Бродвейский «Водяной»... Иначе описать новую внешность преподобного Ассорти было невозможно. Каким-то образом за то недолгое время, которое Пиц посвятила осмотру морского декора зала, он ухитрился снять свой дорогой кремовый костюм и сменить его на усыпанный разноцветными блестками наряд с рыбьим хвостом. Костюмчик такой степени безвкусицы, пожалуй, отвергла бы даже Бетт Мидлер.[48] До пояса преподобный Ассорти был обнажен, но большую часть его груди занавешивала зеленая с проседью бородища.

— О-о-х-х, — проговорил он, сочувственно кивая в знак того, что ему понятна внезапная утрата его гостьей дара речи. Венчавшая его голову корона высотой в фут из ракушек и сушеных морских коньков слегка качнулась. — Я понимаю вас, понимаю. Вы ведь ни разу не бывали на моих службах раньше. Я все время так делаю. — С этими словами он поддел хрустальным трезубцем снятый костюм и подал его Пиц, чтобы она его рассмотрела. — Он одевается и снимается целиком и снабжен потайными застежками-«липучками». Очень похоже на ту одежду, в которую обряжают усопших в похоронных бюро, если родственники ничего не приносят. Такой, знаете ли, костюмчик по системе «вон он был — а вот его не стало». Всегда удобно нацепить в последнюю минуту перед похоронами. Ну, надеюсь, это единственное, что вас огорчает?

— Д-д-да, — выдавила Пиц. — Это, а еще... — Она не представляла, как сказать об этом, а потом продолжать считать себя благовоспитанной леди, поэтому неловко указала на грудь преподобного.

Он озадаченно опустил глаза, осмотрел себя и усмехнулся.

— А! Вы про эти штуки, да? Про наклейки? — Преподобный Ассорти указал на пару радужных пластиковых кружков, наклеенных на его соски, — два островка в Саргассовом море изобильной растительности масти «перец с солью». Снова усмехнувшись, он добавил: — Понимаю, на вкус некоторых — это перебор, но мне кажется, что как духовный лидер многочисленной и преданной мне общины я, руководствуясь возвышенностью моего призвания, просто обязан скромно прикрыть мои атавистические молочные железы. Путь к просвещению, а не сам скромный проводник, — вот что должно привлекать внимание прихожан. Я ни за что не стал бы отвлекать моих искателей истины.

— Отвлекать? Вы бы не стали их отвлекать? — взвизгнула Пиц, вскочив на ноги. — Вы выглядите как незаконнорожденный отпрыск Посейдона и Шер[49], и вы еще переживаете за то, как бы не отвлечь прихожан голыми сосками?

Преподобный Ассорти ошеломленно уставился на Пиц. И не только его шокировала ее вспышка, Пиц ахнула, прижала к губам ладони и рухнула в кресло, напуганная тем, что она только что натворила.

— Простите, — прошептала она. — Я не хотела. Я этого не говорила. О, простите, простите, простите.

Преподобный Ассорти глубоко вдохнул и выдохнул, запрокинул голову назад настолько сильно, насколько было можно, чтобы не свалилась ракушечная корона, и смеялся до тех пор, пока по его щекам не потекли слезы. Когда он наконец овладел собой и смог говорить, он сказал:

— Мисс Пиц, ваша невинность подобна порыву соленого ветра, сорвавшегося с живительных уст нашего Праотца-Океана. Если взглянуть на мое одеяние вот так, в отрыве от контекста нашего ритуала, этот наряд и вправду может показаться несколько театральным, однако инсценировка, показная пышность зачастую является частью религиозных ритуалов. Заверяю вас: когда вы увидите нашу церемонию целиком, избранный мной внешний вид покажется вам совершенно естественным.

— Несомненно, так и будет, — пробормотала покрасневшая как рак Пиц.

Так оно и вышло.

«Естественно — для шоу уродов, — думала Пиц. — Нет, это слишком грубо. Ну, тогда — для цирка, для представления в аквапарке, да кто его знает, для чего еще».

