— В следующий раз я буду расспрашивать вас о ваших тварях. Как они?
— Все хорошо. Примерно, на следующей неделе световые демонстрации достигнут максимума. А потом они будут становиться все реже и тусклее.
— Поразительное зрелище. Я завел привычку гулять вечером по пляжу. Конечно, иллюминация там поскромнее, чем в бухте, но все-таки в океане, куда хватает глаз, вспышки, вспышки, вспышки. — Он умолк и задумался. — Полагаю, мне следует прибавить, что островок по периметру отлично защищен.
Он ушел в сопровождении солдат.
— Странными ты обзаводишься друзьями, — сказала Мария.
— Другом я бы его не назвала. Просто знакомый.
— Так или не так, но я вижу, почему он тебе нравится. Но у знакомства с ним нет никакого будущего.
— Несомненно.
Вечером на следующий день она поднялась в лагерь к майору — в кабинет с отделкой из поддельного дерева. Земля на стене продолжала вращаться. Облачный покров стал еще гуще.
Когда она умолкла, майор сказала:
— В том, как островок защищен, Сандерс не ошибся. Подобраться к нему можно только тут. — Она помолчала. — И неизвестно, сколько еще продлятся переговоры. — Майор уставилась на Землю.
Капитан Ван разлил чай.
— Они и планировались, как предварительные. Просто, чтобы установить, способны ли мы общаться лицом к лицу, разработать протокол для будущих переговоров и уладить всякие мелочи. Например, вопрос о мебели.
— Я уже в третий раз слышу про мебель, — сказала Анна.
Капитан улыбнулся.
— Хвархаты любят сидеть гораздо ниже, чем мы, и не желают, чтобы мы возвышались над ними, так что пришлось вести переговоры о высоте стульев в конференц-зале. И они требовали, чтобы стол был вынесен. Утверждали, что люди не могут вести серьезный разговор, если их разделяет сооружение из пластмассы. Их идиома, соответствующий нашему «поговорить по душам», переводится буквально «поговорить колено к колену».
Майор наконец отвела взгляд от вращающейся планеты.
— Продолжайте и дальше так, мэм Перес. Благодарю вас.
Она ушла из лагеря. Иллюминация в бухте была еще небывало великолепной. Спускаясь к станции, она думала о том, как сейчас Никлас гуляет по островку у темного края ярко сверкающего сине-зелено-оранжевого океана.
10
Большая часть моего журнала находится не здесь, а на Тейлинской станции или на корабле. («Пересекающий великие расстояния хавата». Прелестное название, хотя сейчас я вдруг осознал, что толком не знаю, что такое хавата. Все еще есть вещи мне о Людях неизвестные, причем некоторые — вполне обиходные и очевидные). (Да.) А здесь при мне только заметки, которые я сделал после прибытия на эту планету. И я не могу порыться и найти систему аргументов, которая привела нас к нынешнему положению. Те разговоры на корабле или на Тейлине. А потому я вспоминаю и вспоминаю. Генерал назвал бы это зряшней тратой времени. Решение мы приняли. Новой информации не поступало, и нет оснований для нового продумывания. Лучше думать о чем-нибудь совсем другом. Но какого черта? Вреда от этого никому не будет, насколько я могу судить.
(Тут я воздержусь от замечаний.)
Идея была проста: чуточку — самую чуточку — изменить ситуацию в отношении землян. Попытаться снабдить противную сторону кое-какой информацией.
Генерал не вполне представлял себе, как далеко он хотел бы зайти в этом направлении. (Да.) А я не люблю сложных планов. В голодрамах они прекрасны, но в реальной жизни дают отдачу и бьют тебя между глаз. В реальности слишком много переменных величин.
Малые поступки лучше.
Соверши. Посмотри, что получится. Соверши еще что-нибудь.
Наш малый поступок — включение меня в переговоры. Это было не так просто. Другие головные (хотя бы некоторые) хотели сохранить мое существование в тайне. Но генерал сумел их переубедить. Как эксперт по землянам я первый впереди.
