Звезды в ладонях (№1) - Звезды в ладонях

– Мир, в котором мы живём, называется Терра-Галлия, – прозвучал за кадром приятный женский голос точно с таким же акцентом, как у Рашели. – Это прекрасный, благодатный мир, освоенный людьми свыше тринадцати веков назад. Здесь много плодородной земли, которая приносит нам высокие урожаи; в реках, морях и океанах обитают тысячи видов съедобной рыбы; животный и растительный мир суши поражает своим разнообразием; а недра богаты полезными ископаемыми. У нас есть всё, что нужно для жизни человека. – По ходу повествования изображение планеты всё укрупнялось, и теперь уже камера стремительно неслась над землёй всего лишь на высоте десяти – пятнадцати километров, показывая разбросанные там и сям города и посёлки, изрезанные на прямоугольники поля и обширные луга с пасущимися на них стадами скота, ровные нити автострад, извилистые ленты рек, сверкающие зеркала озёр и зелёные массивы лесов. – Наша промышленность процветает, мы развиваем науку и культуру, социальную сферу, недавно численность населения Терры-Галлии превысила трёхмиллиардный рубеж. Но самое главное, чем мы обладаем, что мы ценим превыше всего, – это свобода. Мы сами хозяева своей планеты и всей системы Дельты Октанта. На нашу землю не ступала нога оккупанта, на орбите над нами не висят корабли Иных, мы полностью контролируем всё окружающее пространство, включая врата нашей системы – дром-зону.

Камера резко пошла вверх, и за считанные секунды панорама поверхности планеты вновь сменилась усеянной звёздами чернотой космоса, среди которой висел зелёно-голубой шар. Затем ракурс немного изменился, планета сдвинулась к нижнему краю экрана, а вверху появился ослепительно сияющий диск оранжевого солнца. Оно быстро начало удаляться, уменьшаясь в размерах и понемногу тускнея. Планета превратилась в светящуюся точку, потом – в едва заметную среди звёзд искорку, а вскоре и вовсе погасла, растворившись в глубинах пространства.

Камера совершила ещё один разворот, и на экране возникла громада боевой космической станции, ощетинившейся жерлами плазменных орудий и продырявленная шахтами ракетных установок. Дальше, на заднем плане, маячило ещё по меньшей мере десяток подобных станций, между которыми то и дело сновали многочисленные челноки.

– Здесь расположена наша дром-зона, – опять заговорил голос за кадром. – Уже более ста лет наши космические войска успешно охраняют её, отражая все попытки врага проникнуть в локальное пространство Терры-Галлии. Более ста лет чужаки стремятся покорить нашу планету, как покорили другие человеческие миры. Они бросают против нас огромные силы, на них работают военно-промышленные комплексы многих планет, за их плечами – объединённая мощь девяти цивилизаций. А мы одиноки, мы можем положиться только на самих себя, нам неоткуда ждать помощи. Однако мы не сдаёмся. Мы боремся – и побеждаем.

Теперь камера переместилась на борт одной из станций. Мы увидели панораму просторного командного центра с двумя рядами пультов, за которыми сидели одетые в серо-голубую военную форму люди. Всю противоположную сторону зала занимали обзорные экраны – один большой, посередине, и более десятка вспомогательных, по бокам. На главном экране ничего, кроме звёзд, не было; на вспомогательных виднелись другие боевые станции.

В командном центре царила атмосфера спокойного, даже немного расслабленного ожидания. Некоторые из присутствующих курили, другие переговаривались между собой на непонятном мне языке, кое-кто просто сидел, откинувшись на спинку кресла и устремив взгляд на главный обзорный экран. Тем не менее во всём их поведении чувствовалась предельная собранность, готовность в любой момент перейти к активным действиям. По всему было видно, что для этих людей такое времяпрепровождение было привычным занятием.

