В области сердца что-то оборвалось и провалилось. Перед глазами возникли какие-то плавающие искры. Стало совсем душно.
      Лилечка любовница Авекяна? Вот это раскрутил на свою голову! Лилечка... Черт! А может быть, даже она и разработала сценарий убийства своего сожителя. Но зачем? Ясное дело, зачем: чтобы завладеть квартирой.
      Эх! Шерлок Холмс хренов! Две недели раскручивал это дело - и ни разу не пришло в голову поинтересоваться: а кто же теперь живет в квартире убитого?
      Берестов поднялся и вышел из вагона. Сейчас он зайдет в редакцию и посмотрит Лилечке в глаза... Только посмотрит, и все станет ясно.
      Однако Лилечки в редакции не было. Она укатила на интервью. Авекяна тоже не было. Он уехал по своим делам. Сделалось совсем грустно. Берестов вспомнил, что так бывало довольно часто, когда и Авекян, и Лилечка отлучались одновременно: она на интервью, а он по делам. Водителя тоже на месте не было. Да и не могло быть. Он и повез Авекяна.
      Берестов угрюмо обошел редакцию, зашел в компьютерный цех, к корректорам, заглянул на лестницу, которая ещё хранила запах духов Лилечки, наконец подошел к секретарше Оле.
      - Послушай, - сказал он тихо, - ты давно здесь работаешь?
      - Около года, - ответила Оля, хлопая смеющимися глазами.
      - А кто здесь работает давно?
      - Откуда я знаю, - пожала плечами Оля. - Топоров, наверно.
      - А когда ты пришла, Иванова уже работала?
      - Какие вы странные вопросы задаете, Леонид Александрович, - сощурила глазки Оля. - О чем вы думаете? Вам материалы надо сдавать! Вы вообще от рук отбились...
      - От твоих, что ли? - усмехнулся Берестов.
      - От моих бы вы не отбились, - закатила глазки Оля.
      Берестов развернулся и отправился в свой отдел.
      - Она пришла после меня, - крикнула вслед секретарша.
      Однако это ничего не значило. Они могли встречаться и до этого. Он мог её содержать, снимать ей квартиру. Кстати, нужно все-таки выяснить: кто живет в квартире убитого?
      Берестов набрал номер телефона Климентьевой, но её не оказалось дома. Он позвонил полковнику Григорьеву, но тот отправился на совещание. Леонид попросил позвать капитан Батурина, но и он был на выезде. Дьявольщина! У кого же узнать?
      Немного поразмыслив, журналист решил позвонить редактору газеты "Версия".
      - Я хочу предложить вам одну детективную историю, - сказал он приглушенным голосом. И в трех словах обрисовал картину странной гибели Алексея Климентьева, делая акцент на показания инвалидки и на то, что следственная группа остановилась только на самой неправдоподобной версии.
      - Интересно, - хмыкнул в ответ редактор. - И вы можете представить документальное свидетельство, что вскрытие делалось на третий день?
      - Могу! - не моргнув, соврал Берестов.
      - Тогда несите!
      Берестов включил компьютер и жирным шрифтом набрал заголовок: "Сердечная недостаточность от недостаточности фактов", а ниже мелким курсивом добавил: "Врач терапевт шесть лет добивается возбуждения уголовного дела по факту убийства сына".
      В голове Берестова тут же созрела структура будущей статьи злопыхательного толка. Упор в ней будет сделан на полное равнодушие правоохранительных органов к бытовым преступлениям. Сегодня им лень расследовать убийство, а завтра они закроют глаза на беспредел, который воцарится в стране от их равнодушия. Насчет беспредела лучше перебрать, чем недобрать. Но стоп! А действительно ли это было убийство?
      Берестов по привычке поскреб ногтем висок и уставился в окно. Что это с ним? Впервые за две недели Леонида одолели сомнения. Почему, черт возьми? Да потому, что в это дело замешана Лилечка. "Эх, Лилечка-Лилечка, да как же тебя угораздило?" Но к черту сантименты! Журналист он или кисейная барышня?