Она сделала очередной глоток из завитой замысловатыми петельками пластиковой соломинки, опущенной в бокал с пинья-коладой[50], и с опаской уставилась на зрелище, разворачивающееся перед ее глазами.

Служба близилась к завершению — по залу разнесли напитки, когда преподобный Ассорти призвал своих последователей поучаствовать в «освежении души», — но довольно многое еще происходило. Не тесно и спокойно было только в бассейне с дельфинами.

«Нет, не в бассейне. В Купели, — мысленно поправила себя Пиц. — Там, где эти слюнтяи вымокнут до нитки».

Еще пятнадцать минут назад она сидела и слушала, как преподобный Ассорти вещал прихожанам про то, что воссоединиться со вселенной можно, отправив душу в свободное плавание. Деньги служили тем балластом, который тянул вас ко дну великого Космического Моря, а там, на этом дне, вас поджидали Крабы Раскаяния и Омары Угрызений Совести, готовые вцепиться в ваши пятки и высосать из вас всю хорошую карму. Слыша эти жуткие прогнозы, прихожане постанывали и издавали булькающие звуки.

И все же была, была надежда! Вот что сказал об этом преподобный Ассорти:

— Но нет! Это еще не все!

Затем он попросил своих миловидных ассистенток вывести на всеобщее обозрение тех прихожан, которые во время службы на прошедшей неделе избавились от наибольшего балласта. Ассистентки, у которых во все стороны топорщились плавники, были похожи на не прошедших кастинг кандидаток в статистки в гастрольную труппу из Лас-Вегаса, ставящую «Русалочку» Ганса Христиана Андерсена. Их рыбьи хвосты сильно затрудняли передвижение по проходам, поэтому ассистентки ограничивались тем, что выкрикивали имена сугубо отличившихся в микрофоны, замаскированные под фигурки лобстеров.

С радостными возгласами, которые звучат разве что в последних сценах «Флиппера»[51], избранные вскакивали со своих мест, шагали по центральному проходу и по ступенькам взбирались на помост, окружавший бассейн с дельфинами. Один за другим они удалялись за ширму, откуда вскоре появлялись в купальных костюмах и плавках. Пиц была потрясена тем, сколь многие здесь владели способностью преподобного Ассорти к скоростному переодеванию, однако ее потрясение развеялось, когда она разглядела за ширмой еще один отряд ассистенток, которые умели раздеваться и раздевать других даже быстрее, чем возбужденный подросток шестнадцати лет.

Как только образцовый прихожанин появлялся из-за ширмы, его или ее подводили к краю бассейна с дельфинами, где поджидал преподобный Ассорти с хрустальным трезубцем в руке. Он произносил несколько слов насчет того, что в нашей жизни случаются приливы и отливы, о том, что некоторые предпочитают плыть по течению, про то, как наша жизнь похожа на реку, в которой сосредоточены все знания, а также про то, что грешники — это ил, скопившийся на дне пруда, и еще про то, что не надо слушать отщепенцев, подвергавших критике методы Приюта для Души и Купели Звездного Чада, потому что оные отщепенцы представляли собой не что иное, как всего лишь жалкие мокрые полотенца.

Затем с помощью трезубца преподобный Ассорти подталкивал прихожанина к бассейну и в итоге сталкивал в пучину вод. Дельфины, они же Звездные Чада, радостно кружили около каждого очередного свалившегося в бассейн человека. Одни из людей вызывали у дельфинов интерес, других они напрочь игнорировали. Но никто не расстраивался, поскольку, согласно произнесенной преподобным Ассорти проповеди, не к телу должны были притронуться Звездные Чада, но к душе Искателей Совершенства, и всякий вылезавший из бассейна утверждал, что он (она) чрезвычайно тронут(а).

Все это было очень волнующе. На самом деле в волнении своем те члены общины, которые на этой неделе не попали в число избранных, решали, что им следует возвысить свой душевный порыв, и потому щедрой рукой наполняли корзинки сбора пожертвований.

