— В главном танцевальном зале все готово, сэр!

Шутт мог бы испытывать раздражение от того излишне «парадного» тона, с каким его сержант сделал этот доклад, если бы не то забавное впечатление, которое создавал вид Гарри, лучившегося довольством от новой формы. Было абсолютно ясно, что сержант был просто не в силах удержаться от искушения пустить пыль в глаза своей новой формой, выставляясь перед остальными легионерами. С трудом подавляя улыбку, Шутт ответил на его приветствие.

— Спасибо, Г. Ш. Мы очень скоро будем там. Проследи, чтобы все пришли.

— Слушаюсь, сэр.

И вновь последовал ритуал отдания чести, который командир вынужден был повторить, прежде чем вновь обратиться к роте.

— Как я уже сказал, после того, как вы приведете себя в порядок, все собираемся в танцевальном зале. Как вы уже заметили, ваша новая форма появилась именно сегодня, и в зале вас буду ждать портные, чтобы окончательно подогнать ее. Выполняйте.

Его последние слова потонули в гиканье и громких возгласах одобрения, и легионеры тут же двинулись в отель, чуть было не позабыв слова командира про газеты.

Следуя у них в кильватере, он увидел, как Гарри Шоколад, окруженный кучкой легионеров, любовавшихся формой, поджидал своей очереди к лифту.

— Сержант?

— Да, сэр?

Сержант-снабженец отошел от своих обожателей и заторопился в сторону Шутта.

— Расслабьтесь, Г. Ш. Форма выглядит на вас великолепно.

— Спасибо, сэр. Я имею в виду… она мне вполне подходит, не так ли?

Гарри даже вытянул шею, чтобы попытаться поймать свое отражение в одном из зеркал, висевших в холле.

— Мне, правда, казалось, что изначально она была с рукавами.

— Да, именно такой она и была извлечена из упаковки, — подтвердил догадку командира сержант, — но я замолвил словечко человеку, занимавшемуся ее подгонкой, и убедил его, что можно обойтись и без них. Мне так больше нравится, легче двигаться.

Он подвигал руками вперед и назад, а затем, как бы в доказательство своих слов, согнул их в локтях, напрягая мышцы.

— Я понимаю, что ты хочешь сказать, Г. Ш. Возможно, я попробую сделать подобное с парочкой своих комплектов форменной одежды.

Шутт старался отделаться от возникавших в его сознании картин, изображавших спор Гарри с дизайнерами новой формы.

— Сделайте это, кэп. Чертовски удобно. Ух! Мне все же надо идти. Сейчас будет небольшая запарка.

— Ну ладно. Идите, занимайтесь своими делами, сержант.

Командир наблюдал некоторое время, как Гарри удалялся, затем, осторожно ступая по газетам, вернулся к столу дежурного, изображая злодея из мелодрамы.

— Простите, Песивец…

— Да, мистер Шутт?

— Меня должен будет разыскивать некто Чарли Даниэлс. Если он подойдет к вашему столу, направьте его, пожалуйста, прямо в пентхауз. Я буду очень признателен.

— Непременно, с… ах, скажите, а это, случаем, не Чарльз Гамильтон Даниэлс Третий?

— Именно. Направьте его прямо ко мне, как он только появится.

— Мистер Даниэлс?

Жилистая фигура, возникшая на пороге пентхауза, утвердительно кивнула, отвечая на вопрос Бикера.

— Да, сэр. Я хочу повидаться с капитаном Шутником.

Дворецкий колебался лишь какую-то долю секунды, прежде чем отступил в сторону, пропуская гостя.

— А вы неплохо здесь устроились, — сказал тот, оглядывая внутреннее помещение. — И очень просторно.

— В действительности здесь больше комнат, чем мне необходимо, чтобы ощущать комфорт, — заметил Шутт, выходя из спальни и все еще продолжая вытирать полотенцем волосы. — Я и арендовал-то этот пентхауз только потому, что нам нужно было иметь помещение для временной штаб-квартиры.

