Алла свернулась калачиком под одеялом, Макс прилёг рядом, перебирая пальцами её волосы, упавшие на подушку.

— Спи, моя любимая, засыпай… — приговаривал он

Алла пыталась сделать вид, что уже заснула — она лежала неподвижно и старалась ровно и глубоко дышать. Но обмануть Макса ей не удалось. Макс начал целовать её волосы, потом плечи, грудь, одновременно стаскивая с себя одежду и требуя ответных ласк от Аллы. Макс как обычно был напорист и нежен одновременно. Он выматывал, не давая передохнуть, менял позы, темп, усилие. Секс с ним возносил Аллу на небеса, обессиливая и заряжая энергией одновременно.

— За что ты дулась на меня сегодня, не хотела разговаривать? Ну-ка признавайся быстренько. Ты думаешь, я не заметил? — спросил Макс у Аллы на минуту дав ей отдышаться.

Алла давно подметила эту странность у Макса — задавать вопросы в такие моменты, когда мысли где-то очень далеко и чтобы что-то утаить или солгать придётся прилагать неимоверное усилие. Алла и так почти ничего не скрывала от Макса, но всегда во время близости открывала ему то, в чём даже самой себе стыдилась или боялась признаться. Потом она просила Макса больше не устраивать ей подобных расспросов, потому что это ей казалось не совсем честным. На это Макс хитро усмехался и отвечал, что у неё от него не должно быть никаких секретов. Он должен знать про свою девочку абсолютно всё.

— Зачем тебе всё про меня знать?

— Мне это очень интересно. Ты для меня остаёшься загадкой, я хочу тебя разгадать, прочитать от корки до корки…

— А когда прочитаешь? — задала недвусмысленный вопрос Алла.

— Тебя невозможно прочитать до конца. Этим-то ты для меня и интересна.

Алла не могла ясно определить — шутит Макс или говорит серьёзно, ей хотелось бы лишь одного, чтобы в обмен на её откровенность Макс делился бы с ней хотя бы сотой долей чистосердечной правды о самом себе.

Макс ждал ответа, целуя Аллу в ушко.

— Я расстроилась, оттого, что ты поздно пришёл… — выговорила Алла, задыхаясь, полправды.

Макс ничего не ответил, но его движения стали иными — жесткими, напористыми, от которых Алла начинала дрожать всем телом. Силы были исчерпаны, дыхание стало судорожным, темнота взрывалась ярко-красными огнями.

— Я больше не могу, Максим… хватит…

— Можешь, милая, ещё как можешь. Двигайся, не расслабляйся… вот так, так…потерпи ещё немного, ты ведь можешь гораздо больше.

Алла отвечала ему лишь стоном. Но неумолимый и неутомимый Макс уже переворачивал Аллу на живот, заставляя подобрать под себя колени.

В такой позе Алла оставалась лежать ещё долго, потому что не было сил пошевелиться даже когда Макс закончил, и лёг рядом, отдыхая.

Он скоро заснул, обняв её, но Алле всё не спалось. Она слушала его дыхание и думала о том, что любит его так сильно, что простит, наверное, всё — стремление властвовать, безгранично обладать, целиком заполняя собой её мир. Она простит ему гораздо большее, чем он может себе представить и чего Макс сам никому и никогда не простил бы. Ложь, предательство, неверность — простит. Простит и снова будет ласковой и покорной, даже когда сердце почти остановится от боли.

От кого она услышала о том, что Макс встречается с её матерью? Даже не так — не встречается, а «путается» — это слово звучало обидно, грязно и почему-то очень правдоподобно. Словно бы у Аллы в подсознании давно жила мысль о том, что Макс способен путаться с любой женщиной — просто так — от нечего делать, скуки ради. Самому себе в похоть. И он будет этим заниматься всегда — даже любя другую, женившись на ней, произведя от ней детей. Алла пыталась отогнать от себя эти невесёлые мысли, к тому же было очень похоже, что слух распустила злая Дина, способная извратить и представить в похабном виде даже самые невинные вещи. А уж если она кого-то невзлюбила — поток гадостей и злобствований польётся как из рога изобилия. Алла не могла предположить, чем не угодила Дине. Но в том, что та относится к Алле мягко говоря плохо. Сомнений не было. Так Дина относилась ко всем членам их семьи, за исключением Саши, конечно. Может быть, это разновидность ревности — какая разница, главное очень неприятно, когда за тобой с ненавистью следят жгущие черные глазки.

