60

Роман Барабин и барон Бекар покинули заговоренную крепость ночью.

Утром из замка должен был выйти отряд майордома Груса, и Барабину было крайне важно его опередить.

По всем расчетам принцесса должна была провести эту ночь в замке Белгаон и с утра выехать в сторону Альдебекара.

Приближаясь к Альдебекару с другой стороны, Барабин расспрашивал старого барона об эстафетной связи.

Роману важно было знать, могут ли гонцы Родерика опередить принцессу.

— Каисса девочка сильная, — ответил дон Бекар. — Может скакать без передышки целый день. Для нее везде будут готовы лошади, а она может приказать именем королевы не давать лошадей гонцам самозванца и не принимать от них эстафетных посланий.

Это было хорошо. Простым гонцам за принцессой не угнаться, а эстафетная трасса одна, и у ее высочества достаточно власти, чтобы эту трассу заблокировать.

Остается только перехватить принцессу раньше, чем это сделает майордом, и предупредить ее, чтобы она держала язык за зубами еще крепче, чем до сих пор. А также приказала майордому вместе со всем отрядом немедленно возвращаться в черный замок.

А потом надо будет любой ценой убедить короля закрыть проход через Беркат в обе стороны.

Минуя Беркат, в долину Кинд попасть можно — но это будет трудно и долго. И если перекрыть доступ нежелательной информации в долину и в замок, то это поможет выиграть время.

Барабин знал способ, как это сделать, и надеялся, что после встречи с принцессой король поймет, что способа лучше у него просто нет.

Хорошо, что в замке все еще остается друид. На него главная надежда.

Даже если благородные рыцари пойдут против воле короля, они никогда не станут противиться воле друида.

У плана, который созрел в голове Барабина, было только одно слабое звено. Роман уже усвоил, что друиды играют в свою игру. Их волнуют не интересы королевства Баргаут, а собственные высшие соображения.

Но что это за соображения, Барабин понятия не имел, а значит, строить свои планы из расчета на активное участие друида, было в высшей степени рискованно.

Но никакого другого выхода Барабин не видел вообще.

И когда впереди на дороге заклубилась и барон Бекар, приглядевшись дальнозоркими от возраста глазами, произнес только одно слово: «Принцесса!» — Барабин уже точно знал, что он будет делать дальше.

61

— У меня нет тайн от моих гейш, — сказала принцесса, когда Барабин предложил ей отъехать от отряда подальше вперед и поговорить наедине.

— И то, что вы собираетесь сказать королю, для них тоже не тайна? — спросил Роман, бросив быстрый взгляд на боевых рабынь баргаутской принцессы.

Судя по виду, они могли стать хорошим подкреплением для баргаутского войска. А еще — могли запросто изрубить в капусту настырного чародея, который во что бы то ни стало хотел увезти от них любимую госпожу.

— Это тайна для всех, — хмуро произнесла принцесса.

Тогда Барабин приблизился к ней вплотную, стремя к стремени, и, рискуя навлечь на себя смертоносный гнев боевых рабынь, прошептал Каиссе на ухо:

— Тогда я очень прошу вас не говорить никому о том, что меч Турдеван в руках у принца Родерика.

Догадка обрела плоть. Барабин высказал ее вслух и уже в следующую секунду понял, что не ошибся.

Принцесса смертельно побледнела и отшатнулась, выдохнув:

— Откуда?..

— Тише! — прервал ее Барабин. — Я ведь чародей. Я умею читать мысли.

Дав своим рабыням резкую отмашку, принцесса пришпорила коня и понеслась вперед, отрываясь от сопровождения.

Барабин тоже решительным жестом предложил дону Бекару, двум оруженосцам и Тассименше немного притормозить, а сам пустил коня в галоп.

Принцесса казалась совсем юной и в мужском костюме была похожа на мальчика, особенно если смотреть на точеную фигурку сзади. Но лицо нарушало это впечатление. Плотно сжатые губы и тревожный взрослый взгляд делали ее старше истинного возраста.

Впрочем, Барабин до сих пор не знал, сколько ей лет.

— Гонцы Родерика опередили меня? — спросила принцесса, когда они двое оказались достаточно далеко от сопровождающих.

— Нет, — ответил Барабин. — И надеюсь, что не опередят.