Затем сверху опустился занавес в виде рыбацкой сети и отделил от остальной части зала бассейн. Члены общины потянулись к выходу. Орган играл избранные места из «Водной музыки» Генделя на фоне записанных на магнитофонную пленку песен китов. К этим звукам весьма мило примешивались периодические «шлеп-шлеп-шлеп», издаваемые плохо вытертыми ступнями, обутыми в дорогие итальянские кожаные туфли. Когда величественные двери обители закрылись за последним из прихожан, преподобный Ассорти снял с головы ракушечную тиару и отклеил фальшивую бороду. Он нырнул за ширму с радостным вздохом, значение которого можно было истолковать либо как удовлетворение от удачно проведенной службы, либо как «Слава тебе, Господи, все позади!».

У Пиц на этот счет сложилось собственное мнение.

— С меня довольно, — произнесла она, ни к кому не обращаясь. — Я сдаюсь.

— Что вы сказали? — Преподобный Ассорти высунул голову из-за ширмы. Вид у него был искренне озабоченный.

— Вы меня слышали, — отозвалась Пиц. — Я сдаюсь. Ухожу. Я так работать не умею. Если будущее «Э. Богги, Инк.» будет зависеть от кого-то, кто способен наблюдать за подобной дребеденью со старой доброй улыбкой мисс Америки, то этот кто-то — не я. Оставляю поле деятельности моему братцу Дову. Если ему так угодно, пусть, как говорится, крутит колесо, а я ухожу.

Она поднялась и направилась к лесенке, по которой можно было спуститься с помоста, окружавшего бассейн.

Хрустальный трезубец вонзился в деревянную ступень всего в дюйме впереди занесенной ноги Пиц. Она резко обернулась и гневно уставилась на преподобного Ассорти, которому удалось с такой непревзойденной точностью метнуть свое сверкающее орудие. На лице Пиц застыло выражение искреннего изумления вкупе с неподдельным восхищением перед скоростью реакции, щегольством и мастерством броска. Преподобный Ассорти небрежно пожал плечами.

— Я работал в кино, — сказал он.

— Что верно, то верно.

Для Пиц это не явилось новостью. Она старательно читала досье преподобного Ассорти по дороге в Лос-Анджелес, да и Мишка Тум-Тум снабдил ее массой дополнительных сведений об этом человеке, которые, на взгляд медведя, могли помочь в общении с ним. Следует отметить, что все эти жутко полезные сведения казались глупейшими из глупых теперь, когда Пиц приняла решение прекратить иметь какие бы то ни было дела как с преподобным Ассорти, так и со всеми остальными участниками деятельности корпорации «Э. Богги», значившимися в ее списке.

— Да, верно, верно, — кивнул преподобный Ассорти. — И я знаю, что значит «уходить». Я ушел, когда в кино закончились счастливые концовки. — Он подошел и взял Пиц под руку. — Пройдемте со мной, прошу вас.

Это прозвучало как любезное приглашение, но под руку он держал ее так крепко, что Пиц приглашение показалось больше смахивающим на приказ.

Пиц слишком устала для того, чтобы протестовать. Да и к чему? Как только она покинет этот храм притворства, она вернется в аэропорт и ближайшим рейсом улетит в Нью-Йорк. Как только она окажется в офисе, она сообщит Эдвине о своем решении снять свою кандидатуру с гонки. Может быть, она даже отправится в Поукипси и лично сообщит матери эту новость, а потом задержится там и попробует хоть как-то, хоть чем-то скрасить ее последние дни на этом свете. Уж конечно, чем бы она ни занялась, все равно это будет полезнее, чем это глупое состязание с Довом.

Преподобный Ассорти провел Пиц через дверь, которая уводила с помоста вокруг бассейна в коридор, расположенный «за кулисами». Пиц проходила один офис за другим, и всюду негромко жужжали компьютеры, чуть погромче — факсы, звенели телефоны, звучали голоса дружелюбных энергичных людей, готовых протянуть руку помощи Искателям Совершенства. Искателям? Или все-таки «слюнтяям»?

