– Никита Сергеевич, душа моя!
      Голос супруги вывел профессора Карозина из послеполуденной дремы.
      – Что, ангел мой? – встрепенулся он.
      – К которому часу сегодня будет Аверин? Надобно Груне насчет ужина распорядиться.
      Катерина Дмитриевна обняла мужа и прикоснулась губами к его свежевыбритой щеке.
      – Право, Катенька, тебе совершенно незачем обременять меня этими вопросами. Ты же знаешь, что Аверин всегда приходит к нам по вторникам к семи часам. Стало быть, ужин подавать надо соответственно.
      Катенька весело рассмеялась на добродушное ворчание мужа. Никита Сергеевич терпеть не мог хозяйственных забот и, женившись три года назад, с радостью передал все управление домом своей молодой и дотошной супруге.
      – Ну не сердись, Никитушка, – увещевающим тоном проговорила она, все так же продолжая обнимать мужа. – Просто я слыхала, что случилась какая-то история у сестры Аверина, вот и подумала, что он может сегодня переменить время визита.
      – Что за история? – поинтересовался профессор.
      – Точно не знаю. У нашей Груни свояк служит у генерала Соловца, вот я и слыхала, как Груня пересказывала горничной, что у барыни-генеральши пропали какие-то драгоценности.
      – Катенька, – укоризненно протянул Карозин. – Сколько тебе повторять, что прислуга вечно судачит о господах, а тебе не стоит слушать всякие глупости!
      – И вовсе не глупости! – вскинулась Катенька. – Ты не прав, Никита, и изволь извиниться!
      Видя, что супруга не на шутку обиделась на такой пустяк, Никита Сергеевич почел за благо примирительно похлопать жену по руке и проговорил:
      – Ну не стоит так сердиться, ангел мой! Право, не стоит. Я вовсе не хотел ничего плохого сказать о тебе. Просто ты слишком впечатлительная, – и чтобы уйти от беспокойной темы, профессор спросил:
      – Так что там с ужином?
      – Ах, да, Груня пирог с сомятиной затевает, масленица все-таки, вот и спрашивала, на сколько человек ей стряпать.
      – С сомятиной пирог, это хорошо, – Никита Сергеевич, любивший плотно покушать, мечтательно прикрыл глаза. – Ну ты сама знаешь, сколько нужно, но пусть немного побольше будет. Аверин тоже имеет слабость к Груниным пирогам.
      – Ну вот и славно! – Катенька порывисто умчалась, шурша юбками. Ей очень нравилась роль хозяйки и супруги профессора.
      Никита Сергеевич снова погрузился в приятное раздумье. Он унесся мысленно в прошлое, когда впервые увидел свою будущую супругу. Карозин тогда приехал погостить в имение своего университетского приятеля Аверина, а тот затащил Никиту Сергеевича к своим соседям, со старшей дочерью которых имел роман, обещающий закончиться непременной свадьбой.
      Карозин страшно сопротивлялся визиту, так как был нелюдим и не жаловал шумные сборища, особливо докучало ему присутствие сельских барышень, очень часто не умных и жеманных сверх всякой меры. К тому же ему, как человеку абсолютно городскому, были вовсе не интересны разговоры о видах на урожай и ценах на лес, которых, как ожидал Карозин, не удастся избежать с главой семейства Дмитрием Аркадиевичем Бекетовым.
      Однако Аверин был настойчив и сумел уговорить Никиту Сергеевича. Противу ожиданий, Карозин был приятно разочарован. Бекетов оказался вовсе не похож на созданный Карозиным в своих мыслях портрет русского помещика с непременной табакеркой, тупой леностью и привычкой сваливать свое бездарное управление имением на нерадивость мужиков.
      Дмитрий Аркадьевич был еще не старым человеком, получившим очень неплохое образование и отличавшимся широтой взглядов. Разговор с ним доставил Карозину определенное удовольствие. А знакомство с дочерьми Бекетова – старшей Татьяной и младшей Катериной – просто потрясло Никиту Сергеевича.