– Это самая обыкновенная дежурная вахта на заградительной станции «Вермандуа», – послышался закадровый комментарий. – Одна из тех вахт, которые наши защитники несут изо дня в день, из года в год, ежеминутно ожидая очередной атаки врага. Они ещё не знают, что она начнётся через считанные секунды.

Едва были произнесены эти слова, как в черноте космоса на главном экране возникло слабое голубоватое мерцание. Из фильмов и виртуальных реальностей на космическую тематику я знал, что это мерцание означает открытие одного из гиперканалов в дром-зоне.

Тот же час взвыла сирена, а кто-то воскликнул:

– Attention! – и слово это, хоть оно и было произнесено как «аттансьон», не нуждалось ни в каком переводе.

Переход дежурных от бездеятельного ожидания к полной сосредоточенности был молниеносным. Каждый из них, не выказывая ни малейших признаков паники или суетливости, занялся своим делом – кто забормотал что-то в микрофон, кто застучал клавишами на пульте, а четверо человек немедленно надели на голову ментошлемы, обеспечивающие прямой контакт мозга с компьютерными устройствами ввода-вывода. Я догадался, что это были операторы артиллерийских систем.

Ещё пару секунд спустя откуда-то из-за кадра быстрым шагом вышел мужчина лет на десять старше меня в мундире с широкой золотой окантовкой на обшлагах рукавов и звёздами на погонах. Он явно был старшим по званию в этой компании.

– L’indicatif incorrect, contre-amiral! – доложил ему один из офицеров. – Ce sont les еtrangers!

(Думаю, здесь уместна небольшая ремарка. Дабы не прослыть безграмотным невеждой, я привожу правильное написание произнесённых слов, хотя на самом деле я услышал следующее: «Лендикатив энкорэ, контрамираль! Сьосон лезэтранжер!»)

Контр-адмирал коротко, отрывисто кивнул, устроился в кресле за центральным пультом и стал отдавать какие-то приказания.

Из мерцающей голубизны в пространство вынырнули первые непрошеные гости. Это был огромный линкор в сопровождении целого косяка шаттлов. Ещё выходя из горловины канала, линкор уже вёл мощный упреждающий огонь, но все его залпы пропадали втуне, поскольку станция располагалась не прямо по его курсу, а почти что на траверзе2.

– Feu! – скомандовал контр-адмирал, и на линкор с сопровождением обрушился шквал огня.

Изображение укрупнилось, и теперь в кадре оставались лишь обзорные экраны. На вспомогательных было видно, что стрельба ведётся не только с «Вермандуа»; палили также орудия всех остальных станций. А те шаттлы из свиты линкора, которые не попали под плазменный залп, были подбиты ракетами. Некоторым из них всё же удалось ускользнуть за пределы главного обзорного экрана, но Рашель объяснила:

– Сейчас ими займутся наши истребители. Отсюда этого не видно.

Между тем линкор полностью окутался огнём и стал разваливаться на части. Впрочем, он был только первой ласточкой (вернее, первым летающим бегемотом) массированной атаки Иных. Вслед за ним двинула целая армада других линкоров, крейсеров, дредноутов, эсминцев и прочих более лёгких боевых кораблей. Заградительные станции встречали их беспрерывными залпами плазменных орудий и роем позитронных ракет. Я заметил, как по ходу боя они постепенно разворачивались, чтобы дать возможность остыть уже использованным орудиям и пустить в ход новые.

По хронометражу фильма сражение продолжалось около получаса, но многочисленные купюры свидетельствовали о том, что длилось оно гораздо дольше – может, даже целые сутки. Авторы отобрали лишь самые напряжённые эпизоды, используя записи не только со станции, но и также с борта истребителей и крейсеров второго эшелона обороны.