И ещё Алла убедилась в одном — Дина никогда не врёт, не придумывает, говоря гадости, она всегда говорит правду. Даже её субъективное мнение о чем бы то ни было очень часто оказывается близким к истине.

Алла не помнит точно, как среагировала первый раз, узнав, что кое-кто в офисе судачит о шашнях Макса и мамы. Не поверила? Удивилась? Отмахнулась, как от глупой завистливой шутки? Что-то в этом роде. И совсем не потому, что была безгранично уверена в Максе и его чувствах к ней. Скорее потому, что была уверена в своей маме. Мамочка никогда бы не поступила так, как ей приписывали злые языки. Они много раз разговаривали о Максе, о чувствах Аллы к нему, о том, как ей придётся строить с ним жизнь. Разве способна мама на предательство по отношению к дочке?

До сегодняшнего вечера Алла думала именно так. Но всё изменилось в мгновение. Когда Алла решила после работы, не дождавшись Макса, умчавшегося по важным делам, зайти в гости к маме, немножко поболтать о предстоящих хлопотах к свадьбе.

Алла не поверила своим глазам, когда увидела возле маминого дома машину Макса. Но всё сходилось — цвет, модель, номер… Это могло означать только одно — все слухи правда, маму с Максом уже видели не единожды вместе. За спиной Аллы крутилась какая-то грязная интрижка, разворачивались нехорошие, неподдающиеся пониманию события.

Алле стало так нехорошо, словно она уже застала своего будущего мужа и мать в одной постели. Ну почему опять всё повторяется? За что ей судьба снова преподносит один и тот же горький урок? Алла была настолько в отчаянии, что ей захотелось немедленно собрать свои вещи и уехать от Макса домой. Но она не уехала. Она дождалась его дома, чтобы посмотреть в глаза и задать прямой вопрос. Но не смогла. Потому что во взгляде, жесте и словах Макса читала только любовь и нежность к ней. Это сбило её с толку. Разве можно так лгать? Как можно так искусно сыграть чувства? Охлаждение со стороны Вадима Аркадьевича она чувствовала задолго до разрыва. А с Максом всё было наоборот — казалось, что с каждым днём его любовь становилась всё сильнее, страстнее были ласки, теплее слова, заботливее взгляд.

Алла теперь понимала, почему ни слова не сказала Максу, не спросила ни о чём. Не упрекнула. Она настолько сильно любила этого мужчину, так безумно боялась его потерять, что готова была делить его с кем угодно, лишь бы не расстаться. Не остаться без него, потеряв возможность смеяться его шуткам, сопереживать его проблемам, отвечать на поцелуи, прижиматься к груди, засыпать у плеча, дышать с ним в такт и жить с ним в такт.

Алла вспомнила внезапно, как в отчаянии отец умолял маму остаться с ним — он был готов на всё, только бы она была рядом. Отец говорил это при всех, нисколько не стесняясь своих слёз — их строгий и сдержанный папа — так что даже Саша, неизменно принимавший мамину сторону, вышел вон из комнаты, побледневший и сникший.

Мама, мамочка, неужели причиной всему Макс? Сколько вы уже знакомы? Возможно ли, что ваши отношения начались ещё до того, как Алла познакомилась с Максом?

Но даже если так… Алла осторожно повернулась на бок. Даже если так, о чём это говорит? Да ровным счётом ни о чём! Мама может любить Макса, может из-за него расстаться с отцом. Но ведь Макс сейчас не с ней, а с Аллой. На Алле собирается жениться, Алле говорит, что мечтает о том, что она как можно быстрее забеременеет и родит ему ребёнка. Это с Аллой он шутит по поводу своего возраста и того, что с детьми им надо поторопиться, чтобы он успел хотя бы двоих поставить на ноги, передать им своё дело и знания. Макс любит Аллу, а не её мать, это ведь очевидно.

