Глава 4

– Проходи, – зевнула я во весь рот и запахнула оренбургскую шаль, наброшенную на пижаму.

Любаша ввалилась в прихожую, таща за собой раздувшийся в боках чемодан на колесиках. Багаж она оставила под вешалкой, а сама уверенно направилась на кухню.

– Ставь чайник, а то умру! – рухнула она на табуретку.

Я засуетилась, доставая из холодильника колбасу, сыр, буженину и нарезая хлеб. Любаша подперла щеку кулаком и наблюдала за моими действиями одним глазом, другой глаз заплыл хорошей гематомой. Вообще, надо сказать, вид у моей подруги был «аховый». В мятом плаще, с нечесаными волосами и с растекшейся по лицу косметикой, она производила впечатление транзитной потаскухи. Особенно впечатлял разноцветный синяк.

– Во! Видала?! – потрогала она правый глаз. – Сволочи они все! А главное – за что?! За здоровую критику!

Любаша залпом выпила кружку чая, проглотила пару бутербродов и отмякла.

– Не верь мужикам! Они все по натуре рабовладельцы и эксплуататоры.

Сначала прикидываются овечками, а как почувствуют свою силу, так и норовят нацепить паранджу и заковать в кандалы… Ненавижу!

Через две кружки чая и сигаретку избыток субстанции ненависти из бурного потока превратился в тоненький ручеек, и Любаша поведала печальную историю современной Дездемоны.

– …И тогда я сказала Тенгизу: "Да провались ты со своей мамочкой и дурацкой ревностью!" Собрала вещички и почти сутки добиралась домой в общих вагонах. И только у родной квартиры сообразила, что ключ я впопыхах забыла вместе с косметичкой у них дома.

Тут к нам присоединилась баба Вера. Любаша в ответ на ее охи и ахи поведала свой грустный рассказ еще раз в дополненном и переработанном виде.

– …И тогда я сказала Тенгизу: "В гробу я видала тебя, твою ревность и твоих родственников!" Собрала вещички и почти двое суток добиралась домой автостопом. И только у родной квартиры сообразила, что ключ я впопыхах забыла вместе с косметичкой у них дома.

Мы с бабой Верой переглянулись.

– Тенгиз – грузинское имя, – подметила я.

– Синяк – под правым глазом – значит, бил левша, – проявила дедуктивные способности тетушка.

– Из Сочи можно добраться до Москвы поездом за один день, а можно и самолетом за пару часов.

– Ключ остался у них дома. Он легко мог опередить ее и поджидать в квартире.

– Самозащита тут отпадает: удар нанесен сзади.

– Любой адвокат легко докажет состояние аффекта. Но лет пять все-таки дадут.

– Но где же труп?

Мы уставились на Любашу.

– Какой труп? – проблеяла она.

– Любочка, – ласково сказала тетушка. – Покайся, расскажи все, как было. Мы найдем тебе хорошего адвоката, и будем носить в тюрьму передачи.

Любаша побелела и смотрела на нас во все глаза.

– К-какой труп, к-какая тюрьма? Ничего не понимаю…

– Любочка, у тебя есть алиби на вчерашний вечер? Как ты добиралась до Москвы?

Мы рассказали нашей соседке о печальном событии, имевшем место в ее квартире. Любаша выкурила еще пару сигарет, обрела дар речи и поведала о своем путешествии из Сочи в Москву в хронологическом порядке. Денег ей на самолет не хватило, и Люба добиралась поездом. По всему выходило, что во время преступления она находилась в пути. Алиби было железным.

– Жаль, – посетовала баба Вера. – Эта версия выглядела очень убедительно. Попробуем хотя бы идентифицировать труп. Как выглядит Тенгиз?

– Он – грузин, красивый, как витязь в тигровой шкуре. Солидный, волосатый, левша, любит сациви и карты, во сне храпит и чешется.

– У него есть спортивный костюм «Адидас»? Какие часы носит?

– Конечно, у него есть синий спортивный костюм «Адидас»! В Сочи неприлично не иметь такого костюма. А часы у него золотые с черным циферблатом и бриллиантиками вместо цифр.

– А шарф у него есть?

– Да, есть. Белый, шелковый. Он его носит с полосатым костюмом. Как гангстер тридцатых годов.

– Как вы познакомились? Чем он занимался в Москве? – вели мы с бабой Верой перекрестный допрос.

