Но у Ланы отец был генерал, и умолчать о его предательстве было никак невозможно.
      И вот собрание шло своим чередом. Активисты отряда славили великого вождя, клеймили позором предателей, жгли каленым железом, призывали к восстанию амурский народ и взывали к сплочению рядов в едином строю.
      Это длилось довольно долго, но Лане хотелось, чтобы одноклассники продолжали говорить вечно, и их выступления не закончились никогда. Ведь она должна была выступать последней, после всех остальных ораторов.
      И этот момент настал.
      Лана поднялась из-за парты и на негнущихся ногах вышла к доске. Держа обеими руками листок с текстом, она долго не могла начать и только грозный взгляд классный и суровый холодный взор директора заставили ее произнести первые слова:
      - В этот суровый час, когда... Когда...
      Дальше дело не пошло. Лана невольно бросила взгляд на последние фразы, и слезы брызнули у нее из глаз, мешая читать.
      - Ну что же ты? Продолжай, - не выдержала классная, и ее тон, холодный и злой, с какой-то совершенно неуместной иронией, окончательно выбил Лану из колеи.
      Плохо осознавая, что она делает, Лана непроизвольно сжала кулаки, комкая бумажку с текстом, а потом вдруг броси-ла ее, смятую в шар, на учительский стол с криком:
      - Вы!.. Вы все врете!!! Мой отец ни в чем не виноват! Он хороший, а вы!..
      Когда она выбежала из класса, хлопнув дверью, и ее всхлипы затихли где-то в коридоре, неслышные за толстыми стенами, классная руководительница с каменным лицом про-изнесла:
      - Ну что ж... По-моему, вопрос с командиром отряда всем ясен. Заканчивать собрание придется мне.
      И она, аккуратно расправив злополучный листок, ров-ным хорошо поставленным голосом преподавателя-словес-ника, привыкшего к диктантам, начала читать:
      - В этот суровый час, когда война стоит на пороге...
      22
      Помощник командира 77-й линейной центурии 13-й фаланги легиона маршала Тауберта сержант Иванов зачитывал образчики целинской пропаганды в оригинале и в переводе сабуровских филологов, используя для этой цели планшет начальника штаба и то и дело приговаривая в сомнении:
      - Хотел бы я знать, чья это на самом деле стряпня.
      Игорь подозревал, что все эти речи, статьи и письма трудящихся, которые в изобилии загружала в компьютерную сеть легиона сабуровская разведка, на самом деле были придуманы здесь же, в легионе, какими-то штатными пропаган-дистами для поднятия боевого духа войск. Потому что если на Целине все действительно выглядит так, как явствует из этих писаний, то против такого режима и повоевать не грех.
      Командир центурии капитан Саблин приводил свои контрдоводы, и главный из них выглядел довольно убедительно:
      - Здесь основная масса бойцов - из 84-го года. При-помни, что у нас в Союзе тогда было? Наоборот, пропагандис-ты легиона идиоты, раз дают им такое читать. Еще почувствуют целинцев братьями по классу, а от этого и до братания недалеко.
      На самом деле пропагандисты легиона видели эту опасность и, памятуя о том, что самым страшным врагом Советского Союза в 1984 году был коммунистический Китай, старались представить целинцев чем-то вроде китайцев, только с белой кожей и большими глазами. В том духе, что это тоже социализм, но настолько неправильный, что он даже страшнее капитализма.
      Славянская внешность и речь целинцев не особенно спо-собствова-ла успеху этой пропаганды, но к счастью, боль-шинство легионеров старалось вообще не задумываться над такими мудреными проблемами.
      А вот Игорь Иванов задумывался. Он не верил никакой пропаганде и в любую свободную минуту открывал планшет, с которым не расставался, чтобы почитать документ из открытых фондов и попробовать разобраться во всем самостоятельно.