Но значит, получается так, что Алла отняла у мамы любимого человека, лишила её счастья? Или всё совсем не так очевидно и просто? Макс — человек — загадка, кто может сказать однозначно, что в его голове и сердце?

А может быть Алла просто настолько глупа и наивна, чтобы разобраться в этом треугольнике. И надо ли? Ох, как не хочется Алле выяснять отношения, просто бы заснуть сейчас и обо всём забыть. Проснуться счастливой, приготовить любимому завтрак, обсудить ещё раз, как идут приготовления к свадьбе. Ведь через три недели, в рождественские каникулы, они улетят в Швейцарию уже мужем и женой. А пока нужно просто ничего не видеть кругом и не слышать, ни о чём не думать, ни с кем не говорить. Кто-то, может, стал бы бороться за своё счастье по-другому, но только не Алла. Ей проще спрятать голову под крыло, притаиться и не будить лиха, пока оно спит.

Илья пришёл на работу очень рано. Последнее время он старался как можно меньше времени поводить дома. Уходить до того, как Дина встанет и начнёт готовить для него завтрак и приходить очень поздно, почти ночью, чтобы сразу улечься спать, не вступая ни в какие разговоры с Диной.

Дина, казалось бы, приняла эти правила игры и не очень-то лезла к нему с разговорами, однако с усердием вылизывала его холостяцкую квартиру, стирала его одежду и всегда в холодильнике была незатейливая еда — салат, котлетки, суп. Илья дома почти не ел, старался не есть, но иногда, с раздражением захлопывая холодильник, становился сам себе неприятен — в конце концов Дина не делает ничего такого отвратительного и ужасного, он ведь сам привёл её сюда и до сих пор терпит у себя в доме, не находя в себе мужества выставить противную девчонку за дверь. А выставить, наверное, очень надо уже и давно пора. Вот только он до сих пор не нашёл, как обещал, ей ни квартиры, ни работы. Нужно что-то делать, не может ведь Дина здесь жить вечно! Прежде всего нужно попытаться найти Сашку, пусть Илью ждёт с ним очень неприятный разговор, нужно во что бы то ни стало, и никакие внутренние отговорки по поводу того, что Саша зашифровался всерьёз и надолго не принимаются.

Сашка появился так же, как и исчез. Илья столкнулся с ним ранним утром в офисе, когда ещё остальные сотрудники только собирались отправиться на работу. Сашка летел по коридору — бледный, осунувшийся, измученный. Он воспаленными, словно после бессонной ночи, глазами скользнул по Илье и второпях бросил в ответ на его удивленный взгляд:

— Привет, Илья, я ужасно опаздываю, у меня самолёт в Новосибирск. Кажется, регистрация уже началась…

— Сашка! — в отчаянье воскликнул Илья уже практически ему в спину, — погоди, мне нужно с тобой….

— Потом, Илья, я правда опаздываю, — оборвал его Саша, оборачиваясь, и махнул на прощанье рукой. Через мгновение он уже исчез из поля зрения, бегом пролетев по лестнице вниз.

Может, оно и к лучшему, что разговор откладывается ещё на неделю. Время имеет такую способность — изменять обстоятельства и расставлять всё по своим местам. Сашка снова вернулся к работе — это хороший знак, вероятно, всё наладится, устаканится и вернётся на круги своя. И ссора с Динкой останется в прошлом, они снова поладят, сойдутся, как бывало часто и раньше…

Как Илье хотелось в это верить, но почему-то не давала покоя мысль, что от Дины ему так легко не отделаться. Она чувствовала себя хозяйкой в его доме, где он старался теперь бывать как можно реже, она может почувствовать себя хозяйкой и в его жизни.

С утра было совсем тепло, около ноля, снег падал мягкими хлопьями и напоминал о приближающихся новогодних праздниках. Геля кое-как поднялась после вчерашней полубессонной ночи — она вернулась домой во втором часу, а легла спать и того позже — сначала пришлось в очередной раз ссориться с отцом по поводу того, что имеет право приходить во сколько угодно и достаточно уже диктовать ей свои правила жизни, потом ещё полистала конспекты — на носу была сессия, слава богу последняя перед преддипломной практикой.