– Познакомились, как обычно. На улице. "Дэвушка, Вы такой красивый!

Серые глаза – мой любимый цвэт!" А чем занимался, я точно не знаю, но жил шикарно: снимал квартиру в пентхаузе в высотном доме на Краснопресненской…

Так вы говорите, что он того… с пробитой головой на паркете… Тенгизик, миленький мой, у-у-у, – и она заревела белугой, размазывая слезы и остатки косметики по щекам.

– Вот она – загадочная женская душа, – проворчала баба Вера. – То смерти ему желала, то слезы льешь…

Тетушка от души налила Любаше валерианки. На запах тут же примчался Лаврентий, но, оценив ситуацию, понял, что тут бабская компания, и он здесь – лишний. Послонявшись для вида вокруг наших ног, кот улегся на подоконник среди горшков со столетником и геранью.

– А кухонного молотка у меня с роду не было, – поморщилась соседка, хлебнув лекарства. – Ты же знаешь, Мария, готовить я не умею.

Мы с бабой Верой разочарованно переглянулись.

– Жаль, хорошая была версия… – протянула она. – Выходит, убийца принес молоток с собой, действовал уверенно, продуманно. Это уже другая статья. Скорее всего, преступник забрался в квартиру с целью ограбления.

Люба, у тебя, кроме шубы, есть что-нибудь ценное?

– А как же?! – гордо вскинула она голову. – Ювелирные изделия от прабабки. Только я их у родителей храню, у них сигнализация проведена.

– Значит, нет. Но вор мог этого и не знать… Идем дальше: неожиданный приход Тенгиза сорвал его планы. Чтобы выбраться из квартиры, вор убивает свидетеля. Затем он пытается избавиться от трупа, но тут появляешься ты, Маша. К счастью, ты вовремя убежала, а то бы он и тебя порешил. Преступник понимает, что сейчас появится милиция, замывает следы и покидает квартиру вместе с трупом. Вывод: преступление совершено по наводке, но неудачно, хозяева вернулись домой не вовремя. Будет ли повторная попытка? Думаю, вряд ли: преступники – народ суеверный.

– Баба Вера, да Вы просто Шерлок Холмс! – восхитилась жертва нападения.

– Домой-то пойдешь, или к родителям поедешь? – поинтересовалась я, деликатно прикрывая ладошкой зевок.

– Конечно, домой, – удивилась моему вопросу Любаша. – Ты же сама сказала, что в квартире чисто.

– Я подумала, вдруг Тенгиза искать кто-нибудь будет…

– Пусть ищут. Лично я его последний раз видела в Сочи, вместе с мамочкой.

Любаша подхватила свой чемодан и, сердито сопя, покинула нас, забыв при этом и о существовании Лаврентия.

– Любаша, можно, Палыч у нас еще немного поживет? – крикнула я ей вдогонку.

– Можно, – отозвался внезапно заработавший лифт Любашиным голосом.

Мы с бабой Верой посплетничали о Любашиных любовных похождениях и обсудили кандидатуру Ильи на роль домушника. Тетушка согласилась, что для преступника тот вел себя совершенно не правильно. Вместо того чтобы быстро ограбить квартиру и убежать, молодой человек снимал с дерева кота и наворачивал блины. Однако присутствие в деле клетчатого шарфа настораживало, поэтому полностью снимать подозрение с Ильи баба Вера отказалась. Потом мы спохватились, что у меня сегодня лабораторная работа на второй паре. Времени оставалось в обрез. Кое-как нацепив на себя джинсы, свитер, куртку и стянув волосы на затылке конским хвостиком, я галопом поскакала в родной институт.

Девочки с экономического факультета совсем расшалились в преддверии праздников. Они обнаружили мышку в подсобной комнате, где хранились запасы муки и зерна, гонялись за ней с веником по всей лаборатории, побили казенную посуду, а визжали так, что примчалась завкафедрой и сделала мне выговор.

Окно между двумя парами я использовала с толком: сбегала в гастроном и пополнила запасы продуктов по списку бабы Веры. Нагруженная сумками я неслась по коридорам старого здания, уворачиваясь от встречного потока студенток, спешащих в столовую. В одном направлении со мной греб растерянный мужчина. Он сличал номера кабинетов, недоуменно качал головой и ошарашено чесал в затылке, не в силах понять систему нумерации аудиторий. А как же иначе? Даже бывалые обитатели института плутают в старом здании среди коридорчиков, тупиков и мезонинов, дивясь логике проектировщиков, поместивших рядом кабинеты под номерами 34, 18Е и 121. Помню, и я вот также бродила по коридорам, безнадежно разыскивая комнату No415, которая оказалась в полуподвальном этаже рядом с входом в бомбоубежище. Я почувствовала себя лесником, который вовремя обнаружил заблудившегося в чаще туриста.

