Глава четырнадцатая

Степные версты длинные. Просохнув на весеннем солнце, густо запылила натоптанная кочевая дорога, мелкая пыль повисла над частоколом бунчужных пик, оседая на лица, на голубую придорожную полынь и потные лошадиные крупы. Андрей приподнялся на стременах, пытаясь хоть немного размяться. Мастер же сидел на своем Белом прямо, как свечка, глаза его были закрыты. Один из воинов отъехал в сторону, свесился с седла, ухватившись за гриву, спустил штаны. «Всякого цирка повидал, но как с коня гадят…»— подумал Андрей.

Закончив дело, всадник свистнул плетью, умчался вперед.

Очень хотелось пить, хотелось сесть в прохладную траву, побродить босыми ногами в холодной воде. Андрей закрыл глаза, пытаясь отключиться, как Мастер, но не заснуть — спать нельзя, свалишься, задние враз затопчут.

От нечего делать Андрей принялся разглядывать седло и сбрую Мастера. У того был китайский «арчак»— длинное седло с пристегивающейся подушкой, одной только передней лукой и круглыми бронзовыми стременами, чьи узкие дужки были вылиты в виде драконьих морд. Узкая золоченая решма — налобное украшение Белого — тоже была в форме головы дракона. Черные ножны сабли поблескивали золотыми обручами, к седлу был приторочен двойной сафьяновый саадак — фигурный налуч с широким боевым луком, и колчан, полный длинных стрел, оперенных маховыми перьями орла. Сам Андрей, одетый все в ту же вытертую короткую шубу поверх рубахи — одежду степного бедняка, — вооружился лишь саблей, которую подобрал во время ночного набега.

Мастер открыл глаза, скептически глянул на посадку Андрея.

— Полагаю, по возвращении в наше время тебя ждет блестящая военная карьера, — заметил китаец.

— Вы так думаете? — спросил Андрей, чувствуя подначку.

— Очень уж ты напоминаешь китайский талисман, обеспечивающий продвижение по службе — обезьяну верхом на лошади.

«Посмотрю я, кого ты напомнишь, как по горам полезем», — подумал Андрей, совсем не обидевшись на Мастера. Кстати, вовсе не факт, что тот ходил по горам хуже Андрея — от этого китайца можно было ждать любых сюрпризов.

Внезапно колонна замедлила движение, потом остановилась. Начальник колонны — Ханза-чазоол — выехал вперед, встречая дозорного.

Выслушав дозорного, чазоол отослал его назад, а сам что-то крикнул воинам. По его команде конный строй начал разворачиваться, длинной шеренгой поднимаясь по склону. Звенело железо, копыта слитно топотали по мягкой просохшей земле. Мастер, ударив пятками Белого, подъехал к кыргызскому начальнику.

Въехали на гребень, и перед глазами открылась еще одна долина; на ее противоположном скате виднелись стены полуразрушенной крепости, перед которой выстроился большой конный отряд. На удалении он казался игрушечным — миниатюрные лошадки помахивали хвостиками, торчали заостренные палочки пик, мелькали крохотные блики-блесточки на железных кольчугах и шлемах.

Кыргызские конники выстроились. Тяжелые копья, сверкая жалами, густым частоколом врезались в голубое небо, теплый ветер покачивал черные кисти бунчуков. Отряд, стоящий под стенами крепости, тоже оставался неподвижным. Насколько понял Андрей, это был арьергард ночных налетчиков, который преградил погоне путь на юг, в Саяны. Туда и ушла основная часть урянхов с захваченным табуном и наследником степного рода.

Чазоол снова крикнул, махнув рукой, — качнулись копья, и кыргызские всадники с железным лязгом двинулись вниз. Отряд из-под крепостной стены тоже пошел вперед. Андрей глянул на Мастера — тот стоял рядом с чазоолом, сзади выстроилась охрана. На вершине степного склона, на фоне голубого неба, они выглядели словно ожившие древние изваяния — с каменными лицами, глазами-щелками, грозно поблескивающими из-под меховой опушки шлемов.