Он жестом указал на массу оборудования для связи в дальнем углу номера, возле которого лениво развалился на стуле легионер, затачивающий складной стилет и наблюдающий за аппаратурой.

— Хорошо. — Даниэлс одобрительно кивнул. — Я тоже никогда не выставлял на показ своего богатства. Всегда полагал, что просто или оно есть, или его нет.

Их визитер явно был хорошо знаком на практике с тем принципом, который исповедовал, что и отражал его костюм, в котором он явился в гости: потертые голубые джинсы, простой свитер и пара ковбойских сапог. И только если удавалось заглянуть в его полуприкрытые глаза, подвижные, проглядывающие из морщинок на его загорелом от солнца лице, лишь тогда можно было узнать всю правду: вне всяких сомнений, это не были глаза записного лентяя, они могли принадлежать только Чарльзу Гамильтону Даниэлсу Третьему, одному из самых богатых людей на этой планете.

— Могу ли я предложить вам что-нибудь, мистер Даниэлс? — спросил Бикер, успокоившийся, поняв, что впустил к своему шефу именно того человека.

— Да, на пару пальцев бренди, если он только найдется в том баре, который я заприметил вон там… я бы не отказался… и, пожалуйста, называйте меня просто Чарли. «Мистер Даниэлс» — это только для юристов, моих или чужих.

— Хорошо, мистер… Чарли.

— Я сам позабочусь об этом, Бикер, — сказал Шутт, бросив полотенце в спальню и закрывая дверь. — Мне бы хотелось, чтобы ты отправился вниз, в танцевальный зал, и бросил взгляд на то, что там происходит.

— Да! — вступил в разговор легионер, дежуривший около аппарата связи. — И скажите им, чтобы кто-нибудь поднялся мне на смену, чтобы я тоже мог спуститься вниз.

Дворецкий холодно вскинул брови, глянув в его сторону.

—… пожалуйста, — торопливо добавил легионер.

— Обязательно, сэр.

— А почему тебе просто не пойти вместе с ним, Рвач, а? — поинтересовался командир, стоя около бара. — Я послежу за аппаратурой, пока мы с Чарли будем здесь болтать.

— Спасибо, капитан, — отозвался легионер, отрываясь от стула, и прежде, чем последовать за дворецким, убрал в карман нож.

— Вот теперь стало полегче, — заметил Даниэлс, поворачивая голову и вытягивая шею, чтобы убедиться, что Рвач их уже не слышит. — А то я уж подумал, что нам так и придется разговаривать в присутствии одного из твоих парней, который того и гляди наставит на меня нож. Возможно, он и отдаст тебе его, если ты хорошенько попросишь о помиловании. Как я полагаю, ты пригласил меня немного поговорить о делах.

— Если бы именно это было у меня в голове, я бы непременно попросил его остаться. — Шутт рассмеялся, протягивая гостю стакан с теплым бренди. — На самом деле я очень ценю, что ты заглянул ко мне, Чарли. Вообще-то мне следовало самому зайти к тебе, но я по горло занят реорганизацией этой роты, а надолго откладывать разговор с тобой мне не хотелось.

— Никаких проблем, сынок. Так это то, что происходит внизу, в танцевальном зале, так всех взбудоражило?

— Сегодня привезли новую форму для легионеров. Они все очень хорошие ребята, но сейчас ведут себя как сборище детей, ссорящихся между собой из-за новой игрушки. Каждый хочет быть первым на примерке, чтобы успеть пустить пыль в глаза своим новым обмундированием.

Даниэлс понимающе кивнул.

— Так дело только в этом? Когда я вошел, целая толпа их заполняла холл. К тому же, следует заметить, что обмундирование, которое на них было надето, выглядит совсем не так, как обычный государственный заказ, из тех, что мне доводилось видеть.

При этом он бросил долгий хитроватый взгляд в сторону Шутта, который был занят своей выпивкой.

