Вот теперь девушка сама вскочила, оставив удобное кресло. Сдернув мантию с крючка на двери, торопливо оделась. О розыгрыше речь больше не шла.
      — По дороге расскажешь! — бросила она.
 

* * *

 
      Жилые корпуса для преподавателей располагались в центре городка — сложный комплекс соединенных между собою строений, созданный еще в дни основания Университета. Эти красиво стареющие здания окружал кустарник и разросшиеся деревья — возможно, давным-давно здесь был регулярный, подстриженный сад. А теперь одичавшая растительность словно оберегала ученых от суеты.
      Пролт неохотно ступила на тропинку, ведущую к этому островку. Осенняя ночь была, холодна, ветер порывами прокатывался по листве. В этом чудилось что-то зловещее. Но Ксинк шел с нею, и она отбросила страх.
      Пройдя по тропинке, они вошли в ближайшую дверь. Дальше пришлось преодолевать запутанную сеть коридоров. Внутри все выглядело довольно обветшалым, чего Пролт не ожидала. Но древность придавала этим домам очарование, какого не хватало всем прочим постройкам Университета. Здесь все пропитал теплый дух старины, бумаги и чернил — знаний, а может быть, и мудрости.
      Пролт никогда здесь не бывала, но знала, где живет Хоннис. Он когда-то сам показал ей круглое окно на верхнем этаже. Пролт отыскала лестницу и помчалась наверх с жестоко бьющимся сердцем.
      Под дверью переговаривалась вполголоса троица преподавателей в мантиях. Дверь стояла нараспашку, изнутри доносился пронзительный неприятный голос.
      Наконец Пролт замедлила ход. Мэтр Хоннис жив! Ксинк не солгал ей.
      Преподаватели с нарочитой медлительностью обернулись и уставились на нее. Похоже, она не была чрезмерно популярна среди преподавательского состава. Когда-то она слыла образцовой ученицей, усердно прокладывая путь к совершенству в редкой академической области. А теперь стала... чем? Чем-то другим. Той части ее души, какая осталась от прежней, молодой и невинной Пролт, были все еще приятны хорошие отзывы преподавателей Университета. Но эта часть сильно умалилась и неуклонно сходила на нет, чуть ли не с каждым часом.
      Она протиснулась между преподавателями, слыша, как Хоннис рычит за дверью. Старик был вечно чем-то недоволен, но обычно не выражал недовольство столь энергично. Он предпочитал покрывать свои острые упреки блестящим слоем льда.
      Его квартира была почти так же аскетична, как студенческая келья, где она прежде жила. Тесно, потолок низкий. Узкая кровать, табурет, лампа, простой квадратный стол. Круглое окно забрано толстыми стеклами в переплете.
      Больше всего здесь было бумаг. Пергаменты валялись повсюду: стопками, россыпью, пачками, в каждом углу. Отдельные листы, книги-кодексы и свитки — излюбленная форма северян. Вряд ли этот завал поддавался разбору и правильной раскладке.
      Ксинк остался ждать снаружи. Пролт вошла и увидела, что мэтр Хоннис лежит на кровати и спорит с Чигелом, университетским врачом. Чигел с великолепным апломбом поучал Хонниса относительно ценности постельного режима — а глава кафедры военной истории рассказывал ему, какими практичными методами варвары из северного племени Скралл Нот избавлялись от своих раненых.
      Чигел выслушал Хонниса, не перебивая. Так они сравняли счет.
      Наконец спор завершился. Чигел вышел из комнаты, и Хоннис заметил Пролт.
      — О, теперь я понял, что требуется, чтобы вы удостоили меня своим визитом!
      Хоннис так изменился, что она с трудом его узнала. Теперь, когда Чигел убрался, гнев старика утих. Что-то случилось, это очевидно. Что-то ужасное.
      Она не видела его и не обращалась непосредственно к нему с той ночи, когда тайно появился правитель Сультат. С той ночи, когда Пролт открылась отвратительная истина — о том, как Хоннис использовал ее.