      Берестов решительно сорвал трубку и набрал номер сотового Калмыкова.
      - Я слушаю, - отозвался Толик.
      - Привет, старик, это я! Хочу проконсультироваться насчет техники убийства. Постараюсь быть кратким, как Цезарь.
      - Ты ещё занимаешься этим грязным делом? Сочувствую.
      - Не надо сочувствий! Лучше скажи, можно ли укокошить так, чтобы потом ни одна медэкспертиза не определила. Причем чтобы создалась иллюзия, что человек скопытился, ну... скажем, от острой сердечной недостаточности...
      - Это элементарно, Ватсон! Всего два кубика одного препарата (какого именно - я тебе сказать по телефону не могу, это неприлично) - и через десять минут человек тихо и культурно отбывает в лучший мир. У него даже остается время подумать о вечном, исповедаться и попрощаться с родственниками.
      - А также застелить свежую постель, побриться и принять ванну...
      - Совершенно верно, и выпить чашечку кофе. Этот препарат блокирует сердце и растворяется в организме почти бесследно.
      - Что значит почти? Его можно выявить?
      - Выявить можно все. Но обычно не выявляют. Нужна специальная аппаратура. Я даже затрудняюсь сказать, есть ли она в Москве. Так что бери на вооружение, старик, и пользуйся достижением цивилизации! Но есть, конечно, и недостатки. Препарат должен закачиваться в вену. После укола на сгибе локтя остается небольшая припухлость.
      - Сколько дней?
      - Откуда я знаю! Наверное, до первых признаков разложения.
      - Скажи... этот препарат можно достать свободно?
      - Старик, да ты никак собрался кого-то укокошить! Ну-ну... Так вот, в аптеке тебе, разумеется, этот препарат не продадут, а за углом аптеки за большие деньги купить, наверное, можно. Сейчас все можно за большие деньги. А когда-то этот препарат был только у спецслужб. Сейчас он есть у всех бандитов.
      - Бандитам-то он зачем? Они все больше предпочитают гранаты.
      - Бандитов попрошу не обижать. Их много, и они разные! Скажу тебе, среди них встречаются индивидуумы весьма изощренного ума.
      - Ты встречал?
      - Неоднократно.
      - Тогда будь здоров!
      - Всегда здоров!
      Берестов положил трубку и криво усмехнулся. В это время в отдел заглянула Оля.
      - Как ты думаешь, - спросил у неё Берестов, - Авекян может попасть иглой в вену?
      Оля расширила глаза и ответила:
      - Думаю, только в попу.
      Берестов полистал записную книжку и внезапно наткнулся на запись: "Понятая Анна (стерва и пьяница), Большая Дорогомиловская, дом 73, кв. 96".
      Самое время съездить к ней. Заодно и узнать, кто сейчас обитает в квартире убитого. Вполне возможно, что в ней он сейчас накроет Лилечку с Авекяном.
      Берестов выключил компьютер и направился к выходу. Однако вернулся, взял со стола последний номер газеты и подумал, что дороги не будет.
      День был пасмурный и душный. В метро можно было грохнуться в обморок от прорвы потного народа и какой-то болезненной духоты. К тому же людей набилось в вагон, как сардин в консервную банку. Выйдя на поверхность, Берестов не получил облегчения. В сомнамбулическом состоянии он нашел нужный дом, подъезд и поднялся на одиннадцатый этаж. Когда он звонил в квартиру этой стерве и пьянице, его слегка поташнивало.
      Однако дверь открыла приличная и весьма опрятная женщина лет шестидесяти, в цветном японском халате. Взгляд её был ясным, лицо светлое, волосы с благородной сединой.
      - Скажите, Анна живет здесь? - вежливо спросил Берестов, невольно выпрямляясь и подавляя в себе сонливость.
      - Я Анна Владимировна, - ответила женщина, внимательно всматриваясь в гостя.
      На стерву и пьяницу она была похожа мало, однако внешний облик бывает так обманчив.
