6

Голограмма в кабинете генерала была новой: заснеженная равнина. В отдалении высилась зубчатая цепь невысоких гор, скорее всего, стена кратера. Небо над стеной почти целиком заполняла планета — желтый газовый гигант с кольцами и полдесятком лун — их можно было обнаружить по теням, которые они отбрасывали на планету. Небо — те лоскутки, которые я видел, — выглядело густо-синим, что означало присутствие какой-то атмосферы.

По снегу тянулась цепочка следов, начинаясь прямо от генеральского ковра, пересекала равнину и терялась вдали. Отпечатки одной пары больших широких сапог.

— Неужели вы собираетесь селиться тут? — спросил я.

— Нет. Возможно, там была наблюдательная станция. Или дело вообще ограничилось одной высадкой.

Я кивнул и сел.

— Вот так! — Он взял стило. — Перес Анна встретилась с женщинами один раз, и человеки уже получили стратегически ценные сведения.

— О численности населения?

— Да. Я не знаю, в какой мере это возможно контролировать, и не знаю, насколько разумно использовать тебя в качестве переводчика. Почему ты объяснил точное значение слов, которые перевел как «убийство»и «изнасилование»? Когда я смотрел видеозапись, то подумал, что ты хочешь сказать женщине Пересов, что мы не убиваем женщин и детей.

— Я помогал составить первый словарь вашего языка, и эти определения вошли в него. Я не сказал Анне ничего, о чем земляне не имели бы уже достаточного представления. — Я взглянул вниз, а потом поднял глаза и встретил взгляд генерала. — Язык — единственная область, в которой я силен. И мне хотелось бы пользоваться им честно. Насколько возможно, я намерен быть ясным. (Я говорил на главном хварском языке. Первое значение этого слова — прозрачный.) Если из-за этого возникают затруднения, отстрани меня. Но как вы сможете вести серьезные переговоры, если линии связи перепутаются?

Он расстроенно фыркнул и положил стило.

— Прошлый вечер я провел с Лугала Цу. Он никогда не умел пить. Вот еще причина, почему его роду не следовало делать из него головного. Не стану повторять всего, что он наговорил. К концу это была бессвязная болтовня. Но выяснились две важные вещи. Он надеется, что настало время, когда я потерплю неудачу в чем-либо. Он надеется, что в этих переговорах я допущу серьезный просчет.

— И (он снова взял стило и принялся вертеть его в пальцах) он высказал предположение… намекнул на возможность, что ты ненадежен. Некоторые из его задних не настолько опьянели, чтобы не понять, как он заговаривается. Ха! Видел бы ты выражение на их лицах. Но они не знали, как заставить его замолчать. Вот что получается, когда набирают штаб на его манер.

Я слышал и раньше, как генерал рассуждал на эту тему. Красивая внешность не повредит, и всегда стоит учитывать род кандидата, но не это главные критерии.

— Кого ты взял?

— Хей Атала Вейхара.

Прекрасный выбор. Вейхар пьет достаточно, чтобы не отставать от общества, но никогда не натоксичивается и всегда умеет найтись в сложной ситуации.

— Я не могу точно повторить тебе слова, какие употребил сын Лугалов. Это было на исходе вечера, и не всегда удавалось разобрать, что он бормочет, но он упомянул, что ты человек и что человеки в очень важных отношениях — другие, так кто может точно предвидеть, как ты поступишь теперь, когда ты проводишь время с человечьей женщиной, которая, может, тебе родня, а может, и нет.

Иными словами, я способен предать Людей, и, возможно, я извращенец, а также, пожалуй, склонен к инцесту.

(Тут ты ошибаешься. Он намекал на две возможности, равно опасные. Может быть, Анна твоя родственница, и тогда ты обязан ей верностью. Ни один нормальный мужчина не предаст и не оставит на произвол судьбы женщину своего рода. Или ты лжешь и не состоишь с ней в родстве. В таком случае ты получил доступ в ее комнаты ради того, о чем мне неприятно упоминать. Так что, либо ты предатель, но не извращенец, или ты извращенец и, возможно, предатель. Но не думаю, что Лугала Цу подозревал инцест.)