Господин Ли Ван Вэй ничего не сказал Андрею, даже не глянул в его сторону. Можно ли ему в бой? А, черт, была не была! В несколько скачков Рыжий догнал всадников: перед глазами плотно шли гнедые крупы, черные помахивающие хвосты, широкие человеческие спины, покрытые чешуей блестящих колец. Топот копыт усилился, стал слитным, смешиваясь с железным лязгом кольчуг и тягучим волчьим воем, который, появившись откуда-то из утробной человеческой глубины, потек над атакующей лавой.

Подхлестываемые гулом атаки, воины пригнулись к седлам, медленно опуская копья над небольшими круглыми щитами. Некоторые натянули луки, на скаку накладывая стрелы. Андрей, вытянув из ножен старую саблю, бросал быстрые взгляды вправо-влево. Топот усилился, вой поднялся, завибрировал, переходя в визг. Между конскими ушами и мелькающими спинами передних Андрей заметил какую-то темную массу, которая стремительно приближалась, распадаясь на оскаленные конские головы, грозно-неподвижные лица под шлемами и жала пик, направленные, кажется, прямо ему в глаза. Визг взлетел над лавой, переходя уже в ультразвук — люди, кони, отточенное железо слились в одно целое, неудержимо рвущееся вперед. Боевой восторг охватил Андрея — подняв саблю над головой, он тоже завизжал, оскалившись, и ударил пятками Рыжего, забыв себя и китайца, готовый рубить и кромсать все, что попадется на пути. Справа и слева послышались резкие удары спускаемой тетивы, короткий свист стрел; в воздух взмыли их вытянутые тела, уходя вперед, здесь и там стали заваливаться всадники, пораженные стрелами врагов.

Мимо уха Андрея что-то коротко и страшно свистнуло, потом еще раз, в уши на мгновение прорвался нарастающий топот чужих коней, и вдруг все взорвалось: железный грохот сталкивающихся щитов, треск копей, сабельный лязг, гортанные крики всадников, конское ржание — все закружилось в глазах и ушах. Впереди, между своими, возникли чужие воины, крутя кривыми саблями; некоторые уже валились с коней, пораженные кыргызами, в последнем усилии еще стремясь достать кого-то. Перед глазами Андрея проскочило окровавленное жало копья, оскаленные зубы — Андрей наотмашь хлестнул саблей — враг исчез, но тут же из свалки вывалился новый. В оранжевом халате с широким поясом поверх пластинчатого панциря возник всадник, из спины у него торчал обломок кыргызской пики, кровь пачкала шерсть коня.

Андрей поднял на дыбы Рыжего, развернув его в сторону монгола и, с замиранием сердца, с ходу полоснул того саблей по шее. Бессильно мотнулась полуотрезанная голова, ударила алая струя крови — но Андрей уже проскочил между двумя дерущимися клубками всадников, на ходу лязгнув саблей по кожаному щиту с чеканными медными бляхами. Встречный бой начал смещаться в сторону холма, сначала медленно, потом быстрее и быстрее — монголы, не выдержав кыргызского натиска, ударились в бегство, кыргызы с гиканьем помчались за ними, раскручивая арканы. Но кони их, утомленные дальним переходом, стали отставать, и остатки монгольского отряда быстро скрылись за холмом. Кыргызы, рассыпавшиеся по степи, перешли с галопа на рысь, а потом, завернув утомленных, покрытых пеной коней, двинулись назад.

Подбирая своих раненых и добивая врагов, воины собирались перед склоном, на котором, опираясь на пласты мягкого песчаника, поднимались невысокие бугристые стены, сложенные из этих же, розовато-серых каменных плиток. Несколько всадников, хлестнув коней, заскочили в крепость, затем один из них появился на стене, махнув камчой. Ханза-чазоол в сопровождении охраны и Мастера шагом поднялся по склону. Мастер жестом подозвал Андрея, тот присоединился к нему уже в крепости. Шел он пешком, косолапо переставляя ноги, ведя коня в поводу.

— Покажи свою саблю, — потребовал китаец, как только Андрей приблизился к нему. Сабля была темной от крови, притупленной от ударов о чужое железо.

