В эту минуту в кабинет влетела секретарша Оля и радостно сообщила, что шеф завтра отбывает в командировку. Причем на целую неделю. Весть вызвала оживление в отделе. Коллеги оторвались от компьютеров и стали расспрашивать: куда и с какой целью катит шеф? Не в горячую ли точку, где похищают людей и требуют большие выкупы? Очень жаль, что всего лишь в Питер. Но все равно приятно.
      Берестов, послушав болтовню сотрудников, внезапно поднялся с места и направился к заместителю редактора Топорову.
      - Володя, шеф отчаливает. Ты за него, насколько я понял! Так вот, хочу с тобой посоветоваться.
      И Берестов коротко пересказал рассказ Климентьевой о появлявшихся в её квартире инопланетянах, похожих на тех, которые изображены на египетских гробницах, о перегоревших приборах и убийстве её сына, на которое до сих пор не заведено уголовное дело, несмотря на то что она писала в Генеральную прокуратуру.
      - Этого не может быть, - покачал головой Топоров. - Если это действительно убийство, уголовное дело должно быть заведено автоматически, без всяких заявлений. По-моему, ты что-то напутал.
      - Сам ты напутал! Что слышал, то и передаю!
      - Ты уточни. Если действительно так, это будет сенсация.
      - То есть ты даешь добро на раскручивание убийства, а про инопланетян, значит, забыть?
      - С этим вопросом к Авекяну.
      - Старик, а нельзя ли без него? Он прикажет раскручивать перегоревшие приборы и разыскивать электрика. Честно говоря, мне эта трехомудия из цикла "ну и ну" настоиграла. Я хочу заниматься серьезной журналистикой, а не развлекать домохозяек.
      - Занимайся! Но в свободное от работы время.
      - У меня нет свободного времени. Я день и ночь на работе.
      - Это похвально! - улыбнулся Топоров. - Сердце радуется, когда слышишь такие слова. - Зам снизил голос до полушепота. - Сколько тебе надо на раскрутку убийства?
      - Думаю, до пятницы уложусь!
      - А что сдашь в остальные дни?
      - Хрен с маслом!
      5
      Берестов вышел из кабинета Топорова и кинулся к телефону. Он набрал номер Климентьевой:
      - Зинаида Петровна, ещё раз здравствуйте! Это Леонид Берестов. Я хотел уточнить вот что: вы сказали, что вашего сына убили и до сих пор не завели уголовного дела. Я правильно понял или что-то путаю?
      - Ничего вы не путаете! Вы все поняли правильно. Я шесть лет добивалась возбуждения уголовного дела по факту убийства моего сына, но так и не добилась. Писала в районную прокуратуру, затем в городскую, наконец в Генеральную - и всегда один и тот же ответ: "В возбуждении уголовного дела отказано за отсутствием состава преступления". Согласно заключению экспертизы, Алексей Климентьев умер своей смертью.
      - У вас есть официальный ответ из Генеральной прокуратуры?
      - У меня есть все ответы. И даже от депутата Мосгордумы Алексея Гонеева. Я и туда писала.
      - Зинаида Петровна, о вашем деле сообщали какие-нибудь газеты?
      - Ни одна! Брался журналист из "Версии", но у него не получилось.
      - Странно, - пробормотал Берестов, соображая, что если профессиональный журналист по криминалу не смог раскрутить это дело, то стоит ли соваться ему - дилетанту.
      - А если я возьмусь раскрутить это убийство, вы не будете возражать?
      На том конце провода возникла пауза.
      - Не знаю, - пробормотала женщина. - Я, конечно, не возражаю, если вы об этом напишете. Но могут возникнуть проблемы с вашим редактором. Публико вать такой материл - значит ссориться с милицией и прокуратурой.
      - Это уже мои проблемы. Итак, если вы не возражаете, давайте встретимся завтра утром и вы мне подробно расскажете обо всей этой истории с убийством. А главное, покажете ответы из прокуратуры.
      - Хорошо. Подъезжайте завтра к десяти, - сказала Климентьева и положила трубку.
