Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Источник Мироздания (№2) - Звездная дорога

ModernLib.Net / Фэнтези / Авраменко Олег Евгеньевич / Звездная дорога - Чтение (стр. 26)
Автор: Авраменко Олег Евгеньевич
Жанр: Фэнтези
Серия: Источник Мироздания

 

 


– Он удочерил вас?

– А вы не знали?

– Понятия не имел.

– Странно. Ещё в мае прошлого года Франсуа удочерил меня и сделал своей главной наследницей. Морис был его единственным ребёнком, и когда он погиб...

Софи умолкла, ясный взгляд её потускнел. Трудно сказать, какие чувства обуревали её – грусть, тоска, раскаяние, сожаление, осознание собственной вины... Но в одном сомневаться не приходилось: она не была равнодушна к Морису и очень болезненно восприняла известие о его гибели. Эта боль всё ещё жила в ней...

– Вы сильно любили своего мужа? – напрямик спросил я.

Это был бесцеремонный и нетактичный вопрос, но мне очень хотелось услышать ответ. Главным образом меня интересовало не то, что она скажет (на её откровенность я не рассчитывал), а как она это скажет.

Софи ответила не сразу. Сперва она внимательно осмотрела свои безупречно наманикюренные ногти, затем подтянула ноги на сиденье, обхватила колени руками и, откинувшись на спинку кресла, устремила на меня задумчивый взгляд.

Я смотрел на неё, поджав подбородок рукой – чтобы, чего доброго, не отвалилась челюсть. Неужели она не понимает, как соблазнительно выглядит в этой позе?! Или нарочно провоцирует меня?.. Хотя нет, не думаю. Скорее, она слишком непосредственна и, в определённом смысле, наивна – как Пенелопа, которая без всякого умысла разбивает мужские сердца. И женские, впрочем, тоже...

– Я любила Мориса, – наконец заговорила Софи. В её голосе была такая искренность, которую невозможно подделать. Она не пыталась убедить меня и не оправдывалась, а просто констатировала это, как бесспорный факт. – Но Морис не верил в мои чувства. Он не верил, когда я говорила, что люблю его. Я всеми силами старалась доказать ему свою любовь, но он всё равно не верил. Он вбил себе в голову, что я только покоряюсь ему, а сама втайне мечтаю избавиться от него. Возможно, со стороны это так и выглядело, но... Вы ничего не знаете о моём прошлом?

– Кое-что знаю, – ответил я. – В общих чертах.

– Фактически я была рабыней, – продолжала Софи, – хоть и жила в роскоши. Морис купил мне свободу, но тогда я этого не понимала. Я считала его своим новым хозяином, – она грустно усмехнулась, – хозяином моей мечты. Хозяином, которого я любила не в силу долга, а по велению сердца. Морис не уставал твердить мне, что я свободна, и в теории я это знала. Но на практике... Только позже я начала осознавать, что свобода – нечто большее, чем возможность выбирать себе хозяина. И даже большее, чем просто быть хозяином себе. Мне нужно было время, чтобы привыкнуть к свободе, научиться жить без хозяина, обрести самостоятельность – но Морис не хотел этого понять. Он полагал, что достаточно освободить раба, и тот сразу станет свободным человеком.

– А как же ваш... – я с опозданием прикусил язык.

– Что «мой»?

Я растерялся. Надо было срочно что-то придумать, но, как на зло, мои мысли зациклились на одном вопросе, и ничего путного, кроме нелепых отговорок, в голову не приходило. Софи сразу почувствует фальшь...

«Ну и чёрт с ним, – в конце концов решил я. – С какой это стати я должен деликатничать?»

– Мне говорили, – осторожно начал я, – что по пути на Землю вы... э-э... у вас начался роман с одним человеком, другом Мориса. Не знаю, насколько это соответствует действительности, но... мне так говорили.

Софи потупила глаза и густо покраснела. Видя её смущение, я тут же пожалел, что не прибегнул к одной из тех нелепых отговорок, которые лезли мне в голову.

