Что возникает в нашей ассоциативной памяти при словах «Крымская война»?
      «— Вздор, — сказал сердито Козельцов и, желая возбудить себя жестом, выхватил свою маленькую железную тупую сабельку и закричал: — Вперед, ребята! Ура-а!..
      Козельцов был уверен, что его убьют; это-то и придавало ему храбрости…»
      Толстой. «Севастопольские рассказы». Диалектика души, впервые положенная на такой — смертельный материал. То, что мыслится отныне (с момента, когда Толстой это открыл) как продолжение русской «загадки».
      И у Толстого, и у огромной массы его читателей эта диалектика, раздвинувшись до масштабов «Войны и мира», связалась в конце концов уже не с Севастополем 1855 года, а с Москвой 1812-го. Крымская же война отошла частью в сферу анекдота, где подхватил тему Лесков, вывернувший героику наизнанку и приравнявший героев к бесстыжим ворам-интендантам, а также объяснивший наши неудачи тем, что англичане ружья кирпичом не чистили. Лесковские шуточки странным образом «легли» в образ события. И потому что хотелось шуткой прикрыть горечь все более осознаваемой неудачи, и еще потому, что самим этим «технологическим» подхватом Лесков уловил что-то, внутренне присущее памяти о той войне. Дело шло как бы и не о судьбе Отечества, а о том, «болтаются» или не «болтаются» пули в стволе. О том, что старый мушкет, переделанный в штуцер, не выдерживает боя против ружья, которое Клод-Этьен Минье научился переделывать в винтовку. О том, у кого оказалось больше «бомбических пушек».
      Инженерные проблемы заслонили все. Два великих адмирала, Корнилов и Нахимов, остаются в народной памяти прежде всего как организаторы и «фортификаторы», они гибнут не в атаке, «со знаменем в руках», а — «на позициях», от шального ядра, в пяти шагах от спасительного бруствера. Война — военно-технический экзамен, и главный в ней отличник — гений инженерии Тотлебен.
      А Малахов курган? А триста пятьдесят дней обороны Севастополя? Да, вошло в легенды. Но тоже заслонено позднейшей, еще большей кровью. Штурмом Перекопа в 1920 году и последующей гибелью белого офицерства. Обороной Севастополя в Великую Отечественную войну. Сквозь эту кровь и эти слезы боль 1853–1856 годов кажется уже как бы и терпимой. Исторически — это бодрящая встряска. Демократическая русская мысль в свой час внесла свою лепту в понимание крымского поражения как благотворного шока, посланного судьбой России: чтобы опомнилась.
      Она и опомнилась. И понеслась в Великие Реформы, сбросив оцепенение николаевской эпохи. На целый век хватило этого пороху: Крым разбудил. А там опять задремали в лучах описанного Петром Павленко «Счастья».
      И только теперь, еще эпоху спустя, когда «роковой полуостров» опять оказался на скрещении двинувшихся этнопотоков, — давно прошедшая «Восточная война» переживается заново — как событие, прямо задевающее интересы минимум трех народов, считающих себя в Крыму «титульными».
      Три публициста выдвигают аргументы в этом споре: татарин, украинец и русский. Слава богу, в журнале «Родина» эти аргументы опубликованы без смягчений, то есть со всеми проклятиями «преступной политике Российской империи и советского режима», с изобличением «беззастенчивой лжи», к которой прибегает «российская сторона», с издевками по поводу «старшего брата», «семьи народов» и даже «пролитой русской крови», — лучше уж эти яды выводить на поверхность, чем копить в глубине уязвленного сознания.
      Один вопрос, очевидный в своей абсурдности, решается отрицательно сразу: чей Крым? Чья «историческая родина»?
      Ничей. Ничья. Чья ни попадя. Всех по очереди. Если уж искать тех, кто пришел сюда «раньше всех», то надо скифов искать, да где их найдешь? Надо греков звать, а греки, в отличие от татар, русских и украинцев, хоть и живут в Крыму, однако на государственность не претендуют.
      А ведь и до скифов-греков жили же люди на этом полуострове. Жили и ушли, а другие пришли. Все тут «пришлые». Или смешавшиеся с «пришлыми». Попробуйте в этом коктейле определить, кто «коренные». Мустафа Джемилев говорит: коренные — татары. Сергей Семанов говорит: Крым — коренной российский край. Владимир Коваленко говорит: земля — украинская, потому что украинцы начали отбивать ее у турок лет эдак за двести до московитян.
      «Может, не надо было говорить этого. Может быть, то, что я сказал, принадлежит к одной из тех злых истин, которые, бессознательно таясь в душе каждого, не должны быть высказываемы, чтобы не сделаться вредными», предупреждает Толстой.
