— Вот-вот. И мое главное дело заключалось в активном использовании индивидуального пакета, — буркнула Пиц. — И чем я только думала? Надо было не этим заниматься, а тебя слушать, оказывается.
— Ха-ха, — язвительно выговорил медвежонок. — А между прочим, за то, что я тебя так хорошо подготовил к беседе с Фиореллой, ты мне была благодарна.
— Угу, и много мне чего дали эта подготовка и эта благодарность, — проворчала Пиц.
— Ой-ой-ой! Наша бедненькая Пиц-ценька ужасно огорчилась из-за того, что противная ведьмачка не бросилась в ее объятия, да? Она деловая тетка. Пройдоха еще та, а уж ты мне поверь, я в пройдохах кое-что понимаю. Если она все хорошенько обдумает, наша победа будет еще приятнее.
— Послушать тебя, так мне просто-таки светит победа над ней. А ты ни о чем не забываешь?
— К примеру?
— К примеру, о моем младшем братце. Я не страдаю наивностью. Я прекрасно понимаю, что Дов сейчас скорее всего занимается тем же самым, что и я, — порхает по стране и ищет точки опоры, поддержку клиентов для того, чтобы утвердиться в роли главы корпорации. Этот маленький проныра может к кому хочешь так подольститься, что перед ним все готовы штаны снять. Почему бы ему не преуспеть с Фиореллой?
— А почему ты считаешь, что Фиорелла думает тем местом, с которого снимают штаны? — возразил Мишка Тум-Тум. — Я же тебе сказал: она деловая женщина. Сначала — деловая, а уж потом — женщина.
— Да, но...
— Да ничего! И ты все-таки страдаешь наивностью, если веришь, что по-настоящему успешные дельцы движимы гормонами. Твоя проблема в том, что ты испорчена так называемым «развлекательным» телевидением. Если там не проповедуют способы, как подольше оставаться молодыми, то все разговоры только о сексе. Там тебе нарасскажут баек про то, как короли и королевы бизнеса напропалую предаются плотским радостям. Может, они им и предаются, это их дело, но только можешь не сомневаться: сначала они приводят в порядок свои финансовые дела.
— А как же тогда насчет этого старика, покойного миллиардера — не помню, как его звали, — того самого, который женился на молоденькой секс-бомбе и завещал ей все свое состояние? Его дети до сих пор пытаются хоть что-нибудь себе отсудить!
Из сумки послышался сдавленный смешок.
— А ты никогда не думала, что этот старикан, может быть, и не оставил все-все этой секс-бомбе, одурев от любви? И никогда тебе не приходило в голову, что он если и оставил, то, может быть, очень даже хорошо понимал, что он делает? А может быть, он так поступил как раз потому, что хотел поизмываться над своими детишками с того света? Не стоит недооценивать родителей, Пиц-цуля, радость моя. Родители могли бы преподать уроки пронырливости самому Макиавелли.
— Все равно, — буркнула Пиц.
Она до сих пор чувствовала себя очень неважно после перелета и была совсем не в том настроении, чтобы выслушивать очередную лекцию Тум-Тума. Ей хотелось одного: поскорее встретиться с чикагской группой, заручиться их поддержкой, а потом отправиться в гостиницу и принять горячую ванну с ароматизированной пеной.
— Где, я хотела бы знать, этот треклятый водитель? — пробормотала она, обшаривая взглядом толпу. — Не могу же я торчать тут вечно! Мне нужно багаж получить. Если он не появится...
Вот тут-то она его и заметила. И просто чудо, что заметила, учитывая, посреди какого количества народа он стоял. Крошечная картонная карточка, на которой крошечными латинскими буквами было написано «Пиц Богги», отчаянно раскачивалась над головами гомонящих людей, со всех сторон сжимавших толстяка-коротышку, одетого в некое подобие римской тоги и обутого в красные кожаные сандалии. Голову толстяка венчал тяжеленный черный парик а-ля Клеопатра. Пиц стала проталкиваться к нему сквозь толпу. В это время коротышка повернул карточку другой стороной.