– Вас не совсем точно информировали, – сказала она, не поднимая взгляда. – Или вы неверно поняли. То был не друг, а подруга Мориса.

– Подруга?! – ошарашено переспросил я.

– Да, – кивнула Софи. – Она была без памяти влюблена в Мориса и страшно ревновала. Я хотела успокоить её, мне казалось, что мы и втроём сможем неплохо поладить – ведь на Новой Персии многожёнство в порядке вещей. Алине, подруге Мориса, понравилось со мной, я думала, что всё идёт хорошо, и лишь потом, значительно позже, поняла свою ошибку.

– Стало быть, Морис решил, что вы... ну, эта...

– Нет, хотя в некотором смысле я «эта». На Новой Персии и «это» в порядке вещей, особенно в таких больших гаремах, как тот, где я воспитывалась. – Софи подняла на меня взгляд, в котором, наряду со смущением, был вызов и была насмешка. – Имейте «это» в виду, если вздумаете приударить за мной... А что касается Мориса, то он истолковал моё поведение, как молчаливый протест. И ещё Морис решил, что я придерживаю Алину в надежде, что он снова вернётся к ней, а меня оставит в покое.

– Вы так и не уладили ваши недоразумения?

– Не успели. Тогда я понятия не имела, что делаю всё не так. А Морис молчал, поскольку был уверен, что я выхожу за него против собственной воли, из одного чувства благодарности за своё освобождение. – Она коротко рассмеялась, как я подозреваю, чтобы подавить всхлипыванье. – Бедняга так и умер, считая себя подлецом... Если бы можно было повернуть время вспять!..

«В твоём случае можно, – без особого энтузиазма подумал я. – Если не повернуть время вспять, то исправить былые ошибки...»

Между тем Софи легко вскочила с кресла (её слабость, отчасти развязавшая ей язык, видимо, уже миновала) и подошла к дивану, где лежали сумки с моими и Мориса вещами. Разумеется, её внимание в первую очередь привлекла Грейндал.

– Вот это да! – сказала она, взяв шпагу в руки. – Какая тяжёлая! Небось настоящая, боевая, не из тех бутафорий, с которыми щеголяют придворные олухи в Версале. Ваша, не так ли?

– Фамильная реликвия, – ответил я.

Софи стояла, повернувшись ко мне боком, и я откровенно любовался её изящным профилем. Предупреждение, что она немножко «эта» нисколько не отпугнуло меня. Общаясь с крошкой Ди и Браном Эриксоном, которые на все сто процентов «эти», я убедился, что «эти» – такие же люди, разве что со странностями. Ну а «немножко», тем более у женщин, вообще не считается.

Ещё я думал о том, что в самом начале свалял дурака. Нужно было сразу, как только Софи представилась, сказать: «Очень мило, мадам. Кстати, вы всего лишь на пять минут разминулись со своим мужем»... Впрочем, боюсь, и тогда было поздно. Анализируя свои чувства, я пришёл к выводу, что втрескался ещё в невесту на экране, которая раздевалась перед зеркалом в брачных покоях. Или, самое позднее, это случилось, когда она переступила порог дома в своей лёгкой курточке, припорошенной снегом, обворожительно улыбнулась и произнесла со своим дивным акцентом: «Bonsoir, monsieur»...

Набравшись мужества, я встал с кресла и твёрдо заговорил:

– Софи, пожалуйста, исполните одну мою просьбу, какой бы странной она вам ни показалась.

Озадаченная моим тоном, Софи положила на прежнее место шпагу и повернулась ко мне.

– Смотря какая будет просьба, – заметила она. – Если вы предложите переспать, то... Хотя нет. Эта просьба не показалась бы мне странной. Нахальной – да. Но ни капельки не странной.

– Речь не об этом, – торопливо сказал я, но боюсь, что моё лицо выражало живейший интерес к затронутой теме.

– А о чём? Что я должна сделать?