– Вам помочь? – пришла я на выручку посетителю.

– Кафедра хлебопечения, – взмолился мужчина.

– Нам по пути, – утешила я его.

Турист благодарно улыбнулся в ответ. На вид ему было лет сорок пять.

Залысины на лбу и очки в массивной роговой оправе придавали мужчине солидный вид. Добротный плащ, серый костюм и портфель в его руке навели меня на мысль, что это, скорее всего, диссертант приехал за консультацией.

– Вам, наверное, к завкафедрой, – мило начала я светскую беседу. – Но она уже ушла, сегодня у нее всего полдня.

– Нет, завкафедрой мне не нужна.

– А! Тогда Вы ищете завлабораторией Людмилу Анатольевну. Я угадала?

– Нет, нет. Я ищу… – вынул он из кармана пиджака блокнот. – Кравченко Марию Сергеевну, не знаете такую?

– Знаю, – честно ответила я. – А по какому вопросу? Что-нибудь по технологическому процессу нарезных батонов? Она в этом деле собаку съела! – похвалила я себя на всякий случай: реклама еще никому не мешала.

– Нет, я по другому вопросу.

Его сдержанность разочаровала меня. Мог бы быть и более вежливым! Я, в конце концов, спасла его от синдрома замкнутого пространства, который неизменно возникает у тех, кто слишком долго плутал по институтским катакомбам.

– Проходите, – сухим тоном предложила я неразговорчивому диссертанту, отпирая дверь лаборатории.

Бросив сумки в холодильную установку, я солидно уселась за свой стол, нацепила на лицо маску "экзаменатор принимает зачет у нерадивого студента" и официально кашлянула:

– Так по какому Вы вопросу?

– Я думал, Вы студентка, – одарил меня мужчина сомнительным комплиментом, уселся напротив и посмотрел через очки таким взглядом, что моя душа затрепетала горлинкой в области диафрагмы, мешая сделать вздох.

Мой дед по материнской линии провел два года в общей камере Бутырки с тридцать седьмого по тридцать девятый год по ложному доносу. Видимо, с тех пор моя генетическая память безошибочно распознает представителей одного не очень почтенного ведомства.

Обычный гражданин смотрит на своих соплеменников без всякого интереса.

Мазнет взглядом по физиономии и тут же переключается на себя. Те же, кто служит в этом ведомстве, имеют натренированный глаз. Взглянет такой сотрудник на человека и раскладывает его данные по параметрам согласно инструкции: рост, национальность, форма ушей, семейное положение, прописка, тип внушаемости, образование. А, главное, способы вербовки.

Не знаю, к какому выводу пришел сотрудник ведомства относительно моей особы, но, кажется, не слишком для меня лестному, так как заметно расслабился, заложил ногу за ногу и откинулся на спинку стула. Для полной деморализации противника, то есть меня, службист взмахнул перед моим носом фирменными "корочками".

– Не хотелось бы начинать разговор с угроз, но Вы, Мария Сергеевна, очутились в очень неприятной ситуации. За связь с преступными элементами Вас по головке не погладят. А если обнаружится и соучастие, то не исключено судебное разбирательство. Наказание Вам определят, конечно, условное, по молодости лет, но с работы уволят и преподавательскую деятельность запретят.

Мужчина осуждающе поджал губы, рассчитывая на панику с моей стороны. Я же ободряюще покивала ему головой, как студенту, который правильно, но не совсем уверенно отвечает на билет. Посетитель разложил мою реакцию по полочкам и переменил тактику.

– Я, конечно, мог бы пригласить Вас в свой кабинет в официальном порядке и даже взять подписку о невыезде, но понимаю, как враждебно Вы могли бы отреагировать на мои действия. Сегодня мы беседуем без протокола, в интимной обстановке, на Вашей территории. Я рассчитываю на понимание с Вашей стороны тех трудностей, которое испытывает наше государство в борьбе с разгулом организованной преступности. Сотрудничество с органами – долг каждого сознательного гражданина…

Здесь наступил подходящий момент применить прием, широко используемый преподавателями для слишком самоуверенного студента: неожиданно попросить его показать выполненную домашнюю работу по теме, которую еще не проходили.