«То ли это мое имя, то ли слово „ПОМОГИТЕ“, написанное иероглифами», — подумала Пиц.
— Я здесь, — объявила она, коснувшись рукой обнаженного плеча встречающего. — Давайте пойдем и получим мой багаж, хорошо?
— О да, конечно, конечно, — отозвался толстяк. Его влажные глаза загорелись собачьей благодарностью. — Меня зовут Гэри. Для меня большая честь познакомиться с вами.
— Гэри... — задумчиво повторила Пиц, пытаясь соединить это такое распространенное имя с экстравагантно вырядившимся субъектом, стоявшим перед ней.
На каком-то отрезке пути от места встречи до места выдачи багажа Гэри извинился перед Пиц, юркнул в мужской туалет и вышел оттуда в джинсах, кроссовках, футболке фирмы «Bears» и потертой джинсовой куртке. На плече у него болталась небольшая спортивная сумка, из которой торчало несколько прядей парика. В ответ на недоуменный взгляд Пиц Гэри сказал:
— Рей Ра позаботился о том, чтобы я имел возможность встретить вас в облачении, приличествующем вашему высокому положению. При этом я был застрахован от излишнего внимания со стороны администрации аэропорта.
— А.Р.З. ? — уточнила Пиц и, заметив неподдельную озадаченность во взгляде Гэри, пояснила: — Автоматическое Редакционное Заклинание. Оно очень популярно.
— Ну, значит, он его применил. Но ваш рейс опоздал, и чары начали выветриваться. Вот почему я постарался затесаться в толпу. Я так обрадовался, когда вы ко мне подошли.
— Я тоже обрадовалась, когда вас увидела. Наверное, вам было бы не очень приятно объясняться с охранниками.
— Еще бы. Гэри поежился.
Он снял чемодан Пиц с багажной «карусели» и проводил ее до машины — «вольво» последней модели со съемным верхом. К зеркалу заднего вида был подвешен фаянсовый брелок в виде маленького гиппопотама, а на приборной доске красовалось великое множество статуэточек, изображавших древнеегипетских богов. Как только Гэри и Пиц уселись и пристегнули ремни, Гэри указал на одну из статуэточек и сказал:
— Эта — моя любимая. То есть... хотел сказать, ей я более всего поклоняюсь. Это Сехмет, львиноголовая богиня войны и болезней.
Пиц с интересом посмотрела на коротышку. С виду он был не более кровожаден, чем пингвин.
— Вы — юрист?
— Страховой агент.
— О!..
От аэропорта отъехали в молчании. Гэри решил устроить для Пиц экскурсию по центру Чикаго. Погода не благоприятствовала: под небом, затянутым непроницаемыми серыми тучами, город выглядел не лучшим образом. И все же путь вдоль берега озера был красивым, а урбанистический пейзаж на горизонте показался Пиц наполненным особой поэтичностью — поэтичностью стекла и стали. По пути Пиц выяснила, что Гэри — такой же «блестящий и интересный» собеседник, как она сама. Ее спутник вступал в разговор только тогда, когда у него не оставалось иного выбора, под страхом смерти, можно сказать. Его словарного запаса хватало ровно настолько, чтобы лишь время от времени назвать ту или иную достопримечательность. В молчании не было ничего дурного. Пиц вообще любила оставаться наедине со своими мыслями, но в данном случае тишина в салоне «вольво» была неприятной, уродливой. Ей, словно безобразному зверю, приходилось пробуждаться всякий раз, когда оба косноязычных спутника вдруг ощущали обязанность вымолвить хоть слово, чтобы наполнить бездну безмолвия, потому что... потому что...
«Потому что я, черт побери, понятия не имею о том, каково положение этого пакостного коротышки в чикагской иерархии, — думала Пиц. — Он — не глава этой организации. Главу зовут Рей Ра. А вдруг он — второй по старшинству или третий? Если этот мой визит закончится точно так же, как предыдущий, без четкого обещания поддержки или заключения договора, обо мне будут болтать после моего отъезда. Мне же нужно как можно больше союзников. Почему бы не начать с Гэри? Не будет ничего ужасного, если я позаимствую противную, скользкую стратегию Дова и попробую поболтать и немного пококетничать с этим типчиком».
