Артур-полководец (№2) - За далью волн

Корабль вновь сильно раскачался на волнах. Теперь он был совсем недалеко от берега — так близко, что уже было видно, как волны разбиваются о прибрежные камни. Корса Канта тряхнуло, он не удержался на ногах и упал в воду, получив напоследок удар по лицу висевшей на шее арфой.

Анлодда прыгнула головой вперед следом за ним, крепко сжимая в руках топор.

— Любовь моя! — успел крикнуть юноша.

Его накрыло волной, завертело, он глотнул солено-горькой воды. «Вверх! Выныривай на поверхность!» Да, но где поверхность! В черной, как чернила, глубине он никак не мог определить, куда плыть, чтобы оказаться наверху.

Корс Кант заработал руками. Вода, кругом одна вода. Он вертелся на месте, боясь, что, работая руками, будет не выныривать, а погружаться. И тут он вспомнил урок Мирддина.

Он открыл рот, выпустил пузыри и проследил за тем, куда они плывут. Цепочка пузырьков устремилась в сторону от него. Бард последовал за ними.

Он дважды судорожно рассек воду руками, и вот его голова уже над водой. И снова его накрыло волной. Однако на этот раз бард не так сильно испугался — его несло к берегу, а до берега оставалось не так уж далеко.

Он снова глотнул воды. Сжал зубы, боясь, что, вдохнув, снова наглотается и тогда уж точно задохнется. Страх немного унялся, как только он потерял из виду горящий корабль. Море бушевало, но теперь юношу качало только вверх и вниз. Волны несли его к берегу, хотя плыть было довольно трудно.

Он снова вынырнул на поверхность. Меч и арфа тянули его ко дну, но все же он хотя бы не был так отягощен доспехами, как другие. А как же выберутся Какамври, Кей, Бедивир, на которых римские нагрудники? «Забудь о них! — распорядился внутренний голос. — Выбирайся сам, а потом разыщи Анлодду!» Раздался звук, подобный удару грома. Юноша быстро оглянулся, когда очередная волна подняла его на гребень. «Бладевведд» ударилась о вторую ютскую галеру. Два корабля встретились в пламенном поцелуе. С обоих в воду в спешке прыгали люди.

Корс Кант закашлялся, его вырвало соленой водой. В изнеможении он перевернулся на спину и принялся грести, равнодушный к тому, какие морские чудища могут схватить его снизу. Постепенно движения Корса Канта стали ритмичными, его даже как бы укачало, и он чуть было не сломал руку в запястье, когда она ударилась о песчаное дно. Он окончательно опомнился, когда лицо его залило завихрившейся у берега волной.

Он перевернулся, встал на колени и на четвереньках добрался по дну до каменистого берега.

Ярдах в ста к берегу подплыла длинная лодка. Оттуда выпрыгнули совершенно сухие, полные сил юты и накинулись на вымокших измученных бриттов.

Корс Кант, шатаясь, встал на ноги, выхватил меч и растерянно, сам не понимая, что делает, взмахнул им. Тут же дико закашлялся, снова его стошнило морской водой. Над ним нависла чья-то зловещая тень.

«Ют. Но почему он движется так медленно? Забавно. Я, кажется, сейчас погибну…» Корс Кант ничего не чувствовал, Время замедлило ход. Он так сосредоточенно смотрел на громадный боевой топор юта, что даже удивительно — как это оружие не расплавилось. Корс Кант замер на месте, и ему казалось, что все на берегу замерло, остановилось.

Физиономию юта скривила ухмылка берсекера. Короткую рыжую бороденку забрызгала слюна. Он промычал что-то нечленораздельное, чары спали. Ют размахнулся.

Ярость ослепила его. Удар вышел чересчур сильным. Корс Кант попятился, и удар пришелся мимо.

Какая-то таинственная сила подняла руку барда, заставила его выставить перед собой меч. Потом он клялся, что меч сам взмыл вверх и потянул за собой руку.

А юта потащило вперед следом за топором, он споткнулся и налетел на острие меча. Вот так Корс Кант открыл счет своим боевым победам.