— Да, это не совсем стандартное обмундирование, — с неохотой пояснил командир. — Я заказал ее специально для нас, причем полный комплект: полевая форма, парадная и рабочая. Ты, возможно, знаешь дизайнера. Он из местных… его зовут Оли Вер-Денк.

— Оли? Ты имеешь в виду парнишку Хельги?

— Я… думаю, да, — сказал Шутт. — Он единственный дизайнер в колонии, носящий такое имя.

— Неплохо. — Даниэлс кивнул. — Он талантливый парень, и умеет работать… и выставляться. Должен сказать, я всегда считал, что люди, занимающиеся дизайном одежды, слегка… ну, ты понимаешь?.. пока не встретил Оли. Плечи как у быка, вот такие. А женат на маленькой и очень симпатичной девице. У него, правда, есть характер, и не совсем подходящий для дизайнера. Я даже слегка удивлен, что он согласился на тебя работать.

— Я пообещал ему компенсировать все потенциальные потери от возможных заказов. — Командир пожал плечами и продолжал разглядывать свой стакан, взбалтывая его содержимое легкими движениями пальцев. — После этого, он, похоже, уже не имел особых причин для возражений.

— Должен сказать, что это было честное предложение. И более того, — сказал Даниэлс, — я представляю, как он потеет там, внизу, при такой очереди, когда две сотни легионеров хотят поскорее примерить свою форму, — как одноногий, которому пришлось участвовать в соревнованиях по бегу.

Шутт, не скрывая усмешки, представил себе эту живописную картину, и только потом ответил.

— На самом деле все не настолько плохо. Там, внизу, есть еще полудюжина портных, которые помогают ему, — почти все, кого я смог найти в этой колонии.

Даниэлс громко фыркнул.

— Я уверен, они только и мечтали о том, как бы поработать вместе. У тебя есть стиль, можешь мне поверить. Но, мне кажется, ты хотел обсудить со мной какое-то дело?

— Да, это так, — сказал командир, чуть наклоняясь вперед на стуле. — Я хотел поговорить с тобой о тех благах, которые на сегодняшний день предоставляет болото.

— Не знаю, как у твоей роты, — сказал Чарли, — но у нас сегодня день был весьма удачный. Мы нашли три чудесных камня. Они сейчас здесь, со мной, — можешь, если хочешь, взглянуть на них. — Он достал из кармана маленький мешочек и бросил его Шутту. Командир открыл его и вытряхнул на ладонь три небольших камушка.

— Симпатичные, — сказал он, стараясь придать своему голосу восторженное звучание, хотя на самом деле посчитал камни совершенно невыразительными. Они были маленькие, самый большой — со стеклянный шарик от детской игры, а самый маленький размером был не больше горошины. Тусклые, с коричневыми крапинками, они, казалось, ничем не отличались от обычных камешков, какие можно было найти в саду.

— О, сейчас они выглядят не совсем так, как должны, — заметил Даниэлс, словно читая мысли Шутта, — но это будет легко исправлено небольшой полировкой. А вот как они выглядят в окончательном варианте.

Гость протянул свою руку, показывая перстень, который носил на пальце. Камень, вставленный в оправу, был крупнее тех, что рассматривал Шутт, около дюйма в длину. Он имел тот же коричневый цвет, что и у необработанных камней, но сверкал ослепительным блеском, и в его глубине всякий раз, когда Даниэлс поворачивал руку, вспыхивали и плясали красные и голубые оттенки. Создавалось впечатление, что в этом камне успешно сочетались тигровый глаз и опал.

— Очень симпатичные, — пробормотал Шутт, на этот раз без притворства. Он никогда раньше не встречал ничего подобного, и некоторое время просто не мог оторвать глаз от перстня, игравшего яркими вспышками.

— Я так и думал, что тебе понравится то, что мы там вымываем, пока вы несете сторожевую службу. Причина, по которой цена их чрезвычайно высока — их редкость. Вот этот камешек, который ты держишь в руках, стоит почти столько же, во сколько обходится трехмесячное содержание твоих легионеров.

