— Угу. — Скитер помолчал немного, собираясь с духом. — Ну, если называть вещи своими именами, — он не смог скрыть горечи в голосе, ибо наконец говорил истинную правду о том, чем занимался, — я обманом вытянул или просто украл все до последней монеты из того, что привез из этой прибыльной поездочки. Вплоть до последнего медного аса и на что он тут у них делится.
Маркус долго молчал, разминая мышцы на спине Скитера до тех пор, пока они не превратились в подобие пудинга.
— Взрослеть можно по-разному, Скитер, и я все равно не имею права судить тебя, ибо я один знаю правду о тебе — то, как рос ты. Твое детство, Скитер, было куда страшнее моего.
— Что? Откуда, черт возьми, ты знаешь, как…
Маркус не слушал его. Он невесело усмехнулся.
— Поверь мне, Скитер, мое детство было настоящим адом. Но твое было гораздо хуже. Я вел себя как последний дурак, когда судил тебя так сурово.
— Черта с два ты был дураком.
Снова воцарилось неловкое молчание. Первым не выдержал и вздохнул Скитер.
— Значит, вы не судьи? Это так вы, Найденные, ведете свои дела?
— Во-первых, — Маркус надавил на мускул под лопаткой Скитера с такой силой, что тот не удержался от вскрика, — у нас нет «дел». Наша организация создана только для выживания тех, кто оказался оторван от своего времени в плену на Восемьдесят Шестом. Мы то, что Бадди назвал бы «группой поддержки». И нам приходится помогать освоиться на вокзале людям самых различных религиозных и политических убеждений, разных народов, мужчинам и женщинам. Не так-то просто руководить этой группой.
— Так ты и есть этот руководитель?
— Я?! — Маркус чуть не поперхнулся. — Великие Боги, никогда! У меня нет ни таланта, ни терпения для такой работы. — Короткая пауза. — Я правильно сказал? «Никогда» или «ни за что»?
У Скитера хватило ума не усмехнуться. У Маркуса не оставалось почти ничего, кроме уязвленной гордости, и Скитер не имел ни малейшего намерения добавлять новые ошибки к тем, что уже успел совершить.
— Да, — тихо ответил он, — ты сказал все правильно, Маркус. Но если не ты руководитель, то кто? Ты приспособился лучше почти всех остальных, ты умен и мог утвердить себя…
— Прошу тебя, Скитер! Есть другой человек, о котором ты можешь говорить так, но не я. — Он набрался духу. — Это Йанира и еще несколько других, отвечающих за отдельные задачи. Вроде того, как не допустить, чтобы хоть кто-то из наших голодал. — Маркус усмехнулся, видя удивление Скитера. — Знаешь ли ты, например, как долго нам пришлось убеждать Кайнана Риса Гойера в том, что мы не навеки проклятые почитатели дьявола? Зато теперь он ходит на наши собрания и высказывает очень даже здравые мысли.
— Уф. Я и не знал, что вы сумели организоваться так; я не знал даже, что у вас вообще есть организация. Но я так понял, что помощь вам не помешает. Видишь ли, я все равно спускаю почти все деньги на игру и прочую ерунду — подцепил привычку в юрте у Есугэя, — так что решил сразу отбирать часть и посылать вам, чтобы я мог сказать себе: вот я сделал хоть что-то достойное по меркам этого мира.
Он и сам удивился тому, как голос его дрогнул на словах «этот мир».
— Ты только подумай, как эти два моих мира борются во мне. Порой… порой мне кажется, будто они просто разорвут меня пополам. В самой глубине души я все еще мечтаю о чести идти в набег простым воином-якка. Но я ведь жил в той грязи и смертельной опасности, к которым они привыкли, Маркус, — целых пять лет жил. Жуткая жизнь, опасная и, как правило, до обидного короткая; и все же я тоскую по ней. А другая часть меня тянет в другую сторону, в сегодня, откуда я родом. В сегодня, где я ненавидел своего отца за равнодушие даже к тому, что я уже в восемь лет стал воришкой и жуликом. И я знаю, что Есугэй гордился бы мной, тем, как я жил эти последние годы. Но вот он я — меня терпят только за то, что я не краду у своих. Они ведь не понимают, что они — единственная семья, что у меня осталась. — Теперь пришел черед Скитера вытирать глаза. — Что ты там говорил насчет того, что я лгу сам себе? Может, ты и прав. Я и сам уже не знаю. Маркус промолчал, двигая своими волшебными руками вдоль его позвоночника, разминая больные мышцы.
