- Саша! Настя! - кричала гувернантка с английским акцентом. Она ворвалась в гостиную следом за детьми.
      - Тише-тише, - попросил Николай Николаевич и рассмеялся. - Я чувствую, что пора зажигать свечи на рождественской елке!
      - Пора! Пора! - подхватили детские голоса.
      Мое внимание невольно привлекла к себе Мери-Энн. Она бросила такой пламенный взгляд на Гродецкого, что меня это привело даже в некоторое замешательство. Я никогда не относил себя к снобам, но... Что может быть общего между Станиславом и анлгичанкой - гувернанткой?! Я чувствовал, что здесь что-то не так, и мысленно распекал Кутузова за то, что он ничего мне не объяснил, и я вынужден был поэтому ощущать себя безоружным!
      Тогда мне пришло в голову внимательнее присмотреться к Гродецкому, а заодно и к обаятельной гувернантке мисс Браун. Она совсем не справлялась с детьми, которые бесились в гостиной, как маленькие чертенята.
      Наконец Титов пригласил всех в зал, где стояла елка, вся разукрашенная шарами, игрушками и конфетами в красивых блестящих обертках и увенчаная разноцветными лентами. Князь Николай Николаевич сам лично снял с дерева покров Изиды и зажег изящные свечки.
      Дети в восторге занялись полученными подарками, и только тогда гувернантке все-таки удалось их увести.
      Я не переставал наблюдать за Станиславом, который никак не прореагировал на то, что мисс Браун ушла. Он вообще вел себя так, будто ее не замечал, как это и было положено рафинированному человеку из общества.
      - Что-то брахман запаздывает, - заметил Лаврентий Филиппович, постучав себе по часовому циферблату. Он посмотрел в окно - метель разыгралась совсем не на шутку!
      - Как бы не стряслось чего, - встревоженно проговорила княгиня, выглядывая в окно. - Вьюжит-то как! - выдохнула она.
      Всем сразу поневоле вспомнилось мрачное Мирино предсказание.
      - Скучно, - вздохнул Гродецкий.
      - А вы ожидали циркового атракциона? - язвительно осведомилась княгиня Титова.
      - Нет, но... - Станислав поправил галстух.
      - А вы позовите Грушеньку, - предложил Колганов. - Она нам и погадает... Повеселит! - Иван Парфенович хрипло рассмеялся над собственной шуткой.
      Ольга Павловна изменилась в лице. Она побледнела и снова присела на оттоманку.
      - А что Грушенька? - не понял поляк.
      - Я что-то не то сказал? - недоуменно осведомился Колганов.
      - Это все нервы! - объяснил Николай Николаевич. - Дамская болезнь!
      В ту же секунду в гостиную вошел еще один незнакомец. На вид ему было около сорока лет, держался он уверенно, но что-то все-таки выдавало в нем простое происхождение. Я бы определил его как "человека из народа". Однако было заметно, что человек этот немало добился в жизни.
      - Николай Николаевич, - обратился незнакомец к Титову. - Подъезды-то все к имению занесло, как бы беды какой не вышло... Гости-то какие еще ожидаются? - нахмурился он.
      - Вот незадача-то! - покачал головой Титов. - Что же теперь с брахманом-то стряслось?
      - Замерз где-нибудь в степи, - высказал свое предположение поляк, наделенный негласными полномочиями.
      Мира передернула оголенными плечами.
      - Какой ужас! - с дрожью в голосе проговорила она.
      Николай Николаевич представил незнакомца:
      - Сысоев Никита Дмитриевич - наш управляющий.
      Через некоторое время в дверях снова появился красный лакей.
      - Индийцы пожаловали, - поклонился он. - Карета у них где-то в дороге застряла, - добавил лакей. - Занесло ее, завьюжило... Так они пешком добирались!
      - Ну вот и не сбылось предсказание, - облегченно вздохнул Титов, перекрестившись.
      Мира пожала плечами.
      - Слава Варуне! - прошептала она.
      Насколько мне было известно, Варуна был воплощением безграничной силы богов. Бог - судья! Именно он карал и миловал...