— Как поступил ты? — спросил я.

— Сказал, что будущее в руках Богини, мы никогда заранее не можем точно предвидеть, как поступит кто-то другой. И тут Вейхар рассказал очень длинную и скучную историю про одного своего дядю, который всегда был предсказуем, после чего мы ушли. Не знаю, хватит ли духа у кого-нибудь из его молодых людей без утайки сказать Лугала Цу, что он мне наговорил. — Вероятнее всего, нет.

Он фыркнул в знак согласия.

— Я намерен поговорить с Эттин Пер. Возможно, ей удастся унять любопытство женщин или затормозить его. Ты будешь сопровождать меня в комнате, где мы разговариваем с врагом. — Зачем?

— Я хочу, чтобы сын Лугалов увидел тебя рядом со мной. Ты наш лучший переводчик, и наш первый-впереди специалист по человечеству. Я хочу, чтобы этот плод непродуманного осеменения запомнил это. И я хочу, чтобы он запомнил, что ты для меня.

Из журнала Сандерс Никласа и т.д.

7

На следующий день Никлас показал ей, как обращаться с кухней.

— Женщинам нужно время, чтобы обдумать услышанное от вас. А генерал хочет, чтобы я опять участвовал в переговорах. И потому на некоторое время вы будете предоставлены сама себе.

Она кивнула, и он продолжал инструктировать ее, как пользоваться различными… как их назвать? Приспособлениями? Кончив, он прислонился к ближайшей степей скрестил руки на груди.

На левом запястье у него поблескивал браслет из толстых золотых звеньев. В каждое был вделан покрытый резьбой темно-зеленый камень, похожий на нефрит. Великолепное изделие, подумала Анна, но не гармонирует с его одеждой.

— Я принес компьютер, — сказал Никлас. — Модель не очень новая. Но мы берем то, что можем. Программа слишком уж дружелюбная. Я предпочитал держать компьютеры на эмоциональном расстоянии. Я напишу, как связаться с Вейхаром или Матсехаром. Если вам захочется куда-нибудь пойти, позвоните им.

Он помолчал, словно преодолевая смущение.

— Мне необходимо кое о чем вас спросить, Анна.

Она выжидающе посмотрела на него.

— Два года назад Эттин Гварха рассказал вам одну историю, перед тем, как мы покинули планету, где велись первые переговоры.

Она кивнула.

— Кто-нибудь еще знает?

— ВР схватила меня, едва вы улетели. Меня допрашивали.

Он застыл в полной неподвижности. Потом спросил:

— Как? — Голос его был спокоен.

— Препараты. Вреда мне не причинили, но, думаю, они знают все, что известно мне о вас и о Людях.

— А! — Он отвел глаза. — Ну, ВР никогда не любила делиться информацией. Возможно, остальных ваших делегатов они в это не посвятили.

— Вас это трогает?

— Пожалуй. История не из красивых. Мне не очень хочется войти в эту комнату завтра, зная, что они думают: вот подонок, который прислуживает тем, кто его пытал.

— А это правда?

Он был готов замкнуться — об этом ей сказали его лицо и поза. Замкнуться, замолчать, сказать ей, чтобы она не совала нос в чужие дела.

— Никлас, я не собираюсь говорить вам, что вы обязаны мне объяснением.

— Вот и хорошо.

— Но моя карьера погублена, и я не думаю, что смогу вернуться к моим исследованиям. Я чуть было не кончила тюрьмой.

— Вы сами выбрали, Анна. Я ни о чем вас не просил.

— Там, в подвале, вы умоляли меня взглядом. Я попыталась помочь вам. Генерал сказал, что это было не нужно, но я-то сделала все, что было в моих силах.