– Немедленно садитесь в флайер и отправляйтесь к своему тестю. Он у себя на вилле, где-то в Монако. Знаете где?

– Знаю. Но...

– Никаких «но»! – Я резко, почти грубо, взял её за плечи. – Либо вы сейчас же улетаете, либо я за себя не отвечаю. Понятно?

Я отпустил Софи, и она испуганно попятилась. Похоже, мой взгляд был слегка жутковат – а может, и не слегка. Я сам далеко не был уверен, что это лишь пустая угроза. Сначала я собирался сообщить Софи, что Морис жив, но потом как представил, что она, после недоверчивых расспросов, станет радоваться у меня на глазах, да ещё от избытка счастья бросится мне на шею... вот тогда и озверел!

Я сделал шаг вперёд, Софи снова отступила.

– Хорошо, – сказала она. – Хорошо, сейчас я улетаю. Только сначала свяжусь с Франсуа...

– Свяжетесь в флайере! – рявкнул я и сделал ещё один шаг.

Софи вздохнула и взяла с кресла свою куртку.

– Ладно, договорились. – После секундных колебаний она робко подступила ко мне и чмокнула меня в щеку. – До свидания, Эрик Брендон. Извините, если я вас спровоцировала, но... Я ещё не сказала «нет».

И боясь, что её последние слова послужат для меня сигналом к действию, Софи быстро выбежала из холла. Затем громко хлопнула входная дверь.

Я наблюдал в окно, как Софи, надевая на ходу куртку, подошла к флайеру, немного постояла в нерешительности, потом оглянулась, увидела меня и помахала мне рукой. Впоследствии, вспоминая о ней, я часто представлял её именно такой – на освещённой посадочными огнями заснеженной площадке возле флайера, с поднятой в прощальном жесте рукой и с развевающимися на ветру волосами... Наконец Софи забралась внутрь, задвинула за собой прозрачную дверцу, затем флайер плавно поднялся и так же плавно устремился вдаль, пока не исчез в ночной мгле.

Прощай, Софи... До свидания. Ты разбила мне сердце и улетела к Морису, которого всё ещё любишь. Но у нас впереди долгая жизнь – ты даже не подозреваешь, насколько долгая. Когда-нибудь мы возобновим наш сегодняшний разговор. Но это будет нескоро. А пока прощай, Софи... До свидания.

Морис... Ты мне друг, но теперь ты мой соперник. Я не желаю тебе зла, живи долго и счастливо... если сможешь. У меня хватило порядочности не воспользоваться тем, что Софи считает тебя погибшим, однако я сильно сомневаюсь, что мне достанет благородства не вмешиваться в твою личную жизнь. Ты хороший парень, жена любит тебя, и мне трудно будет разрушить твой брак. Тем не менее я попытаюсь – хотя не уверен, что моя попытка не обернётся для всех нас троих мучительной пыткой. Извини, Морис...

Радка... Над нашей любовью с самого начала довлел рок. Против нас было всё – наша молодость, соперничество между нашими Домами, глупость твоего брата Зорана, самодурство твоего деда, моя гордыня. Смерть Ладислава сокрушила разделявшие нас преграды, но на их месте образовалась бездонная пропасть, а мы оказались по разные её стороны... Что ж, быть по тому. Извини, дорогая. Прости, если можешь. Прощай...

Я вздохнул, отошёл от окна и достал из кармана блокнот. Благодарение Митре, я не записал координаты этого мира, целиком полагаясь на свою память, а остальные заметки были вполне невинны по содержанию. Даже если деятели из Звёздной Палаты тщательно изучали мой блокнот в надежде обнаружить хоть что-то, проливающее свет на гибель Ладислава, вряд ли их заинтересовал внушительный перечень номерных банковских счетов или список членов правления какой-то там корпорации «Авалон». А если и заинтересовал, то откуда им знать, в котором из миров эти счета действительны, где искать тех самых членов правления и в каком именно Нью-Йорке проживает Антон Стоич.