Мертвое тело юта навалилось на юношу, его швырнуло наземь. Ют упал сверху и придавил Корса Канта к песку. Мимо пронеслись смешавшиеся в кучу юты, бритты и сикамбрийцы. Мечи и топоры звенели. Бой шел не на жизнь, а на смерть. Корс Кант вертел головой, и взгляд его ловил то красноватые, то золотистые вспышки, то белые всполохи, похожие на блики на волнах.

Толпа дерущихся промчалась мимо Корса Канта. Никто не заметил живого юношу под телом убитого им юта. Как только шум битвы стих вдали, бард с трудом выбрался из-под поверженного врага и поднялся на ноги. Колени у него весьма выразительно дрожали.

«Остров одиночества в океане битвы». Он дико озирался, пытаясь понять, что происходит. Кто выстоял? Кто погиб? Повсюду валялись трупы — может, десяток, а может, и сотня, он не смог бы сосчитать. Неужели и Анлодда здесь, среди убитых?

Наконец, впервые после того, как юноша выбрался на берег, он дал волю чувствам. Страх захлестнул его с головой. «О боги, жива ли она? Где она выбралась на берег?» Корс Кант перевел взгляд в сторону моря.

Третья галера так и не успела доплыть до «Бладевведд». Она торчала на мели, накренившись на один борт. Более легкая трирема сумела перескочить через песчаную косу. Матросы с галеры пересаживались в лодки и плыли к берегу. Чуть южнее волны качали горящий остов «Бладевведд». Судно стонало, словно роженица, и все сильнее погружалось в воду — жертва богу пучины, Ллиру.

Тут кто-то за спиной у Корса Канта выкрикнул:

— Артеге! Артеге и Меровий!

Бард тупо обернулся. Запели сразу две волынки. Отряд созывали волынщики Dux Bellorum. На узкой полосе песка между морем и лесом нестройными рядами выстраивались воины. «Господи, я больше не хочу!» Корс Кант, хромая, побрел на звук волынки, одной рукой прижимая к себе арфу, в другой сжимая меч.

И тут рядом с ним возникла маленькая стройная фигурка. В ужасе от мысли, что кто-то сейчас отрежет ему путь к своим, Корс Кант отпрянул в сторону и нацелился мечом в живот незнакомцу.

Анлодда завопила, размахнулась мечом, их клинки ударились друг о дружку.

— Корс Кант Эвин, когда я тебе говорила: «Завоюй меня!», я не имела в виду «свинобоем»!

— Анлодда! — выдохнул Корс Кант и окаменел от счастья. Уставился на свой окровавленный меч. Уронил его на песок — так, словно тот вдруг превратился в грозившую ему смертельным укусом ядовитую змею.

— Ладно, я тебя прощаю, — заявила Анлодда и подобрала меч юноши. — Поторопись, мы идем в атаку!

— Анлодда.., но откуда у тебя меч? У тебя же топор был!

— Бросила, когда прыгала в море. Знаешь, с тяжеленным топором плавать не очень-то удобно. Сам подумай, ты же бард все-таки. Анлодду с ног до головы облепил песок. Похоже, она была, цела и невредима. — Да, пока ты не спросил — я в полном порядке. Уворачивалась, неранена. Как еще драться, когда при тебе только твоя кожа да меч? Пошли же, слышишь волынки? Идем в атаку!

Анлодда схватила Корса Канта за руку, предварительно подав ему меч — наверное, все же опасалась, как бы он сдуру снова не полез в драку — и подняла над головой свой, у кого-то позаимствованный гладиус.

— За Меровия! За Меровия! — вскричала она.

— За… Артуса! — выдавил не без труда Корс Кант. Взошло солнце и позолотило мокрые волосы Анлодды. Ее веснушки побледнели в утренних лучах. Один рукав туники оторвало, и было видно, как под белой кожей напряглись мышцы. У Корса Канта дыхание перехватило, а девушка схватила его за руку и потащила за собой по берегу.

— Афина! — вырвалось у барда. От избытка чувств он перепутал богинь.

В ушах у Корса Канта звенело так, словно его окружил пчелиный рой. Руки ужасно дрожали. Он тряхнул головой. Он что, подрос? Он смотрел на Анлодду как бы с высоты, и видел и ее, и юношу-барда рядом с ней.