— Вытри ее, — приказал Мастер, — оружие нужно вытирать сразу после боя. Потом возьмешь один из этих камней, — показал на куски песчаника, вывалившиеся из кладки стен, — и подточишь. И не надо ерзать в седле — лошади спину собьешь. Как прошел бой? Ты убил кого-нибудь?

— Не знаю, мелькало все. Одного добил, но он был ранен — может, и так помер бы.

— Понравилось на коне воевать?

— Пожалуй…

Ему и правда понравилось. По адреналину встречный конный бой оказался круче скоростного горнолыжного спуска и даже партизанской засады в джунглях.

— Мне в свое время тоже нравилось, — так же спокойно заметил Мастер. — А вообще, у нас — у тех, кто попал в чужое время, — есть особая техника боя. Мы называем ее «экспедиционной». Останешься жив, обучу тебя ей.

— Для того, чтобы выйти живым из этой экспедиции, или для того, чтобы отправиться в следующую?

— В следующую? — Мастер усмехнулся. — Сначала из этой выберись.

Солнце склонилось к горизонту, длинные тени поползли от неровных плитняковых стен. Воздух прояснился.

— Там уже Саяны, — показал Андрей. — Мы идем в горы?

— Да, в горы, — ответил Мастер. — Но завтра. Сегодня ночуем здесь.

Из горного городка, лежащего на границе Турфана и пустыни, выехал крупный военный отряд. С лязгом боевого железа и топотом копыт он прошел в темной арке ворот, и вскоре облако пыли показало, что он двинулся по направлению к северным Саянским хребтам. Вел отряд широкоплечий чернобородый воин в блестящей кольчуге — джунгарский полководец Галдан Бодохчу. С молодых лет он был предан буддийскому учению и своей тяжелой сабле. Сейчас наступала очередь сабли — пора было показать енисейским варварам-кыргызам истинный смысл «Восьми сторон божественной любви». «Ом мани падме хум!»— повторял про себя полководец, предвкушая кровавую потеху.

Джунгарские разведчики, ранее прибывшие из Турфанского оазиса, вышли к Енисею, на условленное место встречи с Ченом. По горной тропе, за которой они наблюдали, лежа за каменной осыпью, прошел отряд всадников, спешно уходящий в Монголию. Многие из них были ранены, поперек седел везли трупы. По отрывочной беседе, которую разведчики подслушали, тайно подобравшись к привалу, им стало ясно, что другой отряд, собранный из урянхов, направился в одну из горных долин, куда ожидался ответный рейд степняков-кыргызов. Но к тем людям, встречи с которыми ждали разведчики, все это не имело никакого отношения.

Выйдя на берег Енисея, джунгары стали обустраивать место встречи: тайное укрытие для ожидания, пути отхода, дрова для сигнальных костров. Встреча ожидалась через несколько дней.

Ночью кто-то тихо толкнул Андрея в плечо.

— Поднимайся, — услышал он шепот Мастера.

— Проблемы?

— Тихо! Седлай коня, и поехали. «О Господи, за что?!»

— Куда едем?

Но Мастер уже исчез в темноте. В крепости стояла тишина, в разных местах виднелись группы спящих воинов, кони паслись снаружи, под охраной. Оседлав Рыжего, Андрей замер, вслушиваясь-вглядываясь в темноту, пока разглядел белого коня. — За мной, — прошептал Мастер. Они рысью двинулись по темной степи, догнав группу молчаливых всадников, которые ехали, не зажигая огня. По тускло блеснувшему шлему в одном из них Андрей признал чазоола. Один из всадников — кажется, пленный монгол — был связан. Проехав по долине, они начали подниматься на пологий холм, примерно на середине склона перерезанный невысоким известняковым откосом. Сойдя с коней, зажгли факел — коптящее пламя блеснуло на металле кольчуг, заметалось по кустам акации и каменной осыпи, ведущей к черному глазу пещеры. К пещере двинулись чазоол, Андрей с Мастером и еще один воин, подталкивающий пленника. Все молчали.