      — Как вы себя чувствуете? — стандартный вопрос вылетел раньше, чем она сообразила, что задает его.
      То, что он проигнорировал ее неловкость, было весьма нехарактерным для мэтра проявлением вежливости.
      — Я должен многое вам сказать, если вы сумеете услышать. Очень важные вещи — для всех, но в первую очередь для меня самого.
      Ксинк успел рассказать ей, что мэтр Хоннис неожиданно потерял сознание в коридоре. Это произошло часа полтора назад.
      — Я готова слушать. — Она закрыла дверь и подошла к кровати, осторожно переставляя ноги, чтобы не наступить на пергаменты. Их действительно было огромное количество — мало кто из богатых людей мог бы позволить себе приобрести столько.
      Из-за внутреннего огня, прорывавшегося вспышками гнева, Хоннис всегда казался людям выше и крупнее, чем на самом деле. Но теперь, лежа в постели, он не выходил за пределы жалких телесных рамок, соответствующих его неизмеримой старости.
      — Сколько бы лет вы мне ни дали, не ошибетесь, — сказал он, поняв, о чем она думает. — Вообще я намного старше, чем вы можете предположить. В последние годы я поддерживал жизнь омолаживающими заклинаниями.
      Пролт зажмурилась. У Хонниса, видимо, случился удар. Но... не пострадал ли при этом его разум? Эта мысль глубоко беспокоила ее.
      — Кто читал эти заклинания... для вас? — спросила она.
      — Я занимался этим сам.
      Она в замешательстве прикусила нижнюю губу.
      — Ваш следующий вопрос — не маг ли я? Считайте, что да. Я обладаю некоторыми знаниями, которые некогда, давным-давно и в других краях, считались самым обычным делом. Но мы здесь, на нашем маленьком и печальном Перешейке, живем в эпоху всеобщего страха...
      Его изможденное старое лицо было скорбно. Каким печальным, каким сокрушенным выглядел он... У Пролт заныло сердце, и внезапно слезы пролились сами собой.
      — Но я зашел за дозволенные пределы. Пользоваться магией омоложения опасно, а я уже довольно давно играл с этой опасностью. Теперь расплачиваюсь. Все правильно и справедливо. Не печальтесь из-за меня!
      Слезы уже проложили дорожки по щекам Пролт, но источник их словно замерз от его суровых слов.
      — Я прожил жизнь не впустую. — Его голос теперь приобрел непривычную мягкость. — Жил долго, успел многое. Еще до того, как я появился в Фебретри, у меня на счету были немалые свершения. Мне знакомы и жалость, и дерзость, и гнев, и любовь. А в последние годы меня сильно заботило новое увлечение магией на севере. Втайне я... боялся возможных последствий.
      — Фелькской войны?
      — Войны при помощи магии. — Его голова, обрамленная седым венчиком, резко дернулась. — Я обратил внимание Сультата на эти вопросы сравнительно недавно. Мы следили, как Матокин, могущественный маг, идет к власти в Фельке. Как создается Академия, где магов готовят к службе в армии. Все характерные приметы были налицо. Начало войны стало неизбежным уже несколько лет назад.
      Пролт украдкой отерла глаза. Хоннис пошевелил рукой, вытащил какую-то перчатку и положил поверх одеяла.
      — Я постоянно держу связь с премьер-министром. И с теми разведчиками, которых Сультат по моему наущению послал следить за продвижением армии Фелька. Эти разведчики происходят из одного благородного дома Петграда. В этой семье сохранили древние традиции и тайно обучали детей искусствам, которые со временем стали запретными.
      Пролт удивленно взглянула на перчатку.
      — Вы не верите мне, — сказал Хоннис.
      — Мэтр...
      — С чего вам верить? — Его обычная страстность ненадолго вернулось. — Вы ничего не знаете о магии. В этом отношении вы столь же невежественны, как и прочие жители этого жалкого Перешейка. За исключением того хитроумного колдуна на севере, который прибегнул к силе, которой другие глупо пренебрегли и почти забыли за сотни зим.
