"Оказывается, не так уж все это и забавно, - думал Берестов, глядя мимо экрана компьютера. - Кто серьезно занимается потусторонними мирами, тот рано или поздно заканчивает плохо". Это Берестов заметил давно. Еще пять лет назад.
      Топоров подошел к Берестову и тряхнул его за плечо:
      - О чем думаем?
      - Да все о том же... где бы ни появлялись инопланетяне, для человека это всегда заканчивается плачевно.
      - А если это добрый инопланетянин?
      - Не имеет значения! Любое вмешательство инопланетных цивилизаций в человеческую эволюцию с благими или иными намерениями сказывается на человечестве пагубно.
      - Почему? Может, они принесут такие знания, которые продвинут нас на миллион лет вперед.
      Берестов поморщился.
      - Ты рассуждаешь, Топоров, как средней дебильности американец. Только они могут думать, что высший разум не нынче завтра спустится к ним в Америку и за красивые глазки воздарит такую технику, что они станут хозяевами не только всей земли, но и Вселенной. На меньшее их национальная мечта не согласна. Но все дело в том, что технику подарить ещё можно, а вот разум, который создал эту технику, подарить нельзя! Его можно только приобрести титаническим трудом в многомиллионолетней эволюции, шаг за шагом, ступень за ступенью...
      - Тогда чего они здесь разлетались на своих тарелках?
      - А ты уверен, что это инопланетяне?
      - Берестов! Не морочь голову. Скажи лучше, чего ты сегодня сдашь в номер?
      Берестов возмущенно сверкнул глазами и, сорвав с аппарата трубку, начал остервенело накручивать номер. Топоров, сообразив, что от этого спецкора он сегодня не добьется ничего, тяжело вздохнул и отправился восвояси. А Леониду повезло. На том конце провода оборвались длинные гудки и послышалось тихое старческое покашливание.
      - Извините, это опять я, журналист "Вестей"! - воскликнул Берестов, узнав кашель Горкина. - Мы утром не договорили. У меня к вам только один вопрос: вы видели на полу кровь, когда были понятым?
      На том конце провода долго собирались с мыслями, Берестов, затаив дыхание, молил только об одном: лишь бы не положил трубку. Пусть наорет или обматерит, но только не короткие гудки.
      - Чего вы от меня хотите? - произнес немощный голос. - Прошло много лет. Я уже ничего не помню. Все, что я помнил, я рассказал вам утром.
      - Про кровь на полу вы не рассказывали! - напирал Берестов.
      - Да крови-то было - кот наплакал, - произнес еле слышно Горкин, затем, прокашлявшись, добавил: - И та не убитого, а его собутыльника. Палец он порезал, собутыльник, когда консервы открывал.
      - Так его все-таки убили, Алексея?
      - Ну... когда мы вошли в квартиру, следователь сказал, что убили. Но, знать, ошибся. Алешка умер от сердца.
      - Но у него на лбу были резаные раны.
      - У Алешки, что ли? Какие это раны! Царапины. Две царапины от лезвия у него были на лбу. А ран никаких не было.
      - Почему вы решили, что от лезвия?
      - А это не я решил. Это следователи так решили. И лезвие на полу нашли. Сам себе он лоб порезал.
      - Зачем?
      - А это спросите у него. Может, у него такая привычка была: с похмелья лоб резать. Чтобы голова меньше болела. Это такое кровопускание из мозгов. Говорят, в Средневековье очень распространено было.
      - Так он что же, часто поддавал?
      - Кто его знает? Наверно, поддавал.
      - С друзьями?
      - Нет. Если пил, то один. Друзья к нему не ходили. Единственный раз пришли к нему два товарища, да сразу же его и порешили.
      - Как порешили? Вы же сказали, что он умер от сердца.
      - Это не я сказал. Это медэкспертиза сказала. А что она сказала, то и сказала. А я больше ничего не знаю... Вы уж извините! Будьте здоровы! прокашлял голос.
