Всем и вся род Сетмур утверждал про полное неведение, но, обычно спокойные замкнутые люди, они очень огорчались этой внезапной рекламе. Потерпев неудачу в своих попытках убедить Монкеля отказаться от своего предприятия полностью, они вместо этого засыпали его самыми разнообразными советами о способах, как, по их мнению, довести его начинание до успешного и, самое главное, быстрого завершения.
      Вот как получилось, что к Монкелю подошла Парату, одна из его кузин, когда их корабль возвращался с лова в Санктуарий.
      - Ты не думал обращаться с птицей как с личностью? - без обиняков начала она. - Возможно, ей не нравится твое отношение.
      Монкель почувствовал, что улыбается помимо своей воли.
      - Что навело тебя на эту мысль?
      В ответ Парату указала на город.
      - Я вспомнила, что ты сказал, когда мы впервые прибыли в эту адскую дыру.., насчет того, как обращаться с населением Санктуария. Ты сказал, что мы не должны думать о них как о животных. Что, если мы будем относиться к ним как к людям, они ответят нам тем же, к обоюдной выгоде. Что ж, твой совет сработал, и мне пришло в голову, что птица такая же, как и эти люди родом из города. Возможно, такой же подход принесет тебе удачу и сейчас.
      - В этом есть одна загвоздка, Парату. Птица - действительно животное.
      - Как и люди, - ответила она, вглядываясь в город. - Они откликаются на уважение, и я искренне сомневаюсь, что ты сможешь отыскать больше горстки таких, кто умнее твоей птицы.
      Тогда Монкель рассмеялся кузине в лицо, но потом серьезно обдумал ее предложение.
      Начав в ту же самую ночь, он стал разговаривать с птицей.., не простыми командами дрессировщика, а откровенно беседовать, словно с близким другом. Монкель рассказывал ей о своей жизни, о своих страхах перед походом в новую страну, о своих достижениях в качестве главы рода. Он поведал птице о роскоши двора бейсы и о красоте Уралай. Вскоре разговор с птицей вошел у него в привычку, ведь, по правде говоря, он был одиноким человеком, чье одиночество усугублялось еще и бременем руководства.
      К его удивлению, птица откликнулась практически сразу... или, точнее, перестала откликаться. Вместо того чтобы улететь в ужасе или клевать рыбака в лицо, она тихо сидела у него на руке, склонив голову набок, словно ловила каждое слово. Вскоре он настолько осмелел, что стал сажать птицу себе на плечо, откуда она легко могла бы дотянуться до его уха или глаза. И она ни разу не обманула его доверия. Казалось, птица радовалась новому насесту и спешила на его плечо, как только Монкель входил в комнату.
      После недели рассказов юноша попробовал выносить птицу на улицу и в качестве окончательного теста усаживать ее на плечи другим людям. Все это время она вела себя прилично Хоть и с подозрением восприняв эту внезапную одомашненность, Монкель решил, что пора сделать подарок. Он понял, что если подождет еще, то слишком привяжется к птице и не сможет с ней расстаться.
      - Увидишь, она очень красивая, как я и говорил тебе.
      Бесстрастным желтым глазом птица смотрела на юношу, игнорируя сладость в качестве взятки.
      Вздохнув в душе, глава рода Сетмур повернулся на стуле, чтобы еще раз взглянуть на коридор, а затем вновь отвернулся к окну.
      Он обдумывал, не вручить ли Уралай подарок при дворе бейсы, но уверенность оставила его, и он решил поймать девушку, когда та будет сменяться с дежурства. У него по-прежнему оставались некоторые сомнения по поводу того, можно ли положиться на приличное поведение птицы, и если какая-нибудь оплошность при вручении подарка тет-а-тет была бы неприятностью, то же самое в присутствии императрицы явилось бы катастрофой - Тебе у нее понравится, - пробормотал он скорее для того, чтобы успокоить себя, а не птицу. - Определенно, по сравнению с поисками еды среди мусорных куч это шаг наверх. Готов поспорить, любая бейарл - это наши священные птицы - позавидует тому обращению, которое ты .