На поверку самыми опасными противниками оказались корабли средних габаритов, достаточно быстрые и манёвренные, чтобы иметь шанс уйти из зоны перекрёстного огня станций, и вместе с тем обладающие большой огневой мощью, чтобы защититься от пущенных им наперехват позитронных ракет. В бой с ними вступали корветы, фрегаты и эсминцы, и тут потери обеих сторон были приблизительно равными. Если бы не шквальный огонь заградительных станций, охраняющих дром-зону, противник попросту смял бы обороняющихся своим числом. Но так подавляющее большинство кораблей чужаков уничтожались ещё при выходе из гиперпространства, а те которым всё же удавалось прорваться, были слишком малочисленны, чтобы представлять сколько-нибудь серьёзную угрозу.

Как я уже говорил прежде, я видел немало фильмов о космосе, в том числе и о космических сражениях. Там батальные сцены были, пожалуй, поэффектнее – более красочные, динамичные, с соответствующим звуковым оформлением (хотя даже последнему дураку известно, что в космосе всё происходит беззвучно), не такие сумбурные и смотрелись гораздо эстетичнее. Однако запись на диске Рашели поражала своим натурализмом, своей всамделишностью, суровой и неприкрытой правдивостью. На этих кадрах уничтожались настоящие корабли, и находящиеся в них мыслящие существа (пусть в большинстве своём это были нелюди) гибли действительно, а не понарошку, сгорая дотла в океане бушующей плазмы...

Сражение закончилось, и теперь на экране демонстрировались его последствия. Армия противника была сокрушена подчистую, зато защитники Терры-Галлии понесли незначительный урон. Ни одна из заградительных станций не была уничтожена, только у двух имелись заметные наружные повреждения, а остальные были целы-целёхоньки. Потери среди кораблей и шаттлов-истребителей были более существенными, но в основном они (как и прорвавшиеся за пределы дром-зоны суда чужаков) были не разрушены, а просто подбиты, и, на мой взгляд лётчика с инженерным образованием, подлежали восстановлению.

– Это была девятьсот сорок вторая массированная атака Иных со времени начала войны, – сообщила комментатор. – В среднем восемь раз в год нашим войскам приходится выдерживать крупномасштабное сражение, подобное тому, фрагменты которого вы только что видели. А более мелкие вторжения, под прикрытием которых в наше локальное пространство пытаются проникнуть диверсионные и разведывательные группы, случаются почти еженедельно. Их счёт идёт уже на многие тысячи. Противник стремится измотать нас психологически, истощить наш промышленный потенциал, довести до полного краха нашу экономику и тем самым заставить нас капитулировать. Но мы держимся, мы боремся, мы живём! – Затем последовала выразительная пауза, на экране вновь возникла зелёно-голубая планета, окружённая редкой россыпью звёзд, и голос проникновенно произнёс: – А вы?

Тот же вопрос ярко-красными пульсирующими буквами вспыхнул на фоне планеты Терра-Галлия. Единственной человеческой планеты в Галактике, которая ещё сохраняла свою свободу и независимость.

3

Фильм закончился, и в кабинете воцарилось напряжённое молчание. Сидевшая рядом со мной Рита взволнованно дышала, её лицо выражало целую гамму чувств от недоверчивого изумления до глубокого восторга. Если я, после того признания Рашели в толпе среди торгового центра, хоть частично был готов к чему-то подобному, то для неё всё увиденное явилось совершеннейшей неожиданностью.

Бимал стоял у двери, словно окаменевший. Раджив Шанкар неподвижно сидел в кресле с закрытыми глазами. По его сморщенному, по-прежнему безжизненному лицу нельзя было судить об обуревавших его чувствах; однако руки, лежавшие на подлокотниках, мелко дрожали. Наконец он распахнул глаза и устремил взгляд на Рашель.

– Если это правда... – прохрипел он. – Если только эта запись не провокация чужаков... Где ты её взяла?

– Я привезла её с собой, – спокойно ответила Рашель. – Терра-Галлия моя родная планета.