— В самом деле? — Шутт был искренне удивлен. Он аккуратно сложил камни в мешочек и вернул его Даниэлсу. — Должен признаться, я и не предполагал, что они могут быть такими ценными. Гм-ммм… это может быть и мудро — не упоминать про их стоимость в присутствии моих солдат. Я хочу сказать, что я доверяю им, но…

— Не стоит лишний раз вводить их в искушение, да? — Чарли усмехнулся. — Сынок, я ценю твой совет, но мы уже и сами додумались до этого. Кроме того, даже если кто-то сумеет удрать с несколькими такими красавцами, это не будет сулить ему ничего хорошего. Здесь, кругом, каждый знает, кто мы такие, и любой чужак, попытавшийся продать один из таких камней, окажется в положении обезьяны на конкурсе красоты. Его невозможно будет продать никому из местных, а мы не выпустим без проверки ни одного шаттла, если обнаружим пропажу хотя бы одного камня.

— Хорошо. — Шутт удовлетворенно кивнул. — Тогда с этим нет никаких проблем. Но на самом деле я хотел поговорить с тобой о том, как моя рота провела сегодняшнее дежурство.

Даниэлс чуть прищурился, задумался на минуту, потом тряхнул головой и сделал очередной глоток.

— Что ж. Не могу сказать, что сегодняшний день был чем-то необычен, но, с другой стороны, не могу похвастать, что внимательно за этим следил.

— Вот и они тоже, — ровным голосом заметил Шутт. — Впрочем, они не обращали внимания ни на что, за исключением своих сканеров.

— Сканеров?

— Именно. Ведь ты должен знать, что эти устройства запрограммированы так, что подают сигнал тревоги, если в зоне их действия появляется что-то опасное?

— Я знаю, о чем ты говоришь. Дело в том, что мы тоже ими пользуемся. Это одно из обязательных условий, которые включены в страховку работающих на шахтах людей. Я только не понимаю, что тебя в этом смущает?

Шутт резко встал, взволнованный, и начал расхаживать по комнате.

— Проблема в том, что мои солдаты, как я мог заметить, слишком полагаются на эти приборы. И если они вдруг окажутся неисправны, или, что более вероятно, если появляется нечто, не учтенное в заложенной программе, мы не сможем обнаружить опасность до тех пор, пока на кого-то не нападут, или не случится что-то еще.

Даниэлс нахмурился, на его лице появились морщинки.

— Никогда не задумывался над этим, но ты очень верно подметил, сынок.

— Более того, — продолжил капитан, — мне не нравится, что мои солдаты зависят от техники, которая даже думает за них. Хотя сам почти постоянно пользуюсь компьютером, я по-прежнему всякий раз, когда принимаю важное решение, полагаюсь не на машину, а на человеческий разум.

— Так что именно ты предлагаешь взамен?

— Я хочу провести тренировочный курс, чтобы ознакомить каждого подчиненного мне легионера с самыми разными неприятностями, которые исходят от различных форм жизни, наблюдаемых в этом районе. Но чтобы сделать это… — Шутт немного заколебался, затем глубоко вздохнул и быстро продолжил, — мне надо будет выключить все эти устройства, чтобы рота в своей работе полагалась только на результаты собственных наблюдений и выводов. Но при этом что-то может произойти, могут пострадать шахтеры, вот поэтому я и хочу получить твое одобрение, как главы синдиката, нанявшего нас, прежде чем заниматься подобными экспериментами.

— Черт возьми, — сказал Даниэлс, — у меня никогда не было таких проблем, хотя, как я теперь понимаю, рано или поздно они должны будут возникнуть. Однако никакой серьезной опасности здесь нет. Как я уже говорил, все это сделано лишь для того, чтобы успокоить людей, а не для чего-то еще. Раньше мы обычно работали без всяких сканеров или охраны, до тех пор, пока люди не стали настаивать, что пора бы начать использовать достижения цивилизации. Так что ты можешь спокойно проводить свои тренировки. Я позабочусь, чтобы шахтеры знали, что происходит на самом деле.