Внутри пришлось пробираться низко пригнувшись, но потом ход расширился. Похоже, что стены пещеры были стесаны и пол выровнен. Потом ход вновь стал сужаться, превратившись в узкий лаз, — как говорят спелеологи, «калибровку». К счастью, она оказалась сухой — в известняковых пещерах часто приходится ползать в жидкой грязи, которую потом очень трудно отмыть. Пройдя «калибру» ползком, они вылезли в невысокий длинный грот, дальний конец которого скрывался в темноте. В зигзагах оранжевых и черных пятен, перебрасывающихся в свете факела, мелькнули сталактиты, бугристые своды грота, покрытые какими-то рисунками. Впереди что-то блеснуло, чем ближе, тем яснее: круглое лицо с длинными, полуприкрытыми глазами, рот, змеящийся в отрешенной улыбке, гирлянда оскалившихся черепов на плечах. Отделенная от пришедших неподвижной черной водой, в свете факела матово поблескивала золотая статуя мужчины, сидящего в позе лотоса.

— Смотри, — еле слышно прошептал Мастер. Андрей на миг повернул к нему голову — ему показалось, что китаец смотрит не на статую, а куда-то дальше, но хотел, чтобы Андрей смотрел именно на нее. Там свод грота круто спускался, и на его поверхности было сделано какое-то изображение — вот в него и вглядывался китаец. Андрей пристальнее посмотрел туда и невольно отпрянул: большая темная птица, раскинув крылья из черного клубящегося дыма, готовилась броситься на него из-за золотого идола. Пламя факела качнулось — птица пошевелила крылом, холодно и жутко блеснул круглый зрачок, с новым движением пламени оказавшийся лишь завитком на голове истукана. Пламя плясало по плоской золотой морде, глаза блестели, улыбка змеилась — но идол не оживал, оставаясь лишь тяжкой грудой металла. Птица же была живой — а в следующий миг ее не стало вовсе.

«Отче наш, иже еси на небеси…]] — отгоняя морок, Андрей незаметно перекрестился. Рядом послышалась какая-то возня — связанный монгол с кинжалом в груди рухнул в озеро, подняв сноп брызг и волну, омывшую золотой край истукана. Господин Ли Ван Вэй, казалось, не обратил внимания на смерть монгола, он все так же пристально глядел в глубь грота.

Назад выбрались тем же ходом, а когда сели на коней, Андрей спросил шепотом:

— Я не читал, что кыргызы приносили человеческие жертвы.

— Они и не приносили. Это тайный, воинский культ. Без жертвы нельзя, ни одно дело не получится.

— Почему они показали нам эту пещеру? Мы же чужие. Нас убьют?

— Пока не найдем табун и мальчишку, нам ничего не грозит. Так что не думай об этом.

Некоторое время они ехали молча, копыта мягко стучали по сухой земле.

— А почему там птица? За головой этого… в пещере.

— Какая птица? — Мастер даже повернулся к Андрею, явно удивившись. — Там не было никакой птицы. Там были древние Числа, нанесенные задолго до того, как кыргызы приволокли из похода этого золотого Боддхисаттву. Я должен был обязательно увидеть эти Числа.

— А я видел птицу. Что это значит?

— Смотря по тому, что за птица. Скажем, Феникс — знак державной власти, его изображение вышивается на парадной одежде китайского императора. Белый журавль — знак бессмертия. Изображения пары журавлей носят даосские священники.

— Та черная. Даже не черная, непонятно какая. Темная.

— Вообще-то Птица знак судьбы. Так что готовься, что-то ждет тебя.

— Кстати, о птичках, — вдруг решился Андрей, — вы знали о монгольском набеге?

— Откуда я мог о нем знать? — Мастер ответил с ходу, и голос его был полон такой неподдельной искренности, что у Андрея отпали последние сомнения:» Знал «.

Проведя ночь в крепости, конный отряд кыргызов снова двинулся к югу. Монголов не было видно, пустынная степь расстилалась под копытами коней. Все меньше встречалось степных могил, все выше стали склоны, острее скалы на круглых сопках. Рощицы с северных склонов спустились ниже, сошлись в колки, перелески, и вот уже за высоким, травянистым увалом вздыбился первый таежный хребет.