Вот с этого самого Стоича я и решил начать. По всей видимости, как раз сейчас он готовится закрыть свой офис, предвкушая приятный вечер в кругу семьи, и не ожидает, что к концу рабочего дня к нему нагрянет личный представитель самого загадочного из его клиентов, Пита Мердока. Забудь, Антон, о приятном вечере – тебя ждут великие дела.

Я мельком взглянул в зеркало и подумал, что Стоич, небось, примет меня за одного из мальчиков Пита. Проклятый Кевин! Почему бы ему, разнообразия ради, хоть разок не притвориться нормальным человеком? Так нет же! Вестимо – извращенец...

* * *

В «домик в Альпах» я вернулся лишь на рассвете с приятным чувством хорошо выполненной работы. В правом кармане моего пиджака лежала пачка наличных на текущие расходы, а в новом бумажнике из натуральной крокодиловой кожи – десяток кредитных карточек на предъявителя. Кроме того, в токийском отделении Транснационального банка я при содействии Антона Стоича открыл счёт на имя Эрика Брендона, уроженца далёкой и экзотической планеты Лендлайт15. А вдобавок ко всему, на это же имя был задепонирован внушительный пакет акций разных компаний, которые Стоич скупил для Кевина, но ещё не успел оформить их на фиктивных держателей. Признаться, меня потрясли масштабы деятельности кузена – а ведь это была лишь вершина айсберга.

Теперь я прочно стоял на ногах в этом мире; однако в данный момент меня здорово покачивало от усталости и сильно клонило ко сну. По этой причине я был немного рассеян и не сразу обнаружил присутствие в доме постороннего человека.

Он сидел в кресле в углу холла и держал в левой руке наполовину скуренную сигару, от которой в помещении распространялся ароматный, но немного едкий дым. Это был крупный, коренастого телосложения мужчина лет пятидесяти, со светлыми волосами и стального оттенка серыми глазами. За мягкими чертами его чуть ли не благообразного лица угадывалась сильная, целеустремлённая натура.

На моё появление он отреагировал спокойно, без малейшего намёка на испуг, а скорее с любопытством, как будто я продемонстрировал перед ним новый фокус.

Он неторопливо стряхнул пепел с сигары в пепельницу, поднялся с кресла и произнёс:

– Даже если я не поверил удивительному рассказу Мориса, ваш трюк развеял мои последние сомнения. Очень, очень эффектно.

– Так вы месье Франсуа де Бельфор? – осведомился я.

– Угадали, – кивнул Бельфор-старший. – А вы, как я понимаю, тот самый Эрик из Света?

– Точно.

Он подошёл ко мне ближе и протянул руку:

– Приятно с вами познакомиться.

– Мне тоже, – сказал я, и мы обменялись рукопожатиями. – Значит, Морис вам всё рассказал?

– Да. И самое странное, что я ему сразу поверил. Хотя по натуре я скептик и привык подвергать сомнению даже очевидные факты, но внезапное появление Мориса застало меня врасплох. Это вы надоумили его совершить кавалерийский наезд?

– Нет, это была его инициатива. Я как раз наоборот – предлагал ему для начала связаться с вами.

Бельфор-старший хмыкнул:

– Что ж. Как видно, за полтора года отсутствия Морис начал кое-что смыслить в практической психологии. Беседуя с ним, я не мог отделаться от впечатления, что он повзрослел как минимум лет на пять, а то и на все десять.

– Оно и понятно, – заметил я. – За эти полтора года Морис многое пережил. А кстати, где он сейчас?

– С женой. – Франсуа де Бельфор улыбнулся, и его добродушная улыбка почему-то вызвала у меня раздражение. – Празднуют воссоединение семьи. Морис несколько раз пытался связаться с вами, но вы не отвечали, поэтому он попросил меня передать вам свои извинения и сказать, что освободится лишь после обеда. Вы же понимаете – как-никак, полтора года разлуки с любимым человеком.

