Мой брат Симонид жестоко страдал из-за того, что пробудившийся в нем дар стал причиной гибели отца. Он попросил лишь о том, чтобы калиф послал его в Каль-Терон, в Школу Имамов, где бы он посвятил себя простой и скромной жизни набожного аскета. На самом деле будущая жизнь Симонида сложилась далеко не так просто, как он того желал. Позволю себе напомнить тебе о том, принц, что калиф был двоюродным братом султана. Оказавшись в Школе Имамов с рекомендательным письмом от такой высокопоставленной особы, Симонид изначально был обречен на особые привилегии, и на него сразу же возложили большие надежды. Верно, калиф в своем письме ни словом не обмолвился о необыкновенном даровании юноши, и все же моему старшему брату предстояла блестящая карьера на службе султану. Думаю, с тех пор он более никогда не взывал к своему пророческому дару, но частенько я гадал, сколько раз у него бывало такое искушение и сколько раз грядущее само приоткрывалось перед ним. Я уверен в том, что до конца его дней у него еще появится повод нарушить ту клятву, которую он в слепоте своей некогда дал при дворе калифа Куатани.
      Моего брата Эвитама подобные мысли не мучили. Как я уже говорил, он мечтал только о том, чтобы выслужиться при дворе, и думал исключительно о богатстве и милостях, которыми был окружен наш покойный отец. Эвитам убеждал себя в том, что он сумеет избежать глупых ошибок отца, и потому стал умолять калифа о том, чтобы его послали учиться в Великую Гильдию Прорицателей. Нас с Симонидом эта просьба брата повергла в замешательство. Думаю, из-за этого и мать наша скорее сошла в могилу. Казалось бы, калифу стоило отвергнуть эти мольбы, однако он настолько привык к тому, что во всем полагался на придворного прорицателя, что решил, что не сумеет обойтись без такого человека и впредь.
      Вот так и вышло, что в конце концов Эвитам стал обучаться тому искусству, которым владел наш покойный отец, и через некоторое время вернулся из Гильдии со звездой на лбу и грубыми шрамами между тремя прядями бороды. Увы, его дар обманывал его, если он представлял, что теперь его жизнь при дворе калифа станет легкой и беззаботной. На самом же деле Эвитам ухитрился нажить злейших врагов и принес страшные страдания и себе, и другим людям. Боюсь, теперь мой бедный глупый брат уже мертв. Однако почему-то у меня есть сильнейшее предчувствие, что он еще восстанет из могилы, дабы исправить множество совершенных им жестоких ошибок.
      Что сказать об Альморане, младшем из троих братьев? Я не желал иметь ничего общего с искусством прорицания. Со временем у меня развился другой дар - конечно же, я имею в виду свои способности к торговле, которые в итоге позволили мне со временем нажить большое состояние, отойти от дел и поселиться в этом чудесном жилище, которое я именую Домом Истины. Печалюсь я лишь о том, что мои братья не здесь, не со мной и не могут предаться великой радости, ибо этот дворец я воздвиг, стараясь, чтобы он целиком и полностью походил на дворец нашей детской мечты, окруженный роскошными садами. Но насколько прекраснее была бы моя жизнь - так я думаю порой, если бы мои братья оказались теперь рядом со мной, в объятиях нашей мечты!
      Джем очнулся. Но нет, он же не спал, правда? Его просто вогнал в дремоту негромкий монотонный голос Альморана. И все же почему-то у Джема возникло такое чувство, что рассказ остался незавершенным, как ни длинен он был. Вероятно, Альморан упустил какие-то подробности. Джем пытался придумать вопрос - словно ему непременно нужно было узнать эти подробности, но почему-то в голову не приходила связная мысль о том, что именно его интересует. И вопрос, и желание его задать вскоре испарились без следа.
      Он взглянул за окно, в сад, и увидел Дона Белу, которая медленно, задумчиво прохаживалась по дорожке под ивами. Какой далекой она казалась, какой нереальной! У Джема было такое впечатление, что ее место здесь, что девушка принадлежит к этому странному миру - словно бы она совсем не та, которую он совсем недавно спас... или ему только казалось, что это случилось совсем недавно.
