Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Меч Заратустры (Пепел наших костров - 2)

ModernLib.Net / Антонов Антон Станиславович / Меч Заратустры (Пепел наших костров - 2) - Чтение (стр. 9)
Автор: Антонов Антон Станиславович
Жанр:

 

 


      Ну не везло Аквариуму с национальным единством. С патриархом поссорились, с митрополитом не договорились, а про папу уже объявили по радио и в настенных дацзыбао - мол собрались на конклав католические священники и миряне и избрали себе Петра Второго, который в первом обращении к пастве выразил всемерную поддержку правительству народного единства.
      И куда теперь его девать?
      Начальник ГРУ отчаянно завидовал организационным способностям человека, который устроил в Москве весь тот чудовищный погром, последствия которого не удалось адекватно оценить даже через сутки после того, как угасли последние пожары.
      В Аквариуме не хотели верить, что события развивались стихийно. Воспитанные на идеях глобальных подрывных акций, военные разведчики и диверсанты просто представить себе не могли, что весь этот кошмар устроила неуправляемая толпа.
      Конечно, ломать не строить, однако толпе не свойственны целенаправленные действия. А тут во всех событиях от побоища перед университетом и до прорыва через мосты прослеживалась единая цель, единая направляющая рука.
      Первое подозрение падало, конечно, на Царя Востока. Сатанисты особенно вольготно чувствуют себя в его краю, а сам он был в Москве, когда все это началось, и открыто говорил, что Москва - это Вавилон, который должен быть разрушен.
      Но он ушел из города раньше, чем разгорелся большой огонь, и слова его напоминали не указания, а предсказания. А о том, что Царь Востока обладает даром предвидения, говорили буквально все, кроме самых закоренелых рационалистов.
      Когда Москва полыхала в кольце огненной бури, Соломон Ксанадеви (он же Владимир Востоков) прохлаждался в Коломенской излучине - там, где Москва-река поворачивает к востоку и неизвестно, чем ее считать, все еще Москвой или уже Окой, в вотчине амазонок, в двух шагах от Страны Дикарей.
      Он был занят своими делами - устанавливал границу между Великим Востоком и конфедерацией южных княжеств, и по всему было видно, что горящий город волнует его меньше всего.
      Но был еще один человек, имя которого передавалось из уст в уста. Его видели в эпицентре пожаров, где он благословлял всеочищающую стихию огня, и в темных подземельях, где он рубил головы сатанистам, повторяя, как заклинание:
      - Творящие зло от зла и погибнут!
      Какая-то девушка, которую он оставил в живых, хотя она просила убить ее, задала ему вопрос:
      - А ты разве не творишь зло?
      И услышала в ответ:
      - Я выше зла!
      И теперь, разнося по городу и за его пределы это заклинание: "Творящие зло от зла и погибнут", - люди повторяли без тени сомнения:
      - Так говорит Заратустра!
      36
      Село Молодоженово унаследовало свое название от тех времен, когда давным давно, еще до большого голода, тут поселились три пары молодоженов. Но эта история уже начала забываться, и грандиозная свадьба Ильи Муромца затмила ее окончательно.
      На глазах у наблюдателей рождалась новая легенда на тему, откуда у села такое имя - легенда о богатырской свадьбе Ильи с поповой дочкой.
      Свадьба и впрямь вышла богатырской. Один Мечислав привел с собой дружину в двести человек. И, перехватывая его влюбленные взгляды, Орлеанская королева могла быть спокойна за свои тылы, хотя к Варягу собралось, пожалуй, и побольше народу.
      В разгар веселья в Молодоженово собственной персоной явился Тунгус - звать Варяга обратно в Москву. Он вкратце поведал, в какой хаос погрузился город, едва верховный босс мафии его покинул, но Варяга именно теперь пробило на подвиги. Он снова перебрал самогонки и принялся орать, что тут его территория, и он всем покажет кузькину мать.
      Первым кандидатом на демонстрацию кузькиной матери была, понятно, Жанна Девственница, которая вздумала устанавливать на Истре свои порядки.
      Тут и проявилась вся гениальность политики Орлеанской королевы. Илья Муромец и Мечислав Кировец единодушно встали на ее сторону.
      Если бы не Тунгус, то инцидент, возможно, удалось бы погасить в зародыше. Но заместитель верховного босса все еще находился в плену старых представлений и тоже считал, что это территория Варяга, и никто другой не вправе на нее претендовать.
