11. КЕВИН

Причины, по которым Терра-де-Астурия, находящаяся в центральной части Галактики, тем не менее оказалась чуть ли не на задворках цивилизации, можно выразить одним словом – невезение. Она была открыта сравнительно недавно, три столетия назад, королевской научной экспедицией с Терры-Кастилии. Планета принадлежала к редкой категории ЧЗТ (Чисто Земного Типа), изначально была приспособлена к жизни людей и ни в малейшей степени не нуждалась в специальной обработке, именуемой терраформированием. Посему в рекордно короткие сроки она была освоена и колонизирована, а вскоре на политической карте Галактики появилось новое государство. Власти материнской планеты прекрасно понимали всю безнадёжность попыток удержать контроль над Астурией, и правивший в то время король попросту «подарил» её своему младшему сыну.

С тех пор для Астурии начался период если не стагнации, то крайне замедленного развития. Виной тому была её удалённость от других населённых планет. Окрестности Галактического Ядра вообще не очень подходящее место для возникновения пригодных для жизни планет, а южный регион в этом отношении и вовсе был обделён природой. Астурия с её чисто земными характеристиками представляла поразительное исключение из правила – но, увы, находилась она слишком далеко от главных космических магистралей, её недра не были богаты на полезные ископаемые, почва не отличалась особым плодородием, в реках, озёрах, морях и океанах водилась вполне заурядная рыба, а среди обитателей суши нашлось лишь несколько ценных пород, годящихся на экспорт. Словом, изначальный экономический потенциал Астурии оказался весьма невысок, перспективы роста – сомнительны из-за её обособленности. Единственным неоспоримым достоинством планеты был ровный мягкий климат и восхитительное ночное небо, усеянное мириадами ярких звёзд. Первые короли пытались превратить Астурию в галактический курорт, но, видимо, взялись за дело не с того конца и лишь впустую потратили кредиты Галактического банка реконструкции и развития. Планета стала считаться зоной высокого риска капиталовложений, и многие поколения астурийцев расплачивались за непредприимчивость своих предков отчуждённостью от остального мира и почти полным забвением. Только в последнее время потенциальные инвесторы вновь начали проявлять осторожный интерес к проекту трёхсотлетней давности. Перед отлётом с Земли я просмотрел старые рекламные ролики, ознакомился с историей Астурии, а также с её настоящим, и решил, что если Рик предложит мне сотрудничество, то его родина вполне сгодится для осуществления моей давней мечты о создании собственного научно-исследовательского учреждения – Института пространства и времени Фонда Макартура. А может, и не только для этого. В конце концов, несмотря на свою изолированность, Астурия находится в центре Галактики, а что касается космических путей, то их можно изменить – было бы желание и необходимые средства.

Я проснулся от яркого солнечного света, щедро лившегося в широкие окна спальни роскошных гостевых апартаментов королевского дворца. В постели я был один и в первый момент спросонья подумал, что Дженнифер, как обычно, встала раньше меня, и сейчас либо принимает душ, либо завтракает. Затем я вспомнил, что накануне мы решили не афишировать с самого начала наших отношений и впервые с момента знакомства легли спать порознь.

Мы совершили посадку на Астурии, когда в её столице, Нуэво-Овьедо, была поздняя ночь. При других обстоятельствах нас продержали бы на карантине до самого утра, поскольку мы прибыли невесть откуда на частном челноке, но в данном случае мы столкнулись с тем, что называется радушным приёмом желанных гостей. Специально ради нас в порт прибыла передвижная экспресс-лаборатория Королевского института микробиологии с целым отрядом специалистов, возглавляемых самим профессором Альбой – ещё одной после Рика достопримечательностью этой провинциальной планеты. Восьмидесятилетний Фернандо Альба, как оказалось – весьма приятный мужчина, был широко известен своими работами в области субмолекулярной генетики, его неоднократно приглашали к себе ведущие научные центры Галактики, но он неизменно отклонял все заманчивые предложения и оставался на Астурии. Родина гордилась им, и нужно отдать ей (то бишь родине) должное – она создала для него такие условия, предоставила ему такую свободу в распоряжении средствами, о которых многие другие учёные, даже его уровня, могли только мечтать. С немалой долей удивления я обнаружил, что Дженнифер неплохо разбирается в биологии, и, пока готовились результаты всех анализов, она увлечённо беседовала с профессором, благо тот свободно изъяснялся по-итальянски.