После считанных часов сна помог проснуться только холодный душ и это волшебное предчувствие праздников. Сначала — свадьба сестры, затем новый год, потом рождество и каникулы. Праздновать хотелось немедленно и Геля оделась совсем не по — зимнему — тонкие колготки, короткая юбка и шёлковая блузка. С утра всё было чудесно — на улице было тихо, тепло и снежно. Геля, накинув на голову капюшон дублёнки, поспешила на автобус, который, о чудо, пришёл почти сразу и полупустой.

Однако всё изменилось за несколько часов. К обеду поднялся ветер — пронизывающий, ледяной, снег из мягких праздничных хлопьев превратился в отвратительную колючую крупку. Сильно похолодало, Геле, одетой еле-как, показалось, что ударил тридцатиградусный мороз.

Около четырех Геля вышла из института и поняла, что спасти её может только чудо.

Она почти бегом поспешила на остановку, ругая своё легкомыслие и переменчивую погоду. Глядя на начинающее сереть небо, она уже подумывала было о том, не стоит ли вернуться в институт и позвонить домой или Алле на работу, чтобы ей кто-нибудь привёз свитер, брюки и шапку. Но не вернулась, а еле живая добежала до остановки и увидев толпу страждущих транспорта замерзших горожан, едва не разревелась от отчаяния. Даже если автобус и придёт, влезть в него у худенькой девчонки не было ни малейшего шанса.

Ну не погибать же от холода! Геля мысленно подсчитала наличность — какие-то жалкие копейки, но всё же решилась поймать «тачку». Может быть, бомбист много с неё не сдерёт, ну в крайнем случае, она, оставив что-нибудь в залог, сбегает домой за деньгами.

Геля подошла к краю тротуара, но и здесь её ждало разочарование — оказалось, что не одна она такая умная, мечтающая поскорее очутиться в тепле, а «частников» в предвечерние часы на данной городской магистрали почему-то не оказалось. Прочие автомобилисты останавливаться не собирались ни из сострадания, ни из желание заработать.

Геля уже не чувствовала ни рук, ни ног. Сказать, что она сильно замёрзла, значит не сказать ничего. Она застыла, закоченела, она уже не могла даже дрожать. Больше стоять просто нельзя — нужно двигаться, бежать, согреваться в магазинчиках по дороге. Простуда уже конечно обеспечена — перед свадьбой, перед праздниками, лишь бы не до больницы.

А шевелиться уже не хотелось, даже рука не поднималась голосовать. И тут прямо перед Гелей тормознула машина. К ней тут же кинулось несколько человек, голосовавших поблизости. В надежде, что их маршрут или цена окажутся наиболее привлекательными для водителя. Но Геля не веря в удачу схватилась за ручку двери.

Скорее сесть, а там неважно — куда, сколько — лишь бы в тепло, лишь бы в сторону дома. Она не успела ещё закрыть дверь, как услышала знакомый голос. Весьма сердитый, даже гневный.

— Ты почему в таком виде, почему ловишь машину? Ты что с ума сошла?

Геля медленно повернула голову и тут же рванулась из машины прочь.

— Сядь на место! — прикрикнул Илья и крепко схватил за руку, — закрой дверь и не устраивай концертов.

— Отпусти меня, с тобой я никуда не поеду, лучше околею на улице! — Геля попыталась высвободиться и распахнуть незакрытую дверь.

— Геля, пожалуйста, перестань, ну что за дурость в конце концов! — Илья дотянулся, преодолевая Гелкино сопротивление и сумел закрыть дверь. Через секунду она была заблокирована. Но Геля уже не собиралась никуда бежать. На самом деле — это дурость — замерзать на улице только из-за того, что последнее время её начинает трясти при одном лишь упоминании об Илье. Уж можно вытерпеть четверть часа его общество — в полном молчании, отвернувшись к окну.