      Планшет начальника штаба центурии представлял собой офицерский ноутбук. Маленький и легкий, он укладывался в плоскую сумочку, которая вешалась через плечо и практически не стесняла движений.
      Рядовым планшет не полагался, и хотя Игорь Иванов был уже сержантом, офицерской сумкой он владел незакон-но. Обладатели четырех низших званий рядовой, ефрейтор, сержант и старшина - относились к солдатской категории и имели более дешевое снаряжение.
      Изделие, которое называлось пейджером, стоило в несколько раз дешевле ноутбука, хотя и представляло из себя не пейджер в привычном смысле слова, а гибрид мобильного телефона с наладонным компьютером.
      Пейджер имели и солдаты, и офицеры. Он служил средством связи на случай, если легионер почему-то снял боевой шлем, а рядовым заменял личный компьютер.
      Общественный компьютер имелся в каждой машине. Даже в десантном отделении БМП стояла консоль с большим экраном, в дополнение к тем консолям, которые полагались командиру и водителю.
      Аббревиатуру БМП этой машине присвоили земляне. По-эрлански она называлась многоцелевая бронированная боевая машина. Командир, водитель и шесть пассажиров. 50-миллиметровая пушка и малый ракетомет. И еще миномет и гранатомет в десантном отделении.
      Из личного оружия каждому бойцу положен 5-милли-метровый автомат и 10-миллиметровый пистолет. Автомат отдаленно напоминает АК-74, но вообще-то больше похож на детскую игрушку. Такой весь аккуратный, изящный, красивый и легкий. А пистолет классический - большой, шестнадцати-зарядный, наподобие Стечкина, с кобурой на пояс.
      Есть оружие и помощнее. Штурмовая винтовка Е1777 по прозвищу джек-пот. Тоже автомат, но 10-миллиметровый. С присоединенным удлиннителем ствола и сошником превра-щается в ручной пулемет, а с оптическим прицелом - в снай-перскую винтовку. Но этих автоматов - всего шестнадцать на центурию.
      Впрочем, не так уж и мало, если учесть, что в центурии всего 35 человек. С орбитальной группой - 40, но орбиталь-ная группа не в счет. Она на планету не высаживается и воевать не будет.
      Так что получается тридцать пять человек. А должно быть сто. В машинах обмундирование, снаряжение и питание на сто человек: 8 офицерских комплектов и 92 солдатских. Но нет в 77-й центурии восьми офицеров. Их всего двое - командир и особист. И нет в ней девяносто двух солдат, а есть только тридцать три. В среднем по два человека на машину.
      И это еще до начала боев, до первых потерь. Никто из центурии даже не расстрелян - только одного из бывших уголовников выпороли однажды перед строем, как принято в эрланских боевых частях.
      А что будет, когда начнутся потери?
      - Почему мы вообще должны воевать за какого-то Тауберта и убивать людей, которые не сделали нам ничего плохого? - изумлялся Игорь Иванов, как и многие в легионе до него и одновременно с ним. - Почему мы сами должны лезть под пули ради какой-то чужой империи?
      - По закону джунглей, - отвечал ему капитан Саблин. - Собакам тоже не всегда нравится служить хозяину. Но если надели ошейник - никуда не денешься: приходится лаять.
      Сравнение землян с собаками не понравилось Игорю, поскольку задевало его гордость. Но деваться было и впрямь некуда. Положение землян выглядело гораздо хуже, чем положение дворовых собак. Тех хозяин вряд ли убьет, даже если они откажутся лаять - в лучшем случае выгонит к черту на мороз, и все дела.
      А землян из легиона никто выгонять не собирался. Зато пристрелить из самоликвидатора за неповиновение могли запросто.
      Если же не думать о самоликвидаторе и забыть о предстоящей высадке, то служба в легионе казалась Игорю гораздо более комфортной, чем в российской армии. Никакой дедовщины и уставщины, никаких сорок пять секунд подъем, никакой чистки туалетов и даже мытья полов вручную, поскольку для этого существуют уборочные машины.
