Глава 48

– Вы позволите? – Рэт галантно поклонился и улыбнулся самой своей очаровательной улыбкой. – Рэт Долтон.

– Очень приятно. Чем обязана, мистер Долтон? – не менее очаровательно улыбнулась Вера Михайловна.

– Простите, мне показалось, что вы мне кивнули.

– Я вам? Нет, мистер Долтон, это вам только показалось.

От Рэта несло мылом и одеколоном, словно он был торговец моющими средствами.

– Извините. – Улыбка медленно сползла с лица Рэта.

– Ничего, бывает.

– И тем не менее, если вы не возражаете, я бы не прочь был составить вам компанию.

– Самая лучшая компания для меня – я сама, – сказала Вера Михайловна. – Поэтому я возражаю.

Рэт совсем потерялся. Он двинулся было к стойке бара, чтобы заказать себе еще порцию виски, но сделал последнюю попытку, которая, Вера Михайловна в этом не сомневалась, обязательно должна была быть – или она ничего не понимала в джентльменах.

– Я просто хотел спросить – вы из Штатов?

– Нет. Я из России.

– Вы из России? – не поверил своим ушам Рэт. – Вы живете здесь?

– Больше того, я здесь родилась.

Рэт теперь смотрел на Веру Михайловну, как на чудо природы. Из отеля они с Пэтом вышли один раз, и этого было достаточно: камера предварительного заключения раз и навсегда сделала для них понятной жизнь в этой стране.

– А я американец, – виновато сказал Рэт.

– Бывает, – философски заметила Вера Михайловна.

– Мне все в вашей стране… – он помедлил, – кажется странным.

– Возможно.

– Вы кого-нибудь ждете? Я потому спрашиваю, что вам стоит только намекнуть, я тут же исчезну.

– Нет, я никого не жду. Никого. – Она специально подчеркнула последнее слово.

– Это очень хорошо, – обрадовался Рэт, уже намереваясь подсесть к столу.

– Это намек, – сказала Вера Михайловна.

– О, простите. Я не хотел, я виноват. Извините.

Вера Михайловна решила, что уже вдоволь поиздевалась над иностранцем, и улыбнулась.

– Ну ладно, что у вас там стряслось? Вы ведь не отстанете, пока не расскажете, да?

Рэт обрадовался, как мальчишка.

Он метнулся к бару, заказал шампанского и быстро плюхнулся на стул рядом с Верой Михайловной.

– Вы не сказали мне, как вас зовут, – напомнил он.

– Вот именно, – ответила Вера Михайловна.

– Ну хорошо, я буду называть вас… э-э… Леди в черном.

– Это пошло, – отрезала Вера Михайловна. – Оставьте только «леди».

Рэт громко сглотнул. Ему всегда казалось, что он неотразим, здорово умеет ухаживать и поддерживать светскую беседу, но пока что эта уверенность не находила никакого подтверждения. Впрочем, светскую беседу он вести и не собирался, он хотел поведать любому, кто готов был его выслушать, о тех страшных испытаниях, которые выпали на его долю за последние три часа.

Но и это желание вдруг пропало, потому что он видел – перед ним сидит умная, красивая, сильная женщина, и он ни за что не станет перед ней хныкать, он же не неудачник какой-нибудь, черт побери. Он работает в престижной международной организации, получает неплохую зарплату, никогда не берет взяток, у него есть свой дом в Алабаме, несколько неплохих лошадей, он любит классическую музыку и собирает бабочек. Говорят, русский писатель Набоков тоже этим увлекался.

Так неужели он, интересный и содержательный человек, потратит драгоценные минуты на то, чтобы жаловаться прекрасной незнакомке на мелкие неурядицы? Ни за что.

– Ошибочно считается, что автором этой, как вы правильно заметили, пошлости является Мик Джаггер, – вдруг уверенно начал он. – Однако это не совсем так. Некая дама в черном была вообще излюбленным персонажем англо-саксонской литературы. Скажем, Диккенс обожал черный цвет.

– Диккенс, на мой вкус, несколько слезлив, – сказала Вера Михайловна.

Вторая попытка была удачнее. Рэт приободрился.

– Мне он тоже кажется сентиментальным. Но я об этимологии названия. Поэтому моя пошлость имеет классические истоки.