      - Я журналист газеты "Московские вести", - натянул улыбку Берестов, вытягивая из кармана удостоверение. - Пишу про криминал. В данный момент расследую обстоятельства гибели вашего соседа Алексея Климентьева...
      - Это с двенадцатого этажа? - спросила Анна Владимировна.
      - Совершенно верно! - обрадовался Берестов.
      - Но прошло уже столько лет, - покачала головой женщина.
      - Что поделаешь... - развел руками Берестов. - Дело до сих пор не завершено. И уголовное дело по убийству не возбуждено.
      На убийство она среагировала довольно спокойно. И это понравилось Берестову. Анна Владимировна строго взглянула в глаза журналисту и спросила:
      - Что вы хотите от меня?
      - Я хочу задать вам несколько вопросов. Мне сказали, что вы были понятой.
      - Да, я была понятой, - подтвердила Анна Владимировна и, наконец, пригласила в квартиру.
      - Я долго не задержу, - предупредил Берестов, проходя в чистую комнату, где не наблюдалось никаких следов стервозности и пьянства. Давайте сразу и начнем.
      Хозяйка села на диван, сложила лодочкой руки и приготовилась внимательно слушать. "Наверное, была учительницей", - почему-то мелькнуло в голове у журналиста.
      - Расскажите, как вас пригласили в квартиру убитого?
      - Ну как... Сижу, смотрю телевизор. Слышу звонок. Открываю - два милиционера. Они мне говорят, что этажом выше убили человека и что они хотели бы, чтобы я была понятой. Время было около десяти. Я было отказалась, но они сказали, что из соседей им больше никто не открыл. Почти весь подъезд разговаривал с ними через двери, и все наотрез отказались быть понятыми. "Ну раз больше некому, придется мне, - подумала я. - Кому-то ведь надо быть свидетелем". Я оделась и пошла наверх. Там у двери уже стояли люди в штатском и мать убитого - Зинаида Петровна, так, кажется, её звали. Вторым свидетелем вызвался быть сосед с двенадцатого этажа, Алексей Леонидович. Пенсионер. Ну милиционеры открывают дверь, и мы проходим. На полу видим кровь.
      - Много крови?
      - Да нет, не очень. Крови, как от порезанного пальца. Словом, крови немного. Мы осторожно через неё переступаем, сердце, естественно, у меня екает, и идем первым делом на кухню. Кухня как кухня. Никаких следов беспорядка нет. Только табуретка лежит на полу. А на столе стоят три бокала. Два пустых - было видно, что из них недавно пили, а третий - с коньяком, не тронутый. Ну и запах, естественно, сивушный на всю кухню. Под столом стоит недопитая бутылка коньяка.
      - Что менты при этом говорили?
      - Да ничего не говорили. Фиксировали все в протоколе да снимали отпечатки пальцев с бокалов. Затем мы направились в другую комнату. Там было все чин чинарем, чистота и порядок. Были мы в ней недолго. После чего направились в спальню. Там-то в разобранной постели и лежал Алеша. Причем как будто спал. Я так и подумала, ну спит человек, а мы тут табуном ходим. Он был во всем белом, такой чистенький, причесанный. Руки поверх одеяла. Постельное белье индийское, дорогое, как будто на смерть купленное. А лицо его было такое спокойное-спокойное...
      - Говорят, на лбу колотые раны?
      - Две запекшиеся царапины. Одна против другой. Такие аккуратненькие. В спальне тоже все было довольно аккуратненько, только на полу валялась целлофановая упаковка от новой постели. Видать, перед тем как лечь, застелил новую постель. Ну милиционеры зафиксировали в протоколе и этот факт. Затем врач начал его осматривать. Долго осматривал. Поднимал ему веки, заглядывал в рот, наконец закатал покойному рукав и позвал следователя. Показывает ему что-то на сгибе локтя. Тот кивает и говорит "Я так и знал". Тут подходит ещё один оперативник, смотрит на руку и тоже понимающе кивает. Потом спрашивает у врача: "Сам он или помогли?" А врач говорит: "Естественно, помогли, видно же, что руки закручивали. Вспухло с пуговицу". И показывает на сгиб руки. Я приглядывалась, но ничего не разглядела. Далеко стояла. А поближе подойти побоялась.