Пиц обвела салон автомобиля взглядом в поисках хоть чего-нибудь, с помощью чего можно было бы разбить лед молчания, и вдруг заметила карточку с ее именем, которую Гэри уронил и которая теперь лежала рядом с ней на полу. Пиц подняла карточку. Довольно долго она рассматривала колонку значков, заключенную в красную овальную рамочку, и наконец изрекла:
— А знаете, я разочарована.
При звуке ее голоса Гэри чуть было не взлетел над рулем.
— Чем? — пискнул он.
— Тем, как мое имя выглядит, будучи написанным иероглифами. Я надеялась, что для того, чтобы написать «Пиц Богги», потребуется больше... скажем так — интересных элементов. Ну, знаете... всяких там змей, сов, львов, людей. А я даже не могу понять, что означают некоторые из этих символов. Вот этот, например, похож на плевательницу.
Она пыталась юморить, но практики у нее недоставало, и это было заметно.
Гэри не рассмеялся. Он одарил ее взглядом, полным такого неприкрытого испуга, что Пиц поняла, что, видимо, сильно переоценила свои чары и, похоже, ранила потенциального союзника прямо в сердце. Теперь ей можно было спокойно сматывать удочки и оставлять Чикаго на долю братца, а уж для него, естественно, этот город станет легкой добычей.
Для ее младшего братца, задавалы и чаровника. Но все же не всегда и Дову удавалось приземлиться и встать, что называется, на обе ноги. Пиц помнила больше десятка случаев, когда ее драгоценный братец вляпывался в грязь по пояс.
«Но выбирался. Всякий раз выбирался. И как же ему это удавалось? Думай, Пиц, думай! Что он делал для того, чтобы вытащить свою никчемную задницу из мясорубки?»
И она вспомнила. Это была такая откровенная уловка, такая примитивная — и тем не менее она приносила Дову удачу, когда бы он к ней ни прибегал.
Пиц уставилась на Гэри, улыбнулась ему и сказала:
— Ой, мамочки, неужели я так сказала? Просто не знаю, о чем я думала! Я вовсе не хотела выказать непочтение к древности, просто... Ой, как же это глупо, но понимаете... Я всегда так нервничаю, когда мне приходится говорить с красивыми мужчинами.
— Ч-ч-что? — прошелестел Гэри и чуть было не перелетел вместе со своим «вольво» через машину, ехавшую впереди.
К тому времени, когда они добрались до храма Сешат-на-Берегу, сооруженного по собственному проекту Рей Ра, Пиц ощущала необычайное изумление и радость из-за того, что примитивная стратегия брата помогла ей обрести абсолютную и бесповоротную преданность Гэри — этого кровожадного пингвина.
«Все-таки от Дова есть порой какая-то польза», — подумала Пиц, когда ее новообретенный поклонник помог ей выйти из машины и стремительно зашагал впереди с ее чемоданом, а потом открыл и придержал дверь храма и дал ей войти.
Храм Сешат-на-Берегу располагался в особняке, из которого напрочь не было видно озеро Мичиган. Сказать о нем, что он стоял на берегу, — это было бы примерно то же самое, что сказать о Миннеаполисе, что этот город стоит на море.[30] Между тем, и сам дом, и его хозяин были столь бесспорно богаты, что спорить о семантике никому и в голову не приходило, покуда все счета оплачивались щедрой рукой. А банковский счет Рей Ра был настолько велик, что если бы он вздумал назвать возведенный им дом храмом Сешат-на-Луне — и то никто не имел бы ничего против.