— Значит, ты действительно умеешь читать мысли?

— Иногда.

— Я не хочу, чтобы ты читал мои мысли. Никогда!

Барабин понял, что опять подставился. Если среди баргаутов распространится слух о чтении мыслей, то их желание убрать проклятого чародея с глаз долой и из сердца вон многократно возрастет.

Кому захочется, чтобы кто-то посторонний беспрепятственно копался у него в башке?

Чтобы спасти положение, пришлось срочно менять легенду.

— Я прочитал мысли Ночного Вора, — сказал Роман. — Мы с ним из одной страны, так что это было нетрудно. А ваши мысли я не могу прочитать.

Принцесса коротко кивнула и закрыла эту тему, задав следующий вопрос:

— Кто еще знает о мече?

— Никто, — сказал Барабин. — И я думаю, никто кроме короля не должен об этом знать. Хотя с другой стороны, мы всегда можем сказать, что самозванец врет в надежде переманить на свою сторону побольше воинов.

— Он не врет. Меч у него, — отрезала принцесса. — И он готов показать его всем, кто сомневается.

— Родерик далеко. Столица Баргаута не видна из долины Кинд.

— Родерик близко. Он уже вышел из столицы и скоро будет здесь.

Самые худшие опасения Барабина оправдывались одно за другим.

Для Родерика логичным было оставаться в королевской цитадели. Но кто сказал, что этот безбашенный отморозок станет действовать логично — особенно имея на руках такой козырь, как меч Турдеван.

А с другой стороны, очень может статься, что с этим козырем наиболее разумно как раз идти в атаку, пока не опомнилась другая сторона. И тогда получается, что принц Родерик — не такой идиот, каким его представляют. Или же его действиями руководит некто гораздо более умный.

Меч Турдеван в руках Родерика способен посеять в королевском войске брожение и раскол. Ведь сама принцесса сказала без обиняков и недомолвок:

— Родерик — старший принц королевского дома и в его руке — королевский меч. Это значит, что он теперь король.

— Я слышал, что королем станет тот из принцев, кто возложит Турдеван на могилу отца, — возразил Барабин, хотя на самом деле он ничего подобного не слышал.

Он просто прикидывал, какие доводы можно противопоставить бесспорному материальному факту, но любой словесный аргумент казался зыбким против железного меча в руке старшего из принцев.

Барабин привык жить в мире, где прав тот, кто сильнее, и несколько тысяч человек с оружием заведомо круче, чем несколько сот. Однако в том мире тоже были свои законы и свои обычаи, которые назывались «понятиями».

И понятия там, как и здесь, стояли выше законов, а порой и выше грубой силы.

Так что для Барабина в обычаях Баргаута странной была форма. А внутреннее содержание мало чем отличалось от того, к чему он привык в прошлой жизни, балансируя на грани легального бизнеса и откровенной уголовщины.

Использование грубой силы «не по понятиям» называется беспределом, и здесь это правило действовало не хуже, чем там.

Недаром ученые говорят, что криминальные правила поведения вытекают напрямую из феодальных, а кое в чем и из первобытных.

И теперь Барабину приходилось лихорадочно думать, как в создавшихся условиях сделать все по правилам — но так, чтобы в свою пользу.

Но принцесса знала баргаутские законы и обычаи лучше. Барабин только что-то где-то слышал, а Каисса выросла в этой атмосфере. И она сразу поняла, что предложенная чародеем отмазка не катит.

Расклад предельно ясен. Один из принцев позорно потерял королевский меч, а другой вернул его в королевский дом. И то, что второй был псих, придурок, пьяница и хулиган, могло обернуться лишним поводом для перехода баргаутских рыцарей на его сторону.

Такой человек, как Родерик, попросту не сможет держать феодалов в узде, и под его властью благородные доны будут чувствовать себя примерно так же вольготно, как английские бароны при короле Джоне Безземельном.

Оставалась последняя зацепка.

— Я слышал также, — сказал Барабин принцессе, — что хозяином именного меча может считаться лишь тот, кто заполучил его в честном бою. А честного боя не было и в помине.

— В том-то и дело, что был, — покачала головой принцесса. — В королевской цитадели появился черный камикадзе с Турдеваном в руке. Рабыни меча и янычары стражи подчинились ему и впустили в замок Родерика, который вызвал камикадзе на поединок.