Две крошечные фигурки на берегу, и одна из них — он сам, а вокруг сновали муравьи и вели какую-то бессмысленную драку за стоящие слишком близко друг к другу муравейники. Он взлетал все выше и выше.

Голос принцессы откуда-то снизу — ненужный, бессмысленный. С высоты барду были видны Харлек, крепость и лес, тянувшийся от побережья до заснеженных пиков северных гор.

Кто-то сурово окликнул его, испортил невыразимое наслаждение. Голос звал, настойчиво и торопливо:

— Корс Кант Эвин, а ну вернись сию же минуту! Корс Кант утратил сосредоточение и рухнул с небес на землю — совсем как тот дракон, про которого он пел на пиру в день прибытия короля Меровия в Камланн. Юноша ошарашено моргнул раз, потом еще. Принцесса держала его за уши и ожесточенно дергала.

— Вернись, говорю тебе! — произнесла она голосом редкостно спокойным для разгара сражения. — Вернись в свое тело! Ты стоишь на берегу. Рядом кипит бой! Вернись и успокойся. Тебе нельзя уходить, ты нам нужен! Ты не умрешь. Вернись в свое тело!

— Где я? Я все еще на берегу? — изумленно проговорил Корс Кант. В ушах у него продолжало звенеть, еще более громко, чем раньше. Голова болела так, словно по ней с обеих сторон заехал суповой ложкой Бедивир.

Анлодда облегченно вздохнула.

— Я чуть не потеряла тебя, Корс Кант. Лири мне часто говорил, что есть множество способов, как проникнуть в потусторонний мир, включая и ложную смерть.

— Лири? То есть.., ты о чем?

— Ну да, Лири, он ведь навещал нас в Харлеке. Ну, то есть он навещал моего отца, но всегда ухитрялся улизнуть из пиршественного зала и преподать мне тот или иной урок. Знаешь что, Корс Кант, мне кажется, ты уже готов к посвящению в следующую степень, а это означает умение совершать полеты души и управление ими.

— Битвы с душой? Что это такое — я не знаю?

— Полеты души! Ты же только что это пережил, дурачок! Анлодда шагала, волоча растерянного юношу за собой. Наконец он разглядел кучку воинов, в которых бард признал солдат Ланселота. Юты на некоторое время отступили — вероятно, их удивила ярость, с какой защищались бритты.

— Но я думал, что я и так уже Строитель, — выдохнул Корс Кант, отдуваясь после быстрой ходьбы. А Анлодде — хоть бы что.

— Пока ты всего только ученик, — пояснила она. — Это первая ступень. А впереди у тебя еще множество ступеней, Корс Кант!

Они пошли медленнее, юноша задышал ровнее.

— Ну.., а ты.., кто?

Анлодда загадочно улыбнулась.

— Дочь своей матери, — ответила она. — И ученица змея. Завидев неподалеку — всего в каких-нибудь нескольких сотнях ярдов — беспорядочную толпу ютов, которые орали и потрясали окровавленным оружием, бард задрожал от ужаса. «Эти подонки и вправду готовы прикончить нас! Меня, Анлодду, Ланселота — всех нас до единого!» Корс Кант расплакался — страх и стыд взяли свое. Никакой он не солдат, никакой не воин. Его защищала женщина, и притом женщина намного выше его по положению, особа высокого рода. Невыносимо!

— Просто.., не знаю.., госпожа моя. А что если я.., еще не готов? — он отвернулся, не в силах смотреть ей в глаза. — Принцесса, знаешь, ведь мне почти что не хотелось возвращаться. Оттуда.., ну, ты понимаешь, откуда — сюда. Даже.., ради тебя.

— Но ведь ты вернулся.

— Ты вернула меня, — уточнил бард.

— Я позвала тебя, Корс Кант, и ты ответил на мой зов, — возразила девушка. — Ну и потом, не хочешь же ты всю жизнь оставаться учеником? Это же все равно что читать первую строфу стиха снова и снова.

Она остановилась, взяла юношу за плечи и повернула к себе.