      Берестов схватился за сердце. Что это с ним происходит? С самого начала разговора в груди как-то тоскливо защемило. Может, что-то случилось с женой и сыном? Он принялся набирать лондонский телефон жены.
      - В Англию звоним? - произнесла ехидно секретарша, не отрываясь от компьютера.
      - Как ты видишь спиной?
      - Все, что связано с заграницей, я чувствую сердцем.
      - Какое непатриотичное у тебя сердце.
      - Зато горячее...
      На том конце провода оборвались позывные гудки и послышался знакомый до боли голос.
      - Привет, это я! - выдохнул Берестов. - Говори по-русски. Твой классический нижегородский я прощу!
      - Наконец-то! - воскликнула жена. - А я думаю, куда ты пропал?
      - В России ничего не пропадает. Как у тебя дела, в твоем Лондоне? Хотя какие у тебя дела? Как Алешка? Учится, или дурака валяет?
      - Так ведь каникулы! Совсем стал плохой. Мы живы-здоровы, у нас все хорошо, только с квартиры выгоняют...
      - Намек понят! Через неделю зарплата. Перечислю в тот же день! Еще что скажешь неприятного? Ничего не случилось?
      - Ну что здесь может случиться с их вековыми традициями? Не Россия же, в конце концов!
      - Россию попрошу не трогать. Это святое. Возвращаться собираешься?
      - Пока не выдворят из Лондона, добровольно не вернусь. По английскому закону, я имею право ещё на два года.
      - Закон законом, а ностальгия не мучает?
      - Мучает только безденежье! - рассмеялась жена. - Кстати, ты в отпуск к нам собираешься? Мы соскучились. Хотя не надо, не приезжай. Это дорого. Лучше эти деньги пришли нам.
      - Так и сделаю. Послушай, у меня к тебе вот какая просьба. Сходи в Египетский зал Британского музея и сфотографируй все барельефы на саркофагах. Фотографии кинь в мой электронный ящик.
      - Все барельефы? Да ты с ума сошел! Это сколько же нужно пленки.
      - На пленку я тебе вышлю.
      - Не в этом дело. Ты хочешь, чтобы я свалилась посреди Египетского зала? Это же адская работа!
      - Не свалишься! Джентльмены поддержат. Все! Пока! Целую! Алешке огромный привет!
      Берестов положил трубку, и секретарша не замедлила вставить:
      - Разговор я вычту у вас из зарплаты!
      - Я тебе вычту! - рявкнул Берестов и отправился взглянуть на Лилечку.
      6
      На следующий день Леонид с утра поехал на Большую Дорогомиловскую. На этот раз, переступив порог квартиры Зинаиды Петровны, он с удивлением отметил, что в ней чистота и порядок. Полы в прихожей блестят, и ноги не спотыкаются о сапоги, коробки и целлофановые пакеты. Туфли и тапочки аккуратно сложены в ящик из-под обуви. И сама Климентьева сияет как начищенный самовар.
      - Проходите в комнату и, ради бога, не снимайте обувь, - произнесла она и отправилась на кухню, из которой доносился аромат печеной курицы.
      Берестов не нашел тапочек, в носках прошел к комнату и присел на краешек дивана. На журнальном столике стояли хрустальная ваза с фруктами и два высоких бокала. Он осмотрелся и не нашел ни малейших признаков вчерашнего бардака. Все было вычищено, выскоблено и протерто благоухающей полиролью. "Просто метаморфоза", - мелькнуло в голове у Берестова, и он, покосившись на портрет парня в черной рамке, начал рассматривать развешенные на стене фотографии.
      Самая большая бросалась в глаза: праздничный банкетный стол, а вокруг него известные актеры: Тихонов, Броневой, Куравлев, Плятт, Доронина. Среди актерской братии Берестов узнал и космонавтов: Коваленко и Берегового.
