26
      Опергруппа ворвалась в квартиру Казариных ночью. Сначала сотрудники Органов звонили в звонок и колотили в дверь, но пока жена генерала Татъяна спросонья искала халат и ключи, терпение органцов лопнуло и они выбили дверь.
      - Руки за голову, сопротивление бесполезно! - орали органцы, с виду перепуганные больше, чем их жертвы. Похоже, они ожидали увидеть в квартире генерала не меньше дюжины вооруженных до зубов агентов-парашютистов.
      Увидев только двух безоружных неодетых женщин и кошку, они заметно успокоились и расслабились.
      Последним в квартиру вошел Голубеу, но ордер на арест и обыск предъявлял не он, а следователь помоложе и пониже чином.
      Ордер был выписан только на арест Ланы, но ее матери сказали:
      - Вам тоже придется проехать с нами.
      Мать стала оползать по стене. Обморок. Органцы засуетились вокруг нее, кто-то крикнул: Принесите воды! - и Лана метнулась на кухню. Голубеу отреагировал на это первым и бросился за ней, подозревая попытку побега. И тут Лана поняла все окончательно.
      Голубеу знает, что она никогда не отступится и сделает все, чтобы вывести подлеца на чистую воду и вызволить отца из тюрьмы. Поэтому он решил и ее упрятать туда же, а значит, выход остается только один.
      - Осторожно, у нее нож! - завопил из-за плеча подполковника кто-то из молодых органцов, но было поздно.
      Получив неумелый удар кухонным ножом, Голубеу скорчился от боли, но, увидев в руке коллеги пистолет, прохрипел:
      - Не стрелять! Брать живой!
      Отовсюду набежали остальные. Лана почувствовала боль от сильного хлесткого удара по руке, а удар по голове рукояткой пистолета она уже не ощутила.
      Ее мать, едва пришедшая в себя, увидела, как мимо пронесли бесчувственную дочь в одной ночной сорочке и кинулась к ней. Но нервы у органцов были на пределе, а о том, что старшую Казарину тоже нужно взять живой, никто не говорил. Решив, что это попытка освобождения террористки и шпионки, ближайший из органцов выпустил в жену генерала пол-обоймы из табельного оружия.
      В результате последней чистки Органов на оперативные должности поднялись люди, не имеющие никакого опыта подобной работы, вплоть до вертухаев из лагерной охраны, которые были готовы стрелять в ответ на любое неосторожное движение арестованного. И этот, как видно, тоже был из таких.
      Удар по голове оказался не очень сильным, и Лана пришла в себя внизу в машине еще до того, как она отъехала от дома. И услышала, как начальник опергруппы отчитывает молодого органца:
      - Ты что, инструкций не знаешь?! При любых условиях стрелять только по конечностям! Мне не нужны трупы! Мне нужны показания! Кто тебя просил?! За морду свою гладкую испугался? Подумаешь, баба рожу ногтями поцарапает... Тоже мне бранивоевский стрелок - пах, пах, и сразу насмерть.
      - Я думал... Я думал, вооруженное нападение... - виновато оправдывался стрелок.
      - Думал он! Меньше думать надо. Думать - это моя работа. А твоя работа соображать. Что мне теперь с этим трупом делать? Голубеу с нас и так головы снимет.
      В голове у Ланы гудело, и она не сразу поняла, о каком трупе они говорят. Сначала она подумала, что убила под-полков-ника, и речь идет о нем, но начальник опергруппы упомянул о Голубеу, как о живом, а потом его и самого вывели под руки из подъезда - так что убит был кто-то другой.
      Страшная догадка мелькнула у Ланы, когда машина отъехала от подъезда, направляясь к арке. Получивший выговор стрелок сел на переднее сиденье, и когда машина выкатилась на улицу, пробормотал в сердцах:
      - Теперь из-за этой чертовой бабы без премии оста-нусь.