Всадники остановились, начальник колонны — Ханза-чазоол — переговорил с вернувшимся дозором. И снова колонна двинулась вперед, втягиваясь в длинный узкий распадок, крутые склоны которого поросли густым сосновым лесом. Кое-где среди сосен проглядывали невысокие известняковые скалы, то темно — , то светло-серые, покрытые шершавыми золотистыми лишайниками. Копыта зачавкали по мокрой земле — дно распадка было пропитано водой от снега, дотаивающего между частыми сосновыми стволами. Ноздреватый снег был усыпан рыжими иголками, — желтые стволы и зеленые кроны сосен поднимались по склонам и, уже далеко вверху, отчетливо рисовались в синем саянском небе. Легкий ветер, охлажденный близкими ледниками, напоенный запахом смолы, хвои, подсыхающей земли, обвевал лицо и тело под шубой, сносил прочь резкий запах пота и сладковато-приторную вонь засохшей лошадиной пены.

— Там, куда идет отряд, там будет бой? — спросил Андрей.

— Возможно. Что тебя беспокоит?

— То, что я не могу убивать. Как тогда драться?

— Режь руки, ноги. Пусть добивают за тобой, только не убивай сам.

— Понял.

Чем выше, тем уже и круче стал распадок. Всадники сошли с коней, проводя их под уздцы через густой сосняк. Лес стал редеть, сквозь бугристые стволы все ближе замелькала воздушная голубизна. Перед самой вершиной все остановились, Андрей с еще несколькими воинами ползком выбрался наверх и залег, осматриваясь.

Прямо из-под ног, от кряжистых, избитых ветром сосен, круто падал открытый склон, переходя в неширокую каменистую долину. Пятна снега спускались со скалистого перевала, образуя плотные белые языки, забившие ущельица между каменными гребнями. На дне долины, отсвечивая голубым, петляла узкая речка, по ее берегам серыми комочками двигались овцы, чуть поодаль лежала большая овчарка. Из войлочной юрты поднимался дымок, рядом стояли привязанные лошади.

Один из воинов отполз назад, что-то сказал чазоолу, тот взмахом руки направил в обход группу всадников. Низко пригнувшись, к Андрею перебежал китаец, теперь они оба разглядывали долину.

— Бывал тут раньше? — спросил Мастер.

— Пару раз бывал южнее, под Борусом. Там, где Саяно-Шушенская ГЭС.

— Какая тебе тут ГЭС!

— Да это я так, по привычке…

Внезапно пастушеская собака с лаем бросилась в сторону их склона, из юрты выскочил человек, за ним еще двое, они вскочили на лошадей, но было поздно — группа разведчиков уже развернулась в долине, на скаку охватывая пастушеский стан. Собака завизжала на пике, замелькали сабли, двое зарубленных пастухов свесились с коней, а третий покатился по земле, сдернутый арканом.

Чазоол бросил команду, отряд начал спускаться прямо по открытому склону. Лошади тревожно фыркали в поводу, приседая на задние ноги. Андрей на ходу погладил Рыжего, пытаясь его успокоить. Внизу все снова сели в седла, отряд с шумом пересек мелкую речку, попутно загоняя отару к юрте. В юрте и скрылся чазоол, с ним несколько старших воинов, туда же завели пленника. Мастер тоже ушел в юрту, кыргызы разводили костры, резали овец — похоже, что ночевать предстояло здесь.

Андрей долго осматривался, не решаясь выбрать место для себя с Мастером, Прикинув наиболее опасный сектор ночного нападения, он, наконец, встал в верхнем конце лагеря, ближе к перевалу.

» Если что, бросать коней, уходить на снег, на скалы? Глупо, конечно, но уходить вниз, по конному ходу, вообще безнадежно «. Из юрты показался Мастер, жестом пригласив Андрея внутрь. В юрте горел очаг. Пленник валялся у стены — лицо было покрыто крупным потом, тело била сильная дрожь, на голой руке вспух волдырь широкого ожога. Кивнув на Андрея, военачальник что-то сказал Кистиму.