Тщедушное тело старика сотряслось от кашля. Левой рукой он схватился за сердце, а правую судорожно протянул вперёд, к какому-то флакону на столе. Бимал тотчас встрепенулся и бросился к своему боссу. Впрочем, Шанкар уже без его помощи вытряхнул из флакона несколько маленьких красных капсул и отправил их в рот. Потом снова откинулся на спинку кресла, расслабился, но глаз уже не закрывал.

– Ты был прав, Свами, – вновь заговорил он своим скрипучим голосом. – Это великое открытие. Величайшее за последние сто лет... – Резким, порывистым движением Раджив Шанкар закрыл ладонями лицо. – О, боги, я не верил, что доживу до этого! Я надеялся, отчаянно надеялся, что чужакам не удалось покорить всё человечество, что люди ещё продолжают борьбу... Теперь я знаю это и могу спокойно умереть. Теперь я не буду мучиться мыслью, что прожил свою жизнь напрасно, что...

Его прервал вызов интеркома. Он быстро схватил трубку:

– Эй-второй на связи... Да... – Шанкар слушал две или три минуты, изредка вставляя короткие междометия. Потом попросил собеседника немного обождать, переключил интерком в режим паузы и посмотрел на нас: – Базы данных метрополитена полностью уничтожены. Магазин успешно ограблен – к нашему счастью, в этот день там сделали много покупок за наличные, так что полиция сочтёт этот налёт чистым криминалом. Но с записями Махдева всё прошло не так гладко. Когда Ар-Ти-девятый разбирался с его компьютером, в дом нагрянуло трое пятидесятников. К счастью, он их всех застрелил, а дом подорвал – как и твой, Свами, и свой. Но, увы, теперь нам неизвестно, как много Иные знают об этом деле. А что они кое-что знают, не подлежит сомнению: по свидетельству Ар-Ти, появление тех трёх агентов не походило на простой визит вежливости. Поэтому будем считать, что врагу известно всё – и содержимое диска, и то, о чём вы говорили в доме. Какие ещё меры нужно предпринять?

Судя по его виду, Шанкар был готов на всё – вплоть до того, чтобы подорвать весь город.

– В нашем разговоре, – сказал Агаттияр, – мистер Матусевич упоминал, что Рашель прилетела с Джерси.

– Я солгала, – ответила девочка. – На самом деле я прилетела с Окинавы. Но там говорят с особенным акцентом, да и большинство местных жителей принадлежит к монголоидной субрасе. Поэтому я выбрала Джерси.

– Однако есть ещё номера банкнот. Все из одной серии. Ведь ты наверняка заплатила за авиабилет точно такими же деньгами.

Рашель кивнула:

– Да. Они сохранились у нас ещё с тех времён, когда наши планеты вели между собой торговлю.

– Значит, – заключил Агаттияр, – теоретически чужаки смогут вычислить, откуда ты прилетела. И, можно не сомневаться, что прочешут каждый кубометр акватории острова.

– Это не имеет значения. Челнока там уже нет. Я отдала ему команду перебазироваться в другое место – на дно Юго-восточной океанической впадины.

– Правильно сделала, – одобрил Шанкар. – Там уж его точно не обнаружат. Зато теперь мы имеем возможность... Впрочем, это обсудим позже. На твоём диске, кроме фильма, есть что-то ещё?

– Да, сэр. Полная спецификация и данные о состоянии бортовых систем корабля. Но я уже говорила господину профессору, что ни координат, ни траектории там не указано. А он хорошо замаскирован, чтобы обнаружить его радарами. Я спрятала его в метеоритном поясе.

– Отлично. Что ещё?

Рашель и Агаттияр переглянулись. Профессор покачал головой.

– Больше ничего, – сказала девочка. – Если эти записи попали в руки чужаков, они узнали только то, кто я, откуда, на каком корабле прилетела и что с ним случилось в пути. Это всё. А фильм для них не новость. Наши разведчики уже распространили его в инфосетях семи оккупированных планет.