      Барышни были не только хороши той неподдельной прелестью и свежестью, что свойственна девушкам, выросшим в непосредственной близости к природе, но и умны и вовсе лишены ненавистного Карозину жеманства. Никите Сергеевичу стала вполне понятна увлеченность Аверина Татьяной. Он и сам внезапно поймал себя на мысли, что общество Катеньки Бекетовой доставляет ему странную, никогда ранее не испытанную радость.
      Никита Сергеевич был уже зрелым человеком с определенным положением в обществе, и женщин он, само собой разумеется, в своей жизни не чурался. Но никогда еще ни одна женщина не будила в нем таких чувств, какие удалось пробудить Катеньке Бекетовой.
      Следующего визита к Бекетовым Карозин уже ожидал с изрядным нетерпением. Пока он еще не дал себе труда подвергнуть новые чувства привычному всестороннему анализу, который как математик всегда производил над собой, поверяя «алгеброй гармонию». Никита Сергеевич просто наслаждался обществом юной Катеньки, которая, похоже, так же не без приятства для себя проводила время в обществе нового знакомца.
      Ко времени знакомства с Карозиным Катеньке было уже двадцать лет, и она не без успеха дебютировала на московской «ярмарке невест». Появление младшей барышни Бекетовой не осталось незамеченным, так как Катенька отличалась весьма привлекательной внешностью. У нее была статная фигура с прекрасно развитыми формами, безукоризненная сливочная кожа и роскошная коса цвета спелой пшеницы. К тому же зеленые глаза девушки светились живостью и лукавством, а ее элегантное умение одеваться и поддерживать светскую беседу показывало, что Катенька получила прекрасное воспитание и образование. Здравые суждения девушки показывали собеседникам, что она обладает отменным умом и твердостью характера.
      Ко всем этим неоспоримым внешним достоинствам прикладывалось еще и соображение того характера, что будущий муж должен был получить за Катенькой весьма и весьма неплохое приданое. Словом, после своего дебюта девушка получила не одно предложение руки и сердца.
      Однако спешить она не собиралась. Папенька не считал нужным торопить свою любимицу с замужеством, а сама Катенька пока не видела для себя подходящего кандидата в будущие спутники жизни. Нельзя сказать, что ей совершенно никто не понравился, но, будучи барышней набожной, она серьезно относилась к браку и не считала возможным доверить свою судьбу минутному порыву.
      Собственно эта занятная совокупность порывистости и основательности и пленила так сильно Никиту Сергеевича, что он сделал предложение руки и сердца одновременно с Авериным. Оба предложения были с восторгом приняты как барышнями, так и их отцом, которому новоиспеченные женихи были чрезвычайно симпатичны.
      И Карозин и Аверин были людьми солидными, определившимися в жизни, а, следовательно, по разумению Дмитрия Аркадьевича, могли составить счастье его дочерей.
      Старшая, Татьяна, была пылко влюблена в своего избранника и мечтала о свадьбе чуть ли не с первой встречи с Авериным. Катенькино же чувство было ровным и покойным, но от этого ничуть не менее сильным. Именно такое чувство и должно было соединять супругов по представлениям Катеньки.
      Аверин венчался с Татьяной на Покров, а свадьба Карозина и Катеньки состоялась позже, – во время масленицы. Два дня назад Никита Сергеевич как раз подарил супруге изумрудные серьги в ознаменование третьей годовщины их свадьбы.
      Детьми Карозины пока не обзавелись, а вот Аверин, которого дела службы заставляли всю зиму находиться в Москве, страшно скучал по своему годовалому сыну Николушке. Татьяна Дмитриевна, как ни хотелось ей не разлучаться с мужем, все же считала, что должна жить с малышом в деревне. Да и Дмитрий Аркадьевич прихварывал. Вот поэтому, чтобы скоротать вечера, Аверин по четвергам захаживал к своему старинному другу и родственнику на партию бриджа. Играли по маленькой или, чаще всего, просто на интерес.