Тут был — и есть — элемент риска, который тревожит меня больше, чем генерала. Но так было надо. Прелестный способ передать информацию!
Эффектный. Мы знали, что земляне будут поражены.
Быстрый. Достаточно секунды, одного взгляда на меня — и мы сообщим все, что хотим сообщить.
И открытый. Генерал не хочет общаться с врагом секретно.
Мне требовалось всего только выйти из самолета под ливень.
Мы сказали врагу, что человек может жить с хвархатами и среди них.
Мы сказали ему, что земляне могут договорится с врагом.
Мы сказали ему, что земляне могут работать с хвархатами и на них.
(Последнее двусмысленно. Но на мой взгляд, найм, угнетение и порабощение — это все отношения одинаковые по сути, хотя бы в некоторой степени. Нельзя нанять или поработить белую акулу или дерево. По-настоящему чуждое либо игнорируется, либо уничтожается.)
(Хлипкий довод. Я уже вижу. А собаки и кошки? Коровы? Овцы? Клумбы? Дрожжи? А, брось!)
(Пожалуйста, объясни все, что прямо впереди.)
Мы привлекли их внимание к генералу, к его необычному интересу к человечеству и осведомленности в этой области. И мы привлекли их внимание ко мне. Мы сказали врагу, что есть кто-то не чуждый им, кто-то понятный им без вопросов, кто живет среди хвархатов.
Если повезет, дипломаты поймут. Другое дело военная разведка. Вот из-за них я и тревожусь.
Я подчитал о хавате. Крупный летающий хищник, напоминающий птицу, который обитает на родной планете хвархатов, на двух из трех северных континентов. Прежде он водился на всех пяти, но развитие цивилизации сократило его ареал. Он фигурирует в фольклоре и в мифологии, но только северного полушария. На юге, по-видимому, он вымер слишком давно.
В легендах хавата способен похищать младенцев и маленьких детей. (Но только в легендах. Ученые указывают, что ни одного документального случая неизвестно.) Обычно в мифе или в сказке хавата похищает ребенка, но не съедает. Его или ее спасают члены другого рода и растят как собственных.
Со временем, естественно, истинное происхождение ребенка устанавливается либо благодаря какому-нибудь предмету (драгоценности, например, которая была на ребенке, когда его похитил хавата), либо благодаря физической особенности. У ребенка особенные глаза или темная полоса на спине.
Если это комедия, открытие ведет к примирению: враждующие роды прерывают войну, узнав, что у них есть общий сын или дочь. Чаще, однако, история принимает трагический оборот. Влюбленные обнаруживают, что они братья или сестры и их любовь запретна. Мужчина накануне битвы узнает, что враги — его истинные родичи. И должен сделать выбор.
По какой-то причине хавата никогда не фигурирует в звериных пьесах, и, насколько мне удалось установить, ни в одной героической пьесе не используется похищение хаватой. А казалось бы, лучше завязки не придумать. Я так и представляю ужасную финальную сцену.
Пожалуй, следует сообщить Эйх Матсехару.
Из журнала Сандерс Никласа,
держателя информации при штабе
первозащитника Эттин Гвархи
ЗАКОДИРОВАНО ТОЛЬКО ДЛЯ ГЛАЗ
ЭТТИН ГВАРХИ
11
Больше недели Никлас не давал о себе знать. Анну это устраивало. Брачный ритуал в бухте приближался к апогею. Насколько это подходящее слово? Надо будет заглянуть в словарь, когда найдется время.
Днем вода насыщалась химическими вестями, часть которых фиксировалась чувствительными приборами, подвешенными к плотинам или буям. Иоши расположил их в бухте в самом начале миграции. Они ее просто усеивали. Но добраться до них пока было невозможно, не потревожив животных в процессе ухаживания, однако каждые несколько часов с них поступали радиосигналы.