Как только Пиц переступила порог, она поняла, что ее со всех сторон окружают в великом множестве старые добрые денежки. За фасадом особняка, выполненном в стиле прошлого века, располагался египетский храм, о котором мог бы мечтать Сесил Б. Де Милль[31], а может быть, такой храм мог бы привидеться ему в страшном сне. Весь первый этаж и большая часть второго были заняты рядом колонн, увенчанных капителями в форме цветков лотоса. Колонны были раскрашены синей, зеленой, красной и золотой красками. От бывшего вестибюля путь между колоннами пролегал в направлении бывшей гостиной, которая теперь являла собой святилище. Гэри вел Пиц в глубь храма. Она миновала два ряда изображений двенадцати различных божеств. Тот с головой ибиса смотрел сверху вниз на шакалоголового Анубиса. Сет, убийца Осириса, злобно скалясь, взирал на Гора, отомстившего за смерть отца. Птах и Амон, Осирис и Изида, коброголовая богиня Рененутет и богиня Хатор с коровьими рогами, и еще, и еще боги и богини. И все они, как казалось Пиц, пристально следили за ней, покуда она шла по храму.
Рей Ра ожидал ее в конце церемониального пути. Он стоял перед ярко разрисованным занавесом с изображением Осириса в подземном царстве, где он восседал на троне и судил мертвых. Глава чикагской группы был одет в такой же льняной балахон, как тот, в котором Гэри встретил Пиц в аэропорту, — только у Рея Ра полотно было расшито алыми и золотыми нитками. Если у него на голове и был парик, он не был виден под полосатым фараонским головным убором, увенчанным изображениями кобры и грифа. Усыпанный драгоценными камнями золотой нагрудник, закрывавший грудь и плечи Рея Ра, был настолько тяжел, что Пиц просто изумилась — как он на ногах-то держался. Вообще же Рей Ра с виду напоминал бывшую звезду школьной баскетбольной сборной: натянутые струнами сухожилия, длинные кости и почти полное отсутствие мышц.
— Приветствую тебя, о Пиц, шествующая в красе своей! — возвестил Рей Ра нараспев, стоя на верхней ступени небольшого мраморного возвышения перед занавесом. Он поднял правую руку, в которой сжимал сине-серебристый цеп, а в левой он вместо традиционного фараонского пастушьего посоха держал сверкающий анкх.[32] Рей Ра то и дело перехватывал анкх то повыше, то пониже, словно не был уверен в том, как лучше держать этот символ, чтобы произвести наибольшее впечатление. — Верь, твой приход приятен нам. Когда мы встаем и когда мы ложимся, мы просим тебя о...
В это мгновение фальшивая борода Рея Ра, заплетенная в косицу, отклеилась от подбородка, упала, пролетела по мраморным ступеням и подкатилась бы к ногам Пиц, но тут подоспела одна из вездесущих храмовых кошек и бросилась на бородку со счастливым утробным мявом. Когда Гэри бросился к ней и попытался отнять бородку, кошка пребольно оцарапала его руку, и он отказался от дальнейших попыток.
Рей Ра произнес слово, гораздо больше подходящее для лексикона англосаксов, нежели древних египтян, глянул на Пиц и густо покраснел.
— Прошу прощения, — сказал он. — Всегда такая история. Обычно я бороду не ношу, знаете ли, — жевательная резинка и средство для наклейки накладных ресниц держат плохо, а клей покрепче мне плохо на кожу действует. Но в свете того, что сегодня для нас — первый визит представителя корпорации, я решил, что неплохо было бы отметить этот день чем-нибудь особенным. Не откажите пройти во внутренние покои? Там вас ожидают остальные члены нашей общины.
Пиц послушно последовала за Реем Ра, с трудом пробираясь посреди бесчисленных кошек. Рей Ра раздвинул занавес, за занавесом оказалась небольшая дверь. Некоторые из кошек попытались было юркнуть за эту дверь, но Рей Ра их решительно отогнал.
— Брысь, о Ступающие-Во-Красе-Своей. Вам нельзя входить сюда, о Те-Что-Быстрее-Газелей. Брысь, о Вечпые-Прославления-Богипи-Баст![33] Брысь, я кому сказал!
Конечно, кошки, будучи кошками, все равно ухитрились проскользнуть за дверь, но, как следует принюхавшись к ароматам по другую сторону двери, развернулись на сто восемьдесят градусов и поспешили обратно.