— И камикадзе дал себя убить?

— На то он и камикадзе, — кивнула принцесса.

Последняя ниточка оборвалась.

— Он пришел через колдовские ворота? — спросил Барабин, хотя это не имело никакого значения.

Утверждая рыцарское достоинство Истребителя Народов, король Гедеон ясно сказал, что колдовство не является препятствием к этому. Магию нельзя использовать в честном поединке, а на пути к нему никаких запретов нет.

— Никто не видел, как он пришел, — сказала принцесса. — Наверное без колдовства не обошлось. Но бой выиграл Родерик, а он не умеет колдовать. Победа была честной.

И хотя было очевидно, что Родерик проделал свой финт в сговоре с Ночным Вором, это не могло ничего изменить.

Если обычай входит в противоречие со здравым смыслом — о здравом смысле лучше забыть.

62

Отряд, во главе которого майордом Грус Лео Когеран выехал из черного замка навстречу принцессе, сильно отличался по численности и составу от прежнего, разгромленного в бою с аргеманами при Таугасе.

Тогда майордом потерял почти всех своих рыцарей убитыми и пленными. И хотя пленных вскоре освободил Истребитель Народов, в свиту дона Груса они не вернулись.

Теперь они в большинстве своем сидели в мостовой башне черного замка, и командовал ими Рой из графства Эрде.

Рабынь своего меча, которые были в том отряде, майордом потерял тогда же и в основном убитыми. Лишь несколько девушек достались Барабину в качестве боевых трофеев, но все они погибли при штурме черного замка.

И тем не менее, новый отряд майордома оказался не меньше, а больше прежнего. И его состав наглядно свидетельствовал о том, что баргаутским рыцарям надоело торчать в черном замке и долине Кинд.

За доном Грусом следовало не меньше трех сотен рыцарей. То есть пятая часть всей тяжелой конницы, которую покойный король Гедеон привел под стены черного замка.

Оно конечно, тяжелая рыцарская конница — не самый полезный род войск при обороне замка (как, впрочем, и при штурме). Но выводить ее из оборонительных порядков теперь, когда известно точно, что принц Родерик не собирается отсиживаться в королевской цитадели и уже движется к западной границе, было верхом безумия.

Но когда принцесса сказала майордому, что Родерик идет к черному замку, его реакция оказалась совсем не такой, как нужно.

Сообщение принцессы только прибавило майордому решимости идти в сторону столицы.

— Я слышал, королева укрылась в моем замке, — сказал он. — А я оставил там совсем немного людей.

— Родерик не будет осаждать ваш замок, — отрезала принцесса. — Этой ночью в Белгаоне меня догнала эстафета. Брат уже прошел мимо Когерана.

Но и это не образумило дона Груса.

У него было триста рыцарей, а у Родерика, по словам принцессы, не больше ста.

А слова о том, что Родерик ведет с собой гейш и янычар из королевской цитадели, майордом пропустил мимо ушей. Он даже не спросил, сколько их всего — возможно, знал и так, но скорее всего, не считал существенным.

Но Барабин опасался вовсе не того, что привычка считать силы войска не по головам, а по именным мечам дорого обойдется майордому в бою.

Он боялся, что боя вообще не будет. Когда благородные рыцари из отряда майордома увидят меч Турдеван в руках принца Родерика, они частью перейдут на его сторону, а частью рассеются, спеша в свои родовые замки — лучшее место, где можно в безопасности пересидеть междоусобицу.

Король Гедеон железной рукой смог согнать их в единое войско — но теперь он был мертв. И Барабин достаточно долго разговаривал с принцессой, чтобы окончательно утвердиться в своих пессимистических предположениях насчет ближайшего будущего.

И когда Грус Лео Когеран уверял принцессу, что он остановит принца Родерика на полпути и его жалкий отряд никогда не придет под стены замка, Барабин уже мысленно прощался с тремя сотнями рыцарей и вдвое большим числом оруженосцев, гейш и янычар.

Всего в отряде майордома было никак не меньше восьмисот человек. И у Барабина не было никакого средства, чтобы их остановить.

Его собственный отряд состоял из четырех человек — барона Бекара, двух оруженосцев и Тассименше. Брать в эту поездку кого-то из королевских гейш он счел неразумным. Они были нужны в Беркате, где за командира остался Кентум Кан.