      А вместо этого всего - одна сплошная компьютерная игра. С тренажера по вождению боевых машин - в компьютер-ный тир, оттуда - на тактические занятия, оттуда - на ознакомление с техникой, оружием и тактикой противника и так далее.
      Ну, еще, правда, физподготовка и отработка пехотных задач. Но это тоже весело. Вместо тупой беготни по кругу - соревнования и игры. Кто же откажется в охотку побегать наперегонки и погонять мячик в спортзале. Или поупражняться в пейнтбол в рамках контртеррористической операции по обезвреживанию засевших в запертой каюте злецов.
      Стрельба краской из настоящего автомата - кайф небывалый. Пластиковая оболочка учебной пули сгорает еще в стволе, а дальше пузырек с краской летит сам по себе и расплющивается на костюме или коже ярким кроваво-красным пятном. Больно, но безвредно. И пропадает повод жаловаться на тяжесть бронежилета, который на самом деле не так уж и тяжел. Эрланские бронесплавы вообще легче земных.
      В бронежилете и шлеме удар учебной пули не чувст-вуется совсем. Но алые пятна на дымчато-белом зимнем камуфляже, который за ненадобностью в предстоящей войне используется в учебных целях, напоминает о том, что может быть, когда полетят настоящие пули.
      Демонстрация в боевом тире, доказывающая, что эрланский бронежилет невозможно пробить даже из штурмо-вой винтовки с близкого расстояния, не очень успокаивала легионеров. Руки-ноги тоже большая ценность, а оторвать руку запросто может даже маленькая пятимиллиметровая разрывная пулька по прозвищу дум-дум.
      С другой стороны, землян умиляла забота эрлан-ских создателей боевого снаряжения о мужском достоин-стве солдат. Бронеширинка, которая крепилась к поясу и надевалась поверх штанов, не только надежно защищала достоинство, но и легко открывала его в случае необходимости, а потом закрывала обратно.
      Это было удобно для отправления естественных надоб-ностей, но воины предпочитали другое объяснение, напрямую связанные с инструкциями и приказами, которые в эти дни обильно сыпались из ставки.
      Оттянув переднюю часть бронеширинки на живот, можно было заниматься любовью, не снимая бронежилета, и это как нельзя больше гармонировало с указаниями ставки о повышении боевого духа путем изнасилования вражеских женщин и об отказе от ложного сочувствия к побежденным.
      Игорь Иванов видел, что у многих легионеров эти указания вызвали неподдельную радость. Она затмила даже страх перед высадкой и боями. Теперь воины горели нетер-пением. Две недели до высадки казались им вечностью, а бои пустяком.
      Боевой дух и впрямь поднялся, и только неко-то-рые, вроде романтического девственника Игоря Иванова, испы-тывали по этому поводу негативные эмоции от смущения до отвращения.
      - Это уже фашизм какой-то, - говорил Игорь, но капитан Саблин был с ним не согласен.
      - Думаешь, наши в Германии или в Афгане иначе пос-ту-пали? Нет, тут все правильно. Старая военная традиция - брать трофеи и трахать баб. Когда по тебе стрелять начнут, сам сразу поймешь, что это - лучшая компенсация.
      - Ну и что? Разве это хорошо?
      - А ты забудь про хорошо и плохо. Хорошие на войне гибнут первыми. Лучше выпей озверинчику, и сразу все пройдет.
      Озверином русские легионеры окрестили препарат, который заменял в эрланской армии наркомовские сто грамм. Вызывал он, правда, не озверение и даже не агрессию, а нечто вроде эйфории, когда и море по колено, и горы по плечо но без потери контроля над собой.
      Этот препарат был настоящим лекарством против страха и очень хорошо помогал от депрессии, ипохондрии и носталь-гии. Бойцы были готовы жрать его горстями, хотя превыше-ние дозы не давало пропорционального эффекта, а лишь вызывало бессонницу.