— Я понимаю, это были горькие слова, — произнес он наконец. — Прости, что я сказал их вот так. Но мне ведь жаль тебя, Скитер. Если тебя поймают хоть несколько раз, Булл Морган отправит тебя в Верхнее Время под суд, а я потеряю друга… и не просто друга, а Потерянного.
Скитер так удивился, что даже перестал жалеть себя ненадолго.
— Потерянного? С какой это стати, ты ведь знаешь и мой адрес, и мой телефон…
— Нет, Скитер, ты не понимаешь. Потерянный — это человек из Нижнего Времени, которому нужна помощь, но который из страха или боязни, что его найдут, хоронится в вокзальных закоулках до тех пор, пока голод не вынудит его сделать что-то. Мы бессильны помочь таким, пока не найдем их. Они все равно что потеряны для нас, для всей Вселенной, пока не дадут о себе знать. И даже потом требуются недели, месяцы, а то и годы, прежде чем такие начнут доверять нам настолько, что станут Найденными.
Помнишь, Скитер, того валлийца, о котором я говорил, Кайнана Риса Гойера? Он как раз из таких. Потребовалось много недель, прежде чем мы смогли убедить его в том, что мы вовсе не охотники за его душой. К счастью, среди нас был один христианин — правда, из ранних христиан; он попал на вокзал через Римские Врата, — но ему все же удалось убедить Кайнана, что ему безопаснее будет — нет, что на то воля Господа — присоединиться к нам. — Маркус вздохнул — Это всегда так больно: знать, что где-то среди нас скрывается Потерянный, и не иметь возможности помочь ему.
Удивление охватило душу Скитера, не оставив места для сопливой жалости к себе.
— Уж не обо мне ли ты говоришь, Маркус? Ответ прозвучал в темноте почти неслышно:
— О ком же еще?
Это было уж слишком, чтобы переварить так, сразу. Скитеру буквально не оставалось ничего, кроме отступления.
— Угу. Ладно, спасибо за массаж. Думаю, до утра я уже не смогу пошевелиться. Все хорошо, Маркус. Я рад, что мы снова друзья. Ужасно тоскливо — терять единственного друга. — И с этими словами забылся сном.
Маркус еще долго сидел на своей кровати, слепо глядя в темноту, откуда раздавалось дыхание Скитера. «По крайней мере он снова ищет дружбы». Маркуса охватила такая боль, что он с трудом дышал. Слова «единственный друг» жгли его огнем. Он еще не знал как, но, если им удастся пройти обратно через Римские Врата, он сделает все, что в его силах, чтобы друзей у Скитера было больше. Он сглотнул застрявший в горле ком, вспомнив условия пари с Голди Морран. Они могут вернуться и обнаружить, что Голди объявлена победительницей ввиду долгого отсутствия Скитера. Пройти все то, что довелось пройти Скитеру, — и только для того, чтобы его изгнали с вокзала… нет, невыносимо. Случись такое, Маркус и остальные Найденные сделают все, чтобы Голди лишилась своего дела и, разоренная, отправилась в Верхнее Время, в мир, которого Маркус никогда не увидит сам. Каким именно образом — об этом уж позаботится Совет (многие члены которого имели за плечами многолетний опыт войн и кровной мести).
Маркус горько улыбнулся в темноте. Мало кто из Верхнего Времени воспринимал их, Нижних, всерьез. Туристы считали их невоспитанными дикарями, способными разве что на то, чтобы таскать багаж через Врата. Похоже, их даже не беспокоило то, что уже не один из Нижних исчез, затенив себя, потому что никто не позаботился предупредить его об опасности. «Путешествия во времени, Инкорпорейтед» прилагала большие усилия к тому, чтобы защитить своих клиентов. На носильщиков эти меры предосторожности не распространялись.
