Музыкальный приворот. Книга 1

– Ей что, так первый заказ понравился?

– Не то слово, – со стуком поставил чашку на стол дядя, – просто проходу не дает. Хочет, чтобы я на ней же…. Э-э-э… Чтобы я с ней же поработал вновь. Но вся наша фирма против. У нас и так сильно много других заказов – более выгодных, – скомканно закончил он свою речь, улыбаясь Антону. Тот в ответ выдавил непонимающую улыбку.

– И вообще, молодой человек, – к моему огромному изумлению, произнес Леша, постукивая пальцами по все тому же столу, – девушек нельзя бросать просто так, особенно если ваши отношения только начинаются. Это крайне непорядочно и даже неэтично.

– Я знаю, – ответил Антон и вопрошающе посмотрел на меня, когда родственник отвернулся.

Я пожала плечами.

– Расставание – вещь очень серьезная, – продолжал вещать Леша. – Настоящий мужчина в первую очередь обязан заботиться о чувствах своей дамы. И вообще должен уметь защищать ее не только физически, но и морально. И ни в коем случае он не должен причинить ей страданий.

– Кто бы говорил, – едва слышно прошептала я.

– Вот скажи, друг мой Антон, если ты влюблен в девушку, ухаживаешь за ней и встречаешься с ней, можно ли обращать внимания на других особ противоположного пола?

– Нет.

– Правильный ответ, – щелкнул пальцами в воздухе дядя, – помни, на мужчине лежит огромная ответственность за девушку, даже если они только начали встречаться. А кто для влюбленного мужчины является идеалом красоты: Анжелина Джоли, Джей Ло или Ева Мэндес?

– Что за дебильные вопросы, – возмущенно спросила я. – Мы тут… заниматься пришли, а ты ерунду какую-то говоришь. Можно подумать, что ты пьяный. Иди со своими Джей Ло и Мэндес куда-нибудь в другое место. Ты вообще поработать хотел.

Антон вдруг ответил, пристально посмотрев на меня, – уголки его губ при этом поднялись вверх и выражение лица немного изменилось:

– Идеалом всегда будет любимая девушка.

– Бинго! – обрадованно воскликнул Леша. – А ты молодец, парень!

И он пустился в длительное рассуждение о том, что такое настоящая любовь и что должен сделать нормальный мужчина, чтобы девушка чувствовала эту настоящую любовь.

Закончил свою двадцатиминутную бредовую речь Леша странновато:

– Именно плотская, а не платоническая любовь – лучшее доказательство искренности.

– Что ты имеешь в виду под плотской любовью? – искоса взглянула я на родственника.

– Слушай, – несколько надменно поглядел на меня дядя, – если ты не знаешь значения этого слова, то я вообще удивлен, как ты завела себе пар…

Но договорить он не успел. Кто-то вновь включил свет в темной прихожей.

– Кто меня потревожил? Убью на хре-е-еен! – как следствие, проорало на весь дом.

Впрочем, никто не обратил на это внимания.

– Когда эту штуку только уберут? – покачал только головой со стильно уложенной прической Леша и сам себе философски ответил: – Никогда. Кстати, Антон, запомни, брюнетки, они намного более верные, чем блондинки.

Это еще почему?

– У тебя что, статистика? – спросила я.

Дядя выразительно покрутил пальцем у виска, пока Тропинин не видел.

И только тут я поняла, к чему клонил все это время мой бесценный дядя. Он принял меня и это чучело огородное за пару! И решил Антона поучить тому, что должен делать «настоящий мужчина»! Вот ужас. Не переубеждать же дядю прямо сейчас, что он все неправильно понял.

– Яххо[7]! А вот и я, – ворвалась в кухню сестра, с ног до головы одетая в розовую одежду. Юбка, маечка и даже колготки были ядовито-розовыми. Лишь многочисленные браслетики и значки приятно радовали глаза другими цветами.

– Ты, жертва безвкусия, – немедленно переключился на нее Леша. – Что ты на себя напялила? Мне как дизайнеру хочется рыдать и стенать, блин. Будешь на улице в таком виде и увидишь меня – не подходи. Я позориться не хочу.