Животные пользовались и зрительными демонстрациями. Не столько для общения, решила она, но просто от избытка возбуждения. В солнечные дни огни эти были еле различимы, но почти все время стояла пасмурная погода. Серая вода посверкивала и мерцала под небом, затянутым черными тучами.
После наступления темноты демонстрации, разумеется, выглядели ошеломляюще: розовые, красные, зеленые, синие, желтые, бледно-оранжевые и белые вспышки огней. Они заполняли бухту и развертывались в океане. Раза два, когда тучи нависали особенно низко, огни переливались над ней в небе — смутные, бледные, трудно различимые отблески, и все-таки, и все-таки… У нее не хватало времени на сон.
Как-то утром позвонил Никлас.
— Генерал снова приглашен на выпивку и канапе. Меня туда не тянет. Можно я приду и буду вам надоедать?
Черт! У Анны слипались глаза. Мозг затягивала серая паутина.
— В шестнадцать часов, — сказала она. — К тому времени я, наверное, проснусь. Встретимся на катере. На этот раз вы хотите говорить о животных?
— Сойдут и они. — Никлас улыбнулся и выключил аппарат. Анна снова легла.
Через полчаса новый звон. Она выругалась и выбралась из-под одеяла. На этот раз ее разбудила майор Ндо.
— Вы можете прийти сюда? Как можно быстрее.
Анна открыла было рот. Майор нахмурилась.
— Это очень важно, мэм Перес.
— Ладно.
— Отлично! — Майор зубасто улыбнулась. Хищно, подумала Анна.
Она оделась и поднялась на холм. Небо было облачным. Дул холодный ветер, пригибая бурые ножки без спор, теребя ее волосы, разметывая их пряди. Иногда бросая ей в лицо капли дождя.
У входа в лагерь ее ждал капитан Ван. Лицо у него было встревоженное.
— Что случилось?
Он прижал палец к губам — международный призыв молчать.
Она кивнула, и он повел ее к лифту. Они спустились на один этаж и вышли в коридор. Плафоны отбрасывали резкий белесый казенный свет. Воздух отдавал стерильностью. Чего, собственно, подумала она с удивлением. Металла и бетона.
— Где мы? — спросила Анна.
— В подвале.
Они миновали серую металлическую дверь и по лестнице спустились в еще один коридор. Анна все больше недоумевала. Для чего временному сооружению подвал? Коридор упирался в еще одну металлическую дверь. Капитан остановился и нажал на кнопку в стене. Анна услышала жужжание и подняла глаза. Крохотная черная камера медленно повернулась, замерла и устремила на нее красный луч.
Дверь заскользила и ушла в стену, капитан сделал знак, и Анна вошла. Комната с бетонными стенами, письменный стол из серого металла, за столом сидит майор — вот что она увидела в первый момент. Затем — мужчину, стоящего справа от стола. Высокий, худой, в бежевых брюках, бежевой рубашке и куртке. Никлас, подумала она. Сговаривается с Землей.
Тут она заметила трех мужчин слева у стены. Один сидел в кресле, опустив голову, упираясь локтями в колени и переплетя пальцы. По сторонам стояли два солдата — два человека. Максуд. И невысокий темный индиец, ей незнакомый.
Сидящий поднял голову. Никлас! Бледное лицо было все в красных пятнах, в глазах стыло что-то — она не поняла что. Его взгляд скользнул по ней, по капитану Вану, по майору и остановился на закрывшейся двери.
Его парализовал ужас. Вот откуда пятна и этот взгляд.
— Что происходит? — спросила Анна. — И где тот солдат? Инопланетянин? Хаттин?
— Что происходит? Неужели не ясно? — сказала майор. — Это наш шанс захватить Сандерса. Хвархаты до позднего вечера его не хватятся. У нас есть пять, шесть, может быть, семь часов, чтобы увезти его отсюда. И нам нужна ваша помощь.
— Зачем?