      - Крита - удел того, кто странствует, - чуть слышно добавила моя индианка. Я понял, что она имела в виду золотой век. Мне вспомнились строки из "Брахман" - древнеиндийских священных книг, которые дополняли "Веды" и толковали ведические ритуалы. Кто-кто, а Мира хорошо разбиралась в священных текстах!
      - Что вы там такое шепчете? - поинтересовался Владислав Гродецкий. Скажите вслух! Нам всем все это безумно интересно! - его голубые глаза пронзительно блестнули.
      Мира исполнила его просьбу:
      "Кали-век - это век лежащего, Двапара - того, кто поднимается, Трета - в долю достается вставшему, Крита - вот удел того, кто странствует!"
      - Что это? - изумилась Ольга Павловна.
      - Железный век, медный, серебряный и золотой... - ответил черноглазый гость во фраке, который неожиданно вырос в дверях. Чуть позади стоял с поклажей в руках его слуга в национальном индийском костюме. У них у обоих зуб на зуб не попадал.
      - Это и есть ваши индусы? - усмехнулся Гродецкий.
      - Они и есть, - добродушно кивнул сединами князь Титов. - Григорий! крикнул он лакея. - Проводи господ иностранцев в отведенные для них комнаты! А вы, господа, переоденьтесь, - обратился Николай Николаевич к брахману и его спутнику, - и присоединяйтесь к нам! Мы ждем вас к ужину! Григорий! Вели Грушеньку позвать!
      - Что еще за Грушенька? - удивился поляк. Он так еще до сих пор и не узнал всей истории с гаданием.
      - Ключница, - ответил Николай Николаевич.
      Через несколько минут в гостиную впорхнула молоденькая еще совсем девушка в руском платье, с длинной льняной косой, которая спускалась у нее ниже пояса, с веснушчатым носом уточкой и улыбчивыми серо-голубыми глазами.
      - Что прикажите, барин? - весело спросила она.
      - Стол накрывай! - распорядился князь Николай Николаевич. - На одиннадцать персон! То есть... двенадцать, - поправился князь, вспомнив о гувернантке.
      - Да вы либерал! - воскликнул Гродецкий и деланно рассмеялся. Я готов был поспорить на сотню империалов, что поляк неровно дышит к хозяину, а, проще говоря, на дух его не переносит. Причины этой его неприязни мне захотелось вдруг выяснить. Я подавил в себе это подспудное желание и отправился в столовую, где должен был состояться праздничный ужин, вслед за всей нашей честной компанией,
      В большой мраморной зале Грушенька сама накрывала на стол, расстелив на нем льняную скатерть с камчатым узором по китайскому шелку. Ключница ловко справлялась сама и без помощи официантов. В имении князя Титова порядки были заведены по-простому, по-деревенски. Я был наслышан, что Николай Николаевич этим очень гордился.
      Стол был сервирован на двенадцать кувертов, столовых приборов, предназначенных для одного человека.
      - Главное - это все-таки сервировка! - изрекла Ольга Павловна, глядя на столовое серебро.
      - А кто такие эти брахманы? - спросил Колганов, усаживаясь за столом возле хозяина. Он посмотрел в окно и нахмурился. Темнело, метель мела все сильнее, и не было видно никакого просвета. Я проследил за его взглядом, мне казалось, что снег чертил на стекле изломанные кресты. Они напомали мне розенкрейцеровские символы... Во всем виделись мне дурные знаки, и я должен был признать, что становлюсь суевернее моей индианки.
      - Ну... - задумался Титов. - Это что-то вроде наших священников, объезжающих после рождественской обедни со своим причтом приход для христославства.
      - Но у нашего-то брахмана только один слуга, - неожиданно заметил Кинрю.
      - Это вы верно, господин японец, подметили, - поддакнул Гродецкий.
      Тогда в разговор наконец-то вмешалась Мира:
      - Хотар, адхварью, брахман и удгатар - это четыре главных жреца исполнители основных ведийских жертвоприношений, - пояснила она.