– Да, кстати, – заметил Агаттияр. – До отчёта о состоянии бортовых систем я добраться не успел. Поэтому не знаю, что случилось с кораблём. И чужаки, скорее всего, не знают. Думаю, Махдев видел только те файлы, которые я открывал. Параллельно получать запрашиваемые мной данные – это одно дело, а самостоятельно считывать их – совсем другое. Я бы непременно заметил, что кто-то посторонний управляет моими локальными ресурсами. Я, конечно, глупец, но отнюдь не профан.

– Так, ладно... – Шанкар вновь активировал интерком и произнёс: – Всё в порядке, Джей-семнадцатый. Операция завершена. Эй-второй связь закончил.

Положив трубку старик поднялся из-за стола, подошёл к настенному терминалу и вынул оттуда диск Рашели.

– Итак, мы уходим. Я обещал вам надёжное убежище – и предоставлю его. Хотя боюсь, что для Рашели любое убежище на Махаварше не будет в достаточной мере надёжным.

Он остановился перед книжным шкафом и скороговоркой произнёс бессмысленный набор слов. Шкаф бесшумно отъехал в сторону, открыв вход в кабину небольшого лифта.

– Проходите, молодые люди, – сказал Шанкар, явно подразумевая, что к этой категории относится и Агаттияр. Затем повернулся к своему секретарю-телохранителю: – Вы с нами не поедете, Бимал. Вам лучше не знать, куда мы направляемся. Это в ваших же интересах, вы сами понимаете. А вскоре за вами придут и переправят в надёжное убежище. Вы слишком много знаете, чтобы оставаться здесь.

Бимал согласно кивнул и, попрощавшись с нами, покинул кабинет.

Мы спустились в просторное подвальное помещение, расположенное, по моим грубым прикидкам, на глубине метров десяти или пятнадцати под поверхностью. Оно представляло собой не научную лабораторию, как можно было ожидать, зная о прошлом хозяина дома, а скорее нечто вроде гостиной. В противоположной от нас стене находилось четыре двери, и я мог бы побиться об заклад, что они ведут в спальни.

– Нет, – сказал Шанкар. – Это не то убежище, которое я вам обещал. Это всего лишь подземный гостевой этаж – для тех посетителей, которые приходят ко мне не с улицы, а несколько другим путём.

Он снова протараторил какую-то белиберду, и часть стены справа от нас раздвинулась, обнажив массивную бронированную дверь с буквенно-цифровым замком. Шанкар подошёл к ней и отстучал на клавиатуре невероятно длинный код – по меньшей мере в сотню знаков.

Дверь открылась, и за ней показалась очередная кабина лифта – на сей раз, правда, гораздо просторнее и с несколькими откидными сиденьями.

– Кажется, я начинаю понимать, – пробормотал Агаттияр, когда мы вошли в кабину. – Значит, разговоры о Партизанских Катакомбах не были просто сказкой?

– Как видишь, нет, – ответил Шанкар, закрывая двойную бронированную дверь. Затем он нажал кнопку со стрелкой, направленной вниз, и лифт начал спускаться, быстро набирая скорость. – Прошу вас, присаживайтесь. Путешествие займёт у нас восемь с половиной минут.

Мы опустили откидные сиденья и сели. Рита, которая уже немного опомнилась от всего увиденного и услышанного, через силу выдавила из себя:

– Что за катакомбы?

– Ну, в действительности это разветвлённая система подземных коммуникаций с автономным обеспечением. Катакомбы начали строить ещё в самом начале войны на тот случай, если планету оккупируют и придётся вести партизанские действия. Их сооружали в строжайшей тайне, соблюдая все меры предосторожности, поэтому схема входов и внутренних соединений была известна только узкому кругу посвящённых. Рабочие и инженеры трудились месячными вахтами, их доставляли вниз и возвращали на поверхность, погружая в глубокий сон. После капитуляции Махаварши секретные схемы Катакомб удалось изъять из правительственных баз данных, и теперь они доступны только руководителям Сопротивления.