А я поначалу был несколько разочарован. Я ожидал, что Рик, несмотря на поздний час, лично явится в порт, но его не было, и это разозлило меня. Лишь позже выяснилось, что в настоящее время он отсутствует на планете. Рик ожидал моего прибытия не раньше чем через три дня, а пока суть да дело решил немного прокатиться на переоборудованном под яхту стареньком военном катере. Как мне сообщили «по секрету», в качестве второго пилота он прихватил свою новую пассию, которая ничего не смыслила в астронавигации, зато была чертовски привлекательной крошкой...

Я ещё немного повалялся в постели, затем неохотно встал, чувствуя себя несколько вялым от пересыпания. И дело вовсе не в том, что здешние сутки длиннее земных на сорок семь с хвостиком минут – это сущие мелочи. Просто перед посадкой на Астурию я хорошо выспался, а через четыре часа вновь вынужден был лечь в постель, чтобы настроиться на местный ритм жизни. И, как ни странно, почти сразу заснул.

Я накинул на себя халат и вышел из спальни, всё ещё надеясь застать Дженнифер за завтраком. Как близких родственников, нас поселили в одних покоях, впрочем, настоящих царских палатах, где могла бы жить припеваючи многодетная семья. Ночью у меня даже возникло искушение тайком пробраться к Дженнифер, однако я устоял перед этим соблазном. Она, видимо, тоже.

Просторная гостиная была обставлена с большим вкусом и претензией на изысканность. В целом мне нравилось убранство моих комнат, несмотря на некоторую крикливость отдельных деталей обстановки и явственно присутствующий конфликт между традиционно консервативным аристократическим стилем и новейшими достижениями технологической мысли в области быта. Это здорово напоминало мне мою родину, где на каждом шагу встречались анахронизмы вроде счётно-кассового аппарата в типично средневековой таверне или разодетого вельможи при шпаге в шикарном роллс-ройсе. Всё-таки в просвещённой монархии есть своя, особая прелесть.

Спальня Дженнифер была пуста, но на разобранной постели я нашёл адресованную мне коротенькую записку:

«Кевин. Королева любезно пригласила меня позавтракать с ней. Целую, соня. Твоя Дж.»

Я машинально подобрал с пола небрежно брошенную ночную рубашку, положил её на кровать, сунул записку в карман халата и вышел из спальни. По пути к себе я думал о ночи, проведённой без Дженнифер. С одной стороны мне было немного грустно, с другой же – я испытывал какое-то странное облегчение. Именно так, наверное, чувствует себя кровосмеситель, сделавший первый шаг к тому, чтобы вырваться из порочного круга, прекратить свою предосудительную связь с родной сестрой, дочерью... или тёткой. Я бы, пожалуй, обратился за советом к Брендону, если бы не знал наперёд, что он мне скажет. В каждой женщине, замужней голубоглазой блондинке, я хотел видеть Монгфинд. Занимаясь с ней любовью, я воображал, что делаю это с Монгфинд, а в роли обманутого мужа выступает Морган Фергюсон. В случае с Дженнифер мои фантазии обрели иллюзию реальности, подсознание наконец получило своё и угомонилось. Возможно, я начал избавляться от внутренних пут, но... Я совсем не радовался предстоящему исцелению. Меня мучила мысль, что я навсегда потерял Дженнифер, вернее, потерял способность любить её как женщину. Теперь я не хотел видеть в ней сестру, но было уже поздно, прошлого не вернёшь. Нельзя приготовить омлет, не разбив яйца, а если ты разбрасываешь камни, то рано или поздно приходится их собирать. Одно наваждение сменяется другим – это закон природы, закон сохранения наваждений.

Что ж, быть по тому. В конце концов, не так уж и плохо заиметь ещё одну сестру...

Я побрился, принял душ, поел, привёл себя в надлежащий вид и справился о Дженнифер. Мне сказали, что после завтрака у королевы она отправилась в институт микробиологии, куда ещё накануне её пригласил профессор Альба. Молодой кабальеро дон Хесус де Лос Трес Монтаньос, приставленный ко мне в качестве гида, сообщил, что королева желает встретиться со мной за обедом, а пока поручила ему ознакомить меня с достопримечательностями стольного града Нуэво-Овьедо.

