К Вере Михайловне он относился хорошо. Она прекрасно владела языками. Он это заметил сразу при ее устройстве на работу, а не после того, как гардеробщица предложила ему пользоваться книгами из своей библиотеки. Правда, сначала предложение вызвало опасение. Не воспользуется ли она этим его расположением впоследствии? Но нет, этого не было. И он закрыл глаза, когда заметил, что гардеробщица охотно вступает в неслужебные разговоры с постояльцами отеля. Еще пятнадцать лет назад, когда он только начинал карьеру в гостиничном деле юным выпускником техникума гостиничного хозяйства, о таких разговорах нечего было и думать. Но укоренившаяся еще тогда настороженность к внеслужебным контактам слишком глубоко сидела в нем и нет-нет да поскребывала изнутри.

Виктор налил себе кофе в фаянсовую кружку. Бедная женщина. Вот переживает, наверное… Лишиться такого места в наше время дорогого стоит. А почему, собственно, лишиться? Все еще можно притушить, загладить. Извиниться, в конце концов, по полной программе. Сначала она от себя, потом он – от лица отеля. От лица отеля – было самое неприятное. Он в него влюбился. А влюбленные, как известно, тяжело переживают такие события.

Ставцов разглядывал кружку с заметной щербинкой на ручке и переживал. В душе он больше всего ценил постоянство. Только-только в отеле начала налаживаться нормальная жизнь. Нет, конечно, бывали досадные казусы, как, например, сегодня в прачечной, но в основном-то локомотив гостиничной жизни уже нащупал под собой колею. Если бы не чеченский вопрос, путешествие обещало быть приятным. Даже возникающие проблемы при таком раскладе разрешать было одно удовольствие.

Виктор повернул кружку картинкой к себе. На картинке была отпечатана стрелка Васильевского острова. Ставцов не расставался с этой кружкой много лет. Для него стало бы трагедией, разбейся она. Да. Все дело в прошлом.

Это был первый год после женитьбы на Нине. Виктор не чуял под собой ног от счастья. Столь решительная перемена в жизни далась ему не без труда и мучительных колебаний. Все дело в «доброжелателях», их кривых улыбках, скабрезных анекдотах и многозначительных намеках, когда персоналу стало известно, что молодой Ставцов неровно дышит относительно Нинки. А он наплевал на все и женился. Он уже знал, на что способны коллеги. И Нина изменилась. Из безрассудной хохотушки вдруг превратилась в очень милую и хозяйственную жену. Нежную и внимательную. Но вот Петя, его лучший друг, однажды на мальчишнике признался Витюхе, что некогда, а точнее, всего полтора года назад пользовал Нинон. И неоднократно.

– Все это хреновина. Все это было – до. Но мне тебя, наверное, никогда не понять. Зачем ты мне все это рассказал? Ты же меня своим другом считаешь… – сказал Виктор, медленно трезвея и постепенно понимая, что с этими словами что-то уходит из их отношений безвозвратно. Потом Ставцов понял – ушла дружба.

– Ты пойми, старик, все эти сказки про проституток, которые становятся примерными женами и матерями, выдуманы самими проститутками. Это для них как несбыточная мечта. Даже не мечта. Если одна из миллиона перекует мечи на орала, они тут же это раструбят по всему белому свету. Нет, Витюха, я тебе друг и другом буду. Поживем – увидим, – сказал ему напоследок Петюня.

И действительно – напоследок. Больше Ставцов с ним не знался. А тогда запил на два дня. Шлялся по каким-то старым знакомым, бывшим однокурсникам, которые удивлялись, чего это он гуляет при молодой красавице жене. Прихватил где-то со стола кружку… Зачем? Явился домой опухший, грязный. Слава богу, жена на работе прикрыла. А на вопрос, где был, ответил зло, что ездил в Питер. Как это – в Питер? А так. Взял бабец, купил два билета в СВ на «Красную стрелу», ночь туда, ночь обратно. Хорошо. Никто не мешает. Днем можно на экскурсию в Эрмитаж сходить. Нина не поверила. И тогда он вспомнил о лежащей в кармане куртки кружке и предъявил жене. Стрелка Васильевского острова произвела на нее убийственное впечатление. Хотя, если хорошо подумать, в любой посудной лавке можно купить подобную. Видимо, сыграло роль то, что он припер кружку домой. Специально, как считала жена, такого не придумаешь. Она запустила предметом в мужа, но не попала. Попала в диван.