Лицо Агаттияра на какую-то секунду исказила гримаса иронии, которая не ускользнула от цепкого взгляда Шанкара.

– Ну, давай, Свами, говори. Скажи мне то, что хотел сказать давно, но никак не решался. Ты всегда считал наше движение пустой и бессмысленной затеей. Ты не видел особого смысла в том, чтобы вылавливать и истреблять шпионов-пятидесятников и каждую годовщину капитуляции отмечать террористическими актами против нашего коллаборационистского правительства. По-твоему, это просто глупо. Ведь так?

Агаттияр неохотно кивнул:

– Да, гуру. И я по-прежнему так считаю.

– Представь себе, я тоже. Это мнение разделяют и остальные руководители организации. Наша цель – полномасштабная война против чужаков, война за освобождение Махаварши. Но мы не можем вести её, пока они там, – он указал пальцем вверх, – а мы здесь. Нам нужна настоящая оккупация, а не блокада с орбиты. Нужны их наземные базы, которые мы могли бы атаковать, захватывать корабли и вооружение, а потом бить их в космосе. И та наша афера с ракетами была задумана именно ради этого – ради того, чтобы спровоцировать Иных на установление полноценного оккупационного режима. Именно поэтому мы не ударились в бега сразу после ракетной атаки. Мы все могли бы спастись, но решили остаться, чтобы не дать властям шанс отмежеваться от нас, объявить нас беглыми мятежниками. Мы ожидали, что чужаки потребуют нашей казни; но мы не думали, что правительство окажется таким мягкотелым и бесхарактерным, что пойдёт у них на поводу. – Шанкар перевёл дыхание. – Да, конечно, ты можешь возразить, что оно решило пожертвовать четырьмя десятками своих граждан, чтобы уберечь от гибели миллионы. Ты скажешь, что всё население планеты с облегчением вздохнуло, когда правительство приняло ультиматум Иных. И в чём-то ты будешь прав. Но также ты должен признать, что каждый человек на Махаварше был на нашей стороне, что, со страхом ожидая возмездия, наши соотечественники всё же одобряли и поддерживали нас. Если бы власти пошли на принцип и отвергли требование казнить нас, чужаки были бы вынуждены направить на планету оккупационные отряды для предотвращения дальнейших терактов – и столкнулись бы здесь со всенародным восстанием. У них бы земля горела под ногами, они бы...

– Они бы просто уничтожили нас, – перебил его Агаттияр. – Сожгли бы всю Махаваршу вместе с нами.

– Может быть. А может, и нет. И скорее всего, нет. Даже в разгар войны чужаки не решались уничтожать целые населённые планеты, боясь подорвать свою коалицию изнутри. А сейчас – тем более. С огромной вероятностью это привело бы к выходу из их союза альвов и дварков, которые никогда особо не жаждали человеческой крови. А в случае раскола и противостояния между Иными у людей появился бы шанс вновь обрести свободу.

– Ценой пяти миллиардов человеческих жизней, – мрачно заметил Агаттияр.

– Пусть даже такой ценой! – запальчиво произнёс Шанкар, грохнув кулаком по стене лифта. – Свобода превыше всего, Свами, и в глубине души ты согласен со мной. Согласны с этим и остальные люди Махаварши. Вот скажи мне: где сейчас те партии, чьё правительство приняло ультиматум чужаков? Их нет, они исчезли! Они с треском провалились на следующих же выборах – и на федеральном, и на региональном, и на местном уровнях. Ни один их представитель не был избран даже старостой самого захудалого селения. Народ убедительно выразил своё отношение к предателям – и с этим ты не поспоришь.