– Ва-а-а, нытик, – схватилась за голову девочка. – Ой, а кто тут у нас? Мальчик какой-то! Ой, ты мне так кого-то напоминаешь… Кто это, кто это?

– Это мой сокурсник Антон, а это моя сестра Нелли, – устало сказала я парню. – Слушай, пошли в мою комнату, они нас вдвоем точно задолбают.

– Ну чего ты, посидите со мной! – с ноющими интонациями заговорила Нелька. – Я хочу с мальчиком поближе познакомиться!

Такая реакция Антона явно смутила, но он все-таки сказал ей:

– Здравствуй.

– Оно разговаривает! – захихикала сестра. – Нет, ты мне все-таки кого-то напоминаешь! Определенно десу[8]!

– Наверное, Дэвида Бэкхема. У него тоже одно время были белые волосы. – Вкрадчиво сказал Леша, и они вдвоем расхохотались.

Что дядечка, что племянница – оба обожают ехидные подколы.

– Не обращай на них внимания, – с укоризной посмотрела я на родственников. А если опять в этом чудике суицидальные наклонности проснутся из-за их шуточек?

Но наклонности крепко спали, потому как Антон тоже улыбнулся во весь рот.

– Нет! – вдруг заявила сестра. – Он напоминает мне Эла. Из «Тетради смерти». Энергетикой и выражением лица. Только тот был черноволосым и большой палец во рту держал. И сидел все время ногами на стуле!

– Зачем? – с искренним изумлением переспросил Леша. – Он что, олигофреном был, что ли, этот твой Эл?

– Сам ты олигофрен! Он был гениальным детективом! И просто кавайным лапочкой! – Нелли ненавидела, когда кто-то говорит гадости про ее любимых персонажей. А про эту «Тетрадь смерти» она мне в прошлом году прожужжала все уши. Мол, какое аниме интересное, и какие герои классные, и сюжет крутой. А когда там кого-то убили, сестра плакала целый день!

– И вообще это нужно считать комплиментом! – наставительно обратилась она к Антону. – Эл хорошенький! Я сейчас его покажу вам! – и она с топотом убежала в свою комнату.

Спустя минуту мы вчетвером принялись разглядывать принесенное изображение задумчивого, но милого с виду Эла.

– Хорошенький? – переспросил Леша. – Судя по его глазам и выражению лица, у этого парня из твоего аниме явное наличие прогрессирующей болезни Дауна.

– Ой, блин, на себя посмотрел бы лучше, – надулась Нелька. – Дебил.

– И он брюнет, твой герой из мультиков, – продолжал Алексей, – а наш гость беловолос.

Я печально посмотрела на Антона, мол, прости, у меня дома душевнобольные проживают.

– Неважно! Я говорю про общее впечатление. Слушай, – обратилась младшая сестра ко мне, – а ты…

Как это всегда бывает у нас в квартире вечером, когда нужно включать свет в темной прихожей, прогромыхало знакомое:

– Кто меня потревожил? Убью на хре-е-еен!

– Папа пришел! – поскакала к входным дверям излишне активная сестра. – Ото-сан! Па-а-ап! У нас гости!

– Кто? – появился на пороге тот, даже не раздеваясь. Гостей наш художник любил безмерно.

– Вот он, – кивнул Леша на Нинкиного кавалера-неудачника, которого он принял за моего друга.

– А это кто у нас? – радостно осведомился Томас, горячо пожимая руку парню.

– А это у нас друг, – выразительно покосился на старшего брата Леша. – Однокурсник, так сказать.

– Меня зовут Антон, – почему-то встал парень.

Наверное, моя семья совсем затюкала его. И ничего ведь уже не поделаешь.

– Очень приятно, молодой человек, я – папа этой прелестной кареглазой леди, можете называть меня Томасом.

– Он знает, как тебя зовут, – скучным голосом сказала я. – И ему очень нравятся твои работы. Он как пришел, так сразу начал: «О, какие картины!», «Ах, это же Томас нарисовал!»

– Я не так говорил, – тихо произнес смутившийся Антон. – Просто ваше творчество мне давно уже нравится. Я бывал на ваших выставках. Вы – мастер.