      Пришедшие с Тунгусом отморозки первыми схватились за ножи, и опасения Жанны оправдались даже с лихвой.
      Все развивалось по традиционным законам большой русской пьянки. Сначала мир, дружба, веселье и маппет-шоу с песнями и плясками под баян, а в конце - свальный мордобой с применением подручных тяжелых предметов и холодного оружия.
      Но не Тунгусу с его жалкой финкой было тягаться с бедными баронами. Воспитанники школы исторического фехтования упражнялись в этом искусстве каждый день. Тунгус оглянуться не успел, как остался без руки, пополнив новорожденную легенду пикантной подробностью.
      Отец невесты, как ни странно, отнесся к этому философски. Какая свадьба без драки. Это такой же народный обычай, как и те, которые пришлось скрупулезно соблюдать Муромцу и Вере в преддверии венчания , во время оного и после.
      Протоиерей Евгений сам был не особенно глубоким знатоком народных обычаев, но на его счастье законоучитель Нестор гостил в это время в скиту поблизости и подробно ответил на все волнующие священника вопросы.
      Правда, о драке его не спрашивали, но тут и сам отец Евгений мог с уверенностью сказать, что членовредительство и смертоубийство к свадебным традициям святой старины все-таки не относятся.
      Хорошо, на свадьбе были гости с Перыни - былинные товарищи Муромца и Мечислава. Отцу невесты они большой радости не доставили, но если он допустил на свадьбу дальних безбожников вроде Жанны Девственницы, то нет повода отказывать и ближним.
      Правда, в церковь на венчание он их не пустил, но за столом они пили вместе со всеми.
      Они-то и спасли Тунгуса от быстрой смерти, которой грозило кровотечение из перерубленных артерий и вен. Перетяжка обрубка жгутом ничего не решала, но внучка бабы Яги тоже была рядом и помогла залепить рану белой землей. А потом былинники уволокли раненого в Перунов бор к самой Яге.
      А пока добрые язычники заботились о пострадавшем, остальные гости плодили им новые заботы.
      Рубка была нешуточная и в один момент показалось даже, что новобрачная Вера свет Евгеньевна овдовеет еще до брачной ночи - столько варягов навалилось зараз на одного Муромца. Но богатырь раскидал всех и кое-кого покалечил, и варяги переключились на валькирий, которые с виду казались послабее.
      Но тут в Молодоженово, как снег на голову свалился отряд таборных боевиков, накативший с двух сторон одновременно.
      Это сразу две группы гонцов, раздельно отправленных на поиски Жанны Девственницы, одновременно нашли свою цель.
      Одну группу навели на место свадьбы солдатовские самооборонщики, а другая спустилась вниз по реке от озер.
      Старшие дети бедных баронов проболтались, на каких зайцев в действительности охотится барон Жермон, и послы подоспели как раз вовремя, чтобы спасти самого барона от лютой смерти.
      Соратники Тунгуса были очень недовольны, что Жермон отрубил их шефу руку и кинулись на него все сразу. И не успокоились даже тогда, когда одному из них меч раскроил голову.
      Тут не смогла бы помочь даже сама Яга, и отец Евгений наконец не выдержал.
      - Прочь! - вскричал он в исступлении. - Прочь, нечестивцы, со двора моего и с земли моей! Проклятие Господне на вас, и не будет вам отпущения грехов во веки вечные. Прочь!
      Но не в силах разнять дерущихся, заперся в церкви вместе с дочкой, которая силой утащила за собой и молодого мужа.
      Дружина Мечислава встала стеной вокруг деревянного храма, а варягам ударила в голову мысль его поджечь. Почему-то они решили, что бароны и валькирии тоже засели там.
      - Подпалить этот сарай к едреням! - постановили подручные Тунгуса, и в этот самый момент молодая жена Ильи Муромца решила уйти в монастырь.
      - Не будет нам с тобой счастья, - сказала она.
      - Не пущу! - сказал в ответ Илья Муромец.
      Но черта с два бы он ее не пустил даже при всей своей богатырской силе, если бы не ее сангвинический темперамент.
      А так не успели дружинники Мечислава помириться с варягами, а Вера уже снова льнула к мужу и улыбалась сквозь слезы.
      То, что они-таки помирились, было вовсе даже не странно. Ведь дружинники - это были те же варяги, только они уже поняли, что по новому времени жить лучше за городом, а не внутри него. А их противники этого еще не поняли.