      Саблин советовал подчиненным поберечь препарат для войны. Его запасено по тысяче суточных доз на брата, но если истреблять таблетки такими темпами, то этого хватит ненадолго. Но воины не больно-то слушали своего командира. Озверин они закусывали морфогеном и засыпали, как убитые, чтобы смотреть удивительно яркие сновидения, которые неизменно вызывал этот колесный коктейль.
      Но все это не касалось Игоря Иванова, который колеса игнорировал и все глубже впадал в депрессию, потому что не мог забыть ни о самоликвидаторе, ни о предстоящей войне.
      И наконец он не выдержал.
      Так часто бывает с теми, кто принципиально не пьет спиртного. Однажды наступает момент, когда не пить уже просто невозможно. Жизнь такова, что если не пить - то и жить не хочется.
      Нечто подобное получилось и с Игорем.
      Он отломил от плитки разовую дозу, которая быстро растворилась на языке и тотчас же сделала мир веселым и ярким, полным красок и радости. Игорь был готов свернуть горы и подумал в числе прочего, что идея поголовного изнасилования женской части покоренных народов не так уж и плоха.
      Романтика романтикой - а бабу хочется.
      23
      Полное сосредоточение легиона на орбите опорной планеты, намеченное на день Д+66, затянулось на два дня. Последним пришел, как водится, звездолет 13-й фаланги, и начштаба легиона Бессонов распорядился тут же отправить его обратно.
      - Не хватало еще, чтобы они опоздали к началу вторжения, - сказал он, и с ним согласились все, кроме начальника службы формирования, у которого как раз на Д+68 была намечена учебная высадка 13-й на побережье опорной планеты.
      - Если затеять с этой бандой учебную высадку, мы отсюда до сотого дня не выберемся, - парировал возражения Бессонов. - Пусть высаживаются сразу в бой. Все равно 13-ю списываем - какой смысл на нее время тратить?
      Бросать одну недоукомплектованную и необученную фалангу на многомиллионный город, набитый войсками, действительно означало списать ее в расход еще до начала боев. Но все понимали, что учебная высадка большого эффекта тоже не даст. Все то же самое вполне можно отработать на тренажерах.
      На натуре, конечно, лучше, но генералы отлично знали, чем кончаются эти учебные высадки. Выход техники из челноков на берег занимает считанные часы, а обратно ее погрузить - и за несколько дней проблема. Ведь все машины надо расставить по своим местам, чтобы при боевой высадке не было путаницы.
      Для этого надо сначала собрать всю технику в кучу, подсчитать, сколько машин утоплено в море и побито в учебном бою, правильно построить то, что осталось, на побережье, загнать машины на челнок (в ходе чего еще несколько единиц непременно разобьют или утопят), а по возвращении на корабль расконсервировать резервные маши-ны и доукомплектовать матчасть.
      Учебные высадки сильнее, чем что-либо другое, убежда-ли генералов-землян в неминуемости грядущей ката-строфы. Против необученных землян российского происхождения не помогала даже защита от дурака. И генералы боялись, что если провести такие учения с 13-й, репутация которой была общеизвестна, то катастрофа начнется еще до вторжения.
      Эти остолопы перебьют все машины на опорной планете, и бросать на город Чайкин тогда будет некого и нечего.
      Так что звездолет 13-й несолоно хлебавши отправился обратно к Целине, где в это время оставались только два крейсера.
      Даже звездолет разведки легиона, не покидавший орбиту Целины с 24-го дня сосредо-точения, на этот раз ушел. Во-первых, чтобы реинкарнировать новых землян для пополнения спецназа 108-й и суперэлитной команды рейнджеров, а во-вторых, чтобы Сабуров смог принять участие в последних общих совещаниях командования.
      Когда на 80-й день все звездолеты соберутся у Целины, совещаться будет некогда. По воле маршала Тауберта на последние штрихи перед вторжением вместо четырех дней отведены неполные сутки.