Лицо папы просияло, словно он нашел два с половиной миллиарда долларов. Он картинно выставил вперед руку и начал разглагольствовать:

– Я вижу, вы большой знаток мира искусства! И настоящий эстет! Мое творчество сложно понять и сложно принять, и эти, – обвел он глазами нас троих, – меня совсем не понимают, а, главное, не воспринимают как настоящего художника!

– Какие мы злые, – покачал головой Леша. – Гения прозевали.

– Вот-вот, видишь их это отношение ко мне? А ведь мне пророчат славное будущее! Да меня постоянно приглашают за границу! Вот вчера, к примеру…

– На Украину, – ехидно вставил Леша, развалившись на стуле. – И в Белоруссию, кажется.

– Ну и что? – ничуть не смутился родитель. – Это тоже о чем-то говорит! И вообще я выставлялся в Штатах, Германии, Польше и во Франции. И сейчас со мной переговоры ведутся с Метрополитен-музеем для временной выставки!

– Это тот самый музей, в который можно пройти за любую плату или вообще бесплатно, если денег нет? – проявила я осведомленность.

– Как это? – спросил Леша.

Он хоть и любит показывать себя культурным, но его кругозор узок, как Нелькин лоб.

– Вот так. Там есть фиксированная цена, но всем на нее пофиг. Можно в кассу протянуть нормальную сумму денег, а можно совсем мелкую монетку или вообще просто так попросить дать билет. А вместо билета там маленькие круглые разноцветные значки, на каждый день свой цвет. Туристы эти значки забирают себе на память.

– Все правильно, – благосклонно покачал нечесаной головой папа. Уж он-то все знал о музеях и выставках. – Откуда ты знаешь, дочка? Неужели теперь в школе этому учат?

– Я в университете, папа, учусь, – обиделась я. – А вообще мне Нинка рассказала. Они же в позапрошлом году в Нью-Йорке были, – не подумав о возможно растоптанных чувствах Антона к подружке, сказала я.

– Бери пример с Ниночки – она очень умная. И вкус художественный у нее просто отпадный, то есть отличный, я хотел сказать.

Папа вовсю пользовался молодежным жаргоном, но при гостях, тем более поклонниках, он стеснялся так говорить, думая, что тогда будет выглядеть менее умным и талантливым. А в том, что он, Томас, талантливый, папа не сомневался.

– И простой вкус у нее тоже неплох, – тут же заметил Леша с намеком. – Всегда одевается в соответствии с модными тенденциями.

– Вы мне столько денег дайте, я тоже буду так одеваться! – вспыхнула я. Честно сказать, я не из тех, кто особо следит за модой. Хотя дядя, как заботливая кура, часто притаскивает мне собственноручно разработанные вещи. Я в них, правда, редко хожу – сильно уж они открыты или ярки. Частенько их у меня одалживает Нинка.

– Заработай, – ничуть не смутился Леша. – Я в твои годы уже работал, кстати.

– Ага, моделью, – язвительно ответила я, совершенно забыв, что у нас Антон. – И даже иногда подрабатывал натурщиком. Ужас!

– А моделью быть неплохо! – отбил выпад дядя. – И к тому же очень интересно. А уж про жизненный опыт я вовсе молчу. Я за время работы в модельном бизнесе этого опыта на тридцать лет вперед набрался. А ты остаешься такой же наивной малышкой.

Я уперла руки в боки. Вот ведь козел!

– Потому тебе не двадцать восемь, а все пятьдесят восемь. Раз опыта на тридцать лет вперед накопил! То-то я думаю, что ты себя ведешь, как старикан – все брюзжишь и брюзжишь!

– Да я душой моложе тебя! – оскорбился дядька. Тема возраста была для него не менее болезненной, чем у многих отчаянно молодящихся женщин. – Маленькая старушка.

– Кто это старушка? Сам дедок.

– Ну, хватит. Оба как дети, – попытался разнять нас папа. Он вообще терпеть не мог конфликты. – У нас в конце концов гости!

– Ничего, гости не обидятся! – посмотрела я на спокойного Антона. – А я вот захочу и пойду в модели.