      "Странная, однако, компания", - мелькнуло в голове журналиста. Он даже поднялся с дивана чтобы лучше рассмотреть явно любительское фото. Но в ту же секунду услышал за спиной голос Зинаиды Петровны:
      - Это презентация фильма "Семнадцать мгновений весны". Проходила она у нас в Звездном городке. Видите, там все, кто снимался в этом фильме: Рина Зеленая, Тихонов, Визбор.
      Климентьева в одной руке держала огромную миску с салатом, в другой плетеную корзиночку с хлебом.
      "Это ещё зачем?" - неприятно чиркнуло в мозгах у Берестова, однако вслух он произнес:
      - А какое отношение к этому фильму имеет Татьяна Доронина?
      Хозяйка мило улыбнулась.
      - Это не Доронина. Это я!
      Берестов не нашелся, что ответить. Он присел на диван и полез в сумку за диктофоном.
      - А как вы попали в Звездный городок?
      - Я же вам говорила, что работала в летной больнице.
      - Вы имеете в виду больницу космонавтов?
      - Верно!
      Берестов присвистнул и наконец извлек из сумки свой обшарпанный, но всегда безотказный диктофон.
      - Приступим?
      - Подождите, буквально через пять минут будет готова курица. Сейчас мы с вами закусим. А пока вот, открывайте!
      Зинаида Петровна достала из шкафа бутылку армянского коньяка и, поставив перед Леонидом, мгновенно исчезла.
      - Вообще-то я сыт! - крикнул он вслед, но она не ответила.
      Нельзя сказать, что Берестов не любил халявы. Но в данном случае она показалась ему несколько неуместной. Он поднялся с дивана и направился в кухню. Она была ослепительно чиста и просторна, не то что вчера - ни пройти, ни проехать. У плиты хлопотала хозяйка, а посередине не было никакого стола с перевернутым телевизором. Он посмотрел на потолок и вместо медной, громоздкой с пятью рогами люстры узрел круглый легкий плафон под матовым стеклом.
      "Чудеса", - подумал он и спросил:
      - Скажите, у вас есть ещё дети?
      Улыбка моментально сошла с лица Зинаиды Петровны. Она выключила духовку и, кашлянув, произнесла:
      - Он был у меня единственным.
      Берестов немного помолчал, после чего спросил, неловко переступив с ноги на ногу:
      - Убийство произошло в этой квартире?
      - У сына была своя квартира, - ответила Зинаида Петровна. - Она находится на этой же улице через три дома.
      - И тоже на двенадцатом этаже?
      Зинаида Петровна метнула в журналиста удивленный взгляд и снова склонилась над духовкой.
      - Да, на двенадцатом. Откуда вы знаете?
      - Я не знаю. Просто так ляпнул...
      Она открыла духовку, и оттуда повалили ароматные клубы пара. Лик хозяйки просветлел.
      - Ну вот и курица готова. Мойте руки и садитесь за стол.
      Берестов не стал перечить, догадываясь, что это только отнимет время. Все равно эта баба заставит сесть за стол и съесть половину курицы.
      Он покорно вошел в ванную, после чего не в очень хорошем настроении сел на диван у журнального столика и сразу же, по настоянию хозяйки, принялся откупоривать бутылку коньяка. Ее радушное гостеприимство журналисту не нравилось.
      Тем не менее, когда коньяк был разлит по бокалам, салат разложен по тарелкам, а курица после некоторой суеты разорвана на две части, Берестов, проглотив слюну и незаметно включив диктофон, сказал:
      - Ну давайте начнем по порядку. Как же все это случилось с вашим сыном?
      - Сначала давайте выпьем. Выпьем и закусим. А потом... Потом все остальное.
      Зинаида Петровна маленькими глоточками брезгливо опустошила содержимое своего бокала, перевела дух и, ничем не закусив, начала рассказывать, да так быстро и гладко, будто заранее заучила наизусть:
      - Почти весь день шестого марта девяносто четвертого года я провела с сыном. А седьмого марта вечером он был убит. Накануне я ушла от него в первом часу ночи. Я последняя, кто видел его живым. Он был весел, здоров, спокоен. Словом, все, как всегда. Я могла у него заночевать, но седьмого числа должна была прилететь его сожительница из Польши...
