47

Пятый Правый сбежал из Белокаменска еще до того, как судьи «Трибунала» решили, что с ним делать. Предыдущие ошибки сходили ему с рук, потому что у «Трибунала» были проблемы с деньгами, а следовательно, и с вербовкой новых людей. Но теперь дело обернулось хуже некуда. Один милиционер убит, другой ранен, и «Трибунал» в одночасье из организации, борющейся за торжество справедливости и законности, превратился в преступную группировку наихудшего рода — ибо только такие поднимают руку на представителей власти. И виноват в этом Пятый Правый. Один только он и никто больше. Естественно, Пятый Правый не сомневался, каков будет приговор. А потому ударился в бега немедленно. Как и любой ликвидатор, он был не очень хорошо осведомлен о структуре и масштабах организации. Но в силу той дезинформации, которая в «Трибунале» намеренно спускалась сверху вниз, он был склонен не преуменьшать эти масштабы, а преувеличивать их. Среди боевиков в «Трибунале» ходили разговоры, что организация в скором времени охватит всю Россию, и Пятый Правый опасался, что его безопасность не будет гарантирована и в других городах. Лучше всего, конечно, свалить за границу, но у него не было для этого ни средств, ни возможностей. Поэтому оставался только один выход. Надо помочь милиции ликвидировать «Трибунал». Пятый Правый знал мало, но достаточно, чтобы потрепать организации нервы.

Недаром в «Трибунале» его ценили за качества, присущие разведчикам — например, за предусмотрительность и наблюдательность. Он не должен был знать телефон координатора, но Пятый Главный неоднократно набирал этот номер на глазах у Пятого Правого, и последний легко запомнил все цифры. Подлинные имена Пятого Главного и Пятого Левого он тоже не должен был знать — однако же узнал, и снова для этого не пришлось прилагать особых усилий. Основатели «Трибунала» хотели создать идеальную организацию, но, как это обычно бывает с людьми, для которых идея важнее практики, забыли про человеческий фактор. А Пятый Правый хоть и не был агентом враждебных «Трибуналу» сил, внимательно за всем наблюдал и запоминал. Его вообще использовали в «Трибунале» не по назначению. Он был классным наблюдателем, но плохим ликвидатором. Да, он был плохим киллером, несмотря на то, что любил убивать. Его всегда отличала чрезмерная осторожность, страх перед последствиями, и он стремился покинуть место преступления как можно скорее. А если этому что-то мешало, Пятый Правый впадал в панику. Все это в общем и целом — нормальные реакции обычного человека, даже такого, которому неоднократно приходилось убивать. Но для ликвидатора эти реакции таят в себе большую опасность. Желание убивать, в силу которого его перевели из наблюдателей в ликвидаторы, привело к побоищу в лесопарке, когда был убит Бес. Но тот случай Пятому Правому никто не ставил в вину. Он предотвратил серьезное преступление, спас от смерти невинного человека, а что упустил одного из негодяев — в этом ничего страшного нет. Ведь тогда все окончилось благополучно. Но потом Пятый Правый в своем стремлении поскорее покинуть место операции упустил Акулу. То есть, не вполне упустил, но и на тот свет не отправил. И получил за это серьезное внушение от Пятого Главного лично и от координатора по телефону. Но и это еще не самое главное. Хуже всего то, что сочетание любви к убийству с паникерством — это явный признак раздвоения личности, а следовательно — психической ненормальности. И в конце концов Пятый Правый пошел вразнос, решил совершить убийство самовольно, но вместо того преступника, которого он намеревался уничтожить, убил милиционера. Однако теперь он винил во всем случившемся кого угодно, только не себя. Виноваты коллеги по тройке, виноват координатор, виноваты судьи «Трибунала». Это они решили, что ублюдка Сухарева не надо убивать. А он, Пятый Правый, всегда говорил, что его надо убить, и хотел сделать это своими руками. Но его никто не поддержал, и из-за этого под пулю попал милиционер. А впрочем, этот мент сам дурак — нечего лезть не в свое дело, когда он, Пятый Правый, выходит на охоту. И теперь надо наказать всех. Стравить «трибунальщиков» и ментов — пускай повоюют, а от Пятого Правого отстанут, забудут о нем, словно его и не было. Если сдать ментам координатора, то ниточка у них появится очень даже крепкая.