      Анна Владимировна замолчала, напрягла лоб, припоминая подробности, после чего продолжила:
      - Потом оперативники занялись дверью в прихожей. Она была снята с петель и прислонена к стене. Они её крутили, вертели, чего-то вынюхивали, снимали отпечатки пальцев. И все пожимали плечами, и все удивлялись: "Зачем понадобилось снимать её с петель?" Ну протокол составили и уже протянули было нам на подпись, как вдруг заходит ещё какой-то мужчина в штатском, видимо главный. Спрашивает: "Ну что тут у вас?" - "Да, похоже, убийство", отвечает ему врач. "Хорошо!" - говорит этот главный. И начинает так лениво, не спеша осматривать квартиру. Сходил на кухню, в комнату. Заглянул в ванную, в туалет, так же вальяжно направился в спальню. И вдруг выходит оттуда пунцовый с шальными глазами. Вырвал, значит, из рук лейтенанта протокол и коротко скомандовал: "Все за мной!" Оперативники ушли на кухню, остались только мы втроем: я, Алексей Леонидович и мать убитого, Зинаида Петровна. Та вообще ничего не замечала. Сидела на стуле и плакала. Ушли, значит, оперативники на кухню и стали о чем-то совещаться. Долго шептались. Потом выходят с кухни все раскрасневшиеся, озабоченные. И лейтенант нам говорит: "Устали? Ничего! Сейчас протокол подпишете и свободны". Потом опять повели нас в спальню. Опять чего-то фиксировали. И врач сказал: "Посмотрите, какой бледный. Это все-таки от сердца. Острая сердечная недостаточность, я думаю. Впрочем, точно будет ясно после экспертизы". Потом, наконец, в протоколе что-то дописали или переписали, уже не помню, три раза перечитали. А начальник, тот каждую минуту вырывал протокол и все читал, читал. И только после этого дали нам подписать и отпустили. Пришла домой, был уже третий час. Устала. И все ругала себя: зачем согласилось быть понятой? Больше - ни за что.
      - Спасибо за подробный рассказ, - улыбнулся Берестов. - Какая у вас прекрасная память. Шесть лет помните все детали и слово в слово то, о чем говорили оперативники.
      - Это у меня профессиональная память, - улыбнулась Анна Владимировна. - Я преподаватель иностранных языков: английского, французского и испанского.
      Берестов, который знал только английский, и то через пень-колоду, проникся к Анне Владимировне большим уважением. "И у такой женщины нет даже телефона? - мелькнуло в голове. И ещё мелькнуло: - Почему Климентьева назвала её стервой и пьяницей и почему не советовала общаться к ней? А ведь она как раз и внесла относительную ясность в это запутанное дело".
      - Скажите, а что это за человек был, Алексей Климентьев? - спросил Берестов.
      - Человек как человек! - пожала плечами Анна Владимировна. - Вежливый, интеллигентный. Правда, немного замкнутый.
      - Говорят, он пил?
      - Нет! Это вранье. Ничего он не пил. Ну, может, пил, как все, по праздниками, но не злоупотреблял. Во всяком случае, пьяным я его никогда не видела.
      - А где он работал?
      - Этого не знаю.
      - А где у него семья?
      - Тоже не знаю. В последний год он жил с одной молоденькой девушкой. Совсем юной! Можно сказать, девочкой, которой еще, наверное, и восемнадцати не было. Ну жил и жил. Никому не мешал. Собирался, кажется, жениться. Она была откуда-то из провинции и, говорят, торговала на рынке. Я точно не знаю. Знаю только, по слухам, что она во время убийства Алексея была в Польше.
      - Вы её видели?
      - Конечно, видела. Общительная девушка. Звать Лилией. Куда она потом делась, не знаю.
      - А в той квартире кто сейчас живет?
      - Как кто? Его мать живет. Зинаида Петровна. Это её квартира. Алексей свою квартиру оставил бывшей семье. Жене и сыну.