      И тут Лана окончательно осознала, что произошло, и с жутким криком: Мама!!! - стала рваться из рук сидящих по обеим сторонам органцов.
      27
      Великий вождь целинского народа Бранивой стоял перед крайне сложной проблемой. Успехи Органов в раскрытии заго-вора военных накануне освободительного похода привели к тому, что некомплект начальствующего состава в частях, соеди-нениях и штабах достиг критического предела.
      Еще немного, и армия попросту станет неуправляемой.
      Но остановить расследование было невозможно. Как можно начинать войну, не очистив армию от предателей.
      Это говорил генеральный комиссар Органов Пал Стра-хау, это понимал и сам великий вождь.
      Но ведь он не зря звался гением. В его силах было совершить невозможное и найти выход из той ситуации, которая, как всем кажется, не имеет выхода.
      Решение пришло в светлую голову вождя в тот день, когда Пал Страхау принес Бранивою сообщение о заговоре в среде детей арестованных военных и гражданских лиц.
      Пример, который привел генеральный комиссар Орга-нов, был настолько убедителен, что не нуждался ни в какой дополнительной проверке.
      Дочь генерала Казарина из штаба Закатного военного округа, разоблаченного амурского агента, помогала отцу в его предательской деятельности, а после ареста отца вступила в связь с неким Игаром Иваноу - также амурским шпионом, внедрившимся в 13-й отдельный мотострелковый полк.
      Узнав, что Органам известно о шпионской деятельности Иваноу, Казарина попыталась предупредить его об этом, и ее решено было задержать. При аресте она оказала сопротивление и тяжело ранила сотрудника Органов.
      - Причем не кого-нибудь, а старшего следователя, веду-щего это дело, начальника отдела окружного управле-ния, - уточнил Страхау.
      - Еще кто-нибудь арестован? - поинтересовался Бранивой.
      - Жена генерала Казарина убита при попытке отбить дочь. А арест Иваноу окружное управление считает преждевре-менным, поскольку есть все основания полагать, что он - центральная фигура заговора, профессиональный сотрудник амурской разведки. Судя по тому, как он законспирировался, это матерый волк, а такие редко колются на допросах. Даже самые энергичные меры воздействия не всегда помогают. А еще у них всегда есть запасные легенды, чтобы направить следствие по ложному пути.
      - И что вы предлагаете?
      - Предлагаю пока оставить Иваноу на свободе под плотным наблюдением. А тем временем арестовать группу наиболее подозрительных детей и других родственников аресто-ванных изменников. Остальные участники заговора наверняка забеспо-коятся и попытаются получить инструкции от рези-дента, то есть от Иваноу. И в результате мы сможем вскрыть структуру их организации и систему связи.
      И тут на Бранивоя снизошло озарение.
      Некоторое время он молчал, обдумывая пришедшую в голову гениальную мысль, и Пал Страхау не нарушал тишины, прекрасно зная, что означает такое выражение лица великого вождя.
      А потом Бранивой заговорил:
      - Надо арестовать не группу наиболее подозрительных, а всех. Всех, кто вызывает хоть какие-то подозрения. В игры играть некогда. Все они виновны, как минимум, в недоноси-тельстве, а в военное время это равно измене.
      - А Иваноу? - спросил Страхау.
      - Если резидент прикрыт надежно, его можно еще немного подержать на свободе. - ответил Бранивой. - Когда он потеряет свою сеть, ему придется прибегнуть к помощи наиболее хорошо законспирированных агентов, и тогда мы возьмем их всех. Так что с ним можно поиграть. А остальных арестовать немед-ленно. И никакой канители. Ускоренное судопроизводство. Приговоры в трехдневный срок. По всей строгости за измену - к высшей мере. Но в исполнение не приводить.
      Страхау бросил на вождя удивленный взгляд.
