Китайская петля

— Прыгай! С лошади прыгай! — крикнул Мастер, уже успевший спешиться.

«Ни хрена себе! Я каскадер, что ли?» Кое-как он спрыгнул с лошадки, которая поскакала вслед за табуном. В этом месте скала прикрывала их от обстрела, прямо к воде спускался густой еловый лес.

— Плот умеешь? Делай!! — крикнул Мастер, обрубая саблей ветки с поваленной ветром ели. Забыв о раненой руке, Андрей рубил, отесывал бревна, потом, сняв с себя веревку, связал небольшой салик — сибирский плот на двоих-троих человек. Остановившаяся было кровь снова потекла по руке, в глазах поплыли красные круги.

Когда плот закачался на воде, Андрей бросил взгляд на скалу — там кыргызский лучник медленно заваливался вперед, пораженный несколькими стрелами. Мастер погнал плот по отмели, в этот момент из-за скалы донесся топот и вой — урянхи пошли в атаку. Всадники с гиканьем ворвались в проход между скалой и рекой, но плот с Андреем и Мастером уже выскочил на стрежень, и река понесла его прочь. Урянхи не прекратили погони — вздымая фонтаны брызг, мчались по отмели. Одна, две, три стрелы ударили в бревна, выбивая щепки.

Китаец и Шинкарев соскользнули в реку, укрываясь за бревнами. Ледяная вода обожгла тело, перехватила дыхание, волны швыряли плот, ноги бились о камни.

«А если впереди водопад или пороги? Или отмель, перекат?»

Стрелы уже утыкали плот, но бревна пока защищали головы пловцов. Внезапно отмель кончилась, лошади оказались по грудь в воде. Урянхи прекратили погоню. Еще несколько минут — и вокруг осталась лишь быстрая вода и тайга по берегам.

Андрей и Мастер забрались на плот, несколько минут лежали неподвижно, покачиваясь на мелких волнах.

Глава восемнадцатая

Работая шестом, Андрей уверенно вывел плот на ровный сильный стрежень. Здесь, на саянской реке, он чувствовал себя равным Мастеру. Китаец выдергивал и аккуратно складывал тувинские стрелы.

— Как рука? — спросил он.

— Работает.

— Покажи.

— Прямо здесь? Может, пристанем к берегу, разведем костер, обсушимся?

— Опасно, — усомнился Мастер.

— Может, и опасно, — пожал плечами Андрей, — может, и нет. А вот пневмония вещь реальная.

— Мне не грозит пневмония. И тебе не грозит. Но можно и пристать. Вон там хорошее место?

— Вполне.

Место и впрямь было неплохое — узкий галечный пятачок, с трех сторон окруженный прибрежными скалами. Главное, на нем были дрова — какие-то выбеленные от старости коряги, выброшенные рекой. Снова спустившись в воду, Андрей подогнал плот к берегу, затем, подрагивая от озноба, наломал хвороста, пока китаец рылся в своем тючке, шурша промасленной бумагой. Оттуда он достал огниво, чистую хлопчатобумажную ткань и какую-то глиняную фляжку.

— Умеешь так? — спросил Мастер, ловко щелкнув кремнем о кресало и поднося затлевший трут к наломанным сухим веточкам.

— Плохо.

— Надо хорошо. Суши одежду, показывай руку. Та-а-ак… это ничего, ничего, — сказал китаец, открывая свою фляжечку.

— Что это?

— Антисептик, — усмехнулся господин Ли Ван Вэй.

Остро пахнувшая жидкость обожгла руку, китаец наложил на рану чистую повязку и убрал все обратно, тщательно упаковав в бумагу.

— Ты куда ходил? — спросил он.

— Браслет потерял. Ходил искать, нашел у юрты. И топор нашел, там же.

— Пошел искать браслет, а нашел топор? — спросил господин Ли Ван Вэй без всякого удивления в голосе.

— Да. А что?

— Нет, я просто так… А та женщина, что с ней?

— Погибла. Ее и убили этим топором. Жаль — думал, жива останется.

— Невозможно, — покачал головой Мастер.

— Почему?