      - Выходит, у Зинаиды Петровны две квартиры? - удивился Берестов.
      - Почему две? - в свою очередь удивилась Анна Владимировна. - Хотя я не знаю. И знать ничего не хочу. Она вообще престранный человек. Все у неё не как у людей.
      В голосе хозяйки послышалось раздражение. Берестов затаил дыхание.
      - А в чем выражается её странность?
      Анна Владимировна нахмурилась и неодобрительно покачала головой.
      - Я её знаю давно. Мы с ней вместе учились в педагогическом. Так что первое высшее образование она получала вместе со мной.
      - А у неё не одно высшее образование?
      - Как минимум три, - хмыкнула Анна Владимировна. - После педагогического она закончила медицинский и ГИТИС. Но в театре никогда не играла.
      - Почему?
      - Это вы у неё спросите. - Анна Владимировна покачала головой. - Ох уж эта Абдурахманова! Вечно у неё какие-то фантазии, какие-то идеи, какие-то грандиозные планы, какие-то жертвы во имя спасения человечества. Я не знаю!
      - Какая Абдурахманова? - удивился Берестов.
      - Ну первая фамилия Климентьевой.
      - До замужества? - догадался Берестов.
      - Да нет, не до замужества. В том-то и дело, что замужем она никогда не была. Просто в одно прекрасное время она взяла и сменила имя, фамилию и отчество.
      - Зачем? - поднял брови Берестов.
      - Вот и я её спрашивала: "Зачем"? А она: "По советским законам, имею право выбрать любую фамилию, имя с отчеством и национальность!" Но это ещё цветочки. Потом она изменила и свою внешность. Сделала пластическую операцию и стала второй Дорониной. Я её едва узнала, когда потом встретила. Так получается, что жизнь нас почему-то всегда сталкивает. Кстати, у меня есть фотография нашего курса, я сейчас её вам покажу. Интересно, узнаете вы нынешнюю Зинаиду Петровну или нет?
      Анна Владимировна порылась в шкафу и извлекла оттуда старенький потертый альбом.
      - Вот смотрите, где тут она? - засмеялась Анна Владимировна, раскрывая альбом на середине.
      Берестов долго вглядывался в студентов-шестидесятников, уверенно и умно глядящих на своих потомков, но не обнаружил и близко похожей на Зинаиду Петровну.
      - Вот она! - ткнула пальцем Анна Владимировна.
      С фотографии на Леонида смотрела черненькая востроглазая татарочка.
      - Чудеса! - прошептал он изумленно.
      - Вот и я говорю, чудеса! - вторила Анна Владимировна. - Чудеса, чудеса! А потом она переехала в этот дом. Я вам говорила, что нас всегда сталкивает судьба. Если бы она сама ко мне не подошла, я бы её не узнала. Во-первых, она категорически запретила называть себя старым именем Венерой. А новым - только по имени-отчеству. Так, мол, требуется Родине. А потом вдруг стала пить. Да так сильно, что я думала - все! Ей кранты! Причем как напьется, так начинает: "Я боец невидимого фронта. Нужно пробуждать нацию! Скоро я стану символом нации!" И все в том же духе. Но потом, слава богу, её вылечили. Ну а как сын её погиб, думала все, дурь у неё прошла. Оказывается, нет! Теперь она дурит иначе!
      - Как же? - улыбнулся Берестов.
      - Инопланетяне! На днях я прочла целую полосу про инопланетян в её квартире. С фотографиями.
      - Вам не показалось странным, что она живет в одной квартире, а инопланетяне появляются в другой! И тоже в ее!
      - А ведь точно! - всплеснула руками Анна Владимировна. - В статье написано про однокомнатную квартиру. Так у неё две квартиры и обе на Большой Дорогомиловской?
      - И обе на двенадцатом этаже!
      - Вот уж действительно непредсказуемая женщина, - засмеялась Анна Владимировна.
      Берестов направился к выходу. Однако на пороге замялся:
      - И вот ещё что, Анна Владимировна. В той газете, в которой вы читали про инопланетян, не показалось ли вам знакомым ещё одно лицо?