      - То есть официально он женат не был?
      - Со своей женой он был в разводе. А в это время жил с одной восемнадцатилетней челночницей из Нижнего Тагила. Ну из тех: молодых, да хватких.
      - А сколько лет было вашему сыну?
      - Ему было тридцать два года. Так вот, его сожительница должна была на следующий день прилететь из Польши. Она туда ездила за товаром. Но почему-то в назначенный день не прилетела! Такое случилось в первый раз. В первый и последний. До этого она всегда в половине шестого уже подъезжала к дому. Судите сами: самолет из Варшавы прилетает в шестнадцать. В аэропорту её всегда встречал друг, кавказец. Он помогал ей разгружать товар, а потом вез домой. В половине седьмого она садилась в лифт, а в этот раз... Она не приехала.
      - Почему?
      - Ну якобы в Польше бастовали авиалинии и она из-за этого вместо седьмого марта прилетела четырнадцатого. Ну, бастовали - не бастовали, не знаю...
      - Извините, а что это за друг, кавказец?
      - Этого сказать я тоже не могу. Знаю только одно, что он её всегда забирал из аэропорта и что они обтяпывали какие-то делишки. Еще до знакомства с моим сыном. Так вот, на следующий день я звоню сыну в три часа - телефон занят. Звоню в четыре - телефон занят. Звоню в половине шестого длинные гудки, трубку никто не берет. Ну, думаю, может, он вышел к подъезду её встретить. Звоню в шесть - опять длинные гудки. Часов до девяти больше не звонила. И вдруг меня охватывает тревога. Я опять звоню и снова слышу длинные гудки. Тут сердце мое почему-то обрывается, я - к нему, хотя у меня нет никакого желания встречаться с его сожительницей. Подхожу к дому и вижу, что в спальне горит свет. Поднимаюсь на лифте, звоню в квартиру никто не открывает. Отпираю дверь (ключи у меня были), толкаю вторую дверь, и она падает на пол. Оказывается, дверь была снята с петель, перевернута и прислонена к косяку. Включаю свет и вижу на полу кровь, которая тянется из кухни в спальню. Вбегаю в спальню и вижу сына, бледного, неподвижно лежащего на разобранной кровати. На лбу две резаные раны. Как потом выяснилось, он уже был мертвым около двух часов. Самое потрясающее то, что он был переодет в новое белоснежное белье, а старое - брошено в ванной. Кровать была также застелена комплектом нового постельного белья. Как будто он предчувствовал свою смерть и приготовился её встретить во всем чистом. На кухонном столе стояла недопитая бутылка коньяка и рядом - три рюмки. Под столом - пустая бутылка водки. Очевидно, что они пили втро ем. Я тут же вызвала "скорую помощь" и милицию. Милиция подъехала раньше. Они пригласили понятых и составили протокол. Что это убийство - ни у кого сомнения не было. Когда эксперты закончили работу, они ушли на кухню и долго о чем-то шептались. Я не придала этому значения. Мне было не до того. После чего они ушли. Но минут через пятнадцать возвращается один из них и говорит: "Во что бы то ни стало добейтесь возбуждения уголовного дела".
      - Разве уголовное дело об убийстве не возбуждается автоматически? спросил Берестов, думая о своем.
      - И я так думала. Поэтому не совсем поняла, что он имеет в виду. Я была в состоянии шока. Смысл его слов дошел до меня через несколько дней, когда медицинская экспертиза вынесла заключение: "Умер от сердечной недостаточности".
      - Как это может быть, если составлен протокол с понятыми, в котором зафиксировано, что у погибшего резаные раны? - нахмурился журналист.
      - Сама поражаюсь! По поводу же резаных ран мне в милиции сказали: "Мало ли кто чем по пьянке режется. Не раны причина его смерти". Ну а смерть от сердечной недостаточности - это полный бред! Я читала заключение. Там нелепица на нелепице.
      - Я не понял: вы писали заявление в милицию с требованием возбудить уголовное дело по факту убийства?