– Да, конечно. Понимаю.

Я с трудом вымучил улыбку, долженствующую выражать это самое понимание, и, заложив судорожно сжатые в кулаки руки в карманы пиджака, прошёлся по комнате. Мысль о том, что сейчас Морис и Софи спят в одной постели, сводила меня с ума. А ведь это только начало! То ли ещё будет...

Бельфор-старший с неослабевающим интересом наблюдал за мной. Ясное дело – для него я был неким экзотическим существом, лишь внешне похожим на человека. С подобной реакцией я сталкивался неединожды.

И кстати, о птичках. Насчёт похожести. Морис ни капельки не был похож на своего отца – или того, кого считает своим отцом. Не этим ли объясняется его резкая реакция на моё предположение, что замок в двери считывает структуру ДНК?..

На сей раз я не допустил такой промашки, как с Софи, и воздействовал на него заклятием обычной мощности.

Никакой реакции не последовало. Впрочем, иного я не ожидал. Если бы и Франсуа де Бельфор оказался колдуном, впору было бы повеситься. Законы вероятности и так взбесились, что дальше некуда. Слишком много совпадений – до того много, что в здравом уме поверить в них невозможно...

Между тем Бельфор подступил к дивану и взял в руки шпагу. Но заговорил он не о ней:

– Если не ошибаюсь, сейчас вы подумали, что, быть может, Морис не мой сын.

Это был не вопрос, а констатация факта. Я смутился:

– Ну... По правде сказать...

– Так вот, вы совершенно правы. Я не родной отец Мориса.

Внезапно Грейндал вырвалась из рук Бельфора и выскользнула из ножен. Её клинок угрожающе засиял. Затем она дрогнула, клинок потускнел, и какая-то чуждая сила грубо швырнула её в противоположный конец холла.

Озадаченный странным поведением шпаги, я поначалу не обратил внимания на стремительные перемены, происходившие с внешностью Бельфора. Когда я наконец спохватился, трансформация уже завершилась.

Повсюду вокруг меня царила мощь Хаоса, а передо мной стоял высокий стройный темноволосый мужчина, очень похожий на дядю Артура. Но это не был Артур!

Я мгновенно узнал его, хотя прежде видел только его портрет.

– Александр!..

Он наградил меня гадкой ухмылкой:

– Вот и отлично, нет нужды представляться. Что же ты молчишь, племянничек? Не рад встрече с дядюшкой? Ай-ай-ай, как это невежливо с твоей стороны!

Я попытался дотянуться до Формирующих, но Александр остановил меня. Он не применял никакого колдовства, а просто огрел меня кулаком по голове.

Прежде, чем потерять сознание, я успел подумать, что законы вероятности вовсе не свихнулись. Просто им до чёртиков надоело управлять этим сумасшедшим миром, и они ушли в бессрочный отпуск...

23. КЕВИН

Открытие очередной сессии Национального Собрания Астурии состоялось на два часа позже назначенного времени. Задержка была вызвана тем, что утром Верховный Суд огласил промежуточное постановление о конституционной обоснованности запроса Сената об отрешении царствующего короля Рикардо VII от престола по причине его невменяемости. Фактически это означало, что смещение уже произошло, хотя де-юре ещё требовало надлежащего оформления с соблюдением всех процедурных формальностей. Анхела была вторично приведена к присяге в качестве регента королевства, на этот раз с формулировкой: «до окончательного урегулирования вопроса о преемственности верховной власти».

Поначалу я даже не оценил всей тонкости этого политического манёвра и счёл происшедшее лишь очередной психологической атакой на строптивых депутатов. Но позже я узнал, что таким образом Анхела сохранила за собой статус главы государства на весь переходной период, поскольку в момент оглашения постановления она, согласно действующей конституции, ещё не могла претендовать на престол. А закон – «во избежание давления на судебные инстанции» – не позволял при возбуждении дела о смещении монарха назначать регентом его возможного преемника, которым формально был Рик. Если верить Анхеле (а я не видел оснований не верить ей), Верховный Суд, состоящий, как известно, тоже из людей, предпринял этот шаг по собственной инициативе и, строго следуя букве закона, сознательно пренебрёг его духом с тем, чтобы предотвратить возникновение краткосрочного, но всё же нежелательного правительственного кризиса в процессе смены власти.