      - Да вроде бы нет! - пожала плечами хозяйка.
      Берестов достал из сумки газету и открыл московскую страницу новостей, которую вела Лилечка. Над рубрикой было её улыбающееся лицо.
      Анна Петровна, сдвинув брови, долго всматривалась и вдруг расплылась в широкой улыбке.
      - Да это же Лилия, бывшая невеста покойного.
      25
      Час спустя Берестов снова был в редакции. Лилечка ещё не пришла, а Авекян, между прочим, был уже на месте. Его долговязый водитель Андрей заливал что-то девчонкам в компьютерном цехе. "Интересно, а он сможет попасть в вену иглой?" - усмехнулся Берестов и прошел мимо. Потом он разберется и с ним, и с Авекяном, но сначала поговорит с Лилечкой.
      Журналист сел за компьютер и принялся писать статью. Если он обещал детективную историю "Версии", значит, газета её получит. И не позднее, чем сегодня вечером. А завтра утром его статья уже может разлететься по Москве. Там ребята работают оперативно.
      С первой же строки Берестов провалился в работу, начисто забыв обо всем. Он написал о Климентьевой, шесть лет добивающейся возбуждения уголовного дела по факту убийства сына, о письмах в районную, в городскую и, наконец, - в Генеральную прокуратуры, о письмах в милицию, в Мосгордуму. В деталях описал он работу оперативной группы со слов понятых, в первую очередь заострив внимание на том, что оперативники дважды переписали протокол, внезапно переменив версию кончины Климентьева после того, как начальник собрал их на кухне. Он написал о том, как труп три дня томился в морге рядом с горячей батареей. В красках расписал и свою личную встречу с патологоанатомом Мелеховым. Не забыл он также упомянуть о том, что материалы этого де ла быстро были уничтожены, а от работников архива он и по сей день не добился сведений о том, сколько же по закону должны храниться материалы.
      После чего Берестов в общих чертах прошелся по правоохранительным органам, наконец, перекинулся на опергруппу ОВД "Полежаевское", обвинив её в том, что она не смогла справиться с элементарным расследованием, даже поленилась опросить жильцов дома на предмет пребывания в подъезде посторонних. После этого Берестов не мог не отметить факта продвижения этих офицеров милиции по службе.
      Далее Берестов описал показания соседки-инвалидки, слышавшей шум в квартире несчастного и видевшей из окна двоих мужчин: маленького пузатого кавказца и долговязого белобрысого русского, этаких нью-Тарапуньки и Штепселя, которых не заметить было просто невозможно. Однако для ОВД "Полежаевское" нет ничего невозможного. Ментам этого отдела до сих пор невдомек, что убийцы гоняют по Москве на белой "Волге", номера которой знают жители дома на Большой Дорогомиловской.
      С некоторым скрипом описал Берестов и сожительницу убитого, не забыв отметить, что у неё был резон избавиться от человека, состоявшего с ней в незарегистрированном браке.
      И когда закончил и перечитал, удивился тому злому напору, с каким была написана статья. "Такие вещи все-таки следует писать менее эмоционально", вяло подумал, но решил оставить все как есть, поскольку за эмоциями не так заметен недостаток фактов.
      Сбросив статью на дискету, он отнес её интер нетчику и попросил кинуть на адрес "Версии".
      - Авекян за это может уволить, - прошептал Вячеслав.
      - Плевать! - ответил Леонид.
      Он посмотрел на часы: уже половина девятого. В редакции почти никого не было. Появлялась за это время Лилечка, или нет? - спросить не у кого. Наверное, появлялась, но это уже не имеет значения. Леонид кинул себе на плечо сумку и, покачиваясь от усталости, отправился домой.
      А на следующий день не успел крамольный журналист переступить порог, как к нему с белыми от бешенства глазами метнулся Топоров. Трижды оглянувшись, он произнес хорошо поставленным полушепотом:
      - Ну... ты отчебучил!
      - Что именно? - улыбнулся Берестов.