— Кыргызы в своих набегах не щадят никого. А своим изнасилованием ты отнял у нее последние шансы.

— Ее убили из-за меня? Кто — свои? Урянхи?

— Неважно, кто именно ударил топором. Ее убило положение вещей. И тебя убьет, если будешь делать глупости. А в юрте ты сделал большую глупость.

«А как же» Сила Ветра «?»— хотел спросить Андрей, но не стал. Перевесил мокрую одежду, подтянул веревки у плота и снова уселся, изредко пошевеливая костер. «Дрова сухие, дыма почти нет. Ни хрена не заметят».

— Почему нас прикрывал тот кыргыз? — спросил он Мастера.

— Этот воин должен был умереть.

— А мы?

— И мы.

— Почему? — спросил Андрей.

— Мы были в пещере. И тот воин — тоже. Мы трое остались прикрывать отход. Все, побывавшие в пещере, должны были умереть. Кроме Ханзы-чазоола. Но чазоол ничего не знал о плоте. Сейчас он думает, что мы мертвы.

— Вы знали, что так будет? — спросил Шинкарев. Господин Ли Ван Вэй улыбнулся в редкие усы:

— Умный умеет выбраться из беды, мудрый в нее не попадает. Надеюсь, мы поступили как умные люди, раз уж не вышло с мудростью. Как говорил Сунь Цзы: «Есть время одерживать победы, но есть и время избегать поражения, когда мужество нужно не для сражения, а для бегства». В этом бегстве нам понадобится достаточно мужества.

— А если чазоол потом встретит нас в степи? Это опасно?

— Многое опасно. Как твоя одежда?

— Еще мокрая.

— Есть хочешь?

— Хочу.

— При правильной медитации можно получать энергию прямо из Космоса. Но для тебя это пока слишком сложно, верно? — Мастер усмехнулся. — Так что давай поедим. Ибо сказано: «Мудрые начальники заботятся о своих подчиненных». Я кое-что собрал там, на стойбище — сухой сыр, вяленое мясо.

Перекусив, они столкнули плот и шестами выгнали его на стрежень. Сильная река пошла быстро, но ровно. Реку пересекали длинные вечерние тени, падающие от береговой тайги. Вершины потемневших гор ловили последнее солнце, загораясь ярко-зелеными пятнами. После отплытия Андрей молча работал шестом, господин Ли Ван Вэй, так же молча, смотрел на быструю воду, потом обернулся к Андрею:

— В Китае говорят: «Бегущая вода навевает думы об отдаленном».

— Вода спасла нас. — Андрей с силой налег на шест, уводя салик от мокрого камня, мелькнувшего среди невысоких частых волн.

— Что ж, тем легче говорить о ней.

— Зачем нам говорить о ней?

— Затем же, зачем мы говорили о «Земле»и «Ветре». «Вода»— третье из базовых состояний воина.

— Ив чем его смысл? — Андрей шестом увел плот от нового камня.

«Что-то они зачастили».

— Главный смысл «Воды»— мягкость, или, по-китайски, «жоугун»— «мягкая работа».

Как капля нежная источит каменную твердь,

Так мягкость силу побеждает…

— …вот так и действует воин «Воды».

— А конкретнее? — спросил Андрей, сильнее налегая на шест.

— А конкретнее, воин «Воды» относится к противнику примерно так же, как русская женщина, которая утихомиривает пьяного и буйного мужа: успокаивает, уговаривает, одновременно уворачиваясь от его кулаков.

— Я предпочел бы врезать, — заметил Шинкарев.

— Может, бить вообще не придется. Это и есть лучшая победа. А если придется — то бить внезапно, в уязвимое место, которое противник сам откроет, поддавшись мягкости «Воды». Например, когда ты стоишь под прицелом — лука ли, ружья, — это единственно возможная тактика. «Уступить в одном, выиграть в другом»— вот правило воина «Воды». Или, по-китайски, «цзяюшуй»— попросту говоря, «мутить воду». Чем мы и займемся, когда…

— Берегись!!!