– Предъявите, пожалуйста, документы, уличающие Кравченко М.С. в связях с преступными элементами, оформленные для передачи в суд… простите, не разглядела Вашего имени-отчества.

Как и следовало ожидать, мужчина сел прямо и опустил ногу, то есть смутился.

– Меня зовут Николай Михайлович… Все документы находятся в разработке, – не растерялся он. – Однако я могу продемонстрировать Вам нечто весьма интересное… Вот, ознакомьтесь, – достал он из портфеля тоненькую папку с грифом "Для служебного пользования".

В папке лежала газета с объявлением о продаже фикуса с опечаткой в ключевом слове, фотокопия инструкции по уходу за растением, написанная моим почерком, и фотография, на которой были изображены я и Витюха в момент передачи газетного свертка с долларами около подъезда моего дома.

– Объясните, в чем Вы усматриваете криминал? – постучала я ручкой по столу и недовольно нахмурилась.

Таким тоном экзаменаторы дают понять студенту, что в ответ вкралась грубая ошибка.

– Фотография не очень четкая, но здесь хорошо видно, что Вы знакомы со Скелетом.

– С кем? – промямлила я, теряя контроль над ситуацией.

– Человек, который передает Вам пакет с деньгами, никто иной, как Скелет, известная личность в преступном мире. Хитрый, коварный, беспринципный садист, он состоит в группировке Куприяна, ныне покойного авторитета. Такую кличку он получил оттого, что носит на пальце перстень в виде черепа.

– Витя вовсе не Скелет, – собрала я волю в кулак. – Он очень милый молодой человек, любит животных и увлекается классической музыкой. А на фотографии он передает мне сверток с импортными горчичниками для бабы Веры.

Вы что-то путаете.

– Я ничего не путаю, Мария Сергеевна, – опять развалился посетитель на стуле. – В свертке лежали деньги за фокус, тот самый, который Вы продали Скелету по объявлению, да еще и собственноручно написали инструкцию по использованию. Графологическая экспертиза легко это подтвердит. Кроме того, у меня имеются свидетельские показания очевидцев, что Вы руководили группой бывших уголовников, опознанных по фотографиям, во время выноса из подъезда неидентифицированного предмета. (Тут мнения свидетелей расходятся: один говорит, что это был сундук с мачтой, другой утверждает, что выносили зонт громадных размеров, третий клянется, что собственными глазами видел тотемный столб индейского племени Кечуа). Так вот, группа уголовников, выносившая неопознанный предмет, входит в то же бандитское формирование, что и Скелет… Факт спекуляции фокусами и связь с преступными элементами – налицо! Ну, будем отпираться? Или оформим явку с повинной?

Он довольно улыбнулся, предвкушая легкую победу.

– Мне стыдно за Вас, Николай Михайлович, а также за ту организацию, которая тратит средства из государственного бюджета на то, чтобы инкриминировать мирным гражданам продажу комнатных растений по объявлению в газете! – надеюсь, мой голос звучал, как у завкафедрой во время товарищеского суда над прогульщиками. – А грузчики, или группа бывших уголовников, как Вы изволили выразиться, выносила из подъезда фикус – весьма распространенный вид комнатных растений. Никакого нарушения уголовного законодательства в этом нет, а Ваши домыслы характеризуют Вас как человека поверхностного, не способного отличить настоящее преступление от стандартной бытовой ситуации.

Я чуть не попросила у Николая Михайловича зачетку для «неуда», но вовремя спохватилась.

– А почему же в объявлении написали «фокус», да еще и указали чужой номер телефона? – растерял он свою уверенность.

Досчитав про себя до десяти, я доходчиво объяснила службисту причину возникновения недоразумения, и еще раз заверила, что к преступным фокусам не имею никакого отношения.

В отместку за потрепанную нервную систему, я выпроводила его без подробной карты обратного маршрута. Пусть побродит по нашим лабиринтам и заработает себе клаустрофобию!

Единственным, что омрачало моральную победу над представителем не очень почтенного ведомства, был вопрос: с каких это пор служба, которая по роду своей деятельности должна блюсти государственную безопасность, занимается какими-то бирюльками, а именно – фокусами? Дожили!!!