      - Фи, как некрасиво! - досадливо поморщилась Ольга Павловна. - Я надеюсь, что этот дикий брахман никого из нас не собирается приносить в жертву своим нелепым богам! - вскричала она. - Извини, дорогая, - с рисованным участием обратилась княгиня к моей индианке. В столовой повисла напряженная тишина.
      - Какие глупости! - перебил жену Николай Николаевич. - Довольно вздор болтать! Григорий! - окликнул он лакя. - Не пора ли зажигать канделябры?
      Тогда я решил, что настала, наконец, и моя очередь поддержать беседу.
      - Брахманы, - начал я, - одна из высших индийских каст, древняя варна...
      Присутствующие, недоумевая, уставились в мою сторону. Я пояснил:
      - Древнее жреческое сословие, отправляющее религиозные культы!
      - Ах, вот оно как, - понимающе закивала головой княгиня Титова.
      - Яков Андреевич у нас человек исключительной образованности! - с иронией заметил квартальный надзиратель Медведев. Я пропустил издевку Лаврентия Филипповича мимо ушей, потому как он намекал на мою принадлежность к Ордену "Золотого скипетра"!
      - У моей сестры в деревне намедни кто-то барана зарезал, - вдруг вмешалась в господский разговор ключница Грушнька. - Зарезал и бросил, добавила она. - Словно ему мясо и ни к чему! - девушка пожала плечами. - А кого эти брахманы в жертву приносят? - поинтересовалась она.
      В этот момент двери столовой раскрылись, и в мраморную залу вошла мисс Браун и индийские путешественники, переодевшиеся к ужину.
      Грушенька прикусила спелые губки и незаметно, словно легкое облачко, выскользнула из комнаты.
      Мери-Энн переоделась в новое шелковое темно-зеленое платье с бархатным лифом, пышными бархатными рукавами и почти что нормальной талией. В вырезе лифа - рубашка со стоечкой из тончайшей материи яблочного оттенка в цвет ее прозрачным глазам. Изящные руки - в белых перчатках, на голове сетчатый чепец со страусиным пером, на острых плечах - пелеринка, отделанная нежнейшим лебяжьим пухом.
      - Мисс Браун, - восхищенно заметил Иван Парфенович. - Вы просто-таки очаровательны!
      Взгляды всех присутствующих мужчин устремились на гувернантку, которая смущенно заулыбалась, и вокруг глаз у нее от этого вдруг появилась сеточка мелких морщин. Но "гусиные лапки" ее не портили, а, напротив, лишь придавали шарма... Один только Станислав Гродецкий демонстративно не смотрел в ее сторону. Такое поведение поляка снова почему-то показалось мне подозрительным.
      - Дети уже спят? - холодно осведомилась княгиня Ольга Павловна. Ей совсем не понравилась идея мужа, чтобы гувернантка сидела с ней за одним столом.
      - Спят, - коротко ответила неожиданно похорошевшая англичанка.
      - Брахман Мадхава и ученик-брахмачарин Агастья! - торжественно представил индийских путешественников Титов.
      Княгиня замучила вновь прибывших гостей расспросами.
      - Ольга Павловна! - обратился к ней князь. - Вы утомили наших гостей! Да и меня, надо признаться, - тоже! Поэтому я, пожалуй, отправлюсь спать!
      Николай Николаевич извинился перед присутствующими и вышел из комнаты. Я устремился за князем, чтобы наконец-то переговорить с ним наедине о деле. Эти недомолвки порядком раздражали меня.
      - Николай Николаевич! - окликнул я его в коридоре. - Князь!
      - Яков Андреевич? - отозвался он удивленно. - Что-то случилось?
      - Я хотел бы у вас узнать ответ на этот вопрос, - признался я. - Нам необходимо немедленно с вами переговорить!
      - Я очень устал, - ответил Титов, зевая. - Давайте отложим наши дела до завтра, - добавил Николай Николаевич тоном, не допускающим возражений.