Координатор наверняка имеет выход наверх, к судьям. И если менты сумеют координатора расколоть, то организация будет ликвидирована очень быстро. А если не сумеют? Или если у координатора все-таки нет прямого выхода на судей? Что тогда? А тогда все то же самое. Пятый Правый уже наверняка приговорен к смерти за самодеятельность, из-за которой теперь опорочена репутация «Трибунала». И второй смертный приговор — за предательство — ничего в этой ситуации не изменит. И вот, уже находясь далеко от Белокаменска, Пятый Правый зашел в почтовое отделение и там, на стойке, где обычно пишут телеграммы, измененным почерком накатал письмо, в котором выложил все, что знал. Потом написал адрес Белокаменского ГУВД и, не подписывая, бросил письмо в ящик. В тот же вечер в этом небольшом городе произошло убийство. На теле убитого нашли грубо оторванный клочок бумаги с надписью от руки: «Казнен по приговору Трибунала». Когда стали с этим разбираться, выяснилось, что организация убийц с таким названием существует в Белокаменске и специализируется на уничтожении преступников. Однако здесь возникла нестыковка, ибо со стопроцентной достоверностью было установлено, что погибший никогда не совершал преступлений и правонарушений. Загадка эта так и осталась неразгаданной, потому что убийцу найти не удалось.

48

Адъютант генерала Игрунова лейтенант Цыганенко не умел давать взятки. Ему просто никогда не приходилось этого делать. Зато он хорошо умел охмурять женщин. И с Ларисой вел себя так, словно конечной целью разговора было уложить ее в постель. Они разговаривали на кухне. Юра Гарин в это время был в комнате. Цыганенко вежливо попросил оставить его с Ларисой наедине, и Лариса не стала возражать. Ей было интересно, что за этим последует. Правда, перед тем как Гарин ушел, Лариса попросила лейтенанта доказать, что он пришел без оружия — чем сильно его удивила.

— Можете меня обыскать, — сказал Цыганенко и удивился еще больше, поскольку Лариса не стала отнекиваться, а действительно принялась его обыскивать — непрофессионально, но очень тщательно. После этой довольно унизительной сцены лейтенанту было трудно играть роль обольстителя, но он старался изо всех сил. Но он допустил одну ошибку — построил уговоры на предположении, что Лариса — девушка недалекая и при этом очень нуждается в деньгах и в сильном покровителе. Вот он и убеждал ее, что с теми деньгами, которые готов заплатить за молчание генерал Игрунов, она несколько лет может жить припеваючи. А если у нее возникнут какие-то проблемы, то всегда будет возможность обратиться за помощью непосредственно к генералу.

— Алексей Федорович пользуется большим влиянием в городе. А его друзья еще влиятельнее. Так что он может помочь в любой ситуации. Лариса слушала его с суровым лицом, и лейтенант не мог понять, как она относится к его словам. Когда он назвал сумму, дух у девушки захватило. Сумма опять-таки была не очень большой по меркам сильных мира сего, но весьма впечатляющей для больничной санитарки. Но ведь даже когда Лариса продавала Лешин акваланг, ее мучила мысль, что она совершает что-то недостойное. И, ослепленная этим чувством, она тогда страшно продешевила, совершенно не разбираясь в ценах на снаряжение для подводного плавания. А теперь ей предлагали продать самого Алексея. Позволить его убийце спокойно ходить по свету только потому, что у его отца много денег и влиятельных друзей. И ведь еще несколько дней назад Лариса, наверное, согласилась бы на это. А что делать, если денег нет, жрать нечего, а на иждивении у нее — бывший алкоголик Юра Гарин. Конечно, Юру можно прогнать или объявить ультиматум — либо ищи работу, либо убирайся, нам дармоедов не надо. Но Лариса не хотела этого делать.

Наверное, тут действовала психологическая реакция замещения. Юра заменил ей Алексея, и хотя по своим достоинствам они были несравнимы, терять Юру Лариса не хотела. И чтобы материально обеспечить то подобие семьи, которое она пыталась создать, Лариса, наверное, согласилась бы на предложение лейтенанта Цыганенко. Но теперь у нее была новая работа. Как раз сегодня вечером «Алик Николаев» ждал ее на новый сеанс съемок и обещал заплатить столько же, сколько и в прошлый раз. А это значит уже две месячных зарплаты санитарки за неделю. И никого продавать не надо. Только себя — но это уже ее личное дело. Тем более, что ведь не проституцией же она занимается. Даже знаменитые фотомодели нередко снимаются в обнаженном виде, и это довольно почетно. И Лариса спросила у Цыганенко.