Глава 5

– Как же так?! – продолжала кипятиться я дома. – Что за странный интерес к фокусам? Им что, делать больше нечего? Скоро все сотрудники правоохранительных органов превратятся в клоунов, мы будем их узнавать на улице по красным носам и рыжим парикам!

– Может быть, в этом и есть некий резон, – увещевала меня баба Вера, подкладывая в тарелку селедку под шубой. – Вон, наперсточники на каждом углу стоят, людей дурят. А ведь это самый настоящий фокус. Его изобрели в Индии в незапамятные времена, и назывался он "игра с кубками". Надувательство тут достигается с помощью так называемых "обманных пассировок", для чего требуется большое мастерство манипулятора. В XVIII веке был известен итальянец Джованни Боско. Он достиг такой виртуозности, что работал не с тремя, а пятью сосудами. До сих пор еще никто не превзошел его мастерства в исполнении этого номера… А кидалы?! Те, которые вместо настоящих денег подсовывают доверчивым простакам нарезанную бумагу. Ведь тоже, ловкие бестии, позаимствовали этот фокус у иллюзионистов… Все газеты кричат, что с преступностью надо бороться активнее. Вдруг сейчас новые способы борьбы осваивают: по принципу – клин клином вышибают.

– В таком случае фокусами должна заниматься милиция. Но я не понимаю, зачем нужны трюки людям из госбезопасности? Не собираются же они защищать интересы государства с помощью иллюзионизма?

– Отчего же – нет? В истории были такие прецеденты. Вот, например, в середине XIX века один из самых популярных иллюзионистов своего времени Бернар-Мариюс Казнев выполнял секретную миссию на Мадагаскаре. В те времена Мадагаскар был островом раздора между Англией и Францией. Франция посылала военные экспедиции. Англия в отместку наводнила страну миссионерами.

Подрывная деятельность миссионеров была настолько сильна, что правительство Наполеона III послало Казнева со специальной дипломатической миссией. Ему было поручено ослабить влияние британского консула на королевскую семью, и сорвать коварный план размещения крупного заема финансовыми воротилами Британии. Казнев с большим успехом выступал перед членами королевской семьи Мадагаскара и дал представления для широкой публики. Британский консул встревожился, что "сверхъестественное могущество" приезжего артиста может высоко поднять престиж Франции, и запросил инструкции у своего правительства. Так вот, в ответе министерства иностранных дел содержался приказ: обучить всех миссионеров на острове иллюзионному искусству. И ведь обучили, как миленьких!.. Это я к тому, что может быть и здесь имеется какой-то государственный интерес.

– Баба Вера, – открыла я рот от удивления. – Только не говори мне, что тебе приходилось выступать на арене цирка с фокусами. Откуда такие познания в области истории иллюзиона?

– Ничего удивительного, – гордо пожала она плечами. – Мой покойный супруг, Петр Силантьевич, как тебе известно, был очень одаренным человеком.

Чем только он не увлекался: и сельским хозяйством, и авиацией, и строительством, и физикой (в зеленом чемодане до сих пор хранятся чертежи его последнего изобретения – вечного двигателя четвертого рода), и оптикой (он придумал очки для слепых)… Ничего смешного в этом нет! – рассердилась баба Вера, заметив мою реакцию. – Существуют же слуховые аппараты для глухих… Однако большинство его изобретений не нашли практического применения в народном хозяйстве. Известное дело, кому нужен нестандартно мыслящий лаборант без высшего образования? Оттого и спился, в конце концов… А ведь какие надежды подавал! Завлабораторией очень хвалил его, и даже некоторые идеи Петра Силантьевича пробил в соавторстве. М-да…

Баба Вера немного помолчала, скорбно поджав губы.