— Спасибо, Чарли. — Шутт улыбнулся, довольный тем, что его предложение было принято с такой легкостью. — Да, кстати, что касается потенциального влияния на процент страховки…

— Не стоит вообще беспокоиться об этом, — возразил шахтовладелец. — Просто скажи своим людям, чтобы они держали эти сканеры под рукой даже тогда, когда они выключены. Тогда, если у нас возникнут какие-то проблемы или нам потребуется сделать официальные записи о происходящем, мы просто будем классифицировать такой случай как «временную неисправность аппаратуры» или что-нибудь в этом роде. Все эти страховщики любят устанавливать нам всевозможные правила, но никого из них не затащишь на болото, чтобы проверить, как мы эти правила выполняем.

— Я бы предпочел не устраивать обмана со страховкой, — очень осторожно заговорил Шутт. — Если бы вместо этого мы…

Настойчивый писк устройства связи прервал его, и он остановился на половине фразы, чтобы ответить на вызов.

— Капитан Шутник.

— Это Бикер, сэр. Мне весьма неудобно беспокоить вас, сэр, но не могли бы вы спуститься вниз, когда освободитесь?

— Что случилось, Бик?

— Ну, здесь, похоже, есть некоторые затруднения с примеркой формы для синфинов. Особенно возмущены портные. Они тщатся убедить дизайнера, что с этой формой сделать ничего нельзя.

Шутт скорчил гримасу.

— Хорошо. Я спущусь вниз, как только покончу с делами… думаю, минут через пятнадцать. Шутник закончил.

— Кто это такие — синфины? — с любопытством спросил Даниэлс.

— Гм-мммм? Извини, Чарли, здесь у нас небольшая проблема. Синфины… это… ну, ты должен был видеть их на дежурстве. Они не люди, у них стебельчатые, как у крабов, глаза, и длинные веретенообразные руки.

— Это такие маленькие парни? Действительно, я видел их. Они симпатичные, если внимательно к ним присмотреться. И вот что, капитан… Можно мне переговорить с этим парнем, Бикером, по вашей связи?

Командир колебался лишь мгновение, прежде чем согласиться.

— Разумеется, Чарли. Секундочку.

Он быстро набрал номер Бикера на наручном устройстве связи.

— Бикер слушает.

— Это снова Шутник. Бикер, Чарли хочет что-то сказать вам.

После этого он протянул руку к своему гостю, указывая ему на микрофон.

— Вы внизу, Бикер? — спросил Даниэлс, непроизвольно повышая голос, будто пытаясь таким образом перекрыть разделявшее их расстояние.

— Да, сэр.

— А нет ли, случайно, среди ваших портных парня по имени Джузеппе?

— Я не уверен, сэр. Если вы подождете минуту, то я…

— Такой невысокий малый, с лицом, напоминающим изюм, и с торчащими усами.

— Да, сэр. Он здесь.

— Ну, тогда подойдите к нему и передайте, что Чарли Даниэлс сказал: если он будет валять дурака и не сможет подогнать форму на этих маленьких чужеземцев, станет ясно, что присутствующий рядом со мной командир зря похвастался, что нанял хорошего портного.

— Хорошо, сэр.

Даниэлс откинулся назад и подмигнул Шутту.

— Все в порядке. Это, я думаю, должно сработать.

— Шутник закончил, — сказал командир в микрофон, завершая сеанс связи, прежде чем выключил устройство. — Спасибо, Чарли.

— Рад был помочь, — сказал тот, отставляя стакан и поднимаясь на ноги. — Тебе не стоит беспокоиться по поводу нашей страховки. Я уверен, что мы при необходимости в состоянии будем придумать что-нибудь. Мне кажется, у тебя и так будет достаточно хлопот со своей ротой. Желаю удачи в этой неблагодарной работе!