Пиц пожалела о том, что ей нельзя к ним присоединиться. Воздух во внутренних покоях настолько пропитался дымом горящих благовоний (то есть это Пиц так подумала, что именно благовония являются источником кисло-сладкого запаха), что у нее сразу заслезились глаза, и она начала непрерывно кашлять.
— Вам что-нибудь принести, мисс Богги? — Верный Гэри в мгновение ока оказался рядом с ней. Его круглая физиономия была еле видна за пеленой клубящегося дыма. — Воды? Натурального фруктового сока? Пива?
— Чего угодно, — прохрипела Пиц.
Гэри исчез за клубами дыма и тотчас же вернулся с золотым кубком в руке.
— Пиво, — оповестил он Пиц и поднес кубок к ее губам. — У нас работает маленький пивоваренный цех, где мы производим пиво по древнеегипетс...
В следующее мгновение его физиономия была щедро обрызгана продуктом, произведенным по древнеегипетским рецептам. Пиц явно не пришелся по сердцу вкус этого напитка богов.
— О боги, что это было? — выдохнула она.
Откуда-то из глубины кисло-сладких облаков дыма послышалось хихиканье, и чей-то голос произнес:
— Вот то, что мы любим назвать приобретенным вкусом.
Пиц проморгалась, утерла слезящиеся глаза и мало-помалу начала различать среди клубов дыма силуэты.
— Окна тут, наверное, нет? — робко поинтересовалась она.
— Есть, — ответил ей голос. — Но мы предпочитаем...
— Госпожа Пиц повелела! — громогласно заявил Рей Ра. — Все должны повиноваться словам госпожи Пиц! Да будут ее слова записаны и да будут они исполнены! Гэри, открой окно.
Затем послышался скрежет, пара увесистых ударов, потом — еще один, глухой, потом — несколько бранных слов, потом Гэри пробормотал: «Прошу прощения, виноват», и наконец раздался спасительный скрип открываемой фрамуги. Поток прохладного воздуха хлынул в комнату, разогнал большую часть дыма. Пиц наконец смогла более или менее сносно разглядеть то, что ее окружало.
Если бы посередине комнаты на циновке не стоял треножник, а на нем — курительница благовоний размером с ванночку для купания попугайчиков, то внутренние покои храма Рея Ра очень походили бы на комнату отдыха в общежитии. Здесь стояло несколько разномастных диванов и стульев, пара-тройка хрупкого вида столиков, телевизор с огромным экраном, в комплекте с DVD-плеером, стереосистема среднего пошиба и барная стойка.
Пиц сразу выбрала для себя барную стойку. Решительно прошагав по комнате и не обращая ровным счетом никакого внимания на двадцать с лишним человек, собравшихся в комнате, она подошла к стойке и с размаху шмякнула на нее золотой кубок.
— Тупые шутки я не называю приобретенным вкусом, — сообщила она стоявшей за стойкой женщине. — И уж точно я не назову эту дрянь пивом.
Женщина, как и Рей Ра и все остальные, была облачена в белый льняной балахон. Эту одежду знал любой школьник по рисункам на стенах усыпальниц в Новом Царстве. Кроме того, на женщине было огромное количество золотых украшений в виде лотосов, анкхов и глаз Гора. А вот парика у нее на голове не было. Вместо этого она ухитрилась заплести свои мышасто-каштановые волосы в мелкие косички, а поверх этой прически женщина напялила бейсболку.
— Жаль вас разочаровывать, принцесса, но это — пиво, — сказала она. — Настоящее древнеегипетское пиво. Я сварила его сама после тщательного изучения рецепта и принесения необходимых жертв богам. Может быть, оно немного слаще того, к которому вы привыкли...
— Слаще? Проклятие, да его жевать можно! — Рей Ра и Гэри вели себя с Пиц так обходительно, с таким подобострастием, что она решила особо не церемониться с этой женщиной. — В нем плавают кусочки... кусочки... Ну ладно, мне не очень-то хочется знать, кусочки чего именно там плавают, и глотать эти кусочки я совершенно не желаю!