      - Подождите, не кладите трубку! - воскликнул Берестов, почувствовав, что большего из него не выудить. - Умоляю, дайте телефон Анны, вашей соседки, которая была понятой... ну... "пьяница и стерва".
      На том конце провода долго стояла недоуменная тишина. Наконец раздался кашель, после которого дремучий голос произнес:
      - У неё нет телефона. Есть только номер квартиры. Квартира у неё девяносто шестая.
      - А дом, какой у вас дом? - напирал Берестов, догадываясь, что если у неё нет телефона, то, значит, допилась до ручки.
      - Семьдесят третий, - кашлянул Горкин и опустил трубку.
      Это была удача! Да какая! Берестов даже замурлыкал что-то в стиле городского романса. Он тут же до стал записную книжку и записал в ней на букву "А": "Понятая Анна (стерва и пьяница) Большая Дорогомиловская, дом 73, кв. 96".
      Затем набрал номер телефона Зинаиды Петровны. На этот раз она была дома.
      - Мне сказали, что вы звонили, - произнес Берестов.
      - О да! - воскликнула она взволнованно. - Я подумала, что вам будет интересно узнать вот что: когда велось следствие, меня ни разу не вызывали на допрос. То есть с самого начала не хотели, чтобы это дело проходило как убийство, поэтому ограничились показаниями сожительницы сына, которая объявилась только через неделю после убийства. Все её показания свелись к тому, что Алеша пил и был неуравновешенным человеком. Но это вранье! Ей было выгодно его оклеветать, чтобы самой выкрутиться.
      - Выкрутиться?
      - Конечно. Она проворачивала какие-то темные делишки со своим кавказцем. Еще неизвестно, что она привозила из Польши, маскируя под товар. За товар такие деньги не обернешь, какие имела она. Может, наркотики. Не знаю! Я думаю так: в тот день этот кавказец, их друг семьи, не дождавшись её в аэропорту, поехал к Алеше. Видимо, в тот день она должна была привезти ему что-то очень важное. Подъехали они к знакомому дому, как положено, поднялись с водителем на двенадцатый этаж, и Алеша наивно открыл им дверь, думая, что они от нее. Что там дальше произошло, можно только догадываться. Но об одном можно сказать с уверенностью: они последние, кто видел Алешу живым.
      - Пожалуйста, по порядку! Что это за кавказец и чем он занимался?
      - Не знаю, чем он занимался. Знаю только, что Алешина сожительница привозила ему чего-то из Польши, поэтому каждый раз, как она прилетала, он встречал её в аэропорту и на своей машине доставлял с товаром до подъезда.
      - Вы его видели?
      - Ни разу.
      - Откуда же вы про него знаете?
      - Алеша рассказывал. Он ревновал страшно.
      - А откуда вы знаете, что в тот вечер он приехал к Алеше?
      - Соседи с первого этажа видели его белую "Волгу". Они эту "Волгу" знают как облупленную. И шофера его белобрысого знают. Он часто заезжал за ней.
      - И что, соседи, может, и номер этой "Волги" помнят?
      - Думаю, что да!
      - Милиция в курсе?
      - Как она может быть в курсе, если её это не интересует. Если бы интересовало, допросили бы соседей.
      - Так вы думаете, что вашего сына убил это кавказец?
      - Об этом говорят факты.
      - Но зачем ему нужно убивать вашего сына?
      - Он думал, что эта свиристелка прописана у Алеши. Наверное, рассчитывал жениться на ней и таким образом прописаться в московской квартире. Но он сильно просчитался. Алеша не такой дурак, чтобы прописывать к себе первую встречную.
      - Вы это рассказали следователю?
      - Как я могла рассказать это следователю, когда меня ни разу не вызвали на допрос?
      - А в заявлении прокурору?
      - А прокурор заявлений не принимает. Я же вам рассказывала.
      - Да-да, я помню. Извините! - пробормотал Берестов. - И ещё такой вопрос: как они убили вашего сына?