      - В исполнение не приводить, - перехватив этот взгляд, с нажимом повторил Бранивой. И пояснил, усмехнувшись: - Садоуски просит офицеров - мы дадим ему офицеров. Мы посмотрим, что для этих предателей дороже - амурская разведка или собственные дети, жены и родители.
      - Вы хотите... - произнес Страхау, начиная догадывать-ся, к чему клонит вождь.
      - Мы вернем в строй кое-кого из этих предателей, - не обращая внимания на реплику генерального комиссара Орга-нов, продолжал Бранивой. - А их родственники останутся сидеть с приговорами к высшей мере, и срок исполнения приговора будет зависеть только от поведения изменника на фронте.
      Пал Страхау оценил гениальность идеи, но был вынуж-ден возразить.
      - Для такой масштабной операции у нас не хватит мощностей в местах заключения. Они и так переполнены, а создание новых задерживается из-за оборонительных меро-приятий.
      - Оборонительные мероприятия не должны мешать работе Органов, назидательно произнес Бранивой. - А если мест заключения не хватает, можно уплотнить и почистить имеющиеся. Время, когда за измену можно было давать десятилетний срок и успокаиваться на этом, прошло. Только высшая мера наказания соответствует тяжести содеянного. Пора привыкать к законам военного времени. И если осужден-ный непригоден для использования в условиях войны, то с исполнением приговора медлить не следует.
      Страхау попробовал уточнить еще, подлежат ли аресту родственники всех, кто осужден за измену или находится под следствием, или только тех, чьи репрессированные родичи пригодны для использования в условиях войны.
      - А как по-вашему, в заговоре только родственники первых или же всех? - с иронией ответил Бранивой. - Дети расстрелянных, например, причастны к нему или нет?
      Страхау понял, что задал глупый вопрос, а Бранивой тем временем придумал еще кое-что.
      - Если кого-то нельзя использовать, его родственников можно казнить сразу после вынесения приговора. Заодно и место освободится.
      Гениальная идея вождя влекла за собой и некоторые другие проблемы, но с ними Страхау не стал приставать к Бранивою.
      Генеральный комиссар Органов мог решить эти пробле-мы сам.
      28
      Приговор к высшей мере наказания исполняется, как правило, путем одиночного выстрела в голову с близкого расстояния...
      В отношении осужденных, грубо нарушающих порядок испол-нения приговора и не реагирующих на требования и предупреждения исполнителя приговора и членов боевого расчета, по решению дежурного офицера тюремного учреж-дения может быть применено специальное наказание, не отвечающее принципу мгновенности и безболезненности смерти осужденного...
      Имущество, сохраняемое за осужденным пожизненно, утилизируется исполнителем приговора непосредственно перед совершением казни...
      В целях безопасности боевого расчета и экономии боеприпасов при исполнении приговора надлежит использо-вать не более одного заряда на одного осужденного и заряжать оружие непосредственно перед выстрелом...
      Тело казненного утилизируется немедленно после ис-полнения приговора...
      Боевой расчет при исполнении приговоров к высшей мере наказания состоит из исполнителя приговора, помощника исполнителя приговора и двух конвойных. При исполнении приговоров в отношении лиц, заведомо не способных оказать сопротивление боевому расчету, состав расчета может быть сокращен...
      При исполнении приговоров в отношении особо опас-ных преступников, склонных к сопротивлению и побегу, а также при исполнении специальных наказаний состав боевого расчета может быть расширен...
      Уничтожение осужденных при оказании ими сопро-тивле-ния или попытке побега допускается только в том случае, если иные меры пресечения невозможны. Боевому расчету и регулярному конвою рекомендуется в таких случаях использо-вать приемы рукопашного боя, а при неэффективнос-ти оных наносить нарушителям дисциплины ранения, не вызы-вающие стойкой потери сознания, дабы к данным наруши-телям могло быть применено специальное наказание...