Женщина наклонилась и извлекла из недр барной стойки странный металлический предмет.
— Просто Гэри так торопился поднести вам напиток, что забыл захватить соломинку. Хотите еще разок попробовать? — спросила она, а ее глаза добавили: «Или ты струсила, принцесса?»
Пиц резко подвинула кубок к самому носу барменши.
— Наливай, — распорядилась она, а затем с помощью соломинки осушила кубок наполовину. Напиток и теперь показался ей слишком сладким, не слишком вкусным, а алкоголя в нем было не больше, чем в порции сиропа от кашля. И все же Пиц удалось его выпить.
Остальные члены храмовой общины столпились около стойки, чтобы поглазеть на то, как гостья пьет древнеегипетское пиво. А когда Пиц осушила кубок до дна, многие поприветствовали ее подвиг негромкими восклицаниями и устремили на нее почтительные взгляды.
— Вот это да! — вырвалось у одного из них — пузатого толстяка. — Вы — первая, кто у меня на глазах залпом выпил полный кубок пивка Меритатен.
— Ага, — подхватил другой мужчина. — Даже Рей Ра так не может. Вы крутая!
Пиц обвела взглядом круг доброжелательных лиц. И мужчинам, и женщинам здесь было от сорока до пятидесяти, и все они не отличались изяществом форм, а недостатки трудно было скрыть под тонкой тканью балахонов.
— Я... крутая? — промямлила Пиц, не веря своим ушам. — Что это, шутка?
— О нет, госпожа Пиц, ни в коем случае, что вы, что вы! — затараторил Рей Ра, пробравшись к ней и одарив Меритатен испепеляющим взором. — Некоторые думают, что позволительно жертвовать священными узами гостеприимства и приносить на алтарь исторической достоверности — даже тогда, когда на вкус наших гостей эта достоверность не лучше коктейля с кошачьим, прошу прощения, пометом! Некоторые, похоже, забыли, что боги видят все и что перечень их проступков будет навсегда начертан на их сердцах. Некоторых как будто не заботит то, что, когда они умрут, их сердца будут взвешены на весах справедливости вместе с пером Маат[34], и если они будут осуждены, то их сердца будут брошены на съедение чудовищу. Некоторым...
— ... безразлично, будет ли им дарована полная благодати вечная жизнь на полях тростника, ля-ляля, бу-бу-бу. — Меритатен облокотилась о стойку бара, подперла ладонью подбородок. Ей явно наскучили увещевания Рея Ра. — Некоторые, — передразнивая его, продолжала она, — просто жуть как здорово умеют пересказывать для всех нас «Книгу Мертвых». И большое им за это спасибо. — Она посмотрела на Пиц. — Вы уж извините, если вам не понравилось пиво. И вовсе я не хотела над вами подшутить, что бы вы там ни думали. Просто мне показалось, что раз уж вы — дочка Эдвины, то, как она, любите все новенькое. Без обид?
— Никаких обид, — ответила Пиц и приклеила к губам одну из патентованных обезоруживающих улыбок своего брата. — Простите, что я на вас накричала. Я приехала сюда по серьезному делу. У меня нет настроения для того, чтобы участвовать во всяких обрядах посвящения.
— Знаем, — отозвалась Меритатен. — Слышали.
Община огласилась хором высказываний сочувствия. Новость о неминуемой кончине Эдвины разлетелась быстро.
— Если это хоть как-то способно вас утешить, скажу вам, что Ненуфер занимается изучением древних способов бальзамирования, — сообщил Гэри, кивком указав на еще одну женщину.
Рей Ра тут же защебетал:
— Когда придет время, мы обещаем устроить для вашей матери самое пышное погребение, какое только полагается по закону. Жаль, конечно, что нам не положено иметь рабов, которые помогли бы нам с подготовкой. Без них по нынешним ценам не воздвигнешь хорошую, солидную гробницу, а что касается обеспечения нашей дорогой Эдвины всем необходимым для загробной жизни... — Он поежился. — Думаю, придется ей удовольствоваться статуэтками-ушабти. Я знаю, что так поступали с большинством фараонов, но если вы спросите меня, то я скажу, что трудно полагаться на изображение слуги. Разве изображение сможет услужить вам так же, как живой раб в старые добрые времена?