      - Сделали в руку укол...
      12
      Остатки дня Берестов провел в раздумье. Здесь было над чем поразмыслить. Снова кавказец на белой "Волге", которого видели в день убийства не только инвалидка, но и соседи с первого этажа. Это, пожалуй, самый весомый козырь. Правда, маловероятно, что кавказец, имеющий личного шофера, будет убивать из-за прописки. Хотя в наше гнусное время человеческая жизнь не стоит ничего. Странность в другом: почему столь простое дело не захотела раскручивать милиция? Именно не захотела! Все-таки нужно узнать, включено ли это убийство в сводку происшествий за 7 марта 1994 года.
      Берестов задумчиво поскреб ногтем висок и набрал номер телефона Толика Калмыкова. По счастью, тот оказался на месте.
      - Привет, это я, - подал голос Берестов. - Ты, как всегда, занят? Тогд а буду краток: мне позарез нужно знать, включено ли в сводку происшествий за седьмое марта девяносто четвертого года убийство некоего Алексея Климентьева.
      - На кой черт он тебе сдался?
      - Долго рассказывать.
      - Тогда будь на месте. Позвоню через пятнадцать минут.
      Но Калмыков позвонил уже через семь.
      - Такого в сводке происшествий за седьмое марта девяносто четвертого нет ни в Москве, ни по Федерации. Так что не падай духом, старик! Жив твой Климентьев!
      Берестов вздрогнул.
      - Скажи: сводки по убийствам поступают в тот же день?
      - Сразу же, после обнаружения трупа.
      - А после вскрытия узнанного могут вычеркнуть из списка?
      - Это ещё за каким чертом? Нет, старик, что попало в список, то умерло навсегда, даже если оное воскреснет, смертью смерть поправ. Хотя нет, есть еще, кажется, сводка по оперативным данным. Но в них тоже нет твоего друга. Однако странный у тебя покойник. Просто неуловимый Джо.
      "Что же получается, - размышлял Берестов, - оперативная группа установила факт убийства, но уголовного дела по факту не завела и в сводку происшествий не занесла".
      В голове Берестова тут же сформировался будущий остов материала, разоблачающий преступную бездеятельность правоохранительных органов. Если хорошо подать, да с конкретными фамилиями соседей, понятых и свидетелей, а гвоздем, конечно, сделать кавказца и при этом привести статистику преступлений, которые совершаются лицами кавказской национальности, то будет очень даже впечатляюще. В конце можно растечься по полосе желчью или разразиться бранью по поводу того, что московская милиция, вместо того чтобы искать убийц, ловит бедных приезжих, не успевших в силу обстоятельств пройти регистрацию. Теоретически получается неплохо! На бомбу, конечно, не тянет в связи с банальностью темы, но аромат скандала присутствует.
      Однако без объяснений правоохранительных органов - это будет игра в одни ворота. Хоть с кем-то из них, но поговорить придется. Хорошо бы разыскать того оперативника, который вернулся сказать Кли ментьевой, чтобы она добивалась возбуждения уголовного дела. Но Зинаида Петровна не помнит ни одной фамилии. Даже странно. А она должна их помнить.
      Берестов позвонил в ОВД "Полежаевское" и, напоровшись на секретаршу, вежливо попросил записать на прием.
      - Я передам начальнику. И позвоню вам завтра в десять, - ответила секретарша.
      Однако на следующий день в десять Лилечка выкинула такой фокус, что Берестов начисто забыл о полковнике Григорьеве. Она впорхнула в редакцию в короткой клетчатой юбочке-разлетайке и прозрачных черных чулочках. Черная блузка без единой складочки обтягивала её тонкую талию и описывала соблазнительный изгиб её пухлой груди. Волосы были убраны в греческом стиле под высокую шишку, но один локон у виска как бы невзначай ниспадал на розовую щечку, подчеркивая изящную линию шейки.