Первое пленарное заседание нижней палаты парламента началось почти при полном кворуме, отсутствовало лишь несколько депутатов от оппозиции, которые, что называется, уже проголосовали ногами. Лидеры парламентского большинства, понимая, что на счету каждый голос, буквально разбились в лепёшку, но обеспечили стопроцентную явку как членов правящего блока, так и представителей нейтральных фракций, к которым после вчерашнего раскола присоединились социалисты.

Спикер, объявив об открытии сессии, сразу перешёл к делу и поставил депутатов в известность, что им получено официальное уведомление о намерении Короны воспользоваться своей привилегией и требовать голосования по вносимому правительством законопроекту без его предварительного обсуждения. Посему, в соответствии с регламентом, принятие повестки дня и решение процедурных вопросов было перенесено на более поздний срок, и парламентский пристав пригласил в зал заседаний королеву.

Монархия на Астурии не была декоративным институтом, глава государства не только исполнял представительские функции, но и обладал широкими властными полномочиями. Именно по этой причине появление Анхелы в парламенте не сопровождалось пышными церемониями, всё произошло в будничной, деловой обстановке, без помпы, а её выступление было не ритуальным действом, не данью традиции, не пустопорожней болтовнёй на общие темы. Это была программная речь председателя правительства перед избранниками народа.

Я слушал доклад Анхелы, сидя в ложе для почётных гостей вместе с Дженнифер, Дейдрой, Джо и Риком. Наша ложа привлекала внимание депутатов почти в той же мере, что и трибуна, с которой выступала Анхела. В каждый момент на нас пялилось как минимум полторы сотни пар глаз; и смотрели-то главным образом на меня. А время от времени к нам поворачивались телекамеры, и тогда мою физиономию лицезрели миллионы граждан планеты. Мужчины, небось, пожимали плечами и думали, а может быть, даже говорили: «И что Анхела в нём нашла?»... Я искренне надеялся, что женская часть зрительской аудитории была обо мне чуточку лучшего мнения.

Очевидно, во время вчерашних «тайных вечерь» депутаты забыли решить, когда дружно хлопать в ладоши, когда согласно кивать, а когда качать головами. Доклад Анхелы они слушали молча, не проявляя в организованном порядке никаких эмоций, кроме откровенного нетерпения. И только в самом конце, когда речь зашла о поправке к конституции, зал наконец ожил, одобрительно зашумел, раздались аплодисменты. Теперь, по выражению лиц парламентариев я мог определить если не их партийную принадлежность, то, по крайней мере, степень их лояльности к королевской власти. Кислые рожи были в явном меньшинстве – но в достаточном ли меньшинстве?

Накануне я дал себе слово не влиять на решение депутатов, однако сильно сомневался, смогу ли устоять перед соблазном, если окажется, что для принятия поправки недостаёт одного или двух голосов. По натуре своей я заядлый болельщик и, как все болельщики, страшно не люблю, когда моя команда проигрывает. А сейчас моей командой была Анхела, и я болел за неё.

Закончив своё выступление напоминанием о королевской привилегии, Анхела вернулась в правительственную ложу и, перекинувшись несколькими словами с министрами, стала спокойно ждать дальнейшего развития событий. На её бесстрастном лице не было заметно ни малейших признаков волнения или неуверенности. Похоже, она нисколько не сомневалась в том, что поправка будет принята.