— Которые были когда? — осведомилась Пиц, не вполне уверенная в том, хочется ли ей услышать ответ.
— Которые были тогда, когда вместе с фараонами хоронили принесенных в жертву настоящих слуг.
Похоже, Рея Ра нисколечко не коробил этот аспект избранного им духовного пути.
— Да будет тебе, Рей! — с укоризной проговорил один из мужчин. — Ты только потому так помешан на человеческих жертвах, что для тебя единственный способ удержаться женщину — это чтобы она была настолько мертва, что не сможет удрать.
— Заткнись, Билли-хотеп, — процедил Рей Ра сквозь сжатые зубы.
Мужчина с необычным именем «Билли-хотеп» рассмеялся. Его глаза за линзами бифокальных очков с тоненькой оправой были похожи на два черных сгустка — до такой степени расширились его зрачки.
«Он, наверное, каких-то очень сильных благовоний надышался», — подумала Пиц.
С другой стороны, фараоны себе очень многое позволяли.
— Вы уж меня простите, ваше высокочтимое самозванство, — сказал Билли-хотеп, — но вы кое о чем забываете: мы все знаем вас с колледжа. И когда бы мы ни видели вас с девицей, позднее выяснялось, что она была подкуплена, что ее услуги были оплачены.
— Как и твои взносы на храм? — парировал Рей Ра. — Я одалживаю тебе деньги и одалживаю, и это вся благодарность за мою доброту? Сегодня у нас — первый личный контакт с представителем руководства за двадцать пять с лишним лет, и ты пытаешься очернить меня в ее глазах? Пожалуй, мне стоит отправить тебя в свободное плавание. Нет взносов — нет членства в общине, а нет членства в общине...
— ... нет вечеринок. — Осознание этого печального факта быстро опустило Билли-хотепа с небес на землю. Он залепетал: — Ты не можешь так со мной поступить! Я так люблю наши вечеринки! Именно так мы тусовались в колледже!
— А у нас все так, как было в колледже, — пробормотала Меритатен. — Кроме наших талий, наших машин и наших компьютеров.
— Ах, вечный Египет, — высказалась Пиц. Она размышляла об этом маленьком гнездышке стареющих бэби-бумеров.[35] Они выросли в обществе, которое видело в них центр вселенной, они удовлетворяли одни собственные капризы за другими, они окружили себя горами и горами вещей, но в целом, если не вспоминать об их сверстниках, которых погубила (в прямом и переносном смысле) война во Вьетнаме, они были не такой уж плохой компанией. Так зачем же портить веселье такой неприятной мелочью, как смерть?
Очень и очень фараонский взгляд на вещи. Пиц была даже немного удивлена тем, что под знамена воскрешенной религии древности к Рею Ра не сбежалось больше бумеров.
«По крайней мере их гробницы не осквернят, — подумала Пиц. — Они не заинтересуют уважающего себя взломщика. Вся та электроника, которую они потащут с собой в загробный мир, устареет еще до того, как застынет печать на саркофаге».
— Знаете, — проговорила она вслух, — традиция — это превосходно. Это священно. Я знаю, что из всех объединений, представленных в корпорации «Э. Богги», ваше — единственное, которое способно по-настоящему оценить святость вечности. Сами боги с улыбкой взирают на тех, кто...
* * *
А через пятнадцать минут она сидела на заднем сиденье личного «линкольна» Рея Ра, и водитель мчал ее к гостинице. Как только Пиц пристегнула ремень, она сразу извлекла из дорожной сумки Мишку Тум-Тума и помахала перед его пушистой мордашкой листком пергамента.