Ничего, эти типы из Верхнего еще забеспокоятся, и очень скоро, если Маркусу доведется сказать свое слово.
Если им со Скитером удастся благополучно вернуться через Врата.
Если…
«Ладно, — сказал он себе, — ты все равно ничего не можешь сделать, сидя в этой гостинице, ожидая открытия Римских Врат. Поспи лучше, пока есть такая возможность. Завтра мы можем оказаться в руках охотников за рабами или, хуже, преторианских гвардейцев». Он невольно вздрогнул, припоминая истории про то, что случалось с беглыми рабами, попавшими в лапы преторианцев. Маркус опустился на жесткое ложе — несравненно, впрочем, более удобное по сравнению с подстилками для рабов, к которым ему пришлось снова привыкнуть, и все равно жалкое по сравнению с той замечательной кроватью у него в квартире, на ВВ-86, где ждет его Йанира.
Маркус так и заснул, мечтая о воссоединении с семьей, строя планы или спасения Скитера, или разорения Голди.
Одно или другое — но это случится неизбежно, так же неизбежно, как завтрашний рассвет — жаркий в Риме или свежий и прохладный в родной Галлии.
Одно или другое…
Маркус уснул наконец.
* * *
Когда Врата Дикого Запада отворились в задней стене принадлежавшей «Путешествиям во времени» конюшни, Малькольм и Марго буквально шатались под весом своей поклажи. К этому времени им удалось снять на видео, как Фарли зарывает свои денверские приобретения. Как и предсказывал Малькольм, Фарли выбрал для этого место в нескольких ярдах от первого тайника, уже опустошенного ими. Еще одна пленка запечатлела то, как Фарли выходит из своей гостиницы — уже блондином с начинающими седеть висками, с носом совершенно другой формы и пышными усами. Он не нес с собой почти никакой поклажи.
Если бы они не следили за ним больше недели, они ни за что не узнали бы его. Этот парень был настоящим профессионалом. Слишком хорошим профессионалом. Профессионалу такого калибра, наверное, платят уйму денег Верхнего Времени. Фарли прошел через Врата прямо перед ними. Новый человек (без сомнения, с новым безупречным удостоверением личности, сфабрикованным где-нибудь в Нью-Йорке, вплоть до просканированной сетчатки и медицинских данных). К счастью для Малькольма с Марго, он не заподозрил того, что хоть один предмет из его собрания может пропасть, даже притом, что Малькольм почти вдвое согнулся под весом древних сокровищ, выкопанных из тайника. Марго приходилось еще хуже. Ее водило из стороны в сторону, как подростка, перебравшего пива. На деле она была трезва как стеклышко, но даже ее поклажа казалась ей невыносимо тяжелой, хотя Малькольм упаковал все самые тяжелые предметы к себе.
Майк Бенсон, шеф вокзальной службы безопасности, стоял рядом с платформой, придирчиво осматривая возвращающихся туристов в поисках чего угодно незаконного. Должно быть, кто-то предупредил его. Голди? Скитер никак не мог — его нет на вокзале уже больше месяца. Когда Бенсон заметил этих двоих, глаза его округлились, потом сердито сузились.
— Майк! — прошипел Малькольм, опасаясь, что Фарли еще слишком близко и может услышать. — Нужна твоя помощь. Официальная!
Бенсон, на долю которого редко выпадало что-то более волнующее, чем открытие на Вокзале нестабильных Врат или дебошей, учиненных удравшими из школы детками туристов, мгновенно распознал Значительное Событие. Недовольство на лице его сменилось неожиданным глубоким облегчением, потом любопытством, перешедшим опять-таки в холодный гнев. Он коротко махнул Киту Карсону, тоже встречавшему свою внучку и почти что зятя. С точно таким же удивленным видом Кит зашептал что-то на ухо Майку. Выражение лица Кита можно было бы назвать почти комичным. Оба терпеливо подождали, пока они спустились по пандусу и сунули свои карточки в дешифраторы — «Путешествия во времени» внимательно следили за тем, чтобы их клиенты не затенили себя ненароком.