После короткой перепалки правых с левыми депутатский корпус простым большинством принял решение не уходить на перерыв, а немедленно приступить к поимённому голосованию. Поскольку речь шла о конституционном законе, регламентом предусматривалась специальная процедура его принятия – не только поимённо, но гласно и открыто. Парламентский пристав вызывал депутатов в алфавитном порядке, те поднимались и говорили «за» или «против», причём «воздержался» не допускалось. Это здорово напоминало мне серию послематчевых одиннадцатиметровых ударов, марафонскую серию – из пятисот попыток нужно не менее четырёхсот раз попасть в ворота, иначе будет засчитано поражение.

Как я ни старался выглядеть невозмутимым, ничего у меня не получалось. Когда пристав вызывал очередного депутата, я непроизвольно напрягался и даже подавался вперёд; а когда звучал ответ «против», из моей груди вырывался вздох разочарования – ещё один промах!

Рик тоже нервничал и время от времени покусывал нижнюю губу. Дейдра и Джо откровенно скучали, а Дженнифер наблюдала за происходящим со спокойным любопытством. В соседней ложе, битком набитой членами королевской семьи, болели не столько за Анхелу, сколько за саму монархию. Никто из них не хотел, чтобы на смену Рикардо Безумному пришёл Рикардо Безалаберный. Кроме того, для представителей младших ветвей рода отмена статьи о непрерывности старшей линии давала надежду, что при удачном стечении обстоятельств их потомки смогут претендовать на престол.

Когда проголосовало триста семь депутатов, за принятие поправки высказалось двести шестьдесят два человека. Сделав паузу и прокашлявшись, парламентский пристав назвал имя триста восьмого – члена фракции Республиканской Народной Партии. Все замерли в напряжённом ожидании.

Республиканец поднялся и, осознавая важность момента, с нарочной медлительностью произнёс:

– От имени моих избирателей имею честь отдать свой голос за предложенный законопроект.

После этих слов зал буквально взорвался шквалом аплодисментов. Многие достопочтенные депутаты даже повставали со своих мест, с галереи для публики послышался одобрительный свист, а телекамеры, отдав должное «мужественному оппозиционеру», повернулись к правительственной ложе, чтобы показать крупным планом королеву.

С лица Анхелы мигом слетела маска бесстрастности. Она обворожительно улыбалась своим подданным, а её глаза сияли торжеством.

– Что произошло? – недоуменно спросила Дженнифер.

– Победа, – коротко ответил я и откинулся на спинку кресла.

– Но ведь «за» только двести шестьдесят три человека, а нужно четыреста.

– Будет и четыреста. Теперь точно будет. Это был двадцать шестой республиканец, проголосовавший за принятие поправки. Как раз столько не хватало для конституционного большинства.

Дженнифер тряхнула головой:

– Как я сразу не сообразила!

Хотя мы говорили по-валлийски, Рик понял, о чём идёт речь.

– Вот и кончились мои мучения, – с довольной улыбкой произнёс он. – Теперь я вольная птица.

– Поздравляю, – сказал я.

– Взаимно, – лукаво ответил Рик. – Можешь заказывать себе апартаменты в Брюсселе.

Я покраснел, поняв намёк. В Брюсселе находилась штаб-квартира Содружества, и там же заседал Постоянный Комитет.

К счастью, Дейдра почувствовала мою неловкость и пришла мне на выручку.

– А вы не жалеете об утраченной короне? – спросила она у Рика.

– Жалеет ли орёл о клетке... – Он ухмыльнулся и покачал головой. – Между прочим, о клетках. Если собираетесь незаметно выпорхнуть отсюда, сейчас самое время.

* * *

Рик оказался прав. Пока спикер тщетно призывал депутатов и публику к порядку, мы воспользовались царившей суматохой и беспрепятственно выбрались из здания парламента, не встретив по пути ни единого репортёра. Вся журналистская рать атаковала зал заседаний, а если кто и заметил наше исчезновение, то поздно опомнился – спустя десять минут служебный флайер доставил нас к королевскому дворцу, и мы оказались вне пределов досягаемости средств массовой информации.