Илья увеличил температуру в салоне до максимума и плавно тронулся. Он тоже молчал, не задавал больше никаких вопросов Геле, зато то и дело поглядывал на неё. А Геля никак не могла согреться. В машине было жарко, но Геле казалось, что она дрожит всё сильнее.

Неожиданно Илья остановился у магазинчика, ни слова ни говоря вышел из машины, не забыв при этом на всякий случай перекрыть Геле пути к бегству.

Вернулся он быстро, неся в руках бутылку конька и пластиковый стаканчик.

— Самое приличное из того, что было. Выпей залпом, согреешься и, может быть, не заболеешь. Ну надо же было так вырядиться — не лето ведь на улице!

— Не твоё дело, — стуча зубами выговорил Геля.

— Не груби, — устало вздохнул Илья, всовывая Геле в руки стаканчик почти полный конька.

Геля не смогла опрокинуть коньяк залпом. Она вообще терпеть не могла крепкие напитки. Сейчас она глотала жгущую жидкость, морщась как от омерзительного лекарства. Слёзы щипали глаза, во рту всё полыхало огнём, но Геля уже начала чувствовать, как блаженное и спасительное тепло врывалось в тело.

— Можешь ещё растереть коньяком руки, — посоветовал Илья, — быстрее отойдут. Подставь ладони, я немного капну.

Геля неловко протянула скрюченные посиневшие и совсем непослушные пальцы.

— Дай-ка лучше я, — сказал Илья и Гелкины руки оказались в его горячих ладонях. От этого прикосновения у Гели потемнело в глазах и всю её, насквозь промерзшую, окатила словно горячая волна. Зубы перестали отбивать дробь, стиснувшись, а сама она развернувшись пружиной, выдернула пальцы и что было силы ударила Илью по рукам.

От боли, пронзившей в то же мгновение пальцы, захотелось закричать, но Геля сдержалась прижав их к дрожащим губам. Предательские слёзы сами собой закапали из глаз.

Илья медленно отстранился. Откинулся в кресле и отвернулся.

— Не смей больше никогда прикасаться ко мне! — сквозь рыдания проговорила Геля, — не надо мне твоей заботы и твоего участия! Мне вообще не надо тебя в своей жизни! Как жаль, что я не смогу избавиться от тебя раз и навсегда — мы ведь родственники — ха-ха, а так бы хотелось выбросить тебя из памяти и головы! Ты противен мне, я тебя ненавижу, я бешусь при одной только мысли о тебе, дорогой дядя! Но вот ведь гадство какое — родственников не выбирают! И не меняют. Это любовниц можно менять пачками, ты ведь мастер на это?

— Геля, перестань… — не поворачивая головы попросил Илья.

— Да конечно, сейчас же! — глотая слёзы, зло усмехнулась Геля, — не нравится? Не вкусно? Не привык ты, мой нежный, слушать правду о себе!

— Какую правду?! — вдруг с отчаянием в голосе взвился Илья, — какую правду, Геля? Я всю жизнь был у тебя как на ладони! Разве я что-то скрывал от тебя? Никогда, с самого начала мы оба знали, что нас ждёт. Всё должно было кончиться, ещё не начавшись, но я пропал, я не сумел остановиться, но ведь я не лгал тебе. Ты злишься, что я связался с Диной? Я сам на себя злюсь за это, но вовсе не из-за того, что она выложила Антону всё о нас. А мне по большому счёту всё равно, с кем я сейчас. С Динкой, с Маринкой… Я не с тобой. Я не могу быть с тобой. И не буду. Всё, Геля, это безвариантно, однозначно, бесповоротно. Не потому, что я дал слово Антону, поклялся памятью родителей, а потому что — так правильно. И ты понимаешь это не хуже меня.

— Понимаю, — неожиданно спокойно ответила Геля, — но не смирюсь. Ты ведь тоже знаешь меня хорошо, я никогда не отступала, не изменяла своей мечте, ты думаешь, изменю сейчас? Так мне проще не жить вообще. Я люблю тебя, только тебя, никто мне не нужен больше. Я пыталась найти тебе замену, влюбиться в кого угодно другого. Пустилась во все тяжкие… — Геля остановилась, усмехнулась, — а теперь вот мечтаю, знаешь о чём? — о том, чтобы ты поцеловал меня…я погибаю без твоих губ, без твоих рук…Илюша, что мне делать?

