Глава тридцатая

Неяркий, облачный день разогрелся. Темная вода быстро несла лодку меж бугристых каменных берегов, облизанных ледоходом. Серые глыбины, круто выйдя из воды, лежали плоско, рассеченные трещинами и разлинованные узкими тенями, падающими от березовых стволов. Березняк стеной стоял на прибрежном каменье, далее уходя вверх на крутые горы, из-за которых то тут, то там выступали массивные островерхие скалы. При виде их Андрея охватил легкий зуд старого скалолаза: «Бирюсинские Столбы — жаль, не добрался до них в свое время. В общем, не хуже наших, красноярских».

На гребях он сел лицом в корму, встретился с серыми глазами Аграфены. Молодая женщина все так же сидела на кокоре, изредка перебирая что-то в своем узелке. По жизни Андрей был не очень опытен во всяких женских кокетствах (всегда старался, минуя этот этап, перейти сразу к делу), но в быстрых взглядах рыжей староверки явно виделось ожидание. Кто-то тронул его за плечо:

— Как рука? — спросил Мастер.

— Да не очень.

Левая рука разболелась от непривычной работы — ноющая боль выворачивала плечо, отдавалась в боку.

— Давай я погребу, а ты иди на корму, поболтай с пассажиркой.

— О чем?

— О чем хочешь. Мне, что, и тут тебя учить?

— Понял.

Пробравшись через рогожную палаточку, растянутую поближе к корме, Андрей устроился напротив пассажирки.

— Не устала ехать-то?

— Ништо, мы привышные, — ответила она тихим голосом, не поднимая взгляда из-под платка.

— Так тебя Аграфеной зовут? Это как — настоящее имя или монашеское?

— Кака я те монашенка? От монахов-то и за Камень утекли. Монастырские мы были…

Взгляд, наконец, открылся — серые глаза прозрачные, до донышка ясные, а легкие морщинки уже собрались вокруг век, на белой веснушчатой коже.

— Так ты замужем?

В ответ, уже с легким смешком, глаза в глаза:

— Да откуль там, в скиту, мужа-то взять? Так вот и живу, ни целка, ни мужняя жена. Аль ты возьмешь?

— Чтобы батя твой меня кобелям скормил? — усмехнулся Андрей.

— Ишь ты, пужливый какой!

Длинные пальцы чуть приподняли холщовый подол, круглая белая нога вытянулась вперед, босой ступней раздвигая ноги Андрея и упершись в район вздувшейся ширинки, впрочем, не предусмотренной в китайских штанах.

— Бона в портах-то — небось, оглобля!

«И все, чего хочу я, я вижу наяву… А ноги у нее красивые».

Улыбнувшись, он слегка погладил ей лодыжку, показывая, что в принципе не отвергает ее предложение, неуместное лишь в данный момент, затем снова поставил шершавую загорелую ступню на доски днища — неровные, теплые, с выступившими капельками прозрачно-золотистой смолы.

— А я песню знаю, про вашу речку, — начал он новый круг дорожного разговора.

— Да ну! Скажи.

— А вот:

Ой ты речка, речка Вирюса! Ломая лед, шумит-поет на голоса. Там ждет меня, тревожная, таежная краса! — вспомнил он шлягер, слышанный в школьные годы.

— Хорошо как… — вздохнула Глаша, — мы, по-куль в Рязани жили, тож на голоса пели.

— А теперь?

— Тяперь… тяперя тятя ругает! В церкву, грит, ходи, стихиры пой, а мирское петь — токо Бога гневить.

— Крут у тебя батя!

— Будешь крут — то ведмедь в лесе ходит, то людишки худые набегают. На меня одначе такой вот наскочил, как ты, поутре, ссильничать хотел. Хорошо Карай, кобель отцовский прибег.

— И что?

— Да што? Глотку ему выдрал, и все делов!