      Впрочем, сам Сабуров считал, что совещаться со ставкой больше не о чем. Она сама загнала себя в такую ловушку, из которой не сможет выбраться ни при каких обстоятельствах. И штаб легиона со всеми службами сгорит вместе с нею, а полевые части бесславно погибнут в городах и саваннах ЦНР.
      Чего стоила одна последняя инструкция ставки: О захвате, конвоировании и отгрузке пленных для концерна Конкиста-дор.
      Дабы затруднить побег и сопротивление, - гласила она, - пленных надлежит транспортировать обнаженными за исключением случаев, когда климатические условия делают это невозможным. Гражданская одежда пленных поступает в распоряжение захвативших их солдат и офицеров в качестве трофеев согласно инструкции ..., а военное обмундирование и снаряжение передается в резервный фонд службы комплекто-вания легиона.
      И дальше - о заложниках, на которых надеваются ошейники и которых положено расстреливать в случае удачного побега любого из пленных.
      Но у этой инструкции было еще и приложение Об использовании пленных, непригодных для передачи концерну Конкистадор и мобилизации в ряды легиона. Помимо инженерных и фортификационных работ тех, кто слишком молод, слишком стар или болен предполагалось употреблять для прикрытия наступающих частей легиона от огня противника.
      В 66-й тяжелой фаланге убили из самоликвидатора старшего офицера, с которым случилась истерика, когда он прочитал это приложение. Офицер попытался застрелить гердианца, пристав-ленного к этой фаланге в качестве инспектора ставки.
      - Суки! - кричал он, гоняясь за гердианцем по коридорам звездолета. - Да я лучше ваших детей и баб поставлю перед фронтом, чтобы больше не рожали таких гадов, как вы!
      Землянин успел выпустить несколько очередей из автомата, прежде чем его ошейник сработал и пуля превратила в кашу содержимое его черепной коробки.
      А на его место уже через несколько часов прислали того самого нерасторопного особиста, который слишком долго медлил с ликвидацией.
      По эрланским правилам, в случае сдачи легионера в плен, трусости, отказа воевать и тому подобных провинностей решение о его ликвидации принималось на уровне фаланги. Но в случае стрельбы по своим нажать на кнопку отстрела мог даже младший особист центурии, не имеющий офицерского звания.
      Теперь в 66-й царило подавленное настроение. А ведь перед нею стояла задача исключительной важности - давить с юга целинскую 1-ю армию.
      Даже озверин не очень помогал. Больше того, он вполне мог явиться первопричиной инцидента. Поговаривали, что прежде чем наехать на гердианца, покойный офицер хватанул хорошую дозу.
      Да и вообще, если многие и мечтали дорваться поскорее до трофеев и горячих целинских баб, то умирать за них и за будущую империю маршала Тауберта никто не хотел.
      А значит, никто не хотел воевать всерьез.
      24
      Когда в часть поступил приказ сдать все автоматы и получить вместо них карабины, всем в полку стало окончатель-но ясно, что на восток его не переведут. 13-му ОМПу не нашлось места в первых рядах освободителей, которые вот-вот перейдут в наступление с благородной миссией помощи восставшему амурскому народу.
      Амурский народ, правда, до сих пор еще не восстал, но сообщения в газетах и по радио не оставляли никаких сомнений - революция не за горами.
      То, что полк не будет принимать участия в исторических событиях, здорово расстроило его солдат и офицеров. Да и автоматов было жалко. Автоматы отличали мотострелков от обычных пехотных частей - точно так же, как танковый батальон, мотоциклетная рота, бронетранспортеры и грузови-ки, в которых помещались все солдаты полка.
      Простые стрелковые полки возили обычно по железной дороге, а если на машинах - то в несколько приемов.