      Увы, все-таки — надо.
      М. Джемилев аргументирует: «Попытки некоторых политиков рассматривать крымских татар лишь как потомков монголо-татарских завоевателей и на этом основании отрицать их право на самоопределение совершенно несостоятельны. С таким же успехом можно отказывать в этом праве мексиканцам, кубинцам, бразильцам… они потомки испанских или португальских завоевателей».
      Отлично. Значит, все-таки крымские татары некоторое отношение к монгольским завоевателям имеют? Уже прогресс. Чаще слышишь: монгольские завоеватели — это одно, а мы, здешние жители, другое. Примем же такую формулу событий ХIII века: «монголы» — предводители воинства, а воинство действительно жители. Тюрки. Пришли, поселились и стали жить-поживать. Крымский Юрт.
      Полтысячелетия спустя явилась Екатерина II и присоединила Крым к российской короне. Это, говорит М. Джемилев, акт международного бандитизма. Правильно! Екатерина — бандитка не хуже монголов, которые привели в Крым татар.
      Между прочим, Екатерина — немка. Это мелкое обстоятельство подтверждает идею М. Глобачева, что в Крыму сталкиваются «щупальца» империй, тянущихся сюда издалека. Разве ученица Дидро, перестраивающая Россию, в известном смысле — не агент «западной цивилизации»?
      Но речь о Крыме. Итак, международные бандиты приводят сюда новых жителей. Те поселяются и начинают жить. Таврическая губерния. Почему татарам можно, а русским нет?
      Разумеется, депортация татар в войну — варварство и чудовищная несправедливость. Но почему она произошла? Что, Сталин и Берия выселяли всех подряд? Нет, только тех, кого подозревали в сочувствии гитлеровцам. Было это сочувствие? Допустим, не было. Но попытки со стороны гитлеровцев вызвать это сочувствие — были? Были. И планы «очистить» Крым для немцев были. И были бы реализованы, одолей нас Германия. Тут не о правах и законах речь: тут все — сплошное бесправие и беззаконие. Война! Поэтому надо задуматься о тех геополитических причинах, следствием которых становятся война и связанные с нею депортации. Если бы не «тевтонское нашествие», депортации бы не было.
      Так если бы не предыдущее нашествие — война 1914–1918 годов, — не было бы и того, что С. Семанов называет засевшим в красной Москве «правительством осатанелых русофобов» со всеми его тюркскими экспериментами.
      Это тоже неправда. Ни Ленин, ни его сподвижники не были русофобами, это были крутые российские государственники, только объяснялись они на том волапюке, который занесли в наши палестины опять-таки все с того же англо-франко-германского Запада: на марксистском. Главное же: они не имели сил от того же империалистического Запада отбиться; потому и пятились в Азию. И кемалистскую Турцию старались привлечь в союзники. Со всеми вытекающими последствиями. Достало сил — и повернула Советская власть на столь любезный С. Семанову путь русской национальной государственности. И сделал это Сталин, который при Ленине был вполне марксистским «русофобом».
      По нашей новой терминологии все это сплошь бандиты. Вроде Чингисхана и Екатерины II. Кто же под их бандитскими знаменами сюда приходит? Жители. Поселяются и живут. Как тонко формулирует С. Семанов, «православное население в Крыму становится преобладающим. Крым делается русским». Это как же: сам собой делается? Или кто-то ему помогает?
      В 1954 году он, как известно, «делается» украинским. Все попытки обсудить этот акт с точки зрения легитимности совершенно беспредметны. Потому что Советская власть, подарившая Крым Украине, — такая же по определению узурпаторская, как и все прежние «бандитские» режимы. Пьет при акте дарения Хрущев коньяк или не пьет, — это не имеет значения. Но раз он «бандит», вроде Чингисхана и Екатерины, чего же вы на него ссылаетесь?
      Впрочем, надо отдать должное Владимиру Коваленко: он хоть и подкрепляет этот бандитский акт юридическими ссылками, но отлично знает, что дело не в этом.
      А дело в том, что географически, гидрографически, энергетически и еще всячески Крым связан именно с Украиной, и это факт, который не сроешь никакими бульдозерами. Хрущев просто оформил это. Как «бандит», он мог бы подарить Украине и Сахалин, однако воздержался. Подарил Крым. Дело в том, что русские с их «картохой-капустой» плоховато осваивали крымскую степь. Украинцам это было сподручнее.