Слёзы катились по Гелкиному лицу. Но она их не замечала. Она с мольбой, с надеждой глядела на Илью.

На его лице заходили желваки, он бросил руки на руль и машина сорвалась с места. Гелю качнуло назад, и она поняла, что ответа не будет.

Через десять минут они, удачно миновав пробки, остановились перед домом Луганских, почти незаметного в сугробах. Сквозь заснеженные ветки мягко и тепло светились окна, но Геля уже несколько месяцев перестала наслаждаться уютом родного и всегда весёлого дома. Всё так изменилось в старом особняке купца Воздвиженского. Семья счастливо обитавшая в нём распалась. Уехала мама, оставив безутешного отца, вылетели из гнезда Сашка и Алла, изгнан с позором Илья…хорошо хоть не мозолит глаза ужасная Динка! Если бы не жизнерадостный Кирюшка и не по годам мудрая Юля, дом превратился бы в холодные, унылые казематы. Как не хотелось иногда Геле возвращаться сюда по вечерам. И особенно сегодня. Угрюмый, холодный, как скала Илья довёз её до калитки и молча ждал, когда Гелка уйдёт.

Но она, упрямая, несносная, невыносимая не хотела сдаваться, не умела, не могла. Её кидало из крайности в крайность — от ненависти до любви, и от любви до … любви. Некуда ей было деться от своего чувства, а что такое гордость она никогда не знала в отношении с Ильёй. Она так привыкла бороться за свою любовь, хватаясь за полупризрачную возможность быть счастливой, что не научилась быть гордой.

Она сидела, словно в полусне, не двигаясь, как сомнамбула, но вовсе не пыталась увидеть своё будущее. Она наслаждалась только тем, что Илья был сейчас рядом, что она как ребёнок вцепилась пальцами в его руку, а он её не отдёргивал. Сколько прошло времени, они оба, наверное, не знали. Уже совсем стемнело, когда Геля, открыв дверь дома, увидела краем глаза, что Илья уезжает. Что она могла поделать, как остановить его? Мало ли, что она до последнего надеялась, что он догонит её, обнимет, увезёт с собой…

Илья мчался по заснеженным улицам. Такого кошмара, что творился сейчас в его душе он не мог себе никогда представить. Как освободиться от этого наваждения? Ну почему из всех женщин он выбрал вот эту — нескладную, дерзкую, упрямую? Почему по-идиотски зациклен на ней, желает её, почти бредит ею? А может, и в самом деле, наплевать на все условности, забыть про родство, узы крови и прочую бредятину. Ведь женились же в прошлые века родственники друг на друге и никому это не казалось диким, да и вырождение рода происходило не сразу! По большому счёту никто им не запретит быть вместе…

Илья яростно тряхнул головой, отгоняя безумные мысли и снова накатило такой невыразимой тоской, что захотелось сейчас со всего размаху в столб. Ах как просто решатся все проблемы. Остаться бы в памяти Гелки вечно любимым. Но не живым. Освободиться от конфликта между ХОЧУ и ДОЛЖНО.

«Как я устал!»

— Я так устал. — Тихо сказал Илья открывшей двери белокурой синеглазке Веронике, позволив повеситься ей у него на шее.

— Милый мой, Илюшенька, ну где ты пропадал, я так соскучилась… — счастливо лопотала Вероничка, — почему не звонил?

Илья, честно говоря, вообще не помнил, когда последний раз встречался с ней и почему в этот вечер его занесло сюда, в красивую квартирку, купленную Вероничке её состоятельным папой.

— Заходи скорей, Илюша, хочешь я приготовлю тебе расслабляющую ванну? А пока ты купаешься, испеку блинчиков? — Вероника ласково щебетала, помогая Илье раздеться, — ты такой измученный, такой бледный… Ты не заболел?