      Членам боевого расчета разрешается беседовать с осужденными во время исполнения приговора с целью получения информации, которая может быть использована при проведении следственных действий в отношении лиц, преступные деяния которых известны осужденному, но не были вскрыты им на следствии и суде...
      Младший лейтенант Органов Данила Гарбенка тяжело вздохнул и отложил книгу. Просто прочитать этот текст не составило бы для него труда, но инструкцию требовалось за-учить наизусть. А с этим у Гарбенки были большие пробле-мы.
      Даже стихи в школе учить ему было непросто. А тут не стихи, а зубодробительный текст, написанный совершенно неудобоваримым юридическим языком.
      Но деваться некуда. Завтра знание устава и инструкций будет проверять сам начальник окружного управления. А работа в управлении - это выше, чем предел мечтаний для вчерашнего лагерного охранника без протекции и перспектив.
      Данила Гарбенка родился в чащобах Зеленой Пущи на крайнем северо-востоке, в поселке при лагере, и всю свою сознательную жизнь обитал в этих поселках, с внешней стороны колючей проволоки. От призыва в армию изменился только окружа-ющий ландшафт. Вместо лесов северо-востока - опаленные тропическим солнцем острова юго-запада.
      Правда, в последнее время несколько раз приходилось исполнять высшую меру. Старшине-сверхсрочнику Гарбенке доверяли больше, чем многим офицерам, а в лагерях росли строгости и за те выходки, которые раньше окончились бы карцером, теперь уголовники и политические то и дело попадали под расстрел.
      Там Гарбенка перед первой акцией тоже читал эту инструкцию, но ее никто не требовал учить наизусть. Никто даже не требовал ее точно выполнять.
      Но Чайкин - это тебе не какой-то остров. Чайкин - вторая столица Народной Целины. А если считать по времени - то первая.
      Тут все по-другому. Все очень серьезно.
      Да и вообще все серьезно, если в управлении вводят дополнительную смену исполнителей высшей меры. И не только в управлении. Везде, где исполняют высшую меру, вводятся дополнительные смены, а там, где ее раньше не исполняли, теперь начинают это делать.
      Данила Гарбенка знал об этом из кулуарных разговоров, но особо не задумывался ни о причинах, ни о следствиях. Он вообще предпочитал много не думать. Меньше знаешь - лучше спишь. Пусть лошадь думает - у нее голова большая.
      А в голове у Гарбенки бродили другие мысли. С детства и по сию пору он крутился по мужским лагерям, по самым диким местам, где с бабами было очень негусто. То есть совсем никак. Даже элементарные давалки и то в дефиците.
      А тут вдруг инструктор по исполнению приговоров на первом же собеседовании как бы между прочим говорит:
      - Баб и малолетних будешь исполнять в одиночку. Конвойный остается в предбаннике, а помощник на такой случай не положен. Сокращенный состав, сам понимаешь.
      И потом еще о нормах выработки.
      - Тебе дается задание на смену. Пока не выполнишь, домой не пойдешь. А там хоть трава не расти. Что ты там в камере делаешь, никого не интересует. От тебя требуется, чтобы сколько живых к тебе вошло, столько исполненных от тебя вышло. А оттуда они сразу в печку идут, так что сам понимаешь.
      Это Гарбенка понимал. Он другого не понимал - зачем в таком случае учить наизусть зубодробительный текст, от которого все равно нет никакого толку.
      29
      Добрый следователь, казалось, еще больше устал и осунулся со времени последнего появления перед генералом Казариным. Он тоскливо поглядел на генерала и Лану, которых дюжие охранники только что оттащили друг от друга и усадили на табуреты, и произнес как бы нехотя:
      - Между вами проводится очная ставка. Советую обоим во всех преступлениях признаться сразу. Это облегчит вашу участь.
      - Девчонка-то малолетняя что вам сделала? - с трудом шевеля разбитыми губами, простонал генерал. - Меня убивайте, черт с вами, а ее-то за что?!