      Берестов подошел ближе и увидел, что сегодня Лилечка во всеоружии: ресницы наведены чем-то синим, губы обрамлены чем-то сиреневым, на скулах блеск, в глазах огонь. А запах совершенно божественный. Черт! Вчера она была как нимфа, а сегодня как пантера. Да, она хочет помутить рассудок всей редакции!
      - Ты не забыла, что мы сегодня пьем? - произнес Берестов.
      - Я принесла шампанское! - улыбнулась она.
      Ну какая после этого может быть работа.
      На летучке Топоров пытался на манер Авекяна учинить журналистам разнос за то, что они задерживают материалы, а сам косился на Лилечку. И чем больше он на неё косился, тем менее убедительно звучала его речь. В конце концов он дошел до того, что стал взывать к совести, чем вызвал саркастические ухмылки.
      - Сегодня уже нужно верстать шестую полосу! А из чего верстать? Где материал? Где ваша совесть, господа? Вот скажи, Берестов, что ты сегодня сдашь?
      - Почему сегодня? - пожал плечами Берестов. - Мы договорились на пятницу! Разве уже пятница? Вот завтра для тринадцатой полосы я что-нибудь раскопаю. А сегодня меня лучше не трогать. Как-никак я раскручиваю убийство.
      - Сколько ты ещё будешь раскручивать?! - вскричал Топоров.
      - Такие дела распутывают годами, а ты хочешь, чтобы я за три дня раскрутил, да ещё написал булгаковским языком.
      Сегодня берестовскому красноречию мог позавидовать Демосфен. Однако Топорова это почему-то раздражало.
      - А что помещать на твои полосы? - не унимался он. - Пустые места с надписью: "Извините, дорогие читатели, журналист Берестов раскручивает материал". Так, что ли? Совесть у тебя есть, Берестов? Скажи, есть?
      - Есть! Но она у меня не обладает решающим голосом.
      На этом разошлись. До обеда было уныло и скучно. Берестов снова звонил в Управление внутренних дел, пытаясь выяснить, кто все же такой растетеха. Но там либо сами не знали, либо прикидывались шлангами, посоветовав просто-напросто меньше волноваться. Позвонил Берестов и в Институт судебной медицины, снова попросив позвать патологоанатома Евгения Мелихова, представился корреспондентом "Коммерсанта" и назвался Анатолием Калмыковым.
      После минутной паузы девушка попросила оставить номер телефона и сказала, что перезвонит в течение часа. Берестов продиктовал номер своего сотового, но она потребовала рабочий. Ничего не оставалась, как дать телефон "Московских вестей". Однако в течение часа так никто и не перезвонил. Когда Берестов перезвонил сам, также представившись Калмыковым, девушка с раздражением ответила:
      - Но ведь мы ещё вчера вам сказали, что таких у нас нет и никогда не было.
      "Четко разоблачили", - подумал Берестов и позвонил Климентьевой.
      Зинаида Петровна долго удивлялась наглости работников морга, дважды сверяла телефон и буквально по буквам выверила фамилию с именем и отчеством патологоанатома, который делал вскрытие. Телефон оказался тот же, и фамилия совпала.
      - Пусть не обманывают! - воскликнула она. - Мелехов всю жизнь работал там и, я уверена, работает до сих пор. Я выясню по своим каналам и позвоню.
      "Если у неё есть свои каналы, какого черта она обратилась к дилетанту", - удивился Берестов и тяжело вздохнул. Если сегодня после работы не удастся напиться с Лилечкой, то этот день тоже можно будет вычеркнуть из жизни.
      Берестов посмотрел на часы и начал обход коллег. В результате выяснилось, что вечерняя пьянка под угрозой. Все, как один, задерживают статьи. "Сегодня последний срок сдачи материалов и вряд ли что получится", - с тоской отвечали коллеги. И это отнюдь не радовало организатора. "Какие все-таки разболтанные люди - эти журналисты! - возмущался Берестов. Ничего не осталось человеческого. Когда материалы задерживают - это понять можно, но когда забывают о банкетах - это уже ни в какие ворота не лезет. Пренебрегать попойкой ради каких-то супервшивых заметок - черствость высшей меры. Одна Лилечка не забыла. Подошла к этому делу добросовестно! Даже шампанское принесла!"