      Ну а чтобы спокойно жить за городом, местные церкви лучше беречь. И это дружинники без труда объяснили варягам. Дошло до всех, кроме отдельных отморозков, которые еще не успели проникнуться местной спецификой. Но их обезвредили общими усилиями. И все вместе пошли дальше пить.
      На поле битвы остались четыре трупа - но это все были отморозки, которых никому не жалко. Раненых и ушибленных было гораздо больше, и баба Яга трудилась, как институт Склифосовского, но с гораздо большим успехом. Во всяком случае, у нее больше никто не умер.
      Пьянка продолжалась, но свадьба угасла сама собой, потому что от участия в ней уклонились жених и невеста. И не только они.
      Жанна в сопровождении валькирий и баронов уединилась с послами, но их миссия завершилась полным провалом.
      - Я - Орлеанская королева, и мое государство лежит в противоположной стороне, - объявила Девственница. - Передайте мои соболезнования родным и близким пропавшего без вести.
      А на следующий день, когда бароны все-таки затащили ее на охоту, барон Жермон, улучив минуту, шепнул королеве так, чтобы никто другой не слышал:
      - Я однажды пил с Гариным. Давно, еще когда ему старую бороду в Шамбале выдрали, а новая не отросла. А недавно мимо нас прошли за гряду какие-то люди. Поели, попили, взяли еды про запас и расплатились золотом. И я могу поклясться, что главный у них был Гарин.
      37
      - В городе двенадцать часов, и с вами снова "Радио столицы" с последними новостями. Москва жива, пока мы говорим с вами, и к настоящему моменту удалось ликвидировать все очаги пожаров в городской черте. Президент Экумены Гарин по-прежнему находится в безопасном месте, но его прибытие в Кремль ожидается в ближайшее время...
      Неизвестно, кто слушал это радио в городе и за его пределами, но в Кремле его точно слушали. Вот только президента Экумены Гарина здесь уже никто не ждал.
      Но и объявить его погибшим тоже пока не решались. Мало ли что - может, он этого и ждет. А как только дождется, тут же и выскочит, как чертик из табакерки, и тем поставит Аквариум в глупейшее положение.
      Премудрые планы Аквариума натолкнулись на непредсказуемую стихию и не выдержали этого столкновения. И в результате правительство народного единства само себя загнало в мышеловку. Разрекламировали по радио и в листовках законно избранного президента, подняли на флаг духовных лидеров - митрополита Николая и понтифика Петра - и не успели оглянуться, как оказались у разбитого корыта.
      Гарин пропал без следа, митрополит проклял понтифика, а лидер алисоманов по прозвищу Константин без спросу распространил воззвание в поддержку правительства народного единства, добром помянув в тексте Люцифера, - и это была та самая поддержка, которая никому в Кремле не доставила радости.
      Алисоманов все связывали с сатанистами, а сатанистов - с поджогами, пожарами и погромами, так что не было лучше способа дискредитировать новое правительство, чем объявить, что его поддерживают сатанисты.
      А тут еще пришло опровержение из Белого Табора. Таборный Триумвират сообщал, что ему ничего не известно об участии президента Гарина в правительстве народного единства.
      Документ был подписан всеми тремя членами Триумвирата. Правда, подлинника никто не видел и проникновения этой новости на радио удалось избежать, но дацзыбао и уличный телеграф работали безотказно.
      Бумагу и расходные материалы для принтера и ксерокса еще можно было купить на черном рынке - правда, по ценам фантастическим, но богатый Табор мог себе это позволить. Была у него и электроэнергия - несколько ветряков, парогенератор и автомобильные моторы на спирту. Так что информационные сообщения Триумвирата были отпечатаны на компьютере.
      Видом они напоминали объявления, которые в изобилии красовались на стенах, столбах и заборах в прежние времена. Такие же маленькие - восемь штук на лист формата А4. А вывешивались они на информационных стендах, к которым каждое утро стекались за новостями жители окрестных кварталов.
      Стенды эти тяготели к станциям метро, и борцы за народное единство придумали ставить около каждой станции часовых - главным образом чтобы помешать злоумышленникам использовать тоннели метро, но еще и для того, чтобы не давать частным расклейщикам развешивать по стендам свои дацзыбао.