— Корс Кант, нет ничего особенного в том, чтобы тебя застигли врасплох, когда ты находишь одно из древних сокровищ сородичей короля Пвилла! Когда это впервые произошло со мной, я «улетела» на целых три дня! Дядя Лири думал, что я вообще не вернусь. Отцу моему он сказал, что у меня лихорадка, но лихорадило не мое тело, а мой дух.

Корс Кант промолчал, а его возлюбленная продолжала:

— Не произойди этого с тобой, ты бы и не знал, что такое бывает, и не горевал бы. Но теперь, когда ты уже пережил это состояние, лучше бы тебе научиться владеть им, иначе это будет происходить снова и снова, и всякий раз ты будешь пугаться до смерти, а это стыдно. Корс Кант.

Он смотрел себе под ноги, все еще не в силах встретиться с ней взглядом.

— Ну, что еще сказать? — сочувственно проговорила Анлодда. — Наверное, ты ощущаешь себя лошадью, впряженной позади телеги. И не тянешь, и не толкаешь, а только пытаешься держаться на ногах.

Наконец Корс Кант поднял глаза. Он изумился — ведь именно такой образ пришел ему на ум. Что-то странное чудилось ему в серо-зеленых глазах возлюбленной. Там крылась какая-то нечеловеческая сила — та сила, что воздела клинок, готовый угодить в грудь врага.

Слова просились на язык барду, но он сглотнул подступивший к горлу ком, а вместе с ним — и слова.

— Корс Кант, я — не Меровий. У меня нет королевской крови, и уж точно я не умею заглядывать в завтрашний день. Но я вижу: в одной твоей руке — одна жизнь, а в другой — иная.

Корс Кант ошарашено уставился на свои руки. В одной он сжимал меч, другой прижимал к себе арфу.

А Анлодда все говорила…

— Я не могу сделать выбор за тебя. Свой выбор я уже сделала, а того, что я выбрала, хватило бы для любой девушки, верно? Меровий говорит, что час грядет, а уж что он имеет в виду — не знаю. Только то, о чем он говорит, должно случиться очень скоро. А потом, как он говорит никому не удастся жить так, как жил прежде.

Она нежно взяла Корс Канта за подбородок, немного приподняла его голову, заглянула в глаза, не дала отвернуться. Ее нижняя губа слегка дрожала, и она прикусила ее. А потом Анлодда часто заморгала — ей будто бы что-то попало в глаза.

— Надеюсь, ты попытаешься. Корс Кант, потому что; я.., ну.., много почему.

А Корсу Канту казалось, будто он совершенно опустошен.

— Не знаю, — выдавил он наконец. — Просто не знаю. Не лучше ли мне поучиться у кого-нибудь где-нибудь в тихом укромном месте, не один год? У какого-нибудь великого учителя, у верховного друида? Я все время спотыкаюсь, перескакиваю с одного на другое, и все время что-то упускаю.

Вершины гор озарились первыми лучами солнца. Небо стало бледным вместо алого. Анлодда подняла взор к небесам, и глаза ее стали подобны стеклу — чистые, ясные. Она снова взяла Корса Канта за руку и повела к Ланселоту.

— Ты прав, Корс Кант. Так быть не должно. Но уж лучше петь те песни, что нам даны, чем распекать автора на городской площади. Пустая трата времени, особенно — когда речь идет об этой песне! Если можешь сочинить ту, что будет лучше, — сделай это. Но песнь Меровия не ругай — по крайней мере до тех пор, пока не услышишь последнего куплета.

Они добрались до Меровия, Ланселота, Кея и Бедивира как раз к тому мгновению, когда военачальники принялись пересчитывать уцелевших в первой схватке с врагами воинов.

Не спуская глаз с ютов. Корс Кант ухитрился осторожно развернуть арфу и осмотреть ее. Паромасляная ткань предназначалась для защиты вещей от дождя, а не для того, чтобы плавать с ними по морю. Арфа, конечно, промокла. Корс Кант задрал подол рубахи и вытер воду с корпуса и струн, молясь о том, чтобы дерево, высохнув, не покоробилось, а струны не порвались. Он понимал, что его арфа уже никогда не зазвучит так, как прежде. Вздохнув, он привязал ее к ремню.