      Звук мягких шагов достиг его слуха, и Монкель, обернувшись к коридору, увидел приближающуюся Уралай. Все его страхи и сомнения подступили к горлу тугим комком, но он взял себя в руки и встал, чтобы поприветствовать девушку.
      - Добрый вечер, Уралай - Монкель Сетмур! Какая приятная неожиданность, - голос Уралай был почти певучим, когда она говорила не в присутствии бейсы. - И какая замечательная птица.
      Окрыленный таким теплым приемом, юноша торопливо выпалил:
      - Эта птица - подарок. Я.., хочу подарить ее тебе.
      - Правда? Не знала, что в этом городе можно купить ручную птицу.
      Уралай разглядывала птицу, которую Монкель посадил себе на руку и протянул к ней.
      - Нельзя, - сказал он. - Я сам поймал ее и приручил.
      - Зачем?
      Монкелю становилось все более не по себе. Разучивая речь пои вручении подарка, он не рассчитывал на продолжительную беседу, и неловкость росла по мере продолжения разговора.
      - Я хотел... Я скромный рыбак и, сколько ни думал, не смог придумать лучшего способа выразить свое восхищение тобой.
      - Я имела в виду другое, - сказала Уралай, - хотя ты, несомненно, достиг своей цели. Я пыталась выяснить, почему ты выбрал именно этот подарок.
      - Эта птица родом с нашей новой родины. Она едина духом с городом. Если мы собираемся выжить здесь, мы тоже должны породниться с ним духом. Мы не должны цепляться за старые обычаи и предрассудки, нам следует открыться переменам и здешним веяниям.., например, таким, как то, что тебя не должно обидеть выражение восхищения представителем низшего рода.
      - Ты говоришь достаточно хорошо для скромного рыбака.
      Взяв птицу на руку, Уралай пересадила ее себе на плечо. Та послушно уселась. Монкель затаил дыхание. Его вновь залила тревога по поводу того, как просто птица может дотянуться до глаза.
      - Твою мысль слиться воедино с этим убогим городком трудно принять. Мне надо будет обдумать ее. Однако...
      Она положила свою нежную руку на его.
      - ..принятие твоего восхищения не так уж ново, как ты полагаешь. Помни, ты глава своего рода, в то время как в моем роду мое положение значительно ниже...
      Птица, развернувшись, обдала перед ее одежды пометом.
      Монкель закатил очи горе, неистово желая немедленно провалиться сквозь землю.
      - Не беспокойся, - смех Уралай был только отчасти деланным. - Это дикая тварь, как и этот город. Она не знает, как вести себя. Удивительно, что она хоть как-то приручена. Скажи, как тебе это удалось? Было очень трудно?
      - Ну...
      До того как Монкель успел продолжить, птица вновь поменяла место. На этот раз она вспорхнула на голову Уралай, где повторила свою прежнюю проказу, причем в таком количестве, что кое-что попало на лицо девушке.
      - Ты сделала это нарочно! - взорвался Монкель, пытаясь схватить пернатого изверга. - Я...
      Выпорхнув из окна, птица взмыла вверх с криком скорее торжествующим, чем извинительным.
      - И не вздумай возвращаться! - крикнул юноша. - Извини, Уралай, если бы я только мог подумать...
      Девушка, вытирая волосы и лицо, сотрясалась в беззвучном смехе.
      - О, Монкель... - сказала она, впервые называя его только по имени, если бы ты только мог видеть себя. Возможно, в ту ночь мне следовало бы принять твое предложение проводить меня.
      Ты становишься таким же несдержанным, как те люди, с которыми ты пьешь. Ладно, пошли. Погуляем вдвоем, и ты расскажешь мне, как приручал свой сбежавший подарок.
      Прошло больше часа, прежде чем Монкель расстался с Уралай и поплыл домой, опьяненный вином более крепким, чем те, что подавались в рыбацкой таверне. Подарок превзошел самые смелые ожидания, открыв дорогу отношениям с Уралай.
      Это хорошо, что птица улетела, теперь ему больше не нужно беспокоиться по поводу бездумно навлеченного несчастья на девушку.
      Но птица ждала его, когда он вернулся домой, и никакое количество камней и брошенных проклятий не смогло заставить ее улететь.