      - Первые полгода не писала. Наивно думала, что дело возбудят автоматически. Как вы сказали.... Потом написала на имя начальника нашего отделения милиции и хотела вручить ему это письмо лично в руки. Мы с ним созвонились и договорились встретиться. Но каждый раз, когда я собиралась к нему приехать, у него либо находились какие-то срочные дела, либо он улетал в командировку. Словом, встретились мы с ним только через восемь месяцев. Пришла я к нему в кабинет, изложила все факты: и то, что на столе было три рюмки, и что дверь с петель была снята, и что, как врач, я вижу противоречия в заключении экспертизы. Потратила на это часа полтора, а он мне вдруг говорит, что не может принять моего заявления. Убийство не в их компетенции. И тут неожиданно поворачивается кресло, которое стояло ко мне спиной, и в нем я вижу мужчину. Мужчина представляется мне районным прокурором. Он, оказывается, все полтора часа внимательно слушал наш разговор. И он мне говорит: "Ну если вы так настаиваете, Зинаида Петровна, напишите заявление о возбуждении уголовного дела по факту убийства в районную прокуратуру и принесите его мне. И поскольку все уже в прошлом сделайте это через месяц. Мне так удобнее". То ли он уезжал на какое-то совещание в Петербург, то ли ещё куда-то. Словом, в тот момент ему было не до меня.
      - Но через месяц вы с ним встретились?
      - Нет, - вздохнула Зинаида Петровна. - Говорила же я вам, что на меня сыплются несчастье за несчастьем. Через три дня я попала в аварию и загремела в больницу с трещиной в позвоночнике. Провалялась десять месяцев. Потом, когда выписали, полгода была на больничном. Из дома почти не выходила. Словом, мне было не до заявления. Когда я, наконец, поправилась и написала в районную прокуратуру, мне ответили, что возбудить уголовное дело не представляется возможным, поскольку материалы по этому делу утеряны.
      - Как это утеряны? - поднял брови Берестов.
      - А вот так: утеряны, и все! Я, конечно, после этого писала в городскую прокуратуру, затем в Генеральную, наконец, депутату Мосгордумы Владимиру Гонееву - всегда получала один и тот же ответ: все утеряно, люди - наказаны, а возбудить уголовное дело не представляется возможным.
      - Просто детектив какой-то! Ответы из прокуратуры у вас есть?
      Зинаида Петровна достала из шкафчика четыре казенных конверта без марок и подала журналисту.
      - С них можно снять ксерокопию?
      - Ради бога!
      Берестов торопливо спрятал конверты в сумку, виновато улыбнулся и выключил диктофон.
      - Заключение экспертизы тоже утрачено? - спросил он деловито, но Зинаида Петровна ответить не успела. У журналиста зазвонил сотовый.
      - Леня, ты где? - услышал Берестов голос Топорова, поднеся телефон к уху.
      - Раскручиваю криминал. Мы вчера с тобой говорили.
      - Срочно в редакцию! Ты нужен.
      Берестов сунул телефон в карман и стал вылезать из-за столика.
      - Вы уже уходите? - забеспокоилась Зинаида Петровна.
      - Мне пора! Я вам ещё позвоню.
      - Ну вы же ничего не съели. Выпейте хотя бы рюмку коньяку!
      7
      - Ну что ещё стряслось? - недовольно проворчал Берестов, вваливаясь в кабинет к заместителю редактора.
      Топоров в это время ошалело смотрел в монитор, и глаза у него были в куче.
      - Есть бомба для первой полосы. Дворняга, защищая хозяйку, загрызла бультерьера. Причем насмерть! Бери фотографа и поезжай на Беговую. Точный адрес возьмешь у секретарши.
      - Ты считаешь это сенсацией?
      Топоров поднял стеклянные глаза на Берестова.