      На этих мыслях Берестова охватил стыд. Сам-то он тоже запамятовал о банкете. Эх, чья бы корова мычала... Где обещанный коньяк, идиот? Но лучше вспомнить поздно, чем вообще не вспомнить.
      Берестов вскочил с места и помчался на выход.
      - Ты куда?! - крикнул Топоров.
      - За коньяком!
      13
      - Так куда, куда ты бегал? - сощурил глаза Топоров, когда Берестов час спустя появился на пороге редакции.
      - На обед! - не моргнув ответил Леонид, прикрывая руками пояс, из-за которого живописно выпирало что-то инородное.
      - Мне послышалось: "За коньяком!"
      - Это от пониженного давления, - пояснил Берестов.
      - Что-то мне не верится, что я ослышался, - усмехнулся заместитель редактора, косясь на вздутую рубашку Берестова, под которой явно что-то булькало.
      - Каковы верующие, таков и бог! - развел руками Берестов и мышкой проскользнул мимо патрона.
      - Вечером жду материал! - крикнул Топоров.
      Берестов вытащил из-за пояса две бутылки коньяка и спрятал их в столе. После чего сделал выразительный жест руками, означающий "фиг дождешься!". И только после этого обратился к сотрудникам с обличительной речью по поводу банкета.
      - Не до банкета, ей-богу! Материалы горят! - закачали головами товарищи.
      В это время в отдел вошел интернетчик Слава и протянул Берестову отпечатанный на принтере лист.
      - Этот барельеф тебя интересовал?
      Берестов взглянул и весело рассмеялся.
      - Ты откуда это выудил?
      - Из Интернета! Не из унитаза же!
      - Я спрашиваю, из какого музея!
      - Из Британского.
      - Черт!
      Берестов протер глаза. Барельеф один к одному совпадал с рисунком Климентьевой. Две полосы - между ними атлетический торс мужчины в наклоне. Что ж, супруга стала невнимательной! Надо сделать втык!
      - Распечатай мне в натуральную величину и в цвете! - приказал Берестов. - А если есть какая-нибудь аннотация, скачай и её.
      Через пять минут Вячеслав принес репродукцию и пояснение к ней на английском языке. Берестов чуть не потерял дар речи.
      - Что-то не так? - забеспокоился Слава.
      - Бывают же такие совпадения, - пробормотал журналист, чувствуя, как лоб покрывается испариной. - Вот полюбуйся!
      Берестов достал из стола рисунок Климентьевой. Он был идентичен репродукции египетского барельефа даже по цвету: египетский барельеф в оригинале тоже был синим.
      - Ну и фиг ли? - пожал плечами Слава. - Взяла да срисовала!
      Берестов засмеялся.
      - Съездила в Лондон и срисовала? Действительно, чем ещё заняться скромному российскому терапевту?
      - Ну почему в Лондон? Залезай в Интернет и срисовывай!
      - Да у неё не то что Интернета, холодильника нет.
      - А кроме Интернета, старичок, этого барельефа больше нигде не увидишь, даже в Лондоне. Саркофаг вернули в Мемфис. Два года назад.
      - Откуда ты знаешь?
      - Почитай аннотацию!
      Так вот почему жена не смогла сфотографировать этот барельеф! Оказывается, гробницы уже нет. Но Берестов успел-таки увидеть саркофаг живьем. Прекрасно! Втык отменяется! Пойти обрадовать Топорова, что сегодня материалу быть. Впрочем, обойдется! Пусть для него это будет подарком. Скромным, но от души!
      Берестов включил компьютер, который уже покрылся пылью, и крупными буквами написал: "Египетские ночи на Большой Дорогомиловской". Затем углубился в аннотацию.
