Проксима Лжи

Чем жить, в конце концов. У Ирины все было размеренно и по плану, в общем, иначе. Именно тогда, чтобы навсегда забыть, не вспоминать, не сравнивать, Федор вырвал из записной книжки страничку с номером Катиного телефона. Но сейчас эти семь цифр легко и непринужденно всплыли в его памяти, как молочная тайнопись проявляется под огоньком свечи. Как будто последний раз Федор звонил по этому номеру вчера. Да и благопристойный повод позвонить эдак вот неожиданно представился. Он снял трубку телефона и, чувствуя, как затряслись пальцы, набрал эти семь цифр.

Наверное, Катя просто была рядом с телефоном. Хотя, необязательно, просто из любого угла ее крохотной квартирки до аппарата было рукой подать. Или радиотрубка лежала у нее в кармане. Как бы то ни было, ответила она на первом гудке, словно ждала звонка.

– Алё-о! – запел в трубке Катин голос, и у Федора внутри все перевернулось.

– Добрый вечер, Катя! – сказал он, пытаясь контролировать предательское дрожание голосовых связок, в результате чего его голос зазвучал совершенно уж неестественно и хрипло. – Это Федор Ионычев вас… тебя беспокоит. Помнишь такого?

Тишина в трубке длилась, может быть, секунду или две, но Федору они показались бесконечными. С какой, вообще, стати он решил, что сюда можно звонить? Потому, что много лет назад ему сказали: «Буду ждать»? Чушь, сколько времени-то прошло! Так долго даже в сказках не ждут. Там, наверное, муж, дети, привычная, может быть, даже счастливая жизнь, а тут он со своим дебильным звоночком: «Здрас-с-ьте, приехамши!» Тоже мне, Садко, заморский гость!

– Здравствуй, Федор Ионычев, – наконец, выдохнула Катя. – Я помню тебя. Все эти десять лет, восемь месяцев и четырнадцать дней я помню тебя. Что у тебя с голосом? Ты простудился?

– Нет, нет, все в порядке! – воскликнул Федор, от услышанного испытывая странный теплый прилив к сердцу. – Как ты?

Вроде бы, самый простой, обыкновенный вопрос, но интонации голоса сами вложили в него все, что волновало сейчас Федора, от «Интересно, как ты теперь выглядишь?» до «Замужем ли ты?»

– Мамы нет давно, я одна, – тонко уловив всю глубину вопроса, ответила Катя. – В остальном – все ровно, ни выпуклостей, ни впадин. В общем, живу, как все. Ты…

На секунду она повесила это «ты» на тонкой ниточке, и Федор ощутил, что сейчас – вершина, после которой разговор покатится либо к одному, либо к другому финалу. Ему вдруг очень захотелось, чтобы – к тому, как раньше.

– А ты просто так звонишь, или приедешь? – словно в ответ на чаяния Федора, совершенно естественно и непринужденно спросила Катя.

Федор почувствовал, как у него на лице появляется глупо-счастливая улыбка.

– Видишь ли, Катя, у меня случилась очень большая проблема, и мне просто…, – начал было что-то объяснять он, но Катя мягко перебила его.

– Я поняла, что у тебя проблемы. Иначе бы ты не позвонил. Ты приезжай, и все расскажешь. Адрес помнишь? На подъезде за эти годы образовался дурацкий домофон, надо набрать номер квартиры.

Федор тихо положил трубку. Ему бы радоваться, что так удачно решилась проблема с ночлегом, но почему-то ему было очень грустно. Десять лет, восемь месяцев и четырнадцать дней… Целая жизнь. Исходя из того, что он сам никогда не мог, да и не хотел вычеркнуть Катю из своей памяти, можно было предположить, что Катя, всегда любившая Федора несоизмеримо больше, чем он ее, за эти годы тоже не забыла о нем. Но чтобы – так!.. М-да, дороги, которые мы выбираем… Может быть, в тот солнечный майский день нужно было бежать по той, по которой уходила вглубь липовой аллеи Катя? Федор встал и пошел к вешалке, одеваться. И, уже надев куртку, вспомнил – он ведь не позвонил Ирине! Вот это да! Задерживаясь по делам даже на полчаса против срока, Федр всегда звонил жене, предупреждал, дабы не дай Бог не заставить ее волноваться. Как же много произошло в его жизни всего за одни сутки, что он едва вспомнил сейчас об этом?! Да и Ирина, памятуя если не обсмеянные ею предположения мужа о покушении на него, то, хотя бы, совершенно реальную аварию, за целый день могла бы позвонить, узнать, как у благоверного дела. Неужели это вчерашний вечерний междусобойчик так повлиял на систему их семейных ценностей, что муж сразу стал для Ирины, говоря дипломатическим языком – «персона нон грата»? Да верна ли, в таком случае, эта система? И – нужна ли? Ладно, это уже слишком далеко идущие вопросы, а сейчас надо решать более насущные. Федор вернулся к своему месту и набрал номер дома.