      Мне пришлось отступить, потому как Титов был посвящен в одну из высших орденских степеней, а я свято чтил вторую Соломонову добродетель, которая заключалась в повиновении высшим чинам.
      Тогда и я тоже отправился спать в отведенные мне в усадьбе покои. Мне и в голову не могло прийти, что я вижу Титова в последний раз.
      Не успел я зажечь свечу в закапанном воском медном шандале, как услышал подозрительный шорох у себя за спиной. Какое-то мгновение я ощущал, как мороз пробежал у меня по коже. Я медленно обернулся на тихий звук, который шел прямо от дверей, и столкнулся лоб в лоб со своим ангелом-хранителем, который окрестил себя Золотым драконом.
      - Кинрю? - удивился я.
      - Не ждали, Яков Андреевич? - усмехнулся японец.
      - Не ждал, - признался я. - Неужели тебе наскучило общество гостей Николая Николаевича?
      - Честно говоря, да, - ответил Кинрю. - Но дело не только в этом, добавил он.
      - А в чем же? - искренне полюбопытствовал я.
      - Разве вы не видите, - удивился Кинрю, - что происходит что-то довольно странное? - он уставился на меня с заговорческим видом. - Мне кажется, - продолжил японец, - что вскоре в имении обязательно должно будет произойти убийство...
      - Почему именно убийство? - осведомился я. - Должен признать, что мне тоже многие вещи кажутся странными. Но...
      - Я не доверяю этим индусам, - сказал японец.
      - Но почему? - изумился я. - Мире ты тоже не доверяешь?
      - Конечно, нет! - запальчиво возразил Кинрю. - Мира - это случай особый! А здесь явно речь идет о человеческих жертвоприношениях! воскликнул он. - Не зря же наш благодетель, - японец имел в виду Ивана Сергеевича Кутузова, - отправил вас, Яков Андреевич, встречать Рождество именно сюда, да еще заодно и Медведева сюда же пригнал вам на помощь, если вдруг вы один-то не справитесь!
      - Складно ты рассуждаешь, - сказал я с улыбкой. - Но тебе неизвестно, что князь Николай Николаевич тоже масон, и если уж Кутузов и отправил меня сюда неслучайно, то по делам явно не связанным с индийскими ведическими ритуальными человеческими жертвоприношениями! - проговорил я уверенно, хотя сам такой уверенности и не ощущал. Все мои чувства обострились с этого вечера, потому-то мне и казалось, что в этот дом вместе с метелью надвигается большая беда! - Я завтра же выясню у Титова, что происходит!
      - И все-таки, Яков Андреевич, - вновь предостерег меня мой ангел-хранитель, - я бы на вашем месте этому брахману не доверял...
      Я лег спать с тяжелым предчувствием, которое ни на секунду не оставляло меня и даже отравило мне сон. Мне привиделась Мира, там, далеко, у себя на родине, откуда я и привез ее в северную столицу России. Она одиноко стояла в заснеженных джунглях у ритуального костра. На ней развевалось янтарное сари, в котором она показалась мне почему-то ужасно маленькой и жалкой...
      Мира пела какой-то ведический гимн и раскачивалась в такт словам, слетающим с ее уст.
      Я стал прислушиваться и мысленно переводить ее песнь с санскрита:
      "На убиенье отправился быстрый конь, Погруженный в думу, - мысль к богам обернулась. Козла ведут впереди его - сородича. За ним идут певцы, идут поэты.
      Виталища высшего он достиг, Конь. Там отец его и мать. Так пусть он нынче уходит к богам, он, самый приятный им, И испросит даров, желанных жертвователю..."
      Я очнулся с тяжелым сердцем. За окнами все еще было темно, а вифлиемской звезды так и не было видно!
      "Да что же такое все-таки происходит?!" - мысленно изумился я. И мой сон мне совсем не понравился. Я вспомнил, что Мира однажды читала мне этот гимн. Но к чему он всплыл в моем подсознании именно сейчас?