В наступающих сумерках Андрей слишком поздно заметил «шиверу»— скрытый под водой порог, над которым выгнулась упруго-пенная волна. Послышался глухой удар, треск, один край плота высоко задрался, второй с плеском пополз в воду. Тугая струя перехлестнула через плот, сбивая людей. Китаец, извернувшись, как кошка, одной рукой вцепился в веревку, другой мгновенно схватил свой тючок и затем лишь стал осматриваться.

«Веселого мало», — подумал Шинкарев, оценив ситуацию. Вода волокла плотик по камню, все больше накреняя его, топор утонул, один шест унесло. Андрей спрыгнул в воду (теплее она не стала) и, отталкиваясь от донных камней, попытался вплавь подогнать плотик к берегу. Поколебавшись, китаец тоже разделся и, придерживая свой тючок, присоединился к Андрею. Река постепенно мельчала, но течение усиливалось, высокие пенные волны взлетали меж частых камней. Впереди послышался глухой шум. Водопад, пожалуй, или большой порог. То и другое плохо…

Подогнать плот к берегу не удалось, пловцы оставили его в реке, уперев в камни, и вброд добрались до берега. Порог ревел близко, заглушая звон комаров.

— Соображения? — спросил Мастер. «Принцип» Воды»— проиграть в одном, выиграть в другом?«

— Через порог на плоту плыть нельзя. Бросить его, дальше идти пешком? Или плыть. Тогда — вопрос: сводить плот в собранном виде или, сняв веревки, собирать бревна, спущенные через порог? Как быть?

— Тебе решать, воин» Воды «.

» Даже так!«— немного подумав, Андрей вынес решение:

— Ждать мы не можем. За ночь комарье сожрет, а костер жечь нельзя. В темноте бревна нам не выловить. Через порог плот так или иначе нужно будет отпустить, за веревку его не удержишь…

Комары действительно стояли густо, путники пытались отгонять их ветками, но это мало помогло.

— Это последний порог? — спросил китаец.

— По-моему, да. Енисей должен быть не очень далеко.

— Енисей — Большая вода… — словно бы про себя произнес господин Ли Ван Вэй, — кыргызы зовут его» Ким «, урянхи —» Хем «, китайцы —» Кян «. Древнее имя, очень древнее…

— До Енисея еще добраться надо.

— Значит, не будем терять времени. Так что?

— Спускаем плот через порог. Вы отпускаете сверху, я ловлю внизу.

Андрей и Мастер вновь вошли в ледяную воду, сняли плот с камней и где вброд, где вплавь повели его к порогу. Подойдя ближе, они вновь заклинили плот в камнях и отправились на разведку. Порог грозно ревел, тяжелая вода литым стеклом валилась меж черных зубьев, чтобы снизу, из неразличимой темноты, взлететь пенными взрывами и снова выгнуться темной волной, пропадающей в еще одном пенном вале.

Андрей ушел вниз, китаец, захватив шест, поднялся к плотику. Спустя несколько минут Андрею показалось, что на верхнем бьефе — кроме естественной» плотины «, через которую переливалась вода, — мелькнул какой-то черный угол, сразу провалившийся в белую клокочущую жуть. Потом долго ничего не было видно, и лишь краем глаза он заметил вынырнувший плот, в ночной темноте уходящий за поворот.» Черт, прохлопал ушами!«Бросившись в сильную струю, он догнал плот, но вывести его на берег удалось лишь намного ниже по течению. Почесываясь от комариных укусов, Андрей подтягивал веревки, склонившись над плотом, как вдруг почувствовал, что в его икру уткнулся чей-то холодный круглый нос.

» Это еще что такое?«Обнаружился довольно крупный шар бурой шерсти, задранная с любопытством большеухая морда, блестящие в лунном свете глаза-пуговки. Медвежонок, весенний. Значит, и мамочка его где-то рядом обретается. Значит — рвать отсюда и как можно скорей! А Мастер?!

» Воин «Воды», говоришь, — мягче надо, мягче…«Поглаживая, почесывая за ухом, он, как мог, попытался успокоить медвежонка, постепенно отводя плот в воду и напряженно вглядываясь в прибрежный чащобник. С берега донесся хруст гальки под шагами, выше по реке показался светлый силуэт Мастера. В то же время в лесу вроде бы послышался какой-то легкий треск.