      - А по-твоему, нет? Собака, которую специально выводили для собачьих боев, не смогла справиться с простой дворнягой. Причем этот бультерьер, которого загрызла дворняга, неоднократный чемпион. Я точно не знаю, но ты это выясни! У неё одних медалей штук восемь. Медали сфотографируй все, на подушке. Это получит широкий общественный резонанс и среди русских вызовет национальный подъем.
      Берестов расхохотался.
      - Ну ты, Топоров, юморист! Ради этой ерунды оторвать меня от такого серьезного дела?
      Топоров нервно завозился на стуле.
      - Если ты не берешься, я поручу другому. Я тебе хотел сделать как лучше! Это бомба. Это точно пойдет! А то, что менты где-то на кого-то не завели уголовного дела, в Москве это сплошь и рядом. Читателю уже надоело! А вот с собаками - это супер!
      - Но я журналист по экономике, а не по собаководству...
      - То есть ты отказываешься?
      - Безусловно.
      - Смотри! Тебе публиковаться, не мне. Позови тогда Иванову. А насчет убийства посоветуйся с нашим юристом. Покажи ему ответ из прокуратуры, и он точно скажет, стоит ли копать дальше. На мой взгляд, это дело гиблое. Я на твоем месте раскрутил бы из всей этой истории только про то, как вырубилось электричество. А что? Пусть расскажет, как она жила девять месяцев с одной лампочкой на всю квартиру. Если пользовалась свечами - это сенсация! Представляешь, на первой странице крупными буквами: "В Москве живут при свечах!" А ниже мелкими: "Свет отключили инопланетяне!"
      Берестов махнул рукой и вышел вон. Ничтожная желтая газетенка! С этим надо либо мириться, либо искать другую работу. Словом, бежать! Только куда? Да хотя бы в ту же "Комсомолку". Нельзя сказать, что она серьезней "Московских вестей", но там, по крайней мере, редактор не армянин. Здесь же единственный луч света - только Лилечка Иванова.
      Ее он нашел на лестнице восседающей на перевернутом сейфе с сигаретой в руках. Она была в коротеньком желтом платьице, в легких босоножках, с двумя кокетливыми косичками, струящимися фонтанчиками. Сегодня глаза её были темно-синими, что говорило о том, что в данный момент она не в духе и к ней без надобности лучше не подходить. И точно, повернув голову и мило тряхнув косичками, Лилечка с доса дой выдохнула дым. И при этом не только не улыбнулась, но даже не поздоровалась.
      - У тебя здесь рабочее место? - усмехнулся Берестов.
      Она тяжело вздохнула и отвернулась к окну.
      - Опять зарубили тему? - догадался Леонид. - Не расстраивайся! Тем много, а нас мало. Нас мало, и нас все меньше.
      Лилечка нервно стряхнула пепел на пол и брызнула глазками:
      - Не могу же я, как вы, писать про летающие тарелки. Я все-таки закончила юридический. Топоров сам не знает, чего хочет! В Московской думе создается фракция "Единство". Это первая партия в Мосгордуме, да ещё партия власти. Прикиньте! Причем во главе встали самые преданные лужковцы. Догадываетесь, что это значит? Московская дума ложится под Путина! Разве это не тема? А Топоров говорит: "Это никому не интересно. Ищи бомбу!"
      - Правильно сказал, - улыбнулся Берестов. - Потому что ты ни черта не рубишь в политике. Правда, и Топоров в ней не рубит, но у него хотя бы интуиция. Тебе же как уфолог юристу могу сказать: эта партия в Мосгордуме создается как уступка Путину взамен того, чтобы за Лужковым осталась третья кнопка. Словом, идет элементарный торг. Даже не торг, а игра. Уже по одному тому, что во главе встали преданные лужковцы, можно сказать, что сценарий к этому фарсу написал сам Лужков.
      Лилечка ехидно улыбнулась и погрозила пальчиком.
      - Откуда вы все знаете? От инопланетян информация? Только сведения у вас, Леонид Александрович, неточные. С ТВЦ вопрос уже решен. Конкурс выиграет "ВИД".
      Берестов снисходительно покачал головой.