В конце коридора располагался небольшой лифт. Его кабинка вознесла Пиц и преподобного Ассорти на самый верхний этаж здания. Здесь находился мозговой центр империи преподобного, его личный кабинет. Пиц обвела кабинет наметанным взглядом женщины, привыкшей высоко ценить хороший дизайн и декор интерьера, но готовой скорее умереть, чем признаться в этом — ну разве что в том случае, если ей будет грозить суровое обвинение в антифеминизме. Пиц была умна и прозорлива. Она знала, что можно одновременно и желать равенства полов, и мечтать о простынях с монограммами (желательно из египетского хлопка с четырехсотым номером пряжи), но еще она знала, как мало людей, которые пожелают в таком сознаться.

Преподобный Ассорти уселся на стул, обитый рыжевато-коричневой кожей, стоявший за массивным дубовым письменным столом, и знаком предложил Пиц сесть. Сесть она могла только на диван с точно такой же обивкой, как и стул. Стоило опуститься на этот диван — и ты понимал, что он оказывает тяжести твоего тела примерно такое же сопротивление, как подогретый мармелад. Пиц чувствовала, что утопает в подушках все глубже и глубже. Ощущение было приятное, и ему мешало только осознание того, что для того, чтобы подняться с этого дивана, понадобится как пить дать лебедка.

Кроме того, Пиц догадывалась, что подобный подбор мебели давал преподобному Ассорти тонкое психологическое преимущество над гостями, он-то имел возможность встать со своего стула с легкостью и, если бы у него возникло такое желание, мог бы в мгновение ока оказаться около дивана, подобного зоне зыбучих песков, и нависнуть над плененным визитером. Пиц вовсе не пугала мысль о собственной беспомощности — такое ей приходилось переживать слишком часто в самых разных ситуациях, и не только в детстве, в общении с людьми и при решении финансовых вопросов. Пиц начала плавно подтягиваться к подлокотнику, ухватилась за него и мало-помалу высвободилась из подушечной трясины.

Ее экзерсисы не остались незамеченными преподобным Ассорти.

— Дорогая моя, вам неудобно? — поинтересовался он таким тоном, словно его это и вправду заботило.

— Если честно, то мне слишком удобно, — ответила Пиц и одарила преподобного Ассорти ослепительной улыбкой. Конечно, ей в этом смысле было далеко до испытанного оружия Ассорти, но для новичка вышло совсем неплохо. — Ужасно не хотелось бы заснуть в середине разговора, но кто бы смог меня обвинить? Такой удобный диванчик!

— Удобство — великая вещь, правда? — подмигнув, проговорил преподобный Ассорти. — Однако оно может и в западню превратиться. Этот принцип я усвоил давным-давно, еще тогда, когда только начинал. Людям нужны ритуалы. Они дают нам ощущение непрерывности, безопасности и принадлежности в мире, который слишком часто ничего из вышеперечисленного нам не предлагает. С другой стороны, если одним и тем же заниматься слишком долго, скорее всего очень быстро перестаешь обращать внимание на значение того, чем занимаешься, — образно говоря, переключаешься на автопилот. Вот почему я постоянно меняю формат служб в моем храме — не говоря уже о декорациях. Вас именно это покоробило? Вся эта театральность — назовем это так?

— О, я могу подобрать гораздо более адекватное слово, — ответила Пиц. — Как насчет пошлости? Как насчет поверхностности? Хорошие слова! Какое-то количество дерьма и я способна проглотить, но, похоже, чаша моего терпения переполнилась. Одно дело — когда я занималась управлением на расстоянии, нажимала на кнопочки, складывала цифры, заполняла таблицы. С тех пор, как я снялась с насиженного места, тронулась в путь и начала лично знакомиться с некоторыми из маминых соратников, я столкнулась с жестокой правдой, из-за которой я не могу продолжать работать дальше, не испытывая отвращения к самой себе.

— И к нам тоже? — Преподобный Ассорти вздернул тронутую сединой бровь. — Но разве вы видели нас по-настоящему, мисс Богги? Яркий свет, блестки, дельфины — но как насчет истины? Разве вы подошли хоть к кому-то из моего прихода, разве с кем-то поговорили, разве спросили, почему они приходят сюда, а не в какой-то еще храм?