— Смотри! — воскликнула она. — Они меня полюбили, Мишка Тум-Тум! Они все, все говорили мне о том, как они рады, что я приехала, что им удалось лично пообщаться со мной. Конечно, их компания — всего лишь горстка стареющих экстравагантных чудаков, которые пытаются мертвой хваткой вцепиться в собственную юность и удержать ее. Но мне-то какое дело до этого? Читай и рыдай, Дов! Все могущество Чикаго — деньги, шифры, поддержка масс-медиа, все, что только можно, обещано мне вот здесь, и это написано черным по белому!
— Скорее все-таки черным и красным по желтому, — уточнил Мишка Тум-Тум, внимательно рассмотрев пергамент. — Это написано иероглифами. Тебе очень сильно повезет, если такой документ примут к рассмотрению в суде.
Пиц ревниво отобрала пергамент у медвежонка.
— До суда дело не дойдет. С какой стати? Это только первая из моих побед. С Фиореллой я еще была слаба, не набрала форму, но теперь!.. Хо-хо! Смотри, о мир, вот грядет Пиц!
— Мысль недурственная, — отметил Мишка Тум-Тум, нырнул обратно в сумку и спрятался под пакетом с запасными белыми трусиками. — А когда она была стеснительная, она мне больше нравилась, — проворчал он под звук маниакального победного смеха Пиц, наполнившего салон «линкольна».
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Дов сидел, склонившись к столику в одной из дальних кабинок забегаловки под названием «Голубой койот», и играл в затянувшуюся игру типа «Двадцать вопросов» с настоящим американским индейцем. В эту игру они играли с тех самых пор, как началась встреча Дова с Сэмом Индюшачье Перо, о которой они заранее условились, и это занятие успело порядком прискучить Дову.
— Дзуни? — спросил он. Сэм отрицательно помотал головой. — Хопи? Навахо? — И снова — мимо. Дов вздохнул. — Ладно, хорошо, сдаюсь. И какая же у вас национальность? То есть как называется ваше племя? Послушайте, я вовсе не хочу вас обидеть, просто не знаю, как лучше обратиться.
— В смысле — сегодня?
Сэм скривил губы. Если бы кто-то взялся судить о его возрасте по всем остальным чертам лица, кроме губ, то этот человек сказал бы, что индеец — ровесник Дова. Но губы, что странно, очень старили его. Просто очень сильно старили. Тонкая сеть морщинок лежала и на самих губах, и на коже вокруг них, а когда индеец улыбался, обнажались его кривые желтые зубы. Это выглядело неожиданно огорчительно и занятно в одно и то же время, и из-за этого трудно было, разговаривая с Сэмом, смотреть на что бы то ни было, кроме его рта.
На самом деле странная вещь: получалось так, что рот Сэма Индюшачье Перо придавал ему невероятную власть над любым человеком, какой бы ему ни встретился, и Сэм этой властью пользовался с превеликой радостью и на всю катушку.
«Неудивительно, что он так настаивал на личной встрече, — подумал Дов, не сводя глаз с губ Сэма, — Нет, я, конечно, и сам был больше настроен именно на беседу с глазу на глаз, поскольку проделал чертовски долгий путь до Аризоны, дабы заручиться поддержкой этого типа. Но готов побиться об заклад: у него полным-полно других партнеров по бизнесу, которые предпочитают общаться с ним, соблюдая почтительную дистанцию».
Что там говорил Амми, когда они только заметили этого человека на автостоянке возле кафешки? Ну точно, он так и сказал: «Этот рот дает ему фору, преимущество, право последнего слова». А потом амулет начал хохотать, да так грубо и громко, и, похоже, умолкать не собирался, поэтому Дов был вынужден засунуть зловредную серебряную побрякушку в задний карман брюк и теперь сидел на стуле, придавив Амми так, чтобы тот и пикнуть не мог.
— И это все, что вы мне ответите?
Сэм покачал головой. Его длинные черные волосы были заплетены в косы, на концах закрепленные замшевыми ленточками, к которым были привязаны серебряные шарики и крошечные фигурки животных-фетишей, вырезанные из полудрагоценных камней. Стоило только индейцу пошевелить головой — и все это начинало звякать и клацать, точь-в-точь как зловещие украшения на верхушке посоха мистера Боунса.