      Но тогда отдайте и татарам должное: они в Крыму еще дольше жили и еще лучше к его природе приспособились! Ну, и уступите им «титул»! Да нет, тут уж С. Семанов вмешается: мало ли что «жили», а вот в культуре «заметного следа не оставили». Это как сказать. НАМ кажется, что не оставили, а у НИХ другое ощущение. Вообще культура — это дело тонкое. Культура Крыма — это ведь не только «дворцы», это, скажем, еще и виноградарство. Так что, будем выяснять, сколько в это наше виноградарство вложили опыта немцы, сколько французы? А кто «дворцы» строил? А севастопольский собор, принявший прах наших адмиралов, кто проектировал? Все тот же Константин Тон, славный русский немец…
      Но вернемся к войне, которая эти дворцы и соборы рушит. Я, когда дошел в статье В. Коваленко до того места, где солдаты переименовывают Нахимова в Нахименко, — просто зарыдал от счастья. Ну наконец-то! Наконец-то хоть один человек вслушался в фамилию, пока это не догадались сделать евреи. Евреи — те могут! Они вам живо корень сыщут. И пролитая кровь возопит, потому что Еврейский антифашистский комитет тоже был казнен из-за Крыма… Но это была и впрямь провокация. А вот «Нахименко», в которого матросы переименовали русского адмирала, — это же просто объяснение в интернационализме! Прав Владимир Коваленко: защищавшее Севастополь под русскими знаменами войско состояло в огромной части из жителей южнорусских губерний. Из украинцев. Так что же вы «делите»?
      Знамя России никогда не было «этническим». Оно было — «имперским», «вселенским», «православным», «советским». И украинская кровь на нем вместе с великорусской. Украинцы эту страну строили наравне с великороссами. И умирали за нее в 1856-м и в 1941-м.
      Пусть еще сто знамен сменится, но есть геополитические непреложности, которые не сменить. Есть на Земле места, где скрещение интересов неизбежно. Гибралтар. Суэц. Панама. Дарданеллы. И Крым — такое место. В нем никогда не устоится глубинная, коренная, инертная, закрепленная, нетронутая жизнь. В нем всегда будут скрещиваться, соприкасаться «щупы» дальних «империй»: дальних, потому что «близко» — только вода. А «империи» все равно будут периодически, это ритм истории, хотя и не угадаешь, где сложится очередной «центр». И загорать на крымских пляжах будут не только «местные жители», но непременно и люди, с разных концов света сюда едущие. Иные будут и селиться.
      А «знамя» будет то, вокруг которого люди ЗАХОТЯТ сплотиться и с которым окажется — КУЛЬТУРА. Включая и память о павших. Независимо от того, «на чьей стороне» они пали. Не всегда ведь потом и разберешь, кто кого убивал. Козельцов толстовский — он кто? Русоволос. Кареглаз. Усы и борода черные. Может, русак. Но вполне, может, и «малороссийских корней». А вдруг — из татар крещеных? А ну как «кавказской национальности»?!
      «— Что, я умру? — спросил Козельцов у священника, когда он подошел к нему.
      Священник, не отвечая, прочел молитву и подал крест раненому. Смерть не испугала Козельцова. Он взял слабыми руками крест, прижал его к губам и заплакал.
      — Что, выбиты французы везде? — спросил он у священника.
      — Везде победа за нами осталась, — отвечал священник, говоривший на „о“, скрывая от раненого, чтобы не огорчить его, то, что на Малаховом кургане уже развевалось французское знамя».

      После выхода «крымского» номера журнала «Родина» я получил письмо от публициста Владимира Коваленко.

ЕЩЕ РАЗ О «КРЫМСКОМ ВОПРОСЕ»

      Журнал «Родина» сделал важное и нужное дело, дав возможность высказаться всем трем сторонам крымского конфликта: лидеру крымско-татарского народа Мустафе Джемилеву, представителям России (Сергей Семанов) и Украины (автор этих строк). Только выяснив всю палитру взглядов, можно прийти к компромиссу и таким образом ограничить «поле баталии» печатными страницами.
      Откровенный разговор о Крыме на страницах «Родины» тем более отраден, что форма межнационального диалога отнюдь не распространена в сегодняшней России. В то время, как население Украины, Молдовы, Грузии и т. д. может узнавать позицию российских политиков и общественных деятелей по «первоисточникам» — из передач нескольких программ российского телевидения, из российских газет и журналов, — россияне могут ознакомиться с точкой зрения украинцев, латышей или крымских татар лишь по редким и сильно обстриженным интервью.
      Я также признателен обозревателю журнала Льву Аннинскому за поддержку ряда моих тезисов.