      Пролт сказала, тщательно подбирая слова:
      — Верно, я не слишком много знаю о магии. Но признаю, что в армии Фелька ее применяют в военных целях.
      Она ведь видела подробные карты того, что случилось под У'дельфом — как генерал Вайзель использовал порталы для переброски своих сил.
      — Значит, — сказал Хоннис, успокоив дыхание, сбитое после вспышки эмоций, — вы верите в нечто, от чего большинство людей отворачивается из суеверного страха. Магия — естественное, природное явление. И она так же опасна, как большинство природных явлений.
      Он поднял перчатку. Пролт заметила с тревогой, что рука Хонниса трясется.
      — Вы с самого начала удивлялись, каким образом я достаю текущие сведения о действиях Фелька, происходящих так далеко.
      — Да, — честно сказала Пролт. — Это меня удивляло.
      —  Дальнеречь.
      — То есть?..
      — Магия связи. Эта перчатка принадлежит одному из лучших разведчиков Сультата. Тот разведчик, в свою очередь, получил предмет, принадлежащий мне, который я часто брал в руки, и тем самым передал ему часть своего... духа, если вам угодно.
      — Духа? — Слово оттолкнуло Пролт. Для духа не было места в ее мире холодной логики и умозрительных построений.
      Хоннис заскрежетал зубами:
      — Ради здравомыслия богов, мыслитель Пролт, не замыкайте сейчас свой разум!
      — Простите, мэтр Хоннис.
      Вот странно: всего какой-то час назад она мысленно проклинала этого человека. А теперь старалась оказать ему все почести, положенные по академическому статусу. Не говоря уж о том уважении, которого он заслуживал как ее наставник.
      Но ведь Хоннис предал ее! Как она может простить такое... даже если он лежит на смертном одре?
      — Пользоваться магией может всякий, — произнес Хоннис. — Но способности к этому у людей разные. Это то же самое, что и умение, скажем, понимать на интуитивном уровне стратегию и уловки полководца, умершего две с половиной сотни зим назад.
      — Понимаю, — сказала Пролт.
      — Не думаю, что понимаете, — возразил он, но без резкости.
      — Тогда объясните мне!
      Хоннис прикрыл глаза, вздохнул; в груди у него похрипывало.
      — У магии имеется источник. Люди обычно полагают — если вообще в это верят — что практикующие маги используют энергию, заключенную в них самих. И даже те, кто обладают слабыми магическими способностями, разделяют это мнение. Они не знают ничего иного, и их никто не учил. Но магия приходит не изнутри.
      — Откуда же? — Пролт стало любопытно.
      — Из другой сферы. У этого источника много имен, как у богов есть много лиц: Исток, Ключ Божественности, Пресветлое Рождение.
      Она озадаченно выслушала этот перечень. Имена звучали архаично, от них веяло древними суевериями.
      — Это место, откуда все мы приходим и куда возвращаемся. Мир огромной энергии, неисчерпаемой силы.
      — Реальный мир? — Пролт нахмурилась, инстинктивно пытаясь придать рациональный смысл словам Хонниса. — Вы подразумеваете, что существует другая реальность, отличная от нашей?
      — Это самоочевидно.
      — Каким образом?
      — Наша реальность — жизнь. Что ей противоположно?
      — Я не училась у мэтра Туррого, — сказала она. Туррого возглавлял философское отделение. — Я училась у вас. — Эти последние слова вышли у нее как-то хрипло.
      — Что есть противоположность жизни? — Хоннис настойчиво требовал ответа.
      — Смерть, — сказала Пролт, вздрогнув.
      — Это еще одно имя. Древнейшее.
      Она не улавливала нити его мысли, не была даже уверена, что эта нить куда-то может привести. Но она обещала выслушать его. И потому каждое сказанное им слово запоминала намертво.
      — Вы утверждаете, — прошептала Пролт, — что магия истекает извне... из-за пределов жизни? Ее источник — смерть? Но в этом нет смысла!