» Он же не знает про медведицу!«Ухватив за шкирку медвежонка, Андрей поднял его и резко крикнул, затем скрутил зверенку мохнатое ухо. Тот разразился детским еще, повизгивающим ревом, размахивая широкими лапами.

» Да в нем живого веса уж пуда два!«Из черноты леса ответил грозный рев, и на береговой галечник вымахнула массивная черная туша. Медведица бросилась на крик детеныша.

— В воду!!! На плот, по воде!! — заорал Андрей что есть мочи.

Андрей перехватил медвежонка двумя руками и со всей силы швырнул в сторону медведицы. Сила у него хоть не медвежья, но бросок вышел неплохой. Медведица замешкалась на несколько секунд, повернувшись к обиженно визжащему медвежонку. Когда она бросилась в воду, Андрей с подскочившим Мастером уже отчаянно гнали плот по отмели, затем прыгнули на него, Андрей стал отталкиваться оставшимся шестом. Ревущая туша сделала несколько крупных скачков в фонтанах брызг, затем, грозно рявкнув — словно послав их куда подальше, — грузно развернулась к берегу.

Тяжело дыша, беглецы уселись на плоту. Замелькали темные массы леса, лунные блики блеснули на гребнях невысоких волн.» Мужик и ахнуть не успел, как на него медведь насел. Нда…«Первым заговорил Мастер:

— А зачем мы, собственно, убегали?

» Вот те раз!«

— Вы меня спрашиваете?

— Кого же еще? Ты мог бы остановить медведя, направив на него поток психической энергии. Ты же знаешь, что так можно погасить агрессию любого зверя.

— Я-то знаю, а медведь знает? Вдруг он необразованный?

— Логично, — слегка усмехнулся господин Ли Ван Вэй. — И что будем делать? Не боишься плыть ночью?

— Да нет, какая разница.

Меняя повязку на руке Андрея, китаец обнаружил, что вблизи запястья появилась довольно глубокая рваная рана.

— Медвежонок, гаденыш, когтем цапнул! А я и не заметил, — догадался Андрей.

— Браслет защитил руку. Коготь мог бы зацепить артерию.

» Что ж, спасибо «, — мысленно поблагодарил Андрей неизвестно кого.

Закончив с перевязкой, китаец устроился на носу плота, подремывая вполглаза на спокойной воде. Андрей, которого тоже тянуло в сон, энергичней заработал шестом.

До самого утра плот шел ровно, переходя из черноты береговых теней в лунное колыхание плесов. После недолгого сна к шесту встал Мастер, потом его снова сменил Андрей. Под утро потянуло туманом — его полосы поползли по реке, слились, превращая воду, небо и тайгу в мутно-синеющий морок, в разрывах которого качались темные контуры береговых елей. Андрей не стал будить китайца. Пусть поспит. Не молодой ведь. Мастер проснулся сам — когда со стороны берега послышалось конское ржание.

Они оба легли на бревна и напряженно прислушивались. Ржание повторилось, негромко звякнул металл, потянуло дымком костра. В тумане было видно, что у берега стоял какой-то человек, набирая воду в котел. Заметив плот, он что-то крикнул. И тут спереди на плот надвинулась тень. Здоровенная скала торчала посередине реки. Вскочив на ноги, Андрей нажал на шест, отводя плот, волны сильно качнули его, пронося в холодной тени мимо мокрого каменного бока, облизанного ледоходами. На берегу послышался хруст гальки, крики, свистнула стрела, звякнув о скалу. Полетели еще стрелы, мелькая в тумане, но плот уже пронесло на сильной струе. Бег воды начал успокаиваться, и тут плот развернула какая-то новая волна — длинная, невысокая, но мощная в своей уверенной плавности. Путников охватил особый запах большой реки.

» В Енисей вышли? Похоже на то «. Все было тихо, берег постепенно исчез из виду. Плавно качаясь на широких волнах и медленно кружась в сплошном белом мареве, плот ровно пошел к северу.

Глава девятнадцатая

Господин Ли Ван Вэй поднялся, сел на бревна.