      Катенька любила визиты Аверина, который помимо светских сплетен обязательно приносил письмо от Татьяны. Супруга его писала каждую неделю длиннейшие послания, подробно излагая немудрящие события сельской жизни. Аверин всегда добродушно высмеивал эту привычку жены, веселя своими комментариями Катеньку и Карозина.
      Этот четверг так же не стал исключением: Виктор Семонович Аверин явился к семи часам, как всегда подтянутый, выбритый и благоухающий парижским одеколоном. Визитер обменялся рукопожатием с профессором, приложился к ручке его супруги и отпустил дежурный комплимент с такой непринужденной грацией светского льва, что Катенька сочла себя чрезвычайно польщенной, хотя и знала цену подобным словоизлияниям.
      Через несколько минут подошел четвертый участник игры, коллега Карозина, Иван Петрович Мальцев, профессор географии и милейший человек. Его добродушное лицо, обрамленное пушистыми бакенбардами, создавало обманчивое впечатление мягкости и покладистости. На самом деле Иван Петрович был грозой студентов, которых на экзамене гонял до седьмого пота. Профессор Мальцев терпеть не мог невежества и искренне полагал обязанностью всякого грамотного человека в совершенстве знать географию.
      Воздав должное великолепному пирогу, мастерски приготовленному кухаркой Карозиных, вся честная компания расположилась для игры в бридж. Эта недавно привезенная в первопрестольную карточная забава из-за своей сложности еще не успела получить широкого распространения, но тем не менее весьма увлекла всех трех мужчин и Катеньку. Супруга профессора особенно рьяно рвалась освоить все тонкости игры, так как тщилась доказать мужчинам, что женщины могут преуспеть не только в ведении домашнего хозяйства. Аверин вышучивал за это Катеньку, но не зло, а она упрямо хмурила бровки.
      – Виктор Семенович, друг мой, – обратился Мальцев к Аверину. – Что-то ты нынче рассеянный. Эдак мы с тобой вовсе проиграемся дражайшей Катерине Дмитриевне.
      – Прости меня, любезный Иван Петрович. У Арины, сестрицы моей, случилась нешуточная пропажа. Вот я задумываюсь.
      Катенька кинула победный взгляд на мужа, – дескать, что я тебе говорила? Карозин слегка пожал плечами, как бы оправдываясь, и произнес:
      – А что ж ты-то задумываешься, Виктор Семенович? Разве это не дело полиции?
      – Так-то оно так, да не совсем.
      – Так расскажи нам, в чем там дело, – попросила донельзя заинтригованная Катенька. – Я уже слышала от прислуги что-то об этой истории, но ты-то все можешь доложить из первых рук.
      – Что ж, если вам это интересно, извольте, – проговорил Аверин, слегка поморщившись при упоминании о болтливости прислуги, и приступил к рассказу.
      Пару дней назад сестра Аверина и супруга генерала Соловца Арина Семеновна собиралась на бал к губернатору и обнаружила, что пропало бриллиантовое колье. Помимо своей огромной стоимости это колье было еще и реликвией семьи Соловец. По приказу Арины слуги перерыли весь дом под присмотром генеральши, но так пропажу и не обнаружили. Расстроенная Арина и разгневанный генерал вызвали полицию.
      Доблестные полицейские во главе со своим унтер-офицером Коробкиным прибыли незамедлительно. Однако допрос всей многочисленной прислуги генеральского дома не дал никаких положительных результатов. Дело в том, что за день до обнаружения пропажи Арина Семеновна перебирала свои драгоценности, чтобы определиться с тем, что именно из них более всего подходит к ее новому бальному платью. Ожерелье было на месте.
      На следующий же день генеральша навещала своего брата, сам генерал был в отлучке по делам службы, так что в доме находилась лишь прислуга. Чопорный дворецкий Иван Карлович сообщил господину Коробкину, что все слуги собрались на кухне и праздновали именины привратника Мокия. Даже сам Иван Карлович снизошел до этого незамысловатого торжества, поэтому со всей ответственностью заявил, что кроме хозяйкиной горничной Варвары никто не отлучался из людской. Да и сама Варя отсутствовала весьма незначительный промежуток времени, примерно четверть часа.