«Разумеется, мой шеф испытывал нечто большее, чем просто беспокойство за подчиненных ему легионеров. В первые дни своего вступления в должность командира он немилосердно изматывал себя, работая над тем, чтобы как можно лучше узнать всех, кто был в его роте. В качестве примера можно взять все тот же самый день, когда последовал ранний звонок из штаб-квартиры, день, когда он первый раз отправился на дежурство, когда заказал роте новую форму и встретился с Чарли Даниэлсом, чтобы обсудить использование сканеров. И вот, вместо того, чтобы на этом закончить, мой шеф пригласил еще и младших офицеров для вечерней беседы.»

— Для начала, — сказал командир, чуть наклонившись вперед на стуле, — позвольте мне повторить, что цель этой вечерней встречи — объединив наши мысли и наблюдения, улучшить свое представление о тех отдельных личностях, которыми мы командуем. В то время как легионеры сами решают, кому с кем дружить, а кого и кому следует избегать в свободное от дежурств время, мы, как офицеры, не можем позволить себе подобной роскоши. Мы должны работать с каждым легионером нашей роты, нравится он нам или нет, а кроме того, сделать все, чтобы знать, что представляет из себя тот, с кем мы имеем дело. Это ясно?

— Да, сэр!

Шутт постарался скрыть, как он вздрогнул при таком ответе, делая вид, что потирает усталые глаза, причем это движение ему не пришлось даже изображать. Пока капитан был занят тем, что старался как можно удобней разместить своих лейтенантов на диване, он заметил, что сейчас они держались друг с другом более свободно, чем при первой их встрече, хотя некоторая натянутость отношений и нервозность от присутствия командира еще оставались.

— Также позвольте мне извиниться за столь поздний час. Я знаю, что всем давно пора отправляться спать, но тем не менее хочу хотя бы разок пробежаться по списку, пока наши впечатления от сегодняшнего дежурства еще не стерлись в памяти, особенно у меня.

Не услышав ничего в ответ, он коротко усмехнулся, глядя на лейтенантов. Вздохнув про себя и оставив надежду создать на этой встрече атмосферу непринужденности, он стал рассчитывать только на время и на возможность разговорить офицеров.

— Ну, хорошо. Я заметил, что вы что-то себе помечали, лейтенант Рембрант. Давайте начнем с ваших наблюдений.

— Моих, сэр? Я… С чего вы хотите, чтобы я начала?

Шутт только пожал плечами.

— На ваше усмотрение. Мы все равно собираемся обсуждать каждого, так что совершенно не важно, с кого вы начнете… Итак, лейтенант?

— Сэр?

— Постарайтесь немного расслабиться. Это всего лишь неофициальная беседа для обмена мыслями. Хорошо?

Рембрант сделала медленный глубокий вздох и кивнула.

— Прежде всего, я, наверное, должна отметить, что большую часть своей информации получила от Бренди, старшего сержанта. Я… Я все же делаю попытки сама командовать солдатами, и думаю, что эта информация для начала мне поможет.

Командир кивнул.

— Звучит вполне рассудительно. Сержанты работают бок о бок с легионерами, так что нам следует прислушиваться к тому, что они говорят, если хотят поделиться своими мыслями. Продолжайте.

— Вероятно, лучше будет начать с наших наиболее необычных легионеров, — продолжила Рембрант, понемногу расслабляясь. — Мне кажется, что раз уж нам все равно придется тратить массу времени на то, чтобы выяснить, что и как с ними делать, лучше бы заняться этим как можно раньше.

Она остановилась, чтобы заглянуть в свои заметки и найти нужную страницу.

— На основании этого можно сказать, что самые большие трудности, требующие срочного решения, у меня вызывает один из слюнтяев. У нее…

— Один из кого?

Слова вырвались у Шутта прежде, чем он успел обдумать вопрос. Оба лейтенанта были явно озадачены, и командир мысленно обругал себя. Слишком резко для непринужденной беседы.