      - Девчонка малолетняя попыталась убить начальника отдела окружного управления Органов. Если хотите убедиться, можно и его сюда вызвать. А это чистый теракт. Высшая мера без вопросов.
      Казарин в изнеможении закрыл глаза.
      - Это правда, папа, - тихим, каким-то чужим голосом, лишенным эмоций, произнесла Лана. - Я Голубеу ножом порезала. А они маму убили. Пусть теперь и меня убьют...
      Генерал глухо зарычал, еле сдерживаясь, чтобы не завыть волком.
      - Вашу дочь расстреляют, Казарин, - подтвердил следователь. - А перед этим с ней хорошо поработают, чтобы вскрыть те связи, о которых не хотите рассказать вы. Вам ясна перспектива?
      - Чего вы хотите? - взяв себя в руки, спросил генерал.
      - Чистосердечного признания. Подписи под протоко-лом, который вы читали уже не раз. Там, правда, появились некоторые дополнения...
      - И вы отпустите дочь?
      - Мы ее не расстреляем. Ее деяние можно переквали-фицировать с теракта на нанесение телесных повреждений. отсидит несколько лет и выйдет на свободу с чистой совестью...
      - Отпустите ее. Тогда я все подпишу.
      - И так подпишете. Вы же не хотите, чтобы вашу дочь разложили сейчас на этом столе и с нею позабавился весь конвой? Могу поспорить - для нее это будет страшнее расстрела.
      - Откуда только берутся такие выродки, как ты...
      Усталый следователь никак не отреагировал на это. а Лана, которая все это время смотрела куда-то вниз, на свои босые ноги, подняла голову и произнесла:
      - Папа, не слушай их. Пусть делают, что хотят. Я все выдержу.
      Она уже начала понимать, что в этом заведении не один подлец по фамилии Голубеу, а много ему подобных. Измена поселилась на самом деле не в армии, а в Органах, и некому сообщить об этом великому вождю и другим честным людям. Предатели в серой униформе сажают честных людей в тюрьму и убивают их, чтобы никто не узнал о чудовищной измене.
      Но раз следователи изменники - значит, они враги. А с честью выносить любые пытки врагов - святая обязанность любого настоящего юнармейца.
      Лана машинально дотронулась до груди в том месте, где всегда был юнармейский значок. Сейчас его не было. Лану забрали из дому в ночной рубашке, и в этой же рубашке она сидела сейчас перед отцом и следователем.
      Гибель матери и осознание масштабов измены в Органах, вид и состояние отца и оплеухи, которые влепил ей на первом допросе после ареста злой следователь, ввергли Лану в шоковое состояние. Внешне оно характеризовалось какой-то удивительной отрешенностью, как будто все это происходило не с нею или во сне хотя Лана отлично понимала, что никакой это не сон.
      Она не сразу поняла другое - почему добрый следо-ва-тель вдруг поднялся и вышел. Только когда ее вдруг сорвали с табуретки и стали валить на стол, задирая подол, она сообра-зила, что происходит.
      Занятая своими мыслями, Лана пропустила перепалку отца со следователем, во время которой генерал пытался вытор-говать какие-то уступки в отношении дочери, просил, чтобы ее имя не упоминалось в протоколах, чтобы ей не шили шпионс-кие связи и теракт - но кончилось тем, что у доброго следо-вателя просто лопнуло терпение и он покинул кабинет, уступив место своим злым коллегам.
      Те принялись за дело круто. Четверо завалили девушку на стол, а двое держали ее отца.
      - Нет!!! - срывая голос, страшно кричал генерал.
      - Подписывай! - орали ему, тыча под нос какие-то бумаги.
      - Подпишу! Все подпишу. Не трогайте ее.
      Он подписывал дрожащей рукой листы протокола, бормоча:
      - Когда сюда придут амурцы, вам это припомнится... Все вам припомнится... Вот тогда умоетесь кровавыми слезами.
