- Аист, ты будешь дуть.
      - Й-я-а? Д-а я и-игра-ть не у-умею.
      - Не надо играть. Просто дуй, и все.
      Аист сжал дудку беззубыми деснами и дунул. Дудка издала писклявый и хриплый звук. Фаха вырвал ее у Аиста.
      - Не так громко, дуралей.
      - А-а как на-адо?
      - Надо потише, - посоветовал Раджал. - Веревка слушается, даже когда совсем тихо играют.
      - Ну, начнем? - предложил Фаха Эджо.
      Однако образовалась заминка. Губач вразвалочку вернулся из своего конца простенка.
      - Не нравится мне это, - сообщил он. - Ваган мухлюет.
      - Как это - мухлюет?
      - Прыщавый-то на мечеть Пяти Ветров сам забирался. Безо всяких там фокусов с веревками и дудками. Поверим вагану - и он нас надует, как пить дать.
      Тут и Сыр вернулся.
      - Правду Губач говорит. Это что же за испытание, ежели с колдовской веревкой? А еще ваганы воняют.
      Козлобородый ткнул пальцем вверх.
      - Сам хочешь попробовать, Сыр? А может, тебе больно охота, Губач? Ежели тебя веревка выдержит, а?
      Губач всегда обижался, когда намекали на его полноту.
      - Ах ты, грязный метис! - выкрикнул он и бросился к козлобородому, но Фаха Эджо его опередил. Резким толчком он отбросил Губача назад. Тот упал навзничь, а Фаха поддел его ногой.
      - Рыба! - распорядился он. - Ступай в тот конец. А ты, Сыр, иди на свое место, а не то я сейчас засуну одну твою грязную ногу тебе в пасть, а другую - в задницу.
      Рыба хихикнул, но Фаха свирепо оттолкнул его, после чего еще разок пнул Губача в живот и велел Аисту:
      - Играй!
      Аист задудел. Раджал сжал в руках веревку. Никто из "поддеров" не заметил, что все это время за ними тайно наблюдало некое странное создание в низко надвинутой широкополой шляпе и плотно запахнутом плаще. Шляпа и плащ надежно скрывали от посторонних глаз золотое свечение, испускаемое таинственным незнакомцем.
      Медленно поворачиваясь, словно плотик на волнах, ковер плыл по небу под желтой луной, которая теперь, казалось, была так близко. Двое мальчишек крепко держались за края ковра.
      Внезапно рядом с ними из облака дыма возник джинн.
      - Ну, оттуда я вас вынес, - поговорил он как ни в чем не бывало. Надеюсь, теперь вы пожелаете где-то оказаться?
      Прыщавый уже был готов назвать свое желание, но Малявка вцепился в его рукав.
      - Погоди!
      Чего было ждать? Прыщавый ласково улыбнулся своему спутнику и обратился к джинну:
      - Джинн, отнеси нас... далеко-далеко!
      Джафир недовольно скривился.
      - Так, значит? Это и есть твое ЖЕЛАНИЕ?
      Малявка подобрался поближе к другу - видимо, хотел остановить того, но Прыщавый только легонько отстранил малыша и взволнованно кивнул:
      - Да. Это и есть мое желание!
      - Что ж, прекрасненько. Так и запишем.
      С этими словами Джафир снова щелкнул пальцами, и ковер тут же понесся по небу со страшной скоростью - быстрее любой птицы. Мимо пролетали купола и минареты. Мальчишки отчаянно вцепились в края ковра. Прыщавый велел Малявке улечься на живот, чтобы малыш не соскользнул вниз. Джинна же такая скорость полета, похоже, нисколько не пугала. Он привычно улыбался и сидел, сложив руки на животе.
      Через несколько мгновений город и порт остались далеко позади. Ковер летел над пустыней.
      - Джинн, куда мы летим? - воскликнул Прыщавый.
      - Далеко-далеко, само собой! - крикнул в ответ джинн Джафир и добавил, сверкнув глазами: - Кстати, ты знаешь, что у тебя в запасе осталось одно-единственное, последнее ЖЕЛАНИЕ?
      - Что? - вскрикнул Прыщавый. - Это нечестно!