Вероничка осыпала его градом участливых вопросов, но Илья смог только безучастно и весьма невнятно ответить:

— Всё замечательно. Всё очень хорошо. Приготовь мне ванну, испеки блинчиков. Я тебя очень люблю…

Алла вовсе не собиралась ни о чём спрашивать маму. Всё вышло совершенно случайно. Даже странно, как они встретились в супермаркете. Обе зашли за продуктами и мелочами, хотя обитали сейчас в разных районах. Обе соскучились, не хотели расставаться и мама зазвала Аллу в близлежащую пиццерию, чтобы спокойно посидеть, поговорить.

Пицца была неплохая. Алла заказала себе нежную сырную, а Полина острую мексиканскую. Но потом они поделили их пополам и каждый нахваливал выбор другого. Зимний холодный вечер в жарко натопленной траттории, да ещё и при полыхающем камине был чудесен. За большими окнами, выходящими на заснеженный проспект бушевала зима, а за маленьким столиком с клетчатой скатертью текли неторопливо душевные разговоры.

Полина слушала рассказы дочки о том, как она мечтает провести свой медовый месяц, и недоумевала, почему Алла ничего не спросит её о Саше. Неужели она не знает, кем будущий муж приходится её брату? Несколько раз Алла обмолвилась о том, какой непростой характер у Макса и что он для неё навсегда останется загадкой, но Полина истолковала это тем, что Макс по своему обыкновению привыкший давить на окружающих и бедной девочке не делает исключений. Давить — то он давит, но неужели до сих пор не сказал Алле правду? Об этом знают уже все — Антон, Геля, Кирилл… и очень многие другие. Что ж получается, эта новость обошла только Аллу? или воспитанная девочка не хочет затрагивать эту тему специально — вопрос в самом деле щекотливый. Но чем больше Полина разговаривала с дочкой, тем больше убеждалась в одном — Алла не знает ничего абсолютно, совершенно и даже не догадывается.

Полина смотрела на своего ребёнка изо всех сил старающегося быть счастливым и у неё щемило сердце. Нет, так нельзя, не может Аллочка принимать решения, не зная всего о своем избраннике. Какую игру затеял тот — бог весть, но её долг, как каждой матери, по мере возможностей, оградить своё дитя от несчастий и разочарований. Решение пришло не сразу, но было непоколебимым. Полина думала лишь о том, как лучше сказать обо всём Алле, стоит ли затевать этот разговор в кафе или лучше пригласить Аллу к себе.

Тут Алла засобиралась домой — время и правда было позднее, а Полина всё никак не могла подобрать нужных слов.

— Мамочка, как жаль, что мы сейчас стали так редко встречаться. Как я скучаю по тебе и по папе… Я уже вечность не видела мою любимую Гелочку! Она хоть вспоминает обо мне?

— Конечно, солнышко, не может быть по-другому!

— А как Саша? Я очень переживаю за него. Мамочка, как ты думаешь, всё, что с ним происходит связано с Диной? Саша совсем забросил работу… Хорошо, Максим недавно встретился с ним и поговорил. Я думаю, они всё же найдут общий язык. Другое дело — Дина, она такая странная, это из-за неё Саша мечется?

— Нет, доченька, я думаю, что дело здесь не в Дине, а совсем в другом человеке. Я думала, ты давно обо всём знаешь… но почему-то Максим скрыл от тебя …

— Что, мама? О чём ты?… — напряглась Алла и сразу почувствовала, что ожидает услышать нечто ужасное, отвратительное, самую неприятную правду о своем Максе.

Но правда оказалась не такой уж отвратительной, за исключением того, что её Алла узнала самой последней и не от Макса. Хотя в этом случае, мама тоже не должна была ничего скрывать от Аллы. В конце концов она раскрывала отнюдь не чужую тайну. Тем не менее Алла была потрясена настолько, что расплакалась.

— Доченька, не плачь моя хорошая ! — взмолилась Полина. — Ну почему ты так горько плачешь? То, что произошло, произошло много лет назад. И это никак не повлияет, не должно повлиять, на твои отношения с Максимом Андреевичем. Кто же мог знать, что так всё сложится, Аленький? Это невероятно, что вы встретились и полюбили друг друга, но мы все живём не так как нам хочется, а так, как складываются обстоятельства.