– Кто тебя возьмет? – посмотрел на меня насмешливо дядя. – Вырасти еще вот сантиметров на десять хотя бы…

– У меня и так нормальный рост! – кинула я в него полотенцем.

Он ловко увернулся.

– Вот видишь, Антон, какая она у нас эмоциональная! Слова против сказать нельзя! Активная девушка! – со смехом обратился дядя к чудику, с интересом за нами наблюдавшему со своего стула.

– Ну, не ссорьтесь, – вновь выступил папа в роли миротворца. – Катенька, если ты хочешь пойти в модели – иди. Ты же у нас красавица.

От возмущения я покраснела. Леша, который в это время откусывал от лично им приготовленного пирожного кусок, подавился им, а потом опять захохотал. Нелька тоже захихикала мелким смехом. Даже Антон стал улыбаться, прикрывая ладонью рот.

– Это значит, – зловеще надвинулась я на Томаса, – папа Нинкин ей в модели идти запрещает, а мой родной отец разрешает? Мол, иди, доченька, иди в этот разврат, и пусть твою молодую душу и тело сожрут акулы модельного бизнеса? Так, что ли?!

– Ой, загнула! – хлопнул себя по коленке Леша. – Сожрут душу и тело!

Томас обескураживающе улыбнулся и произнес:

– Ты не так поняла, милая. Я ничего такого не говорил. Просто я хотел сказать, что ты можешь поступать так, как тебе хочется. Я – либерал, – гордо добавил он. – Антон, они просто дурачатся. А хотите, я вам покажу свои новые работы?

– Хочу, – с готовностью согласился до этого молчавший парень.

Мне опять показалось, что он улыбается.

– А у Ниночки-самы все-таки вкус лучше, – задумчиво произнесла сестра, глядя то на меня, то на Антона.

Я поняла ее намек. Мол, у твоей подруги парни красивые и крутые, а у тебя лохи какие-то в одежде с чужого плеча.

– Ну? Обрадуй. Чем лучше? – скривила я губы.

– А она аниме смотрит, а ты нет! – выпалила Нелька, высунула язык и, услышав телефонный звонок, побежала в коридор – снять ближайшую трубку.

В это время папа принялся допытывать Антона насчет собственных картин. Выяснив, что Антон больше всего любит одну из первых его работ «Абстракция сегодня», он так расчувствовался, что сказал ему:

– Теперь я тебя буду звать сынком! Сынок. Приходи к нам в любое время дня и ночи! И, пошли, я тебе картины покажу. И поведаю историю создания некоторых из них. У тебя будет что рассказать друзьям!

Я задумалась на миг. А есть ли у Тропинина друзья? В университете он ни с кем и не общается… Надо бы потом этого Антона о жизни расспросить, что ли?

– Лешка, – вбежала в кухню Нелька, чуть не столкнувшись с папой, – к тебе сейчас в гости девушка придет!

– Чего? – вытянулось у того лицо.

– Ну, я трубку взяла, а там девушка с таким противным голосом говорит: «Алексей дома?». Я говорю: «Да. Сейчас позову». Она мне такая в ответ: «Не надо, девочка, я сама сейчас приду!»

Леша резко встал, пару раз с шумом вдохнул воздух и проговорил:

– Ты дура?

– Хидой! – вновь блеснула сестра японским. На этот раз слово означало что-то вроде «злюки».

– Как ты с ребенком говоришь? – укоряюще воскликнул из коридора Томас. – Кстати, вы знаете, нам наконец лифт починили. А то я устал уже третий день по…

– Пофиг мне ваш лифт! – еще громче заорал Леша. – Она сейчас придет и убьет меня!

Починили? А нам с Антоном пришлось пешком идти – несправедливо.

– Кто убьет? – опять вернулся в кухню папа.

– Конь в пальто, – огрызнулся вежливый младший брат. – Она сейчас будет звонить. Ни в коем случае не открывайте этой сумасшедшей. Иначе на одного представителя нашей славной фамилии станет меньше. – И Леша затравленно стал глядеть в окно.

– По твою душу дамочка, что ли? – понимающе спросил папа Алексея.