—… слюнтяи, сэр. Во всяком случае, так называет их Бренди. Когда мы разговаривали, она разделила «трудных» легионеров на две группы: на слюнтяев и уголовников.

— Понимаю.

Командир мысленно колебался некоторое время, пока лейтенанты молча наблюдали за ним. Наконец он покачал головой и вздохнул.

— Очень заманчиво поддерживать непринужденную беседу, — сказал он, — и поэтому я действительно хочу, чтобы вы двое чувствовали себя как можно удобней и разговаривали свободно. Но вы затронули больное место, Рембрант, и я не могу просто так оставить это. Я не хочу, чтобы кто-то из командного состава, то есть, из офицеров или сержантов, имел привычку в разговорах о роте или о какой-то части ее использовать унизительную терминологию. Используемые слова влияют на наши собственные взгляды и отношения, и даже если мы будем подавлять это внутри себя, эти слова, произнесенные вслух, могут быть услышаны кем-то, кто после этого будет иметь вполне оправданное убеждение, что мы относимся к легионерам с презрением. Я хочу, чтобы вы оба самым активным образом сопротивлялись формированию такого мнения у других и работали над искоренением подобных привычек в себе. В нашей роте всякий заслуживает нашего уважения, и если нам сейчас затруднительно проявлять его, то это только потому, что мы недостаточно хорошо изучили тех, с кем имеем дело, а не потому, что с ними не все в порядке. Согласны?

Оба лейтенанта медленно кивнули.

— Хорошо. И еще, лейтенант Рембрант, я хочу, чтобы вы поговорили по этому поводу с Бренди. Я имею в виду ее речевые обороты. Возможно, она самый отъявленный нарушитель из всех нас.

— Так это следует сделать мне, сэр? — Рембрант побледнела. Было ясно, что она не испытывала восторга от предложения вступить в конфронтацию с ужасным старшим сержантом.

— Я могу позаботиться об этом, Рембрант, — проявил инициативу Армстронг, наскоро записав что-то в своем блокноте.

— Спасибо, лейтенант Армстронг, — спокойным тоном сказал Шутт, — но я бы предпочел, чтобы лейтенант Рембрант уладила это самостоятельно.

— Да, сэр, я понял.

Шутт некоторое время изучал напряженную позу лейтенанта, затем покачал головой.

— Нет, лейтенант, боюсь что вы меня не совсем поняли. Я сказал вам спасибо, и подразумевал именно это. Я действительно оценил ваше предложение. Оно показывает, что вы начали помогать друг другу, и при других обстоятельствах я бы это только поддержал.

Он слегка подался вперед.

— Я сказал это не потому, будто полагаю, что вы не сможете нормально поговорить с Бренди, а потому, что считаю, что именно Рембрант должна сделать это — по двум причинам. Во-первых, потому, что это она сообщила о выражениях, которые употребляет Бренди, и если вы или я, неважно, кто, обратимся к Бренди по поводу того, о чем она говорила с Рембрант, то создастся впечатление, будто она наушничает нам, что в свою очередь будет подрывать ее авторитет как командира. У меня здесь есть два младших офицера, а не один офицер и один доносчик. Во-вторых, Рембрант, это очень важно и для вас, чтобы вы разобрались с этими проблемами сами. Знаю, Бренди можно испугаться, и не думаю, что кто-нибудь в этой комнате горит желанием пободаться с ней, но если я позволю вам прятаться либо за Армстронга, либо за меня, вы никогда не сможете, стиснув зубы, нырнуть в воду, — я имею в виду, что вы никогда не обретете той уверенности, без которой нельзя стать толковым офицером. Вот почему я хочу, чтобы вы сами поговорили с Бренди.

Некоторое время он обменивался взглядами с лейтенантами, а затем они оба кивнули в знак согласия.