Вдоль берега тянулась полоса травы — от самого леса и почти до кромки волн. Эта полоса и разделяла войска. Кей велел воинам выстроиться по-римски, в квадрат. Посредине встал Ланселот, за ним — Куга и саксы.

Затем Кей подтолкнул вышивальщицу и барда туда же. Корс Кант встал подальше от Куты. Он не забыл о сигнальном фонаре-фетише. «Треклятый ют знал все про наши планы…» Позади выстроился резерв — Меровий со своими воинами.

— Эти драться не будут, — проговорила сквозь зубы Анлодда на ухо Корсу Канту. — Не должны. Может, планы изменились?

Она, как и бард, смотрела на ютов. Юноша понял:

Девушка считает врагов.

А вот Ланселот не спускал глаз с нее. «Он все знает! — в ужасе думал бард, — Он сразу узнал ее — в первое же 2 Заказ 974 мгновение, как только увидел в покоях Артуса!» Но легат молчал, ничего не говорил.

Бард изо всех сил пытался вспомнить все, что ему было известно о тактике знаменитых полководцев — Цезаря, Октавиана, Артемизии «Жена карийского царя Мавсола (4 в, до н.э.).», Боудикки «Царица британского племени иценов, вдохновительница восстания против римского владычества (61 г.), подавленного с большим трудом.», но тщетно. Даже он, совершенно несведущий в стратегии, понимал, что юты значительно превосходили числом маленький отряд Ланселота, даже если считать сикамбрийцев.

Корс Кант задышал медленно и ровнее, как его учил Мирддин, чтобы успокоиться. Так можно было освободить разум от тенет плоти, дать ему возможность путешествовать по воздушной стране памяти. Неожиданно перед мысленным взором Корса Канта возник образ: Куга, стоящий у борта корабля и держащий в руке зажженный фонарь, причем стоит он именно у того борта «Бладевведд», что обращен к берегу. Сакс тогда сказал, будто волнуется, как бы его люди не узнали, что он испытывает страх перед грядущим боем.

И вновь Корсу Канту стало ужасно стыдно: он вспомнил и то, что последовало за этим. Он дал еще одно поспешное обещание, поторопился поклясться Куге: «Я никому не скажу, что видел тебя здесь» — точно так же, как поклялся Ланселоту отвечать на все его вопросы.

«О, Христос, о Маха, это все моя вина! Я виноват во всем!» Теперь Корс Кант понимал, что не сдержал клятвы, не рассказав ни Кею, ни Ланселоту о сомнительном поведении Куты. Расскажи он об этом — они заподозрили бы измену. Тогда и высадились бы в другом месте и не напоролись бы на засаду. И люди не погибли бы.

— За Лангедок! — весело вскричала Анлодда. Ее меч взметнулся подобно крыльям стрекозы. Она потрепала юношу по плечу, чтобы приободрить.

Ланселот уверенно расхаживал впереди своего маленького войска, готовя его к бою.

Глава 2

Все молчали. Марк слышал, как скрипят колесики каталки, которую пожарные везли к лестнице. Довезли, сложили ножки, понесли наверх.

В полной беспомощности Бланделл смотрел на гору пустых пластиковых пакетов, трубки, по которым через капельницу должны были закачивать в вены Питера Смита какие-то растворы. Он отвернулся, не в силах смотреть на то, как по лестнице уносят наверх мертвое тело Питера.

Купер ушел вместе с пожарниками. Теперь там, на первом этаже, они опять примутся пробовать делать Питеру искусственное дыхание. Все впустую. Для проформы, чтобы потом отчитаться, а не то как бы до суда не дошло.

Все сидели, не зная куда себя деть. Гамильтон тихонько плакал. Уиллкс тыкал в машину кончиком карандаша — так, как тыкал бы тростью в дохлую собаку, лежащую на дороге.

Бланделл смотрел и смотрел на Уиллкса. В конце концов тот повернул к нему голову.

— Я должен, Хэнк, — сказал Марк.

Уиллкс не отозвался — сделал вид, что не понял, о чем речь.