      - И охота тебе вникать во всю эту ерунду? Там, наверху, начинается новый раздел собственности. Высокопоставленные чины знают, за что борются, но тебе-то это к чему? Нам все равно ничего не достанется. Так что журналисту заниматься политикой бесплатно - по меньшей мере глупо.
      - А инопланетянами? - прищурила глазки Лилечка.
      - Общаясь с инопланетянами, можно, по крайней мере, наработать что-то для себя. Я имею в виду знания, а не материальные ценности.
      - И много вы наработали?
      - Не жалуюсь. Я теперь мыслю в масштабе Вселенной, а не в рамках одной авекяновской газетенки.
      Глаза Лилечки потеплели. Она стряхнула пепел на подоконник и, взмахнув косичками, поинтересовалась:
      - Это отражается как-нибудь на материальном благосостоянии?
      - Абсолютно не отражается.
      Лилечка скривила губки и швырнула сигарету в урну. Затем зыркнула на коллегу и тяжело вздохнула. Рука Берестова сама собой потянулась к её головке. Он провел ладонью по её волосам, но она возмущенно вскрикнула:
      - Почему вы всегда гладите меня по голове?!
      - Извини, привычка, - смутился Берестов, пряча руку в карман.
      - Привычка гладить девушек?
      - Да нет! Ты просто очень похожа на мою кошку Мурку. Вот если взять её мордочку и твою - то просто будет одно лицо. Кстати, ты как относишься к кошкам?
      Лилечка неопределенно пожала плечами.
      - А к собакам? Не боишься? Тебе Топоров нашел бомбу на первую полосу: на Беговой дворняга загрызла бультерьера.
      - Вы это серьезно? - оживилась Лилечка. - С этого нужно было начинать!
      Она бабочкой вспорхнула с сейфа и полетела к замредактора, обдав Берестова запахом каких-то немыслимых духов. Леонид посмотрел ей вслед. Ее попка была обворожительно круглой, а ноги просто ослепительными.
      После её исчезновения сделалось серо и скучно. Берестов обвел глазами лестничную площадку и отметил, что это не самое лучшее место в этом старом обшарпанном здании "Союза российской молодежи". Желтые потолки, пыльные ступени, запаутиненные окна. К тому же запах в этом месте без Лилечкиных духов совершенно невыносим.
      Леонид покинул прокуренную лестницу и отправился искать юриста. Его он нашел в компьютерном цехе. Геннадий Александрович вылавливал из Интернета очередное постановление Московского правительства.
      - Гена, взгляни на документ, - попросил Берестов, кладя перед ним письмо с подписью районного прокурора. - Если можно, твое краткое резюме. Пойдет этот материал для нашей газеты или не стоит браться?
      - Что это? - пробормотал юрист, рассеянно пробегая по листу.
      - Убийство, по которому не завели уголовного дела.
      Брови юриста взметнулись вверх.
      - Ни черта себе... Есть ещё письма?
      - Есть ответ из Московской прокуратуры и из Генеральной. Но все они спущены в районную прокуратуру прокурору Веревкину. Ото всюду один и тот же ответ: "Возбудить уголовное дело не представляется возможным, поскольку материалы утрачены".
      - Утрачены? - вытаращил глаза юрист. - Бред какой-то! Но если ещё и результаты вскрытия исчезли, то это самое загадочное дело, с какими я сталкивался. Ситуация анекдотическая: убийством занималась какая-то оперативная группа отделения милиции, хотя убийство - прерогатива прокуратуры.
      - То есть дело стоящее? - заключил Берестов.
      - Раскрутить этот клубок было бы любопытно, но прошло много лет. Боюсь, ты только потеряешь время. Так что если возьмешься, первым делом выясни, сколько лет хранятся в архиве материалы по убийству. Затем найди московскую сводку происшествий за седьмое марта девяносто четвертого года и посмотри, есть ли это убийство в сводке происшествий. Если его нет, ищи заключение о вскрытии. Его, конечно, тебе никто не покажет, но если вдруг случайно оно окажется у тебя на руках, считай, полдела сделано.