— А про Алексея, значит, забыть? Похоронили — и нет его? А эта мразь, сынок генеральский, пусть гуляет, меня в подъезде тискает, говорит, что никуда мне от него не деться. Выходит, и правда — никуда не деться?

— Ну зачем вы так, Лариса?! — воскликнул Цыганенко. — Алексей Федорович сам накажет своего сына. И к вам он больше не подойдет, за это я ручаюсь.

— Накажет, значит? Интересно, как? Убьет или в тюрьму посадит? А может морду набьет? Или в угол поставит? Адъютанту генерала Игрунова нечего было на это ответить. Ведь если сказать о том, что генерал в наказание за убийство собирается отправить сына в армию — это будет просто смешно. За что же тогда забирают в армию других — обыкновенных восемнадцатилетних парней, которые никого не убивали и в жизни своей не совершали никаких преступлений? Они поговорили еще немного, но новых аргументов Цыганенко придумать не смог, а вскоре Лариса засобиралась на работу.

— Вы работаете в ночь? — поинтересовался лейтенант.

— Нет, я подрабатываю. В другом месте, — ответила Лариса. То, что она где-то подрабатывает и, следовательно, получает не учтенные в предварительных расчетах генерала Игрунова доходы, оказалось для его адъютанта совершенной новостью. Возможно, эта подработка дает Ларисе достаточно денег, чтобы счесть предложенную сумму взятки слишком низкой. Но попытка путем расспросов выяснить, где же именно Лариса подрабатывает и сколько за это получает, к успеху не привела. Лариса устроила лейтенанту прощальный скандал на тему: «Кто ты такой, чтобы мне вопросы задавать?! Ты тут ублюдка генеральского покрываешь, который моего парня убил — а я с тобой разговаривать должна? Да пошел ты!..» И лейтенант никуда не делся. Пошел.

49

Макс Игрунов долго не мог решиться на убийство. Одно дело — по пьянке забить человека насмерть, да не в одиночку, а в компании друзей, когда никто не может точно сказать, кем был нанесен роковой удар. И совсем другое — убить кого-то умышленно, на трезвую голову, заранее все спланировав и подготовив. Макс колебался до тех пор, пока лейтенант Цыганенко не явился к Ларисе Бабушкиной домой. И даже после этого продолжал колебаться, но Пашка Качуркин непрерывно капал ему на мозги. Пашка все отчетливее понимал, что если Цыганенко раздобудет доказательства и передаст их генералу Игрунову, а тот с уликами в руках спросит сына, что бы это значило — Макс сразу сдаст всех друзей-соучастников, даже если Цыганенко не узнает их имена и не определит степень их вины раньше. Макса следовало нейтрализовать, и как можно скорее — и Пашка не мог придумать способа лучше убийства. Разумеется, сам он вовсе не собирался убивать Макса.

Наоборот, это Макс должен был убить лейтенанта Цыганенко — после чего длинный язык станет для генеральского сына опасен, как никогда. Ведь в этом случае Макс уже не сможет свалить вину на друзей, и генерал не сможет замять дело, найдя другого козла отпущения. Поначалу Макс сам рвался убивать — причем не только лейтенанта Цыганенко, но и Ларису, и ее нового мужика заодно. Но как только настала пора от слов и планов перейти к делу, он откровенно струсил. Однако он был туп, а Пашка Качуркин — умен и хитер. И капанье на мозги постепенно стало приносить плоды. Максу все явственнее казалось, что главную опасность для него представляет именно лейтенант Цыганенко. Пока адъютант генерала Игрунова жив, велика вероятность того, что он, Макс Игрунов, может оказаться не только там, куда зашлет его в наказание отец, но и в тюрьме, под следствием и судом, а потом — на зоне. Лет на десять, а то и больше. А если Цыганенко умрет, то все, что он накопал, уйдет в могилу вместе с ним. Так говорил Пашка, и Макс ему верил.

— Не бойся, на тебя никто не подумает, — твердил Павел, излагая план убийства. — Надо изобразить обыкновенный грабеж. Он ведь ходит через парк, возвращается домой поздно, почти всегда один. Запросто можно подловить его там, выскочить из-за дерева и шарахнуть по голове чем-нибудь тяжелым. Потом ошмонаешь карманы, заберешь все ценное, документы, кошелек, оружие, если есть. И все. Мало ли таких случаев сейчас. Никто особо и расследовать не будет.