      Я успокоил себя тем, что сновидение было навеяно мне предшествующим разговором с Юкио Хацуми. Я должен был признать, что эти индийские брахманы и впрямь взбудоражили всем кровь. Я решил расспросить Миру подробнее о ведических ритуалах, известных ей, и в частности - о жертвоприношениях... Утвердившись в своем намерении я закрыл глаза, снова собираясь уснуть. Но выспаться в эту ночь, как видно, мне было не судьба!
      Не успел я слегка задремать, как меня разбудил стук в дверь. Японец накинул себе на плечи цветной халат и бросился открывать. На пороге стоял, собственной персоной, Медведев Лаврентий Филиппович и моргал своими длинными рыжими ресницами.
      - В чем дело? - спросил Кинрю. Ему совсем не понравилось это ночное вторжение. Он смотрел на квартального надзирателя узкими заспанными глазами из-под припухших век.
      - Князь исчез, - ответил Медведев, переступая порог. - Мне срочно нужен Кольцов, - добавил он.
      Мой Золотой дракон отступил в сторону и нехотя пропустил его в спальню.
      - Как исчез? - изумился я спросонья.
      - Не знаю, - раздраженно развел руками Лаврентий Филиппович. - Исчез и все тут! Меня Ольга Павловна разбудила. Княгиня в истерике, - добавил он, возведя глаза к потолку. - Дурные предчувствия у нее! С ума они тут все посходили, что ли?! - воскликнул квартальный надзиратель.
      - Где Мира? - вдруг вспомнил я о своей прорицательнице.
      - В спальне своей должна быть, - ответил разволновавшийся Кинрю. - Я же говорил вам, Яков Андреевич! - проговорил он с видом дельфийского оракула.
      - По-моему, речь пока не идет о каком бы то ни было жертвоприношении! - коротко бросил я.
      - Что? Что? - расхохотался Медведев. - И вы туда же! Княгиня Титова только об этом и причитает! И ключница тоже ей подпевает. Эта... Как ее? Лаврентий Филиппович задумался. - Грушенька! - обрадованно вспомнил он.
      Я наскоро оделся и первым делом бросился в Мирину спальню. Я должна был с удивлением признаться себе, что для меня она несколько больше, чем протеже. На несколько мгновений я задумался над этой мыслью, которая ошеломила меня, но быстро забыл об этом. Мне никогда раньше и в голову не приходило, что я мог бы ответить индианке взаимностью, тем более что я с ранних лет пользовался огромным успехом у женщин, но меня привлекали вещи куда более интересные, чем любовные стрелы Амура.
      Я постучал в тяжелую деревянную дверь, которая была заперта. Через несколько мгновений за дверью стали раздаваться шаги, затем знакомый нежный голос спросил:
      - Кто там?
      - Кольцов, - сейчас же ответил я, невольно вспомнив о том, как Мира пела за клавикордами розового дерева в нашем столичном особняке.
      - Войдите, - позволила индианка, отпирая задвижку. В руках Мира держала тяжелый бронзовый канделябр, в котором мерцали две восковые свечи. - Яков Андреевич? - удивилась она. - В такой-то час? - ресницы на ее черных глазах томно подрагивали. Я в очередной раз подумал о том, что эта женщина смогла бы составить счастье благородного и достойного человека, но... Да, род моих занятий не позволял мне надеяться на семейный оплот даже в самом далеком будущем!
      На Мире был надет нежно-розовый дымковый пеньюар с блондами из французского кружева. От него исходил чувственный аромат восточных пряных духов.
      - С тобой все в порядке, моя дорогая? - проговорил я первое, что пришло мне в голову.
      - Что-то случилось? - догадалась она. - Я так и знала!
      - В этом доме даром предвидения наделены, ну, абсолютно все! съязвил Медведев, дальний родственник княгини Ольги Павловны.
      - А родство-то чувствуется, - прошептал у меня за спиной Кинрю.
      - Лаврентий Филиппович? - Мира была изумлена не меньше моего, она только сейчас заметила квартального надзирателя, который стоял в тени, позади моего Золотого дракона. - Вы-то что здесь забыли? - осведомилась она.