В свите принцессы, правда, насчитывалось две дюжины ее боевых рабынь и несколько человек, которые примкнули к ней по пути. Но даже все вместе они не смогли бы остановить майордома с его железной конницей.

Остановить его можно было только словом, и Барабин это слово знал.

Знал он также, что майордом Грус ненавидит принца Родерика лютой ненавистью. И Родерик отвечает ему взаимностью.

Не надо забывать, что принц лишился наследства из-за того, что украл у майордома самую красивую из гейш. То есть, конечно, в указе дона Гедеона было сказано: «за неповиновение королю, оскорбление величества и нарушение вассальных обязательств», — но ссора отца с сыном, переросшая во вражду, началась именно с гейши майордома.

Оба — Родерик и Грус Лео Когеран — хорошо об этом помнили, и это было гарантией, что майордом ни при каких обстоятельствах не перейдет на сторону Родерика.

Но он и его отряд, собранный на скорую руку — это две большие разницы.

Майордому по идее можно было рассказать все. Да и король, который узнает дурные вести от принцессы, тоже не станет скрывать их от дона Груса.

Но станет ли майордом держать язык за зубами? Особенно если сказать ему сейчас, когда рядом нет короля, который может отдать категорический приказ — молчать и не доверять эту тайну никому. Даже своему оруженосцу.

Оруженосец у майордома остался прежний — тот, что спас Романа и всех, кто был с ним на «Торванге», когда Ингер из Ферна настиг свое судно в альдебекарском порту.

Именно этот оруженосец привел тогда на подмогу самого короля Гедеона — но это вовсе не значило, что на него можно положиться в деле сохранения тайны.

В этом деле положиться нельзя ни на кого. Знают двое — знает и свинья, как говаривал папаша Мюллер по версии Юлиана Семенова и Леонида Броневого.

Но отпустить отряд майордома вглубь страны означало потерять его безвозвратно. А если вернуть его обратно в долину Кинд, то еще был шанс сохранить его для обороны черного замка. Если, конечно, сработает хитрый план, который Барабин пока не обсуждал ни с кем.

На Барабина майордом смотрел косо и слушать его не собирался. Ему даже принцесса была не указ. Но принцессу он хотя бы готов был выслушать.

Видно было, что принцесса, как и Барабин, колеблется — не стоит ли открыть майордому тайну. Ведь чародей, умеющий читать мысли, сказал ей совершенно однозначно — не говорить об этом никому.

Сначала о том, что Турдеван в руках у принца Родерика, должен узнать король Леон — а дальше будет, как он решит.

Но выхода не было, и когда принцесса бросила на него вопросительный взгляд, Барабин махнул рукой со словами:

— Ладно. Скажи ему. Только чтобы больше никто не слышал.

63

Когда Барабин проходил через мостовую башню, ему показалось, что в этот раз Рой из графства Эрде точно не выдержит и бросится. Бывший граф напрягся, как хищник перед прыжком, и если выбирать из хищников какого-то конкретного, то больше всего в этот момент Рой напоминал гиену.

Впрочем, гиены, кажется, не прыгают.

Но ведь и Рой из графства Эрде тоже не прыгнул.

Истребитель Народов шел в замок не один. Его сопровождали королевские гейши, а раздражать их — это было все равно, что охотиться на акул, используя в качестве приманки собственную ногу.

Конечно, если бы приказ короля Леона не пускать чародея бар-Рабина на порог, все еще действовал, то Роману пришлось бы пробиваться через мостовую башню с боем. Однако все было гораздо проще.

Он следовал в замок по вызову короля.

О чем принцесса, король и майордом говорили между собой наедине, никто в лагере баргаутов не знал. Но Барабин не удивился, когда королевский герольд примчался в Беркат и передал распоряжение короля срочно явиться к нему.

Дела были хуже некуда, и дону Леону снова понадобился чародей, который уже несколько раз выручал его из самых безнадежных ситуаций.

Хотя никто из посвященных в тайну пока не проболтался (иначе уже к исходу дня о судьбе Турдевана стало бы известно всему войску), раскол в армии короля Леона уже начался.

Граф Белгаон со своими вассалами отделился от отряда майордома сразу, как только узнал о приближении Родерика.