Его лицо сказало: ну и что?

— Я знала, что они свихнутые сволочи. А вы мне показались относительно нормальным человеком.

— Вы знали, что я переметнулся на другую сторону во время войны. Это подводит нас к девятибуквенному слову, начинающемуся с «п», которое мне крайне трудно выговорить. Тот, кто действует коварно или изменяет. Вы называете это нормальным? Да с кем вы в конце-то концов?

— Пресвятая Дева, вы умеете аргументировать. Мне никогда не загнать вас в угол. Я действительно думаю, что вы обязаны мне объяснением. Я сказала, что не скажу этого. Беру свои слова назад. Или вы считаете, что можете пренебрегать любыми обязательствами, потому что совершили то, что начинается на «п»? Ну и что, если вы предали этих сумасшедших в ВР? Я их тоже предала. И пусть бы все так делали. К черту ваше чувство вины, и к черту вашу безответственность.

Он посмотрел по сторонам.

— Вы знаете, еда меня мало интересует, но это не разговор для кухни. Уйдем отсюда.

Они сели в кресла в гостиной. Никлас сбросил сандалии, закинул ноги на перламутровый столик и посмотрел на нее.

— Что вы хотите узнать?

Анна замялась, подыскивая верные слова. Ей требовались доказательства, что он не безумен в отличие от людей в ВР. Каким должен быть человек, чтобы работать с тем, кто его пытал?

— Это бывало и прежде, — сказал Никлас.

Она попыталась объяснить про пропасть. Такое место, где узнаешь про другие вещи, которых не хочешь знать. Заглядываешь в нее и видишь тьму, и уродливость, и сумасшествие, и боль. И думаешь, а может, динозавры вымерли напрасно. У них, наверное, получилось бы лучше.

Он засмеялся.

— Лучше расскажите мне, что вам говорил генерал.

Она рассказала. Он слушал, полузакрыв глаза, его лицо ничего не выражало, когда она кончила, он заметил:

— Ему удалось сделать гнусную историю еще гнуснее, и я не могу понять, зачем. Надо будет спросить у него.

— А это было? — спросила она.

— Да.

— Генерал сказал, что присутствовал там.

— Я его там не помню. Всякий раз, когда мне предстоял допрос, меня забирали в комнату. Всегда одну и ту же. Одна стена была зеркалом — от потолка до пола, от левой стены до правой. Вот так, обычно, начинаются мои сны — я вхожу в эту комнату, вижу свое отражение и знаю, что сейчас произойдет что-то ужасное. По ту сторону зеркала был наблюдательный пункт. Я слышал шаги, из аппарата внутренней связи доносились голоса. Задайте этот вопрос. Задайте тот. Остановитесь. Продолжайте. Вероятно, Гварха был там. В комнате я его ни разу не видел. И голоса по аппарату не слышал. Он тогда еще не достиг высокого ранга, а область его компетенции допросов не включала. Скорее всего, он наблюдал и слушал. Если бы я видел его в этой комнате, то вряд ли смог бы работать с ним. Понятия не имею, что бы я сделал, встреться мне кто-нибудь из тех. Но пока я видел их только в моих снах, и обычно, не знаю почему, только как отражения в зеркале. Возможно, психолог нашел бы объяснение. Но где его взять? То есть специалиста по человеческой психологии. Обратиться к хварскому душезнатцу было бы любопытно, но сомневаюсь, чтобы это принесло пользу.

Он упирался локтями в широкие ручки кресла, небрежно сплетя пальцы. В его позе, как и в спокойном ровном голосе, не проскальзывало никакого напряжения. И все-таки она улавливала внутреннее волнение.