      Альморан улыбнулся.
      - Однако я стар и чересчур болтлив. Бедный принц, ты, наверное, проголодался. Да-да, ты голоден и к тому же пока не совсем здоров! Думаю, принцесса также себя неважно чувствует.
      - Принцесса? - озадаченно переспросил Джем, не спуская глаз с девушки, гуляющей в саду.
      Альморан только улыбнулся в ответ.
      - Пойдем. Не пора ли нам присоединиться к множеству моих друзей?
      Глава 32
      КАЗНЬ ПОСЛЕ ПОЛУДНЯ
      - Перец!
      - Специи!
      - Оливки!
      - Масло!
      Запруженный народом базар оглашался криками торговцев. Крики взмывали над заваленными всевозможными товарами прилавками, многократным эхом разлетались по прохладным аркадам, по узким проулкам.
      - Хина!
      - Янтарь!
      - Шафран!
      - Сахар!
      По всему югу, где солнце всегда стояло высоко, не было базара более знаменитого, чем базар в Куатани. Со всего огромного города и из местностей за его пределами, от пристаней, где с плеском бились друг о дружку рыбацкие лодки, от мастерских в глухих переулках и из садов, которыми поросли окрестные холмы, приходили сюда женщины в черных чадрах, мужчины в запыленных белых одеждах, торговцы, чьи головы венчали высокие тюрбаны. Каждый день на этой просторной площади собирались толпы народа.
      Рыночную площадь обрамляла смотровая галерея, которая была связана сетью переходов с Дворцом с Благоуханными Ступенями. Здесь, под сводами прохладных стрельчатых арок благородные господа могли наблюдать за всем, что происходило на базаре, оставаясь вдали от всяческих простонародных вульгарностей.
      Визирь Хасем шел по галерее вместе с гостями.
      - Удивительное зрелище, не правда ли?
      - Визирь, тридцать солнцеворотов назад оно было для меня удивительным. Теперь же могу лишь сказать, что оно еще более восхитительно.
      Визирь усмехнулся.
      - Эмпстер-лорд, я все время забываю о том, что ты уже бывал в Куатани прежде. Прими мои смиренные извинения.
      - Почтенный визирь, тебе не стоит извиняться передо мной. Когда человек так долго живет на свете, разве не приятно ему порой забыть об этом? Однако давайте остановимся здесь. Мой приятель притомился и отстал от нас.
      Галерея быстро наполнялась придворными, и капитан Порло, пробираясь между ними, успел подрастерять свой обычный апломб.
      Его щеки побагровели, глаза налились кровью. На плече его подпрыгивала обезьянка Буби, голова у которой была замотана белой повязкой.
      Визирь тепло пожал руку капитана.
      - Надеюсь, благородный адмирал, ты простил нас за вчерашнюю шутку? Ничто так не услаждает взор и слух Великого Владыки, как маленькие розыгрыши, а разыграть сразу троих - ты ведь согласишься со мной - намного веселее, чем кого-то одного. И конечно же, мы никому не желали зла.
      - Только одна господина Раджа, - пробормотал капитан.
      - Воистину, - кивнул лорд Эмпстер, - кто бы мог предположить, что он окажется таким злобным изменником? Визирь, мы в неоплатном долгу перед вами за то, что вы указали нам на нашу ошибку.
      Визирь разулыбался и был готов ласково погладить Буби, но сразу передумал: обезьянка свирепо зашипела.
      - Ты уверен бывай, что эти парни - изменники? - ошеломленно спросил капитан.
      - Никакого сомнения. Никакого сомнения.
      Последние фразы принадлежали лорду Эмпстеру. Налитые кровью глаза капитана выпучились от изумления, но его работодатель только улыбнулся и, подойдя к парапету, слегка наклонился вперед. Набивая трубку табаком, агондонский вельможа лениво наблюдал за карнавалом красок, развернувшимся внизу, под лучами послеполуденного солнца. Его взгляд рассеянно пробегал по разложенным на прилавках серьгам и артишокам, плодам манго и связкам четок, крюкам, на которых были подвешены копченые угри, грудам сваренной в меду саранчи.