— Что это у вас? — тихо спросил Бенсон.
— Видишь вон того парня, седеющего блондина с длинным носом и усами?
Бенсон хмуро посмотрел в толпу.
— Ага. Понял. Ну и что с ним?
— Если я не ошибаюсь, — осторожно вмешался в их разговор Кит, — мы видим Чака Фарли в новом обличье.
Бенсон недоверчиво покосился на Кита, но тут же кивнул:
— Ага, похоже, ты прав.
Кит негромко рассмеялся, не переставая удивленно глядеть на их необычно тяжелую поклажу.
— Майк, ты-то уже мог бы привыкнуть к тому, что я всегда прав. — Он дал Бенсону время переварить это заявление. — Разумеется, кроме тех случаев, когда ошибаюсь, — добавил он, предотвратив взрыв возмущения. — Такие случаи тоже имели место, раз восемь или девять, и большинство из них, — он потрепал Марго по щеке, — по вине этой маленькой чертовки.
Марго покраснела до корней волос.
— Майк, — прервал их легкомысленную болтовню Малькольм, — я хочу, чтобы кто-нибудь из твоих парней проследил за этим типом до открытия Главных Врат, но так, чтобы тот ни на минуту не заподозрил, что за ним наблюдают.
Майк кивнул.
— Мои парни не подведут. Большинство их оказались на улице после Происшествия, когда лопнула налоговая полиция. Они хороши в деле, Малькольм.
Тот согласно кивнул.
— Видишь ли, Майк, я тут задумал отловить активного участника шайки по краже древних ценностей. Это серьезный тип. Нам бы не помешала твоя охрана по дороге в бюро МФВУОИ. Там все и расскажем.
— Я понимаю, что это касается только полиции, — не без зависти вмешался Кит, — но могу я тоже пойти с вами? В конце концов в это дело замешана моя единственная родственница.
— Кит Карсон, — фыркнул Майк Бенсон, — тебя пустили бы даже в Букингемский дворец.
— Я там уже бывал, Майк, — рассмеялся Кит. — Но это долгая история. — Глаза его озорно блеснули.
— Нет, с тобой просто нельзя иметь дела. Валяй с нами. Черт, даты разбираешься в древностях, поди, не хуже Роберта Ли.
С этими словами Бенсон снял с пояса свой воки-токи и быстро, без лишних слов организовал слежку за Фарли.
— Вот так. А теперь пошли поговорим с Ли, идет?
Они вместе отправились в антикварную лавку Роберта Ли, служившую по совместительству представительством МФВУОИ в Ла-ла-ландии. Подобные представительства имелись на каждом Вокзале Времени, и в штате их состояло по одному, но высококвалифицированному эксперту, а иногда и не по одному — на больших вокзалах с двумя или тремя десятками активных Врат. Поскольку анализ радиоактивного изотопа углерода потерял всякий смысл, определить подлинность того или иного объекта можно было только с помощью таких экспертов, способных, кроме того, дать детальное описание, изготовить копию, и т. д., и т. п. Майк почти сразу же заметил, с каким усилием давались Марго шаги с ее поклажей. Судя по всему, Кит это тоже заметил, поскольку прежде, чем Майк успел кликнуть носильщика, Кит отобрал у нее самый тяжелый мешок. Марго благодарно улыбнулась.
Майк ревниво вздохнул. Повезло же Малькольму Муру: он первый нашел ее, и Кит именно ему поручил воспитывать из нее разведчицу. Судя по взглядам, которым обменивалась эта парочка, они производили друг на друга не меньшее впечатление, чем малыш Давид на дылду Голиафа. Майк тряхнул головой, отшвыривая не слишком удачные сравнения, и молча погнал свое стадо в бюро МФВУОИ.
Они одолели примерно треть пути, когда Кит в очередной раз перехватил сумку другой рукой.