— А что касается того, как говорить с Бренди, если вы не возражаете против непрошенного совета, то я просто посоветовал бы вам прежде всего не вести с ней беседу в форме явной конфронтации. О, я понимаю, вы будете нервничать, но попробуйте сделать это как бы кстати, в форме случайного, даже небрежного разговора. Думая, в этом случае ей не покажется, что ее привычки были предметом нашего обсуждения. Чем меньше мы будем приказывать и угрожать, тем легче нам будет управлять этой ротой.

— Я попытаюсь, капитан.

— Хорошо. — Командир коротко кивнул. — На эту тему мы поговорили более чем достаточно. Итак, прежде чем я прервал вас, вы начали говорить что-то о легионерах, с которыми у вас наиболее затруднительное положение?

— Верно, — сказала Рембрант, снова роясь в своих заметках. — Один из тех, кого я имела в виду, это Роза.

— Роза? — фыркнул Армстронг. — Вы имеете в виду Вялую Фиалку?

— Да, так ее называют другие легионеры, — согласилась Рембрант.

Шутт нахмурился.

— Что-то я не помню такую.

— Ничего удивительного, — заметила Рембрант. — Но если поднатужитесь, может быть, и припомните. Роза, или Вялая Фиалка, — самая застенчивая натура из всех, кого мне доводилось встречать. С ней совершенно невозможно поддерживать беседу. Все, что она при этом делает, это бормочет что-то себе под нос и смотрит в сторону.

— Я уже давно отказался от попыток разговаривать с ней, — вступил в разговор Армстронг, — и, по моим наблюдениям, к тому же пришел почти каждый в нашей роте. Она, конечно, приятная женщина, к которой сразу начинают проявлять интерес окружающие ее молодые люди, с естественным желанием узнать ее поближе, но они тут же начинают ощущать себя этакими Джеками Потрошителями.

— То же самое и с женщинами, — сказала Рембрант. Каждой, кто заговаривает с ней, кажется, что она заставляет Розу нервничать. Черт возьми, иногда кажется, что гораздо проще иметь дело с теми, кто вообще не люди. По крайней мере, они всегда готовы к общению.

— Интересно, — задумчиво пробормотал командир. — Я попытаюсь сам поговорить с ней.

Армстронг изобразил на лице сочувствие.

— Удачи вам, капитан. Если вы сможете выдавить из нее с полдюжины слов, это будет гораздо больше, чем она сказала за все время своего пребывания здесь.

— К слову, о нечеловеческих существах, — сказал Шутт. — Я хотел бы услышать ваше общее мнение по поводу того, можно ли разъединить двух синфинов, когда мы будем делить роту на пары. Я понимаю, как тяжело людям взаимодействовать с подобными созданиями. Если же мы объединим их по двое, то это будет для них лишним доказательством того, как людям трудно с ними общаться. Единственная проблема здесь — то, что я не знаю, как они сами будут реагировать, если их разъединят. Что вы думаете на этот счет?

— Думаю, что об этом вам беспокоиться не следует, капитан. — Сказав эти слова, Армстронг усмехнулся, подмигивая Рембрант. — Как ты думаешь, Ремми?

— Да, — ответила его напарница, насмешливо растягивая слова, — я не вижу здесь никакой проблемы.

Командир переводил взгляд с одного на другого.

— Мне кажется, что я упустил во всем этом какую-то скрытую шутку.

— Правда заключается в том, капитан, — пояснила Рембрант, — что эти двое друг с другом не очень-то ладят.

— Не ладят?

— Дело в том, сэр, — сказал Армстронг, — что тот мир, где они жили, полон самых настоящих классовых предрассудков. Они оба покинули его, чтобы избавиться от ненавистного окружения.

— Их имена говорят сами за себя, — продолжила Рембрант. — Один из них, Спартак, выходец из низших классов, в то время как Луи, как я уверена, это от Луи XIV, происходит из аристократии. Оба вступили в Легион в расчете на то, что никогда не будут иметь дела с представителями «ненавистного» другого класса, и можете себе представить, как они были обрадованы, когда получили назначение в эту роту.