Теперь уже Вере Михайловне пришлось пристальнее всмотреться в своего собеседника. Нет, конечно, обида у нее не прошла. Но она не могла не заметить, что у Долтона довольно красивые глаза, что он очень обаятельно улыбается и пальцы у него длинные и нервные. Вере Михайловне всегда нравились музыкальные руки.

– Удивительная вещь, – сказала она, – у классиков пошлость выглядит гениально. Почему?

– А тут надо разобраться, что такое пошлость, – еще больше оживился Долтон. – Как вы думаете?

– О! Это мелкое понятие слишком глубокое. Впрочем, мне кажется, пошлость – это разменная монета гениальности.

– Верно! – ахнул Рэт. – Я тоже об этом думал. Когда писали классики, это не повторялось на каждом углу. Вы случайно не литературовед?

– Нет, – сказала Вера Михайловна и чуть было не добавила: «я бывшая гардеробщица». – Я преподаю, – почему-то соврала она.

– А я клерк. Но не простой, а очень важный, вполне серьезно сказал Рэт. – Если вы умеете хранить тайну, я вам открою секрет.

Вера Михайловна кивнула.

– Я работаю в Международной ассоциации защиты прав потребителя при ЮНЕСКО. Вы слышали что-нибудь об этом?

Вера Михайловна слышала. Теперь ей все стало ясно.

– И что же вы тут делаете? – тем не менее спросила она.

– Я проверяю этот отель, – перешел на шепот Рэт. – Понимаете, все четырехзвездочные отели в мире должны иметь международный сертификат. И каждый год подтверждать его.

– Ну и как? – сдерживая дрожь в голосе, спросила Вера Михайловна. – Этот отель достоин четырех звезд?

– Между нами?

– Естественно.

– Нет.

Вера Михайловна вообще перестала дышать. Как это?! Почему?! Ее Отель не достоин?!

Тут же спохватилась: это уже не ее отель.

– Он достоин пяти звезд, – еще тише сказал Рэт.

– Правда?! – искренне обрадовалась Вера Михайловна.

– Понимаете, отель – это ведь не просто услуги, комнаты, рестораны и прочие удобства. Отель – это в первую очередь посетители. А в этом отеле – отменные клиенты.

– Это комплимент? – зарделась Вера Михайловна.

– Это восхищение, – сказал Рэт. И взглянул на часы. – Извините, мне пора. Но если вы не против, мы могли бы встретиться с вами через двадцать минут. Это не будет слишком большой дерзостью с моей стороны?

Вера Михайловна тоже взглянула на часы – без пяти шесть.

– Нет, через час, – сказала она.

Рэт, для которого ответ Веры Михайловны вдруг оказался настолько важным, что он даже готов был пожертвовать встречей с хозяйкой гостиницы, если бы Вера Михайловна сказала, что не станет ждать, вскочил, сел, снова вскочил и, не находя слов, схватил руку бывшей гардеробщицы и поцеловал.

– Это лишнее, – смутилась Вера Михайловна, которой тем не менее было приятно.

– Извините, извините, извините! – как мальчишка запрыгал Рэт. – Я буду здесь через пятнадцать минут. И буду вас ждать, ждать, ждать!

Глава 49

Банкет. Теперь это самое главное.

Чарли доверяла своим поварам и метрдотелям, но этот банкет слишком много значил для нее, для ее будущего. Она сама все проверит, сама потрогает каждую салфетку, нежно дыхнет на каждую серебряную вилку и тронет каждый хрустальный бокал.

– Если господин Калтоев вернется, пусть подождет меня, – проинструктировала она секретаршу и направилась в ресторан.

Лифт открылся, и Пайпс шагнула внутрь.

Нажала на кнопку и только после этого вскинула глаза.

Перед ней в тесной кабинке стояли Шакир и Арслан.

Чарли с трудом удержалась, чтобы громко не сглотнуть комок, вставший вдруг в горле.

Чеченцев она не видела с окончания собрания. Вернее, она старалась не смотреть в их сторону, поэтому не знала, как они вышли из зала, с кем разговаривали, что было на их лицах. Но именно потому, что не смотрела, еще острее чувствовала их прожигающие взгляды, прокаливающие ее огнем ненависти и злобы. Впрочем, это ее не волновало. Она была среди людей, а эти подонки еще боялись свидетелей.

Потом они как будто находились на другом конце света, не касались ее, словно совсем растаяли, исчезли.