      Посередине площади находился Круг Казни. Он выглядел устрашающе просто: диск из грубо оструганных досок, в котором был вырезан люк, и вертикально поставленная дыба в форме колеса. На колесе должны были распять жертву.
      - Крутится, - сообщил гостям визирь. - Это недавнее усовершенствование.
      - Колесо? - осведомился лорд Эмпстер, закуривая трубку.
      - И помост тоже. Но конечно, смертельные ножевые раны наносятся тогда, когда приговоренный, распятый на колесе, повернут к ложе калифа.
      - Это понятно.
      - Но мы уже поняли, что затем казненного следует еще немного повертеть. Иначе простолюдины передавят друг друга - так им охота поглазеть. Не говоря уже о том, что происходит, когда толпа стремится завладеть отсеченным... органом.
      - Органом? Я правильно вас понял?
      - Неужели ты забыл, Эмпстер-лорд? Заполучить половой орган казненного считается особенной удачей. Но конечно, - смеясь, добавил калиф, - после того, как его помнут сотни рук, от него зачастую ничего не остается.
      - А его никогда не бросают на галерею? Вельможи, полагаю, обошлись бы с ним милостивее.
      - Нам вполне достаточно наблюдать за тем, что происходит внизу. Но сегодня, смею предположить, нам предстоят особые удовольствия. Я бы сказал - нечто новенькое. Или точнее - сюрприз.
      Лорд Эмпстер заинтересованно выгнул одну бровь.
      Визирь Хасем был готов удовлетворить любопытство гостя, но тут его кто-то окликнул, и визирь обернулся - похоже, даже с некоторым облегчением.
      - А-а-а! Вот и ваши эджландские друзья.
      - Позвольте поприветствовать вас, лорд Эмпстер, - дружелюбно проговорил Полти, - надеюсь, вы хорошо почивали?
      Вельможа столь же дружелюбно ответил на приветствие.
      - Но... что-то я не вижу вашего приятеля... господина... гм-м-м... Бергроува?
      - Жак просто не в настроении. Прихворнул.
      - Его выворачивало всю ночь, - уточнил Боб.
      Капитан Порло подозрительно осматривал новоприбывших. Прошлой ночью мнимые венайцы в своих синих масках являли собой безумное и странное зрелище. А теперь, при свете дня, их истинные лица - красивое, холеное у Полти и веснушчатое, бледное у Боба - выглядели еще более странными на фоне роскошных дворцовых одеяний.
      Визирь Хасем склонил голову.
      - Надеюсь, вы извините меня, друзья мои? Казнь вот-вот начнется, и я должен вернуться к моему господину и повелителю.
      Но когда визирь уже развернулся, чтобы уйти, Полти схватил его за руку и увлек в глубину галереи.
      - Хасем, это правда?
      - Пламенноволосый, о какой правде ты говоришь?
      Полти зашипел, как змея:
      - Бастард - узник-эджландец... Он бежал?
      - Есть... скажем так... маленькие сложности.
      - Ты тупоголовый осел, Хасем!
      Визирь отстранился, горделиво вздернул подбородок.
      - Дерзкий эджландец! Я вынужден напомнить тебе, что ты гостишь в моей стране!
      - Да, я гость, Хасем, но еще я - торговец. Тебе еще нужно то оружие, что обещано мной, или нет? Ты отлично знаешь, что нужно мне: мальчишка-эджландец.
      - Я не притворяюсь, будто не понимаю тебя, Пламенноволосый. Мальчишек у нас хватает, если тебе нужен мальчишка...
      - Не зли меня!
      - У меня и в мыслях этого не было, - ответил визирь и бросил резкий взгляд на руку Полти, все еще сжимавшую его руку. - Эджландец, если наш уговор тебя не устраивает, осмелюсь предложить немедленно разорвать его.
      Это была чистой воды бравада, и Полти это отлично понимал. Разве Хасем отказался бы так легко от торговли с Эджландией, не говоря уже о благоприятных для Куатани отношениях с режимом синемундирников? Вряд ли, но визирь был обидчив, и его следовало успокоить.