«Утром-то…» прибег» бы такой Карай, и Петькой звали…«Хотя вряд ли. Уж с кобелем-то он управился бы. Не медведь все-таки.

— Так что, собаками и отбиваетесь?

— Што ты! У нас и стрелы есть, и бой огненный.

— И где ж вы его берете?

— Так-то не укупишь. Да на Красном Яру человек есть торговый, Мишка Выропаев. Он те и пишшали продаст, и припас всякий — и свинец, и зелье. Ой, што ж я говорю-то?! — прихлопнула она рот ладошкой. — Узнает тятя, вожжой удавит!

— Да ты не бойся, я думаю, он нас к нему и послал. Слышь, Глаша! — Он легко погладил ее круглое колено. — Ты не обижайся, за утро-то.

— Да уж, ухватил, дак ухватил! — Она передернула плечами, под сарафаном коротко мотнулись острые груди, прочертив бугорками сосков по тонкому ситцу. И снова взгляд ушел вниз, спрятавшись за край платка. Босая нога медленно легла на его широкую ногу, обутую в мягкий степной сапог, но вдруг испуганно отдернулась.

— Ну что, оба живы? — сзади высунулся Чен. — Иди, Ши-фу зовет. А я посплю, пожалуй, — завозился он в балаганчике. — Не составите компанию, милая девушка?

— Счас! — с ходу поймав верный тон, притворно-сердито откликнулась Аграфена.

Перебравшись к веслам, Андрей сел лицом к носу, и, не гребя, только правил лодку, удерживая ее на стрежне. Узкий темный поток с плеском катил мимо берегов, поросших высокой травой, из которой торчали каменные глыбы. Лес отступил от реки, ее долина заросла» вертепником»— густыми зарослями тальника, из круглых мелколиственных волн которого поднимались редкие высокие ели. И ели, и тальник, уходящий к таежному склону, и сам склон были погружены в тусклую тень, выше которой все было освещено теплым предзакатным солнцем. Мягкая гора, пронизанная тенями дерев, легкая голубизна неба, белые круглые облака над вершиной, как-то поособому — волнительно и вместе с тем по-детски уютно — раскрывались в пространство таежного мира.

— Ну, и как там девушка? — спросил Мастер.

— Она проговорилась, у кого в Красноярске можно купить оружие.

— Я и сам это знаю. А ты что, ее допрашивал? Мне показалось, у вас была вполне приятная беседа.

— Я помню ту урянхайку.

— Правильно делаешь, что помнишь.

Заметив в темной воде белые барашки, Андрей увел ледку по стрежню, минуя мелководье.

— Можно вас спросить? — спросил Андрей, выровняв ход.

— Спрашивай.

— В степи я видел рисунки, на скалах. Кистим сказал мне, что выбили их белые люди. У жены его древняя кровь, наполовину кровь белых. Откуда это все?

Мастер помолчал, глядя на приближавшийся речной поворот, лишь потом ответил.

— Ханаа красивая девушка, хорошей породы. Действительно, в ней есть кровь белой расы.

— Но откуда здесь эти… э-э-э?

— Азиатские белые? Признаюсь, они меня всегда интересовали. Но тебе-то что за дело?

— Ну, как же, — жили же такие, как я.

— Расовая солидарность? Ливингстон и Стенли в Африке? Не обольщайся, при встрече обниматься не потянет.

— Думаете?

— Скажи-ка мне вот что. Кто из жителей Кавказа больше всего похож на славян? У кого мягкие круглые лица, русые волосы, у многих голубые глаза, а голос без всякой кавказской гортанности? Ну?

Андрей молчал, зная ответ. Ответил Мастер.

— Правильно, у чеченцев. Ну, и что скажешь? Ладно, не скрипи зубами — может, еще помиритесь. А какие снайперы стреляли в тебя в Чечне? Опять же правильно, сплошь славяне — украинцы и чехи. А ваши «братушки» болгары в двух мировых войнах воевали против вас, русских. Мне продолжать или достаточно? Так что болтовня о «братских народах»и уж тем более расах — чистый блеф. Плюнь и забудь.