Впрочем, во дворец вернулись не все – только я, Дейдра и Дженнифер. Джо отправился в главный комиссариат уголовной полиции, а Рик решил составить ему компанию. Накануне вечером министр внутренних дел поделился с Джо своими заботами, посетовал на то, что из-за недостатка квалифицированных кадров никак не удаётся распутать несколько в высшей степени сложных и загадочных дел. Джо согласился ознакомиться с материалами следствия и, если они его заинтересуют, провести своё собственное, неофициальное расследование – то ли хотел пустить пыль в глаза журналистам, заинтригованным его появлением на Астурии, то ли в нём возобладали профессиональные инстинкты.

Дженнифер даже не пыталась скрыть облегчения в связи с тем, что Джо лишил нас своего общества. Как-то сразу она прониклась к нему антипатией, которая всего за один вечер переросла в откровенную неприязнь – только из-за того, что некогда он был сообщником Александра. Надо сказать, что эта неприязнь не была взаимной. Дженнифер произвела на Джо самое лучшее впечатление, и я видел, как его огорчает такое отношение с её стороны. Но он смирился с этим. Он также смирился и с тем, что, когда Дженнифер узнает о нём побольше, то станет презирать его. Раньше я считал, что Джо ещё легко отделался, фактически вышел сухим из воды, однако теперь, познакомившись с ним лично, начал понимать, что всё не так просто. Разве можно более жестоко наказать человека, чем лишить его права называться отцом?..


Бренда ждала нас в моём кабинете. Когда мы вошли, она сидела в своей излюбленной позе – подвернув под себя ноги – в большом мягком кресле и возилась с ноутбуком «Квазар» новейшей модели.

– Твой выбор нельзя назвать удачным, – произнёс я вместо приветствия. – Машина хорошая, но с заскоками.

– Зато жутко крутая, – ответила Бренда. Она тепло улыбнулась всем нам, а Дженнифер наградила отдельной улыбкой. – Дженни, как ты относишься к тому, чтобы посетить матушку-Землю?

– С восторгом, – сказала Дженнифер, однако в её голосе было больше усталости, чем восторга. – Когда?

– Прямо сейчас. Насколько я понимаю, в ближайшие несколько часов твоё отсутствие здесь вряд ли будет замечено.

Дженнифер согласно кивнула, а затем, не в силах сдержаться, прикрыла ладонью рот и зевнула. Она никак не могла приспособиться к двадцатипятичасовому ритму жизни, а вчерашняя экскурсия по разным мирам и в разных потоках времени вовсе выбила её из колеи.

– Ага... Вот только бы немного отдохнуть...

– Отдохнёшь в логове Колина. Там время течёт очень быстро. Договорились?

– Да, – ответила Дженнифер и снова зевнула.

– А разве Колин не на Земле? – поинтересовался я, усаживаясь в кресло за рабочим столом.

– Уже нет. Нагрузился книгами и ушёл в быстрый поток, чтобы поскорее наверстать упущенное.

Я пожал плечами:

– С чего бы такая спешка?

– Можно подумать, ты не догадываешься! – фыркнула Бренда. – Раньше Колин был твоим учителем, именно он пристрастил тебя к физике, а сейчас читает твои работы – и ни черта не смыслит. Понятно, это бесит его.

– Ещё бы! – усмехнулся я.

Равнодушный к власти, Колин был крайне честолюбив, когда речь шла о физике и, особенно, о теории поля. В этой области человеческого знания он привык быть самым лучшим и не терпел никакой конкуренции, а его ребяческая страсть ко всякого рода премиям и почётным званиям стала темой многочисленных анекдотов. Лет десять назад мой отец, большой любитель плоских шуточек, решил учредить ежегодную Артуровскую премию по физике. Колин отговорил его от этой затеи – и вовсе не из скромности (где там!), а чтобы не оказаться в смешном положении. На моей родине, в мире, ну очень скромно названном отцом в свою собственную честь, у Колина пока что не было серьёзных соперников – за исключением, разумеется, меня и той, чьё имя я избегал произносить даже мысленно...


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28