      "Этот барельеф, - начал читать он, на лету переводя на русский, символизировал мистическую силу фараона. Это знак государства, обладающего абсолютной властью над миром. Обозначает он наполовину высвобожденных из преисподней титанов, физическая сила которых подчиняется мировым диктаторам, но не душа и разум. Ноги и голова у титанов обрезаны, что символизирует движение мысли и прогресса, не подвластное смертным. Наклон означает готовность тита нов выполнять волю человека. Однако полное их освобождение может повлечь за собой гибель всего человечества. После завоевания Египта Персией этот тайный знак был высечен на саркофаге фараона Псаметиха с надеждой, что Египет вновь обретет былую мощь".
      - М-да! - шумно выдохнул Берестов. - Все перепутали эти чертовы англичане!
      - Что перепутали? - заинтересовался Дима.
      Берестов взволнованно поднялся и стал метаться по отделу, точно кошка по раскаленной крыше. Коллеги удивленно подняли головы.
      - Да не расстраивайся ты так! - осторожно произнес Дима. - Перенесем банкет на завтра.
      - Банкет-то перенести можно, но когда чаша пуста, чокаться поздно! воскликнул Берестов и бросился к компьютеру.
      Он зачеркнул прежний заголовок и написал: "России дан знак мирового господства", а под ним мелким курсивом: "Египетских монстров видели на Большой Дорогомиловской". После чего лень и уныние сняло как рукой. Берестов просто провалился. Он с упоением описал все государства, которые владели тайной этого странного знака. После Египта мировое господство перешло к Ассирии, затем - к Риму. И у всех у них в священных тайниках служители культов хранили этот знак.
      Видели его и в одном из тайных бункеров Третьего рейха. И вот простой российский терапевт видит этот знак у себя в квартире. Он появился в виде сгустка какой-то неведомой энергии, от которой сгорели все электроприборы. Случайность исключается. Хозяйка квартиры, никогда не интересовавшаяся оккультной стороной истории, на глазах у журналиста нарисовала на простом листке бумаги то, что увидела собственными глазами, - знак мирового господства, который всегда держался в тайне магами и жрецами. Самое удивительное, что изображение, сделанное обыкновенным фломастером, по цвету полностью совпало с оригиналом, который высечен на гробнице фараона Псаметиха. И это не простая случайность.
      Далее Берестов решил вплести немного собственного интеллекта в свою откровенно желтую заметку. "Что это, как не частично высвобожденная энергия других миров? - уверенно сделал он вывод. - Допустим, что монстр - это символ неведомой энергии. Так вот, по древнему преданию, если этого монстра высвободить частично, то он готов послушно служить простому смертному. Не отсюда ли истоки восточной сказки о всемогущем джинне, живущем в бутылке?"
      И Леонида понесло. Не раздумывая, он заключил, что тот, кто вновь станет обладать этим знаком, будет мировым лидером. Этот знак был у англоязычных народов до 1998 года, пока в Лондонском музее стоял саркофаг фараона Псаметиха. Но потом гробницу вывезли в Мемфис, где она бесследно исчезла. Не говорит ли это о том, что время англоязычной цивилизации кончилось? И сейчас начинается время России, поскольку ей дан такой знак...
      Закончив, Берестов жадно вдохнул воздух, как пловец, вынырнувший из глубины, и устало опустил руки. Сенсация есть. Правда, с несколько желтоватым оттенком, но такова газета. Для "Комсомолки" он написал бы ещё менее связным языком, а для журнала "Власть" - вообще строго научным.
      Берестов настолько обмяк, что не нашел сил доплестись до Топорова. Он просто набрал его номер и попросил зайти.
      - В чем дело?! - возмущенно воскликнул Топоров, энергично влетая в отдел.
      Берестов, закатив глаза и высунув язык, кивнул на компьютер. Топоров сразу почувствовал, что пахнет "бомбой". Он подошел к столу и впился глазами в экран. По мере чтения его глаза то разгорались, то тухли, то становились совсем стеклянными. Наконец они перестали двигаться и зам выдохнул:
      - Не поверят!