Я вежливо ответил, что в данный момент не расположен к экскурсии и предпочёл бы прогуляться в одиночестве где-нибудь в тихом спокойном местечке. Юный дон Хесус, однако, сделал вид, что не понял моего прозрачного намёка, и вызвался составить мне компанию на прогулке в дворцовом парке. Мне стоило больших трудов отделаться от него, но, к счастью, я вовремя сообразил, что парнем движет не служебное рвение, а банальный интерес к личности Сорвиголовы Макартура. Лишь после того, как я твёрдо пообещал в ближайшие дни выкроить время и детально рассказать ему обо всех перипетиях последних трансгалактических гонок, он оставил меня в покое.

В течение следующего часа я бесцельно блуждал по обширному дворцовому парку, переходя с одной аллеи на другую. Изредка мне встречались люди, с которыми я в лучшем случае вынужден был учтиво раскланиваться, а в худшем – вступать в разговор. Такие «случайные» встречи происходили чем дальше, тем чаще, а собеседники становились всё более словоохотливыми. Вскоре мне это надоело и я принялся искать укромное местечко, где мог бы не отвлекаясь предаваться размышлениям.

К парку примыкал ограждённый со всех сторон сад, как я убедился, совершенно безлюдный; очевидно, он был предназначен только для избранных. Я без колебаний отнёс себя к этой категории, поскольку был гостем наследного принца, и не сомневался, что буду пропущен внутрь, если обращусь с такой просьбой к компетентным лицам. Однако мне не хотелось афишировать своих намерений – ведь и среди избранных хватает любопытных, поэтому я просто улучил момент, когда поблизости никого не было, встал на невысокий каменный парапет забора и... нарушил мной же установленные правила поведения в этом мире, которые время от времени всё-таки приходилось нарушать. Если кто-нибудь и наблюдал за мной в этот момент, то ему показалось, что я непостижимым образом ухитрился протиснуться между прутьями решётки забора.

Проникнув без приглашения в сад, я неторопливым хозяйским шагом направился вглубь и шёл, пока забор не скрылся за деревьями. Здесь действительно было гораздо спокойнее и уютнее, чем снаружи. После недолгих скитаний по саду я облюбовал удобную скамью в тени разлогого дерева и уже собирался сесть, как вдруг увидел женщину в крикливом ярко-красном платье, которая шла по дорожке в моём направлении. Прятаться смысла не было – она заметила меня раньше, чем я её.

И это ещё не всё. Женщину в красном догоняла высокая и стройная черноволосая девушка в белых шортах и розовой блузке. Я с досадой подумал, что моим надеждам на уединение сбыться не суждено.

– Ваше величество! – громко окликнула девушка.

Женщина в красном (королева!) остановилась и повернулась к ней.

– Вам нужно вернуться, – продолжала девушка, сбавив шаг. Она сказала что-то ещё, но уже не так громко, и я не разобрал её слов.

Королева отрицательно мотнула головой и, видимо, принялась возражать. Девушка настаивала, не собираясь уступать. Их спор затянулся.

А я тем временем осознавал всю неловкость своего положения. Меня так и подмывало смотаться отсюда, пока женщины заняты разговором, но это сильно смахивало бы на позорное бегство провинившегося школьника и было ниже моего достоинства. Я оставался на месте и мужественно ожидал дальнейшего развития событий.

Девушке наконец удалось убедить королеву. Та неохотно кивнула, почему-то погрозила ей пальцем, затем бросила на меня быстрый взгляд и направилась в обратную сторону. Похоже, гроза миновала.

Некоторое время девушка стояла на месте, глядя вслед королеве, потом подошла ко мне. Первое, что поразило меня в ней, это редкое сочетание натуральных чёрных волос и снежно-белой кожи, совсем не тронутой загаром. Кроме того, девушка была очень высокая – по меньшей мере, метр восемьдесят, – и мне не приходилось смотреть на неё сверху вниз; это было приятно. Я подумал, что если вдобавок она наденет туфли на высоких каблуках, то мы с ней будем почти одного роста.