— Гром и молния, — вздохнул Кит, тряся затекшей рукой. — Что, черт возьми, вы сюда понапихали? Чистое золото?
Марго хитро прищурилась.
— Ага. По большей части. Наш дорогой мистер Фарли собирает весьма дорогую, хоть и дурного вкуса, коллекцию.
Майк смерил ее долгим, оценивающим взглядом, но она только хитро подмигнула ему. Черт бы побрал этого проклятого везунчика Мура. Одна такая улыбка отогнала почти всю насыщенную кислородом кровь из его мозга в какие-то другие, расположенные значительно ниже части тела. Недовольно ворча, он схватился за одну из сумок Малькольма, чтобы скрыть свое раздражение, и тут же едва не упал от ее веса.
— Тебя предупреждали, — усмехнулся Малькольм. — Тебе ни за что не поверить, что закопал там этот тип. И мы еще оставили нетронутым второй его тайник, чтобы власти Верхнего Времени могли взять его тепленьким.
— Это… здорово… давайте… поторопимся… ладно?
Спустя минуту он раскраснелся не меньше чем они. Марго смеялась, Кит ухмылялся, а Малькольм одарил Майка своей неповторимой, выводившей его из себя улыбкой. Сил на разговор у них уже не хватало. Слава Богу! Он был уже не совсем тот, что прежде, и этот вес сказывался на его сердцебиении, отдавался болезненными спазмами в руках, плечах и в спине, куда его ранили еще в бытность его простым копом. «Будем надеяться, что это стоит того, Мур, а не то тебе еще придется пожалеть об этом».
Однако когда они расстегнули сумки и разложили их содержимое (за исключением грязной одежды) на столе у Роберта Ли, тот издал сдавленный вопль, на который способны обычно только уличные коты в момент оргазма, глаза Кита Карсона расширились до такой степени, что на лице его не осталось ничего, кроме них, да и сам Майк Бенсон простил Малькольму все свои мучения. Он переводил взгляд с одной сверкающей фигурки на другую, не веря тому, что у него появилась наконец возможность поймать международного вора такого масштаба.
Малькольм рассказал все с начала до конца, сопроводив записями в журнале, потом вздохнул:
— Он здорово рассердился, увидев, что часть объектов исчезла — судя по всему, оттого, что их золото играло позже какую-то роль в истории. Он докупил кое-что в денверских борделях и закопал рядом с тайником, в котором схоронил вот это. — Он беззаботно махнул рукой в сторону того, что могло бы украсить собой целый зал в музее, если, конечно, тот не постеснялся бы выставить у себя подобные штучки.
— Ну, — Роберт Ли нетерпеливо потирал руки, — может, мы все-таки начнем?
Весь процесс занял несколько часов — время от времени Кит не соглашался с Робертом насчет даты происхождения той или иной безделушки из золота или дерева, золотая отделка которого не выдержала перехода через Римские Врата. Малькольм подвинул себе стул и молча смотрел на это. Марго прислонилась к прилавку, жадно впитывая каждое слово, каждую дату. Она была совершенно неотразима в этой позе, в своем денверском наряде, настолько поглощенная процессом описи, что Малькольм сомневался, услышит ли она свое имя, окликни он ее сейчас.
Один за другим все объекты были обследованы, признаны подлинными и тщательно упакованы. Некоторые из них удостоились восторженных стонов и восклицаний Роберта Ли и совсем редкие — даже Кита.
— Бог мой, Кит, ты только посмотри на это! Чистое золото, а что за точность деталей! Смотри, смотри, вот сюда, сзади. Лицо и атрибуты самого Гермеса, и что за выражение у него на лице!
Кит взял в руки то, что на первый взгляд казалось просто фаллосом чуть больше натуральной величины, осторожно повертел его в руках и поднял к свету.
— Я читал о таких штуках, — пробормотал он. — Но самому держать в руках такое…
— Я тебя понимаю, — тихо согласился Роберт.
— Деталировка потрясающая. Восковой слепок?
— Возможно. Или отливали по частям, а швы потом зашлифовали.