      - Нам главное, чтобы газету раскупали, - пробормотал Берестов.
      Топоров закусил ус и, немного подумав, скомандовал:
      - Верстать! - Затем опомнился: - Где иллюстрации?
      - Да вот же, у тебя перед носом! Ну как, Топор, долг перед родиной я исполнил?
      Вглядевшись в репродукцию и в рисунок Климентьевой, Топоров опять засомневался:
      - Нет, все-таки не поверят. Нужно дать фотографию этой тетки.
      - Нет проблем! - ответил Берестов.
      14
      Теперь, когда "долг перед родиной" был исполнен, можно было подумать и о вечном. То есть о Лилечке. Берестов посмотрел на часы. Половина седьмого. Ни черта себе, как летит время!
      Он нашел её на лестнице сидящей на перевернутом сейфе и смолившей "Кэмел". Вид у неё был грустный.
      - Ты не забыла, что у нас мероприятие? - улыбнулся Берестов, отмечая, что его ещё слегка покачивает от только что завершенного труда, как моряка, сошедшего на сушу.
      - Я-то нет. А вот коллектив весь в работе, - произнесла она, одарив коллегу теплым взглядом.
      - Работа не помеха! Главное, начать. А коллектив подтянется.
      - Вы уверены?
      - Еще бы! Халява для журналюг столь же притягательна, как свет для мотыльков.
      Лилечка швырнула сигарету на подоконник и улыбнулась.
      - Где будем пить?
      - Начнем с корректорской.
      В корректорской Инга с Юлей сосредоточенно вчитывались в свежеотпечатанные полосы, деловито шевеля губами и поминутно заглядывая в словарь Ожегова.
      - "Под ними чай другой мужчина пьет", - задумчиво пробормотала Юля, подняв голову на неожиданных гостей. - Это эпиграф из песни Визбора. Скажите, "чай" нужно выделять запятыми?
      - Смотря какой чай! - ответил с умным лицом Берестов. - Если Рязанской чаеразвесочной фабрики, то его можно взять и в скобки, и даже в кавычки. Но лучше приготовить стаканы.
      Девчонки переглянулись и пожали плечами. Когда же увидели внезапно вынырнувшую из пакета бутылку шампанского, понимающе заулыбались.
      - По какому поводу пьем?
      - А без всякого повода! За мир, за родину, за урожай!
      Лилечка развернула шоколадку, корректорши достали из стола стаканы и печенье. Берестов откупорил коньяк и принялся откручивать пробку от шампанского.
      - Коллектив звать? - спросила Лилечка.
      - Сами придут, - ответил Берестов.
      И точно, не успел он хлопнуть пробкой и разлить по стаканам шампанское, как в к орректорскую начали заглядывать коллеги с одним и тем же вопросом: "Что происходит?"
      Берестов каждому терпеливо отвечал, что вчера всех предупреждал о предстоящей гулянке и намекал открытым текстом, чтобы каждый был не только готов морально, но и имел при себе что-нибудь существенное, лучше армянского разлива.
      - Ах да! - били себя по лбу коллеги и, вздохнув, отправлялись за стаканами.
      Лилечка изящно восседала на стуле нога на ногу, а Берестов напротив неё на столе, вальяжно облокотившись на книжную полку. Она потягивала шампанское, а он коньяк. Можно было наслаждаться и вкусом коньяка, и видом Лилечки, и той специфической легкостью, которая наступает после сваленного с плеч материала. Расслабуха!
      Коллеги прибывали. Все входили, и никто не выходил. Берестов взял на себя обязанность Диониса: наливал вновь прибывшим коньяк и шампанское. Некоторым даже и то и другое в один стакан. Коллеги не замечали, озабоченные незаконченными заметками, а Лилечка едва сдерживала смех. Ее глазки блестели, губки горели, щечки все более розовели. К тому же запах, исходивший от нее, все более заполнял эту тесную корректорскую.