— Пусть так. Но почему-то мне это кажется важным.

Китаец задумчиво взял в кулак редкую бородку, замер ненадолго.

— Скажи, ты не голоден?

— Пока нет.

— Тогда поужинаем на ночном привале. Что ж, некоторую тонкость инстинкта ты уже начал приобретать. Ощущение важности темы у тебя в целом верное. И связано это с той реальностью, в которой ты действуешь, — хоть в семнадцатом веке, хоть в двадцать первом.

— А поподробнее?

— Подробнее? Попробуем подробнее. Значит, тебя интересуют «азиатские белые»?

— Да.

— Дело это темное, сразу тебе скажу. С чего бы нам начать? Пожалуй, с повторения нескольких базовых вещей:

Первое — внутри себя белая раса очень разная. Например, в нее входят православные эфиопы, у которых лица черны, как наваксенный сапог.

Второе — белые народы всегда жили в Азии, они еамые настоящие, коренные азиаты.

Третье — Центральная Азия, страна великих степей и гор, периодически попадала под власть то одного, то другого крупного народа: скифов, гуннов, тюрок, уйгуров, енисейских кыргызов и, наконец, монголов. Попытки китайцев захватить Центральную Азию были неудачными, степные же народы иногда захватывали Китай, но ненадолго. Понял?

— Да.

— Хорошо. Тогда можно начать.

Сзади раздалось какое-то шевеление, Андрей оглянулся: пробравшись сквозь навес и шлепнув по руке Чена, который, не просыпаясь, инстинктивно сунул руку под сарафан, женщина склонилась к Андрею, прошептав: «Слышь, Ондрюшенька, мне бы…»

— Понял. Ши-фу, можно к берегу?

— Сам решай, ты здесь местный.

— Давай, Глаша, быстрей только.

Зашуршав тяжелым долбленым днищем, лодка подвалила к галечному мыску. Спрыгнув на берег, женщина исчезла в кустах. Андрей, отмахиваясь от комарья, тоже справил малую нужду, затем снова устроился на гребной кокоре, лениво пошевеливая веслом.

— Извините, Ши-фу, вы начали говорить…

— Да. Более или менее известна ситуация, которая сложилась около трех тысяч лет тому назад. В то время в долине Хуанхэ китайцы воевали с таинственным белым народом ди, которых они звали «рыжими демонами». Вытесненные на запад, ди разделились на два народа: чи-ди, или «рыжие ди», стали предками уйгуров — у них были коренастые тела, круглые полные лица, толстые мясистые носы, курчавые рыжие волосы, пышные усы и бороды. В свою очередь бай-ди, или «белые ди», стали предками усуней — высоких, светловолосых, голубоглазых людей. Сейчас, то есть в семнадцатом веке, в Китае существует мнение, что русские, вторгшиеся в Сибирь, есть потомки усуней, тех самых рыжих демонов. Мнение неверное, но о нем чуть далее.

На берегу зашевелились кусты, раздвинув ветки, показалась Глаша. Подбежав к лодке, она прыгнула на корму, затем, сунув руку под сарафан, принялась выгонять из-под подола залетевших туда малых хищников-кровопийц.

— Плывем скорей, а то сожрут ведь, ироды!

— Зна-а-ает зверь, где мясо слаще! — откликнулся Чен, с комфортом развалившийся в балаганчике.

— Молчал бы уж, охальник! — сердито махнула на него девушка.

Оттолкнувшись веслом, Андрей вывел лодку на стрежень.

— Продолжайте, Ши-фу, пожалуйста.