      Слова дворецкого подтвердили все остальные слуги. Подозрение в краже само собой пало на горничную. Унтер-офицер допросил Варю, которая Богом клялась, что ожерелья не брала. Так как повторный опрос слуг показал, что Варя ни в тот день, ни позднее господского дома не покидала, то учинили повторный обыск. Однако ожерелья так и не обнаружили. Следствие во главе с Коробкиным зашло в тупик. Горничную даже не стали забирать в участок и сажать под стражу.
      – Так что сестра моя пребывает в весьма подавленном состоянии духа, – заключил свой рассказ Аверин. – Мало того, что пропажа дорогого ожерелья само по себе событие, не способное доставить удовольствие. Так ведь Арине еще и перед свекровью ответ держать. Сестрица моя ведь год целый к генеральской мамаше подлаживалась, чтобы старуха ей фамильные драгоценности предоставила. А теперь, зная характер старой мадам Соловец, бедная Арина места себе не находит. С ней, друзья мои, форменная истерика делается, когда она вспоминает Капитолину Власьевну, чей визит из Санкт-Перетбурга ожидается к Пасхе.
      – Да, Виктор Семенович, теперь мне твоя озабоченность понятна, – протянул географ. – Но что ж Коробкин-то так оплошал, а? Неужто ни одной зацепки не обнаружил?
      Да полно тебе, Иван Петрович! – отмахнулся Карозин. Когда это наши полицейские отличались большим умом?
      – Ну, не скажи, брат, – вступился за честь полиции Аверин. – Не такие уж олухи служат в полиции! Как бы иначе у нас поддерживался порядок?
      – И ты туда же, Виктор Семенович! – всплеснул руками Карозин. – Да любой человек, хоть сколько-нибудь знакомый с логическими построениями ума и умеющий анализировать события, в два счета нашел бы Аринино ожерелье!
      – Ну да! – ехидно откликнулся Аверин. – Тебя послушать, Никита, так логика, это основа, на коей все зиждется, а ты путем обычных умозаключений запросто отыщешь Аринину пропажу!
      – И отыщу! – профессора слегка занесло после рюмки мальвазии. Да и вообще, он всегда ставил логику и анализ на первое место среди всех человеческих знаний и умений. Это был их давний с Авериным спор.
      – На что спорим, что ты не сумеешь отыскать ожерелье до приезда Капитолины Власьевны? – подхватил Виктор Семенович.
      Это, стало быть, до Пасхи? – уточнил Карозин. – На что хочешь! Я в своих силах уверен!
      Все это время Катенька молча переводила заинтересованный взгляд с Аверина на мужа и обратно. С одной стороны, она верила в силы своего мужа и гордилась его умом и решительностью, но, с другой стороны, дело о пропаже ожерелья не представлялось ей настолько простым.
      – Хорошо! – азартно воскликнул Аверин. – Как ты понимаешь, здесь дело не в интересе, здесь дело в принципе. Значит, спорить будем на что-нибудь простое! Да хоть на дюжину французского шампанского! Иван Петрович, будь свидетелем нашего пари!
      Мальцев лихо разбил сомкнутые руки спорщиков, сам увлеченный не менее их. В душе Иван Петрович не верил в успех затеи Карозина, но удачи ему желал совершенно искренне.
      Карточная игра уже никого более не интересовала, так что через некоторое время Аверин с Мальцевым откланялись. Никита Сергеевич напоследок попросил Аверина, чтобы тот устроил ему завтра визит к генеральше. Ведь надобно же и ему осмотреть место преступления и поговорить со всеми свидетелями. Виктор Семенович нисколько не возражал и пообещал всячески содействовать своему другу в его нелегком деле. Хотя и не преминул заметить, что в успех Карозина все едино не верит…
      После ухода друзей Никита Сергеевич еще долго пребывал в возбужденном состоянии и, оседлав любимого конька, длинно и немного сумбурно рассуждал вслух о преимуществах аналитического способа мышления перед прочими. Катенька, не сильно вслушиваясь в речи мужа, лишь кивала и поддакивала, мысленно прикидывая, что и сама сумеет помочь супругу. Ведь согласитесь, что женщины с их чутьем и тактом частенько умеют заметить что-нибудь путное там, где мужчина не может найти решительно ничего хоть сколько-нибудь вразумительного.