      Но это привело только к тому, что в городе в одночасье появились новые стенды - уже не у метро, а у других популярных в народе объектов вроде источников воды, церквей и рынков. И было ясно, как белый день, что это может продолжаться до бесконечности и на все точки часовых все равно не хватит.
      Свободное слово не задушишь!
      И вот ведь что интересно - народ толпами собирался около стендов с вольными дацзыбао, а на правительственные и внимания не обращал. Зря в Кремле тратили бумагу на объявление в розыск "неизвестного по прозвищу Константин", которого решили сделать главным козлом отпущения за беспорядки и поджоги, хотя он-то как раз был виноват меньше всех. Всю дорогу он только и делал, что пытался уберечь город от разгрома, но эта активность его и подвела.
      Инициатива наказуема. Константин был объявлен вне закона, а настоящий главный поджигатель - блаженный Василий - прибился к Белому воинству Армагеддона, которое числилось у правительства в союзниках.
      - Уходить тебе надо, - сказали Константину добрые друзья, но не когда его объявило в розыск правительство, а когда о начале охоты на сатанистов заявило в своем дацзыбао Белое воинство.
      Это дацзыбао, отпечатанное на машинке на обрывке титульного листа какой-то книги с уцелевшей фразой "Издание четвертое, переработанное и дополненное", мирно висело на рекламной тумбе рядом с объявлением от руки, где говорилось, что беспорядки в Москве начались на 396-й день после Катастрофы, а это число равно 66 умножить на 6 и обозначает клеймо Антихриста.
      Армагеддон же состоится на 666-й день, и до него осталось ровно девять месяцев.
      Ждать девять месяцев Константин не захотел - к тому же еще неизвестно, чем этот Армагеддон кончится. И лидер алисоманов задумался над тем, в какую сторону ему лучше уходить.
      Сатанисты в эти дни разбегались из города во всех направлениях. В основном, конечно, на восток, но у Константина были претензии к царю Соломону Ксанадеви, который сначала вовлек алисоманов в побоище на своей стороне, а потом бросил их в городе на произвол судьбы.
      И поразмыслив, Константин решил податься в Табор. А следом за ним потянулись и все его сторонники.
      Но в Таборе к новым беженцам отнеслись прохладно. Тут и без них хватало бездельников. И трудящихся тоже хватало - в связи с чем была в дефиците свободная земля.
      В отличие от истринских дачников табориты, увидев, что урожаи снижаются, а сроки созревания отодвигаются, не собирались в безумные толпы, чтобы бить очкариков, напустивших на поля чумную саранчу, а бодро-весело шли корчевать лес. И раскорчевали уже все, что могли.
      Алисоманы же в массе своей были закоренелые горожане, устоявшие и перед большим исходом, и перед золотой лихорадкой. На что они жили в городе, уразуметь было трудно, но за городом жить им было совершенно не на что.
      Тут и подвернулась под руку опустошенная Истра. Там в Ведьминой роще были свои сатанисты из секты Заумь Беси(, и Константин без труда нашел с ними общий язык.
      Но когда он с местными проводниками отправился на разведку в Гапоновку, там его ждал сюрприз. Константин нарвался прямиком на законоучителя Нестора, который как раз теперь надумал основать на опушке Ведьминой рощи миссионерский центр.
      Свои миссионерские способности он решил испробовать на алисоманах и был весьма неприятно удивлен, когда вместо обычного детского лепета язычников услышал в ответ связную и стройную доктрину.
      - Ты прав, священник - на небе один Бог. Но кроме неба есть еще земля и мир подземный. Есть Саваоф - бог небес и законов, и сын его Джезус Крайст Суперстар, и птица его - голубь. Есть Воланд, бог подземелий и войн, и сын его Пилат, который убил Суперстара, а птица его - ворон. И есть Люцифер - бог земли и свободы, и сын его Константин, а птица его - стерх. Так говорит Заратустра.
      По правде говоря, лидер алисоманов придумал все это сам, а на Заратустру ссылался только ради авторитета. Ему просто нужна была доктрина, которая помогла бы примирить всех соратников - и тех, кто вслед за Кинчевым уверовал в Бога, и тех, кто по старой памяти больше почитал сатану. А поскольку исполняющий обязанности сына Люцифера на земле был юношей умным и с богатой фантазией, ему сама собой пришла в голову эта комбинация из трех богов с их семьями и домашними животными.