— Так вот. На севере, в долине Енисея, жили родственники «белых ди», которые в китайских хрониках получили название динлинов, а их государство — «Страна динлинов», Динлин-го. Они тоже были высокими, светловолосыми, голубоглазыми, лица их были костистые, с резкими скулами и многими веснушками. По культуре динлины принадлежали к скифскому миру. Западнее, на Алтае и Южном Урале, жили арийцы, по-китайски юэджи. Как полагают некоторые, они пришли с севера, с затонувшего острова — Полярной Атлантиды. Были они темноволосыми, смуглолицыми, немного похожими на армян. Одна волна арийцев, как известно, ушла в Индию, две другие разделились на оседлый Иран и кочевой Туран, вступившие между собой в бесконечные войны. Некоторые племена задержались в горных долинах Гиндукуша, где сейчас и живут самые чистые арийцы, если кому-то придет в голову искать таковых.

— А дальше?

— Так оно и шло примерно с тысячу лет. Лет за двести до нашей эры в степи появились новые хозяева — гунны. Они, как известно, много чего понаделали и среди прочего сдвинули с места один небольшой народ, живший в Северной Монголии, в котловине Великих озер.

— Что это за народ?

— Китайцы называли их гян-гунь. Были они белые, но с легкой примесью азиатской крови — с круглыми румяными лицами, сероглазые, русоволосые.

— Симпатичные…

— Вполне. Так вот, примерно в первом веке нашей эры эти самые гян-гуни перебрались через Саяны и стали расселяться по верхнему Енисею, в Минусинской котловине. При этом они смешивались с голубоглазыми динлинами, но медленно. В это время и те и другие были данниками гуннов, и гунны послали к ним наместником пленного китайца — Ли Лина. Так вот, в одном из своих донесений этот Ли Лин для населения Минусы использовал слово «хягас»— отсюда «хакасы» двадцатого века. Но главное свое имя — славное имя, прогремевшее на полмира! — новый народ получил лет на триста позже. Это имя кыргыз, и ты накрепко запомни его.

— И долго они были под гуннами?

— Недолго. Гуннов они скинули в результате восстания, в котором участвовали их южные родственники — вышеупомянутые голубоглазые усуни. Примерно во втором веке нашей эры хозяевами степей стали тюрки, а в седьмом веке — уйгуры. Уйгуры, правда, в Минусинскую котловину не пошли, отгородившись Большой Саянской стеной — глинобитным валом, усиленным гарнизонными крепостями. К тому времени, а это примерно 750 год нашей эры, уйгуры стали похожи на нынешних узбеков, да и кыргызы получили достаточно желтых генов, чтобы глаза их стали малость поуже.

— Встречались ли эти азиатские белые с настоящими белыми? — спросил Андрей, работая веслом.

— С какими «настоящими белыми»?

— С европейцами. Или, скажем, с русскими.

— Сколько угодно. Хотя еще вопрос, кто из вас настоящий.

Стало темнеть. В кормовом балаганчике, протяжно зевнув, завозился Чен.

— Как полагаешь ночевать? — спросил Мастер Андрея, — в лодке или на берегу?

— Лучше всего найти небольшой остров — без медведей, но с дровами.

— Не очень-то ты к медведям, как я погляжу, — хмыкнул Мастер, — но ты прав. Тогда плывем дальше: до острова, а если не найдем, пристанем прямо к берегу. А пока слушай дальше. Уйгуры одержали славные победы, но разложились изнутри, вследствие идеологической агрессии — манихейства. Позже, на юге Франции, манихейскую заразу выжигал святой Доминик, а позже — Инквизиция. Видишь, какие тут завязки! Но именно тогда и наступил звездный час енисейских кыргызов. В 840 году они перешли Саяны, в течение безжалостной семилетней войны разгромили уйгуров, взяли их столицу Каракорум, вырезали всех, не успевших бежать, и еще двести лет правили всей Степью — от Алтая до Амура. Вот так-то!

— А что потом?