Потом все утряслось, улеглось, спряталось. Если и забывалось, то он всегда, доставая кружку, нет-нет да вспоминал свое гадкое поведение тех дней. И унес кружку из дома, так как Нина грозилась ее разбить. А он должен был помнить. Всегда помнить. Помнить и продолжать любить.

Это было как импринтинг, когда рождаются в инкубаторе утята и следуют, как за матерью, за первым же движущимся предметом. После той сцены он словно заново родился. У одних животных выработка импринтинга длится месяц-два, у других появляется в одночасье. Он понял, кто в их паре является лидером. С тех пор все решения принимались коллегиально. Включая служебные. И сейчас у него просто чесались руки, как хотелось позвонить Нине, но он посмотрел на часы и понял, что у нее сейчас самая запарка. Несмотря на негласную конкуренцию между гостиницами, то, что приходило в голову одному менеджеру, реализовывалось и другим. У обоих в ящиках стола лежали расписания прилетов самолетов в Шереметьево-2 и прибытия поездов из-за границы. По ним и ориентировались. Причем Ставцову больше подходил вокзал. Сказывалась его близость. Короче, он решил не звонить, да и некогда ей будет выслушивать детали происшествия с гардеробщицей, а в этом деле важны были как раз именно детали, ибо у него возникло очень нехорошее подозрение относительно тех двух постояльцев. Тоже мне, Пат и Паташон. Очень все непросто складывается. Надо быть слепым или до такой степени витать в облаках, чтобы перепутать их номерки. Или должно случиться горе. Но сегодня с утра он не заметил никаких внешних изменений на лице гардеробщицы. Разве что слегка припухли глаза. Может, она завела роман? От мелькнувшей догадки Ставцову стало смешно. А почему, собственно, нет? Фигура у нее, конечно, не двадцатилетней Светки, но в молодости, по всему видно, могла мужика завалить. Порода, подумал Ставцов уважительно.

И снова ему захотелось позвонить жене. И снова он не снял трубку и не набрал номер ее гостиницы. Разберется сам.

Да, эта парочка… Живут в одном номере. Ухаживают друг за другом, как муж за женой. Раньше такого в гостиницах не было. Может, там у них на Западе и позволялось, но у нас никогда. Поговаривали, что за бабу у них длинный. Странно. Впрочем, американцы… что с них взять?.. Погоди, погоди… А что же это там царапал у себя в записной книжке маленький?

И вдруг страшная догадка заставила его похолодеть. Он тут же вспомнил просмотренную накануне по видику французскую киноленту. Там было что-то про ресторан и проверяющего ресторан инспектора. Играл, кажется, этот… Ну комик… Де Фюнес. Точно. Он переодевался и инспектировал, а его постоянно узнавали. То женщиной, то приезжим из провинции, то негром…

Ставцов переместился за компьютер и быстренько вызвал список постояльцев. Ага, вот они. Прибыли два дня назад. Цель поездки – туризм. Ставцов вызвал услуги, оказываемые клиентам как индивидуально, так и в группе. Один раз они делали заказ индивидуальный – Кремль, экскурсия. Еще раз – в группе. И тоже Кремль. Зачем дважды? Сравнивали?

Старший менеджер вновь вернулся к списку. Вдруг он принесет еще какую-нибудь неожиданность. Его взгляд остановился на фамилии Пабс. Прилетел рейсом из Вены. Что-то смущало в этой фамилии. Какие-то смутные ассоциации. Цель приезда – индивидуальный туризм. Он вспомнил старика в джинсах из бутика с трубкой «Данхилл», говорящего на плохом немецком. Ставцов тогда тоже присутствовал в холле отеля, но не вмешивался в действия своих подчиненных. Они сделали все правильно.

От тревожных размышлений его отвлек стук в дверь.

Вошла Вера Михайловна Лученок. Ставцов, совершенно забывший за тревожными мыслями, что сам же и вызвал женщину к себе, удивленно посмотрел на вошедшую. Вера Михайловна волновалась, от чего постоянно теребила декоративный цветок на лацкане униформы.

– Я пришла, Виктор Степанович, – сказала она и посмотрела на грубую фаянсовую чашку с изображением петербургского пейзажа.

– Вижу, Вера Михайловна, проходите, садитесь… Кофейку не хотите?

Вера Михайловна только вздохнула. Вздох говорил одно – скорее бы уж все кончилось. И Ставцов правильно понял ее вздох, но решил не торопиться. Ему очень хотелось узнать ее мнение о тех двух комиках-гомиках, из-за которых все произошло. К тому же не мешало получить какое-то представление о липовом немце или австрийце, кто он такой на самом деле. Может быть, гардеробщица уже успела неформально пообщаться с ним.