— Ага! Сам попробовал бы… — реагировал на эти инструкции Макс.

— А зачем мне? Это не моя проблема. У меня вообще алиби. Если даже вы все скажете, что я был с вами, другие десять человек скажут, что я в это время был с ними за городом, пил водку и трахал баб.

— А может мне тоже устроить это… Алиби.

— Тебе это не поможет. Это для суда алиби годится, а тут ведь дело не в суде, а в бате твоем… Паша противоречил сам себе, пугая Макса то тюрьмой, то отцовским гневом — но Макс не замечал этих противоречий, зато нервничал все больше и постепенно созревал для убийства. И наконец созрел.

50

Газета называлась «Оранжевый шар». Почему именно шар и притом оранжевый — никто объяснить не мог. Правда, на первой странице первого номера красовалось изображение обнаженной Ларисы Бабушкиной с оранжевым шаром вместо головы, но это не могло служить объяснением. Фотография Ларисы была обработана на компьютере таким образом, что напоминала скорее не фото, а картину, написанную кем-то из фантастических фотореалистов вроде Вальехо или Нараямы. Люди, проходящие мимо лотков и киосков, где продавался «Оранжевый шар», невольно останавливались, чтобы, во-первых, полюбоваться этим изображением, а во-вторых, узнать, почему это у девушки вдруг взорвалась голова. Пояснений на первой странице не было, и особо любопытным прохожим приходилось покупать всю газету. И хотя внутри пояснения тоже отсутствовали, никто не уходил обиженный. На страницах восьмиполосного номера читатель мог найти много нового и интересного. В числе прочего «Оранжевый шар» сообщал читателям о создании технологии, которая позволяет переносить информационное содержимое человеческого мозга в компьютер и поддерживать функционирование сознания в электронной форме, обеспечивая тем самым бессмертие личности. На самом деле компьютерщики и футурологи предсказывали появление такой технологии лет через пятьдесят, но Арик Чудновский и компания решили немного предвосхитить события.

А на соседней странице рассказывалось о сверхсекретной лаборатории КГБ, которая предназначалась для создания расы сверхлюдей — гермафродитов с женским телом и неженской силой, сверхмощными гипнотическими и телепатическими способностями, а также физиологическими особенностями, позволяющими зачинать потомство без партнера или от нескольких партнеров любого пола. А чтобы окончательно добить доверчивого читателя, статья утверждала, что сверхженщины не рожают детей, а откладывают яйца, для чего в их хромосомы добавлена часть генетического кода динозавров. Что поделаешь — Арик Чудновский очень любил Крайтона и Спилберга, создавших соответственно роман и фильм «Парк Юрского периода». Если первая статья в общем-то напоминала ту белиберду, которой заполнены всевозможные издания мистического и уфологического толка, и к тому же стыковалась с сообщениями «белой» прессы о том, что технологии перевода человеческого сознания в компьютер действительно разрабатываются, хотя и далеки от завершения, то вторая была придумана от начала до конца и любой здравомыслящий человек сказал бы, что у ее автора чересчур воспаленное воображение. Написал эту статью, как уже сказано, сам Арик Чудновский, и в случае чего он мог бы представить ее в ходе психиатрической экспертизы в качестве вещественного доказательства своего душевного нездоровья. Прочитав это творение, психиатры наверняка немедленно признали бы автора неизлечимо безумным, пожизненно невменяемым и не годным к службе в каких бы то ни было войсках. А для полноты картины — на случай, если кто-то не поверит — в номере присутствовал еще и рецепт приворотного зелья, где в качестве ингредиентов фигурировали «кровь блудницы на шипе розы (1 капля)» и «молоко нерожавшей женщины (1/2 стакана). Разогреть до кипения, слегка помешивая, но ни в коем случае не кипятить. Что будет, если все-таки вскипятить, и как добыть молоко нерожавшей женщины, рецепт не сообщал. Зато и он, и все остальное сопровождалось яркими иллюстрациями с преобладанием частично и полностью обнаженных девушек в виде достаточно приличном, чтобы газета могла избежать статуса эротического издания и не платить дополнительных налогов. Агентства по продаже недвижимости, автомастерские и стоянки, а также фирмы оптовой торговли, находящиеся под контролем Корня, дали в „Оранжевый шар“ свою рекламу. Содержание газеты владельцев этих фирм не интересовало. Их волновал тираж, и тут люди Корня дали понять, что босс лично заинтересован в процветании этой газеты, а следовательно, тираж будет расти. На самом деле в процветании газеты был заинтересован прежде всего Илья Шерстобитов, „патриарх всея Земли“ и „Верховный Понтифик Востока и Запада“, а Корень лишь помогал ему по мере сил в надежде на будущие дивиденды. От первого номера Шерстобитов пришел в ужас и решил, что сдуру связался с полными идиотами — и теперь надо развязываться, пока не поздно. Но видя, как прохожие буквально сметают газету с лотков, Шерстобитов быстро изменил свое мнение и лишь объявил Чудновскому по телефону мягкий выговор без предупреждения.