      - Хасем, прости, я немного переусердствовал. Я понимаю, что ради меня ты стараешься изо всех сил. - Полти бросил выразительный взгляд на лорда Эмпстера. - А ради других?
      - За другими мы будем непрестанно следить, как ты того желаешь.
      - Добрый Хасем! Надеюсь, тебе что-то перепало из их груза?
      - Ты говоришь о корабле? В трюме полным-полно пиратских сокровищ. Но мы еще немного задержим у себя так называемого адмирала, еще немного задержим. А от девчонки я, конечно, уже избавился.
      Глаза Полти странно сверкнули, и он крепче сжал руку визиря.
      - От девчонки? Что за девчонка?
      - Эти казни, мои господины... Неужто они суждены господину Раджу?
      Лорд Эмпстер пожал плечами и снова принялся разглядывать рынок. Взгляд его, как и прежде, лениво пробегал по горкам резных трубок для курения джарвела, по рулонам золотой парчи, по пятиугольным шахматным доскам с фигурками, выточенными из слоновой кости. Противоположную сторону площади огибали крытые галереи для женщин, которые располагались по обе стороны от ложи калифа - мраморного куба внушительных размеров. Именно здесь должна была появиться дочь калифа и встать рядом с отцом. Полотнища тяжелого занавеса, закрывавшего ложу, были пока задернуты.
      Капитан предпринял новую попытку.
      - Могла быть не мое дело, мои господины, да только не нравится мне эти игра.
      - Верно, Порло, дело не твое, - отозвался вельможа и выпустил длинную струйку дыма. Затем он, не спросив разрешения, вытащил из кармана капитана маленькую медную подзорную трубу и добавил: - Как думаешь, хорошо ли мы разглядим отсюда дочь калифа? Удастся ли нам увидеть ее?
      По большому счету это было неприкрытое хамство, и другой бы на месте капитана возмутился. Поведи себя так матрос на его корабле - и Порло заставил бы его пройтись по рее. Но капитан упрямо продолжал гнуть свою линию:
      - Я знать, вы быть шибко умная человеки, мои господины. Для старая моряк, как я, вы бывай даже слишком шибко умная. Но ведь вы доверяй старик Порло, не первая год мы с вами знакомцы быть, а? Ну, пожалуйста, мои господины, сказать: вы знай что-то такое, чего я не знай? Какой-то тайна?
      Лорд Эмпстер старательно настраивал подзорную трубу.
      - Тайна, Порло? Ну... Если я тебе скажу, это уже будет не тайна, верно? Скажем так... Пути судьбы неисповедимы.
      Капитан выругался и свирепо ткнул пальцем в сторону Круга Казни.
      - Какой такой судьба ожидать бедняга-парень на эта страшный штука? И про что болтать эти малые, Хасем? Что за такой-сякой сюрпризы? Говорить вам, мои господины, эти унангский собака - не цивилизованный люди, как я с вами! - Он громко топнул своей деревяшкой - как бы для того, чтобы подтвердить свои слова, - и добавил еще громче: - Вспоминайте про кобра!
      Пока Полти беседовал с визирем Хасемом, Боб без дела торчал на галерее и глазел по сторонам. Народу на галерее уже собралось почти столько же, сколько на площади. Приближенные калифа обменивались приветствиями, слышался веселый смех, клубился синеватый дымок джарвела. Молодой лейтенант с тоской перегнулся через балюстраду и с притворным интересом принялся рассматривать толпы простолюдинов, плывущие мимо прилавков.
      Ни с того ни с сего взгляд Боба вдруг остановился на жирной старухе посреди толпы. Старуха держала в руке корзинку, наполненную сухим печеньем, и зазывала покупателей странным улюлюканьем. Эджландцы так кричать не умели, и Боба это зрелище очень заинтересовало, хотя и показалось отвратительным. И вдруг старуха замолчала. Мальчишка-оборванец прокрался сквозь толпу, выхватил из корзинки печенье и бросился прочь. Боб не сводил глаз со старухи. Та потрясала кулаком и ругалась. Мальчишка ловко пробирался по густому лесу ног, рук, одежд. На бегу он сунул печенье в рот. Боб ухмыльнулся, но ухмылка его сразу исчезла: мальчишка вдруг налетел на чье-то куполообразное пузо. Толстяк цепко обхватил голову мальчишки, и печенье вылетело у того изо рта.