Мама неожиданно для себя заговорила столь прагматично и Аллу это испугало.

— Мамочка, я не виню тебя, я никого не виню… Я очень прошу тебя ответить мне честно, искренне…

— Что, дочка, что ответить?

— Ты ушла от папы из-за Макса? Ты всё ещё любишь его?

Полина на мгновение онемела. Она и предположить не могла, что у Аллы возникнет такой вопрос. Конечно же нет! Конечно же всё не так. Когда она поняла, что не может больше оставаться с Антоном, она не знала, что Максим где-то рядом. Она просто уходила, потому что стало невмоготу. Но с другой стороны… с другой стороны не его ли призрак все эти годы мешал любить мужа. Он маячил, дразнил, звал… не давал смириться и успокоиться. Куда, зачем он звал ? Полине очень легко было сейчас успокоить дочь, сказав, что Макс здесь ни при чём, просто они с отцом оказались разными людьми, но её умная, вдумчивая дочь не поверит в это так запросто и может лишь углубить подозрения…

Нужно сказать правду, но какую? То что она, Полина, всю жизнь любила и ждала его, Максима Елхова, и поэтому так и не смогла полюбить Антона Луганского? Поэтому для неё Саша ближе и дороже всех остальных детей? Но зачем Алле знать обо всём этом? Ведь Максим не просто полюбил Аллу. Он готов драться за неё, бороться. Готов крушить и унижать всех вокруг, кто встанет на его пути. Он умеет быть беспощаден, это Полина выучила назубок. Очень больно и обидно, что он не желает признавать Сашеньку, но это тоже своеобразная защита. Его с их семьёй может и должна связывать только одна Аллочка. А всё, что разъединяет, разводит их в стороны и рознит, нужно без сожаления сметать с пути. Будь-то сын или тем паче прежняя привязанность. Макс умеет бороться за свои интересы. Равных ему в этом трудно найти. И всё это означает только одно — твоя правда, Полина никому не нужна, никому не поможет, если ты хочешь видеть счастливой дочь. Твоему любимому мальчику придётся остаться бастардом при отце во плоти и крови явившемся в их семью …

Полина внимательно смотрела на дочь и отчётливо понимала, что если скажет сейчас правду, полправды, всё то, что кипит у неё сейчас в душе — это очень сильно повлияет на отношение Аллы к Максу. Ведь её тонко чувствующая ранимая дочь не знает двойных стандартов. Очень многое может перемениться в её отношении к Максу, если Полина сейчас разоткровенничается.

Ну и пускай переменится! В конце концов Алла должна знать о человеке, за которого выходит замуж всю правду. Она имеет право знать, чтобы не сделать ошибку.

— Мама, почему ты молчишь? — прервала её размышления Алла. — Я знаю, почему ты молчишь…Мамочка, родная моя, славная, нежная…. Я знаю, я всё понимаю, мамочка. Но пожалуйста, пожалуйста, не отнимай у меня Макса!

Полина не успела сообразить, собраться с ответом, как Алла, из глаз которой брызнули слёзы, выскочила из-за стола и бросилась к выходу, схватив с вешалки шубку. Полина метнулась было за ней, но её остановил настороженный взгляд официанта. Ах, да, ведь надо же расплатиться… пока Полина судорожно рылась в сумочке доставая кошелёк, Аллу было уже не догнать. На устах осталась горечь недосказанности, недопонятости, но не бежать же за дочерью через весь город да прямиком домой к бывшему возлюбленному. А может, это и к лучшему, что разговор так закончился, потому что Полина своими откровениями могла только усугубить непростое положение вещей. У Аллы всё будет хорошо, надо в это верить и только об этом думать. Максим — человек эмоциональный и он вполне способен на сильные чувства. По крайней мере, отрицательных им с Сашей досталось с лихвой. А в дела двух влюблённых никто не должен вмешиваться — от этого станет только хуже.