— Машина ведь в полном порядке. — Старик упорно молчал, а может быть, ему было просто нечего сказать. — Бланделл прокашлялся. — Ведь все дело было в Питере, верно? Он сопротивлялся. Да и связь была на честном слове, не удалось бы…

Бланделл не договорил, решив, что сейчас не время учинять разбор полета. Но в уме у него вертелась масса обвинительных фраз, поскольку он считал, что можно было бы устроить Куперу обструкцию и отказаться выполнять его приказ.

— Я иду, — заявил он в конце концов, и притом довольно решительно.

Никто не возразил ему, никто не стал отговаривать. Марк сглотнул слюну. Он понимал, что его заявление — покрепче клятвы вступающего в ложу, посильнее присяги. Теперь он солдат, воин времени. Слово чести вынуждало его довести дело до конца.

— Я иду, — повторил он. — Генри, включай.

Старик совершенно механически исполнил распоряжение Бланделла. Остальные, как зачарованные, разошлись по своим рабочим местам. Казалось, каждый участвует в страшном сне, и все движутся в танце, как марионетки, которых кто-то держит на ниточках.

«Никто не спорит, даже я», — подумал Бланделл, вздрогнув. Он встал и направился к энергетической установке.

Все работали молча, озаренные голубоватым свечением, исходившим от включившегося «пончика». Почему-то он напомнил Марку жерло вулкана Стромболи. Казалось, это жерло и служит кукольником, из него и тянутся к каждому из ученых ниточки, ниточки, начинающиеся созданием и заканчивающиеся уничтожением. Обменивались только короткими рабочими фразами. «Питание — сто процентов». «Поле сфокусировано». «Микроутечек нет».

«Я не могу отказаться, — думал Бланделл. — Не могу остановиться, не могу сказать „нет“. Меня тянет к 48.851.164.817.00 кальвинистским предназначением. Как во сне, он в нужный момент покинул энергетическую установку, подошел к „пончику“ еле слышными шагами, хотя для него самого каждый собственный шаг звучал подобно пушечному выстрелу. Подойдя, Бланделл разделся донага.

Поле покалывало кожу все сильнее. Наконец Бланделл оказался в центре «пончика».

«Нужно что-то сказать. Какие-нибудь прощальные слова».

— «Нажми на кнопку, Макс!» — процитировал Марк Бланделл, стиснул зубы и приготовился к переброске во времени.

Планета бешено завертелась вокруг своей оси и вокруг Солнца, вокруг центра галактики, а потом со страшной скоростью метнулась прочь ото всего, что составляло вселенную, на релятивистской скорости. Потом движение замедлилось, все сжалось до ничтожной точечной массы.

Бланделл ощутил ужасающую тошноту, его желудок скрутило, словно полотенце в гимнастическом зале. Ему казалось, что он висит на виселице. Мир перевернулся с ног на голову.

Холод.., мертвящий холод. Он упал, дико крича. Но нет, ни звука. Он вдохнул полные легкие соленой морской воды.

Бланделл завертелся, нырнул ко дну бездонного черного бушующего океана. Он был обвешан какими-то тяжелыми предметами, которые тащили его вниз. То были рыцарские доспехи.

«Плавать надо было в детстве учиться», — сурово пожурил он себя. Наконец ноги его коснулись дна, но голова показалась над поверхностью.

Повсюду вокруг него к берегу плыли, барахтаясь в волнах, люди. У самого берега покачивались в полосе прибоя мертвые тела, окрашивая воду кровью. Мало что понимая, Марк тоже поплыл к берегу, гадая, куда его занесло.

Глава 3

Питер обдумывал сложившееся положение. Шел десятый день его пребывания в Камелоте пятого века, а полицейское расследование продвигалось не теми темпами, какими бы хотелось. Все шло наперекосяк, совсем как Лондондерри («Сержант Донован рванулся обратно к машине, а его разорвало на кусочки, совсем как надувной шарик с красной краской, сброшенный с крыши. Или его звали Донохью? Проклятие, почему я никак не могу вспомнить его фамилию?») Питер поежился, прогнал воспоминания. Сейчас гораздо важнее было понять, сколько «Селли Корвин» не утонули и не погибли в первой схватке.