      8
      На следующий день, придя на работу пораньше, Берестов позвонил в "Коммерсант" своему другу Анатолию Калмыкову. Толик работал в отделе происшествий и на криминале "съел собаку".
      - Привет, старик! Буду краток: скажи, как человек опытный: в каких случаях прокуратура не возбуждает уголовного дела по убийству?
      - Вопрос сформулирован глупо, но я понял, о чем речь! - ухмыльнулся Калмыков. - Случаев таких нет, но причин не возбуждать уголовного дела до черта. Самая главная: плохая раскрываемость убийств. Чем больше у прокуратуры нераскрытых дел, тем больше они получают втык от вышестоящих инстанций, ну и, естественно, как везде, работников лишают премии, должностей, званий и прочего в том же духе. Поэтому, если у прокуроров появляется возможность не возбуждать уголовного дела, они его не возбуждают. И при этом не испытывают никаких угрызений совести. Так что не переживай.
      - За прокуратуру я не переживаю. Я переживаю за милицию. Какой ей резон скрывать факт убийства?
      - Совместно с прокуратурой бьются за самый низкий показатель преступности в их районе. Но это маловероятно. Кто сейчас борется за показатель? Сейчас борются только за собственный карман. Вот так. А ты никак занялся криминалом?
      - В свободное от инопланетян время.
      - В таком случае, желаю удачи. До связи!
      Не кладя трубку, Берестов следом позвонил Климентьевой.
      - Добрый день, Зинаида Петровна! Извините, если разбудил. Я к вам с единственным вопросом. Почему милиция не захотела зафиксировать факт убийства вашего сына?
      - Возиться не захотела, - вздохнула Зинаида Петровна. - Тем более видят: женщина одинокая, беспомощная, вдобавок убитая горем. Такая ничего не добьется. Вот и решили все списать на сердечный приступ. Но прежде чем делать такие заключения, поинтересовались хотя бы здоровьем моего сына. Сердечники с детства стоят на учете в поликлинике. Мой же никогда не стоял. В его амбулаторной карте нет ни одной жалобы на сердце. Разве это не странно?
      На этих словах Берестов увидел входящую в комнату Лилечку, и трубка как-то сама собой начала клониться к аппарату.
      - Спасибо. Я вам позвоню, - скороговоркой пролепетал журналист и потерял дар речи.
      Лилечка была в воздушном шелковом платье с царским декольте и маленьким золотым крестиком на тонкой цепочке, который уютно располагался между двумя пышными персями нездешней белизны. Ее кудри красиво лежали на белых плечах, глаза сияли, щеки рдели.
      - Ты сегодня как фрейлина Екатерины, - шепнул ей на ухо Леонид.
      Она улыбнулась. И, вероятно, хотела спросить: "А почему не как сама Екатерина?" - но тут позвали на летучку. Берестов последовал за Лилечкой и сел рядом с ней, локоток к локотку. Журналюги с утра были веселы и разговорчивы, поскольку Авекяна не было.
      - Что будем ставить на первую полосу? - подал голос ответственный секретарь. - Насколько я понял, собак?
      - Их, козлов!
      Топоров покосился на Лилечкино декольте и сделался чрезвычайно серьезным.
      - Что у нас с бультерьером, Иванова?
      - Все отлично! - улыбнулась Лилечка. - Вчера вечером сдох.
      - Что с ним?
      - Перекушен позвоночник и разорвано горло.
      - Сфотографировать удалось?
      - Бультерьера не удалось! Хозяин не позволил. А дворнягу сфотографировали.
      Топоров нервно завозился на стуле.
      - Медали тоже не сфотографировали?
      - Сказала же: хозяин отказался общаться с журналистами. И понятно почему, - сверкнула глазками Лилечка.
      Глаза Топорова сделались стеклянными. Ему это было не понятно. Помолчав и кинув быстрый взгляд на Лилечкин крестик, он повернул голову к ответственному секретарю:
      - Фотографию бультерьера найдешь?
      - О чем речь! Они все на одну морду.
      - А медали?