– Как вы сюда попали? – вместо приветствия спросила девушка. – Перелезли через забор?

– Перепрыгнул, – шутливо ответил я. – Прыжки с шестом мой любимый вид спорта.

– Увидев вас в окно, я решила, что вы увлекаетесь корридой, – заметила она. Её реплика показалась мне странноватой. – И поспешила вам на помощь.

– Вы выручили меня из затруднительного положения, – подхватил я. – Было бы неловко встретиться с её величеством, ещё не будучи официально представленным.

– Что?.. – В глазах девушки мелькнуло непонимание, но уже в следующую секунду она согласно кивнула: – Ну да, разумеется. Если не ошибаюсь, вы Кевин Макартур?

– К вашим услугам, донья...

– Анхела.

– Очень приятно, донья Анхела.

– Просто Анхела.

– В таком случае, называйте меня просто Кевин. По рукам?

Анхела ответила мне обворожительной улыбкой:

– Договорились... А знаете, Кевин, вы очень похожи на свою кузину.

Я ухмыльнулся:

– Неужели? Впервые слышу.

Она пожала плечами:

– Наверное, мне показалось. Самовнушение и всё такое. Вообще-то я узнала вас, потому что видела старую запись, где вы сняты вместе с Рикардо на вашей прощальной вечеринке. В отличие от него, вы почти не изменились.

– Здоровый образ жизни, – объяснил я. – Регулярные занятия спортом.

– Прыжками с шестом?

– И корридой.

Анхела рассмеялась, изящно прикрыв ладонью рот. Она была необычайно красива, по мне даже чересчур – как картинка. В её красоте было что-то от рафинированности. Идеальные пропорции фигуры, безукоризненно правильные черты лица почти не давали простора для воображения; глядя на неё, нельзя было представить что-нибудь более совершенное. С такой внешностью хорошо быть моделью, но быть просто женщиной – не мёд. Я видел, что Анхела понимает это и пытается бороться со своей красотой. На её лице не было ни грамма косметики, в которой, к слову сказать, она и не нуждалась, а её роскошные чёрные волосы были небрежно собраны на затылке и скреплены заколкой. Впрочем, с последним она явно перестаралась, это придавало её лицу излишнюю строгость. На мой взгляд, ей больше подошли бы распущенные, слегка всклокоченные волосы, что должно было смягчить её жёсткую красоту.

Правда, Анхелу ещё выручали глаза – столь же необыкновенные, как и всё остальное. Какой-то циник, уж не помню, кто именно, в одной из своих книг написал буквально следующее: «Не девственница – это у женщин по глазам видно». Конечно, не исключено, что у этого писателя было особое чутьё на девственниц, но лично мне никогда не удавалось вычислить девственницу по глазам. Другое дело, что в женских глазах можно увидеть опыт либо отсутствие оного, невинность – а это отнюдь не синоним девственности. Невинность суть состояние души, образ жизни, способ мышления, форма восприятия окружающего мира; невинность имеет лишь самое косвенное отношение к девственности.

Взгляд больших чёрных глаз Анхелы выражал удивительное сочетание невинности и опыта, бесшабашного озорства и здравомыслия, какой-то детской наивности и зрелой рассудительности с некоторой долей скептицизма. Я бы не рискнул держать крупное пари относительно её возраста – с равной вероятностью ей могло быть и двадцать, и тридцать лет, – но так, ради спортивного интереса, я поставил на двадцать пять.

– Пожалуй, мне пора сматывать удочки, – сказал я.

– В каком смысле? – не поняла Анхела.

– Махнуть через забор обратно в парк.

– Это вовсе не обязательно. Можете оставаться здесь хоть до самого обеда.

– А королева?

– Она не вернётся. У неё... много дел. Вам нравится этот сад?

– Да, прелестное местечко.

– Вот и прогуливайтесь. Больше вас никто не побеспокоит.

– А вы не составите мне компанию? – неожиданно для самого себя предложил я.

Анхела покачала головой – но не очень решительно.

– Сейчас я занята.

– Дела могут подождать, – настаивал я. В какой-то момент нашей беседы у меня резко поменялось настроение, и я больше не хотел оставаться один. – Полчаса ничего не изменят.