      Хотя Целинская Народная Республика и была самым процветающим государством во Вселенной, но машин в ней не хватало, и большинству солдат на учениях и в бою приходилось перемещаться пешим строем, а артиллерию двигать на конной тяге.
      Но мотострелковые части не зря имели приставку мото-. Их оснащение было лучшим во всей пехоте. Броне-транспортеров, правда, было мало, но уж грузовиков-то хватало на всех. И автоматов тоже.
      А тут вдруг автоматы отобрали. И ходили слухи, что отнимут и часть грузовиков. На востоке, где показывает зубы амурская военщина и готовит восстание амурский народ, они нужнее.
      Вместо автоматов выдали полуавтоматические караби-ны. Полуавтоматические это означало, что надо передерги-вать затвор после каждого выстрела. Но не как у школьной винтовки - в четыре движения, а одним рывком.
      На целый день солдаты полка были отвлечены от хозяйственных работ. Они учились стрелять из карабинов.
      Ни одно из подразделений в этот день не выехало на село и на промышленные предприятия, и даже на строительстве дачи начальника штаба армии на берегу Дубравского озера от 13-го ОМПа в этот день никого не было.
      Понятно, что в расположении части в этот день никто тем более не делал ничего полезного. Солдаты не косили траву, не мели плац, не красили заборы и даже не чистили туалеты. Все, включая свободную смену дневальных, толклись на стрельбище, изучая устройство полуавтомати-ческого карабина и способы стрель-бы из него.
      По-хорошему можно было бы растянуть этот процесс на несколько дней, но штаб армии требовал освоить карабины немедленно. Время не ждет. Война у порога!
      Полковой ординарец Игар Иваноу передергивал затвор и стрелял по мишеням с особым энтузиазмом. Его мечтой было стать лучшим из лучших, настоящим солдатом, которого грех держать в тылу и надлежит с первым же пополнением отправить на фронт.
      В мечтах он видел себя в передовом отряде разведчиков, который первым врывается в город Кедров - столицу Государства Амурского, где голодающие бездомные спят прямо на улицах даже зимой, простужаясь и умирая тысячами, так что власти не успевают хоронить трупы.
      Игар смутно представлял себе амурскую зиму. На Закатном полуострове, как и в Уражае, зима мало чем отличалась от лета, и снег здесь не выпадал ни разу за всю историю планеты.
      Только на крайнем северо-востоке ЦНР, в районе сороковой параллели, по слухам бывали самые настоящие суровые зимы с температурой воздуха ниже нуля иногда даже до минус десяти, со снегом и метелями.
      А в Кедрове, говорят, бывает и минус двадцать. Даже страшно себе представить.
      И теплолюбивый Игар мысленно торопил амурцев с восстанием. Ведь уже прогремела в газетах и на митингах фраза: Совместно с восставшим амурским народом целинская народная армия в три месяца сметет на своем пути все преграды и с победой войдет в столицу Восточной Целины.
      А значит, если амурцы начнут революцию весной, знамя победы будет поднято над Кедровом еще до наступления осени. И целинским солдатам не придется мерзнуть в бескрайних лесах в страшные зимние месяцы.
      Но ведь весна уже в разгаре. Скоро 1 мая, 666-я годовщина Майской революции, а революция за Амуром все еще не началась.
      Правда, в последние дни и в армии, и на гражданке пошли слухи, что амурские чайкинисты решили приурочить свое выступление как раз к Первомаю, как когда-то это сделал сам Василий Чайкин.
      И оставалась только одна проблема. Подслеповатый Игар никак не мог попасть из карабина не то что в десятку, а даже вообще в мишень.
      Впрочем, из автомата он в нее тоже не попадал.
      И оправдывало его только то, что однажды он, даже не целясь, всадил очередь в живого человека, который оказался матерым амурским шпионом, наверняка умевшим стрелять без промаха.