      Огорчило однако, что глубоко уважаемый мною Лев Аннинский, увлекшись, видимо, риторическим приемом, совершенно исказил мою позицию. В моей статье совершенно четко сказано, что «завоевание, с точки зрения современного международного права, не влечет никаких последствий». Я также — пусть даже это кому-то очень не понравится — высмеиваю тезис о «русской крови, пролитой при завоевании Крыма» (типичный аргумент нынешних московских перекройщиков границ) и указываю, что «пролитая кровь, как известно, любимый довод всех захватчиков, начиная с египетских фараонов». Потенциальным оппонентам могу напомнить, что в недавно изданных в России «Застольных разговорах Гитлера» пассажи типа «тот, кто проливал кровь, имеет право на власть», встречаются на каждом шагу.
      Из комментария г-на Аннинского следует также, что с моей точки зрения Крым — не татарский, а украинский: «…отдайте и татарам должное: они в Крыму еще дольше жили… уступите им „титул“!» Но ничего подобного у меня и в мыслях не было! В оригинальной рукописи (желающий может проверить) было прямо сказано: «Наша украинская точка зрения базируется прежде всего на многократно и недвусмысленно высказанном желании татар: полуостров должен быть автономией в составе Украины». К сожалению, эта фраза выпала при чисто техническом сокращении текста, хотя в статье и остался не совсем понятный ее рудимент: «А о волеизъявлении татар мы только что говорили».
      Следовательно, моя точка зрения: «Крым — и татарский и украинский» (разумеется, при соблюдении языковых, культурных и тому подобных прав преобладающего ныне русского населения) — подобно тому, как Башкортостан является и башкирским и российским, Якутия — и якутской и российской и т. д.
      Если же я вспомнил что «украинцы начали вооруженную борьбу с Османской империей лет эдак на 200 раньше московитян» (впрочем, не ставя перед собой цели ликвидации государственности крымских татар, которые гораздо чаще были нашими союзниками в борьбе против поляков и др., нежели противниками), то единственно ради того, чтобы защитить нашу воинскую честь, к которой украинцы, как известно, весьма неравнодушны, и их в этом легко понять: слишком часто приходится сталкиваться с историческими фальсификациями. Заявил же недавно депутат Государственной Думы К. Затулин, что, завоевывая Крым, Российская Империя пролила реки своей крови, а Украина (но она ведь, кажется, входила в ее состав? — В. К.) (ну да, как «лет эдак на 200 раньше» Крымское ханство — в состав Османской Империи — Л. А.) — «несколько капель чернил в 1954»… Не читали, видимо, подобные знатоки-историки хрестоматийной повести Гоголя («и слышал только в ответ Тарас Бульба, что Бородавка повешен в Толопане, что с Колопера содрали кожу под Кизикирменом, что Пидсышкова голова посолена в бочке и отправлена в самый Царьград») и даже не видели картины Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану»…
      И последнее. Профессионально занимаясь историей Крымской войны, я обратил внимание на то, что во всех дореволюционных описаниях обороны Севастополя приводятся три одни и те же фамилии и даются три одних и тех же портрета: Нахимов, Корнилов и Тотлебен. Между тем любая работа о Севастопольской обороне, написанная в советский период, содержит несколько иной набор: Нахимов, Корнилов и… Истомин. Сдавая в «Родину» заказанную мне статью, я между прочим, рассказал в редакции об этой трансформации, предположив, что Тотлебену, очевидно, с «немецким рылом» нечего было соваться в ряд русских героев.
      Но каково же было мое удивление, когда вышла «Родина», всецело посвященная Крымской войне! Под рубрикой «Герои войны» в журнале помещены портреты Михаила Медведева, Александра Ключникова и других, наверное, достойных воинов. Однако почти на 200 страницах номера вообще ни разу не упомянут «русский чудо-матрос» Петр Кошка (родом из села Оматинцы, ныне Винницкой области). Что, теперь он уже изъят из российской истории как неподходящий по «пятому пункту»? Возможно, конечно, что стремились уйти от школьной хрестоматии: зачем писать о герое, которого и так знает каждый семиклассник. (Хотя мы убедились, что в Москве даже некоторые доктора наук полагают, что украинцы проливали в Крыму лишь чернила). Однако столь же «хрестоматийным» Нахимову с Корниловым в номере уделены десятки страниц.
      Конечно, хозяин — барин. Не мне указывать, кого должен прославлять российский исторический журнал, а кого нет. Но, по правде говоря, грустно, братцы москвичи. Очень грустно…
Владимир Коваленко.