– Так вот, я Пете немного помогала: подыскивала подходящую литературу в нашей библиотеке… Фокусами супруг мой тоже интересовался, но с точки зрения не техники исполнения, а использования оптических, химических, электрических и других достижений науки в эффектах и реквизите. Особенно его увлекали те фокусы, загадка исполнения которых, еще не разгадана. Вот, например, трюк "Индийский канат" упоминается еще в Сутрах веды – древних священных санскритских текстах, то есть его возраст составляет больше тысячи лет! Фокусник подбрасывал вверх круг каната, тот разворачивался, устремляясь в высоту, а потом замирал и оставался стоять вертикально. Мальчик, ассистент фокусника, взбирался по нему вверх и исчезал из виду, вслед за ним взбирался и фокусник. Сверху доносились звуки борьбы. На землю падали окровавленные части тела мальчика. Факир спускался вниз, вытирая окровавленный нож, собирал останки в плетеную корзину, совершал магические пассы и из корзины выскакивал ассистент, живой и невредимый. Вице-король Индии лорд Ленсдаун предложил премию в десять тысяч фунтов стерлингов тому, кто продемонстрирует этот трюк. Премия до сих пор не затребована. Хотя и были попытки разгадать тайну каната. Иллюзионисты разработали на сегодняшний день около тридцати модификаций внутреннего устройства каната. Но все дело в том, что индийские факиры использовали не только канат, или шнур, но и кожаный ремень, в который невозможно что-либо вставить в качестве опорной конструкции… Петр Силантьевич решил эту проблему. В одной из шляпных коробок в кладовке лежит ремень коровьей кожи, который принимает вертикальное положение, становясь похожим на шест, и выдерживает вес двух человек на высоте третьего этажа…

Надо будет его смазать глицерином, чтобы не рассохся…

В прихожей тренькнул звонок, прерывая наш задушевный разговор. Дверной глазок продемонстрировал широко известного в преступных кругах Скелета, который топтался на площадке перед дверью и смущенно надраивал свой перстень об свитер на широкой груди.

– Здравствуй, Витя, – открыла я дверь.

В руках он держал длинный газетный пакет. От хитрого и вероломного братка почему-то несло рыбным духом.

– Я… это, вот… Палычу гостинец принес, – застенчиво дернул он щекой. – Как он себя чувствует?

– Лаврентий Палыч, – позвала я. – К Вам посетитель.

Лаврентий уже трусил по коридору на запах свежатины. Скелет сунул мне в руки тяжелый сверток, присел на корточки и нежно потрепал кота по загривку.

Палыч благодарно ткнулся лбом ему в ладонь и заурчал.

– Может зайдешь, чаю выпьешь? – любезно предложила я.

– Не, дела у меня, – выпрямился он и повел покатыми плечами под кожаной курткой. – Я на минуту заскочил…

Беспринципный садист мило ухмыльнулся одной стороной рта и побежал вниз, громко стуча ботинками по ступенькам.

На кухне я развернула газету, баба Вера ахнула, а Лаврентий победно посмотрел на нас с буфета: Скелет принес свежую севрюгу, метра на полтора длиной.

– Лаврентий Палыч, вряд ли, Вы осилите такую рыбину в один присест.

Предлагаю поделить поровну, – внесла я предложение, но кот коротко мяукнул в знак протеста. – Ну, хорошо, будем делить по-братски.

– Да, повезло некоторым котам, такого щедрого споснора приворожить, – почесала нос баба Вера. – Видно, полюбился ему фикус, как родной.

– Баба Вера, – озарило меня. – А, ведь, братки не фикус покупали, а фокус. За что же они десять тысяч отвалили? Каким образом сработало дерево?.. Я готова поверить, что правоохранительные органы интересуются трюками для решения важных государственных задач. Но зачем бандитам из группировки Куприяна понадобились сундуки, в которых ассистентки фокусников превращаются в тигров, шкафы, из которых пропадают добровольцы из публики, и женщины, замирающие в неестественных позах на спинках стульев? Было бы логичнее, если бы они изучали опыт Гарри Гудини, его феноменальную способность вскрывать сейфы и выбираться из запертых камер в тюрьмах.

– Кто ж их знает, – проворчала тетушка, надевая фартук и вооружаясь тесаком. – Может, Куприян перед смертью решил исправиться, и встать на честный путь фокусника и трюкача… Часть рыбы пожарим, часть на уху пустим, а что останется – на заливное пойдет… Ты мне, лучше, вот что скажи, почему гражданин с рыбой пришел в нашу квартиру, а не к Любаше? Фикус же он из той квартиры выносил.

– Любаша! – ужаснулась я. – Надо ее проведать!

Соседка выглядела, как действующая модель вулкана. Любаша приветственно кивнула мне и встала в позу гордого революционера, скрестив руки на груди и откинув голову назад. Ноздри ее раздувались, а глаза метали молнии.

– Хам! – сказала она с возмущением. – Это надо же, обозвать меня «бабкой»! Открываю дверь, на пороге стоит мужик, здоровый, как сундук.