Кит снова поднял штуковину к свету.
— Вряд ли. От этого остались бы следы, а я не вижу ничего похожего.
— От воскового слепка тоже остались бы следы, — задумчиво заметил Роберт. — Как же они, черт возьми, сделали такое?
Ко всеобщему удивлению, Марго тоже подала голос:
— Ну а не может это быть… гм… настоящий, отрезанный и опущенный в золотой расплав? Все трое разом повернулись к ней.
— Это… гм… не такое уж неудачное предположение, Марго, — чуть сдавленным голосом ответил Роберт Ли, откашлялся и совладал со своими голосовыми связками. — В особенности учитывая точность в передаче вен и морщин на коже. Но настоящий член, опущенный в золото, никогда не был бы таким тяжелым. Это цельный металл.
— Может быть, это копия настоящего афинского палладия? — негромко предположил Малькольм. — Не думаю, чтобы Фарли смог достать оригинал. После того как римляне похитили его, он использовался в ежегодных тайных ритуалах, на которых разрешалось присутствовать только высшим посвященным. Но копия, возможно, вырезана из слитка?
— Вырезана из слитка? — эхом повторил за ним Роберт. — Да, должно быть, именно так это и сделали. Вырезали из цельного куска, отполировали до такой степени, что не осталось ни одного следа от инструментов… Бог мой, да самому искусному мастеру потребовалось, наверное, много месяцев, чтобы изваять такое!
Кит согласно кивнул.
— Иногда мы забываем про твою ученую степень, Малькольм, — произнес он с легкой улыбкой.
Малькольм чуть поклонился, принимая комплимент.
— Извинения приняты, — хитро произнес он. — И уж извинения из твоих уст, Кит, — это честь, которой можно гордиться до конца жизни.
Кит заметно покраснел.
— Тьфу. Со времени твоей помолвки ты сделался слишком сентиментальным.
Малькольм только ухмыльнулся не возражая.
— Нет, ты совершенно невыносим. — Кит отвернулся от него к Роберту Ли. — Боб, ты внес этот фаллос в каталог?
— Да. А следующий объект у нас… — у него перехватило дыхание. Взгляд его остановился на маленькой нефритовой фигурке.
— Господи, — поперхнулась Марго. — Это же Кали-Ma, танцующая на умирающем Шиве! Но… но это же индийские божества. Каким образом эта статуэтка оказалась в Риме? Не отломав при этом ни одну из маленьких деталей? — Руки, ноги, корона были столь хрупки и изящны, что свет проходил через камень почти как сквозь стекло.
— Римляне несколько раз пытались безуспешно напасть на Индию, — медленно произнес Кит. — Какой-нибудь офицер мог украсть это там, тщательно завернуть, нести на теле. И потом во времена Клавдия уже существовали кое-какие торговые контакты с Востоком. Или какой-нибудь мастер-раб мог вырезать это по памяти. Скорее всего правды мы так и не узнаем.
Роберт Ли почтительно взял со стола маленькую многорукую, многоногую танцовщицу.
— Превосходно, — шептал он. — Абсолютно превосходно! — Восторженный стон вырвался из его груди, когда он повернул статуэтку, чуть поглаживая дрожащими пальцами. — Но скажите на милость, зачем человеку, собирающему вот это, — он махнул рукой в сторону сексуальных игрушек и приспособлений, — нужно такое?
Марго вежливо кашлянула.
— Ну, танец Кали-Ma и Шивы сексуален по своей природе. Это танец жизни, символизирующий ежегодное возрождение вселенной. Шива обязан умереть, чтобы его кровь могла оплодотворить Кали-Ма, которая от этого семени родит его заново, а также урожай, плоды земные, птиц и дичь, смертоносных змей, способных чуть не мгновенно убить человека… — Она осеклась под пристальным взглядом троих мужчин, каждый из которых знал раз в пять больше, чем она сама. Первым заговорил Кит.
— Да, Марго, я вижу, что ты как следует налегала на книги. — Он покачал головой и игриво взъерошил ей волосы. — Отлично, детка. Правда, отлично.