      У этих богов, ко всему прочему, были еще и жены, но Константин пожалел святого старца и не стал ему о них говорить. И так, слушая собеседника, Нестор бледнел, истово крестился и шептал молитвы, а узнав, что Константин мечтает побывать в аду для расширения кругозора, махнул на него рукой и даже спорить не стал.
      В самом деле, о чем можно говорить с человеком, если он даже ада не боится?
      Однако на прощание Нестор все же нашел подходящую угрозу и воскликнул, гневно потрясая указующим перстом:
      - Недолго тебе смущать людей ересью сатанинской. Идет сюда богатырь Илья огнем и мечом крестить землю языческую.
      Он уже знал, что Илья Муромец после кровопролития на свадьбе дал молодой жене такой обет.
      Лишь после этого юная Вера согласилась уединиться с мужем в опочивальне и подарить ему первую брачную ночь.
      Будущего сына они решили назвать Алешей Поповичем.
      38
      Богатырская свадьба на берегу Истры плавно перетекла в загонную охоту, в которой не всякий знал, на кого он охотится, но рвался к цели с энергией неандертальца, которому показали мамонта.
      С мамонтами однако, были трудности. Все слоны были наперечет, и на Истре они точно не водились.
      Но на это охотникам было наплевать. С гиканьем носились они по лесу пешими и верхом с таким видом, будто вознамерились истребить всю дичь миль на десять вокруг.
      Эта картина могла бы вызвать сердечный приступ у любого из диких экологов или адамитов, которые оберегают жизнь, чтобы преградить дорогу злу. Но на самом деле жизнь в Экумене развивалась так бурно, что серьезно повредить ей могла разве что ядерная бомбардировка.
      Никто не знает, сколько зайцев было в уцелевшем кольце земной территории наутро после Катастрофы. Наверняка немного. Пригородная зона - не лучшее место для обитания мелких травоядных.
      Но они все-таки были - иначе откуда взяться целым полчищам зайцеобразных в новых лесах Экумены.
      Тут, конечно, мешались еще и кролики - любимая живность дачников. Быстрее, чем они, размножались только крысы и мыши, но у тех в городе были проблемы с едой, а кроликов кормили люди.
      Правда, в дни большого голода кормильцы сожрали всех городских кроликов, обитавших преимущественно на балконах. Но загородные уцелели, и благоразумные дачники долгое время ели только самцов, а самочек берегли на племя.
      Живой кролик стоил больше, чем жареный, и мелкий ушастый скот быстро распространялся по дворам. И не только по дворам.
      Дикие экологи, еще со времен разгрома зоопарка утвердившиеся в мысли, что все животные должны жить на воле, то и дело устраивали налеты на дачи и хутора, выпуская на свободу все живое, что там было. Их примеру следовали и другие дикари, жившие охотой и рыболовством и заинтересованные в обилии дичи.
      Экологи - все как один закоренелые вегетарианцы с преобладанием экзальтированных девушек - ненавидели дикарей и всех вообще охотников лютой ненавистью, но это не мешало им делать одно дело - обогащать дикую природу Экумены.
      Еще более разумно поступали язычники Перыни, которые приносили в жертву лесу каждого третьего детеныша, рожденного в неволе. Жертва была мирной - подросшего детеныша просто отпускали на свободу под торжественные заклинания волхвов. А с тех пор как в Перуновом бору стали рождаться тройни, начались среди язычников споры, следует ли распространить это правило и на людей.
      Впрочем, эти споры были пока чисто умозрительными. Человеческие детеныши росли медленно.
      А кролики взрослели быстро. Еще не набрав подобающий рост и вес, они уже были готовы следовать первому завету Творца - плодиться и размножаться.
      Правда, недоросли плодили в основном мутантов. Биологи уже на ранней стадии опытов на крысах установили, что ранние и поздние детеныши больше склонны к мутациям, нежели средние, а один антрополог незадолго до разгрома университета закончил исследование, в котором доказывал то же самое для людей на примере новорожденных детей московских подростков-беспризорниц с одной стороны и взрослых дачниц - с другой.
      А взрослые дачницы, к слову, были склонны винить очкариков помимо прочего еще и в том, что в результате их опытов кролики и грызуны расплодились так, что от них не стало никакого житья.
      Как видно, до них доходили слухи из Табора, где особенно активно работали биостанции, и ученые действительно ради эксперимента отпускали на волю самых разных животных.
