Те, кто видел фотографии, поперхнулись. Малькольм только улыбался, игнорируя это, из-за чего сердитее забилось так сильно, что она почти забыла о симпатичных молодых аспирантах. Улыбка Малькольма превращала ее внутренности — да и кости, пожалуй, тоже — в желе.
      — Ага, вот ты где! — воскликнул Малькольм, и на его длинном, костлявом, загорелом лице читалось явное облегчение. — А я думал, что ты уже ушла отсюда помериться силами со Свеном. Мы заходили к нему. Он дуется.
      — Я просто откладываю, — хитро прищурилась Марго. — Стоит ему швырнуть меня пару раз, как я выбываю из строя на весь следующий день.
      — Уверен, — ухмыльнулся Кит, — что ты гордишься этим, девочка.
      Она показала ему язык, поцеловала Малькольма — достаточно страстно, чтобы воспламенить его, но недостаточно, чтобы он потерял голову и утащил ее отсюда. Оторвавшись от него, она улыбнулась ему, глядя прямо в глаза, обещая продолжить позже, потом чуть не сокрушила ребра Киту. Это слегка застало его врасплох, но он не сопротивлялся. Он нагнулся и поцеловал ее несколько раз в волосы, словно не веря, что это происходит на самом деле.
      Когда она заглянула наконец ему в глаза, она увидела в них радость и боль
      — Я все сделаю, — прошептала она. — Все-все. Я даже расскажу тебе все про мою жизнь. Я знаю, мне давно следовало сделать это, но я боялась. После уроков, ладно?
      Кит только зажмурился.
      — Я… да, конечно. — Он открыл глаза и осторожно откашлялся. — Насколько я понимаю, у тебя сейчас ученики?
      Она вздохнула и застенчиво потупилась.
      — Ага. И как почти все, чем я занимаюсь, это, похоже, входит в мое обучение.
      Кит с Малькольмом одобрительно кивнули.
      — Что ж, это хорошо, что ты поняла это, — и, главное, сама, — добавил Кит.
      Марго взяла Малькольма за руку и положила ее себе на талию.
      — Прошу внимания, — объявила она. — Этот джентльмен, который обнимает меня, — доктор Мур, независимый гид по времени, высоко ценимый хорошо известными и богатыми людьми: мужчинами и женщинами, носящими европейские дворянские титулы, американскими промышленными и компьютерными магнатами, влиятельными журналистами и голливудскими звездами. Они приглашают доктора Мура для частных туров, лежащих в стороне от туристских маршрутов, чтобы не выслушивать обычный, повторяющийся раз от разу вздор. Помимо этого, доктор Мур ведет выгодные операции с драгоценными камнями, — Малькольм предостерегающе сжал ее руку, — а еще он обладатель ученых степеней по антропологии и античной культуре и — к моему большому удовольствию — мой жених.
      До них донеслось несколько сдавленных стонов. Глаза Малькольма, когда Марго заглянула в них, лучились смехом.
      Тем не менее Кит как-то странно посмотрел на нее.
      — А этот знаменитый герой, — продолжала она, высвободившись из объятий Малькольма настолько, чтобы дотянуться до мозолистой руки деда, — наверное, самый знаменитый затворник на земле. Вам сильно повезло, ибо вы повстречались с одним из самых первых разведчиков времени, обследовавших Главные Врата с самого начала, когда они начали открываться и закрываться по более-менее стабильному графику. Прекрасно зная об угрозе затенения, он продолжал разведывать различные Врата до тех пор, пока риск не оказался слишком велик, а потом осел здесь в качестве владельца одной из самых престижных гостиниц в мире, «Замка Эдо». Мне доставляет огромное удовольствие представить вам легендарного разведчика времени Вокзала Шангри-ла, Кита Карсона. — Она старательно обошла тот факт, что он приходился ей дедом.
      Выпученные глаза обратились на Кита; вид у аспирантов был при этом такой, словно они вот-вот лишатся чувств в присутствии бога во плоти.
      — Где, черт возьми, ты научилась так цветисто трепать языком? — спросил шепотом Кит, наклонившись к ней.
      — В том идиотском колледже, куда ты меня послал, — отвечала Марго таким же зловещим шепотом. — Можешь себе представить, меня там заставляли изучать этикет!