"Здорово, говорит, бабка, Лаврентий Палыч дома?" Я ему: "Здорово, внучек, он на четвертый этаж переехал". "А Маша?". "И Маша там же". Повернулся и ушел.

Мария, где ты такого хамского знакомого отхватила? Стоит на неделю уехать, и – на тебе! Бабкой называют!

– Любаша, ты на себя в зеркало посмотри, – вступилась я за Витю-Скелета.

– Причем здесь зеркало! Ну, подумаешь, на голове бигуди, на лице маска из проросшей пшеницы, на теле старый халат. Зато фигура стройная и душа молодая. Неужели не видно?! Я – женщина в самом соку!

– Между прочим, – сделала я еще одну попытку. – Это он купил твой фикус и лично вынес из подъезда.

– Неужто сам с ним справился? – изумилась Любаша физической подготовке покупателя. – А что ж так мало за дерево дал? Всего тысячу рублей! Жмот!

Я пожала плечами, скосила глаза к носу и изобразила святую невинность.

Как и следовало ожидать, львиная доля Любашиного коэффициента полезного действия ушла в гудок, как у паровоза. Она успокоилась и перестала искрить.

– Тебе кофе со сливками или с лимоном? – уже человеческим голосом спросила она и, не дожидаясь ответа, ушла на кухню, ставить чайник.

Без вечнозеленого шатра комната выглядела пустовато. Зато света прибавилось. Любаша повесила на окно занавески, и квартира приобрела черты уюта и женской заботы. Мебель равномерно распределилась по всей жилплощади, а место, где стояла кадушка, прикрывал лохматый коврик.

На кухне заверещал свисток чайника. Мы чинно уселись за стол, на котором уже стояли чашки с блюдцами, сахарница, коробка вафельного торта и конфеты в вазочке. Хозяйка добавила к натюрморту глиняную миску грубой лепки и достала сигареты.

– А где твоя красивая пепельница муранского стекла? – поинтересовалась я, брезгливо рассматривая миску.

Сосуд напоминал пиалу, выполненную руками ребенка. С внешней стороны по кромке шел немудреный узор из палочек, закорючек и крючочков. Внутри миску покрывал коричневый налет непонятного происхождения.

– А-а! Разбила! – с сожалением призналась Любаша. – А эту штуку Тенгиз откуда-то притащил в тот день, когда мы улетали в Сочи. Сказал, что подарок судьбы. Я так понимаю, он эту штуковину в беспроигрышной лотерее на улице выиграл.

Она с наслаждением закурила и открыла банку растворимого кофе.

– Любаша, – осторожно начала я. – У тебя есть знакомый циклевщик?

– Нет. А тебе зачем? Ремонт делать? Так, ведь, не сезон. Полами надо летом заниматься, в период естественной вентиляции.

– А кто тебе пол отциклевал, пока ты в Сочи гуляла?

У Любаши дрогнула рука, и вторая ложка растворимого кофе просыпалась мимо моей чашки.

– А, разве, это не ты отскребла пятно из-под кадушки? Я уж хотела поблагодарить тебя.

– Может быть, твоя генеральская родня сподобилась? Или бывшие мужья?

– Ха! – скривилась подруга, и я поняла, что моя идея была абсурдна.

– Ты бы замок сменила, – посоветовала я. – А то ограбят.

– Кстати, – хлопнула она себя по лбу. – Ты читала сегодняшний выпуск "Московского комсомольца"? Вот тут внизу: "Жертва ограбления".

Под рубрикой "Срочно в номер" я прочла коротенькую заметку о том, что возле железнодорожной насыпи узкоколейки, которая проходит рядом с общежитием Пищевого института, был найден труп мужчины кавказской национальности. Сотрудники милиции предполагают ограбление, так как ни документов, ни денег, ни ценных вещей у пострадавшего не обнаружено.

Вызывает глубокую озабоченность то обстоятельство, что это уже не первый случай ограбления со смертельным исходом в данном районе. Аналогичный случай произошел несколько недель назад, когда студентки из общежития обнаружили труп неизвестного мужчины с проломленным черепом. Деньги, документы и часы похищены преступником. Не исключена возможность, что в столице объявился новый серийный убийца… Вот такая веселенькая заметка.

– Неужели Тенгиз? – заломила руки в горестном порыве Любаша. – А может быть, и – нет, – передумала она скорбеть. – С этими мужиками всегда так: непременно надо испортить настроение перед праздниками! Кстати, у тебя какие планы на выходные?