— Для отвода глаз, — объяснила майор. — Нам нужно, чтобы вы пошли к катеру с лейтенантом Гисласоном. — Она кивнула на мужчину, похожего на Никласа. — Подниметесь на борт и выйдете в океан. Нам нужно, чтобы хвархаты были сбиты с толку. Пусть решат, что Сандерс скрылся по собственной воле. Он же явно проявил к вам большой интерес.
— Вы с ума сошли! На этой планете некуда деться. Она пуста. И он вовсе мной не интересовался. Бога ради! Вы же говорили мне, что хварский генерал — его любовник.
Все это время она краем глаза следила за Никласом. Он все время нервно двигался — поднимал глаза, опускал, менял позу, словно собираясь бежать и тут же передумывал. Бежать ему было некуда. Он не успел бы и двух шагов сделать к двери. Несомненно он это понимал, но ничего не мог с собой поделать. Побуждение защищаться или бежать было слишком сильно. Майор сказала:
— По нашим данным, двадцать лет назад он был совершенно нормальным гетеросексуальным мужчиной. Может быть, он опять стал прежним. Откуда им знать? Вряд ли они такие тонкие знатоки человеческой сексуальности. И нам все равно, что бы они там ни подумали — приятная прогулка, романтическая ночь, — лишь бы смотрели на океан. — Она умолкла, сверля Анну взглядом. — Мы не можем упустить такой шанс. В этом человеке скрыта информация, накопленная за двадцать лет. Мы обязаны захватить его.
— Они не поверят, что он исчез по собственной воле, — возразила Анна. — Вспомните, кто он! Они не допустят этого. Они разберут лагерь по кусочкам.
Майор покачала головой, и темный голый череп заблестел.
— Благодаря Сандерсу хвархаты знают о нас больше, чем мы о них, но и мы кое-что установили. Они пойдут на все, чтобы защитить или спасти женщин и детей. Но все мужчины взаимозаменяемы. Наши специалисты абсолютно в этом уверены. Они верят — я говорю про инопланетян — что в природу мужчины заложено бросать вызов и воевать. И судьба мужчин — погибать насильственной смертью. Que sera sera1. Воля Богини. Генерал Эттин не рискнет прервать переговоры из-за человека!
— Ник, это правда?
Он поднял голову. Его глаза сохраняли то же странное пустое выражение.
— Да, — ответил он после некоторого молчания.
— У нас нет времени для обсуждений, — сказала майор. — Вы нам поможете, мэм Перес?
— А у меня есть выбор?
— Нет. Если вы хотите опубликовать свои материалы и если не хотите, чтобы катер причинил вред вашим животным. С вами или без вас в море мы его выведем, мэм Перес.
Их камуфляж — романтическая ночь — требовал, чтобы она исчезла. Анна внезапно почувствовала, что, отказавшись, останется пленницей в этой комнате, как Никлас.
Нет, выбор у нее есть. Либо свобода, публикация ее исследований, безопасность животных в бухте. А против — только ее принципы и возмущение, что из нее делают орудие. Никлас тут никакой роли не играл. Ничего сделать для него она не может. Если она откажется сотрудничать с ними, майор найдет другой способ тайно забрать его из лагеря.
Она посмотрела на него. Он смотрел на нее, и в его взгляде появилась твердость, а все тело заметно напряглось. Он заставлял себя не двигаться огромным усилием воли, и его глаза о чем-то просили ее. О чем? Она кивнула майору.
— Хорошо.
Никлас опустил глаза.
— Отлично, — сказала майор. — Сейчас на катере Иоши Нагамицу. Позвоните ему и скажите, что придете пораньше. Скажите, что он может уйти.
Анна шагнула к столу.
— Не здесь, — остановила ее майор. — Гисласон проводит вас в другое помещение. Как только вы подниметесь наверх, тщательно следите за своими словами. У хвархатов есть просто замечательные подслушивающие устройства. Созданные не для нас. Видимо, они шпионят друг за другом.
«Ха!»— подумала Анна.