— Вышли в Енисей?

— Да, — ответил Андрей. — Вынесло. Теперь бы весла. С шестом на большой реке неудобно. Мастер рылся в своем кожаном тюке.

— Спать хочешь?

— И есть, — ответил Андрей, работая шестом, чтобы остановить вращение плотика.

— Ну, давай перекусим.

Доверившись течению, они уселись на влажные бревна, закусывая остатками урянхайских трофеев. Среди клочьев белого пара проглядывала большая вода — тяжелая, мутно-зеленая, наполненная грузной мощью, она то скручивалась водоворотами, то вспухала, расходясь пропадающими кругами.

Поев, Шинкарев сразу взбодрился. Даже спать расхотелось. Один вопрос не давал ему покоя. Может, пришло время задать его?

— Хотел спросить вас, Ши-фу… Я сделал глупость, взяв ту женщину, так вы сказали. Глупость в том, что она погибла?

— И это тоже. Но главное, она отвлекла тебя, и ты не сделал того, что должен был сделать. И» Ветер» не принял тебя. Впрочем, такова уж судьба женщины — сбивать мужчину с Пути.

— Значит, я не справился? Жаль. Мне было легко в этом состоянии.

— Потому и легко, что ты не заглянул в глубину. В глубине «Ветер» страшен. Ты был очень близок, там, на склоне, когда сорвался.

Туман начал редеть, неясные массы гор проступили по обеим сторонам широкой реки. Мастер устроился на плоту, сев на свой тючок и сложив по-турецки ноги. Плот все так же плавно качало, с легким плеском вода лизала темную кору бревен.

— Скажите, Ши-фу, как мы сюда попали? И зачем мы здесь?

— Где «здесь»? На Енисее?

— Нет, в этом времени. В семнадцатом веке.

— Вот ты о чем… — качнул головой китаец, — что ж, наверное, пора тебе услышать.

Господин Ли Ван Вэй помолчал, глядя на горы. Потом продолжил:

— Все вещи во Вселенной совершают свой Путь, или Дао. Мы говорим, вещи движутся «из Пустоты в Пустоту»: появляясь из Пустоты, в конце Пути растворяются в ней. Это — вселенский поток превращений, или Тело Дао. Он делится на две части: «Сянь-Тянь», или Раннее небо, и «Хоу-Тянь», или Позднее небо. Раннее небо — хаотическое, рассеянное бытие, готовое уйти в Пустоту или только что родившееся из нее. Позднее небо — мир конкретных, осязаемых форм, в том числе земных.

Андрей поднялся, развернул плот. Боковая качка стала меньше.

— В Раннем небе обитают «подлинные божества». Именно они и помогли нашему переходу, — продолжал Мастер.

— Что за «подлинные божества»? — спросил Андрей, сев напротив Мастера и укладывая шест поперек плота.

— О них мало что известно. По сути, это лишь формы рассеяния, маски Хаоса. Кроме земного тела, явленного здесь, в Позднем небе, человек обладает «подлинным» телом — как говорят даосы, «смутным обликом», — которое существует в Раннем небе. Вот через «смутные облики» Раннего неба и с помощью его божеств и произошел наш переход.

— Переход в другое время? — спросил Андрей.

— Именно так.

Туман стал подниматься. Над темным, волнующимся зеркалом воды проносило последние седые клочья, и над рекой неясными еще бурыми, коричневыми, темно-зелеными пятнами проступили горы. Массивные ребра и острые вершины скал, оттененные утренней синью, растворялись в светлеющем небе, наполненном тонким белым паром. Мастер меж тем продолжал:

— В области Раннего неба время не течет, как у нас. Там оно просто есть. В области Позднего неба время движется, определяясь сменой событий. События же меняются двояко. Во-первых, они регулярно повторяются в круговом движении. Так меняются времена года. Во-вторых, события связаны линейно. Линейная связь подчиняется двум законам: «причины-следствия»и «временных ритмов». Понятно?

— Про «причину и следствие» понятно. А что за временные ритмы?