      - Между прочим, с предыдущим ты тоже прошляпил. ТРИ ЖЕЛАНИЯ - таково правило!
      - Ты мне этого не говорил!
      - Теперь сказал!
      Джинн щелкнул пальцами и испарился. Прыщавый застонал. Но сейчас не время было думать о желаниях. Ковер все быстрее и быстрее рассекал воздух. Яркая луна, и звезды, и даже рисунок на ковре превратились в непрерывные полоски на фоне черного неба.
      Быстрее. Быстрее. Еще быстрее.
      Сердце Раджала билось часто и громко.
      Веревка начала раскручиваться и подниматься, унося его вверх. Раджал запрокинул голову. Стена, увенчанная острыми кольями, была неимоверно высока. А по другую сторону - ров с кобрами. Было еще не поздно: он мог спрыгнуть на землю и убежать. Искушение поступить именно так было очень сильным, однако упрямство и гордость не позволяли ему опростоволоситься перед "поддерами" - тогда уж они точно решили бы, что ваганы ни на что не годятся. Раджал ни за что не позволил бы им смеяться над ним, ни за что на свете! Ну а сейчас не занимался ли он тем, что позволял им превратить себя в самого большого идиота? Раджал вспомнил о капитане Порло. Подумал о принцессе. Потом - о потерянном кристалле. И понял, что обязан рискнуть.
      План был такой: когда веревка вытянулась бы во всю длину и Раджал вскарабкался бы по ней почти до самого ее конца, Аист должен был постепенно перестать играть, и тогда веревка должна была немного изогнуться - ну, в точности так, как она изогнулась днем, на рынке. При этом Раджал мог спокойно, без особых усилий спрыгнуть на запретный балкон на женской половине дворца. Очутившись там и проделав все, что ему было положено проделать, он должен был свистнуть, и тогда веревка должна была вернуться к нему.
      Но еще тогда, когда Раджал поднимался вверх на веревке внутри простенка, им успели овладеть сомнения. На рынке веревка двигалась гладко и плавно - совсем как мелодия, которую играл на дудке один из стариков-танцоров. Отрывистые звуки, выдуваемые Аистом, производили совершенно противоположный эффект. Несколько раз Раджал ударялся головой, коленями и локтями то о стену дома, то о забор, но выругаться не отваживался. А вдруг бы глупый мальчишка совсем перестал играть? Только пребольно стукнувшись о камни бедром, Раджал чуть не взвыл, но все же сумел сдержаться - прикусил язык. Его рот наполнился кровью, слезы застлали глаза. А в следующий миг он вздрогнул. В высоком окне горел свет. Раджал прищурился и увидел размытые силуэты. Он утер слезы и ясно разглядел людей в окне.
      То были стражники.
      Стражники пили брагу и резались в карты.
      Раджал раскачивался совсем рядом с кольями. Беззвучно шевеля губами, он помахал рукой "поддерам". Неужели они не чувствовали опасности? Сыр на своем посту в конце проулка только пялился, задрав голову, вверх наслаждался, видимо, страданиями Раджала. Рыба, чей пост располагался в противоположном конце, рассеянно вертел в руках свой драгоценный сушеный амулет.
      Аисту игра на дудке давалась все с большим трудом. Он задыхался, и хрипел, и с каждым мгновением все отчаяннее жаждал, чтобы ему поскорее позволили прекратить это занятие. Держась из последних силенок, мальчишка выдувал и выдувал нестройные звуки.
      - Уже недолго осталось, - негромко проговорил Фаха Эджо. - Сейчас он еще немножечко поднимется, а потом его нужно будет маленько опустить.
      - А я слышу, как змеюки шипят, точно вам говорю, - процедил сквозь зубы Сыр.
      - Хорошо бы они ему кое-что пообкусали, - проворчал Губач и тут же застонал, поскольку Фаха Эджо врезал ему локтем под ребра.
      - Ну давай, Аист, - подбодрил приятеля Фаха. - Еще одну трель, давай же!
      Этого не должно было случиться. Неожиданно Аист закашлялся. Дудка упала на землю.
      Раджала вскрикнул, веревка начала резко сворачиваться.
      - Остолоп! - Фаха Эджо проворно поднял дудку и выдул из нее хриплое "ту-у-у!"