– Я все-таки налью… Рекламируют как хороший, но, между нами говоря, я в кофе ничего не понимаю. Вот чай – это да.

Ставцов открыл шкафчик и достал чашку, ложку, блюдечко.

– Зачем тогда пьете?

– Черт его знает… Сейчас все на кофе помешались. А Москва всегда чаевничала. Вы плохо спали?

– Да. Нужно было постоянно смотреть за Афанасием.

Значит, мужчина все-таки есть, подумал Ставцов.

– Семейная жизнь тоже имеет свои недостатки, – сказал он глубокомысленно, хотя до сих пор ничего такого ему даже в голову не приходило.

Свою личную жизнь он считал идеальной.

Вера Михайловна посмотрела на Ставцова вопросительно.

– Одни увлекаются рыбалкой, другие охотой. Некоторые, я знаю, покеру отдаются всей душой и телом. Ну а кто-то не знает меры, – менеджер щелкнул себя по горлу. – Бывает. Но с этим можно бороться.

– Да нет, вы не поняли. Тут физиология. Природа в чистом виде.

Ставцов, глотнувший к этому моменту кофе, чуть не выплеснул его прямо на гардеробщицу. Надо же, интеллигентная женщина – и такие откровения.

– Я утром позвонила подруге, попросила заменить меня. Но ведь знаете как? У каждого своя семья. А тут мой Афанасий… Она поначалу согласилась, а потом перезвонила мне прямо на работу. Говорит, муж не пускает.

Ставцов проглотил кофе, и челюсть его непроизвольно поползла вниз.

– А что, мог пустить? Раньше пускал? – выдавил Ставцов.

У старшего менеджера мелькнула мысль, что все в мире перевернулось, и как это он не разглядел в милой, интеллигентной, бальзаковского возраста женщине такую сексуальную патологию.

– Раньше проблем не было. А теперь подошло время рожать. Просто необходимо, чтобы кто-то находился рядом. А тут еще мама. Старикам всегда кажется, что им уделяют мало внимания. Я, говорю, приеду, но только после работы. А сердце все равно не на месте. Вот и обмишулилась. Никогда со мной такого не бывало… Это не повторится.

– Как – рожать? Афанасий – женщина?

– Кошка. Мне ее продали за мальчика, а он оказался девочкой. Переименовывать поздно. Привыкла.

– М-да… – вздохнул облегченно Ставцов. – Это меняет дело. Рожать… – хмыкнул он. – Окот это называется. Окот. Я, извините, не сразу понял. Черт-те что подумал…

– Что подумали? – изумилась Вера Михайловна и на секунду задумалась сама, а когда поняла, о чем мог подумать старший менеджер, зарделась, как девочка.

Ставцов вскочил со своего места и заметался по небольшому кабинету.

– Ничего я не подумал. Ни-че-го! Успокойтесь. Вот выпейте.

Воды под рукой не было, и он плеснул в стакан немного виски. Вера Михайловна в жизни не пила ничего крепче «Улыбки». Она предпочитала сладкие вина. Иногда позволяла себе рюмочку «Черри Херинга». Потому у нее сразу выступили слезы на глазах.

В ту же минуту в дверь постучали. Менеджер рад был любому, кто хоть чем-то мог помочь гардеробщице. Сам он, впрочем, как и большинство мужчин, в такие минуты терялся и становился хуже бабы.

На пороге стояли две горничные, одну из которых он хорошо знал, администратор по размещению и еще два-три человека из обслуги, но те в кабинет не вместились и остались за дверью.

Что-то случилось, мелькнуло в голове Ставцова.

Наташа и маленькая горничная переглянулись, а администраторша кинулась за водой.

– Что случилось? – спросил Ставцов.

– Уволили? – спросила Наташа.

– Кто вам сказал? – удивился менеджер.

– Но мы же видим.

И Наташа опять посмотрела на маленькую горничную. Та кивнула в ответ.

– Ничего вы не видите, – отрезал Ставцов. – И вообще, что это налетели ко мне, как воробьи?

– Мы, собственно, от коллектива… С ходатайством.

Как только он услышал слово «коллектив», в животе царапнуло, как царапало при упоминании о чем-то безвозвратно ушедшем.

– Коллектив – это хорошо. Это очень хорошо. А вы знаете, что западные предприниматели делают с «коллективами», которые вот так стихийно бросают рабочие места в рабочее время и приходят к своему боссу с ходатайствами? Знаете. Догадываетесь. Это же несанкционированная забастовка.