      - Папа, что ты говоришь?! - воскликнула Лана в изум-лении.
      - Что я говорю?! - не хриплым и измученным, а почти обычным, генеральским, твердым и резким голосом сказал Казарин. - Я говорю, что вся армия по тюрьмам сидит. Не сегодня-завтра начнется война, а воевать некому. Знаешь, что в этих протоколах? Там имена офицеров, которые еще остались на свободе. Теперь их тоже посадят. Ты должна знать.
      - Молчать! - вопили наперебой следователи, а Лана, вспомнив, как ее расспрашивали про Иваноу и других солдат, прошептала ошеломленно:
      - И солдат тоже... Какое чудовищное предательство. Они тут все предатели. Лицо Бранивой должен узнать. Ему надо как-то сообщить...
      Генерала Казарина уже выволакивали из кабинета, а он, вырываясь и оглядываясь на дочь, ревел раненым зверем:
      - Бранивой?! Бранивой погубил Тимафею! Тимафею... Гордость армии. А он его предал! Бранивой и есть главный предатель. Теперь всему конец...
      Когда его крики затихли в глубине коридора, в кабинет вернулся добрый следователь.
      - Вот видишь, - сказал он Лане, как ни в чем не бывало. - Твой отец самый настоящий изменник. Слышала, что он говорил про великого вождя целинского народа?
      Лана, которую сначала повалили на стол, а потом сбро-сили на пол, наконец снова смогла сесть на табурет, оправляя надорванный подол. Привалив-шись спиной к стене и, глядя куда-то мимо следователя, она произнесла тем своеобразным тоном, который бывает у людей не в себе:
      - Не-е-ет. Предатели - это вы. Вас надо расстрелять. И вас обязательно расстреляют. Всех расстреляют. И вас... И вас... И вас...
      Она поочередно поворачивалась к каждому из присут-ствующих в кабинете, и они как от удара вздрагивали под ее взглядом.
      Они ведь прекрасно знали, что выбрали себе профессию повышенного риска, и что попасть под расстрел им даже проще, чем простым людям с улицы. И для этого вовсе не требуется какой-то особенной вины.
      30
      Если бы Игар Иваноу узнал, что его судьба решается в кабинете великого вождя целинского народа, он бы, наверное, тут же скончался от разрыва сердца. Но к счастью, ни о чем подобном Игар даже не догадывался.
      А между тем великий вождь, который обладал хорошей памятью на имена, запомнил фамилию солдата из Дубравского полка и пару раз поинтересовался у генерального комиссара Органов, как идет расследование в этом направлении.
      - Ничего нового, лицо Бранивой, - не без сожаления ответил Пал Страхау. Удалось лишь вскрыть несомненную связь Иваноу с командиром полка майором Никалаю, так что следователи из окружного управления теперь сомневаются, кто из них резидент. Никалаю подходит на эту роль больше. Но у него, в отличие от Иваноу, кристально чистая анкета. Совер-шенно ничего примечательного.
      - Так оно обычно и бывает с кадровыми разведчиками, - привычным назидательным тоном произнес вождь. Он любил по любому поводу демонстрировать свою особую осведомленность в узкоспециальных областях, и подчиненные старались ему в этом подыгрывать.
      - Так точно, - сказал Страхау. - Очевидно, кадровый амурский разведчик Никалаю завербовал Иваноу, используя его обиду на государство, которую тот затаил с детства, когда у него был осужден за измену отец. Но даже если Иваноу не резидент, арестовать его сейчас - это значит спугнуть Ника-лаю.
      В разговоре с вождем Страхау руководствовался обстоя-тельной справкой, поступившей от оперативно-следственной бригады Закатного окружного управления. А вот чем руковод-ствовалась бригада, составляя эту справку, об этом Страхау не знал и даже думать не хотел.