      Нет, не очень. Потому что мой уважаемый оппонент (между прочим, сам москвич, но это я к слову) имеет-таки полное право указывать российскому журналу, кого тот должен прославлять, а кого нет. Это право всякого читателя, а родные мне российские журналы не делят своих читателей по национальной принадлежности или даже по национальной ориентации. И зачем же россияне будут знакомиться с точкой зрения украинцев по редким и сильно обстриженным интервью, если два российских журнала охотно печатают Владимира Коваленко?
      Конечно, могут и «обстричь». Но — по соображениям технологическим, не по идеологическим. Легендарный Петр Кошка исчез из «крымского» номера отнюдь не по «пятому пункту». Просто не нашлось нового интересного материала. Портрет, во всяком случае, надо было дать. Но, учитывая, что Кошку и так знает «каждый семиклассник», — дело не безнадежное. Искать тут антиукраинские козни бессмысленно.
      Я действительно поддержал (и поддерживаю) «ряд тезисов» Владимира Коваленко, и прежде всего — его трезвое видение реальности. А именно то, что географически Крым есть естественный сосед и просится быть частью Украины. И что исторически Крым — никакой не украинский, а «чей ни попадя»: киммерийский, скифский, греческий, сарматский, аланский, римский, готский, гуннский, хазарский, руський (именно так!), итальянский, татарский, армянский, русский, немецкий, еврейский, украинский…
      Конечно, я не имел возможности читать те аргументы Вл. Коваленко, которые в текст его статьи не вошли, но в свете вышеприведенного рассуждения (которое в текст вошло) они вряд ли станут более убедительны. Во-первых, потому, что «многократно и недвусмысленно высказанное желание татар» — это все-таки точка зрения татар, а не украинцев. Во-вторых, если так, то отчего не спросить и точку зрения русских, составляющих в Крыму большинство? Ах, они «приперлись» без приглашения… а татары или турки по приглашению? А украинцы, вышибавшие турок, кем были приглашены? И при такой всеотзывчивости — зачем сообщать нам тот факт, что украинцы начали драться здесь с турками за двести лет до московитян? К слову пришлось?
      Вот я и говорю, что мы в наших «межнациональных» спорах очень многое поминаем «к слову». Например, что «украинцы, как известно, весьма неравнодушны» к воинской чести. Потом начинаешь думать: а кто равнодушен? Помянут Гоголя; понуришь голову вместе со старым Бульбой по поводу того, что Пидсышкова голова посолена в бочку и отправлена в самый Царьград, а потом задумаешься: кто ж тогда в Царьграде сидел? Кто с Колопера содрал кожу под Кизикирменом? И вообще: кому с бульбовских времен присягнули крымские татары (современным языком говоря: в чьем составе они тогда согласились быть автономией?).
      Я думаю, что все эти доводы можно выворачивать туда-сюда до бесконечности. Если же глядеть в корень (в вечный корень дела), то Крым, по самому «замыслу Господню», земля чресполосная, граничная, промежуточная, спорная, общая. Вроде Суэца, Гибралтара, Панамы, Дарданелл, Босфора. По блестящему выражению одного современного политолога, Крым — место, где вечно сталкиваются щупальца далеких империй.
      Не станет империй?
      Возможно.
      И флот окончательно устареет и заржавеет (и тогда его, наконец, «разделят»).
      Империй не будет, проблемы останутся. Как подать в Крым пресную воду? Как вырастить в Крыму хлеб, картошку и капусту? Или не растить — пустить все под виноградники? И, наконец, как быть с особью, которая пожелает возлечь на крымском песочке и провести таким образом отпуск?
      Владимир Коваленко любит цитировать «словесный шедевр» известной антитоталитаристки Валерии Новодворской: вам мало позагорать на пляже, вам надо, чтобы рядом еще и триколоры висели?!
      Насчет триколоров промолчу: я под красными знаменами вырос и просто так, «по указу», знамен в душе не меняю. И если уж на то пошло, — вовсе не факт, что из русских триколоров купеческий будет мне милей староимперского. Но это моя личная проблема. А общая заключается в том, чтобы не рвали на куски флаги ни в том, ни в этом парламенте.
      Эти вещи решаются по мировой ситуации. Продлится в истории человечества эра держав (называйте их империями, союзами, содружествами, сообществами, осями, блоками, да хоть «общими здоровьями») — останутся и точки вроде Крыма: геополитическими нервными центрами, из-за которых будут литься реки чернил и крови; и тогда, случись что, — и мы с Владимиром Коваленко быстро сообразим, как объединиться. И простит он мне, что Гоголь сичевиков «русскими» называл (именно так!) и что московитам продался.