– Что же нам, заявку подавать, как на митинг?

– Никакая это не забастовка.

– Мы же по-человечески хотели.

– Да, достали эти два педика. Ко всем придираются. Они же все нарочно устроили…

– Нарочно? Вот то-то и оно, – оборвал хор голосов Ставцов. – Кто слышал что-нибудь про Ассоциацию защиты прав потребителя?

– Это когда колбасу собачью за конину сырокопченую выдают?

– Или как мне туфли «Саламандра» всучили производства ереванского завода?

– Именно. В самом названии выражена суть организации. Их с десяток. Под разными названиями, но примерно с одинаковыми функциями. Большинство – общественные. Но есть одна международная при ЮНЕСКО, – менеджер воздел палец к потолку. – Она не только предоставляет бесплатные консультации специалистов, юристов, устраивает судебные процессы. Она использует все методы контроля за производителем, его товаром или услугами…

– Контрольная закупка? – подсказала Наташа.

– Не только. Лабораторные испытания, контроль качества и тому подобное. Вплоть до переодетых контролеров с вымышленной легендой. Я доступно излагаю? Так вот, не кажется ли вам, что эти двое…

– Может быть, – подала голос администраторша, – они и не педики…

– Кстати, а кто вам сказал, что они геи? Их что, видели вместе в постели?

Горничные не видели.

– А вы не допускаете и того, и другого? – спросила невинно маленькая горничная.

– Короче, за ними надо следить. В курсе пока только мы. И вот еще что, обратите внимание на некоего Пабса. Осторожно с ним. Очень странный старичок. Работает под туриста, а курит трубку «Данхилл».

За разговорами как-то все забыли, что пришли по поводу Веры Михайловны Лученок. Повернулись к выходу. Спохватилась одна Наташа.

– Виктор Степанович, а…

– Ничего, ничего пока сказать не могу… Если эти… инкогнито пойдут жаловаться выше…

– Я уже извинилась, – подала голос гардеробщица.

– А вдруг они инкогнито? Начнут проверять, как отреагировали. У них сурово. Это не профсоюзное собрание. Вызвали на местком, пожурили и послали отписку. Тогда конечно… Тогда да… Придется.

Горничные смотрели на него как на самого мудрого и доброго человека, как на своего защитника и добродетели, Виктор вспомнил все свои сомнения: чеченцы, Пайпс, война, акционирование, коллектив. Так на чьей он стороне?

И вдруг понял: да на этой он стороне, на стороне своих людей, которым уже, в конце концов, хочется работать хорошо, зарабатывать честно, стать настоящими хозяевами жизни, не теми, что воровали, грабили, дурили, а действительными, от труда, от уверенности в себе и в своем будущем.

И он решился. Даже не посоветовавшись с женой. Вот так взял и сам все решил. И стало вдруг все легко и ясно.

– Ну-ка вернитесь, пожалуйста, – попросил он. – Садитесь. Разговор есть один серьезный.

Женщины вернулись в кабинет, расселись по стульям. Снова посмотрели на него, как на лидера.

– Вы знаете, что сегодня акционерное собрание?

– А как же!

– Грядет полное акционирование. Как вы на это смотрите?

Собравшиеся дружно пожали плечами.

– А если вам предложат купить акции?

Реакция та же.

– Я уже одни купила, – подала насмешливый голос администраторша. – Нет такого обманутого вкладчика, которого нельзя было бы обмануть дважды.

– А если не обдурят? Если мы сами будем во всем участвовать? Если мы подпишем серьезные договоры, если обговорим все условия, если, черт побери, тоже станем хозяевами отеля? А?

Женщины смотрели на него все так же доверчиво, Ставцов понял, что даже еще более доверчиво. И что ж тут странного – им снова предлагают стать людьми. Не простыми исполнителями, а хозяевами.

– Вот знаете, социализм, капитализм – мне наплевать, как называется, – продолжил он горячо. – Да, думаю, и вам тоже. Только вот какая штука – мне надоело, не знаю, как вам, – что за меня все решает какой-то там неизвестный дядя или тетя. Вот честно, вы же думаете иногда: я это делаю, я убираю, мою, готовлю, принимаю людей, я каждую стеночку, каждую половицу в этом отеле знаю как родную, каждое полотенце через мои руки прошло, на мне вообще здесь все держится, а меня и за человека не считают – так, исполнитель. Да все мы так думаем. А тут нам предлагают – ну берите, возьмите все в свои руки. И мы еще раздумываем?