      - Опубликовал во вражеской газете то, чего тебе публиковать не разрешали.
      - Уже вышла! - удивился Берестов. - Вот молодцы! Оперативно работают. Кстати, эта газета мне далеко не вражеская.
      - Ашот Арестокесович недоволен, - возразил замредактора.
      - Плевать! - махнул рукой Берестов и пошел дальше.
      При виде его секретарша Оля укоризненно покачала головой и вздохнула:
      - Эх вы! А ещё журналист! А ещё Леонид Берестов...
      - А в чем дело?
      Оля оглянулась на двери Авекяна и прошептала:
      - Что же вы так неуважительно о кавказцах-то...
      - Преступник должен сидеть в тюрьме! - громко произнес Берестов. Затем, подумав, добавил: - Даже если он кавказец.
      Оля сделала страшные глаза и спряталась за шкаф. Берестов рассмеялся и направился в свой отдел. Не успел он расположиться за столом и принять робкие поздравления коллег, как раздался телефонный звонок. Берестов снял трубку и услышал голос Зинаиды Петровны.
      - Здорово вы их раздолбили! Получилось гораздо лучше, чем я ожидала. Мне ото всюду звонят. Поздравляют! Спасибо, Леонид! Как вам удалось опубликовать это в "Версии"? Там уже брались за это дело, но у них не получилось.
      Не получилось у профессионалов? У тех, кто на этом специализируется? Это было новостью. И какой? "Уж не подставили ли меня?" - мелькнуло в голове.
      - Вы раскопали такие факты, которые даже я не знала, - возбужденно продолжала Климентьева. - Я не знала, что инвалидка с одиннадцатого видела кавказца с шофером. Это свидетельское показание. Теперь я напишу заявление.
      Климентьева ещё раз рассыпалась в благодарностях и наконец положила трубку. А потом Оля позвала всех на летучку.
      Журналюги нехотя поплелись в кабинет редактора. Авекян сидел на своем обычном месте и сверлил взглядом стол. "Убийца!" - отозвалось где-то внутри у Берестова, когда он взглянул на редактора. Журналист обвел взглядом присутствующих и не увидел Лилечку.
      Атмосфера в кабинете была напряженной. Пахло скандалом. Все ждали, что Авекян с порога набросится на Берестова за то, что он опубликовал скандальный материал в конкурирующей газете. А ведь мог опубликовать и в "Вестях". Более того, статья по своей стилистике больше подходит "Вестям", нежели "Версии". Но редактор не только не вымолвил ни слова, но даже не взглянул на мятежного журналиста. Было заметно, что это обстоятельство сильно разочаровывает коллег, приготовившихся к землетрясению. Они не понимали, почему Авекян, не прощающий утечки информации, сегодня нем, как рыба. И только Берестов знал, что Авекяну сказать нечего, поскольку сам он в этой истории увяз по уши. Словом, летучка прошла хоть и напряженно, но довольно скучно. К концу все зевали.
      Берестов вышел из редакторского кабинета и сразу направился на лестницу. Как он и предполагал, Лилечка уже сидела на своем перевернутом сейфе и печально курила "Кэмел". Она подняла глаза на вошедшего коллегу, окунув его в свой магический океан синевы, и произнесла с невеселой усмешкой:
      - Он вас уволил?
      - Еще нет. Но обязательно уволит. Ведь он тебе сказал, что уволит? Не так ли?
      Зрачки её расширились и уголки губ опустились. Она ничего не ответила. С минуту смотрела, не моргая, затем отвернулась к окну.
      - Итак, - выдохнул Берестов, выдержав тяжелую паузу, - мою статью в "Версии" прочла?
      - А как же! - усмехнулась она. - С утра принесли на дом.
      - Кто? - спросил Леонид.
      - Все она же, - вздохнула Лилечка, - мой черный человек несостоявшаяся свекровь.
      - Не понял! - произнес Берестов.
      - Ну... ваша главная героиня, Зинаида Петровна Климентьева.