      Правда, насчет того, что от них не стало житья - это было преувеличение. Не так уж много вреда они наносили посевам и припасам. Но обилие и разнообразие кроличьего племени в Таборной земле и на Истре действительно впечатляло.
      Одни линии кроликов мельчали, другие, наоборот, страдали гигантизмом, в окрасе меха и форме ушей царил полный разнобой, а дикие кролики, похоже, начали скрещиваться с зайцами.
      Во всяком случае, в верховьях Истры жили колонии норных зайцев. По виду это были мелкие беляки, но окрас их колебался от черного до белого, и хотя их детеныши рождались по-заячьи пушистые и готовые к самостоятельной жизни, бывало их в одном помете по двенадцать штук и больше, и росли они в норах, которые рыли, вопреки заячьей природе, их родители.
      Зайцы пришли в эти места раньше, чем бедные бароны, и успели расплодиться прежде, чем люди стали на них охотиться. И были они такие хитрые, что далеко не каждая охота заканчивалась успешно.
      Стрельба из лука по бегущему зайцу была упражнением не из легких, силки у входа в нору тоже успеха не гарантировали, потому что дырок в земле было больше, чем силков. Что касается собак, то не всякая из них угонится за зайцем на открытой местности, а в норе таксы с такой силой получали по морде задними ногами, что долго после этого не решались попробовать еще раз.
      Так что охота, которую бедные бароны устроили для Орлеанской королевы на обратном пути из Молодоженова, развивалась по принципу "много шума - и ничего". А обилие выпивки в обозе делало ее похожей на сюжет достопамятного фильма режиссера Рогожкина.
      Королева Жанна из принципа не прикасалась к самогонке, но и с одной браги и домашнего вина можно ухрюкаться так, что вся земля будет в зайцах, как у того мужика небо в попугаях.
      Наверное, Жанна стреляла из арбалета как раз по этому принципу - иначе трудно объяснить, каким образом она все-таки попала в зайца. И не в норного, а в настоящего лесного - на пять килограммов весом.
      Но поскольку в охоте участвовало сорок девять человек, эта добыча могла только раздразнить аппетит. Чтобы накормить одним зайцем всех, потребовался бы некто, умеющий творить чудеса, а его как раз теперь под рукой и не оказалось.
      Так что для удовлетворения голодных масс после охоты пришлось ловить рыбу.
      А с рыбой дело обстояло вообще странно. Никакие ботаники не могли толком объяснить, откуда она взялась в изолированных водоемах за пределами кольца.
      Были только гипотезы, что белый пух в первые дни после Катастрофы воровал генетический материал не только у растений, но и у животных тоже. Клетки клонов начинали делиться, но зародыши живородящих и высокоорганизованных животных гибли на самой ранней стадии, поскольку они не могут жить и развиваться вне материнского организма или без родительской помощи.
      А вот зародыши всевозможной икромечущей и яйцекладущей живности, от насекомых и ракообразных до рыб и лягушек, вполне на такое способны.
      Ну а дальше все просто. Пушинки с микроскопическим кусочком живой ткани внутри себя умели совершать прыжки на несколько метров, а за сутки удалялись на сто километров и больше. И если планета Экумена по размерам не отличалась существенно от земли, то за год они должны были населить жизнью весь этот мир без остатка. И если гипотеза верна, то эта жизнь - не только леса и луга, но и рыба в реках, и планктон, и насекомые.
      И еще лягушки - повседневное лакомство для любого хищника. Говоря о крысах и кроликах, надо и о лягушках не забыть. Если грызуны и зайцеобразные встречались по лесам и полям спорадически - где-то густо, а где-то пусто, то лягушек полно было везде, и чуть ли не главным шумом местного леса было их веселое кваканье.
      - Флора не может существовать без фауны, - горячо убеждал королеву Жанну московский биолог, прибившийся к отряду таборных послов. - Не может быть, чтобы такая хитрая форма жизни, как белый пух, позаботилась об ускоренном распространении флоры, а фауну оставила расползаться в темпе естественного размножения. Ясно как божий день: главная цель белого пуха - заселение планеты земной жизнью, и для этого он просто обязан испробовать все средства.
      Сам биолог испытывал особую тягу к одному из этих средств. Когда его впервые увидела Орлеанская королева, он занимался как раз тем, что у млекопитающих является первым актом размножения.
      Охотники выловили биолога из пруда, где он резвился с наядами, распугивая рыбу, которой, по словам баронов, тут было особенно много.