      Раджал стрелой взмыл ввысь. Железный кол распорол его штаны.
      Один из стражников подошел к окну, выглянул, что-то крикнул, но мальчишки, стоявшие внизу, этого крика не услышали. Наигрывая на дудке, Фаха Эджо пинками гонял Аиста по простенку. Наверное, это было довольно потешное зрелище, но для Раджала каждый пинок, отвешиваемый Фахой Аисту, отзывался тем, что его немилосердно раскачивало. Помимо всего прочего, он видел, что стражники в освещенной комнате сгрудились у окна.
      - Я не виноват, Фаха! - протестовал Аист. - Меня кто-то ударил. Кто-то в меня камнем бросил!
      Козлобородый выдул раздраженное арпеджио.
      - Фаха, это правда! - подпрыгивая на месте, выкрикнул Сыр. - Я видел, видел!
      Фаха разразился гневным тремоло.
      - Там кто-то прячется, Фаха, - вон там, в тени!
      В ответ последовала презрительная каденция.
      И тут что-то попалось под ноги Фахе. Треклятый амулет Рыбы! Звук дудки задохнулся.
      - Рыба!
      Мальчишка в набедренной повязке валялся на земле без чувств.
      Раджала понесло вниз.
      Фаха Эджо бросил дудку Аисту.
      - Играй!
      Непрерывный хриплый звук подбросил Раджала кверху, и тут он заметил, как внизу, в глубоком рве между стеной и балконом, что-то шевелится и поблескивает. Страх охватил юношу, его рот наполнился желчью. Словно пловец в бурном море, он потянулся к спасительному балкону, но его собственных усилий было мало для того, чтобы управлять раскачивающейся веревкой.
      Стражники в освещенной комнате похватали сабли и, громко топая, побежали к лестнице. В это же мгновение в конце простенка послышался шум возни.
      - Эй! - вскрикнул Сыр: он с кем-то дрался.
      После обмена с неизвестным нападавшим несколькими тычками Сыр рухнул наземь. Фаха Эджо бросился ему на выручку. Просвистел в воздухе камень и угодил козлобородому прямо в лицо. Он взвизгнул. Тут бы злоумышленник, пожалуй, убрался бы из простенка, но Сыр успел прийти в себя. Он вскочил и загородил злодею дорогу. Теперь, по идее, мерзавцу надо было бы броситься в другую сторону, оттолкнуть Фаху Эджо, Аиста, перепрыгнуть через лежавшего на земле Рыбу.
      Но тут в атаку на незнакомца пошел Губач. От первого неумелого удара незнакомец уклонился, но второго не вынес. Губач навалился на злодея всем весом, при этом они вдвоем сбили с ног Аиста. Дудка старика-танцора выпала из рук Аиста и оказалась на земле, под незнакомцем, на которого сел верхом толстяк Губач. Послышался треск дерева.
      Раджал закричал.
      Но послышался и другой крик - гораздо ниже, у самой земли:
      - Пусть слезет с меня! Пусть слезет!
      Фаха Эджо, пошатываясь, шагнул вперед. Неужели?
      - Сорванец?
      - Неверный, я тебя искала! Ты... ты вор и убийца! Я чуть не подохла из-за тебя!
      - Чего... чего?
      На вопросы времени не было. Совсем рядом послышался топот кованых сапог. Фаха Эджо в отчаянии вытаращил глаза.
      - Стража!
      Буквально мгновение спустя, когда стражники вбежали в проулок, там было пусто. Стражники, посветив фонарем, нашли на земле три предмета. Первый из них был похож на сушеную заплесневелую морковку, вторым была треснувшая дудка с шарообразным утолщением на конце, а третьим - свернутая кольцом самая обычная веревка.
      Раджала и след простыл, но неподалеку, невидимый для стражников, беззвучно смеялся человек в черном плаще.
      - Г-где м-мы? - простонал Прыщавый.
      Ковер резко спикировал. Мальчики ударились о землю. Прошло какое-то время, прежде чем головы у них перестали кружиться. Ночь шла на убыль. Над пустыней занималась заря. Прыщавый приставил ладонь ко лбу, но поначалу ничего разглядеть не смог.
      Затем кто-то щелкнул пальцами.