      - Эй! - крикнул Боб, сам не понимая зачем - словно бы жертвой несправедливости стал мальчишка, а не старуха.
      И тут он ахнул.
      Толстенное пузо принадлежало Эли Оли Али. Жирный коротышка не без труда пробирался сквозь толпу, пытаясь провести ближе к помосту несколько рабынь, предназначенных для продажи. Боб узнал девушек из племени ба-ба. Но прошлой ночью их было три. Теперь же к ним прибавилась четвертая, но она разительно отличалась от обнаженных чернокожих спутниц. Девушки ба-ба, похоже, давно покорились судьбе и смиренно сносили и ругань надсмотрщика-работорговца, и удары его хлыста, и щипки и шлепки зевак. А новая девушка, скованная цепями, извивалась, - брыкалась и дерзко кричала. Но мало того. Девушка была белокожая, и на ней было зеленое платье.
      - Подожди! - Полти, напрочь забыв о приличиях, схватил визиря за плечо. - Хасем, о какой девчонке ты говоришь?
      Визирь округлил глаза.
      - О девчонке с корабля. Она, наверное, корабельная шлюха. Ты же обещал: все, что можно унести с судна, - наше, так ведь?
      Визирь снова предпринял попытку уйти, но Полти не отпустил его.
      - Как она выглядит?
      - А ты думаешь, как? Уж конечно, не как одна из ваших эджландских розочек! Дай вспомнить... Длинные, темные волосы.
      Полти стукнул себя по лбу.
      - Ну, конечно! Эта сучка, она убежала вместе с бастардом! Хасем, она нужна мне!
      - Сначала - мальчишка, теперь - девчонка! Ты и с теми и с другими балуешься, или пока не решил?
      - Хасем, где она?
      - Я отдал ее содержательнице Дворца Женщин, само собой. Оману не нужна белокожая девица во дворце. Думаю, нынче же вечером ее продадут на рыночной площади во время Кровавых Торгов.
      Полти окаменел.
      - Кровавых Торгов?
      - Вопросы, одни вопросы! Ты совсем не знаком с нашими обычаями, как я погляжу. Сначала кровь, потом торги. Рабы, купленные после публичной казни, ценятся особо, а ты не знал? Они ценятся вдвойне, если на этот день приходится Откровение калифа - появление принцессы перед народом. Думаю, эта белокоженькая уйдет за хорошие денежки. Я не любитель белокожих женщин, но некоторым они нравятся, так я слышал. Ну а теперь позволь...
      - Хасем, мне нужна эта девушка!
      Чаша терпения визиря переполнилась. Он резко вырвал руку, еще раз сказал Полти о том, что девушка будет продана, и решительным шагом удалился.
      Тем временем Боб пробрался к другу сквозь толпу придворных.
      - Полти, пожалуй, тебе стоит кое о чем узнать...
      Но в это мгновение послышался звон колоколов, и все вокруг сразу изменилось. Сначала донесся звук, похожий на раскат грома, а в следующий миг все унанги - и на галерее, и на рыночной площади - простерлись ниц.
      Все стихло. Звучали только приглушенные молитвы.
      - Ах, Хасем, что тебя задержало? Ты не молился ли, часом?
      - Ты шутишь, Оман? Девушка на месте?
      - Конечно! Перед зеркалом.
      - Она неподвижна?
      - Да. А теперь скорее, Хасем, займи свое место.
      Визирь занял подобающее место рядом с троном. Солнце жарко палило даже через опущенный занавес. Внутри ложи калифа царил тусклый алый сумрак. Снизу доносились заунывные голоса молящихся.
      - Ненавижу это бормотание.
      - Поправь маску.
      - Что ты сказал?
      - У тебя маска съехала.
      До окончания Поклонения остались считанные мгновения. Полотнища занавеса медленно разъехались в стороны. Когда правоверные почитатели Терона поднялись с земли, они все как один устремили взоры на своего разодетого в пух и прах владыку, лицо которого пряталось за золотой маской в форме расправленных крыльев птицы. Немилосердно потея под тяжелой маской и щурясь от яркого солнца, толстяк-коротышка приветственно воздел руки.