Вернее, сделал внушение: дескать, популярность — вещь хорошая, но надо и меру знать.

— А как я иначе завоюю популярность? — огрызнулся Арик. — Серьезными газетами все давно сыты по горло. В это время он уже готовил второй номер. В нем (в отличие от первого, где от «Храма Сверхнового завета были только объявления с именами девушек и телефонами диспетчеров) присутствовала большая статья о „Сверхновом завете“, выдержанная в духе отстраненного исследования с далеко идущими выводами. В статье говорилось, что Моисей заключил первый договор с Богом в 2000 году до нашей эры, Иисус Христос через 2000 лет обновил этот договор, а теперь прошло еще 2000 лет, и следует ожидать нового обновления. Секта Шерстобитова упоминалась вскользь, но уважительно. Рядом с этой статьей был пристроен редакционный материал, утверждавший, что в сектантстве нет ничего плохого, что все ныне существующие церкви были когда-то сектами, что покорность сектантов лидерам возникает не под влиянием психотропных препаратов, изнуряющих диет и отупляющих медитаций, а лишь благодаря особой харизматической силе этих лидеров — ведь сумел же монах Савонарола без всяких препаратов, диет и гипноза убедить гениального Рафаэля бросить свои лучшие картины в костер, — и что каждый человек вправе сам выбирать для себя религию, а не обязан следовать выбору предков. Оба материала были написаны в совершенно серьезном духе. Но основной акцент во втором номере делался не на них. На второй полосе красовалось письмо читателя по поводу сверхженщин. Письмо было настоящее, оно пришло по электронной почте. И надо заметить, человек, приславший его, явно въехал в политику „Оранжевого шара“ с полуслова. Он писал, что секретная лаборатория по производству сверхлюдей существует до сих пор, только теперь она находится под контролем мафии. и он, автор письма, как бывший ведущий специалист этой лаборатории, со всей ответственностью утверждает, что гены динозавров сверхженщинам не пересаживали, поскольку не смогли достать их из-за дефицита, свирепствовавшего в советские времена. И тогда вместо динозавров решили использовать рыбу минтай, которая выметывает десять миллионов икринок за раз. Поэтому сверхженщины не откладывают яйца, а мечут икру и могут за один нерест произвести на свет десять миллионов потомков. Скоро они заполонят всю планету и прежде всего океаны, моря и пресные водоемы, так как физиологически они являются русалками и сбрасывают хвост только при выходе на сушу, а по возвращении в воду опять отращивают его.

— Господи, боже мой, какой бред! — воскликнул, читая это письмо, номинальный редактор «Оранжевого шара» и по совместительству зиц-председатель фирмы Ваня Пахомов, демонстрируя тем самым высокую степень душевного здоровья.

— Шизофрения — это не болезнь, а просто состояние души, — сказал в ответ Чудновский, цитируя поэта Антонио Эспаду, известного тем, что он воображал себя наследным принцем атолла Муруроа и требовал, чтобы Франция прекратила ядерные испытания на этом атолле и вернула его законным правителям. Процитировав эту строчку, Чудновский еще раз перечитал шизофреническое письмо и распорядился немедленно поставить его в набор.