      - Давай-давай, осматривайся, - хихикнул Джафир. - Я, пожалуй, с твоего разрешения, тоже осмотрюсь. Очень мило было с твоей стороны, что ты позволил мне выбрать направление. Думаю, что направление я выбрал правильно, но осторожность не помешает. В конце концов надо же решить, хочется мне застрять здесь или нет. Вернее, не так: об этом ли я мечтал всю свою долгую жизнь?
      Прыщавый нахмурился.
      - Я не... не понимаю.
      - А понимаешь ли ты, кстати говоря, что лампу-то не прихватил с собой, а? Она же на пол скатилась и осталась в этой треклятой кладовой. Ох, как же мне хотелось, чтобы она наконец потерялась! Сколько солнцеворотов я об этом мечтал! Понимаешь ли ты, что это означает? Еще одно ЖЕЛАНИЕ - и я свободен! - Коротышка расплылся в довольной ухмылке. - И поблагодарил бы я вас, мои любезные, да вот только благодарность - не в моей природе. Я вернусь, когда позовете. Еще одно ЖЕЛАНИЕ, помните об этом - но только одно! Последнее!
      - Подожди! - вскричал Прыщавый. Зачем ему было медлить? Он и так знал, каково его последнее желание. Вернее, ему так казалось. На самом деле это желание было бы самым первым, если бы он с самого начала знал, что желаний всего три. Он бы пожелал стать красивым.
      Да, именно таково было его последнее желание.
      Но Джафир щелкнул пальцами и снова исчез, а как его вызвать опять этого Прыщавый не знал. Что ж, хочешь не хочешь, а с желанием приходилось повременить. Прыщавый, покачиваясь, поднялся и протянул руку Малявке. Осторожно сойдя с волшебного ковра, мальчики подумали о том, не улетит ли он вдруг, не растает ли без следа. Но ковер остался на месте - вот только когда Малявка обернулся и посмотрел на него, ему показалось, будто бы пятеро султанов как бы пошевелились при свете зари.
      А потом вдруг время сместилось, и заря сменилась солнечным полднем. Вокруг мальчиков простерлись прекрасные, пышные сады. На дальнем берегу продолговатого пруда возвышалась величественная постройка Дома Истины.
      Глава 46
      РИТУАЛ ПОСВЯЩЕНИЯ
      - Тихо, мои красотки!
      Опять этот голос. Где-то Раджал слышал его раньше. Эти же слова, произнесенные тем же тоном, с тем же характерным пришепетыванием. Прошло несколько мгновений, прежде чем у него прояснилось в глазах, а сначала он видел только пятна - алые и золотые, мерцающие в интимном полумраке. Раджал запрокинул голову и понял, что это шелка. Где-то поодаль двигались силуэты людей в длинных шуршащих балахонах - или платьях. Воздух пропах терпкими благовониями. Слышался шепот. И хихиканье.
      - Тихо, мои красотки!
      И снова этот голос... Раджал наконец вспомнил, где слышал его раньше. Те мгновения, когда он раскачивался, держась за конец веревки, казалось, ушли в далекое прошлое. Но на самом деле это было не так. Просто это было последнее, что помнилось Раджалу. Теперь он проигрывал события в сознании медленно, сонно... Отпустив веревку, он бросился головой вперед, подобно огромной птице. Кобры выгнули свои шеи, распустили капюшоны. А потом Раджал увидел человека, стоявшего посреди змей, - человека с отталкивающей наружностью. Он почему-то совсем не боялся кобр и протягивал руку навстречу падающему Раджалу. Видимо, этот человек заранее встал в удобную позицию, потому что, поймав Раджала, даже не пошатнулся. Кто это был такой? За мгновение до того, как потерять сознание, Раджал успел услышать шуршание богатых одежд мужчины, беспрепятственно шагавшего посреди ядовитых змей. И голос, опять этот голос:
      - Тихо, тихо, мои красотки!
      Но что же за красотки теперь окружали Раджала? Раджал зажмурился, снова открыл глаза и увидел, что лежит на широкой кровати, стоящей посреди просторных, роскошно обставленных покоев. Пышные подушки, обтянутые алым шелком и расшитые золотой тесьмой, занавески из шнурков с нанизанными на них разноцветными бусинами... На некоторых подушках устроились остроухие кошки, а вокруг кровати, на которой лежал Раджал, щебетало целое созвездие стройных созданий, прячущих лица под чадрами.