Кей и Бедивир скликали своих людей. Корс Кант и Анлодда ежились на холодному ветру. Они стояли посредине римского квадрата — именно так Кей приказал выстроиться воинам. Король Меровий также не пострадал, но вид у него был донельзя удрученный — утонуло шестеро из его воинов. Недосчитывались тринадцати бриттов, включая и Медраута. Получалось, что никто, кроме, вероятно, Медраута, не погиб.

Однако многих уже сейчас можно было вычеркнуть из списка. Теперь, после покушения на Артуса, Питер знал, какого роста и телосложения его главный подозреваемый. Кей и Бедивир, к примеру, исключались — ростом не вышли и полноваты.

«Если только у них нет сообщников», — поправил себя Питер. А быть может, покушавшийся на жизнь Артуса это вовсе и не Селли? Питер покачал головой. Слишком уж все выглядело правдоподобно, слишком все сходилось, чтобы происшествие в покоях Dux Bellorum можно было счесть просто совпадением и решить, что Селли тут ни при чем.

Итак, к предстоящему бою с ютами Питер располагал тридцатью шестью бриттами и четырнадцатью сикамбрийцами, которые по уговору драться были не должны. Увы, Кута и трое его телохранителей уцелели.

— Медраут, — произнес неожиданно Кей и указал на море. Питер обернулся. Молодой человек, пошатываясь, брел по берегу. Меч его висел на боку в ножнах. Вид у него был ошарашенный, взгляд блуждал, он смотрел на отряд так, словно всех этих людей видел впервые.

«Проклятие. Значит, все подозреваемые живы».

— Медраут, — окликнул юношу Питер, когда тот подошел поближе.

— А? — растерянно отозвался Медраут.

— Нам нужны сержанты.

— Сэр.., жанты?

Питер понял, что слово прозвучало для Медраута словно иноземное. Наверное, оно было сикамбрийским, а Медраут, несмотря на офранцуженное имя, похоже, на этом языке не разговаривал.

Но он был строен и довольно высок. Питер прищурился, представил его одетым в черное.., да, он вполне подходил.

— Младшие командиры. Да, но тебе прежде ни разу не доводилось водить войско в бой, верно?

— Что? Нет, никогда! — От этой мысли у Медраута глаза дико выпучились. Куда девалась вся его бравада в преддверии настоящего сражения! Да.., струхнул малый.., или.., или на самом деле внутри него сидела Селли, и она испугалась, что Питер ее вычислил.

— Ну, это ладно. Есть плохие привычки, от которых надо отвыкать, — выкрутился Питер. — Теперь ты будешь младшим командиром, а приказывать тебе будет…

— Центурион Какамври, — подсказал Кей еле слышно.

— Какамври, — воспользовался подсказкой Питер.

— О.., а.., слушаюсь.

Медраут побрел к пехотинцам, даже не отсалютовав Питеру. «С него придется глаз не спускать», — подумал Питер, провожая Медраута взглядом.

На берегу валялось довольно много ютов — одни убитые, другие раненые. Враги понесли потери, однако их потери никак нельзя было сравнить с потерями Ланселота. Их войско по-прежнему превосходило числом бриттское.

— Не так-то плохи наши дела, ребята, — сказал Питер, когда его отряд построился. — Было у нас полцентурии, а теперь вас тридцать шесть.

И тут заговорил Меровий.

— У тебя по-прежнему полцентурии, полководец. — Питер нахмурился. Он искренне надеялся, что король сказал именно то, что хотел сказать. — Мы не разжигали войны, — продолжал Меровий, но похоже, война разожгла нас. Но я сразу понял, что мне не остаться в стороне, когда во главе войска — Ланселот из Лангедока! Сикамбрия будет рядом с тобой, когда ты пойдешь в бой с захватчиками Харлека!

Он улыбнулся. Что оставалось Питеру? Он улыбнулся в ответ.

Бритты встретили это известие радостным нестройным ревом. В это время юты наконец перегруппировались и бросились на бриттов. Правда, о группировке можно было говорить с трудом: ни резерва, ни авангарда в ютском войске и в помине не было, — они просто собрались в кучу и ринулись к бриттам.