Он хмуро посмотрел на Томаса и тяжело вздохнул. А потом начал ходить туда-сюда, взъерошивая пятерней волосы.

А я осведомилась, глядя на мечущегося дядю:

– Это, наверное, та самая клиентка пришла, да? Которая второй заказ хочет сделать, да?

– Не лезь! – рявкнул дядя и перевел тяжелый взгляд на меня и Антона. – Идите поиграйте в твоей комнате.

У однокурсника в глазах, скрытых за стеклами очков, мелькнул смех.

– Алексей, это несколько неправильно, такое невинным детям говорить. Они вообще-то уже взрослые. Не так поймут, – очень мягко заметил папа, не желающий лишаться собственного нечаянного фаната, которому, судя по всему, готовился излить душу.

– Какие, на фиг, невинные дети? – буркнул Леша. – И вообще я другое имел в виду, это просто каждый в меру своего извращенного сознания понимает… Вот! – возопил он, услышав три подряд настойчивых звонка в дверь. – Эта ведьма пришла! А все ты виновата, козявка! Зачем сказала, что я дома?

– Так надо было меня предупредить, – обиделась девочка. – Вообще больше телефонную трубку брать не буду. Сами бегать к ней станете. А то все «Нелька, возьми телефон» да «Нелька, ответь»!

Звонки раздались снова. Одновременно кто-то неслабо застучал по двери. Папа заспешил в коридор. Схватившийся за белобрысую голову Леша и хнычущая сестричка, что-то бормотавшая по-японски, помчались за ним.

– Не открывай! – завопил Леша. – Если ты откроешь, ты мне больше не брат!

– Не бойся! – подмигнул ему Томас. – Я знаю, как успокаивать женщин!

– Ничего ты не знаешь! – донесся приглушенный голос Леши из коридора.

– Зато ты знаешь! Не надо было ее бросать!

– Не надо умничать…

Я между тем за рукав схватила Антона и тихо произнесла, когда мы остались на кухне одни:

– Извини. Тебя тут, наверное, достало находиться. Я тебя развеселить хотела, а из-за них….

– Но мне и так очень весело, – произнес он вдруг.

И так улыбнулся, будто находился не в сумасшедшем эпицентре нашей отнюдь не тихой семейки, а в кинотеатре, на просмотре классного и смешного кино.

– Правда?

– Да, – кивнул он, – у тебя очень хорошая семья. И забавная.

– Ну, что забавная, – прислушалась я к шуму в коридоре, – это еще мягко сказано.

Я посмотрела на него снизу вверх. Почему-то раньше не придавала значения тому, что он меня выше. И вдруг поймала себя на мысли – а может, и не такой уж он стремный? Фигура у него прикольная, и сам он довольно-таки милый, особенно когда у него расправлены плечи…

Испугавшись того, что незванно-негаданно пришло мне в голову, я прикрыла рот ладонью и опустила глаза в пол. Последний раз подобный симбиоз эмоций и мыслей стал предвестником настоящего глубокого чувства.

– Тебе плохо? – взволнованно спросил Антон.

– Нет, то есть да. В общем, не обращай внимания. Если тебе будет еще веселее, пошли, послушаем их разборки. Это наверняка одна из бывших Леши. Иногда они приходят к нам и сильно скандалят. За это соседи нас очень сильно не любят.

– У тебя интересные братья, – опять улыбнулся он.

– У меня один брат. Леша – младший брат Томаса, мой дядя. Просто он выглядит хорошо, – я улыбнулась. – У него раза в три больше кремов и всяких там штук по уходу за кожей, чем у меня и сестры, вместе взятых, за всю жизнь. Ты в ванной часть его этого богатства видел.

– Я подумал, что это твое, – произнес Антон мягко, и я вновь поймала себя на мысли, что у него приятный голос.

– Нет, увы. Леша запрещает этим всем пользоваться, а мне и не очень-то и нужно. Слышишь, как они там орут, пойдем посмотрим!

Я схватила его за запястье и потащила за собой. Вдруг Тропинин повеселится?