От довольной улыбки Марго в комнате сделалось, казалось, еще светлее.
Роберт Ли тоже улыбнулся, потом занес Кали-Ма и Шиву в свой компьютерный каталог и со вздохом взялся за следующий образец.
Глава 20
Рассвет того дня, когда должны были отвориться Римские Врата, застал Маркуса и Скитера в довольно напряженном состоянии. Они намеревались прятаться по меньшей мере до пол-одиннадцатого — на этот раз Врата открывались в дневное время. Игр в этот день не было, значит, Люпус Мортиферус — человек куда более умный, чем могло бы показаться на первый взгляд, — наверняка будет ждать в толпе на Аппиевой дороге.
— Придется держать ухо востро, — вздохнул Скитер. — Ему сохранили жизнь, но я сделал его посмешищем всего Рима. Он наверняка горит жаждой мести — и чем кровавее, тем лучше это поможет подлатать его репутацию. Если до этого дойдет, смешайся с туристами, предлагай нести багаж — что угодно, только прорвись через Врата!
— Без тебя? — вполголоса возразил Маркус. — Без того, благодаря кому я дожил до сегодняшнего дня? Нет, Скитер, я не могу вот так бросить тебя на верную смерть.
— Ты хоть раз видел, как играет Люпус со своими жертвами?
Вместо ответа Маркус только пожал плечами.
— Если ты вмешаешься и попробуешь остановить его, он просто растерзает тебя на куски.
— Значит, надо сделать так, чтобы он нас не заметил. Будем идти осторожно, возможно, в гриме… Скитер подумал немного.
— Неплохая мысль. Надо сделать вылазку, раздобыть тебе подходящий наряд. На рынке, — добавил он, заметив озабоченное выражение лица Маркуса. — Ладно… придется мне выдумать что-нибудь, ведь у меня нет с собой моего гримировального набора.
— Ну, мы всегда можем попросить хозяина прислать к нам цирюльника. Побрившись как следует и изменив кое-что в костюме, ты вполне сошел бы за египетского купца.
— Побрившись? Бороду или как? Лицо Маркуса порозовело.
— Ну, Скитер, тебе в таком случае нужно купить себе, гм… египетское платье и ожерелье — ни один египтянин не покажется на людях без такого, — а потом… гм…
— Ну? — Идея стрижки и бритья понравилась Скитеру, но он хотел оговорить ее до конца, чтобы исключить какие-то досадные упущения, способные испортить все.
Маркус неуверенно посмотрел в глаза Скитеру.
— Тебе нужно будет обрить голову наголо.
— Наголо, — эхом повторил за ним Скитер. «Бедняга Маркус. Он боится шокировать меня. Видал бы он меня в Монголии!» — Очень хорошо. Пойду достану все, что нам нужно, и когда я вернусь, ты можешь попросить хозяина, чтобы он прислал нам цирюльника.
Маркус все колебался.
— Но мы можем себе позволить это?
— Мы не можем позволить себе обойтись без этого, — фыркнул Скитер. — И потом я думал, ты знаешь. Среди тех денег, что я подобрал во время своего круга почета, было несколько золотых аурий, да и динариев с сестерциями попалось не так уж и мало. Мы не можем позволить себе транжирить их, но эти покупки просто необходимы.
Маркус кивнул. Скитер поднялся и сжал его плечо.
— Запри дверь. Если она не запирается, придвинь к ней что-нибудь из мебели и молись, чтобы Люпус не выследил нас здесь. Если, когда я вернусь, я скажу: «Погода меняется», это будет означать, что меня схватили. Выбирайся на улицу через окошко. Сможешь пролезть?
Маркус посмотрел на маленькое окошко в задней стене и кивнул. Пожалуй, он пролезет. Конечно, он был уже не так худ, как в дни рабства, но пара недель, проведенных им в доме распорядителя арены, избавили его от нескольких фунтов веса. Во рту его до сих пор стоял вкус той размазни, которая большую часть жизни была его единственной пищей.