      Увидев их, Раджал встревожился. Но почему он должен был тревожиться? Он смущенно вспомнил о том, что как раз и собирался проникнуть на женскую половину дворца. Так что же теперь было пугаться обилия женщин? Вероятно, просто-напросто он давно не видел женщин с тех пор, как оказался в этой стране, - не видел, не считая простолюдинок на улицах, которые ходили в бесформенных черных накидках. А эти женщины, напротив, выглядели просто идеалами красоты. Их очарование было поистине ослепительно.
      Услышав окрик высокого мужчины, красавицы перестали щебетать и хихикать. Одна их них принялась кормить птичку, сидевшую у нее на запястье, другая - щекотать шейку мурлыкающей кошки, третья медленно проводила гребнем по своим длинным волосам, четвертая лениво провела кончиками пальцев по струнам лиры.
      Но было и что-то еще. Раджалу стало не по себе. Он заметил, что красавицы смотрят на него из-под полупрозрачных накидок, что их сверкающие глаза взглядами как бы поглаживают его распростертое на кровати тело. "Уж не голый ли я опять?" - с ужасом подумал Раджал, но нет: его лохмотья исчезли, кто-то нарядил его в прекрасные одежды.
      Раджал проглотил подступивший к горлу ком и с трудом вымолвил:
      - З-зачем я здесь?
      Вопрос был дурацкий - но только отчасти. Голова Раджала была повернута к красавицам, но они ему не ответили. Они опустили темные сверкающие глаза, просвечивающие сквозь накидки.
      А потом знакомый Раджалу голос перепросил:
      - Зачем? Зачем? А может быть, ты хотел спросить "кто"? Как бы то ни было, эти вопросы резоннее было бы задать тебе, подопечный Эмпстера-лорда. Тебе, не правда ли?
      - Я н-не понимаю.
      - Подопечный Эмпстера! А должен ли ты вообще хоть что-нибудь понимать, а?
      Обладатель знакомого голоса, похоже, подшучивал над Раджалом, но подшучивал добродушно. Этот человек стоял в углу, спиной к Раджалу, возле чаши, от которой поднимался пар. Слышался плеск воды - видимо, мужчина мыл руки.
      Он обернулся, потуже завязал шнур, которым был подпоясан его халат.
      - Визирь Хасем, - ошеломленно проговорил Раджал.
      - Конечно. Мои обязанности многочисленны. К ним относится и забота об... усладах калифа.
      - На женской половине?
      - Не сомнение ли я слышу в твоем голосе? Подопечный Эмпстера, вспомни: ты упал на землю. Это не... скажем так: не совсем женская половина. Мы чуть ниже ее - хотя лично я не стал бы уделять этому особое внимание. Да и тебе не стоит. - Визирь улыбнулся. - Но позволь, я представлю тебя твоим новым сестрам.
      - Сестрам?
      Имена последовали одно за другим, но голова у Раджала была словно набита ватой. Имена будто бы плыли к нему, как лодки по медленной реке, и по мере приближения таинственно изменялись.
      - Вот эту пухленькую зовут... Губина. А эту высокую - Аистелла. Подопечный Эмпстера, познакомься с Рыбитой. Благоухающая Сырия... подойди ближе. Малявита, ну же, не стесняйся...
      На какое-то мгновение Раджалу показалось, будто бы он вернулся в "Царство Под", измененное под действием странных, насмешливых чар. Тюки и бочонки сменились подушками и кушетками, полотнища мешковины - занавесками из бусин, крысы - кошками, тараканы - птицами, а мальчишки... мальчишки...