М-м-м… Странное у него запястье. Нет, вообще-то оно было обычное: мужское, широкое, крепкое, просто я привыкла, что так обычно хватаю за руку Нинку, Настю или сестру, а у них руки тонкие и совсем ненадежные.

– Уважаемая, его нет дома! – эти папины крики прервали мои беспокойные мысли. И хорошо, что прервали – не надо думать о всякой ерунде.

Мы вышли в прихожую и увидели, как папа, наклонившись, кричит в замочную скважину:

– Алексея нет дома! Он, знаете ли, уехал! Понимаете?

Та, что стояла за дверью, явно не понимала. Женщина бешено звонила в квартиру, пинала дверь и орала что-то вроде:

– Выйди, тварь!

Ну все, теперь это надолго. Я даже сценарий знаю примерный. Эта обманутая Лешей дура сейчас вдоволь наорется. Пока она будет изливать свой праведный гнев, колотя руками и ногами по дверной стали, прибегут соседи. В определенном порядке. Сначала прибудут те, кто живет по бокам от нас. Затем примчатся с двух нижних этажей. Потом причалит степенный семидесятилетний дедок с супругой, который является старостой подъезда. Соседи споются все вместе и будут хором уговаривать бушующую девушку успокоиться. Через какое-то время они все тем же хором начнут орать, чтобы вышел Леша и разобрался со всем этим балаганом. Тот, естественно, не выйдет, и соседи начнут вопить еще громче. Следом подойдет еще пара-другая жильцов подъезда, которым нечем заняться в весенний вечер, и они всем сборищем начнут обсуждать нашу семью. Затем перейдут на личности. Особенно часто от этого страдает мой папа – кем его только не считают: от умственно-неполноценного до идолопоклонника. Через какое-то время несчастная возлюбленная, наслушавшись криков, опять решит, что сможет выбить дверь, и будет ломиться в квартиру. В результате она уйдет лишь ночью. Потом же возможны варианты: кто-то караулит неверного Лешу с утра пораньше, кто-то приходит к двери следующим вечером, не забывая звонить перед этим весь день и угрожать, некоторые оставляют его в покое, понимая, что опозорились, а кое-кто даже просит прощения!

– Тварь, выходи! – рычали на лестничной площадке.

– Здесь нет никакой твари! – опять вежливо закричал папа в ответ.

– Есть! – явно не поверили ему. – Есть! Дома, козел, шифруется! Открывайте! Я ему устрою!

– Не откроем! Мы вас боимся!

– С ума сошел, – возмутился шепотом Леша, который почему-то стоял за шкафом, словно боялся, что старая пассия сможет увидеть через дверь, – кто тут боится?

– Я боюсь, – так же шепотом пояснил папа. – Такое чувство, что она боксом занималась. Так стучаться – это же уметь надо! Бедная дверка.

– Она и занималась, – хмуро ответил ему младший брат. – И тхэквондо тоже занималась. У нее третий дан, между прочим. И четвертый она получить хочет – как раз лет десять занимается…

Томас только головой покачал.

– Ну, ты нашел, с кем шашни водить. Еще бы чемпиона по боям без правил нашел себе…

– А я и не водил, – заметил меня и Антона Леша. – Я просто… заказ ее не хочу принимать.

– Какой еще заказ? – внимательно глянул Томас на младшего брата. Женщина за дверью опять заорала:

– Откройте! Я его убью сейчас! Выходи, подлый козел!

– Подлый трус, – захихикала Нелька, крутившаяся тут же. – Я теперь тебя так буду звать. Лешенька – кот Леопольд.

– Заказ. Ну? Я же выполняю заказы, – сделал большие глаза Леша и, подмигнув папе, посмотрел на меня.

– Чего ты мне мигаешь? – не понял ничего папа. – Ты на почве этого, – покосился он на дверь, – совсем перестал адекватно воспринимать реальность?

– Соринка в глаз попала, – поджал губы Леша. – И давай об этом в другой раз поговорим? Дети, ну что вы тут стоите? Катя, напои гостя чаем.

– Да мы по вашей милости уже часа полтора чай пьем. И мы не дети.

Дверь тихонько затряслась. Несчастная влюбленная продолжала отчаянно ругаться.