Люди Артуса отреагировали на это мгновенно, еще до того, как получили приказ. Они тут же сомкнули ряды. Залитые морской водой волынки пропели хрипловатую ноту. Питер выхватил топор, выпрямился.

Юты ударились о передовую линию бриттских воинов. А бритты все сделали так, как учил их во время муштры на палубе «Бладевведд» Кей; сомкнули щиты, подняли и нанесли удары тем ютам, что оказались справа от них.

Маневр оказался успешным. Время от времени над головами дерущихся в первом ряду возникал воин с боковым топором и колол юта в лицо острием на обухе. Кей и Какамври бегали позади передовой линии, выкрикивая приказы.

Питер держался в середине. Его деятельность ограничивалась тем, что он давал Кею кое-какие технические распоряжения. А потом юты совершили ужасную ошибку. Они бросились влево — решили прорвать позицию Медраута.

Питер схватил Кея на бегу и проорал ему прямо в ухо:

— Разверни их влево!

Волынщик выдул другую ноту, и левый фланг отступил — так, словно воины сделали это под давлением наступивших ютов. Однако в этот же миг правый фланг пошел вперед и оказался позади наступавших врагов. Еще несколько мгновений и линии поменялись местами. Теперь юты оказались спиной к морю. А бритты пошли на них клином.

Кута держался неподалеку от Питера — а если точнее, просто прятался у него за спиной.

— Уртовульф, — крикнул сакс на ухо Питеру и указал на предводителя ютов. — Сын короля Грюндаля, войска держит в железной длани, но глуп!

— Пусть слева отступят! — распорядился Питер, никак не отреагировав на замечание Куты. Растерявшийся Медраут, похоже, ничего не понимал в приказах. На счастье, Хир Амрен отвел назад своих воинов, а остальные сами потянулись следом за ними.

Уртовульф заметил место, где, как ему показалось, можно осуществить прорыв, и погнал своих людей к берегу. Юты увязали в песке, пробивались сквозь ряды бриттов, вопили, предвкушая скорую победу.

Захватчики Харлека смешались с бриттами.

— Вперед, за ними, но построения не нарушать! — выкрикнул Питер.

Он держался неподалеку от Кея и старался наблюдать за возможно большим числом подозреваемых. «Где-то и как-то, но она должна совершить ошибку, оступиться». Селли Корвин много чего умела, но она точно не была закаленным в битвах бойцом. Будь она искушенной в таких делах, в СВВ непременно бы имелся ее файл.

Анлодда держалась сразу же за передовой линией воинов. Время от времени, когда какой-нибудь ют по дурости прорывался мимо воинов, защищенных щитами, Анлодда наносила меткие удары и радовалась своим удачам. Похоже, ни кровь, ни крики раненых ее нисколько не смущали. Двигалась девушка поистине с акробатической грацией — совсем как тот, кто покушался на жизнь Артуса, а потом скользнул в окно и удрал по веревке, спущенной с крыши.

Корс Кант не отходил от нее. Вид у парня был изможденный, напуганный.., вполне естественный для того, кто раньше ни разу не участвовал в бою. И еще выглядел он виновато. У него просто-таки на физиономии было написано: «Я знаю уйму тайн».

Сидела ли внутри Анлодды Селли Корвин, или не сидела, но сама Анлодда явно была опытным бойцом. Но кому бы в этом веке взбрело бы в голову обучать женщину боевым искусствам? Даже во времена Питера этим занимались крайне редко — разве что в Америке. И с какой бы стати, ради всего святого, ей притворяться вышивальщицей? Она что-то скрывала, а от Корса Канта помощи в слежке за этой девицей ждать не приходилось.

И Медраут на поле боя как-то потерялся. Опыт с назначением его младшим командиром можно было считать проваленным — он совсем не был похож на того Медраута, с которым Питер проводил тренировку на турнирном поле несколько дней назад. Пока Медраут не нанес ни единого удара. Хир Амрен безо всякой просьбы взял на себя командование людьми Медраута. Воины с радостью восприняли это изменение в субординации. Конечно, на поле боя нужна была твердая рука опытного военачальника.