      С галереи послышались учтивые аплодисменты.
      Рыночная площадь огласилась дружным ревом толпы.
      - Вечно гадаю: то ли они восхваляют меня, то ли проклинают, пожаловался визирю калиф.
      - Конечно же, они проклинают тебя, Оман. Они воют, а не радуются.
      - Неужели они так нас ненавидят?
      - А разве ты не знаешь, как они тебя называют? Они называют тебя слюнтяем. И ленивцем. И беспомощной куклой.
      - Куклой?!
      - Ведь мы в ежовых рукавицах у твоего братца, не так ли? И честно говоря, Оман, я не вижу, как может быть иначе. Ты бы желал править этим халифатом без помощи империи? Жемчужина Побережья, право слово! Сколько завистливых глаз обратили бы к нам взоры, если бы у кого-то возникло хоть малейшее подозрение в нашей слабости! То были бы взоры венайцев. И взоры эджландцев, если бы мы дерзнули повздорить с ними. И давай не будем забывать об уабинах.
      Калиф вздохнул.
      - Сними покров.
      Торжественным, величавым шагом визирь прошествовал к помосту, на котором стояло нечто вроде двери или ширмы в раме из чеканного серебра. С площади и даже с галереи на эту раму невозможно было смотреть не щурясь так ярко она сверкала.
      На самом же деле в раму было заключено зеркало, накрытое полотнищем ткани. Визирь сорвал с зеркала покров, и принцесса сделала шаг вперед.
      На этот раз с площади не послышалось ни единого звука. Появление принцессы толпа встретила безмолвием, которое нарушали лишь тишайшие вздохи. Вероятно, в этой стране, где высокопоставленные женщины вообще редко появлялись на людях, да и то только в тяжелых одеждах и чадрах, зрелище девушки в легком, почти прозрачном платье могло шокировать народ, но в этом было большее, нечто намного большее. Стоны и вздохи при взгляде на другую женщину могли бы быть наполнены страстью, желанием, но в отношении людей к этой девушке не было ничего низменного, земного. Не сбылись ли молитвы, которые отзвучали всего несколько мгновений назад? Как зачарованные, подданные калифа не в силах были оторвать глаз от прекрасного видения.
      Потом стал слышен шепот.
      - Не богиня ли она?
      - Богиня на земле!
      - Правда ли, что скоро она должна выйти замуж?
      - За сына султана...
      - Род Пророка...
      - Она станет султаншей...
      - Продолжит Род Пророка...
      - Вот благодать-то для нас настанет!
      Повсюду люди шептали примерно одинаковые слова. А в ложе калифа звучали совсем другие речи. Калиф с тоской смотрел на свою ослепительно прекрасную дочь. Наконец он устремил еще более тоскливый взгляд на простолюдинов под балконом.
      Он вздохнул.
      - Можно ли уже приступить к казни?
      - Еще несколько мгновений, Оман. Пусть наглядятся.
      - Как у них еще глаза не лопнули!
      Калиф рассеянно уставился на середину площади. Во время Поклонения опытные рабы произвели быстрые приготовления на Круге Казни. Приговоренный уже был привязан к колесу и накрыт черным покрывалом. За колесом стоял с ятаганом наготове придворный палач, которого в Куатани именовали не иначе как Орудием Возмездия. Палач был в ярко-красном, искусно скроенном одеянии.
      - Хасем, ты принес подзорную трубу?
      - Конечно! Ведь сегодня нас ожидает сюрприз, я ведь говорил тебе?
      - Терпеть не могу сюрпризы! Что за сюрприз.
      - Жертва. Ее... орган.
      - Орган? О чем ты, Хасем?
      - Об убийце. Он двуполый. Девочка-мальчик.
      - Девочка-мальчик!
      Калиф произнес это громче, чем рассчитывал - его слова долетели до призрачных ушей дочери. До сих пор принцесса Бела Дона стояла неподвижно, как статуя. Но тут она, забыв обо всем, бросилась к отцу.