      Между тем, ответственные сотрудники Органов в Чайкине и Дубраве просто окончательно запутались в противо-речивых указаниях и совершенно не представляли, как им совместить требование усилить борьбу со шпионами, предате-лями и их пособниками в армии с запретом арестовывать воен-нослу-жащих без достаточных на то оснований.
      Последнее указание было связано с нарастающим не-ком-плектом офицерского состава в войсках и выглядело не ме-нее категоричным, нежели бесконечные предписания об уси-лении борьбы. От этого всего у контрразведчиков капи-таль-но ехала крыша, потому что так ведь и до шизофрении недале-ко.
      Чтобы защитить свой разум на последнем рубеже и уберечь свои головы не только от безумия, но и от пули в затылок, контрразведчики изобретали хитроумные оперативные разработки, чтобы и борьбу вести, и военных не арестовывать, хотя прекрасно понимали, что слишком долго это продолжаться не может. А наверху Пал Страхау читал их справки и радовался, что вождь пока принимает все это за чистую монету.
      Но теперь Бранивой сделал Органам большой подарок, позволив перенести острие атаки с военных на их родственни-ков и знакомых, арест которых не оказывал никакого влияния на боеспособность вооруженных сил. Органы с энтузиазмом принялись за дело, и тут Страхау было чем похвастать перед вождем.
      Однако вождя сейчас больше интересовало положение на границе с Государством Амурским. В газетах Восточной Целины как раз появилось интервью порт-амурского прокуро-ра, где упо-миналось дело Степана Ивановича, убийцы четырех егерей.
      Егерями в Государстве Амурском назывались стражи порядка, и прокурор без обиняков заявил, что уже за одно это Иванович заслуживает смертной казни. А поскольку известно, что он работал на целинскую разведку, а следовательно, налицо государственная измена, то прокуратуре не остается ничего, кроме как требовать скорейшего суда и смертного приговора.
      Бранивой считал, что это интервью - прекрасный повод для всенародного восстания. Загвоздка заключалась только в одном - не хватало спецназовцев со знанием амурского языка. Беглые амурские чайкинисты для начальной стадии восстания не годились - чтобы скрытно пробраться во вражеский город, нужна особая подготовка. А из тех, кто имел такую подготовку, язык противника знали далеко не все.
      Считалось, что для силовой разведки это необязательно. Целинцы и амурцы хоть и говорили по-разному, но отлично понимали друг друга без перевода.
      Даже те спецназовцы, которые готовились к выполне-нию особых задач в амурской военной форме или гражданской одежде и учили язык специ-ально, говорили по-амурски с акцен-том. Только офицеры и некоторые старшие групп знали язык в совершенстве, но они были разбросаны по всему фрон-ту. Теперь их приходилось стягивать к Порт-Амуру, обезглавли-вая диверсионные отряды и команды на других участках границы.
      Но Бранивой не видел в этом большой беды. Кого обманывать? Амурцы все равно не поверят в восстание, а целинцы, наоборот, поверят все как один, даже если не увидят своими глазами ни одного восставшего.
      Гораздо важнее другой вопрос - какое сопротивление амурцы смогут оказать в приграничных сражениях.
      Но разведка докладывала, что к войне амурцы никак не готовятся. Бранивой вовсе не рассчитывал на внезапность, понимая, что пропагандистская кампания в ЦНР послужит для амурцев предупреждением о грядущих событиях - но амурцы словно и не слышали этого предупреждения. Их передовые армейские части стояли за тысячу километров от границы, а перед ними были только егеря и пограничники.
      Пограничники сидели в фортах и на заставах по берегу Амура, пограничники оседлали перевалы в Малахитовых горах, пограничники вместе с речниками и моряками держали порт-амурский укрепрайон. И все сводки говорили об одном этих пограничников настолько мало, что они не смогут сколько-нибудь существенно задержать продвижение наступающих це-линских войск.