      Гул по мере опустошения бутылок возрастал, привлекая внимание уже не только братьев репортеров, но и бухгалтеров с компьютерщиками.
      - Тише! - прикладывала палец к губам Юля. - Топоров услышит. А нам ещё столько вычитывать. Боже мой! Куда вы пишете?
      Коллеги на минуту переходили на полушепот, затем опять начинали галдеть. Было уютно и приятно находиться среди журналистской братии, слушать галиматью про их материалы и встречаться глазами с Лилечкой. "Сегодня она просто необыкновенна, - отмечал про себя Берестов. - Пантера чистой воды! Интересно, согласится она пойти в ресторан?"
      Наконец в корректорскую заглянул Топоров. Все стаканы с бутылками молниеносно исчезли куда-то под столы.
      - Что здесь происходит? - задал он тот же бессмысленный вопрос, что и все, не блеснув остротой мысли.
      - Обсуждаем, что давать на первую полосу! - произнес Берестов, оглушенный внезапно наступившей тишиной.
      - И при этом пьем вино?
      - Почему вино? Коньяк! - улыбнулся журналист, поднимая свой стакан на высоту бокала пьющего за дам гусара. - Тебе налить?
      Топоров отпрянул от двери. Отрицательно мотнул головой и исчез. Журналюги тут же вспомнили о своих недописанных материалах и стали расходиться по местам. Через пять минут в корректорской остались те, кто начинал: Берестов с Лилечкой и Юля с Ингой. Последние снова уткнулись в отпечатанные полосы, а Берестов с Лилечкой встретились глазами.
      - Вы должны вынести из редакции бутылки, - сказала она.
      - Через окно? - переспросил Берестов
      Юля с Ингой тревожно подняли головы и посмотре ли в окно. Внизу по Солянке несся поток машин и между ними сновали пешеходы.
      - Лучше Авекяну под стол.
      Лилечка стрельнула своими синими глазками и покинула корректорскую. Берестов сложил бутылки в полиэтиленовый пакет и отнес их в мусорку на второй этаж. Когда он поднялся в редакцию, Лилечки уже не было ни на лестнице, ни в отделе.
      - Иванова ушла домой, - сказала секретарша Оля.
      Берестов схватил сумку и кинулся на выход. Нагнав Лилечку в переходе, сказал, что пустые бутылки, по её желанию, поставил под стол редактору. Лилечка рассмеялась, и они пошли вместе.
      Несмотря на девятый час, было несколько душновато, однако не смертельно. Парочка направилась в сторону Красной площади.
      - Вы сдали что-нибудь сегодня? - спросила она.
      - Суперматериал! Подозреваю, что он наделает большой переполох.
      - Среди домохозяек?
      - Нет. Он привлечет внимание совсем иных кругов. Более узких и менее болтливых. А ты сегодня чем порадовала Топорова? Новым прогнозом по ТВЦ?
      - Разве это не интересно?
      - Абсолютно! Вся это конкурсная возня среди телекомпаний затеяна для того, чтобы показать Лужкову его место в нынешнем раскладе. Власть Путина не может быть полноценной без абсолютной власти над Лужковым. Я даже подозреваю, что с этой целью Россию и поделили на семь частей. Ослабление влияния московского мэра того стоит. Поставить над известным политиком никому не известного полковника КГБ - до этого нужно додуматься.
      - Для Лужкова это унизительно?
      - При чем здесь унизительно? Я же тебе говорил, что идет новый передел собственности. В руках столичного мэра сосредоточено более четверти всей российской промышленности. Одна только Москва дает в российский бюджет сорок процентов налогов. Ты понимаешь, какая финансовая сила сосредоточена в руках Лужкова? А ты говоришь - унизительно. Цель кремлевских деятелей не унизить Лужкова, а перехватить финансовые потоки столицы! Только ради этого и поставили над московским мэром Полтавченко.