      - Сопровождаю Якова Андреевича, - ответил он, - как особо важного государственного человека!
      - Яков Андреевич, да объясните же мне, наконец, что же все-таки произошло! - взмолилась взволнованная индианка.
      - Исчез князь Николай Николаевич, - мрачно ответил я.
      - Как это исчез? - переспросила Мира.
      - Вышел из спальни воды попить, - ответил Лаврентий Филиппович, - и исчез, - развел он своими здоровенными, лопатообразными ручищами.
      - Идемте в гостиную, - сказал Кинрю.
      - Идемте, - ухватился за эту идею Лаврентий Филиппович. - Я всех уже предупредил, - добавил он. - Полагаю, что гости уже собрались!
      - А вы, господин Медведев, времени даром не теряете, - заметила Мира. - Позвольте же мне, хотя бы переодеться! - сказала она и скрылась за дверью, отведенной ей комнаты.
      - И что же, по вашему мнению, случилось с хозяином? - осведомился я у Медведева.
      - А это, я думаю, покажет следствие, - ответил Лаврентий Филиппович.
      - Ну что же, - промолвил я, - будем надеяться!
      В гостиной и в самом деле уже собрались практически все. Не было только княжеских внуков. Камин снова разожгли, Грушенька возле него пыталась привести в чувство княгиню, которая уже объявила себя вдовой.
      - На кого же ты меня покинул? - в голос кричала она. Грушенька отпаивала ее теплой сладкой водой из графина.
      - И все из-за какого-то воскового гроба, - пожал плечами Иван Парфенович Колганов, - который привидился ключнице.
      - Какого еще гроба? - удивился Станислов Гродецкий, который, несмотря на позднее время, выглядел просто безукоризненно.
      - Ох, уж эти гадания! - покачал головой Колганов. - Не доводят они до добра! - воскликнул он.
      Все косились в сторону приезжих индийцев, которые чувствовали себя в этом обществе двумя отверженными. Словно они были прокаженными или неприкасаемыми... Особенно их сторонилась чувствительная и впечатлительная Грушенька, которая накануне рассказывала про зарезанного в деревне барана.
      Гувернантка прижимала к глазам платочек, расшитый английскими вензелями.
      Когда в гостиную вошла моя Мира, реакция присутствующих была однозначной. Ее тоже восприняли как парию.
      - Господа, - произнес я как можно спокойнее. - Я предлагаю отправиться на поиски князя!
      В этот момент в комнату вихрем ворвался хозяйский кучер.
      - Николай Николаевич! - выдохнул он и перекрестился, выпучив полные ужаса глаза, которые были у него и без того навыкате.
      - Что с ним? - ахнула Ольга Павловна. Нос от рыданий у нее распух и покраснел, голубоватые веки также припухли.
      - Он... - кучер обвел гостиную отсутствующим взглядом, словно увидел призрака. - Он мертв! - наконец-то выдавил он.
      - Что? Что? - послышались изумленные возгласы. - По комнате прокатилась волна настоящего ужаса.
      - Не зря мне гроб-то привиделся - простонала суеверная Грушенька, княгиня же упала без чувств.
      Англичанка прикрыла лицо ладонями.
      - Боится, наверное, что теперь ей от места откажут, - прошептал мне на ухо Кинрю.
      - Я тебя не узнаю, - сказал я ему в ответ. - Откуда в тебе столько желчи?
      Японец пожал плечами и заключил:
      - Не нравится она мне!
      - Господа! Господа! Тише! - призвал всех к спокойствию Лаврентий Филиппович. - У страха глаза велики! Показания кучера надобно еще и проверить!
      - Вот именно! - поддакнул я и вызвался первым идти вместе с ним осматривать тело. Лаврентий Филиппович Медведев действовал на правах полицейского, о моем же предназначении в этом доме почти что никто не знал!
      Кучер взирал на индусов с искренним ужасом. Мне захотелось узнать, в чем же кроется причина подобного страха. Я подошел к нему и спросил, в чем же дело.
      - Демоны это! - ответил он, но больше ничего не сказал.