– Да, – коротко и отрывисто ответила Ирина.

– Ира, это я, – стараясь тоже быть официальным и лаконичным, произнес Федор. – Сегодня утром меня пытались сбросить под поезд метро. За мной кто-то охотится, мне лучше несколько дней не появляться дома. Переночую в гостинице, завтра позвоню. У тебя все в порядке? Маме звонила? Как там Полька?

– Надо же, дела семейные его заинтересовали! – с полуоборота завелась Ирина. – А я думала, что кроме бредней о покушениях на свою персону тебя больше ничего не занимает! Вообще мне кажется, что у тебя мания величия. Вчера тебя пытались задавить, сегодня под поезд сбрасывали. Завтра в тебя будут стрелять, как в президента Кеннеди?! Ты что, кино насмотрелся? Или решил таким способом поднять среди меня статус своей персоны? Ты вообще где? Ишь, что придумал – дома не ночевать! Бабу, что ли, завел себе на стороне? Ты вообще куда катишься, Ионычев?

Федор слушал истеричный монолог жены и чувствовал, что в этом спаянном монолите из иронии и сарказма нет даже малейшей трещинки или шовчика ни для любых его контраргументов, ни вообще для здравого смысла.

– Я вообще на работе, – ответил Федор на единственный в этом потоке негатива внятно поставленный вопрос, – но сейчас уеду. А дома не ночевать придумал не я, мне настоятельно посоветовал это сделать Алексей Куницын, которому мои проблемы бреднями отнюдь не показались.

– Алексей Дмитриевич считает, что твоей жизни на самом деле что-то угрожает? – сбавила тон Ирина, вмиг став серьезно-озабоченной. – Это другое дело. Наверное, он располагает большей информацией, чем соизволил сообщить мне ты. В какой гостинице ты будешь?

«Постоялый двор «У Кати»! – защипал Федора за кончик языка ядовитый ответ, но он благоразумно сдержался. Но какова Ирина! Никогда Федор не замечал, что его жена, оказывается, не без снобизма! Мнение постороннего человека, о котором Ирина только и знала, что он муж ее подруги и начальник ее мужа, сразу перевесило все ее предубеждение! Да, воистину – пророка нет в отечестве своем!

– Ира, телефон может прослушиваться, – укоряющим тоном ответил Федор. – Мне не хотелось бы облегчать тем, кто за мной охотится, задачу по моему поиску.

– Да, да, конечно! – испуганно воскликнула Ирина. – Я не подумала. Ты извини, я, конечно, не предполагала, что все так серьезно.

– Сейчас уже не так серьезно, как могло бы быть! – поспешил успокоить Ирину Федор, которому совершенно не хотелось, чтобы жена одна в пустой квартире сходила с ума от страха. – Алексей Дмитриевич подключился к этому вопросу и обещал выяснить, откуда ветер дует.

«Господи, какой ветер, что за чушь я несу?!» – подумалось Федору, но, к счастью, Ирина в словах мужа фальши не уловила.

– Ой, хорошо бы, хорошо бы! – по-старушечьи запричитала в трубку она. – Ладно, Федь, давай, с Богом! Завтра позвони мне, ладно? Ну, все, храни тебя Господь!