      Этикет стал вторым курсом, ее заставили изучать этот самый этикет вместо математики, которой ей отчаянно не хватало. Марго ужасно хотелось освоить свой личный журнал и АПВО — систему абсолютной пространственно-временной ориентации, — а для этого требовалась уйма математических познаний. Поэтому, когда ей так и не удалось мольбами, слезами и скандалами добиться того курса, который ей действительно был необходим, она в ярости вылетела из кабинета декана и принялась строить планы, как добиться своего. Ей пришлось самой купить все необходимые учебники по предмету, в котором ей отказали, и продираться через них до тех пор, пока не начала хоть немного понимать смысл каждой теоремы и формулы
      Уже немного лучше понимая смысл своих действий, она разработала для себя свой собственный ритуал, который повторяла каждый вечер: после ужина она неслась из кафетерия к себе в комнату и корпела над учебниками до темноты. И если небо было ясным — а зимой это случалось часто, — она доставала свой АПВО и начинала обходить с ним двор, образованный четырьмя корпусами студенческих общежитии, привязываясь по звездам и надиктовывая результаты измерений в микрофон журнала.
      Потом она, не обращая внимания на косые взгляды студентов, видевших, как она разговаривает с собой во дворе и тычет в небо маленькой коробочкой, и на похотливые взгляды других студентов, которым было наплевать, сошла она с ума или нет, только бы дорваться до того, что у нее под джинсами в обтяжку, возвращалась к себе в комнату и тщательно сверяла результаты измерений для каждой звезды.
      Конечно, математических познаний ей еще не хватало, но она уже неплохо освоила те формулы, которые требовались ей для привязки на местности. И она выучила-таки этот проклятый «этикет». Получила за него свою вонючую пятерку с плюсом «Вот только этикета и декламации мне не хватало, чтобы отправляться в Нижнее Время через неразведанные Врата!»
      Тут до нее дошло, что с лицом деда что-то произошло. Глаза его буквально горели от гнева, и его рыжеватые брови сошлись на переносице, покрыв весь лоб паутиной морщин — увы, некоторые из них появились в свое время по ее вине.
      — Мы поговорим еще об этом наедине, — пробормотал он. — Я хочу знать все про этот колледж. Все.
      «По крайней мере он разозлился не на меня», — немного успокоилась Марго. Никто, даже она, не хотел бы попасть под горячую руку Киту Карсону. Ей самой приходилось попадать, и слишком часто, так что еще одного раза ей не хотелось совсем.
      — И еще, Марго, — добавил Кит без намека на улыбку, — сделай дедушке одолжение, ладно? Брось к чертовой матери этот несчастный этикет и говори по-человечески, а не то я отведу тебя за шкирку в спортзал к Свену и душу из тебя там выколочу, пока ты снова не превратишься в мою нормальную внучку.
      Марго — чуть разозлившись, чуть успокоившись и очень сильно чувствуя, как сильно он ее любит, — встретила его взгляд с опасной улыбкой на губах.
      — Так-так, рукоприкладство по отношению к детям? И тебе не стыдно? — Улыбка ее сделалась шире. — А что до выколачивания меня… Можешь попробовать
      Впрочем, сколько она помнила Кита, лицо его почти всегда было мрачнее тучи.
      — Ох, да не переживай ты так, — шепнула она, прежде чем он успел сказать еще что-то. — Я ведь тоже терпеть не могу всей этой ерунды. Я буду умницей.
      Кит заметно успокоился, улыбнулся и нежно взъерошил ей волосы.
      — О’кей, огнедышащая. Валяй продолжай урок после того, как закончишь представлять нас друг другу.
      Поскольку Марго не знала, как зовут ученых, она повернулась к Энн Уж Энн-то наверняка должна знать имена своих клиентов!
      И тут Марго обнаружила, что Кит может еще удивить даже ее. Сделав над собой усилие, она не раскрыла рот, когда Кит вежливо поздоровался с каждым на родном языке, точнее, на языке, который они могли бы знать кроме английского: на идише с доктором Рубинштейном, на безупречном украинском с Василько, глаза которого расширились настолько, что стали напоминать два ярко-голубых бассейна. Василько ответил что-то по-украински, отчего Кит улыбнулся. От приветствия на арабском щеки Кэти порозовели — она явно была знакома с арабским достаточно, чтобы понять фразу, произнесенную Китом.
      Затем он повернулся ко второму доктору-палеонтологу.
      — Я восхищаюсь вашей работой, доктор Реджинальд-Хардинг. Я видел, во что превратился Американский Музей после Происшествия. То, как вы смогли собрать средства на восстановление его, не говоря уже о реставрации ископаемых останков и других бесценных экспонатов, сильно смахивает на чудо. Для меня большое удовольствие познакомиться наконец с вами.