Дальше мы ехали молча. Агаттияр сидел, потупив глаза и о чём-то задумавшись. Рита всё ещё переваривала тот огромный массив информации, что свалился на неё за последние пару часов. Тем же был занят и я. Сидевшая рядом Рашель держала меня за руку. Хотя теперь уже появился Шанкар со своими Партизанскими Катакомбами и мощной организацией, способной оградить её от опасности и помочь ей в решении всех проблем, она по-прежнему отдавала предпочтение мне. Это вызывало у меня смешанные чувства.

Лишь когда лифт начал притормаживать, явно приближаясь ко дну шахты, Шанкар заговорил:

– Я знаю, Свами, есть ещё один вопрос, который ты хочешь мне задать. И знаю, что ты никогда не спросишь об этом. Поэтому отвечаю сам: я был спасён против собственной воли. Я отказывался бежать один, оставляя своих товарищей на верную смерть. Тогда охранник, который был членом Сопротивления и получил от руководства чёткие указания, сделал мне укол снотворного. Очнулся я уже на свободе. – Он помолчал. – А того охранника, что спас меня, теперь зовут Бимал. Я до сих пор не простил ему своего спасения. Каждую ночь мне снятся лица людей, которые шли за мной, которые верили мне и которых я, пусть и невольно, предал... – Старик угрюмо покачал головой. – Нет, этого простить нельзя! Это можно понять – но не простить...

4

Потом мы стремительно неслись в капсуле гравикара сквозь погружённые в непроглядный мрак хитросплетения тоннелей. Машина то и дело виляла со стороны в сторону, ныряла вниз и подскакивала вверх, совершала резкие повороты, то притормаживала, то вновь ускоряла движение, подчиняясь командам автопилота. Оставалось лишь надеяться, что его программа достаточно интеллектуальна, чтобы адекватно среагировать на какие-нибудь непредвиденные обстоятельства, вроде случайных обвалов.

Наконец гравикар достиг одного из магистральных тоннелей и помчался по ровной прямой, всё больше увеличивая скорость. Только сейчас Шанкар соизволил сообщить нам кое-что конкретное:

– Общая протяжённость коммуникаций Катакомб составляет более трёхсот тысяч километров. Полной их схемы нет ни у кого. Ещё при строительстве было решено разделить их на отдельные автономные сектора, чтобы при потере одного из них можно было немедленно изолировать его, не подвергая опасности другие. Сейчас у каждого сектора есть свой куратор, который располагает его детальной схемой и обладает доступом в соседние сектора. Мне, как члену высшего руководства Сопротивления, известно несколько больше. Я знаю общее расположение всех секторов, но без конкретных деталей, а также контролирую часть магистральных тоннелей между городами – как, например, этот. Катакомбы под крупными мегаполисами, как вам должно быть понятно, обнаружить практически невозможно ни с помощью эхолокаторов, ни другими средствами, из-за наличия множества других подземных коммуникаций. Во всех же остальных местах они проложены на гораздо большей глубине, вплоть до гранитного, а порой и базальтового слоя, и тут уж любые эхолокаторы или аэрокосмические съёмки бесполезны.

– Сейчас мы на какой глубине? – спросил я.

– Почти двадцать километров. Поэтому кабина гравикара герметична и в ней работают кондиционеры – снаружи, мягко говоря, жарковато и душновато. Хотя вы этого не заметили, но, спускаясь сюда, мы миновали несколько шлюзов, призванных оградить так называемую «поверхностную» часть Катакомб от не слишком комфортных условий глубинной их части.

– Впечатляет, впечатляет, – пробормотал Агаттияр. – Это просто рай для партизан... Кстати, гуру, твоё кодовое имя «Эй-второй» означает, что ты второе лицо в руководстве?

– Да.

– Спрашивать, кто такой «Эй-первый», полагаю, нет смысла?

– Пока что не стоит. Но, думаю, ты с ним ещё встретишься.

– А кто такой Ар-Ти... как там его номер? Насколько я понял, он живёт, вернее, жил недалеко от меня.