— По горам ходишь? — перевел тот.

— Умею, — кивнул Шинкарев.

— Видел перевал? Пройти сможешь?

— Смогу, наверное. А когда идти, завтра? — спросил Андрей.

Кистим перевел.

— Ай толызы! — ответил Ханза-чазоол.

— Полнолуние, — снова перевел Кистим, — сегодня ночью. Луна яркая, видно будет. Что тебе нужно?

» Что нужно? Да всего-то малость: рюкзак, термос, анорака, пояс с беседкой, каска, скальный молоток, ледоруб, трикони, кошки, карабины, крючья скальные и ледовые, закладухи, репшнур, веревка — желательно японская, жумар — желательно французкий. Что еще? — карта, рация, ракетница, аптечка…«

— Две веревки покрепче, небольшой топорик, если есть. Рукавицы.

— Такое есть. Так сможешь?

» А что, есть выбор?«

Лежа на склоне, Андрей успел разглядеть перевал. Пройти-то можно — маршрут» двойки «, максимум» тройки «. Правда, есть вопрос — как степняки чувствуют себя на скалах и на снегу?

— Ладно, пройдем.

Цивилизация двадцатого века, научившая Андрея спортивному скалолазанию, тоже чего-то стоит, даже в этом мире, суровом мире воинов.

Один из кыргызов вышел вместе с Андреем, выдав ему все необходимое. Одну из полученных веревок Андрей скрутил в наплечный моток, другую разрезал на отдельные куски, закрепив их на поясе. Топорик он слегка притупил о камень (острым лезвием на скале можно пораниться), свою саблю пристроил за спину, чтобы в нужный момент выхватить из-за плеча. Кусок волосяного аркана подошел для» беседки»— комбинированной обвязки на поясе, бедрах и груди, предотвращающей опрокидывание вниз головой при зависании на страховочной веревке. «И обвязку ты свою затянешь, на груди» узлом проводника «…»— напевал он про себя, подгоняя импровизированное снаряжение, когда подошел Мастер и, не обратив внимания на Андрея, встал у лошадей. Стоял он долго, но, наконец, хлопнув по шее своего Белого, поднял походный тючок и распустил ремни в виде лямок — тюк оказался удобным рюкзаком. Справа от тючка, на спине, Мастер вертикально закрепил свою саблю, на манер ниндзя. Все у него вышло легко, ладно, как-то незаметно.

— Кто пойдет на перевал? — спросил Андрей, глядя на его приготовления.

— Ты.

— А еще кто?

— Я.

— И все?

— Ханза-чазоол, начальник этого отряда. С ним воины, человек сорок.

«Сам начальник в передовой группе? Чего-то тут не так».

— А Кистим?

— Он остается.

«Значит, на перевал пойдут не все. Остаются воины, остаются все лошади. В принципе, схема разумная, лошадей все равно не поднять. Но почему главный начальник идет в самой опасной группе?»

Глава пятнадцатая

Темнело. В прозрачно-синем небе, над острыми силуэтами утесов, повис молочно-белый шар. В черной тени склона серебристыми блеснами искрилась речка, рядом, в темноте долины, сибирскими жарками заплясали огни костров. Вокруг сидели воины, составив пирамидами копья, невдалеке ходили расседланные кони. Запахло мясной похлебкой, послышались негромкие разговоры. Мастер поднялся:

— Ты поел?

— Так, всухомятку. Горячего бы…

— Нет времени, вставай.

За юртой, держась в густой тени леса, угадывалась цепочка молчаливых фигур. Присоединившись к ней, Андрей с Мастером медленно и бесшумно двинулись к перевалу, стараясь не выходить из тени. Сзади слышалось, что разговоры в лагере стали чуть громче, монотонно заиграл «хомыс»— охотничьи двухструнные гусли.

«Отвлекают от нас?» Подойдя под первые скалы, группа остановилась. Андрей был слегка возбужден, как всегда перед подъемом — тело еще полно сил, все снаряжение прилажено, подтянуто, пристегнуто. Он подошел к китайцу: