Глава двадцать восьмая

Трое всадников — два живых и один мертвый — медленно ехали по военному лагерю, в который на глазах превращалась ханская ставка. С топотом и лязгом проезжали группы воинов, ревели навьюченные верблюды, вооруженные мужчины ставили все новые и новые юрты. Кыргызы поглядывали на приезжих равнодушно, без явной враждебности. Недалеко от большой ханской юрты, ожидая их, стоял Мастер — невысокий, совсем незаметный в этой круговерти стального лязга и конского топота.

— Расседлать, — не здороваясь, указал он на Белого и отошел вместе с Ченом.

Мертвого кыргызина молча унесли подошедшие воины, Белый был расседлан и вместе с другими лошадьми поставлен у коновязи. Сделав все, что нужно, Андрей уселся на землю, опершись спиной на седла, уложенные друг на друга. Приоткинулась завеса ханской юрты, оттуда выбежал воин, по виду не старше сотника, и вскоре небольшой отряд, с гиканьем проскакав через лагерь, скрылся на подъеме.

«За бугровщиками поехали. Да вряд ли кого найдут».

Мастер, поговорив с Ченом, тоже скрылся в ханской юрте, а Чен подошел к лошадям, кивнув Андрею:

— Бери седло с Белого и давай за мной.

— А сам не хочешь взять?

Можно было бы и окоротить этого китайца, но (вдруг подумал Шинкарев) лучше изобразить настоящего слугу Мастера — у него ведь такая «легенда». Кроме того, не хотелось цапаться с Ченом — ночью они хорошо говорили.

— Я коня поведу, — спокойно ответил Чен. Видимо, он тоже не хотел ссориться.

Чен отвязал Белого и повел его за Андреем. Когда они вышли на берег, солнце уже встало, над водой растянуло легкий туман, в прибрежных зарослях красно-прутника засвистели-зачирикали птицы. Густо унавоженный берег был сплошь истоптан круглыми следами копыт. Найдя место почище, Чен разделся и завел Белого в потеплевшую енисейскую воду. После купания Чен тщательно — ремешок к ремешку — взнуздал и заседлал коня. Тускло засветились оскаленные драконы на стременах, из-под светлой челки, на белой шерсти лба блеснула золоченая решма. Китаец как раз закончил, когда новый хозяин показался на берегу в окружении многочисленной свиты.

— Исчезни! — услышал Андрей сердитый шепот Чена.

«Этот, что ли, хан?»— подумал Андрей, отойдя за кусты. Заодно и отлил. Нет, хан Ишинэ не произвел на него особенного впечатления. Шинкарев увидел, как Мастер с поклоном передал хану узду.

— Хороший конь, — довольно произнес Ишинэ, оглаживая крутую конскую шею.

— В Китае говорят: «Хороший конь бежит вперед, увидев лишь тень плетки», — вежливо улыбнулся Мастер в редкие усы.

— Хороший конь, — повторил хан и вдруг птицей влетел в седло, сразу подняв Белого на дыбы. Тот сделал несколько прыжков, потом замер как вкопанный, чуя железную руку. Спешившись, хан любезно приобнял китайца за плечи, и они удалились, направляясь к площадке между юртами, заполненной народом. Андрей с Ченом направились туда же.

Шарканье шагов, тяжелое дыханье, грузное паденье тел, выкрики зрителей были слышны издалека. В нос ударил едкий запах мужского пота. Голые до пояса, мускулистые азиаты, охватив друг друга руками, старались провести бросок, не используя подножек и кулачных ударов.

— Я слышал, вы обучаете воинов, господин посол, — любезно осведомился хан. — Так ли это?

— Да, среди прочего. Но ваши воины не нуждаются в моем обучении, — столь же любезно ответил Мастер, кивнув на пыхтящих борцов, спины которых были обильно залиты потом.

— Возможно ли проверить это? Пусть один из ваших слуг покажет свое мастерство в состязании с моими людьми.

— Без сомнения, мой человек проиграет.

— Почему вы так уверены? По крайней мере, этот выглядит воином. — Хан небрежно кивнул в сторону Чена.

— Прошу понять меня правильно, достопочтимый хан. Я не учу своих людей ни драться, ни бороться — я учу их убивать.

— Ну и убьет одного-двух, беды не будет. Зато посмотрим. Так что?

— У меня другое предложение, достопочтимый хан, — поклонившись, произнес господин Ли Ван Вэй. — Я сам покажу свое скромное искусство. Прошу вас, выберите трех ваших воинов, любой силы и веса.

Мастер разделся до пояса и лег на землю, лицом вниз, подобрав под себя руки. Трое здоровенных кыргызов навалились сверху, плотно прижав его к земле. Китаец сделал несколько глубоких вдохов, затем, как-то утробно крякнув, шевельнулся — и степняков словно подбросила неведомая сила, расшвыряв в разные стороны.

Что-то дрогнуло у Шинкарева в груди. Когда Учитель выполнял нечто подобное, Андрей чувствовал все величие древнего Учения, преображающего разумом человеческое естество.

— Как называется это искусство? — помолчав, спросил хан.

— Кунфу.

— Забавное искусство… — задумчиво протянул степняк, — но когда тысяча всадников идет в атаку, можно ли их так же отбросить?

— Нельзя, достопочтенный хан.

— В таком случае проку в нем немного.

— Потому я и сказал, что ваши воины не нуждаются в моем обучении.

— Воистину так. И все же я хотел бы посмотреть на настоящий бой. Пусть этот покажет что-нибудь. — Хан посмотрел на Чена. В этот момент раздался частый топот копыт и показался Ханза-чазоол. Его вороной конь храпел, вскидывая голову, а чазоол горящими глазами впился в Андрея с Учителем. За ним виднелись еще несколько всадников.

«Черт его дери! Достанет теперь за пещеру. Найдет способ и достанет». На хана надежда слабая. Кто они ему? Значит, надо действовать на опережение. Раздвинув плечом передних воинов, Андрей вышел в круг.

— Я ученик господина Ли Ван Вэя! И я вызываю на бой благородного Ханзу-чазоола! — громко сказал он по-русски.

Мастер перевел, хан усмехнулся, чазоол, побагровев от ярости, схватился за саблю, ударив коня каблуками. Расталкивая столпившихся воинов, тонконогий вороной конь рванулся в круг. Андрей отпрыгнул в сторону.

— Без коней! Пешими! — громко потребовал он.

Чазоол вновь замахнулся саблей, но хан коротко и властно бросил ему что-то, и тот, скрипя зубами, полез с седла. Когда Ханза-чазоол вышел в круг с длинной саблей, предназначенной для рубки с коня, стало видно, что драться пешим он не привык. Это давало бы Андрею небольшой шанс, но тому было плевать на шансы. Андрей не собирался драться с чазоолом согласно правилам поединка — он собрался его убить.

— Дайте топор! — потребовал Шинкарев. Мастер вновь перевел, Андрею принесли топор с длинной прямой рукоятью. Оперев его о камень, он ударил каблуком. Обожженное листвяжное топорище выдержало удар. Подошел Мастер, поставил ногу на деревяшку, сделал ей едва уловимое волнообразное движение — топорище громко треснуло. Переломив его о колено (от рукояти остался полуметровый, расщепленный на конце обрубок), Андрей подкинул топор на руке, проверяя баланс. «Сойдет». Кыргызы, криками одобрившие демонстрацию Мастера, захохотали, видя, как Андрей поднял топор — вертикально над правым плечом. Чазоол, презрительно скривив рот, несколько раз ткнул саблей перед собой, явно собираясь погонять бестолкового уруса. Что с того взять — сломал хороший топор, упустив и так-то малый шанс. Андрей чуть отступил от сабли, чазоол, злорадно оскалившись, немного подался вперед. Кто-то из воинов подтолкнул Андрея в спину, чтобы тот не уклонялся от поединка. Ханза-чазоол отвел саблю для удара. Продолжая толчок воина, Шинкарев бросил корпус вниз и в сторону, одновременно резко метнув топор в противника. На таком близком расстоянии тот не успел уклониться. Топор с глухим ударом вошел в грудь, чазоол, захрипев, свалился на землю, дернулся пару раз и затих.

Наступила тишина. Степняки молчали. С их точки зрения, победа Шинкарева заслуживала лишь презрения, а не похвалы. «Да и плевать». Хан резко сказал что-то Мастеру, тот жестом позвал Андрея с Ченом, и они направились к коновязи. Там уже стояли три оседланные лошадки — довольно невзрачные «степняки», рядом две лошади под вьюками и трое вооруженных всадников охраны. Уехали тотчас же, быстро и молча.

На выезде из лагеря дорогу им пересекла очередная колонна всадников, а дальше в степи поднимались облака пыли — отряды все подходили и подходили.

«Похоже, всерьез они за Красноярск берутся».

— Простите, Ши-фу, можно вас спросить? — обратился Андрей к Мастеру.

— Спрашивай, — глухим голосом ответил тот.

— Что сказал хан после моего поединка?

— Это не было поединком. Это было подлым убийством.

— Это хан так сказал?

— Он сказал следующее: «Так дерутся урусы — собаки, не имеющие понятия о воинской чести. Теперь вы видите, почему нельзя покоряться им».

— Разве я не правильно поступил? По-моему, у нас не было выбора.

— «Выбор всегда есть»— не ты ли это говорил? — усмехнулся китаец.

Лошади поднимались на крутой подъем, всадники замолчали, подгоняя каждый свою.

— А почему меня не убили? — спросил Андрей, когда они снова поехали по ровной дороге.

— Потому что ты мой слуга, — спокойно ответил Мастер.

— А почему не убили вас?

— Потому что я императорский посол.

«Ой ли?! Нужен ты им, вот в чем дело! Нужна наша поездка на север, и именно в связи с их походом. А в чем задача — помочь хану взять город? Допустим. А мне как быть? Помешать их планам?»

— Простите, Ши-фу, можно еще спросить? — Вопрос давно вертелся у него на языке.

— Что еще?

— Русские правда так подло воевали?

— Это война. На войне все хороши, — махнул рукой Мастер, — но у вас, русских, нет понятия чести. И порядка тоже нет. Вот, скажем, такой исторический факт: когда русские впервые встретились с енисейскими кыргызами — еще в шестнадцатом веке, при Борисе Годунове, — в Тюмень для подписания пограничного договора поехал кыргызский бек, брат правящего хана. И поехал он с женой. Так вот эту самую жену тюменские люди побили и отобрали у нее соболью шубу. Как тебе такое? Естественно, что договор подписан не был. Да хоть бы и был — русские их постоянно нарушали, пытаясь продвинуться в степь.

— И как, продвинулись?

— В конечном итоге да, — кивнул Мастер.

— А к нынешнему времени?

— Практически нет. Несколько крупных экспедиций было уничтожено кыргызами и сибирскими татарами. Тем не менее на северной границе степей русские сумели удержаться, выстроив линию острогов: Кузнецкий, Томский, Ачинский, Красноярский.

— А сейчас кыргызы решили взять Красноярский острог? — спросил Андрей. — Вы намерены сделать так, чтобы они его взяли?

— Нет. Может, они и возьмут острог, но не с нашей помощью.

Сказано было твердо и честно, но когда господин Ли Ван Вэй говорил иначе?

Дальше снова ехали молча. Вскоре Енисей скрылся за цепью невысоких островершинных холмов, поросших жесткой, уже выгорающей травой. В траве качались розовые звездочки диких гвоздик, наливались темно-багровые шарики клубники. Неровный горизонт был размазан мутью горячего дня, раскаленные камни могильников, обсиженные птицами, покрыты дорожной пылью.

По пути на север степь снова менялась, уже в обратном порядке — выше стали холмы, расширились березовые рощицы на северных склонах, вдоль темных речек загустели черемушники, плотно перевитые смородиной и боярышником. У одной из таких речек устроили привал: кыргызы остались с лошадьми, Андрей и Чен были заняты костром и чаем, а Мастер, открыв один из тюков, разглядывал ханский товар — рулон толстой многоцветной ткани, вытканной узором из белых, желтых и фиолетово-красных полос.

— Что это за ткань? — спросил подошедший Андрей.

— Степная работа. Ты понимаешь что-нибудь в ткачестве?

— Ничего.

— Смотри, это интересно. — Господин Ли Ван Вэй перегнул ткань, показывая ее изнаночную сторону. — Видишь эти продольные нити? Их называют «основой», они толстые, сделаны из грубой некрашеной шерсти. Поперечные нити, или «уток», цветные и тонкие. Такую ткань называют «уточным репсом».

— Мне надо это знать?

— Почему нет? В Красноярске продадим ее, возможно, ты этим и займешься.

«Хочет отвлечь меня от более важных дел?»

— Сколько она стоит?

— В баксах? — усмехнулся Мастер. — Сколько базар даст. Пошли, чай готов.

Чай пили под черемухой, на которой уже налились завязи-ягодки, отливающие твердым зеленым лаком.

— Забыл тебя спросить, — повернулся китаец к Андрею, — как ты съездил на свадьбу?

— Да вроде нормально.

Машинально притронулся к синяку, уже наполовину рассосавшемуся.

— Молодые остаются у озера?

— Нет, уезжают. Кистим сказал, что боится опоздать.

— Куда опоздать? — Мастер спросил равнодушно, но Андрей уже научился различать в его голосе едва слышимую нотку интереса.

— Хан дал разрешение его роду откочевать в Хоорай, ближе к устью Сисима.

— Что такое Сисим?

— Таежная река. Течет с восточной стороны, впадает в Енисей недалеко от начала степей.

— Вот оно что… Наверное, русским не понравится этот уход. Как ты думаешь?

— Бунт, в сущности, — пожал плечами Андрей, — ясак давать не будут. Кому понравится?

— И что предпримут русские?

— Подавят бунт. Ушедших вернут силой, зачинщиков накажут. Мне так думается.

— Вот и мне так думается, — сказал Мастер и надолго замолчал.

После чая снова сели в седла, снова вверх-вниз по нагретым склонам, вспугивая грузных дроф и серых лисичек-корсаков, пока, наконец, не мелькнула с вершины — далеко еще, еле заметно — щетинистая темно-зеленая полоска.

— Тасхыл, — указал один из воинов. — Тайга. Степь йок, дальше нету.

Андрей оглянулся — его самого удивило чувство, неожиданно захлестнувшее грудь. Вдруг не захотелось ему покидать эту небольшую теплую землю, плавные, травянистые склоны под горячим голубым небом, обведенные шумящими березовыми рощицами — ярко-зелеными, исчерченными полосками белых стволов. Порыв северного ветра донес еле слышный шум таежного океана, его прохладный смолистый запах. Андрей знал, конечно, что едет он на войну, но не только в этой, земной войне было дело. На севере его ждало что-то неведомое, грозное, отчего сжималась грудь и еще раз, как за последнюю свою защиту, цеплялся взгляд за коричневые плиты курганов, встающие из желтоватой сухой травы. «Ладно, все там будем… — успокаивал он себя, —» Раннее небо» не выдаст, так и свинья не съест «. Но это не особенно помогало.

Часть III