— Благодарю вас за вашу помощь, мэм Перес. Она не будет забыта.
Гисласон повел ее к двери. Когда она открылась, Анна в последний раз поглядела на Никласа. Он смотрел в пол, ссутулив плечи. Поза человека, который получил… что? Смертный приговор?
Дверь закрылась за ними, и Гисласон сказал:
— Сюда, мэм.
Он провел ее по коридору в комнату, точно такую же, как первая — светло-серые бетонные стены, серый ковер, серый металлический стол, а на нем коммуникационный аппарат. Она позвонила Иоши.
Обычно он добросовестно доводил свое дежурство до конца, но на этот раз обрадовался, что может уйти пораньше. Она не бралась решить, удача это или неудача. Если бы он захотел обязательно дождаться ее, возможно, ей удалось бы выпутаться из этого дурацкого спектакля. Или не удалось бы? Майор как будто была полна решимости.
Анна выключила КА и посмотрела на Гисласона. Не так уж он и похож на Никласа. Ну, тот же рост, общин тип сложения, бледность и рыжевато-седые волосы. Глаза зеленые, но много светлее, чем у Никласа. И совсем другой тип лица — рубленый, нордический. Красив, но не в ее вкусе.
— Что будет с ним? — спросила она.
— С Сандерсом? Об этом спросите майора. — Он говорил с легким скандинавским акцентом.
— Он был скован ужасом.
— А вы ожидали мужества от подобного человека? — Гисласон пожал плечами. — Но наше время рассчитано по минутам, мэм. Идемте.
12
Они поднялись на первый этаж, не встретив никого ни на лестнице, ни в лифте. Из-за дипломатического приема? Все отправились туда? Или у этих людей короткий рабочий день?
Вышли они не в дверь, через которую она вошла с капитаном Ваном. Гисласон свернул в еще один коридор, который кончался дверью с надписью:
АВАРИЙНЫЙ ВЫХОД
ВКЛЮЧИТСЯ СИГНАЛИЗАЦИЯ
Гисласон открыл ее, и ничего не случилось. Только холодный ветер хлестнул дождем.
Гисласон сделал приглашающий жест. Анна застегнула куртку, надела капюшон и вышла под дождь. Небо начинало темнеть, и заметно похолодало. Дождь как будто зарядил надолго. Гнусный вечер.
Он последовал за ней и закрыл дверь.
— В такую погоду в океан выходить не стоило бы, — сказала Анна.
Он прижал палец к губам. Они направились в обход лагеря по тропке, утоптанной в пружинящем ковре псевдомха. У главного входа их тропка влилась в дорожку, которая вела вниз по склону, — настоящую, проложенную машиной и утрамбованную галькой с пляжа. Камешки были предательски скользкими, Анна шла медленно. Гисласон шагал сзади.
Чем дольше она думала, тем сильнее становилась ее неуверенность. Никлас знал о военной разведке куда больше, чем она. И его состояние объяснялось вовсе не трусостью. Он знал, что с ним намерены сделать, вот чем объяснялся его ужас. Никогда еще она не видела, чтобы человек испытывал подобный страх.
Ей вспомнились секретные службы современной истории — гестапо, ЦРУ, КГБ и другие — их названия она забыла, так как узнала о них только в университете из курса лекций, анализировавших звериную жестокость. Теоретически теперь с подобным было покончено. Но так ли это на деле?
И вот, спускаясь с холма туда, где желтели огни научной станции, Анна сообразила, что дипломаты, возможно, не санкционировали похищения — ничто на их участие не указывало. А в таком случае, если майор действует на спой страх и риск, то она, Анна, предает не только Никласа и себя, но и свое правительство.
Дерьмовое положение, дальше некуда.
Холм остался позади, и идти стало легче. Дорожка вилась между зданиями поселка. За стеклами освещенных окон в кабинетах и лабораториях работали люди. А в комнате отдыха они собрались выпить перед ужином. Она увидела рюмки, бокалы и представила себе их содержимое: аперитивы, вино, какая-нибудь фантастическая вода. Такая уютная, такая домашняя обстановка. О, черт!
