетники ошибались насчёт людей в лучшую сторону.

Правда, мне с трудом в это верилось. Сколько себя помню, Колин и Бренда всегда были образцовой супружеской четой. Иногда я по-доброму завидовал той семейной идиллии, в которой воспитывались Мел и его младший брат Бриан. В моей же семье идиллия была разрушена, когда мне стукнуло десять лет...

– Если это окажется правдой, – произнёс Мел, нарушая тягостное молчание, – ты не возненавидишь меня?

– С какой стати?

– За то, что я сын...

– Для меня ты сын Колина, Мел.

– Да, но в моих жилах, возможно, течёт кровь человека, который причинил тебе боль.

– Прежде всего, я сам причинил себе боль. По собственной глупости, – отрезал я; мне был неприятен такой поворот разговора. – Давай оставим это.

Мел кивнул:

– Извини.

– Ладно уж. Так когда ваша свадьба?

– Семнадцатого.

– Так скоро?!

– Нет, в следующем месяце. Соберётся толпа родственников. Надеюсь, ты тоже будешь?

– Ясное дело. Если, конечно, к тому времени вы не одумаетесь.

– Не одумаемся. Мы просто созданы друг для друга.

– И давно вы это поняли?

– На прошлой неделе. – Заметив мою ухмылку, Мел поспешил добавить: – Только ты не подумай, что это несерьёзно.

– Я так не думаю, – ответил я, хотя думал именно так. – Судя по всему, озарение пришло к вам в постели. Или я ошибаюсь?

Мел опять смутился. При всей своей распущенности он был очень застенчив, что только способствовало его успеху у женщин.

– Ну... ты угадал.

– И кто кого соблазнил? Держу пари, что Дейдра тебя.

– В яблочко! – послышался знакомый голос.

Мел посмотрел в сторону и спрыгнул со стола. Секунду спустя в поле моего зрения появилась красивая девушка со слегка вьющимися русыми волосами, наряженная в восхитительное платье из золотой парчи. Её бойкие карие глаза лучились весельем и озорством.

– Привет, Кеви, – весело произнесла она. – Чертовски рада видеть твою мордашку.

– Здравствуй, сестричка, – сказал я нежно.

Я любил Дейдру. Впрочем, её любили все – несмотря на то, что порой она бывала невыносима. У неё был потрясающий дар выводить людей из себя, а потом, с помощью одной лишь улыбки, заставлять их забыть обо всех обидах. По натуре своей она была музыкантом, но, к сожалению, в детстве родители проглядели её талант и не позаботились о его развитии. В результате Дейдра умела играть только на одном инструменте – человеческих нервах – и играла упоённо, подчас теряя чувство меры. Мало кто мог выдержать до конца её затяжные сольные концерты, и, может быть, потому три предыдущих брака Дейдры распались в рекордно короткие сроки. Последний её муж, так сказать долгожитель (он протянул почти полтора года), доверительно поведал мне, что в небольших количествах Дейдра – объеденье, но когда её слишком много, начинается изжога. Я бы ещё поспорил с терминологией, но какой смысл придираться к словам, если они достаточно верно отражают суть.

Дейдра подошла к Мелу и прижалась к нему, как кошечка. Он обнял её за талию. Я вынужден был признать, что они хорошо смотрятся вместе. Обычно Дейдра выглядит старше, взрослее, но сейчас она снова приняла облик совсем молоденькой девушки – ещё один признак того, что она влюбилась.

– Несмотря на дурные предчувствия, – с мрачной торжественностью изрёк я, – от всей души поздравляю вас и желаю многих часов счастья. Сестричка, ты каждый раз самая прекрасная невеста в мире.

– Ты неисправим, братец, – сказала Дейдра, впрочем, ничуть не обидевшись. – Всё тот же казарменный отцовский юмор... Кстати, у твоей новой блондинки отвратительный вкус.

Я немного растерялся:

– С чего ты взяла?

– Та помада, что осталась у тебя на губах, выглядит просто ужасно. Грубо и вульгарно.

– Ага. – Я тщательно вытер губы. – Это... не её помада.

– А чья?

– Моя.

– Что ты с ней делаешь?

– С помадой или с блондинкой?

– Однако ты клоун, Кеви! – рассмеялась Дейдра. – Что ты делаешь с блондинкой, я как-нибудь сама догадаюсь. Но зачем тебе помада?

– Я ем её. Очень полезно и питательно. Никакого холестерина.

– А если без шуток?

Я потупился:

– Мне так стыдно, друзья! Вы поймали меня с поличным. Я тайный гомосексуалист. Моя жизнь разбита...

– Прекрати, несносный!

– Хорошо. Это остатки грима. Я играл роль в театре одного актёра. Сюрреалистическая пьеса с элементами гротеска. Называется «Голубая мечта».

– Ключевое слово, как я понимаю, «голубая»?

– Разумеется. Но и «мечта» несёт определённую смысловую нагрузку.

– Ладно, – отозвался Мел, который моментально затосковал, когда мы с Дейдрой начали свою обычную словесную разминку. Он сразу почувствовал себя в нашей компании третьим лишним. – Вы тут поболтайте, а я пойду. Постараюсь отвлечь матушку – она уже спрашивает, где мы запропастились. Пока, Кевин. Надеюсь увидеть тебя на нашей свадьбе.

– Если она состоится.

– Не каркай. Ворон!

Когда Мел вышел, я укоризненно сказал Дейдре:

– Сестричка, тебе не стыдно совращать малолетних?

Она внимательно посмотрела на меня:

– Ты шутишь или говоришь серьёзно?

– И то, и другое.

– Я люблю его, Кеви.

– Я вижу. И это меня беспокоит. Мне больно, когда ты страдаешь.

– Сейчас я счастлива. С Мелом будет всё по-другому.