      25
      Лану Казарину исключили из юнармейской организации на общешкольном собрании, где она учинила еще один скандал - отказалась снять юнармейский значок и с криком Не вы мне его давали, не вам и снимать! - вырвалась из рук активистов и выпрыгнула в окно.
      Насчет значка - это была чистая правда. Вручал его Лане сам генеральный комиссар вооруженных сил легендар-ный маршал Тимафею - такой подарок устроило семь лет назад для детей старших офицеров командование Закатного округа.
      Но напоминать об этом теперь, когда оказалось, что маршал Тимафею предатель и агент амурской разведки, было по меньшей мере глупо.
      А ее выходка с прыжком в окно со второго этажа (потому что дверь загородили активисты) вообще не лезла ни в какие ворота.
      - Единица по поведению! - кричала вслед бегущей через школьную площадку Лане классная руководительница, и это было небывалым случаем, потому что низшей оценкой за поведение считалось неудовлетворительно - то есть 2.
      Однако классная прямо тут же достала из упавшего в драке на пол портфеля дневник Ланы и торжественно внесла в графу поведение жирную единицу.
      А Лана бежала по улицам, не разбирая дороги и закрывая ладонью юнармейский значок.
      Она еще не знала, что делать, но уже не сомневалась, кто виноват.
      Вчера ее вызвал на допрос сосед по лестничной кле-тке - подполковник Голубеу. Главное, что он хотел знать - это была ли Лана в курсе предательской деятельности отца.
      - Ты же не могла не видеть, что он ведет себя не так, как полагается честному военному, - вкрадчивым тихим голосом говорил Голубеу. - Разве у вас дома не бывало подозритель-ных гостей? Разве отец не отлучался по ночам без объяснения причин? Разве он не писал по вечерам какие-то бумаги, хотя для этого есть рабочий день?
      И хотя генерал Казарин действительно работал дома с документами, принимал у себя незнакомых Лане людей и часто убегал из дома ночью по телефонному звонку, девушка на все вопросы следователя отвечала односложно и отрицательно:
      - Нет. Не видела. Не знаю.
      Может, она и отвечала бы иначе, если бы ее допрашивал кто-то другой. Но Голубеу всегда был не в ладах с ее отцом. Сын подполковника слыл предводителем местной шпаны и не стеснялся во всеуслышание заявлять:
      - У меня папаша - большой человек в Органах. Что бы я ни сделал - мне ничего не будет.
      Обитателям квартала нетрудно было убедиться, что так оно и есть. Но когда сын большого человека вздумал приставать к дочери генерала, с ним случилась неприятность.
      Однажды, когда предводитель шпаны со всей своей кодлой по обыкновению грубо нарушал общественный порядок, его неожиданно задержал военный патруль. И доставил в гарнизонную комендатуру на предмет выяснения, не является ли обритый наголо по зековской моде шпаны детина без документов дезертиром или солдатом, находящимся в самовольной отлучке.
      Установление личности длилось с вечера до утра, и хотя в конце концов Никалай Голубеу-младший, имеющий бронь по состоянию здоровья, был отпущен с миром, перетрусил он страшно. Ночь в карцере комендатуры вообще навевает не самые положительные эмоции.
      И все бы хорошо, только Голубеу-старший, пылая праведной яростью, в тот же день в присутствии множества людей во дворе произнес в адрес генерала Казарина слова, которые Лана хорошо запомнила:
      - Я тебя, сука, сгною!
      И теперь Лана чем дальше, тем больше убеждалась, что арест ее отца есть не что иное, как исполнение того самого обещания. Подполковнику Органов ничего не стоит оклеветать кого угодно, даже армейского генерала. Конечно, со временем честные коллеги Голубеу во всем разберутся, но пока подполковник на коне и делает все, чтобы поглубже втоптать в грязь и генерала Казарина, и его дочь.
      Устав от запирательства Ланы, Голубеу заколотил кулаком по столу и заорал:
      - А ну прекрати валять дурака! Думаешь, на тебя управы не найдется, сучка мелкая?! Отвечай, ты была связной между отцом и амурскими агентами?!