Здесь струи дождя блестели серебром в свете фонарей. По сверкающей черной гальке ползали подобия мохнатых голубых гусениц.
— Что это за омерзительные твари? — спросил Гисласон.
— По сути, черви. Покров у них не волосяной и не служит для сохранения тепла. Собственно, это органы пищеварения.
— Что?
— Ясмин, зоолог, который ими занимается, называет эти волоски ресничками, но полагает, что это название вряд ли привьется. Реснички вырабатывают пищеварительные ферменты и всасывают растворяемую ими пищу. У них имеется кишечник, но нет рта — только анальное отверстие. Пища поступает в организм через реснички, а шлаки выбрасываются из задницы.
— Чем они питаются?
— По словам Ясмин, всем, что им попадается. Главным образом микроорганизмами в почве, но еще и падалью, а также, по мнению Ясмин, корнями живых растений. Они обитают в норках в своего рода питательном бульоне из пищеварительных соков и того, что эти соки переварили.
Словно внутри собственного желудка. Поразительные существа!
Гисласон неопределенно хмыкнул.
— Выползли они из-за дождя. Их норки залило.
Червей становилось все больше. Анна старалась не наступать на них и молчала — отчасти, потому что должна была следить, куда ставить ногу, но главное, потому что напряженно думала. Она не хотела выходить на катере в океан в такую погоду и не хотела участвовать в межпланетном инциденте. И еще она — совсем уж иррационально — не хотела быть соучастницей в том, что сделают с Никласом Сандерсом.
Но как ей поступить? Бежать? Закричать? Гисласон рядом — высокий, сильный. Она почувствовала, как он хватает ее, душит или оглушает каким-нибудь особым приемом (их же обучают всяким тайнам рукопашной схватки). И она проснется под замком, восстановив против себя майора, а катер все равно уйдет в океан. Ей представилось, как он поднимает волны в бухте, пугает ее инопланетян, безвозвратно нарушает хрупкий мир брачного сезона.
Если она и сумеет привлечь чье-то внимание, то лишь сотрудников станции. А что они смогут сделать против разведки?
Последнее здание осталось позади. Впереди лежала бухта, непроницаемо темная в эту минуту. Ее инопланетяне еще не начали ночную демонстрацию, или же дождь затуманивает вспышки. Однако фонарь у причала горел ярко, и они различили очертания катера.
Анна сошла на причал первой, ступая еще осторожней. Червей тут не было, но металлическая поверхность стала очень скользкой от дождя. В воде неподалеку она заметила слабую бледную вспышку неопределенного цвета. Кто-то из инопланетян заявлял о себе, но без настойчивости и убедительности. «Я это я. Мне кажется, я почти убежден, что я это я.»
Гисласон почти наступал ей на пятки. Бежать некуда. И уж конечно, она не прыгнет в воду, повсюду пронизанную стрекательными щупальцами.
Иоши ждал на катере в дверях каюты, прячась под зонтиком из солнечно-желтой промасленной бумаги. Едва они поднялись на борт, он сказал:
— Это очень удачно, Анна. Я потом объясню. Добрый вечер… э… держатель. Так ведь?
— Да, — ответил Гисласон. Анна покосилась на него. Он нахлобучил капюшон куртки на самые глаза, и не было никакой возможности догадаться, что он не Никлас.
— Будьте как дома. Желаю приятно провести время. — Он поднял зонт и прошел мимо них, кивнув Гисласону.
Анна вошла в каюту. Гисласон присоединился к ней через минуту.
— Он ушел. Можно отчаливать.
— Надо отсоединить кабели аппаратуры на плоту, — сказала Анна. — И я должна предупредить псевдосифонофор.
— Как так?
— В бухте их полно, и они достигли той стадии, когда не замечают ничего кроме друг друга. Мы можем натолкнуться на них, и, конечно, разрежем щупальца.