      На конюшню кучера сопровождал управляющий Никита Дмитриевич Сысоев, квартальный надзиратель Лаврентий Филиппович Медведев и, разумеется, ваш покорный слуга со своим ангелом-хранителем по имени Золотой дракон.
      Метель просто валила с ног, ветер завывал так, что в ушах звенело, мороз обжигал щеки, снег залеплял глаза.
      - Ничего себе Рождество! - процедил Сысоев, выкарабкиваясь из сугроба, в котором по самые голенища застряли его сапоги.
      - Да уж, - поддакнул квартальный надзиратель, пытаясь идти за ним след в след.
      У конюшни кучер как-то нерешительно остановился.
      - Да поторапливайся же ты! - прикрикнул на него Никита Дмитриевич. А то нас тут всех заметет!
      - Страшно мне, барин, - ответил кучер. - Темное это дело! Лихое! добавил он.
      - Иди уже! - велел ему управляющий.
      Первое, что я увидел, повергло меня поистине в шок. На полу в луже крови лежал конь с отрезанной головой. Я едва удержался, чтобы не вскрикнуть. Мне пришлось признать, что мой сон под Рождество оказался в руку. Как там читала Мира?
      "На убиенье отправился быстрый конь, - вспомнилось мне, - ... Так пусть он нынче уходит к богам, он, самый приятный им, и испросит даров, желанных жертвователю!"
      Так что же это за жертвователь? И каких даров он испросил?
      Вопросы один за другим рождались у меня в голове.
      - Яков Андреевич! Да что же это? - прошептал ошеломленный Кинрю.
      - Не знаю, - чистосердечно ответил я. - Какой-то кошмарный сон!
      - А Титов-то где? - спросил Лаврентий Филиппович, который, пожалуй, единственный из нас не потерял самообладания. - Я и не такое видел, заметил он. - Вон! - кучер ткнул пальцем куда-то вдаль, обошел стороной обезглавленного коня и ушел вглубь конюшни. Мы все последовали за ним. Следующее зрелище, представшее перед нами, тоже было не из приятных.
      Бездыханное тело князя Николая Николаевича Титова, служившего в Коллегии Иностранных дел, близкого Его Императорскому Высочеству, дружившего с князем Голицыным и графом Румянцевым, было привязано веревкой к деревянному гнилому столбу. Хозяин имения был раздет почти догола. Горло у него было перерезано, поэтому кругом было много крови. Еще я заметил, что на пальце у него не оказалось чугунного перстня с адамовой головой, с которым Николай Николаевич как масон практически никогда не расставался. Это меня смутило и навело на мысль, что убийство как-то связано с его масонской деятельностью.
      - Так-так-так, - пробормотал Лаврентий Филиппович.
      - Ужас-то какой! - воскликнул Никита Дмитриевич. - Это что же за изверги-то? А? - он как-то беспомощно взирал по сторонам. Лицо его, красное от мороза, сразу сникло и побледнело.
      - Ну, нехристи! - простонал кучер. - И конягу не пожалели! - добавил он.
      - Я же говорю, что это - индусы! - настаивал на своем японец.
      - По-моему, выводы делать еще рано! - сердито ответил я.
      Мне начинало уже казаться, что дело в усадьбе кончится самосудом. К тому же я начинал опасаться за Миру, которую тоже могли счесть причастной к этой истории. И потом мне совсем не верилось, что это дело рук индийского брахмана и его ученика-брахмачарина, который выполнял обязанности слуги. Неужели индусам надо было обязательно пуститься в такую даль, чтобы именно в имении Николая Николаевича Титова совершить свое ритуальное жертвоприношение?!
      Однако никто, по-моему, из всей компании так не думал. Скорее все придерживались мнения моего Кинрю.
      Вокруг столба с телом покойного масона видны были следы костра, что тоже наводило на мысли о ведическом действе. Такие обряды обычно проводились в сумерках, при свете костров на специально приготовленных алтарях. Жертву привязывали к столбу, читали над ней заклинания и зажигали вокруг священный огонь...