      От этого Лана совсем опешила и не нашлась, что ответить, а Голубеу продолжал выкрикивать скороговоркой:
      - Кто был с тобой на связи?! Иваноу? Отвечай быстро! Не задумываясь!!!
      - Какой Иваноу? - еле слышно пролепетала Лана.
      - Рядовой Иваноу из Дубравы. Никакой он, конечно, не рядовой, мы все о нем знаем. Он офицер амурской разведки. Говори, ты с ним держала связь?
      - Я не знаю никакого Иваноу, - ответила Лана, сры-ваясь на плач.
      Это была чистая правда. В их единственную встречу на сельхозработах Игар не назвал ей своей фамилии. И Лана сообразила, что речь идет именно о нем, лишь после того, как Голубеу, неожиданно сменив гнев на милость, отпустил ее со словами:
      - Ну что ж, раз ты не была связной, тогда иди и подумай. Может, все-таки вспомнишь какие-нибудь подроб-ности о делах отца. Ведь кто-то же был у него связным.
      Это означало: Если не скажешь, кто по твоим предполо-жениям мог быть связным, то будем думать на тебя.
      Мысль о том, что единственным солдатом из Дубравы, с которым она сталкивалась достаточно близко, был Игар, сразила Лану на улице. Она даже некоторое время стояла в нерешительности, раздумывая, не повернуть ли назад, в управление, чтобы рассказать, как в действительности было дело на сельхозработах. Не будь там Голубеу, она может, и повернула бы. Но следствие вел именно он, и Лана пошла домой.
      А на следующий день, выпрыгнув из окна школы, она вдруг ни с того ни с сего помчалась на вокзал и села зайцем в электричку на Дубраву. Контролеров она не боялась - в последние недели они исчезли из поездов. Ходили слухи, что на железной дороге мобилизация и в железнодорожные войска забирают всех, без кого на гражданских линиях можно обойтись.
      Четкого плана действий у Ланы не было. Сценарий, который она мысленно представляла себе, страдал некоторой умозрительностью. Лана собиралась явиться к Игару в часть, вызвать его на КПП и с места в карьер рубануть:
      - Ты правда офицер амурской разведки?
      И, пристально глядя ему в глаза, послушать, что он ответит.
      Если он ответит Нет и глаза скажут, что это правда - значит, генерал Казарин тоже кристально честный человек, и все его дело - это результат клеветы подполковника Голубеу. И тогда Лана знает, что делать.
      Она дойдет до самого начальника окружного управления Органов или до окружного комиссара, или даже напишет письмо вождю - но отца из тюрьмы вызволит.
      С этим настроением она добралась до расположения Дубравского полка, вызывая у прохожих подозрение своими расспросами на тему где находится воинская часть? Впрочем, она представлялась сестрой солдата из этой части, плача, говорила, что папе плохо и брату обязательно надо срочно об этом сообщить, и выглядела вполне невинно в своей школьной форме, так что ей отвечали.
      Но часовой на КПП оказался глух к ее слезам.
      - Не положено! - твердил он на все просьбы позвать брата, а когда Лана обосновалась у забора части с тайной надеждой дождаться, пока неуступчивого бойца сменят, он принялся грозить ей оружием со словами: - Уходи отсюда, а то сейчас наряд вызову.
      Попытка перелезть через высокий забор части тоже не удалась, и Лане пришлось уйти. А совсем немного времени спустя на стол подполковника Голубеу легли сообщения, поступившие почти одновременно от группы наружного наблюдения и от полковых стукачей.
      Они гласили, что Швитлана Казарина в течение двух часов настойчиво пыталась проникнуть в расположение 13-го отдель-ного мотострелкового полка, дабы вступить в контакт с Игаром Иваноу с явным намерением предупредить последнего о том, что тайна его личности раскрыта.