– Слушай, – посерьезнел Томас, – а она нам дверь не выбьет с этим твоим тхэквондо?

– Не знаю. А тхэквондо вообще-то не мое. Оно, видишь ли, корейское. Национальное.

В это же время женщина за дверью почему-то расхохоталась и завопила:

– К Алексею я пришла, ха-ха-ха! А он боится и не открывает! И я не успокоюсь! Ха-ха-ха-ха! Только вот дверь ему к чертовой матери, вышибу! <запрещено цензурой>!

За дверью ей в ответ раздалось невнятное бурчание. Кто-то из соседей уже пришел на крики.

– Семеновна, – глянул в глазок папа.

Семеновна или Татьяна Семеновна, являлась родной бабушкой моей подружки и соседки Насти. От других старушек отличалась она крайне склочным характером, здоровой комплекцией и умением готовить такие ужасные блюда, что их запах долго не выветривался с нашей общей лестничной площадки. Настя постоянно страдала от родной бабули. Но надо заметить, что ко мне она обычно относилась довольно хорошо, в отличие от прочих своих пенсионерок-соратниц.

– Сейчас они начнут орать вместе, – с явным удовольствием сказала Нелька.

Для нее этот скандал – очередное развлечение, а мне стыдно перед Антоном. Он, конечно, не важный гость, но, согласитесь, не слишком приятно приходить к кому-то домой и становиться участником нелепых семейных сцен.

Как по заказу, Семеновна грянула:

– Чевой ты тут вопишь, как оглашенная! Иди, давай, отседова!

– Я к Алексею! – злобно откликнулась Лешина бывшая. – И не уйду, пока он мне не откроет.

– Да и не откроет он тебе! – загремел голос Семеновны. – Уходи давай!

– Оставьте меня в покое!

– Я те щас оставлю!

Все, кто сейчас находился в прихожей, застыли, как изваяния, и слушали то, что происходило на лестничной клетке, благо что слышимость была хорошей.

– Ступай отсюда, ступай! – поддержала соседку Татьяна Олеговна из тридцать шестой. По непонятным причинам она питала к Леше нежные симпатии и даже защищала перед разъяренными пассиями. – Лешеньки нету, он уехал! Нет его дома, девонька. Сама видела, как он в свою машину сел и уехал с утречка.

– Дома этот мудак сидит! Закрылся! – не поддалась на развод его бывшая и застучала по двери ногой.

– Вот это силища, – восхищенно прошептал папа, – вот это напор! Вот это женщина!

– Ты ей еще памятник поставь, – буркнул Леша, так и стоявший за своим шкафом.

Тем временем Семеновна при поддержке своей лучшей подружки Фроловны, бабки куда более злобной, и еще пары соседей с одиннадцатого этажа стала популярно объяснять женщине, куда ей стоит пойти, чтобы не мешать честным людям.

– Бабка! – разъярилась не на шутку Лешина бывшая. – Захлопни уже свой рот! И подавись нотациями!

– Ах ты, грубиянка! Бесстыжая! Убирайся!

– Не уйду, пока он мне не откроет, – очень упрямо произнесла женщина и заорала Леше, – Выходи, урод! Не будь бабой! Откройте!

– Я тебе сейчас сам открою! Чего орешь на весь дом, дура? – раздался зычный бас Олега Сергеевича, соседа с десятого этажа.

Вообще он руководитель одной крупной фирмы. Но выглядит Олег, как бандит из фильмов про бесчинства девяностых. Ну, или как мясник.

Женщина ничуть не смутилась и сказала столько невежливых и матерных слов, что Олег Сергеевич на пару секунд потерял дар речи.

– И где ты такую откопал? – то ли с восхищением, то ли с укором посмотрел Томас на Лешу.

Тот нервно тер щеку с модной трехдневной щетиной. Он ничего не ответил.

– Катя, может, мне уйти? – тихо спросил меня Антон.

Леша услышал и даже подскочил на месте:

– Парень, ты уйти не можешь! Если эта штука, – ткнул дядя в дверь, – откроется, фурия залетит сюда и меня растерзает.

– Из-за заказа? – блеснули за стеклами тонких очков глаза Антона.