– На мою зарплату особо не акционируешь, – сказала горничная.

– Это же денег стоит, действительно, – подхватила администраторша.

– А если нам помогут? Беспроцентная ссуда, например.

Все дружно задумались.

– Это кто такой благодетель?

– Да Пайпс.

– Во! А ей это зачем? Она ж и так хозяйка.

– Нет, сударыни, она не хозяйка. Чеченцы – хозяева, банкиры – хозяева. И уж если выбирать, так я на стороне Пайпс.

– Это понятно, – согласилась администраторша.

– Как-то уж очень неожиданно…

У Ставцова было еще много слов, но он понял: уже достаточно. Не дуры же они, сами все поняли.

– Ладно. Думайте, – сказал Ставцов. – Только, сударушки, это пока между нами.

– Естественно… – чуть ли не хором заверили присутствующие.

– Ну ступайте, ступайте. По местам, – улыбнулся он.

– А мне что делать? – спросила гардеробщица.

– Как что? Работать. Я думаю, все уладится.

Проводив посетителей, менеджер с удовольствием глотнул холодного кофе.

Теперь проблема – звонить или не звонить? Нет, не жене. Мисс Пайпс. С одной стороны, вопрос о взыскании находился целиком в его компетенции. С другой – если эти Хлестаковы поднимут пыль, потом не прочихаешься. И он решил разыскать гомиков, или, если хотите, инкогнито, и поговорить. Он сам все решит. Раз уж сказал «а» – давай дальше по алфавиту.

Возле их номера с удивлением заметил смотрящую на него сверху камеру. Батюшки святы, а это еще зачем? Постучал. На его стук никто не откликнулся. Зато горничная, проходящая мимо, посоветовала ему искать постояльцев в оздоровительном комплексе.

Они еще и оздоравливаются!

Его встретила милая девушка. Ставцов отметил про себя, что девушка не накрашена, разве что губы подчеркнуты. Она тут же положила телефонную трубку – ошибка всех секретарей-референтов и младшего персонала вообще: никогда резко не обрывай разговор, не то любому станет ясно, что говорили на неслужебные темы.

Ставцов сделал вид, что не заметил мелкий проступок служащей:

– Прекрасно выглядите. Вот что значит молодость и вкус.

Он говорил на английском, чтобы заодно проверить еще одно профессиональное качество. Их знаний хватило, чтобы понять друг друга. Девушка покраснела, и это тоже понравилось Ставцову.

Лесть, как бы она ни была прямолинейна, не может не тронуть. Особенно женщину.

– Спасибо. Вы тоже выглядите на все сто.

– Честно говоря, я сам любитель поболтать в рабочее время, но как взглянешь на текущие дела, так и хочется расправиться с ними побыстрее.

– А вот и не угадали. Моя смена уже кончилась. Напарницу жду. И ни одного клиента.

– Что, и так с самого утра?

– Ну почему же. Были. Еще как были. Костю-банщика еле холодной водой отлили, так упарил, что сам упарился.

– Он же профессионал!,

– У нас все профессионалы. Хотите, маникюр сделаем? – Девушка заметила, как Ставцов по давнишней скверной привычке обкусил заусенец. – Для вас все услуги бесплатно.

Она показала Ставцову на цветную афишу с перечнем услуг. Ставцов бросил взгляд на девицу, лукаво подмигивающую со стереоизображения, и подумал, что и фотограф, и девица явно перестарались. Такая афиша больше подходила для стриптиз-клуба, чем для солидного отеля. Надо бы поговорить с менеджером по рекламе и дизайнером, подумал он.

И еще он подумал, когда уходил из комплекса: странно, когда ее приняли на работу? Почему он не в курсе? Лицо знакомое, а когда приняли, он не знал. Где же он мог ее видеть?

А видеть он ее мог неоднократно. Это была Света, девушка, мелькавшая каждый вечер в ресторане и барах отеля, основным занятием которой было предоставление интимных услуг постояльцам. Просто срочно вызвавший ее помощник массажиста не дал времени ни одеться соответственно, ни накраситься. Так что все красноречие и знание принципов делового общения с сотрудниками по Карнеги пропали даром. Ставцов делал комплименты и завуалированный выговор за телефонный разговор проститутке, которую принял за диспетчера.

Теперь, так и не найдя этих малахольных американцев, Ставцов поднимался к себе и все не мог понять, что смутило его в девушке. Да, красивая. Да, глаза не прячет. Он остановился на половине пути и понял – одета не по форме. А как по форме? Он просто не помнил, во что должны быть одеты служащие комплекса.