— Если не ошибаюсь, есть такая русская пословица — «обещанного три года ждут». Это подмечено верно — от первого проявления события до его полного развития и проходит примерно три года. Немного больше или меньше, но примерно так.

— Почему три года?

— Не знаю. А почему через пять лет происходит нечто противоположное тому, что произошло пять лет назад? И этого не знаю. Но знаю, что наложение всех линейных ритмов образует волну, волну времени, которая и несет нас в будущее.

Туман совсем рассеялся. На сотни метров над рекой поднялись многоярусные стены мраморных скал, отливавшие на солнце чистым серым блеском, пронизанные жилами белого кварца. Вокруг скал цвел багульник, охватив склоны розовым облаком, взлетающим от теплой бурой земли. За волнистой грядой серо-зеленых гор белела вершина Боруса, мягко синели тени на перегибах широких снежных скатов.

— Наложение циклического и линейного движения образует спираль времени, по-китайски, «цзи», — продолжал Мастер. — Расширяясь, спираль достигает Раннего неба, уходя в Пустоту. Такая же спираль движется в противоположном направлении — внутрь, к точке. Точка не имеет размеров — в этом она равна бесконечности, а значит, и Пустоте. Даосы называют это двойное движение «лян син»— «идти двумя путями». Обе спирали ориентированы по «оси Дао»— «дао шу». Эту ось символизирует бамбуковый посох даосского отшельника, с которым ты сам не раз упражнялся. А в точках стыка, соприкосновения противонаправленных витков спиралей и совершается переход.

— Время идет назад? Мистика какая-то…

— Мистика? Ты так думаешь?

— А что же еще?

— Жизнь, — произнес Мастер как нечто само собой разумеющееся. — Я говорил раньше, — не помню, говорил или нет? — что идея обратного хода жизни, или «дяньдао», лежит в основе всех даосских практик. Даосский подвижник стремится вернуться к «внутриутробному» состоянию, как бы поворачивает вспять течение своей жизни, вплоть до того, что поглощает свою собственную счюну и семенную жидкость! Да что там подвижник, элементарный курс цигун действует точно так же.

Андрей, плотно занимаясь ушу, уделял немного времени искусству цигун как таковому. Помня правила школы, в теорию тоже не лез. А такое слышал вообще в первый раз. Мастер между тем явно разговорился:

— В двадцатом веке был у меня приятель… Не странно ли, что, будучи в семнадцатом веке, я говорю про двадцатый век «был»? Но я давно его не видел. Приятель этот индонезиец, зовут его Вон Кью Кит, он довольно долго работал в Шаолиньском институте, даже написал пару книжек о кунфу. Не очень серьезных. Вот что он мне рассказал. Известно, что если маленький ребенок лишится последней фаланги пальца, она может снова отрасти, регенерироваться. С возрастом эта способность пропадает. Так вот, в школе у моего приятеля занимался некто Чжо — директор страховой фирмы из Джакарты. И каким-то образом этому Чжо отрезало последнюю фалангу на мизинце. Пятидесятилетний мужчина с такой страстью практиковал цигун, что палец у него снова отрос. Он потом всей школе надоел — ходил, палец торчком, всем показывал . А ты говоришь — мистика!

— Вот так, — завершил беседу господин Ли Ван Вэй. — Как мы попали сюда, я тебе более-менее рассказал: через Раннее небо, пользуясь обратным ходом спирали «цзи». Зачем мы здесь, расскажу позже. В общем, это связано с той самой волной событий, которая движется в Позднем времени. Знание временных ритмов позволяет сделать некий расчет… а если еще не делать глупостей с местными женщинами… — Он зевнул, прикрыв рот сухой смуглой ладонью. — Я, пожалуй, посплю, если ты не возражаешь. И даже если возражаешь.

Мастер лег, подложив под голову тючок, и закрыл глаза, а Андрей, взяв шест, вновь опустил его в темную воду.

Глава двадцатая

День разогрелся. С крутых склонов, поросших соснами, потянуло запахом смолы и сухой земли. Андрей совсем разделся, подставив тело яркому солнцу. Снежная вершина Боруса почти исчезла за горами — остался лишь белый венчик над таежным перевалом. Река была пустынна: ни лодок, ни плотов, ни людей на берегу. Мастер спокойно спал, подложив под голову кожаный тюк.