Мне показалось, или он умеет иронизировать?

– А, ну да, из-за него самого. Слушай, будь другом – не выходи пока никуда? Ты же ведь не торопишься? – с надеждой спросил Леша.

Антон отрицательно покачал головой.

– Ну, вот и отлично! Посиди пока у нас, еще чаю попьем! Катя тебе покажет детские фотографии или еще чего-нибудь. Кино посмотрите! – преувеличенно бодро воскликнул дядя.

Антон вновь кивнул, только теперь положительно. Интересно, но все-таки смущается, или его забавляет такое вот положение вещей в нашей квартирке?

– Или уединитесь в какой-нибудь комнате, – продолжал родственник.

Папа на него укоряюще посмотрел, но промолчал, а Нелли заявила, что в таком случае будет подглядывать. Пришлось на нее рявкнуть.

Еще минут с десять мы все вместе слушали ругань Лешиной пассии и соседей. Прибывший староста скрипучим голосом призывал всех к спокойствию.

– Какое спокойствие? – визгливо закричала соседка, работавшая учительницей по физике. – Вечер пятницы, между прочим! Мы все пришли домой с работы, и все хотим отдыхать! А из-за этих Радовых… – она многозначительно замолчала. Остальные с жаром принялись поддерживать учительницу.

– Господа Радовы, откройте дверь вашей гостье!

– Извините, – сказал папа тут же, – это не ко мне гостья.

– Зато к вашему брату! – выкрикнула какая-то домохозяйка. – Она всему подъезду мешает! Сделайте что-нибудь!

– Я не могу ничего сделать, уважаемые!

– Пусть тогда ваш брат выйдет, – предложил староста.

– Моего брата нет дома! – под яростное пинание двери отозвался Томас. Пассия дяди не прекращала попытки выбить нашу дверь. – Он уехал!

– Он всегда у вас уезжает, когда к нему бабы приходят! – возмутился тут же голос какого-то дедка. – Каждые два месяца одно и то же, одно и то же. Бабы все – дуры! И чего в нем находят? Слюнявый да расфуфыренный!

– Это так про меня? – дрожащим от негодования голосом произнес Леша и заорал было: – Ах ты, старый хры…

Нелька ловко закрыла ему рот рукой.

– Да ты реальный дурак! Чего орешь, ты же не дома! – зашипела она.

От высказывания деда Лешина бывшая девушка вообще пришла в ярость. Кажется, эти слова открыли ей глаза на действительность:

– Так он бабник! Так у него таких, как я, тысячи!

– Ну уж не тысячи, – прошептал усталым тоном Леша. – Тысячи я бы не выдержал. Э-э-э… я хотел сказать, заказов тысячи.

Тем временем на лестничной площадке заголосили еще больше.

– Да эта семейка вообще сумасшедшая! – Тут же подхватил кто-то. – Вы у них коридор видели? А эти картины? Сектанты там живут придурочные.

– Точно, сектанты. Как бы и нас туда не затянули!

– И потопы они нам устраивают постоянно! – взвизгнула вновь учительница.

– Вот же дикий народ, – сокрушенно вздохнул папа, не отлипая от глазка, – не понимают, что такое искусство. И вообще, – развернулся он к нам, – футуристы провозглашали «искусство в массы» еще в далекие двадцатые годы. А народ их не понимал. Прошло почти сто лет. И до сих пор эти массы – отсталые люди! Темный лес! Не понимают сложное искусство. И никогда не поймут.

Пока он разглагольствовал, я прильнула к глазку. Перед самой дверью, что-то бессвязно выкрикивая, стояла та самая ненормальная. Коротко стриженная блондинка в дорогом коротком пальто кремового цвета с широкими карманами. Кажется, Нинка недавно говорила, что такая верхняя одежда называется «тренчкот» в стиле сороковых годов.

Позади девушки, чье перекошенное от злобы лицо меня даже несколько испугало, стояли многочисленные соседи и бурно обсуждали нашу семью. Девушка перестала бить в ногами дверь, зато вновь принялась звонить.

– Иттай[9]! Как громко! – сестра прикрыла уши руками. – Может, звонок перегорит и станет тихо?