      На утро же положение разительно изменилось. За завтраком Никита Сергеевич был явно не в духе. Катенька недоумевала о причине его расстройства, здраво полагая, что незначительное количество выпитой вчера мужем мальвазии не способно было повергнуть его в столь угнетенное состояние. Стало быть, причина была в другом.
      – Никитушка, – ласково обратилась она к мужу. – Что с тобой стряслось?
      – Ах, право, Катенька, я нахожусь в полной растерянности, – промямлил удрученный Карозин.
      – От чего же?
      – Да от этого вчерашнего спора дурацкого! – Никита Сергеевич в сердцах отшвырнул от себя салфетку.
      – Позволь, голубчик, чем же не угодил тебе вчерашний спор? – Катенька все еще не могла понять.
      – Да я все думаю, для чего мне потребовалось встревать в это безнадежное дело, да еще и спорить с Авериным! Ведь выставлю себя на смех перед всем белым светом. Тот же Мальцев мне потом в университете проходу не даст!
      Катенька была ошеломлена:
      – Никита! Ты ли это говоришь? Ведь вчера ты был полон уверенности, что запросто распутаешь это пустяковое дело!
      – Ах, Катенька, я вчера такого дурака свалял! Ну зачем, скажи на милость, мне потребовалось смеяться над Коробкиным? Что за глупость, право, с моей стороны!
      – Никита Сергеевич! Но ведь вчера ты говорил совсем другое, полагая полицейских неумными…
      – Бога ради, Катенька, хоть ты не сыпь мне на раны соль! Я и так казню себя за все эти нелепые высказывания! С какой, вообще, стати мне пришло в голову, что я справлюсь с расследованием лучше человека, который посвятил делам подобного рода всю свою жизнь? Что за самомнение меня одолело? Право, мне следует сегодня же объясниться с Авериным, признать свое поражение и попросить его, Христа ради, не рассказывать никому о моем конфузе!
      Карозин был просто безутешен. Катенька вскочила со своего места, подбежала к мужу и порывисто его обняла.
      – Никита, милый Никита, ну что за меланхолия тебя одолела! Как ты можешь сомневаться, что у тебя все получится? Мне даже стыдно за тебя! К тому же, я тебе буду всемерно помогать и содействовать в меру моих женских сил! А вдвоем с тобой мы непременно найдем Аринино ожерелье!
      В голосе Катерины Дмитриевны было столько уверенности и в своих и в мужниных силах, а в глазах столько огня и решимости, что Карозин приободрился.
      – Ты просто ангел, Катенька! – воскликнул он, целуя жену. – Значит, ты считаешь, что мы справимся?
      – Ну конечно же! И не смей в этом сомневаться! Сегодня мы поедем к Арине, ты поговоришь с генералом, а я постараюсь свести дружбу с генеральшей и разузнать самые незначительные подробности. Ведь ты сам мне не раз говаривал, что пустяков не бывает, и даже малюсенькая запятая в числе может привести к огромной ошибке, если ее поставить не на то место!
      Никита Сергеевич значительно повеселел, у него настолько отлегло от сердца, что он даже смог улыбнуться жене в ответ на ее цитату из его же собственного высказывания. Словом, на лекции профессор Карозин отправился во вполне приличном настроении, правда не без некоторой озабоченности на лице, которая, впрочем, вполне легко объяснялась.

      Во время лекций профессора Карозина все еще одолевали мрачные сомнения, несмотря на заверения Кати, что успех будет полным и всенепременным. Это состояние ума Никиты Сергеевича отразилось на качестве лекций. Хорошо знающие любимого преподавателя студенты недоуменно переглядывались, пытаясь понять, что же так могло выбить его из колеи.