— Я помню, как увидел его в первый раз, когда он пришел и сказал, что все позади. Допросы прекращены. Боли больше не будет. И тогда… — Никлас улыбнулся. — Очень церемонно, во всеоружии своих прекрасных манер он принес мне извинения. Не за большую часть допросов или большую часть боли. Они были необходимы, а Гварха не извиняется за то, чего требует необходимость. Нет, он извинился за последние вопросы. Они не служили ничему полезному и, по его убеждению, диктовались злорадным любопытством, свойственным маленьким мальчикам. Вы представляете, что я имею в виду? Первый шаг в науку, как я это называю. Что произойдет, если оторвать заднюю ножку у кузнечика? Что произойдет, если оторвать крыло у мухи? «Эй, Ники, знаешь, что будет, если поджечь лягушку?»Я работаю не на того, кто меня пытал, я работаю на того, кто сказал, что все это позади, и извинился передо мной.

Он все еще работал на врага и на тех, кто обошелся с ним крайне жестоко. Какой толк от извинений в подобной ситуации? «Ах, я очень сожалею, что вам пришлось вытерпеть адские мучения». Чушь!

— Это часть моего объяснения, а в остальном… Если бы я не простил Эттин Гварху, как я мог бы простить себя?

— Не понимаю.

— Как, по-вашему, добывалась информация, позволившая нам изучить язык хвархатов? Вы думаете, наши пленные добровольно делились ею? И как, по-вашему, применялись мои познания в этом языке?

— Вы делали то же, что и он.

Никлас кивнул. Он не изменил позы, и в ней по-прежнему не чувствовалось напряжения. Голос его оставался спокойным и ровным.

— Я сохранил свои руки чистыми. Я ни разу пальцем не прикоснулся к пленным хвархатам, но я знал, как получены сведения, которые я анализировал, и куда поступают вопросы, которые я составлял.

Вновь пропасть. Порядочные люди не ставят себя в подобное положение. Порядочные люди ведут законопослушную жизнь, никогда никому не причиняют вреда сознательно, никогда не соучаствуют в пытках, зная об этом.

— Я получил хорошее воспитание в духе среднезападного методизма, — сказал Никлас. — В воскресное утро после грудинки — посещение церкви. Я усвоил, что такое зло, и я усвоил, чем можно больше всего угодить Богу. Богу особенно угодно, когда мы заботимся о вдовах, сиротах, бедняках и чужих нам. Ну, трудно найти кого-либо более чуждого нам, чем хвархаты, а когда они оказывались в руках у нас, то безусловно становились последними бедняками. Им не принадлежало ничего — даже их собственные тела, и мы не давали им сделать то, чего они хотели больше всего — умереть. Для Людей — наивысшая степень бедности потерять право на собственную смерть. Самое ценное, что у них есть, это право сказать: «Довольно!» Хоть что-нибудь вам помогло? Или вы все еще на краю пропасти?

— Все еще.

— Понять людей не так-то просто, и на этом перле мудрости я удаляюсь. — Он встал и улыбнулся ей сверху вниз. — Знаете, все, о чем вы думаете, очень и очень далеко от истинной проблемы моих отношений с Эттин Гвархой. Суть не в том, что он инопланетянин, или враг, или был причастен к не самому приятному приему, который мне оказали на первых порах. Со всем этим мы разобрались. Но есть один совет, который каждая мать должна бы давать своим детям, прежде чем отправить их в университет. Никогда не трахайся на работе или службе и никогда-никогда не трахайся с начальством. Не попадай в ситуацию, когда твоя личная жизнь сплетается с тем, чем ты занимаешься по службе. Мы с генералом несколько лет потратили на вырабатывание правил, как вести себя, когда работаем вместе и когда не работаем. Это далеко не просто.

Он помолчал.

— Вы спрашивали меня (очень тактично), как я могу залезать в постель врага. Ну, враги ведь не постоянная величина. Всегда можно попытаться заключить мир. А вот подумайте, каково это заниматься любовью с тем, кто раз в полугодие дает оценку тому, как вы работаете. Вот вам ситуация, чреватая крайне неприятными возможностями. Пусть в бланке и нет графы «сексуальные старания». Интересно, как Гварха выходит из положения? «Отношение к тем, кто впереди?»