— А если ты будешь один?
— Я просто не скажу этих слов, — ответил Скитер и вышел, оставив Маркуса двигать мебель.
* * *
Если Скитер и ощущал себя где-нибудь в Риме как рыба в воде, так это на рынке — в чудовищно длинном здании с колоннадами, разместившемся за причалами и складами у реки, ломящемся от добра с кораблей, приплывших из одни боги знают каких уголков Империи только для того, чтобы в глубоководном порту Остии перегрузить свою поклажу на речные баржи. Скитер хорошо запомнил это место еще со времен его поездки с несчастной Агнес. Перекрытый портик оглушал эхом множества голосов, а в самом здании шум стоял совсем нестерпимый. Рабы спешили по поручениям своих господ, купцы приглядывали себе товар для выгодной перепродажи, и повсюду говорили, кричали, спорили, торговались, сбивая или набавляя цену.
Скитер игнорировал всю эту какофонию. В конце концов он несколько лет прожил в Нью-Йорке, можно сказать, на улице. По сравнению с этим римский рынок казался почти тихим: ни далеких полицейских сирен, ни клаксонов дальнобойных трейлеров, распугивающих с дороги зазевавшиеся легковушки, ни даже скрежета тормозов такси, петляющих в плотном транспортном потоке с ловкостью газели, за которой гонится изголодавшийся леопард.
Взгляд его натыкался на дорогие ткани, привозные вина, мешки с мукой для выпечки хлеба — основной еды бедняков, изящные стеклянные вазы, корзинки, кубки, даже стеклянные амфоры на кованых треножниках.
Скитер отвернулся от всего этого, заставив себя сосредоточиться на деле. По его расчетам, Люпус должен был сейчас сшиваться где-то около винной лавки на Аппиевой дороге, поэтому здесь, в одежде богатого гражданина, ему ничего не грозило, но он не хотел рисковать. Ему потребовалось некоторое время на то, чтобы найти то, что он искал, — не только для себя, но и для Маркуса. Он надеялся, что Маркус тоже не будет возражать против того, чтобы расстаться со своей шевелюрой. Размышляя об этом, он попутно стянул у особо неосторожных римлян пару кошельков потяжелее, но продолжал искать по прилавкам, предлагавшим товары, привезенные в метрополию из всех покоренных провинций. Некоторые особенно примитивные изделия напомнили ему о годах, прожитых в юрте. Он не прочь был бы купить пару таких на память. К черту, он пришел сюда вовсе не за сувенирами.
В конце концов он нашел то, что искал: целый прилавок египетских товаров, как на подбор безумно дорогих. «Как кстати я стянул эти кошельки, однако». Он поторговался с продавцом из-за двух дорогих льняных халатов, изрядно сбив цену; торговец причитал при этом: «Ты грабишь меня, римлянин», — и изображал на лице вселенскую скорбь, в которую не верили ни на секунду ни Скитер, ни он сам.
— Заверни, — коротко сказал Скитер. Торговец поклонился и послушно завернул покупку.
— Что еще могу я предложить вашей милости? Ожерелья? Кольца? Серьги?
Скитер не протыкал себе ушей, но если бы и проткнул, размера отверстий вряд ли хватило бы на серьги такого размера. Поэтому он с брезгливым видом отказался от них, выбрав ожерелья и кольца.
— Сколько? — ткнул он пальцем в пару ожерелий и несколько колец.
— О, да у вас превосходный вкус. Только для вас… всего десять тысяч сестерциев.
— Так кто кого грабит? — поинтересовался Скитер, тщательно выбирая слова из своего скудного запаса латыни.
Торг начался заново. Для Скитера это было истинной забавой — в конце концов кто, как не он, целых пять лет наблюдал (а иногда и участвовал сам) в ожесточенных спорах из-за цены на лошадь, безделушку для жены Есугэя или новый тугой лук. Он сбавил цену до семи тысяч — так, развлечения ради. Скрыв распиравшую его изнутри гордость, Скитер вежливо улыбнулся купцу, повторив все то же магическое: «Заверни!»