— Это совершенно очевидно, — уверенно заявила Пиц. — Вы — единственный, кто устраивает для них шоу.

Преподобный Ассорти усмехнулся.

— Напомните мне, чтобы я устроил вам экскурсию по нескольким храмам, которые я мог бы перечислить. Нет, мисс Богги: если бы людям хотелось только шоу, его бы они получили где угодно еще. Для большинства из них шоу — это их собственная жизнь. Их карьера — световые и специальные эффекты. Сюда же они приходят за чем-то более вещественным, более прочным, чем-то, что способно продержаться дольше, чем их последняя прическа, подтяжка, инъекция коллагена или обещание продюсера.

— То есть — за верой? — спросила Пиц.

Она-то в этом сильно сомневалась, но в интонации и выражении лица преподобного Ассорти было нечто убедительное. То ли он вправду говорил то, что думал, то ли играл свою роль настолько ярко, что самого себя заставил поверить в то, что все это — чистая правда.

— Если угодно. — Он опустил руки на крышку стола. — Мы проводим жизнь в погоне за тем, что зовем прочными, практичными вещами: большими домами, быстрыми машинами, супругами, которые соответствовали бы такому антуражу. Мы не догадываемся о том, что как раз такие вещи легче всего потерять. Истина вот в чем: некоторые полагают что наши духовные искания фривольны, но на самом деле они — самое необходимое в нашей жизни. Он встал, обошел вокруг письменного стола и склонился к Пиц, которая сидела, несмотря на все свои старания, довольно глубоко погрузившись в диван. Протянув ей руку спасения, преподобный помог ей встать и сказал:

— Я откликаюсь на человеческие нужды, мисс Богги. Вам может не нравиться слишком яркая и хрупкая упаковка, в которую облечен мой отклик, но содержимое этой упаковки весьма осязаемо. Миска супа, тарелка суши, плитка шоколада, тонкий ломтик копченой лососины, свернутый розочкой: — все это способно удовлетворить голод человека. Но разве внешнее сходство что-то значит, как только человек насытится? Разве вы решитесь внушать кому-то, что выбирать следует только официально одобренную форму? Пусть остается голодным, если хочет выбрать другую, да?

Пиц покачала головой:

— Нет, конечно, нет, но...

— Милая, я — шеф-повар, а «Э. Богги, Инк.» — служба доставки. Без вас моя работа никогда не была бы такой простой и такой эффективной. Многие Искатели Совершенства умирали бы от духовного голода, не имея понятия о том, что они живут посреди изобилия. Ваша мама поняла это. Она организовала «Э. Богги, Инк.» не только ради денег. Не забывайте: на нищету она никогда не жаловалась, и все же...

Мне было бы проще отпустить вас, ничего не говоря, позволить вам отказаться от состязания за управление компанией. Но я вижу у вас большие способности. Если вы не верите в мой способ донесения духовных благ до прихожан — что ж, хорошо, но единственная веская причина уйти — это неверие в себя. — Он сжал руку Пиц двумя руками и прижал к сердцу. — Так ли это, мисс Богги? Таково ли будет ваше... последнее слово?

В аэропорту, в ожидании рейса в Аризону, Мишка Тум-Тум изрек:

— Я знаю, теперь ты уже не считаешь преподобного Ассорти величайшим на свете халтурщиком и трепачом, но все равно не стоит называть его... — медвежонок непроизвольно поежился, — ведущим игрового шоу. То, что он сам себя так готов назвать, вовсе не значит...

— Дело не в том, как он. себя назвал, — прервала его Пиц. — Дело в том, что он настоял на том, чтобы я приняла от него кое-какие прощальные подарочки. — Она приподняла большую картонную коробку, легонько встряхнула ее и спросила: — И как же им пользоваться, этим «Озарительным Угрызателем»?

— Понятия не имею, — буркнул медвежонок, изучив надписи мелким шрифтом на боковинке коробки. — Но тут написано, что хомяк в комплект не входит.