Андрей поднялся, поставил ладонь козырьком над глазами, вгляделся вниз по реке. В голубовато-серой дымке, в которую безостановочно уходила вода, желтым пятнышком покачивалось что-то… катер, что ли?

«Какой тут катер — ладья или коч какой-нибудь».

— Проснитесь, Ши-фу, пожалуйста! — Он легонько потряс Мастера за плечо.

— Что такое?

— Разрешите доложить — неизвестное судно в трех милях по курсу.

— Прямо-таки в трех… — Господин Ли Ван Вэй с удивлением посмотрел на голого Андрея. — Ты бы оделся, а то за обезьяну примут.

— Кому тут принимать? Медведю?

— Не беспокойся, найдется кому.

«Ну ни хрена себе. И здесь он при делах.»

Плот тем временем подносило к судну. Стало видно, что это дощаник русского типа или даже русской постройки — одномачтовая парусно-весельная барка, примитивная, но крепкая и вместительная. Дощаник встал на якорь недалеко от берега, развернувшись носом к течению. На широком скругленном носу показался крепкий мужчина в темной одежде. Заметив плот, мужчина дал знак, судно снялось с якоря, по бортам блеснули мокрые весла. Когда дощаник развернулся, гребцы придерживали его, поджидая плот.

— Возьми шест, подойдем к ним, — скомандовал Мастер.

— Будем подниматься на борт?

— Конечно.

— А что там за люди?

— Хорошие люди. Китайцы.

«Мы, китаиса, людя хоросая и веселая…»

— И вот еще что, — чуть колеблясь, продолжил Мастер, — возможно, там окажется… твой знакомый. В любом случае, если узнаешь кого-то, не подавай виду.

— Да, Ши-фу. А кто это может быть?

— Чен.

— Понятно. — Андрей знал Чена, правда, давно не видел.

Медленно покачиваясь, подвалила тяжелая корма с топорно вырубленным рулем, на которую уже успел перейти встречающий их мужчина. Плот подошел к борту, мужчина бросил конец, который Андрей закрепил к вязке плота.

— Ши-фу хо! — улыбаясь, приветствовал мужчина Мастера.

— Чен хо! — без улыбки ответил тот.

Мужчина был крупный, широкоплечий китаец неопределенного возраста — от тридцати до сорока — одетый в костюм темного, чуть поблескивающего шелка. У него было широкое твердое лицо, узкие черные глаза, смуглая маслянистая кожа слегка бугрилась на щеках. Загорелый широкий лоб переходил в синеватый, гладко выбритый череп, жесткие волосы с темени и висков зачесаны на затылок, с которого свешивалась узкая коса. Китаец внимательно осмотрел Андрея.

— Жди здесь! — скомандовал Андрею Мастер, закинул тюк за спину и, ухватившись за борт, легко перемахнул в дощаник. Чен, не сказав ни слова, отошел от борта. Андрей сел на плот, поглядел на реку. Булькала темная вода между бревном плота и нагретым бортом, сколоченным из широких досок. Тут весла дощаника пришли в движение, из-под кормы потянулся гладкий след, закручиваясь мелкими водоворотами. Зажурчала вода под бревнами — плот тоже двинулся за дощаником. Андрей сидел, охватив руками колени — в плеске воды, в тепле позднего полдня не было уже ни голода, ни сонливости, ни особенного любопытства…

— Эй, ты! — Незнакомый голос коротко и жестко пролаял русскую речь.

— Что надо? — буркнул Андрей.

— Сюда! — Мужчина показал на борт и отошел.

Подтянув плот к корме, Андрей ухватился за толстый борт и, грузно перевалившись животом, втащил тело на дощаник. Он специально решил показать себя более неуклюжим и, следовательно, более безопасным.