      Они обменялись рукопожатием. Вид у доктора Реджинальд-Хардинга был при этом несколько ошалелый, чтобы не сказать напуганный. Если это не прошло мимо внимания Марго, то Кит тем более не мог не заметить этого, поэтому одарил профессора своей всемирно известной улыбкой.
      Последним в очереди оказался аспирант Адер Маккиннон. Тот только разинул рот, покраснев как рак, когда Кит обратился к нему по-гэльски.
      — Нет? — вздохнул Кит. — Ну что ж, в конце концов вы ведь не завершили еще своего образования. У вас еще куча времени на то, чтобы выучить его до получения ученой степени.
      — Я всегда… всегда хотел выучить его, — пробормотал Адер, покраснев еще сильнее. — Ведь иначе какой из меня Маккиннон? Иногда… нет, ничего.
      Кит кивнул, соглашаясь с тем, что осталось невысказанным.
      Покончив с представлениями, доктор Рубинштейн выступил вперед и пожал руки Киту и Малькольму.
      — Поверьте мне, джентльмены, знакомство с вами — большая честь для меня. Вы, сэр, и так уже известны всем и каждому, — обратился он к Киту, — а вам, доктор Мур, повезло. Чертовски повезло. Насколько я понял, вы оба обучали эту юную леди? Она, конечно, немного прямолинейна, — он улыбнулся, потерев подбородок, — но она знает, что говорит. Очень неплохо знает. И ее, гм… скажем, радикальные предложения не лишены оснований и изложены весьма убедительно. — На этот раз доктор Рубинштейн улыбнулся ей. — Теперь я вижу, чему вы обязаны такой блестящей подготовкой.
      Странно, но она испытала лишь раздражение.
      «Ага, значит, я нахалка, но стоило появиться Киту Карсону, так я сразу стала умницей? Нет, дядя, ты еще не все понял».
      — О да, конечно, — произнесла она вслух безмятежно. — Вы, конечно, правы, знания, полученные у них, более чем основательны, — она почти услышала, как ехидно фыркнул Кит про себя, — но поверьте мне, необходима еще и уйма теоретических знаний. В общем, учеба никогда не кончается. Верно, дедушка?
      Она еще никогда не называла его так. Он моментально застыл, не в силах вымолвить ни слова.
      — Верно, — отозвался он наконец. — Даже выйдя в отставку, я продолжаю учиться — мало ли что. Вот сейчас, например, я изучаю по учебникам древние китайские диалекты и хорватский, очищенный от воздействия сербского, а также историю и культуру хорватского народа. И все это на случай, если все-таки рискну на старости лет попробовать эти новые Врата на В В-16. Безусловно не туристские Врата, но научный потенциал их, говорят, потрясающий. — Глаза его увлеченно горели.
      На палеонтологов это явно произвело большое впечатление.
      Кит еще раз взъерошил Марго волосы, вложив в это прикосновение все, что было у него на уме.
      Марго кашлянула, отчаянно жалея, что они с ним не наедине, чтобы поговорить по душам. Ей нужно было рассказать ему все, что случилась с ее матерью, дочерью Кита, которую тот не видел ни разу и даже не знал о ее существовании до тех пор, пока об этом ему не сказала Марго. Собственно, она почти ничего и не сказала ему еще, кроме того, как ее звали и что она умерла. Марго поежилась при воспоминании о том разговоре у прудика «Замка Эдо». Она была тогда так неопытна, так боялась его — она просто не могла тогда сказать ему все то, о чем молили его глаза.
      На этот раз она не будет такой трусихой. И она обнимет его, пока он будет плакать над несчастной судьбой своей дочери.
      «Ой, Марго, что-то очень уж ты раскисла. Тебе еще дело делать, а как ты собираешься учить этих олухов, шмыгая носом и утирая слезы, скажи на милость?»
      Она заставила себя встряхнуться и снова повернулась к своим ученикам.
      — Да, кстати: вам всем обязательно надо заглянуть в салон «Костюмы и аксессуары» Конни Логан, не только ради одежды того времени — она у нее самая лучшая, и вы можете взять ее напрокат, сэкономив на покупке, — но и для того, чтобы купить хороший словарь разговорного языка Дикого Запада, чтобы не попасть впросак. Язык Старого Запада может показаться почти непонятной тарабарщиной для любого, кроме местных, но как раз они-то и сочтут вас зеленым новичком. Вам надо хорошо поработать над языком.
      Сама она немного набралась его в школе, но ей еще предстояло заниматься и заниматься до отправки с Малькольмом в Денвер.
      — Но, — спросил Адер Маккиннон, вспотев от умственного усилия, — разве это не диалект английского?
      — Нет, — тихо ответил Малькольм. — До тех пор пока вы не сможете ответить мне, что точно означают такие слова и выражения, как «маслобойка», «сьенага», «иерусалимский гробовщик», «ювелирка» или «грудь в каменьях», вам лучше засесть в библиотеку с хорошим словарем и вызубрить все это. Вам это будет просто необходимо следующие три месяца в дикой стране, вдали от более-менее цивилизованного Денвера.
      Адер ошеломленно покачал головой.
      — Конечно, я понимаю, что говорить как местный желательно, но почему так категорично? Так называемые олухи с Востока ведь тоже не говорили поместному, верно? И если уж на то пошло, что означают эти «иерусалимский гробовщик» или совершенно нормальные слова вроде «ювелирки»?
      — Да, — согласился Малькольм. — Олухи не говорили по-местному, попадая туда. Они терялись в чужой культуре, пытаясь выжить и постепенно вжиться в ту среду, в которой они оказались. Короче, они были чужаками и зелеными новичками, а новички считались хорошей дичью.
      — Очень хорошей дичью, — серьезно добавил Кит. — Конечно, пограничные войны были не так страшны, как их показывают в кино, хотя все равно страшны, а уровень преступности в Додж-Сити уступал, скажем, Нью-Йорку или Вашингтону, округ Колумбия, середины девяностых годов двадцатого века. Но вооруженные нападения на чужаков — как со стороны опытных одиночек, так и целых банд — были вполне привычным явлением. Даже мелкие мошенники могли сорвать изрядный куш, говоря то, что на первый взгляд казалось совсем другим и что новички, на свою беду, обнаруживали слишком поздно, оставшись без земли, или без коня, или чем они там еще рисковали. И поскольку контракт заключался вполне легальный, эти бедолаги уже ничего не могли с этим поделать. Разве что найти наемного убийцу — если у них оставалось, конечно, хоть немного денег, — чтобы тот выследил ублюдка и прикончил его.
      Марго снова взяла Кита за руку, на этот раз осторожнее, поняв, что она сжимала ее слишком сильно.
      — Это дедушка разведывал Врата Дикого Запада, — пояснила она.
      Он хмыкнул:
      — Это работа разведчиков — изучать новые Врата. В том, чтобы пройти во Врата Дикого Запада, не было ничего геройского, уверяю вас. Были Врата куда труднее и опаснее.
      Ну конечно, это деликатный намек на катастрофическую экспедицию Марго в Южную Африку. Она покраснела, но руки деда не выпустила.
      Доктор Рубинштейн понимающе кивнул.
      — Я полагаю, Римские Врата были исключительно трудны.
      — О, пройти туда было совсем несложно, — рассмеялся Кит. — Вот выйти обратно оказалось неплохим испытанием смекалки и ловкости.
      И это все, что он может сказать об одном из самых опасных, можно считать, смертельно опасных своих приключений! Его невольное выступление на арене Большого Цирка давно уже стало легендой.
      — Ладно, — пробормотала Марго. — Я… гм… пожалуй, вернусь к своей тренировке. Не буду тебе больше мешать, Энн.
      Крошечная инструктор по стрельбе благодарно кивнула ей. Действительно, заставить таких учеников слушать внимательно было, наверное, не легче, чем укротить особо строптивого коня.
      — Мы подождем здесь, пока ты не закончишь, — тихо сказал Кит.
      Она только кивнула, удержавшись от вздоха. «Еще один экзамен, будь он неладен…»
      Однако на этот раз она и не думала ни спорить, ни возражать, ни закатывать детские истерики. Она просто надвинула наушники, надела очки, крикнула: «Стреляю!» — чтобы все, включая Кита и Малькольма, успели сделать то же самое, и, несмотря на взвинченные нервы, всадила в «яблочко» еще две коробки патронов 44–40. Потом сменила карабин на «юбилейный» и не осрамилась, расстреляв три коробки патронов почти исключительно в «десятку» и «девятку». Несколько раз она, конечно, промазала — мешали вспотевшие руки, да и глаза устали, но даже без учета того, что она не тренировалась почти полгода, результаты были очень даже ничего, и она знала это.
      — Ну? — спросила она, протягивая мишени.
      Два самых главных человека в ее жизни сдвинули головы, вглядываясь в мишени и отмечая каждое попадание за пределами девятого круга.
      — Ну, мягко говоря, — начал Кит, — ты могла бы еще потренироваться и укрепить кисти, но для первого раза после полугодового перерыва неплохо, очень даже неплохо.
      Марго забыла свои страхи и сразу же почувствовала себя на седьмом небе от радости.
      — Эй, — окликнул ее Малькольм, — спустись на землю!
      Она вздохнула и позволила себе мягко приземлиться. Она открыла глаза и обнаружила себя глядящей прямо в глаза Малькольму.
      — Да? — спросила она мягко.
      Он не произнес ничего. Он просто целовал ее до тех пор, пока она не воспарила снова. Когда она смогла наконец вздохнуть, голова у нее шла кругом.
      — Уау! Где это ты научился такому?
      Малькольм погладил ее по щеке.
      — У одной моей знакомой рыжей чертовки. Она… как бы это сказать… очень убедительно объясняет.
      Марго покраснела до корней волос. Малькольм только улыбнулся.
      — Могу я, гм… унести все это на место, чтобы мы могли убраться отсюда?
      — Да-а, — протянул Кит, и в глазах его загорелся хитрый огонек. — Мы пообедаем где-нибудь, а потом, с позволения Малькольма, я украду тебя у него ненадолго, чтобы спокойно побеседовать. О’кей?
      — Идет, — только и смогла ответить она.
      Они помогли ей почистить ружья, потом она убрала все снаряжение и заперла оружейную комнату, положив ключи на место. Проделав все это, Марго Смит взяла Кита с Малькольмом под руки, и они втроем вышли из тира, сопровождаемые все еще пораженными взглядами.
      Только оказавшись на улице, за шумоизолирующими стеклами, все трое начали хохотать как безумные. Впрочем, этот смех был воистину целебным — он смыл робость и боль одиночества, оставив только ощущение душевной близости и окрепшей любви, которую Марго испытывала к ним обоим Она чувствовала, что не достойна этой любви, но — видит Бог! — она старалась изо всех сил, чтобы заслужить ее
      — Кто последний у лифта — тот мокрая курица! — объявила Марго и резвой газелью рванулась вперед.
      Она ни капельки не удивилась, когда Кит ворвался в лифт следом за ней, перехватив ее руку, когда она уже тянулась к кнопке. Малькольм нырнул в кабину секундой позже.
      — Теряешь форму! — буркнул Кит.
      — Ха! Скажи спасибо твоей ненасытной внучке.
      Кит только усмехнулся и подмигнул Марго, покрасневшей, как свекла, но продолжавшей смеяться. Лифт бесшумно вознес их вверх, двери отворились, и их смех выплеснулся в Общий зал. Они направились прямиком в «Радость эпикурейца» на обед, который обещал стать не заурядным принятием пищи.
      Да и как могло быть иначе, если блюда заказывал сам Кеннет (Кит) Карсон?
 

      Была как раз смена Маркуса, когда в гриль-бар «Нижнее Время» вошел он, спокойный и невозмутимый как генерал, устраивающий смотр новобранцам в лагере Марция. Стакан выпал из онемевших пальцев Маркуса и разбился за барной стойкой. Онпокосился в его сторону, чуть заметно кивнул, не меняя брюзгливо-скучающего выражения лица, и уселся в дальнем углу так, словно Маркуса и не существовало вовсе.
      Страх и гнев разом накатили на Маркуса, как волны дурноты от нестабильных Врат. Годы, проведенные им на ВВ-86, изменили его больше, чем он думал, — воспоминания о рабстве стерлись от доброго обращения в этом месте, где люди вроде Кита Карсона и Скитера Джексона видели в нем человека, а не предмет собственности. За эти годы он привык уже к тому, что он свободен, что никто не имеет права называть его рабом, однако в то короткое, жуткое мгновение, когда глаза его бывшего господина равнодушно скользнули по нему, воспоминания о рабстве навалились на него, словно заключив в стальную клетку.
      Маркус продолжал стоять, словно ноги его приросли к полу, не веря в то, что он действительно мог забыть это ужасающее, знакомое, небрежное отрицание его как личности.
      — Эй, Маркус, а ну убери это безобразие!
      Он обернулся и увидел нахмурившегося управляющего.
      Маркус опустился и предательски дрожащими руками подобрал битое стекло. Собрав все осколки и выбросив их в мусорный контейнер, Маркус вымыл и вытер руки, упрямо продолжавшие дрожать. Он набрался смелости. Ему не хотелось делать эти несколько шагов, но он понимал, что это необходимо. Он до сих пор оставался должен большую сумму денег этому человеку, имени которого он не знал, называя его просто «домус», как и положено рабу, обращающемуся к своему господину. Он слишком живо вспомнил выражение холодной издевки в глазах этого человека, когда тот впервые увидел Маркуса в вонючем загоне для рабов.