«Эк тебя проняло! – не без злорадства подумал Федор. – Федей назвала, про Бога вспомнила! Почему для того, чтобы перекреститься, обязательно надо, чтоб шандарахнуло!» Ну, все, можно было продвигаться. И вдруг Федор ощутил жуткое нежелание покидать стены офиса, такие безопасные, выходить в темный двор, где, к примеру, для снайпера с винтовкой, снабженной ночной оптикой, он представлял бы идеальную мишень. «Так что ж тебе здесь, навеки теперь поселиться?!» – высмеял Федор сам себя, собрал волю в кулак, и двинулся к выходу. Попрощался с Устинычем, проводившего его в дорожку жутким папиросным кашлем, и вышел на крыльцо. Дверь за спиной гулко закрылась, оставляя его один на один со всеми напастями внешнего мира. Борясь с непреодолимым желанием пуститься бегом, Федор постоял, вглядываясь в темноту вокруг, но, кажется, никто не собирался в него стрелять. Постепенно утихла бешеная пляска сердца, ушла дрожь в коленях. В любой ситуации надо оставаться мужчиной; параноика им из него сделать не удастся! Федор глубоко вдохнул холодный сыроватый воздух, и спокойным шагом пошел через двор. Потом вверх по переулку, по Рождественке, к станции метро «Кузнецкий Мост». Все же держась на всякий случай подальше от края платформы, сел в вагон, всеми силами стараясь не вглядываться в лицо каждого попутчика. На «Китай-Городе» перешел через перрон и пересел на поезд Калужско-Рижской линии. Через полчаса он уже подходил к до боли знакомой розовенькой девятиэтажке, одиноко стоящей над крутым, поросшим соснами, обрывом знаменитого ясеневского оврага. На стандартной коричневой железной двери зеленой краской из баллончика было крупно выведено: «Баба Лена – шлюха». Федор поразился экспрессии переживаний безвестного любителя граффити и набрал на домофоне номер Катиной квартиры. Цифры вспыхнули красным. «Входи, Федь!» – раздался из динамика ее голос, и противно запищал, открываясь, электрический замок. Подъезд обдал Федора ароматом мусоропровода, тесный лифт поднял на седьмой этаж. Длинная человеческая тень в прямоугольнике света лежала на корявом кафеле темной лестничной площадки, обозначая тонкий женский силуэт в проеме открытой двери. Это была Катя.

* * *

Нет, Катя не бросилась ему на шею, как после долгой разлуки, не обвила по-киношному руками, не зашептала пафосно: «Ну, вот, я тебя и дождалась!» Она встретила его даже как-то немного буднично, в домашнем халате, как жена ежевечерне встречает мужа после трудового дня:

– Проходи, Федь, раздевайся. Вот тапочки, мамины, разношенные. У тебя утомленный вид. Проходи на кухню, ужин на столе. Выпьешь с устатку?

Федор радостно кивнул:

– Выпью с удовольствием! Здравствуй, Кать.

Федора охватило вдруг странное чувство, что он и вправду вернулся сюда не после долгой разлуки, а просто пришел с работы, что не было этих без малого одиннадцати лет другой жизни. И было это у чувство настолько пронзительным, что Федор даже головой закрутил, стряхивая наваждение. А Катя, поняв ли вдруг, какие чувства обуревали в эту секунду Федора, нет ли, только вдруг присела бессильно на старомодную полку для обуви, и заплакала, закрыв лицо воротником халата. Федор кинулся было к ней, но женская слабость длилась всего секунду, и Катя уже снова была на ногах.

– Ничего, ничего, это я от радости! – улыбаясь, хлюпнула она вмиг покрасневшим носом. – Здравствуй, Федя, здравствуй!

Где в квартире ванная, Федору показывать было не нужно. Он вымыл руки, нахмурился в зеркале на свою полуторадневную небритость и, волоча задники тапок, которые были ему на большой палец ноги, пошлепал на кухню. Проходя мимо широкой арки, заменявшей в таких квартирках дверь из коридора, Федор не удержался и заглянул в комнату. Там тоже все было почти, как прежде: ковер на полу, герань на подоконнике, трехрожковая люстра под потолком. Пожалуй, только отсутствие старой железной кровати с хромированными шарами на спинках, другие обойчики на стенах, да компьтерный монитор на столике у окна отличали нынешний интерьер комнаты от того, много-много-летней давности. Федору ностальгически вздохнулось, но донесшиеся до обоняния запахи чего-то очень вкусного уже влекли его дальше, на кухню.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.