51

Когда лейтенант Цыганенко шел по своему обыкновению домой через парк, некто, выскочивший из-за дерева, шарахнул его по голове каменюкой. Предполагалось, что это будет выглядеть, как обычное уличное ограбление. Но «грабитель» неудачно выбрал место. В этой части парка даже по ночам было чересчур оживленное движение. Не прошло и минуты с того момента, как Цыганенко упал — а в дальнем конце аллеи уже послышался стук каблучков. Оттуда к месту происшествия шла девушка. Будь «грабитель» матерым убийцей, он, наверное, убрал бы заодно и эту случайную свидетельницу, а потом довел дело до конца. Но Макс Игрунов матерым убийцей не был. Ему вообще не приходилось по настоящему убивать. Ведь Алексей Черкизов умер лишь через шесть часов после того, как ударился головой во время драки. По этой причине трудно с уверенностью сказать, смог бы Макс хладнокровно и методично обшарить труп лейтенанта, не появись на горизонте случайная прохожая. Но это и неважно. Она ведь все-таки появилась, и Макс впал в жуткую панику. Он помчался через парк напролом, ему чудилось, будто за ним гонятся, а визг девушки, наткнувшейся на тело лейтенанта, казался Максу то ли трелью свистка, то ли милицейской сиреной, то ли гласом небесным, за которым неизбежно должна последовать кара. Девушка в это время тоже бежала, только не между деревьями, а вдоль по аллее. В голове ее крутилась фраза из песни известной, но, к сожалению, распавшейся рок-группы: «Прогулка в парке без дога может встать тебе слишком дорого».Попутно она клялась себе, что никогда больше не пойдет поздно вечером одна через парк. Милицию она вызвала только прибежав домой — минут через двадцать. За это время о лежащего лейтенанта споткнулось еще несколько человек, и кто-то из них догадался позвонить в «скорую». Подъезжающая милиция столкнулась отъезжающей «скорой». Тела на дороге уже не было. Макс Игрунов схалтурил. то ли булыжник был недостаточно тяжел, то ли удар недостаточно силен — только Цыганенко остался жив. Правда, сотрудникам райотдела милиции сразу сообщили, что состояние пострадавшего тяжелое, он без сознания, и придет ли в сознание в дальнейшем — неизвестно. Надо заметить, что милиция по первости склонялась именно к той версии, которую запланировал Паша Качуркин. Лейтенанта шарахнули в темной аллее парка булыжником по голове, других следов борьбы нет — естественно возникает мысль об ограблении. Правда, в кармане брюк лежат деньги. Сорок восемь рублей новыми. И документы тоже целы. А в документах написано, что их обладатель — не просто лейтенант Российской Армии, а целый адъютант командира мотострелковой дивизии. И дело сразу начинает пахнуть вещами, которыми обычно занимается ФСБ. Ведь адъютант генерала Игрунова мог иметь при себе секретные документы, и тогда получается, что по черепу его стукнул не наркоман, сшибающий денег на дозу, а шпион, который эти документы и унес. Правда, порядочный шпион в такой ситуации наверняка забрал бы заодно и деньги вместе с личными документами. просто для маскировки. Но может быть, его спугнула девушка, некстати застучавшая каблучками по асфальту. А может, все проще. Например, лейтенант Цыганенко имел при себе оружие, и грабитель охотился именно за ним. За оружием. За табельным пистолетом системы Макарова. Естественно, опера из райотдела немедленно принялись звонить в дивизию и спрашивать, не имел ли лейтенант Цыганенко привычки таскать с собой секретные бумаги и не носил ли он при себе круглосуточно табельное оружие. Оказалось, однако, что нет. Не имел и не носил. Пистолет преспокойно лежал в сейфе, и никаких секретных документов у лейтенанта Цыганенко с собой не было. К большому сожалению для районных оперов. Если бы грабитель украл пистолет, то дело можно было бы, хоть и не без труда, спихнуть городскому управлению внутренних дел или даже в РУОП. Если бы речь шла о документах, содержащих государственную тайну, то дело уже без всяких усилий со стороны милиции забрала бы ФСБ. Теперь же это дело повисало мертвым грузом на Южном райотделе милиции, и выглядело оно абсолютно глухим. О причине этого происшествия догадывался только генерал Игрунов. И ему все яснее становилось, что с сыном надо что-то делать. потому что убийца, вошедший во вкус, особо опасен. Если первое убийство, судя по тому, что удалось раскопать лейтенанту Цыганенко, было случайным, то второе — явно преднамеренное. Генерал понимал, что прежде всего с сыном надо поговорить, припереть его к стенке фактами, вынудить к признанию и выслушать оправдания, чтобы решить: можно ли удержать Максима от дальнейшего сползания в пропасть без принятия экстренных мер, или же надо срочно искать эти меры — такие, которые не испортят генералу репутацию и карьеру и, что немаловажно, не поссорят его с женой. Но генерал все время откладывал этот разговор. Он просто не знал, что сказать.

52