      Лишь во время семинара любимец Карозина, подающий блестящие надежды студент Гладышев вывел профессора из несвойственной тому рассеянности тем, что увлек его своими выкладками по теории вероятности в приложении к карточным играм. В то время многие неглупые люди занимали свою голову подобными забавами для ума.
      Домой Никита Сергеевич вернулся, практически напрочь забыв о давешнем споре с Авериным. В приятном расположении духа он поздоровался с Катенькой и приступил к обеду, попутно повествуя жене о замечательных идеях Гладышева. Когда обед подходил к концу, и профессор принялся отдавать должное восхитительному десерту, Катенька воспользовалась паузой в потоке мужниных словоизлияний и задала вопрос:
      – Никита, друг мой, нам надобно поторопиться, Арина Семеновна прислала сказать, что ждет нас к шести часам. Неловко будет опаздывать в первый раз. Да и Аверин там будет, чтобы представить нас по всем правилам.
      Лицо профессора вытянулась так, будто он внезапно подвергся приступу жесточайшей зубной боли. Катерине Дмитриевне стало понятно, что оживление ее мужа объясняется вовсе не уверенность в успехе задуманного дела, а самой обыкновенной забывчивостью. Она испытала некоторые угрызения совести из-за того, что доставила мужу неприятности, но тем не менее твердо продолжила:
      – Никита Сергеевич! Ты опять разуверился в своих силах? Ну как же можно! – Катенька укоризненно покачала головой. – Запомни раз и навсегда: у нас все получится! И хватит об этом. Доедай свой десерт, пей кофе и собирайся. Данилыч уже подготовил твой выходной сюртук, а я распорядилась прислать извозчика.
      И, чтобы отвлечь профессора от неприятных мыслей, Катерина Дмитриевна пустилась в ничего не значащую болтовню:
      – Я поначалу собиралась прогуляться с тобой, погода нынче славная, но потом подумала, что несолидно это как-то – пешком приходить к генералу! Да и опоздать могли бы, что тоже не подобает. Вот и распорядилась насчет извозчика. Ты не возражаешь?
      – Что? – встрепенулся погрустневший Карозин. – А, нет-нет, ты же знаешь, я всегда нахожу твои распоряжения весьма разумными.
      – Ну вот и славно, – удовлетворенно подвела итог разговору Катенька. – Так я иду одеваться, да и ты поспеши, друг мой.
      Дорогой Катерина Дмитриевна всяческими способами пыталась поднять настроение мужа, в который раз повторяя свой план первоначальных действий.
      – Как только Аверин нас представит генеральской чете и объявит цель нашего визита, то через некоторое время ты поведешь беседу с Соловцом, а я переключусь на Арину Семеновну; постараюсь все у нее выведать, да и со слугами поговорю. В тот день ведь, когда полицию вызывали, Арина пребывала в страшном расстройстве, вот и могли что-нибудь эдакое упустить.
      Карозин только кивал, во всем соглашаясь с женой, но не говорил ни слова. Но постепенно Катенькины слова снова смогли вселить в профессора определенную дозу уверенности. Так что, переступая порог генеральского особняка на Пречистенке, Никита Сергеевич был полон решимости если и не раскрыть преступление, то, по крайней мере, сделать все возможное для этого.
      Благообразный Иван Карлович, дворецкий генерала, уже знакомый Карозиным по рассказу Аверина, доложил о прибытии гостей. Никита Сергеевич и его супруга были препровождены в гостиную, где их ожидали с нетерпением. Аверин приложил все усилия, чтобы встреча была радушной. Виктор Семенович был абсолютно уверен в том, что выиграет пари, поэтому ему казалось недостойным чинить препоны Карозину. Напротив, Аверин считал, что даже при полном его содействии Никите Сергеевичу не удастся найти пропавшее ожерелье.
      – Весьма рад, премного о вас наслышан, – генерал приложился к руке Катеньки и обменялся крепким рукопожатием с Карозиным. – Так это вы собираетесь помочь нам разрешить это досадное затруднение?