– Он и работал недалеко от тебя. Даже в самой непосредственной близости. Его зовут Арчибальд Ортега.

– Арчи?! – поражённо воскликнул Агаттияр. – О, боги! Арчи...

– Да, именно он, – подтвердил Шанкар. – Твой юный гений. Для тебя он тот, кем был для меня ты. И, небось, он называет тебя «гуру».

Затем старик повернулся к Рашели:

– Дорогая моя, я всё это время думал о твоём фильме. Я до сих пор потрясён, я... впрочем, оставим эмоции. Ты дочь великого и мужественного народа, и в твоём лице я склоняю перед ним голову. Вот только одного я не могу понять: как вам удалось выстоять все эти годы? Как выдерживает ваша экономика столь длительное состояние войны?

– Да, нам трудно, – согласилась Рашель. – Очень трудно. Почти треть всей нашей промышленности занята военными заказами, а расходы на оборону составляют более двадцати процентов нашего бюджета. Но мы держимся и будем держаться дальше. У нас очень эффективная либеральная экономика с полной свободой предпринимательства и разумной системой социальных гарантий. Как учили нас в школе, это наиболее гибкая, динамичная и...

– Погоди, Рашель. Ты сказала «двадцать процентов»?

– Да, около того. В отдельные годы, бывает, доходит до двадцати пяти, но нечасто.

– Но ведь этого мало! Я ожидал гораздо большего. Пускай вас три миллиарда, пускай у вас либеральная экономическая система, которую я, кстати, тоже считаю самой эффективной, и тем не менее... Вам же приходится содержать огромную армию! Я кое-что знаю о Терре-Галлии, она расположена всего в двухстах световых годах от Земли и является одной из старейших человеческих планет. До начала войны ваш регион осваивался в течение тринадцати столетий, и у вас, помимо каналов первого рода, должно быть много исследованных каналов второго рода. Я не рискую назвать даже приблизительную цифру, тут нужно посмотреть в справочник...

– Я смотрел, – вмешался Агаттияр. – Ещё у себя дома, едва услышав с экрана название «Терра-Галлия», я заглянул в соответствующую статью последнего из довоенных выпусков «Галактического реестра населённых миров». Там указаны координаты шести тысяч восьмисот семидесяти двух гиперпространственных каналов, а радиус дром-зоны в системе Дельты Октанта – свыше четырнадцати миллионов километров. Для сравнения, ко времени капитуляции у Махаварши было лишь чуть более двух с половиной тысяч исследованных каналов, а наша дром-зона почти втрое меньших размеров.

– Вот-вот, об этом я и говорю, – подхватил Шанкар. – Без малого семь тысяч каналов для вторжения, рассеянных среди нескольких секстильонов кубических километров космического пространства. И объединённая мощь девяти цивилизаций, направленная против одной-единственной непокорённой планеты. – Он умолк, напряжённо размышляя. – Я, конечно, не военный стратег, а учёный-физик, но по моим приблизительным оценкам для полной блокады дром-зоны ваша армия должна состоять как минимум из двухсот миллионов человек, иметь на вооружении порядка пяти тысяч заградительных станций, столько же, если не вдвое больше, тяжёлых крейсеров и линкоров, и до сотни тысяч быстроходных, высокоманёвренных кораблей среднего класса. – Старик растерянно покачал головой: – Нет, это невозможно. Даже если я ошибаюсь в два или три раза, всё равно такую военную машину неспособна прокормить ни одна, даже самая эффективная либеральная экономика.

– Вы ошиблись на целый порядок, сэр, – сказал Рашель. – А местами и на два. Личный состав Военно-Космических Сил Терры-Галлии насчитывает семь миллионов человек. Наш флот состоит из восьми десятков заградительных станций и двух с половиной сотен линкоров, дредноутов и крейсеров тяжёлого класса. Точная статистика по средним и лёгким кораблям мне неизвестна, но вряд ли их больше десяти тысяч.