— Потом все как-то неясно. Война с уйгурами так и тлела потихоньку, лет двести, а тут еще началась большая засуха. В десятом веке кыргызы снова ушли за Саяны и жили в своей Минусинской котловине еще двести лет, до Чингиса. И, надо сказать, неплохо жили, создав настоящее, довольно развитое государство. Примерно с седьмого века нашей эры у них появилась своя письменность — руны. Кыргызы торговали почти со всей Азией — очень ценилось их оружие; молодежь из знатных семей обучалась в Китае. Они строили здания, по стилю что-то между Средней Азией и Китаем — такие караван-сараи с загнутыми крышами.

— Кыргызы воевали с Чингис-ханом?

— Скорее нет, чем да. Сначала, в 1206 году, изъявили покорность, поклявшись монгольским нойонам белыми конями и белыми кречетами. Потом, когда монголы потребовали войск для похода на Запад, подняли восстание, но неудачно. Зато и не особенно пострадали. Правда, городская культура исчезла, и они снова стали степняками, обремененными лишь памятью о славном прошлом.

Чен выбрался из балагана, зачерпнув за бортом воды, ополоснув лицо, и уселся, сонно поглаживая выбритый лоб.

— Пора на берег, — сказал Мастер, — вон там, кажется, неплохое место. Давай-ка подводи, а я доскажу, что успею. Так что?… а, вот что. Держава монголов распалась сама собой. Самые воинственные монголы переселились в Джунгарию — географически это южнее Алтая, восточнее вашего независимого Кыргызстана, чтобы тебе было понятно, — и образовали Ойрат-ский союз, дав начало народу калмыков. В 1449 году оираты разгромили наступление китайской династии Мин, даже взяли в плен императора, однако китайцы о покорении Азии не забыли. И никогда не забудут — не такой это народ, чтобы забывать.

…Андрей вспомнил свои питерские занятия по ушу.

Занятия по комплексу движений (таолу) и дыхательной гимнастике (цигун) проходят отдельно и отдельно же оплачиваются. На занятиях по таолу инструктор-китаец спрашивает нового ученика, глядя ему в глаза и искренне улыбаясь: «Пятница цигун придешь?» Ученик, польщенный особым вниманием к своей персоне, отвечает с широкой улыбкой: «Конечно, приду!» «А я нет! — отвечает инструктор, все так же широко улыбаясь. — Водка пить пойду!» Оказывается, в китайском консульстве банкет, собирают всех китайцев, какие только есть в Питере, — только что присоединили Гонконг. Через полгода снова «Водка пить пойду!»— присоединили Макао. Теперь ждут, когда за Тайвань будут «водка пить». А дальше? «Серьезный, кстати, вопрос».

— А что енисейские кыргызы? — спросил Андрей, осторожно подводя лодку к отмели.

— Енисейские кыргызы до нынешнего времени, то есть до второй половины семнадцатого века, остаются данниками монгольских Алтын-ханов. Однако Монголия слабеет, Джунгария усиливается, так что скоро все может измениться.

— Мы забыли об «азиатских белых», вам не кажется?

— Я-то не забыл, да про них доскажу позже, у костра. Ну-ка, взяли!

Вместе с Мастером Андрей нажал на весла, и лодка, проскрипев по донному камешнику, с ходу вползла носом на низкую галечную отмель.

Глава тридцать первая

Костер, разложенный на отмели, бросал оранжевые блики на черные волны реки, убегающей в ночь. Искры летели в темное небо, рыжие языки пламени лизали закопченный медный котелок, в котором заваривались веточки черной смородины. Все уже поели, женщина ушла спать в лодку, Чен мыл посуду, Андрей же с Мастером, неторопливо отмахиваясь ветками от комарья, устроились рядом с костром.

Сдув с чая серые хлопья отгара, китаец сузил и без того узкие щелки-глаза и неотрывно глядел на огонь.

Что он там видел? Пламя на жертвенниках забытых богов? Пылающие города? Рыжие сигнальные костры, цепочкой разбегающиеся по синим холмам? Андрею то было неведомо.