      Арине Семеновне, которая чрезвычайно близко к сердцу принимала кражу, не очень понравилась обтекаемость фразы генерала:
      – Бог мой, Данила Филиппович! Ну как ты можешь такое говорить! «Досадное затруднение», видите ли! Никита Сергеевич, любезный друг, после слов моего брата я считаю, что вы наша единственная надежда на возвращение ожерелья до прибытия матушки генерала.
      От этих слов Арины Карозин слегка опешил. Он собирался лишь попробовать расследовать это дело, но уж вовсе не мнил себя «единственной надеждой»!
      Катенька заметила смущение мужа и не дала ему сказать что-либо по ее мнению неуместное:
      – Ну, разумеется, Арина Семеновна, разумеется, вы можете смело положиться на Никиту. Он обязательно отыщет ваше ожерелье!
      – Вы возвращаете меня к жизни! – воскликнула генеральша. – Я, знаете ли, совсем сама не своя за эти дни сделалась. Мне так не хватает надежды и утешения.
      – Я прекрасно понимаю вас, – Катенька взяла генеральшу за локоток. – Давайте оставим наших мужчин, чтобы они могли обсудить все обстоятельства этого дела, а сами немного поболтаем о разных пустяках, вам же просто необходимо отвлечься.
      – Вы правы, дорогая Катерина Дмитриевна, вы совершенно правы! Идемте в малую гостиную, выпьем с вами чаю.
      Катенька последовала за генеральшей, послав напоследок ободряющий взгляд мужу. Карозин вздохнул, поняв, что пришла пора отвечать за свои слова, вооружился блокнотом и карандашом и со всей серьезностью приступил к расспросам.
      Дамы уютно расположились в малой гостиной за чайным столиком и с удовольствием принялись за ароматный напиток. Катенька для начала сделала несколько комплиментов генеральше по поводу ее вкуса, который проявился в убранстве гостиной, похвалила варенье, а потом перешла к интересующей теме.
      – Арина Семеновна, дорогая, простите, что снова затрагиваю болезненную для вас тему, но расскажите мне, чем так ценно это ожерелье? Я просто сгораю от любопытства! Ведь, насколько мне известно, состояние генерала, да и ваше личное весьма велико. И мне не совсем ясно, отчего пропажа одного единственного ожерелья так вас расстроила! По моему разумению, если уж вас так беспокоит предстоящее объяснение с Капитолиной Власьевной, так закажите ювелиру копию, и дело с концом!
      – Я нахожу ваши слова весьма разумными для человека несведущего, – ответила генеральша. – Но, видите ли, чтобы изготовить копию этого ожерелья, нужно по крайней мере предоставить ювелиру оригинал хоть на небольшое время. Ведь эта фамильная драгоценность уже около двухсот лет находится в роду Соловцов, и ни у кого не возникало нужды показывать ожерелье для оценки. Слава Богу, дела всегда были настолько хороши, что до продажи драгоценностей дело никогда не доходило. А сейчас, как вы сами изволите знать, ожерелья нет. Предвижу ваш вопрос о том, почему без оригинала никак нельзя изготовить копию. Дело в том, что подобрать камни нужной огранки и размера и скопировать оправу при определенном мастерстве ювелира было бы можно. И денег мне на это вовсе не жалко, и огласки мы бы сумели избежать. Но вся сложность в том, что с обратной стороны это ожерелье снабжено очень своеобразным клеймом, состоящим из каких-то неизвестных мне символов, а Капитолина Власьевна при всем ее почтенном возрасте обладает весьма острым зрением и сумеет обнаружить малейшую неточность в клейме. Теперь вы понимаете, почему невозможно сделать копию?
      – Понимаю, – отозвалась Катенька. – Как жаль, что я не видала ранее вашего ожерелья! Было бы так интересно взглянуть на эту драгоценность!