      Раджал помотал головой. Что же с ним было не так? Что могло быть не так? Он сдвинул брови и в упор посмотрел на девушек. О, в них ведь было что-то странное, точно - было! Раджал рывком сел и спрыгнул бы с кровати, но рука визиря без труда толкнула его обратно. Раджал понял, что убежать ему не удастся. Конечно - как он мог убежать? Стражники, змеи, высокие стены, и кроме того - жуткая усталость, сковывающая все тело. Руки и ноги у Раджала будто свинцом налились. Вот тут-то он вспомнил ласковый голос визиря после того, как он поймал его, падавшего в змеиный ров: "Испей-ка вот это, подопечный Эмпстера. Ну, испей же..." У Раджала закружилась голова. Визирь шагнул к нему, провел мягким пальцем по губам юноши, по подбородку, по выступающему кадыку...
      - Подопечный Эмпстера, - снова зазвучал ласковый, баюкающий голос, - в этом мире для нас много загадок, и так будет всегда, но есть и некоторые истины, которые мы наконец способны осознать, и потом очень многое становится нам понятнее. Это истины о звездах, истины о луне, истины о власти богов и людей. Но есть и истины о нас самих. Верно, ты прибыл сюда с некоей миссией, для каких-то испытаний, но не могло ли случиться так, что твое истинное испытание само нашло тебя?
      Раджал изо всех сил пытался сосредоточиться. Он стал думать о Кристалле Короса, о своем желании вернуть его. Он стал думать о Кристалле Терона, который нужно было поскорее разыскать. Джем и кристаллы - вот все, что имело значение. Все, что когда-либо должно было иметь значение. А о чем толковал визирь? Что он мог иметь в виду?
      А ласковый негромкий голос все звучал, а мягкие пальцы все гладили и гладили Раджала. Визирь склонился над кроватью, навис над распростертым на спине юношей. Раджал чувствовал его горячее дыхание, наполненное ароматами специй.
      - Милое дитя, неужели ты думаешь, что хотя бы на миг обманул меня? Пламенноволосый говорил о дерзком юноше, недруге вашего народа и вашего престола. Казалось, он говорит о ком-то другом! Но я с самого начала понял, кто ты такой - или кем хочешь быть. Из-за каких странных хитросплетений судьбы не девочка-мальчик, а именно ты оказался на Колесе Казни, - об этом я не спрашиваю, ибо это меня не интересует. Это сущая безделица, пыль на ветру в сравнении с тем велением судьбы, которое вновь привело тебя ко мне!
      Визирь провел рукой по одеждам Раджала.
      - Нет, дитя, не сомневайся в моих чувствах, ибо я знаю даже о клейме богов, которое столь таинственно алеет у тебя в паху! Покуда ты лежал без чувств, я прикасался к этому клейму губами и языком! Не стыдись себя такого, каков ты есть! Здесь, во Дворце Кобр, какое нам дело до внешнего мира и его глупых предрассудков? За этими стенами ты обречен на гибель, но что из этого? А здесь ты исполнишь то, что велит тебе судьба!
      Раджалу хотелось вырваться, кричать, бежать отсюда, но он не в силах был ни пошевелиться, ни раскрыть рта. Тысячи, миллионы вспышек проносились у него в сознании, но не было ничего реальнее этого мгновения. Девушки страстными взглядами пожирали его обнаженное тело, но прикасаться к нему осмеливался только визирь. Рука Хасема легла на хрупкую грудь Раджала, скользнула ниже... еще ниже. В глазах визиря сверкали похотливые огоньки, и эти огоньки разожгли желание и в Раджале.
      Визирь сделал шаг назад и раскинул руки. Девушки устремились к нему и принялись медленно и почтительно раздевать его. Нежно зазвучали струны лиры, воздух наполнился еще более сильным ароматом. У Раджала опять закружилась голова, помутилось в глазах, но он все же догадывался о том, что когда визирь вернется, от него будет пахнуть благовонными маслами. Грудь Раджала сжималась от страстного желания, глаза застилали слезы. "Испей-ка вот это..." Они что-то сделали с ним, наверняка что-то сделали! Как сквозь сон, Раджал чувствовал, что девушки двигают его по кровати, подкладывают под бедра подушки.
      Визирь вернулся. На этот раз его ласки стали более грубыми и настойчивыми, шепот - жарким, обжигающим.
      - Не стыдись, не стыдись, послушай меня! Разве я не сказал тебе, что понял, какой ты? С самого начала я заметил женскую слабость в твоих глазах.
      "Женскую? - в отчаянии подумал Раджал. - О чем ты говоришь?!"