— Огонь… нет, про огонь потом. Сперва закончим, что начали. Ты, наверное, спрашиваешь — если не меня, то себя — вот о чем. Столько белых народов жило в Азии — и где они теперь? И важно даже не то, как и по каким обстоятельствам они ушли, но ПОЧЕМУ они исчезли, почему уступили место желтой расе? Ты ведь это хочешь знать, правда?

— Наверное, я бы спросил иначе, но… пусть будет так.

— Не один ты, много умов в Китае об этом думало. Да и сам я… но не это главное. Вот, смотри.

Не поднимаясь с места, Мастер обернулся и вытянул из-за спины свой кожаный тючок. Порывшись внутри, он достал небольшой плоский предмет, напоминающий тарелку, тщательно завернутый в тряпицу.

Развернув мягкую ткань, он протянул Андрею старую гипсовую маску.

— Это Чен нашел на разрытой могиле. Женская погребальная маска.

Андрей взял маску в руки, вгляделся. Выпуклый овал обрисовывал мягкие скулы, закрытые глаза-полоски были заполнены синевато-черной краской. Лоб, щеки и нос были окрашены в потемневший красный цвет, на высоком лбу процарапан спиральный узор, имитирующий татуировку. В перебегающих бликах пламени маска казалась живой, словно поглядывая из-под плотно сжатых век.

— Смотри, — сказал Мастер, показывая обратную сторону, — здесь сохранились волосы покойницы — они каштановые, с проседью .

— Когда ее сделали? — спросил Андрей. Он вертел маску в руках, осторожно трогал мягкие женские волосы.

— Примерно в пятом веке нашей эры. Только-только сформировался народ кыргызов. Раньше, во время динлинов, чтобы сделать маску, у покойного срезали все мышцы лица, обнажая череп, и на нем лепили маску. Эта маска была сделана по-другому — гипс был наложен прямо на лицо, только глаза прикрыли тряпочками. Но не это самое интересное. Приглядись-ка внимательнее — что скажешь?

— Это была белая женщина. Ну, более-менее белая, вроде казанской татарки. Знал я таких. Но… рисунком на маске ее как будто хотели переделать в настоящую азиатку, узкоглазую. Правильно?

— Правильно. Прожив жизнь «белой», она захотела уйти в другой мир «желтой». То есть «духовно»— а как еще назвать встречу со смертью? — она выбрала мир желтой расы, который и был подчеркнут погребальной маской. Не сама она, конечно, — так выбрал ее народ, те, кто хоронил ее.

— И что это значит? — спрашивая это, Андрей вдруг почувствовал легкое волнение, как перед получением любой ключевой информации. Он вернул маску Мастеру, тот принялся упаковывать ее в свой тюк.

— Эта погребальная маска выставлена Сибирской, коллекции Эрмитажа.

— Они УСТАЛИ быть белыми, — сказал Мастер, не отрывая взгляда от внутренностей тючка, — у желтой расы оказалось больше энергии, жизненной силы, вот белая раса и уступила им.

Наклонив котелок, Мастер налил себе еще чаю.

— Уступила что? — спросил Андрей.

— Азию. И в Китае это было воспринято как нечто вполне естественное.

— Почему?

— Желтая раса самая молодая. Значит, за ней будущее — сначала в Азии, потом везде, но уж в Азии точно. За желтой расой, возглавляемой Китаем. И так оно и шло, пока…

— Пока что?

— Сам знаешь что. Пока в Сибири не появились русские. Это было невероятно! Китайцы все знали — и про казни Грозного, и про разорение Смутного времени. И вдруг за какие-то шестьдесят лет — рывок от Урала до Тихого океана… напор, жизненная сила, боевая хватка — откуда что взялось? Естественно, понадобилась хоть какая-то версия, чтобы соотнести их с китайцами. Вот и было высказано мнение, что таким образом вернулись потомки древних голубоглазых усуней, когда-то выбитых китайцами со своей прародины. Мнение ложное, но характерное.