— Зачем вы это делаете?

Он засмеялся.

— Анна, вы неподражаемы! Вопросам нет конца. Но я достиг предела моей способности отвечать на них. — С этими словами он ушел.

8

На следующий день он принял участие в переговорах. Анна в одиночестве наблюдала за экраном в соседней комнате. Никлас вошел прямо за генералом, одетый в серую форму космического воина, которая сидела на нем отлично. Она впервые увидела его с Эттин Гвархой. Он был почти на голову выше. Что за странная пара! Против обыкновения он не сутулился и не улыбался. Бледное худое лицо казалось замкнутым, отчужденным. Когда все сели, он представился:

— По-моему, я имел удовольствие познакомиться почти со всеми вами на прошлых переговорах.

Чарли ответил утвердительно, а затем принес извинения за злополучное происшествие, их прервавшее, и так далее.

Никлас выслушал и перевел. Хвархаты чуть-чуть изменили позы. Затем заговорил Эттин Гварха:

— Ваши извинения излишни, — перевел Никлас. — Они уже были принесены и приняты, прежде чем Люди согласились на нынешние.

Чарли открыл было рот, но закрыл его. Извинение отчетливо было предназначено лично Никласу. Столь же отчетливо хвархаты сделали вид, будто Никласа тут вообще нет. Или он просто не существует как личность? Анна не знала, какой сделать вывод.

Еще одна какая-то бессмысленная игра.

После этого ничего существенного не произошло. Дипломаты обсуждали возможность обмена пленными, хотя обе стороны уклонялись признать официально, что эти пленные у нее есть. Генерал продолжал делать вид, будто не знает английского. Ну, для чего? Так он выигрывает время на обдумывание? Никлас переводил ровным, безразличным голосом, совсем не похожим на его обычный голос, который поднимался и понижался, менял ритм, передразнивал, посмеивался.

Она пообедала с делегацией, но ничего не сказала о своем последнем разговоре с Никласом, хотя его имя и было упомянуто. Им не терпелось узнать, почему его снова использовали как переводчика. Анна пожала плечами. Она понятия не имеет. Так захотел генерал.

Днем пришел Хей Атала Вейхар и проводил ее на женскую половину. Она проверила компьютер, который принес Никлас. Как он и предупреждал, компьютер был слащаво дружелюбным — у нее даже мурашки по коже бегали. Она выбралась из программы обучения, как могла быстрее, и перешла к игре, которую рекомендовал Ник.

За основу был взят китайский роман «Обезьяна». Игрок (она выбрала вариант для одного игрока) действовал как главный персонаж романа — волшебная каменная обезьяна, которая устроила бедлам на Небесах: похитила персики бессмертия и всячески допекала китайских богов.

В наказание Обезьяну заточили под горой. Чтобы освободиться и искупить свою вину, она должна была сопровождать буддистского монаха Трипитаку в Индию и назад, чтобы Трипитака мог доставить китайскому народу три корзины со священными буддистскими книгами, и тем спасти этот народ от алчности, похоти и злобы.

Путешествие в Индию, естественно, было сопряжено со множеством опасностей, и ей приходилось вступать в единоборство со всякими чудовищами. Некоторые, потерпев поражение, превращались в друзей, но большинство оставались свирепыми. В играх она никогда не блистала и теперь почти во всех стычках терпела поражение. Игра допускала корректировку. После того как Обезьяна погибала энное число раз, Анна нажимала кнопку и продолжала игру с того же места, не возвращаясь к началу. Легендарная Обезьяна жульничала при всяком удобном случае, так почему бы не последовать ее примеру?

В заключение, если бы ей удалось доиграть до конца и доставить корзины с Писанием, она (как сообщалось в инструкциях) обрела бы свободу и преображение, став истинным Буддой. Однако на это должно было уйти много времени даже с корректировкой.