– У тебя каждый раз по-другому. И с Эриком было по-другому. А конец всегда один и тот же – твоё разбитое сердце.

Дейдра покачала головой:

– Мел прав. Ты – ворон.

– Зови меня Кассандрой, – сказал я. – Поверь, милая, мне очень хотелось бы ошибиться. Ведь я желаю тебе только добра.

– Знаю, Кеви. Я тоже люблю тебя. – Она немного помолчала, затем добавила: – Не беспокойся. С Мелом действительно всё будет иначе. Раньше у меня были сомнения, дурные предчувствия – но сейчас их нет. Кто знает, может быть, я нашла своего принца.

– Дай-то Бог... Кстати, как это получилось?

Дейдра лукаво улыбнулась:

– Всему виной «Дом Периньон». Неделю назад я выпила лишнего и с бухты-барахты заявила Мелу, что уже несколько лет жду не дождусь, когда он соизволит подвалить ко мне с нескромным предложением. Бедняжка прямо-таки обалдел, и мне чуть ли не силой пришлось тащить его в постель. А на следующее утро мы поняли, что просто не можем жить друг без друга.

– Очень романтическая история, – заметил я. – Могу представить, как радовались родители.

– Я их успокоила.

– Но грубо сработала. Теперь Мел полон подозрений. Ты недооценила его проницательность.

– Я недооценила глубину его внутренних сомнений, – возразила Дейдра. – Достаточно было слабого толчка, чтобы его подозрения стали осознанными.

– Так он действительно сын Моргана?

– Да.

Я удручённо вздохнул:

– Рушится ещё один идеал.

– Ты о чём?

– О мнимой верности Бренды.

– Зря ты так думаешь. Она никогда не изменяла Колину.

– А как же Мел?

– Это весьма занимательная история. Бренда забеременела ещё до того, как Колин женился на ней. В то время он тайно боготворил её и мечтал свернуть Моргану шею. А когда выяснилось, что Бренда ждёт ребёнка, Колин воспользовался ситуацией и сделал ей предложение.

– Но ведь Мел родился... Ах, чёрт!

– Сообразил наконец?

– Да, – кивнул я. – Помню, отец ещё шутил по поводу затянувшегося медового месяца. Сначала Колин и Бренда отправились в длительное свадебное путешествие, а вернувшись, то и дело исчезали на несколько дней, рано ложились спать, поздно просыпались... На самом же деле они уходили в медленный поток времени!

– Вот именно. А где-то через полгода Колин радостно сообщил родственникам, что Бренда на третьем месяце беременности. Уловка стара, как мир, но сработала.

– Однако тебя им провести не удалось.

– Только потому, что я узнала об этом даже раньше, чем Бренда. Мне показался подозрительным её аппетит, и я... поступила не очень порядочно. Впрочем, тогда я была нахальным, бесцеремонным подростком.

– Морган не догадывается, что Мел его сын?

– Думаю, что нет. Но наверняка утверждать не стану. Ведь он хитёр, как дьявол.

Я хмыкнул:

– А зачем, собственно, понадобился этот обман?

– Трудный вопрос. Лично я полагаю, что Бренда хотела избежать соблазна женить на себе Моргана. Что бы там ни говорили, а в то время она была влюблена в него по уши, но всё же ей хватило ума понять, что у их отношений нет будущего. Поэтому Бренда и приняла предложение Колина. А дальнейшее – яркий пример того, как любовь рождается уже в браке.

– Так ты думаешь, что если бы Морган узнал о ребёнке, он бы женился на Бренде?

– Почти уверена в этом. По-своему он любил её и сильно переживал, когда она порвала с ним и решила выйти замуж за Колина.

– Жаль... – невольно вырвалось у меня.

Дейдра с сочувствием посмотрела мне в глаза и грустно улыбнулась:

– Бедный братик. Когда же ты излечишься?

– Не знаю, – ответил я. – Порой мне кажется, что никогда.

– Ты себя истязаешь, Кеви. Твоя фикс-идея насчёт блондинок с голубыми глазами, да ещё непременно замужних...

– Не надо, сестричка! – взмолился я, хотя понимал, что это не поможет. У Дейдры всегда была на подхвате парочка знакомых брюнеток (незамужних, а порой и девственниц), с которыми она пыталась меня свести. В лучшем случае мне приходилось выслушивать хвалебные оды в адрес её новых подруг, а в худшем – целый вечер скучать в обществе какой-нибудь темноволосой красавицы, чтобы затем на прощанье целомудренно поцеловать её в щёчку.

К счастью для меня, в этот самый момент сработала сигнализация.

– Что происходит? – удивилась сестра, озадаченно глядя на красную мигающую надпись между нами: ТРЕВОГА! АТАС!! ХАКЕР!!!

– Это Бренда, – объяснил я. – Снова пытается запеленговать меня. Очевидно, у Мела было на лбу написано, что он разговаривал со мной.

Дейдра пожала плечами:

– Вы как дети, право! Если бы я захотела, то давно бы вычислила, где ты прячешься.

Я чуть было не ляпнул: «Ну-ну, попробуй!», но вовремя прикусил язык. Лучше не испытывать судьбу.

– Ладно, сестричка, закругляемся, – сказал я. – Продолжим наш разговор в следующий раз. Передавай привет отцу и маме.

– Хорошо... Да, между прочим, ради чистого интереса. Что ты от нас скрываешь?

Я улыбнулся:

– Мир, населённый исключительно голубоглазыми блондинками. И все, как одна, замужние.

На самом же деле я скрывал бомбу замедленного действия. В один прекрасный день она рванёт, и тогда... Что будет тогда, во многом зависело от меня. Я должен был сделать так, чтобы эта бомба не разнесла в клочья Вселенную.