На первый взгляд на дощанике действительно были одни китайцы — по шестеро гребцов с каждого борта, с виду похожие на солдат, и пара пожилых, в теплых халатах и костюмах блестящего узорчатого шелка. «Купцы?» Мастера не было видно. Посередине барки лежали тщательно упакованные ящики, в кормовой части был жилой кубрик, носовая часть прикрыта навесом из соломенных циновок. Там стоял Чен, Андрей окинул взглядом его мощное гибкое тело, широкие кисти с «набитыми» бляшками на суставах — ив этом времени Чен оставался бойцом, пожалуй, даже более опасным, чем в своем собственном. «А какое время его собственное? А собственное время Мастера? Кто они вообще?»

Чен, в свою очередь, внимательно оглядел Андрея: грязные исцарапанные ступни, тяжелые кулаки, широкие плечи, светлую спутанную бороду и ярко-голубые глаза.

— Человек? — спросил он, ткнув Андрея пальцем в грудь.

«Человек — это звучит гордо!» Андрей чуть подался назад, так что палец Чена остановился в воздухе.

— Кто ж еще?

— Не знаю кто, — пожал Чей плечами. — Обезьяна. Демон. Так человек?

— Питекантроп! — Андрей ухмыльнулся.

— Что? — не понял Чен.

— Чмо! Пожрать есть?

— Водки хочешь?

— Давай!

— Иди сюда.

Из черного глиняного горшка Чен положил Андрею чашку риса со свининой и тушеными овощами, протянув ему палочки «куай-цзы», в пиалы налил рисовую водку.

— Меня зовут Чен. Тебя как?

— Андрей.

Вот и «познакомились».

— Почему умеешь есть с куай-цзы? — спросил Чен, глядя, как Андрей управляется с палочками, стараясь не торопиться. Судя по всему, Чен выставлял ему приемлемую «легенду».

— Бывал в Китае, — подхватив игру, ответил Андрей, — а ты откуда русский знаешь?

— Албазин.

Водка уже туманила голову, Андрей ел быстро, но аккуратно, по ходу вспоминая:

«Албазин — первая русская крепость на Амуре. Середина семнадцатого века. Китайцы ее осаждали, русские оттуда ушли, потом опять пришли… что-то в этом роде. Фактически, Первая русско-китайская война».

— Так ты воевал? — спросил Андрей. — Там, под Албазином?

«А может, это не» легенда «?»— мелькнула странная мысль, или, скорее, ощущение абсолютного соответствия этому времени, которое виделось в Чене. В самом себе такого соответствия Андрей совершенно не чувствовал, полагая, что и со стороны его не было заметно.

— Воевал, на штурм ходил, — ответил Чен, — потом переговоры были, с казаками говорил.

— И как тебе казаки?

— Хороши. Маньчжуры о них говорят — «тигры». Казаков четыреста было, Маньчжуров две тысячи, с пушками — и ничего не могли сделать. Потом казаки сами ушли. Еще водки хочешь?

— Давай.

«Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец!» Допив свою чашку, Чен поднялся:

— Спать будешь? Тогда спи здесь, другие штаны, рубаху потом дам, — указал он место у борта.

Андрей улегся на циновку, закрыл глаза. Ритмично скрипели уключины, плескалась за бортом вода, слившись с мяукающими звуками китайской речи, — понемногу все затуманилось, поплыло куда-то, в итоге провалившись в черную воронку сна.

…Из темноты проступают стены комнаты, где-то выше, над дугообразной спинкой железной кровати, в темноте плывет потолок.

— Угар, — донесся до маленького Андрюши чей-то взрослый голос, — вьюшку закрыли, и вот…

От печки вьется дымок — это его душа уходит в слабых голубых завитках. Тяжелые веки смыкаются, и в черноте наплывает диковинная Птица. Вырезанная из залоснившегося темного дерева — одновременно живого и мертвого, — с изгибами древесных волокон, следами ножа и лоском от тысяч пальцев, сотни лет державших ее. Птица растет и растет, охватив распавшуюся комнату тяжело-выгнутым клювом, стиснувшим голый череп оленя, заполнив ее волнистыми линиями крыльев, переплетением толстых полукружий, грубо изображающих перья. Она парит у низких облаков, под деревянными крыльями до горизонта расстилается тайга, кое-где разорванная снежными склонами сопок, с высоты напоминающих небольшие круглые кочки…