      А поскольку биолог в отличие от наяд был в семейных трусах в цветочек, над гладью пруда долго не смолкал бестактный хохот добрых рыболовов, от которого вся рыба уже точно ушла на дно.
      Рассуждения специалиста по поводу появления рыбы в изолированном водоеме никого не интересовали, и только Жанне было в радость поговорить с умным человеком.
      Они сразу нашли общий язык, поскольку оба были студентами МГУ, только Жанна покинула свое французское отделение филфака давным давно, сразу после Катастрофы, когда ее за участие в погроме зоопарка сослали на арестантские поля госагропредприятия Л13 (которое превратилось позже в Тринадцатый Кордон) - а биолог Саша по прозвищу Шурик досидел на Воробьевых горах до самого конца, когда его вместе с другими учеными вытащили из эпицентра беспорядков вызванные Гариным таборные самооборонщики.
      Он и вправду был самый настоящий Шурик, типичный очкарик из тех, кому на Истру лучше не соваться. Кабинетный экспериментатор, которого никогда не привлекала романтика экспедиций и походно-полевые условия загородных биостанций.
      Но тут вдруг взыграла кровь и задела за живое возможность побывать в малоисследованных местах вверх по Истре, куда биологи, кажется, еще и не забирались. Мафия Варяга с учеными не дружила, считая их бесполезным балластом, и недаром волна ненависти к очкарикам покатилась именно отсюда.
      Так что работы для Шурика был непочатый край. О норных зайцах он, например, впервые услышал от бедных баронов. И был готов сколько угодно ждать, пока хотя бы один из них попадется в силки.
      Что до людей, то вырвавшись из ада на Воробьевых горах, Шурик уверовал в свое везение. После всего, что было в городе, сельская местность казалась ему райскими кущами, идиллическим местом, где волки ходят на водопой бок о бок с овцами, и никто никого не трогает, потому что места хватает всем.
      Поначалу так оно и выглядело. Пляска святого Витта, которая охватила Нижнюю Истру и унесла ее население в Москву бить очкариков, опустошила эту местность. Остались только те, кто не поддался массовой истерии и кому не было дела до очкариков.
      Правда, тех, кто заявлял об этом открыто, их соседи дружно били смертным боем, как вражеских пособников, так что многие мирные жители тоже сбежали - только не в Москву, а в лес. А уж те, кто носил очки, были в первых рядах.
      Теперь назад понемногу возвращались и те, и другие, но из очкариков не вернулся ни один. Некоторые нашли убежище в Перыни, другие перебрались за Москву-реку в Табор. А двух близоруких девушек интеллигентного вида язычники пытались выдать замуж за холостых баронов, которые до сих пор были вынуждены довольствоваться любовью пограничных наяд.
      С наядами Шурик повстречался на верховых озерах. Это была приятная встреча настолько, что биолог задержался в баронских владениях и избежал неприятных впечатлений от свадебного побоища. Так что его представления о сельской идиллии остались незапятнанными.
      Идиллия была полной, ведь наяды - родные сестры русалок, а русалки очень не любят носить одежду, зато обожают заниматься любовью.
      Русалки - это нудистки и нимфоманки, обосновавшиеся в языческой земле. Не натуристки, помешанные на здоровом образе жизни и слиянии с природой, не дикарки, живущие охотой и собирательством, не религиозные адамитки, не воинственные амазонки и не буйные ведьмы, а мирные береговые обольстительницы, которые не сеют и не жнут, а кормятся любовью.
      Наяды же отличаются от русалок только тем, что кормятся не у славянских язычников, а у немецких баронов.
      В Москве таких нет. Там остались только проститутки из беспризорниц да бандитские шлюхи, а они не по карману бедному студенту. Да и неинтересно это. Уродство и порнография - другого слова не подберешь.
      А на русалок можно любоваться бесплатно, и даже самые некрасивые из них на фоне дикой природы выглядят прелестно.
      Но та наяда, которая взяла биолога в свой шалаш, была восхитительна со всех точек зрения. Даже с той, что она отдалась гостю просто за разговор - за рассказ о Москве и сатанистах.
      Он по обыкновению пытался посвятить собеседницу заодно и в тайны экуменской биологии, но восхищенный комплимент: "Какой ты умный!" - свидетельствовал о том, что девушка не поняла в его объяснениях ни слова.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17