      По правде говоря, все, что она сейчас слышала, противоречило законам рассудка. Она признавала действенность магии. Люди из Фелька применили ее на войне, а война — реальность, не подлежащая сомнению. Но все эти разглагольствования Хонниса насчет Истока и прочего...
      — Из него все мы приходим, — повторил Хоннис, не открывая глаз, — и туда возвращаемся.
      Теперь он открыл глаза и остро взглянул на Пролт. Ее потянуло подойти к нему, опуститься на колени у кровати, взять его за руку. Но она не знала, понравится ли это ему, и осталась неподвижной.
      — Я умираю, потому что заклинания омоложения выдыхаются, их нужно возобновлять, — сказал старик. — А я растратил слишком много сил на магию Дальнеречи. Смерть — не зло. Жизнь — не добро. Обе они — могущественные силы, как все противоположности на свете. И обе подпитываются с другойстороны.
      Ему пришлось умолкнуть, чтобы снова перевести дыхание.
      — Матокин довел использование магии в нашем мире до степени, какой не знали люди уже много, много зим, — продолжил он. — Он подготовил много практикующих магов, обучил магическим действиям, но не преподал им этических основ. Они не предвидят, к каким последствиям приведут их действия. Только самые умелые среди них — прежде всего, маги Переноса, — хоть что-то знают об Истоке. Но большинству из них известно лишь, что при достаточном объеме знаний, упражнений, с применением правильных песнопений, жестов и силы воли они могут достигать впечатляющих результатов.
      — Но что же это за последствия? — Пролт уже начинала понимать его.
      Едва заметная улыбка коснулась губ Хонниса. Но даже и такую странно было видеть на его лице.
      — Они пользуются магией Переноса. Открывают двери, порталы. Они проникают в ту, другую реальность. Они заигрывают с опасностью — сути которой, возможно, не понимает даже сам Матокин.
      Теперь настал черед Пролт требовать ответа:
      — Да, но что это за опасность?
      Хоннис неожиданно собрался с силами. Его лицо вновь стало той суровой неприязненной маской, которую она так часто видела прежде. Он глянул не нее в упор жгучим взглядом.
      — Почему рухнули в прах могучие империи Северного и Южного континентов много сотен зим назад? — спросил он, словно она была жалкой студенткой первой ступени.
      — Великая Смута, — ответила она, чувствуя, как холод разливается по телу. — Междоусобицы. Если вам нужно подробное изложение, я могу пересказать, что удалось собрать историкам по этому периоду хаоса...
      — Со времен Смуты, — перебил ее Хоннис, пропустив ее слова мимо ушей, — каково было преобладающее отношение к магии и магам?
      Эта тема была крайне обширна, но на прямой вопрос можно было ответить коротко:
      — В большинстве стран к людям, занимавшимся магией, относились со страхом.
      — Но почему? — спросил Хоннис.
      — Они считались виновниками Смуты. Им...
      Взгляд Хонниса прямо-таки пронзал ее теперь. Она замялась. Его лысая голова слегка качнулась — сказанного было достаточно.
      — Да, — проговорил он, и голос его снова звучал слабо, прерывисто. — Великая Смута — следствие чрезмерного увлечения магией. Магов обвиняли, потому что они были виноваты. Правители тогдашних империй в конечном счете были не мудрее, чем Матокин и его последователи.
      Ноги Пролт подгибались. Она нащупала табурет позади себя, стряхнула с него стопку листов и села. Она не могла говорить. Спазм перехватил горло.
      — Я хочу сказать кое-что еще.
      Пролт закрыла глаза. Прошло несколько минут. Хоннис следил за нею, не в силах поднять голову с подушки. Она встрепенулась, передвинула табурет поближе, хотя за руку учителя так и не взяла.