      Лилечка бросила быстрый взгляд на Берестова и грациозно стряхнула пепел на пол.
      - Так, значит, это ты была сожительницей Климентьева?
      - Ну вы же знаете, что я.
      - И молчала?
      Лилечка безразлично пожала плечами.
      - Так его убили или он умер от сердечной недостаточности? - сдвинул брови Берестов.
      Лилечка тускло взглянула на коллегу.
      - Вы же все знаете лучше меня. Вы же об этом писали.
      - Хотелось бы узнать из уст свидетеля.
      - Зачем? Хотите писать продолжение?
      - Возможно. Так его убили или он умер сам?
      - Что вы такое говорите? За что его убивать? Это меня есть за что. А его-то... Боже мой!
      - А за что тебя?
      Лилечка грустно взглянула Берестову в глаза.
      - За то, что чужую семью разрушила.
      - Зачем же ты её разрушила?
      - А это не ваше дело...
      Глаза Лилечки вспыхнули синим огнем. Она щелкнула коготком по сигарете и сжала губы. Берестов уставился на собственные кроссовки. Воцарилась тишина. Когда она стала невыносимой, Лилечка произнесла:
      - Она меня ненавидела, ваша Зинаида Петровна. И сейчас ненавидит. Когда видит, готова съесть.
      - Считает тебя причастной к убийству?
      - Меня? - удивилась Лилечка. - А я-то здесь при чем? Когда он умер, я была в Польше. Это во-первых. Во-вторых, что это действительно было убийство - никем не доказано, даже в вашей статье. Описали вы, конечно, все красочно, но не убедительно. Одни домыслы, а фактов нет!
      Лилечка покачала головой и швырнула окурок на подоконник.
      - А вот любопытный факт, - сверкнул глазами Берестов, - убийство произошло именно в тот день, когда ты должна была прилететь из Польши. Не так ли?
      - Что дальше? - усмехнулась Лилечка.
      - Насколько мне известно, ты всегда приезжала из Польши не только день в день, но даже минуту в минуту.
      - Что дальше? В тот раз в Польше бастовали работники авиалиний. Поэтому я неделю проторчала в Варшавском аэропорту.
      - Значит, это случайное совпадение?
      - А по-вашему, это я организовала забастовку, чтобы обеспечить себе алиби? - улыбнулась Лилечка.
      "Действительно, получается чушь", - подумал Берестов, но продолжал напирать:
      - Твои соучастники знали о забастовке заранее?
      - Соучастники? - рассмеялась Лилечка. - Может, вы их знаете?
      - А ты думала?
      - Это не те ли, которых вы описали в статье со слов ваших свидетелей: маленький пузатый кавказец и его долговязый шофер, которые ездят по Москве на белой "Волге"?
      - Совершенно верно, это они! - кивнул Берестов, не сводя с Лилечки взгляда. - Пора их назвать.
      - А если я скажу, что это полный бред, очередная выдумка Зинаиды Петровны? - засверкала глазами Лилечка.
      - А если я скажу, что это Авекян со своим водителем?
      В глазах Лилечки мелькнула растерянность. Она спрыгнула с перевернутого сейфа и, ни слова не говоря, выбежала из курилки. Берестов последовал за ней. Он видел, как она проскочила мимо стола секретарши, мимо своего отдела, мимо вахтера и выскользнула в коридор. Берестов возвратился на лестницу и сбежал по ней на первый этаж, рассчитывая перехватить её на выходе. И точно, как только Лилечка вышла из лифта и проследовала по вестибюлю к стеклянным дверям, Берестов нагнал её и поймал за руку.
      Она обернулась, молча высвободила руку и спокойно вышла на улицу. Берестов последовал за ней. Они завернули за угол и молча побрели вверх по Солянке.
      - Здесь нас Авекян не услышит, - нарушил молчание Берестов. - Можешь говорить свободно. Так что ты привозила Авекяну из Польши? Наркотики? Валюту? Оружие?
      Лилечка, сделав большие глаза, откачнулась от Берестова.
      - Ну это слишком!
      - Так что же ты ему привозила?