Он был очень удивлен, что майордом после короткого перешептывания с принцессой вдруг без объяснения причин передумал идти вглубь страны навстречу войскам мятежного принца. И страшно обиделся, когда принцесса и майордом отказались доверить ему тайну.

Граф ушел на восток под тем предлогом, что он обязан защитить от самозванца свои родовые земли. И узнав об этом, из долины Кинд потянулись по следам дона Белгаона его вассалы, не входившие в отряд майордома. А к ним охотно примыкали и те, кто не имел к Белгаону и его родовым землям никакого отношения.

Чуть ли не единственным из вассалов графа, кто опять пошел наперекор остальным, оказался барон Бекар.

— Моя земля здесь! — сказал он тем, кто звал его за собой. И обвел рукой вокруг себя, причисляя к своей земле и Беркат, и горы, и долину Кинд, и даже черный замок.

Те же, для кого долина Кинд была чужой землей, вовсе не разделяли готовности старого барона хранить верность королю Леону независимо ни от чего.

А ведь они еще не знали, какой сюрприз приготовил младшему брату мятежный принц Родерик.

Зато король Леон знал и о королевском мече в руках Родерика, и о брожении в собственном войске.

Поэтому он не стал возражать, когда Барабин с порога объявил:

— Единственный надежный отряд, который у вас остался — это королевские гейши. Они дали клятву на Книге Друидов и не изменят, даже если Родерик предъявит хоть десять Турдеванов.

— И что ты предлагаешь? Посадить этих гейш в мостовую башню? Но ты понимаешь, что тогда будет? Рой из графства Эрде уйдет к Родерику в тот же день. И никто из рыцарей его не осудит. Мне даже не дадут казнить его, как изменника.

— А я думал, король может заставить подданных сделать все, что его величеству угодно. Даже забыть имя человека, который известен всем в королевстве.

— Имя! — усмехнулся король. — Что такое имя? Слово, которое нетрудно запомнить и так же легко забыть. Слово — это одно, а дело — совсем другое. Если сказать, что гейши воюют лучше рыцарей и кшатриев, то подобное оскорбление еще можно стерпеть. Но если показать всем на деле, что я ставлю рабынь под началом колдуна выше свободных воинов во главе с благородными рыцарями — этого мне не простят.

Барабин смотрел на короля и думал, что до покойного отца ему все-таки далеко. Хотя Роман провел не так уж много времени рядом со старым королем, он был уверен, что дон Гедеон в такой ситуации не стал бы колебаться.

А впрочем, черт его знает. Представления баргаутов о чести и пользе дела были настолько причудливы, что предсказать их реакцию на тот или иной расклад нормальному человеку было крайне затруднительно.

Если бы Барабина спросили, где должен находиться старший военачальник в момент, когда штурм хорошо укрепленного опорного пункта противника еще не закончен, Роман не задумываясь ответил бы: «На командном пункте, который расположен на таком удалении от места боев, чтобы гарантировать, с одной стороны, надежную связь и возможность наблюдения, а с другой — максимальную безопасность».

Если перейти с абстракций на конкретику, это означало, что король до полного завершения штурма должен был сидеть в заговоренной крепости Беркат, куда не только вражеские стрелы не долетают, но и никакое колдовство проникнуть не может.

А вместо этого дон Гедеон в разгар боя полез в самую гущу событий, и удивительно было только одно — что для его устранения понадобились колдовские ворота и прочие чудеса. Если рассуждать здраво, то у него было гораздо больше шансов просто попасть под шальную стрелу или лихой клинок.

И сын его дон Леон тоже был далек от того, чтобы рассуждать рационально. Иногда в его словах и идеях мелькали проблески разума, но их сводили на нет предрассудки, суеверия и странности местных обычаев.

Поэтому, приступая к изложению своего плана, Барабин всерьез опасался новых заморочек. Но другого варианта он предложить не мог.

— Мне в принципе все равно, кто будет сидеть в мостовой башне — Рой из графства Эрде или хоть черт с горы. Но при одном условии — если тот, кто будет там сидеть, даст клятву верности на Книге Друидов. И все рыцари должны дать такую клятву прежде чем узнают про Турдеван в руке принца Родерика. А если останется время, хорошо бы привести к присяге всех кшатриев, оруженосцев, янычар и рабынь.