Ее дни обрели определенный распорядок. Утром она наблюдала за переговорами землян с хвархатами, днем разговаривала со своими коллегами, иногда оставаясь в их секторе весь вечер. Но чаще возвращалась к себе и читала или странствовала с Обезьяной.

Хварские женщины оставались на станции, хотя она с ними не встречалась. Головной Лугала Цу тоже оставался тут и следил за переговорами, как и Анна, издалека с помощью голограмм.

Все это она узнала от своих сопровождающих, но и только. Ей было неизвестно, ни что делают все вышеупомянутые, ни что они намерены делать дальше. Эйх Матсехар сказал, что не знает, а Хей Атала Вейхар объяснил, что не ему предполагать, о чем думают женщины или головные.

Лугалы, мать и сын, представлялись ей пауками в центре паутины, настороженными, готовыми действовать, едва настанет момент. Хотя Лугала Минти больше смахивала на жабу. Впрочем, Анна скорее симпатизировала жабам и прочим земноводным. Беззащитные, уязвимые земноводные вымирали от загрязнения среды обитания быстрее всех остальных животных на Земле. Жаб следовало лелеять и оплакивать, а не сравнивать с Лугала Минти.

Собственно, у нее не было сколько-нибудь веской причины относиться к Лугалам с недоверием — только безвкусная любовь матери к пышности и ее склонность ораторствовать о пакостности человечества. Достаточно ли этого, чтобы осудить двоих людей, когда сына она даже ни разу не видела?

Если ее сопровождал Вейхар, они разговаривали о человеческой литературе. Он спросил, какую бы еще книгу ему прочесть. Анна рекомендовала «Гекльберри Финна». Ему не мешает узнать про рабство.

— Да-да, — сказал Вейхар, — я о нем знаю, но мне оно непонятно. С какой стати кому-то вздумается порабощать — это правильный глагол? — женщин и детей? И почему мужчина соглашается подчиняться подобному?

Как всегда в разговорах с хвархатами Анна почувствовала, что упускает что-то самое существенное. Она не могла ответить на вопросы Вейхара, потому что не понимала, о чем он, собственно, спрашивает.

Когда ее сопровождал Матсехар, они говорили о театре. Вернее, говорил Матсехар, а она слушала. Он начал работу над своей версией «Макбета».

— Я начинаю понимать, как действуют человеки, когда ведут себя коварно. Ники сказал, что мне будет полезно прилететь сюда, и он оказался прав. По обыкновению.

Однажды в коридоре она увидела Никласа. Он разговаривал с инопланетянином, чей мех был снежно-белым. В позе Ника ей почудилось что-то непривычное, хотя она не сразу поняла, что именно. Ник заметил ее, выпрямился с улыбкой и приветственно поднял руку. А затем повернулся к своему собеседнику.

— Не понимаю, чем ему интересен этот меховой ком! — сказал Матсехар.

— Что?

— Снежный дурень. Умалишенный. Шут.

— Кто он?

— Чемпион по ханацину этой станции. Это его единственный талант, если, конечно, не зачислять в таланты хорошее телосложение.

Анна спросила, что такое ханацин. Вид воинского искусства, а также танец. Если он исполняется как воинское искусство, двое участников выступают как противники, и один должен одержать победу над другим, а в танце они партнеры и одержать победу могут только вместе. Снежный дурень — мастер воинского искусства.

— Не знаю, что затевает Ники, хотя он занимается ханацином и настолько овладел этим искусством, что нуждается в хорошем противнике. — Матсехар помолчал. — Но он не настолько в нем преуспел, чтобы нуждаться в таком противнике. Кирин… погодите, я знаю, есть такой человечий идиом… Кирин употребит его в пищу еще живым. В вашем языке поразительно много фигуральных оборотов, связанных с едой. Иногда это вызывает у меня тошноту, хотя это, конечно, пустяки в сравнении с гетеросексуальностью.