      - Но стоит ли называть это слабостью? Мягкость женщины - это ее слава, ее гордость, ибо какая власть сильнее той власти, какой обладает женщина над радостями для мужчины?
      "Но я - не женщина!"
      - Ты слышал о том, что таких, как ты, презирают, но разве это возможно, если тебе суждено стать орудием удовлетворения страсти монарха?
      "Неужели ты не видишь, что я - не женщина?!" - беззвучно прокричал Раджал.
      - Как бы мне хотелось, чтобы ты был немедленно очищен и подготовлен к той славе, что ожидает тебя! Но нет, это время еще не пришло! Как всегда, мы обязаны придерживаться древних обычаев. Вначале, в течение десяти ночей ты познаешь радости, которыми одарю тебя я. Для того чтобы монарху легко было пройти, вначале для него следует проторить дорогу. Днем твои новые сестры обучат тебя другим искусствам, а потом, только потом ты будешь очищен, ты станешь так же чист, как они, и подготовлен ко встрече с калифом.
      Визирь занял свое место.
      - Сестры, держите ее за руки и за ноги, да покрепче. О да, мы щедро напоили ее напитком любви и пробудили в ней желание, но вероятно, она будет противиться поначалу, пока не получит удовольствие. - Рука Хасема нежно пригладила волосы Раджала. - Ах, дитя, тебе будет больно, но что такое боль, если она открывает дорогу в страну новых, неизведанных радостей?
      Голова Раджала запрокинулась назад. В первые мгновения он сдерживался, но потом его охватило неизбежным огнем страсти. Сначала ему казалось, что его позвоночник того и гляди треснет. Он кричал, но ни одного звука не срывалось с его губ. Струны лиры все еще звенели, где-то - казалось, очень далеко - запела девушка. Беззвучные крики превратились в беззвучные рыдания. Осталась боль, только боль, и больше ничего. Муке не было конца, боль наплывала волнами, они накатывали все чаще и чаще и наконец залили Раджала горячей лавой. Его унижению не было предела.
      В это мгновение ему показалось, что для него все кончено. Разве после такого можно было жить? Однако страсть визиря не унялась. Взмокший от пота, улыбающийся, он склонился к самому уху Раджала и снова прошептал о том, что стыдиться нельзя.
      - Дитя, со временем ты научишься управлять собой, но как узнаешь о грозящих тебе опасностях, если твоим учителем не станет опыт? Это всего лишь самое обычное происшествие, не более того, это пропуск в покои наслаждений. В твоей новой жизни тебе предстоит познать восторги, недоступные для обычных мужчин - и для обычных женщин тоже. Ты ощущаешь боль, но разве она уже не отступает? Ах, она непременно отступит, ибо глубоко в недрах твоего тела спрятан драгоценный камень. В нем, в этом камне - тайна радости. Раскопай грязь, найди похороненный под ней драгоценный камень. Дитя, думай только об этом камне, только о нем.
      * * *
      Впоследствии Раджал гадал, не были ли эти речи визиря заклинанием. Ароматы благовоний пьянили юношу, звенела лира, звучала песня, слышался ласковый, воркующий голос визиря, и через какое-то время пульсирующую боль сменили слова. Они зазвучали заклинанием в сознании Раджала. Перед его глазами возник сверкающий лиловый камень. Разве его нужно было искать? Верно! То, что он искал, находилось внутри него, внутри него! Рыдания сотрясли его тело, когда он представил себе, как роется в липкой грязи, а потом ему привиделся лиловый камень у него в руках. Камень поднимался, и Раджал поднимался вместе с ним - все выше и выше.
      А потом последовал ослепительный взрыв.
      Еще долго после того, как все было кончено, опоенный приворотным зельем юноша лежал, стеная и задыхаясь, на промокших простынях и думал только о камне, только о камне...
      Глава 47
      ЧЕТВЕРТОЕ ИСЧЕЗНОВЕНИЕ
      Ката, придя в себя, пошевелилась. Сколько же она проспала? Ей казалось, что несколько дней подряд. Образы из странных снов теснились в ее сознании. Пышные сады... дом, похожий на дворец... глубокий продолговатый пруд... небо, цвет которого из полуденного быстро становился полуночным и снова сменялся полуденным. Ката подняла руку, прижала ко лбу, выглянула из-за ширмы. Сквозь прорези в ставнях лился бледный лунный свет, поблескивали шерстинки пушистых ковров, тени лежали в складках покровов на зеркалах. А больше ничего видно не было. Где же принцесса Бела Дона? Куда она подевалась?