— Как вы их предостережете? — Он нахмурился.
— На плоту есть фонари — на большом, посреди бухты, и мы располагаем программой, переводящей английские фразы в световые сигналы. Они общаются именно так. Световыми вспышками.
— Нет. — Он решительно покачал головой.
— Я не отчалю, пока не предупрежу животных в бухте. Возможно, они разумны, но в любом случае очень уязвимы. И я отказываюсь причинить им вред. Такой ответственности я на себя не возьму.
Бледно-зеленые глаза впились ей в лицо, на вытянутом лице появилось задумчивое выражение. Он взвешивал возможности, анализировал последствия, и у него возникло ощущение — абсолютно четкое — что некоторые из этих возможностей ничего хорошего ей не сулят.
— Ну, хорошо, — сказал он наконец. — Просигнальте им. Но я буду следить за вами.
Она кивнула, отошла к компьютеру и отыскала директорию для перевода, включавшую две программы. Одна переводила английский на световой язык. Вторую составил Иоши, когда взялся научить животных петь «Был ягненочек у Мэри». Эта программа переводила английский на международный сигнальный код.
Она включила вторую программу, озаглавленную «СП2 — МСК», стараясь придумать безобидную расшифровку для засветившихся на экране букв. Но Гисласон ее о них не спросил.
— Я наберу восемь слов, которые программа преобразит в разноцветные вспышки. А именно: «Опасность. Непонятный друг». Так обозначается катер. — Она набрала. — И дальше: «Без промедления плывите к берегу».
— И этого хватит? — поинтересовался Гисласон.
— Угу.
Она допечатала весть и нажала «ввод». В нижней части экрана появились вопросы. Какими цветами посылать? Как часто повторять и как быстро? Она ответила стремительно, надеясь, что Гисласон не успеет сообразить, что эти вопросы указывают не на перевод на язык псевдосифонофор, а совсем на другое, и опять нажала «ввод». Экран очистился, только курсор мигал в верхнем левом углу.
— Можно отсоединять кабели. Плот переключен на автоматическую систему и будет сигналить на аккумуляторах.
— Надеюсь, я не допустил ошибки, — заметил Гисласон.
— Конечно, нет, — заверила она его.
Они поднялись на палубу. Уже совсем стемнело, нее инопланетяне завели свой ночной разговор: предварительные бледные сине-зеленые вспышки, более тусклые, чем обычно, из-за дождя. В центре бухты «Моби Дик» переливался огнями, как приземляющийся туристический лайнер. Вся его поверхность — и над водой, и под водой — становилась то оранжевой, то голубой.
— Давайте же! — нетерпеливо сказал Гисласон. — У нас, правда, нет лишнего времени, мэм Перес.
Они начали отсоединять кабели, связывающие катер с «Моби Диком».
Весть — чередование точек и тире — для ее инопланетян никакого смысла не имела, но цвета они должны были понять. Оранжевый — злоба или опасность, голубой — отсутствие агрессивности. Вместе — дружеское предупреждение. Есть опасность, сообщала она им, — но не нападение.
Когда заработают моторы катера, они поймут, в чем заключается опасность. Они знали, что катера опасны. Когда земляне только появились на планете, катера не пользовались для охоты за ними. Именно это и дало толчок к предположению, что эти животные могут обладать интеллектом — так быстро они научились бояться катеров, и так быстро страх перед катерами охватил все особи.
В любое другое время года звук моторов послужил бы достаточным предупреждением, но в данный момент они были сосредоточены на спаривании и либо не обратили бы внимания на катер, либо — еще того хуже — впали бы в панику, начали бы выбрасывать во все стороны стрекательные щупальца и поражать друг друга.
Весть же предназначалась не для них. Но для кого, она и сама толком не представляла. Никлас говорил, что хварский генерал заинтересовался псевдосифонофорами. Значит, он мог пересказать генералу свой разговор с Иоши. Может быть, хвархаты уловят, что плот передает что-то совсем новое. Может, они сумеют расшифровать сигналы.