Судя по реакции короля, ему такая идея не приходила в голову в принципе. Да и вообще массовые клятвы на Книге Друидов в Баргауте не практиковались. А между прочим, зря — может, это способствовало бы укреплению дисциплины в королевстве вообще и в королевском войске в частности.

Воинская присяга приобретает особый смысл, если она подкреплена молнией, что в любую минуту может ударить с неба прямо в темя.

Но может, потому массовые клятвы и не практиковались, что никому особенно не хотелось укрепления дисциплины.

Недаром король ответил на идею Барабина уверенно и однозначно:

— Они не согласятся. Не требуется клятвы от того, кому порукой рыцарская честь.

— Тогда черт с ними с рыцарями. Не в них сила. Если привести к присяге тех, у кого нет рыцарской чести, благородные доны никуда не денутся. Что им за радость уходить к самозванцу без своих оруженосцев, слуг, гейш и янычар?

И раз уж зашел разговор про мостовую башню, Барабин добавил:

— А начать можно с Роя из графства Эрде. Он-то уж точно не откажется, если узнает, что без клятвы его отряд с позором выпрут из мостовой башни и заменят рабынями.

Король присел на краешек трона и задумался почти как роденовский мыслитель. А потом послал ближайшую из рабынь меча Флегарна за Книгой Друидов и Роем из графства Эрде.

Но когда рабыня была уже у двери, он остановил ее, сказав:

— Не надо Роя. Только Книгу. Я сам пройду в мостовую башню.

64

Самозванец приближался, и войско его росло, как на дрожжах, а между тем дела с присягой на Книге Друидов в лагере короля Леона шли туго.

С Роем из графства Эрде все вышло удачно, как и предсказывал Барабин. Сам Истребитель Народов в мостовой башне не появился, но когда король сказал Рою, будто он убежден, что удержать мост смогут только воины, давшие клятву на Книге, бывший тридцать третий граф Эрде сразу понял, к чему его величество клонит.

Во всем войске на тот момент был только один отряд, давший такую клятву. И состоял он из рабынь, опозоривших себя потерей королевского меча.

Стерпеть даже намек на возможность замены его отряда презренными рабынями гордый Рой не мог. Это напоминало ему о том, что он сам потерял свой именной меч, а такие мысли заставляли его скрежетать зубами и кидаться на стенки.

А особенно бесило Роя то, что рядом с королем стоял барон Бекар — тот самый, который еще на «Торванге» попрекал его потерей меча, но теперь почему-то не отказал в верности дону Леону, на глазах которого враги похитили клинок его отца.

Правда, в этом не было ничего странного. Ведь свой собственный меч Флегарн дон Леон сохранил в неприкосновенности, а значит, сохранил с ним и рыцарскую честь, и королевское достоинство.

Рой из графства Эрде находился в другом положении и не мог даже бросить в лицо королю обвинения, которые все шире распространялись по замку и лагерю.

Рыцари говорили между собой, что не может править королевством принц, по вине которого пропал отцовский меч. Но кшатрий не мог повторить такие слова безнаказанно.

И хотя меньше всего на свете он хотел связывать себя клятвой верности королю Леону, другого выхода у него просто не было.

Отказаться от клятвы означало признать себя виновным в измене или как минимум в намерении изменить.

Эта дилемма и невозможность решить ее в свою пользу, а в особенности наглый вид королевских гейш, готовых зарубить его за измену по первому знаку его величества — все это настолько разозлило Роя, что он вырвал тяжелую Книгу Друидов у служительниц храма и прокричал дону Леону в лицо:

— Клянусь, что буду верен королю моему Леону пока жив и не предам его, даже если небо упадет на землю. Не перейду на сторону врагов короля моего, даже если родной его брат позовет меня под свое знамя.

Но королю было мало этого, и он продиктовал продолжение клятвы:

— Клянусь, что пока жив, не допущу, чтобы войска короля моего вошли в черный замок через главные ворота, и не позволю отряду моему отступить, изменить или сдаться.

Пришлось Рою повторить и эти слова, после чего к присяге были приведены все воины его отряда.

А дальше начались осложнения.

Рыцари не хотели давать клятву, потому что им порукой рыцарская честь, а оруженосцы, янычары и рабыни отказывались присягать без приказа или согласия хозяев.