— Про русских-то я понимаю. Но мы говорили про древние белые народы, которые, как вы сказали, устали быть белыми. Они что, исчезли?

— Ничто в этом мире не исчезает. В двадцать первом веке уйгуры живут на северо-западе Китая, и их мусульманский сепаратизм создает много проблем для нашего правительства. Кстати, в Чечне они тоже воюют. Потомки древних усуней — светловолосые, голубоглазые горцы африди — ныне живут в Пакистане. В 1985 году они поддержали советские войска, подняв восстание против пакистанских властей, вместе с другим народом — темноволосыми арийцами шинвари. Когда Россия ударит по Пакистану — а она это обязательно сделает, ведь именно из Пакистана ведется парко-террористическая война в Чечне, да и Средней Азии, — то именно африди и шинвари могут стать ее ударной силой. Естественно, с русским оружием и советниками, может быть, поддержанные американской авиацией и крылатыми ракетами. Как это было в Афганистане. Прошлое не исчезает, завязанные в нем узлы приходится распутывать все новым поколениям потомков. И нам в том числе — собственно, потому мы здесь и находимся.

— И последний вопрос, Ши-фу. Вы рассказывали мне о свойствах времени, о стихиях воина, теперь вот историю «азиатских белых». Я буду это помнить?

— Может быть. Или забудешь. Я же говорил, у тебя будет «наведенная память». Просто ты станешь немного другим. Немного «нелюдью»— как и все те, кто встал на Путь. Может быть, тебя потянет в степи, в горы, к старым книгам… а может, и нет. Ну что, доволен?

— Спасибо, Ши-фу.

Мастер вздохнул, явно утомленный разговором.

— Ладно, давай спать. Чен нас покараулит, он-то весь день в лодке провалялся. Где думаешь спать?

— В лодке.

— Поближе к девушке?

Тогда поглядывай за ней. Андрей ухватился было за борт, когда Мастер снова окликнул его:

— Andrew!

— Yeah? — повернулся тот.

— No fucking! You get me?

— Well… Yes, sir. Sure.

— Вот и хорошо.

Андрей улегся на носу лодки. Последнее, что он слышал, — плеск воды о толстый деревянный борт, потрескивание костра на берегу, да тихое дыхание рыжей староверки, свернувшейся калачиком под низким рогожным навесом.

…На последней грани сна и яви перед ним проходят те самые таинственные «белые»: высокие воины в овчинных безрукавках, железных шлемах, с длинными тяжелыми мечами. Их широкие пояса сцеплены литыми бронзовыми пряжками, на которых тигры бросаются на спину оленям с широкими ветвистыми рогами. Светлые, пшеничного цвета волосы развеваются под ветром, грубые веснушчатые лица словно сбиты из углов — остро выделяются надбровья, скулы, подбородки, полускрытые жесткими бородами. Большие глаза светятся таинственной, нерусской голубизной, вобравшей в себя древнюю высоту азиатского неба, отраженного в разливах сибирских рек, в верховьях которых вздымаются снежные пики, оттененные льдистой синевой. У кибиток с высокими деревянными колесами стоят их крепкие, тяжелогрудые женщины. Ветер клонит высокую степную траву, рябит воду в холодных озерах. Развеваются гривы полудиких коней, покрытых бараньими шкурами вместо седел. Лоб одного коня украшен деревянным диском — на нем два грифона завернулись по кругу друг против друга, вытянув упругие чешуйчатые шеи. Кажется, они готовы взмахнуть могучими крыльями, обратившись в одну фантастическую Птицу…

Легкий шорох заставил Андрея вскинуться от сна. «А Глашка-то где? — нету. Видать, по нужде пошла. Да куда она тут денется…»