      И тут Ката услышала голос, шепчущий в полумраке. Она не сразу разобрала слова, не сразу догадалась, что они складываются в странные, злокозненные строфы.
      Медная лампа горела возле постели отца,
      Улыбка тогда не сходила с его лица
      Или слезы восторга лились из глаз,
      Так бы бывало еще не раз,
      Слез и восторгов было б не счесть,
      Если бы я не замыслил страшную месть!
      Обиду мне больше терпеть невмочь!
      И я ему отомщу через дочь!
      Злые настанут для него времена
      Он пожалеет о том, что она рождена!
      То был голос мужчины - сильный, но далекий. Казалось, ветер донес его сюда через пески безлюдных пустынь. А потом посреди комнаты возникло сияние и, подобно тому как голос слышался как бы из воронки мрака, явилось видение. Колыхнулись покровы на зеркалах, лунный свет стал ярче. Ката, испуганная и зачарованная, не отводила глаз от фигуры странного мужчины.
      Пламени язычок, разгорайся ярче зари!
      Тело и дух разделяются, видишь? Смотри!
      Лампа, это заклятие свято храни,
      Не выдавай его долгие ночи и дни!
      Пусть на дне твоем оно дотоле лежит,
      Покуда другое заклятье не прозвучит!
      Мужчина был очень стар, но передвигался, раскачивался с необыкновенной гибкостью и плавностью. Он ходил и ходил по кругу. Его длинная седая борода была разделена на три пряди. Он был одет в халат, расшитый золотыми звездами. В одной руке он держал блестящий предмет - может быть, золотой, а может быть, и медный. Сначала Ката не могла разглядеть, что это за предмет, но потом поняла, что это - лампа. Она не раз видела подобные во дворце калифа. Всего-навсего медная лампа.
      Но нет. Лампа была не простая.
      Старик продолжал свое злобное песнопение. Кату трясло, как в ознобе.
      Колокол бьет, к концу близится ночь...
      Больше, Эльмани, тебя не коснется дочь!
      Впредь тебе только страдания суждены,
      Дни для тебя станут, как ночи, черны!
      Джинн, раб лампы, скорее явись!
      Тело с духом отныне навек разлучись!
      При этих словах Ката чуть было не выскочила из-за ширмы - у нее было полное ощущение, что злобный старик сейчас погубит какое-то дитя.
      Но на самом деле в это мгновение она очнулась, разбуженная собственным криком. Сон, еще один сон? Но ведь все выглядело настолько реально! Ката приподняла руку и обнаружила, что по-прежнему скована кандалами. Наручники и цепь никуда не делись. Они-то по крайней мере были настоящими. И лунный свет. И ширма.
      Вот только теперь из-за ширмы донесся другой голос.
      Посередине комнаты, окруженный зеркалами, стоял на коленях, словно молящийся, калиф Оман Эльмани. Он едва заметно раскачивался из стороны в сторону, а перед ним, не касаясь ковра ступнями, парила таинственная девушка, которую Ката видела тогда, когда та общалась с видениями в зеркалах. Со страхом и волнением Ката стала слушать, как коротышка-калиф жалуется на свои беды и несчастья. Он рыдал, и порой слов было не разобрать, но часто с его губ срывалось: "свадьба" и "уабин". Ката без труда поняла, что должно произойти в скором времени. Принцесса, воплощенное сострадание, взирала на своего горько страдающего отца так, словно ей хотелось утешить его, заключить в объятия. А калиф беспомощно проклинал уабина, которого называл шейхом, и прорицателя Эвитама.
      - Дитя мое, как я надеялся на то, что еще есть возможность излечить тебя! Сколько боли мы пережили, сколько превозмогли страданий в надежде на то, что найдем какой-то способ вернуть тебе целостность! Я думал - если нам удастся разыскать прорицателя... о увы, увы, он мертв, а лампа потеряна!