      – Да, там есть на что посмотреть! – сожалеюще вздохнула Арина Семеновна. – Такой вещи более нет ни у кого. Мое ожерелье необычно тем, что застегивается на левом плече. Оно представляет собой как бы змею, обвивающую шею, а застегивается головой, кусающей хвост. И вся змеиная чешую выложена бриллиантами, а глаза рубиновые. Я ведь как раз заказала себе платье из винного атласа, чтобы надеть вместе с ожерельем. Вообразите Катерина Дмитриевна, как роскошно я бы выглядела! А тут все мои приготовления и мечтания прахом пошли!
      – Ах, как я вас понимаю! – сочувственно воскликнула Катенька. – Но как же могло такое произойти, что пропала такая драгоценная вещь? Ведь если на минутку предположить, что к вам в дом забрался обычный грабитель, то он должен был по логике вещей забрать все драгоценности.
      – Это меня тоже несколько удивляет, – поддакнула Арина. Шкатулка с моими украшениями не стоит на видном месте, а хранится в ящике комода. И шкатулка, и комод запираются на ключ. Ума не приложу, кто мог украсть именно эту вещь!
      – Арина Семеновна, а у кого находятся ключи? – спросила Катенька, чувствуя, что может услышать что-то важное.
      – Ключи я держу в спальне в подзеркальном ящике.
      – А кто об этом знает?
      – Ну, как кто? Я, Данила Филиппович и моя горничная, Варя. Она мне всегда прическу делает, платья подает и драгоценности тоже приносит.
      – А вы ей доверяли?
      – Боже мой, ну конечно же! Варенька сирота, она с детства со мной, пойти ей некуда, родных в Москве у нее нет, я ей полностью доверяю! Мне даже неловко было, когда Иван Карлович сказал, что только моя Варенька отлучалась. Уж кого-кого, а Варю я никак не могу подозревать. Ну, скажите на милость, Катерина Дмитриевна, куда эта необразованная девушка без знакомств и связей могла подевать мое колье?
      – Не скажите, Арина Семеновна, сообщников всегда можно найти!
      – Нет, я все-таки не могу думать на Варю, – с сомнением протянула генеральша. – Хотя последние дни после пропажи Варенька как-то изменилась с лица. Но, впрочем, я и сама… – и Арина махнула рукой, не договорив.
      – Понимаю вас, дорогая Арина Семеновна, понимаю, как никто другой, – Катенька мягко прикоснулась к руке генеральши. – А нельзя ли мне побеседовать с вашей горничной?
      – Отчего же нельзя? Беседуйте, коли считаете, что из этого выйдет толк, – Арина позвонила в колокольчик и обратилась к пошедшей и поклонившейся горничной:
      – Варенька, это Катерина Дмитриевна, она с тобой поговорить желает. Ты будь любезна, ответь ей на все вопросы.
      – Как прикажете, барыня, – снова поклонилась Варя.
      Внешность генеральшиной горничной была достаточно привлекательной: густые темно-каштановые волосы обрамляли свежее миловидное личико с карими глазами и пухлыми чувственными губами. Катеньке подумалось, что у такой хорошенькой девушки непременно должны быть кавалеры, и вовсе не обязательно, что среди них не окажется какой-нибудь темной личности.
      Арина Семеновна, не желая в сотый раз выслушивать рассказ горничной, с утомленным выражением на красивом холеном лице промолвила, что оставит их ненадолго, и покинула гостиную. Катенька мысленно поздравила себя с удачей, здраво полагая, что наедине горничная может оказаться откровенней.
      – Варя, – ласково начала она, – расскажи мне, пожалуйста, все про тот день, когда пропало ожерелье Арины Семеновны.
      – А чего рассказывать-то, Катерина Дмитриевна? Я уж сто раз все рассказывала…
      Катенька вздохнула, но продолжала настаивать:
      – Но я-то ведь ничего не слыхала, так что будь добра, повтори все сызнова.
      Варя, опустив глаза, теребила края передника, пребывая, как видно, в сильном смущении. Вдруг она разрыдалась и бросилась на колени перед Катериной Дмитриевной.