За кустами стояла темень, хоть глаз коли, под ногами влажная земля с редкой высокой крапивой. Андрей уже развернулся было в сторону лодки, как вдруг гибкие женские руки обняли его: одна охватила плечи, другая стала гладить живот, спускаясь все ниже. «Рыжая, что ли? Плохо, что не заметил. Ладно, держи себя в руках, хватит и одной пришибленной». Однако отказывать девушке было бы глупо и невежливо. Да и самому хотелось, чего уж там. Был еще запрет Мастера… но даосская техника секса без семяизвержения была уж давно освоена Андреем. Сейчас он решил применить способ «извлечения нефритового сока из золотого пруда»— доставить удовольствие Рыжей, одновременно немного подлечившись женской энергией. Один раз ей вреда не доставит, а его «вампиром» не сделает.

Некрупная острая грудь, горячая сквозь ткань двух рубах, медленно прокатывалась по его плечу. Андрей осторожно обернулся, провел рукой по узкой худой спине, расширяющейся в круглые крепкие ягодицы, затем снова поднял руку, охватив кисть девушки. Начав с ее среднего пальца, он перевел ласки на указательный, потом безымянный, затем двинулся вверх по руке. Внутренняя поверхность локтевого сгиба была мягкой и горячей — эта зона особенно быстро насыщалась энергией. От ласки Андрея энергия «ян» Рыжей поднялась к плечам, потом теплой волной покатилась вниз, к гениталиям. Молодая женщина тихо застонала, стиснув плечо Андрея, но он пока не торопился вниз. Туда следовало продвигаться не торопясь, лаская тело вдоль по «чунмай»— энергетическому «меридиану страсти».

Андрей потерся носом о шею Рыжей, согревая ее дыханием. Затем коснулся губами, слегка куснул. Женские бедра словно окаменели, охватив его ногу. Андрей сбросил с ее плеча лямку сарафана. Широкая мужская ладонь прошла в широкий вырез рубахи, ощутила тонкую ключицу, бок, острую дрожащую грудь. Мужчина склонился к груди, вдыхая чуть кисловатый запах возбужденной женщины, накрыл губами напрягшийся сосок. Некоторое время он согревал ртом его основание, затем начал осторожно лизать выгнутую пипочку соска — самым кончиком языка. Рыжая прижалась еще плотней, поглаживая рукой по штанам.

— Давай, што ль! — жарко прошептала она.

— Потерпи…

Через некоторое время Андрей задрал ей подол, провел рукой по твердой круглой ноге. Выпуклый шершавый лобок словно впился в его ладонь. Мягкие волосы зашуршали под рукой. Андрей ласкал лобок четырьмя пальцами, не касаясь большим — таково было правило. Гладкие бедра охватили, стиснули его кисть. Вагина словно раскалилась, закрытые глаза Андрея как будто видели исходящее от нее голубоватое сияние. Найдя указательным пальцем точку «гуэй-инь»— ровно посередине между влагалищем и анусом, Андрей помассировал это место по часовой стрелке, затем нажал несильно — женское тело выгнулось, как от удара током, голова закинулась, глаза распахнулись, отражая лунное сиянье. Но это лишь только начало. Остальное Андрей выдал по всем правилам китайской спальни, осторожно положив Рыжую на траву. Девушка стонала, ее били судороги, а «нефритовый сок», переполнивший «золотой пруд», без задержки потек по «нефритовому столбу», наполняя «тонкое тело» мужчины.

Когда Андрей поднялся, Рыжая лежала неподвижно, глаза были закрыты. Откачка энергии все-таки подействовала. Ничего, сейчас новую наберет — летняя ночь теплая, воздух свежий, таежный, жизненные силы в природе играют… А ему было хорошо. В раненой руке, в груди, во всем теле перекатывалась свежая сила. Отойдя в сторону, Шинкарев опустился в «стойку всадника», положил руки на «даньтян»и мягко направил теплую волну на почки. Они не то чтобы болели, но последнее время Андрей стал чувствовать, что почки у него есть.