      Перед столбом лежала статуэтка Индры - верховного индийского божества, который на родине моей Миры считался раджой богов.
      - Золото! - воскликнул Медведев и подобрал статуэтку с пола. Определенно ее оставили здесь индусы! - добавил он.
      - Интересно зачем? - усомнился я.
      - Ну, Яков Андреевич, - разочарованно протянул Лаврентий Филиппович, - вечно вы со своим скепсисом! Забыли, наверное, - высказал он вслух первое предположение, которое пришло ему в голову. - Торопились!
      - Куда? - поинтересовался я.
      - Ну... - пожал он плечами, - уйти с места преступления.
      Я покачал головой, всем видом показывая, что эта версия меня совершенно не устраивает.
      - В деревне недавно быка забили... - промолвил кучер.
      - И что же здесь необыкновенного? - перебил его Никита Дмитриевич. Он не мог оторвать взгляд от столба с телом князя Титова.
      - Неизвестно кто, - ответил кучер, - а вокруг такие же вот следы, он указ пальцем на пепелище.
      В сердце у меня закралось сомнение: "Неужели и правда?!"
      - И это не первый случай, - продолжал рассказывать кучер, озираясь по сторонам.
      - В самом деле? - спросил я встревоженно.
      - Да, - подтвердил мужик. - У свата моего козла зарезали и выбросили на дорогу, - добавил он.
      "Козла ведут впереди его - сородича!" - внезапно вспомнилось мне.
      - И все-таки что-то здесь не так! - проговорил я вполголоса.
      - Что будем делать с телом? - спросил Сысоев.
      - В дом надо отнести, - ответил Лаврений Филиппович, - не здесь же оставлять, - развел он руками.
      - Да уж, - согласился Никита Дмитриевич. - Вы, наверное, идите в дом, - обратился он ко мне, - и предупредите гостей... А мы тут втроем управимся, - Сысоев перевел взгляд на тело хозяина и тяжело вздохнул. Мерзкое, я должен сказать, это дело, - понуро добавил он.
      Я вышел на улицу, мощный порыв ветра со снегом ударил мне в лицо. Матушка-зима разыгралась не на шутку! Мне предстояло очень неприятное дело, я должен был сообщить княгине Ольге Павловне, что она этой ночью сделалась вдовой, да еще при крайне ужасных обстоятельствах.
      До центральной усадьбы я добирался около получаса. И за это время смертельно замерз и устал.
      В гостиной меня обступили со всех сторон. Лица у гостей и хозяйки были встревоженные.
      - Ну что? Как? - слышалось со всех сторон.
      - Позвольте принести вам свои соболезнования, - печально обратился я к Ольге Павловне. - Князь...
      Не успел я произнести эту фразу до конца, как княгиня упала в обморок. К ней сразу бросились англичанка и Грушенька.
      - Что случилось? - спросила Мира, не отводя от меня взволнованных черных глаз.
      - Николай Николаевич убит! - ответил я.
      ***
      II
      ***
      - Как это произошло? - с дрожью в голосе спросила Мира. Ее черные глаза превратились в два огромных, пугающих омута; волосы цвета воронова крыла рассыпались по плечам. Она шагнула мне навстречу, не скрывая терзающего ее волнения.
      - Как? Почему? - на ломаном русском спросил брахман. Его ученик-брахмачарин Агастья выглядывал у него из-за спины. Оба чувствовали, что над их головами нависла какая-то опасность.
      - Ничего себе Рождество! - воскликнул поляк Гродецкий.
      Я заметил, что Мери-Энн подняла глаза, как только Станислав это сказал. Как ни абсурдно это выглядело, но мне почему-то навязчиво казалось, что этих двоих что-то обязательно связывает. Но что именно, я пока точно определить не мог.
      - Это очень неприятная история, - пришлось мне ответить. - Похоже на какое-то жертвоприношение... - нехотя выговорил я. У меня не было особого желания говорить об этом, но я прекрасно понимал, что рано или поздно все так или иначе проведают обо всем, в том числе и о леденящих душу подробностях.