      - Девочка-мальчик?! - вскричала она.
      Но на самом деле это было не так.
      Раджал изнывал под черным покрывалом. Ему было страшно, но к страху примешивалась радость. Ему казалось, что уже все потеряно, что очень скоро он умрет. Когда его волокли из темницы, он вырывался и кричал, но когда его привязали к колесу, он сдался и облегченно вздохнул, словно из его плоти извлекли причиняющий боль шип. Словно тяжелый камень, он погрузился в пучину тоски, затем - в омут воспоминаний, а потом - во мрак, где уже не было никаких желаний. Повсюду вокруг себя он ощущал глубокое лиловое тепло своей веры.
      Если бы только он смог хотя бы еще разок увидеть Джема... и Милу!
      - Мерцалочка, ты... ты так мерцаешь!
      - Детка, они увидят!
      - Отступи в тень!
      - Детка, уходи!
      Визирь дает знак - рубит рукой по воздуху. По всей галерее этот жест повторяют стражники. Заунывно поют завитые спиралями рога, и толпа на рыночной площади разворачивается к Кругу Казни.
      Палач оживает. Он отвешивает земной поклон в знак почтения к принцессе и ее отцу, после чего, выпрямившись, с удивительным изяществом поднимает свой сверкающий ятаган, поводит им над головой. Он исполняет медленный, плавный танец смерти.
      Толпа аплодирует палачу. Приветствует его криками.
      - Отец, пусть он перестанет! Останови его!
      - Мерцалочка, не говори глупостей!
      Колесо поворачивается, вертится помост. Крутится и крутится перед народом распятый узник, вращается в танце палач. Он кажется странной громадной птицей в своих развевающихся алых одеяниях - птицей, готовой в любое мгновение наброситься на свою жертву и начать ее терзать. На пятом повороте помоста палач должен сорвать черное покрывало с узника, дабы тот предстал перед народом в позорной наготе. Затем, когда помост развернется к ложе калифа, палач нанесет приговоренному к казни первый удар. Медленно, с изысканной грацией лезвие ятагана войдет в мягкую плоть.
      Толпа топает ногами. Воет.
      - Прикажи ему прекратить, говорю!
      - Мерцалочка, да что с тобой такое?
      - Девочка-мальчик! Он убьет ее!
      - Право же, детка! Ты и прежде такое видела!
      - Только не девочку-мальчика!
      - Мерцалочка, перестань мерцать!
      Калиф в отчаянии машет на дочь руками, неуклюже наклоняется и чуть не роняет золотую маску. Визирь Хасем хватает девушку за руку - вернее, схватил бы, если бы его пальцы не сомкнулись, сжав только воздух.
      Он кричит рабам:
      - Занавес! Задерните занавес!
      Но в это мгновение рвется другая ткань. Принцесса Бела Дона в смятении, но ее смятение становится еще сильнее, когда придворный палач срывает с колеса черное покрывало.
      Принцесса ахает.
      Ахает и ее отец. Он подносит к отверстию в маске подзорную трубу.
      - Дай мне эту трубу!
      - Хасем!
      - Но это невероятно!
      - Девчонка, ты говорил! Ты что, разницы не знаешь между девчонками и мальчишками?
      - Измена!
      Визирь потрясает кулаком, грозит небесам.
      ПОЛТИ (ахнув): - Глазам своим не верю.
      БОБ: - Полти, кто это такой?
      ПОЛТИ: - Боб, ты не ослеп ли, часом?
      БОБ: Мальчишка-ваган! Нет!
      КАПИТАН ПОРЛО: - Мои господины! Мои господины!
      ЛОРД ЭМПСТЕР: не мигая смотрит вдаль.
      БОБ: - Полти, мы должны что-то сделать...
      КАПИТАН ПОРЛО: - Это господины Раджалы! Мои господины, надо их останавливай...
      ОБЕЗЬЯНКА БУБИ визжит.
      ЛОРД ЭМПСТЕР по-прежнему смотрит прямо перед собой, но словно бы не замечает Круга Казни. Зачарованно, словно молящийся, он глядит на Мерцающую Принцессу.