      Корабли и береговые батареи Амурской и Зеленорецкой флотилий тоже не очень помогут врагам мира и прогресса. Конечно, когда по наступающей пехоте с порт-амурского рейда начнут бить главным калибром морские корабли, к городу так просто не подступишься - но ведь его можно обойти сторо-ной.
      Сравнивая противостоящие силы, великий вождь целин-ского народа Бранивой был как никогда уверен в успехе. Осо-бенно теперь, когда найдено решение, которое позволит сокра-тить некомплект офицерского состава, вернув в строй тех пре-дателей, которые ценят жизнь своих близких больше, чем доброе отношение врагов мира и прогресса.
      31
      Очередная декадная сводка генерала Сабурова, предна-значенная для ставки маршала Тауберта и штаба легиона, сообщала, что по состоянию на день Д+70 численность целин-ской армии достигла 36 миллионов человек, из которых 24 миллиона находятся на восточных границах или на пути к ним.
      По уточненным данным разведки легиона, стрелкового оружия на целинских складах хватит, чтобы вооружить втрое большую армию.
      Сведения о резервах тяжелого вооружения более про-тиворечивы. Похоже, точных цифр не знают даже в целинском генштабе - в частности, потому, что те, кто был в курсе, посажены или расстреляны, а те, кто их сменил, не в состоянии разобраться в документах. Их слишком много и они противо-речат друг другу.
      - Похоже, мы сейчас знаем о целинской армии больше, чем они сами, - не без гордости говорил Сабуров, у которого под рукой были мощные компьютеры, которые позволяли мгновенно сопоставлять и анализировать любые объемы развед-данных.
      Но те же компьютеры в унисон со здравым смыслом го-ворили, что это чистое безумие - выступать с одним непол-ным легио-ном против сорокамиллионной армии, способной в считанные недели разрастись до ста миллионов.
      По самым последним данным численность легионеров в подчинении маршала Тауберта едва перевалила за 600 тысяч. И резервы боеприпасов по 16 боекомплектов на каждый ствол земные генералы тоже считали совершенно недостаточными.
      Намерение ставки немедленно после захвата промыш-ленных предприятий наладить производство боеприпасов на оккупированных территориях землян не очень успокаивало.
      Правда, эрланские орудия с программируемым затво-ром могли стрелять еще и трофейными боеприпасами мень-шего калибра, точно так же как эрланские двигатели могли работать на всем, что горит - но это уже паллиатив.
      Хотя маршал Тауберт продолжал настаивать, что восточ-ная операция является основной, а западная - вспомогатель-ной, Бессонов, Жуков и Сабуров за его спиной договорились делать все по-своему. И выработали собственную стратегию: на востоке сделать все, что получится, а на западе - все, что задумано.
      Особисты исправно докладывали об этих приватных переговорах начальнику особой службы легиона генералу Тутаеву, но тот не спешил сообщать о крамоле в ставку. При этом он здорово рисковал, потому что его работу контролиро-вали кураторы особой службы из числа соратников Тауберта и наемников - но Тутаев успел хорошо их изучить.
      Русского языка соратники маршала не знали, а слушать и читать машинные переводы для них было утомительно. Вся эта кодла вообще думала только о трофеях, деньгах и бабах, да еще о непыльных, но приятных должностях на оккупированной планете. А каким способом земляне все это для них добудут, гердианцы, арранцы, эрланцы и прочие одиссейцы интересова-лись мало.
      Главное, чтобы побыстрее.
      Бардак в ставке заметно облегчал землянам задачу. Сабуров последнее время вообще внаглую игнорировал распо-ряжения ставки и в полете до опорной планеты и назад усилил свою 108-ю фалангу натовскими коммандос, которые в массе своей сносно знали русский язык. В восьмидесятые годы бойцы американских и европейских спецподразделений изуча-ли рус-ский очень старательно, так как их готовили в первую очередь для войны с Советским Союзом.