      — Я не могу гордиться вами, — сказал он вдруг, медленно роняя слова. — Не имею права. Никто не должен гордиться достижениями другого человека. Это нелепо. Но... ваши достижения исключительны. Вы сами не знаете, насколько одарены. Я сам обрабатывал отчеты разведчиков Сультата, каждый отчет, досконально. Я тоже распознал приемы Дардаса. Но у меня не получилось — хотя бы с половиной вашей точности — предсказать его действия. Вы знаетеДардаса. — Летучая улыбка мелькнула снова. — Ваше тактическое решение — вспомнить битву на Торранских полях... блестящий ход!
      Пролт почувствовала, что слезы вновь готовы выкатиться из глаз. Как бы сильно ни обидел ее Хоннис, это делалось для общего добра. Для создания союза, задуманного Сультатом. Для победы над Фельком.
      — Спасибо, мэтр Хоннис, — сказала она.
      — Это Дардас, вы знаете?
      — Конечно, мэтр Хоннис.
      — Нет... Пролт, поймите: это живойДардас!
      Она уставилась на него круглыми глазами. Он вздохнул.
      — Позвольте ознакомить вас с основами магии воскрешения...
 

* * *

 
      Битва на Торранских полях. Блестящий ход? Возможно. Пролт казалось, что это очевидно. Она просто подошла к задаче логически. Она знала стиль Дардаса, умела предсказывать его решения. Додуматься, как остановить его на поле боя, можно было путем анализа и рассуждения.
      Как остановить Дардаса? Не Вайзеля. Нет, Вайзель не был подражателем. Трудно поверить в эту войну с магией. Как все это значительно и важно для истории...
      Равнина Торрана была местом одной из величайших побед Дардаса, одержанной около двух с половиной веков назад. Его войско столкнулось тогда с серьезным противником. Вражеский вождь был таким же полководцем Северных Земель, он разбирался в тактике сражений и на равных соперничал с Дардасом. Он расположил свои силы так, чтобы загнать воинов Дардаса в ловушку. Засада была устроена хитроумно, с расчетом на фланговый удар двумя отрядами, державшимися в укрытии до наступления решающего момента.
      Дардас, разумеется, не попался на крючок. Он обошел засадные отряды с флангов и лихо врезался во вражеское войско, рассеявшимися остатками которого пополнилась собственная армия Дардаса.
      Пролт посоветовала Сультату воспроизвести тот же самый сценарий битвы. Сультат должен был расположить свои силы (все, какие только ему удастся собрать) точно так же, как тот полководец древности. Вайзель-Дардас распознает «ловушку» и повторит тот же обходной маневр.
      Но это было лишь нарочитой уловкой. Фелькские войска, двинувшись в обход, неминуемо растянутся, разделятся. Это неизбежно сделает их уязвимыми. Они не смогут успешно отбить удар, нанесенный в точно рассчитанное время в нужном месте — и тогда армия Фелька будет рассечена надвое.
      Пролт знала это. Она давно уже изучила историю битвы на Торранских полях. Она до изнеможения спорила о ней с другими студентами своего отделения. Она разыгрывала битву, рисуя схемы на бумаге. Дардас был блестящим полководцем — возможно, вообще лучшим из тех, кто известен истории. Но он не был непогрешим — особенно когда его враг бывал вооружен знанием его стратегии и приемов.
      Вернувшись домой, она застала дверь комнаты незапертой. Ксинк ждал ее, сидя в кресле.
      — Я же говорила тебе, — сказала она, и голос ее звучал тускло. — Я хочу, чтобы дверь была всегда закрыта на замок.
      — Прости.
      Она разделась. Уходя из преподавательского дома, она видела первые проблески зари в небе. Зарождался пасмурный, хмурый день.
      — Как там мэтр Хоннис? — спросил Ксинк.
      Она рухнула на постель.
      — Он умер. Ложись. Иди ко мне...
      Он нерешительно поднялся. На этот раз Пролт избегала смотреть ему в глаза. Она просто хотела ощутить мирное тепло его тела. Она нуждалась в утешении. Ее роль в Фелькской войне была сыграна.

РАДСТАК (4)