Рассчитывать на это не приходилось. Она больше надеялась на Иоши. Он-то сразу поймет, что весть дается международным сигнальным кодом и сразу ее расшифрует. Но скорее всего не поймет. Зато, конечно, сообщит Марте, а Марта не страдает недугом доктора Ватсона. Она поймет смысл. «Мой неизвестный друг в опасности. Действуй без промедления и не смотри на океан, смотри на берег».
Может, ей все-таки следовало закричать, когда они шли через станцию, или попробовать убежать, хотя она ниже Гисласона и всегда бегала плохо.
Последний кабель ушел под воду.
— Снимите чалки, — сказала она Гисласону и забралась в кресло моториста. Козырек крышки нависал над приборной доской и креслом, теоретически защищая их от дождя, но она уже промокла насквозь, а холодный ветер швырял брызги сбоку. Перед собой она видела ветровое стекло с ползущими каплями, козырек крыши и нос. С флагштока свисал намокший вымпел с девизом экспедиции «К звездам за знаниями!»
Анна повернула выключатель, и на приборной доске зажглись лампочки. Басистый приятный мужской голос сказал:
— Добрый вечер! Приветствую вас в волшебном мире энергоуправляемого плавания. Я ваш морской компьютер Марк Десятый. Если вам требуются сведения, как управлять вашей новой моделью «Звездный Семьсот», прошу, оставьте меня включенным или нажмите красную кнопку слева от штурвала.
Она нажала на красную кнопку.
— Теперь я умолкаю, — произнес голос, — если только не потребуется предупредить о чем-либо или возникнет что-либо непредвиденное.
Она включила моторы.
— Концы отданы, — крикнул Гисласон.
Она прибавила мощности. Катер двинулся вперед, и она повернула штурвал, отводя его от причала и поворачивая носом к бухте.
Многие животные еще давали синие или сине-зеленые вспышки, но ритм изменился. Он стал быстрым и отрывистым — ритмом кода. А кое-где вспыхивали оранжевые огни, словно рвались бомбы.
— Перед вами какое-то препятствие, — заявил катерный компьютер. — Пожалуйста, посмотрите на экран вашего сонара.
Она посмотрела: экран был усеян пятнышками, мерцавшими зелеными огоньками: псевдосифонофоры! И прямо у нее на глазах они начали отодвигаться вправо и влево к краям экрана. Анна посмотрела на бухту. Перед катером открывался темный проход.
— Бог мой! — сказал Гисласон.
Вся бухта вспыхивала темно-оранжевым огнем и холодной голубизной. «Опасность. Непонятный друг. Опасность.» Несмотря на дождь, который хлестал по воде и туманил ветровое стекло перед ней, она ясно читала весть.
— Они расслышали вас, — с удивлением произнес Гисласон, — вернее, увидели. Поняли ваше предупреждение.
— Они не идиоты.
Темный коридор тянулся мимо «Моби Дика»к океану. Она вела катер по нему. Стеклоочистители метались по стеклу. Капли дождя, которые они не успевали смахнуть, сверкали как сапфиры и топазы.
— И у них прекрасная память, — добавила она. — Некоторые, вероятно, бывали здесь прежде, когда катер покидал бухту. Вы обратили внимание, как они очистили нам дорогу? Они знали, куда мы направимся. — Она помолчала. — А может быть, они съели того, кто бывал здесь.
— Они едят друг друга? — спросил Гисласон с неподдельным ужасом.
— Это неточное слово. Вернее было бы сказать, поглощают. Они захватывают друг друга — обычно крупные мелких. Победитель, или хищник, если хотите, парализует жертву, производит разъятое и синтезирует части.
— И у всех на этой планете такие омерзительные привычки?
Они уже вошли в пролив. Вода была темной, и на радаре не мерцало ни единого пятнышка. Животных впереди катера не было.