      ПОЛТИ: - Боб, ты просто душка! Сначала ты нашел мою сводную сестренку! Теперь этого... Конечно, мы должны что-то сделать! Ведь ваган отведет нас прямиком к бастарду! Нужно непременно допросить его, пока его не прикончили!
      БОБ: Нет, нет, нет!
      ПОЛТИ: Тихо, Боб! Да что с тобой?
      Перед глазами у Раджала промелькнули пять цветов. Сначала, как только с него сорвали покрывало, он увидел ослепительную золотую вспышку. На миг он лишился зрения, но золотой свет тут же собрался в точку и снова вспыхнул.
      То был ятаган, лезвие которого описало полукруг.
      Синий цвет. Не вспышка - много синего цвета. Небо.
      Красный. Палач снова поднял руку.
      Зеленый. Мерцание зеркала.
      А потом - лиловый. Девушка из зеркала.
      Раджал закричал, но не от боли. Колесо повернулось - и он увидел принцессу. В видении перед ним предстал потерянный им кристалл, он сверкал и переливался, подобно светящемуся сердцу в груди девушки. Вправду ли это было так? Возможно ли это было?
      Вдруг принцесса Бела Дона вскрикнула. Протянула руки, потянулась к незнакомцу, обреченному на казнь, будто это и вправду была ее возлюбленная девочка-мальчик.
      Колесо повернулось. И помост тоже.
      Еще мгновение - и опустится ятаган, и вонзится в плоть несчастного юноши.
      - Мерцалочка, что ты делаешь!
      - Она лишилась рассудка!
      В это мгновение закричал отец девушки: ее силуэт озарился вспышками молний. Ее руки озарились лиловым сиянием. Этот свет, струясь от ее рук, достиг помоста и коснулся колесованного юноши.
      Девушка снова вскрикнула.
      Попятилась, наткнулась на зеркало.
      И исчезла.
      А потом послышался взрыв. Перепуганный странным волшебством, сопровождавшим его дочь, калиф поначалу решил, что взрыв - это тоже из области волшебства, еще более странного и опасного.
      Крики.
      Топот ног многолюдной толпы.
      Взорванная галерея просела.
      Трупы в пыли.
      - Хасем? Что происходит?!
      Придворный палач повалился замертво.
      В следующее мгновение Раджал уже развязывал путы. На его лицо легла тень. Раджалу на краткий миг представилось, что это принцесса Бела Дона волшебным образом прилетела к нему, чтобы спасти его.
      Но то была не принцесса.
      - Вот дерьмо-то! - послышался знакомый голос.
      Деревянный помост пошатнулся. В воздухе запахло порохом. Никакое это было не волшебство. Это рвались, одна за другой, на рыночной площади уабинские бомбы.
      - Спасайся, кто может! - доносились дикие вопли со всех сторон.
      И снова знакомый голос:
      - Скорей! Скорей же!
      Раджал обрел свободу.
      - Уабины!
      В одно мгновение все было кончено. На площадь на всем скаку въехали всадники в белых балахонах. Они размахивали мечами и горящими факелами. Ложа калифа сотрясалась - там шло побоище. Потом распахнулась дверь, и в ложу размашисто, нагло вошел воин-уабин и вложил в руку калифа свиток. Маленький толстячок стащил с вспотевшего лица маску. Маска со звоном упала на пол. Дрожащими руками Оман развернул свиток и передал визирю, пискляво пролепетав:
      - Хасем, что... там... написано?
      - Не так много, - мрачно отозвался Хасем.
      - Хасем! Я спрашиваю... что там?..
      - Прочти сам, Оман. Ведь это написано тебе.
      Толстячок, заикаясь, начал читать.
      - "Приветствую тебя, Великий Владыка..." Но это же хорошо написано, Хасем, а?
      Визирь свирепо вырвал у калифа свиток и, брызгая слюной в лицо своего господина и повелителя, прочел следующее:
      Твой город окружен. Сопротивление бесполезно и не нужно. Мы пришли с миром, чтобы освободить ваш халифат от засилья султана Каледа, а твою дочь - от ее помолвки. И поскольку все земли Унанга теперь будут принадлежать мне, принцесса Бела Дона станет моей невестой.