И она даже думала о них как о каких-то призрачных, да, страшных, но скорее сказочных злодеях. Теперь они стояли напротив нее и смотрели. И Чарли вдруг поняла, что должна выдержать взгляд. Но не просто уставиться в волосатую переносицу Шакира, а просверлить в ней дыру и прожечь заскорузлый мозг. Нет, это не она должна выдержать их взгляд, это они должны выдержать, если смогут, ее.

Она чуть лениво прикрыла ресницы и уставилась в лицо Шакира.

Кажется, она даже слышала, как скрипят его зубы, хотя, может быть, это скрипел лифт. Шакир играл желваками, Арслан сложил руки на груди. А Чарли смотрела.

Ну сколько там времени идет лифт? Секунд десять? Для Чарли эти секунды вылились в минуту, час, день, год… Казалось, она вечность смотрит в мутные глаза Шакира и – видит, видит в них злобу, которая сменяется удивлением, потом растерянностью, а потом – страхом!

Может быть, ей это только показалось? Да нет же! Не показалось!

Потому что перед самой остановкой лифта Шакир не выдержал и отвел глаза, сделав вид, что ему нужно что-то срочно сказать спутнику.

Чарли первая шагнула из лифта. Я победила, я снова победила, ликовал ее разум, но сердце почему-то начало тревожно ныть.

Она сделала несколько шагов к выходу и вдруг повернула в сторону туалета.

Она успела добежать, прежде чем поток рвоты вырвался из нее запоздалым ужасом.

Дура! Идиотка! Дебильная! Кого ты дразнишь?! Что им стоило воткнуть тебе в сердце грязный нож?! Ради чего ты устроила этот сеанс гипноза?! Им твои тонкости до лампочки. Они злодеи, они ничего не могут доказать, они могут только убить.

Руки и ноги противно тряслись. Чарли вымыла лицо, стало немного легче.

Ну, девочка, возьми себя в руки. Ты все-таки победила.

В холл она уже вышла прежней уверенной походкой – плечи прямые, шаг от бедра, голова прямо, взгляд на линию горизонта. Так ходил в кино Пол Бриннер.

В зале уже горел свет и суетились многочисленные официанты. Вид накрытых столов, сияющих приборов и вспотевших бутылок придавал залу неописуемо торжественное величие.

Чарли отщипнула виноградину и бросила ее в рот. Тонкая мякоть обволокла небо.

Я победила, снова подумала Чарли. И, словно виноградина была пьяной, голова у нее весело затуманилась.

Глава 50

Тормоза взвизгнули так, что Ахмат даже испугался. А из отеля уже выскочил охранник и бежал в его сторону.

– Все в порядке! Все в порядке, это я! – Ахмат выбрался из салона и бросил охраннику ключи. – Где мисс Пайпс?

– На месте, должно быть. – Парень сунул ключи в карман. – Отогнать на служебную?

– Отгони. – Ахмат бросился к отелю, но остановился. – Хотя нет, не отгоняй, пусть стоит тут. Я не надолго.'

Чуть не сбил каких-то детишек, которые играли в вестибюле, прямо под дверью.

– Господин Калтоев, вам велели передать, что…

Не важно. Сейчас это не важно. Сейчас ничто не важно, кроме нее. Поэтому, не дожидаясь лифта и чтобы не попасться никому на глаза, бегом вверх по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки. Ну вот, а думал, что так быстро уже не сможет. Даже дыхалка не сбилась.

Да, он решил вернуться. Он строго себе приказал – нет. Но дошел до стойки и повернул к выходу.

Что за ужимки и прыжки, ругал он себя. То бежишь, то не бежишь. То – нет, то – да.

Пока гнал машину от аэропорта, все пытался сообразить, зачем он остался, а если остался, почему не поехал с Карченко?

Ну, зачем остался – было более или менее ясно.

А вот с Карченко сложнее. Еще там, в аэропорту, он подумал: чего этот охранник так старается? Хочет выслужиться перед Чарли? Может быть – да, а может быть – нет.

И вот эти все «может быть» как-то противно оседали в мозгу тревожными загадками.

В коридоре никого. Тоже неплохо. Только узнать, что все в порядке, и сразу назад.

Дверь кабинета не заперта. Ахмат резко распахнул ее и влетел в кабинет. Но…

Тихо зажужжав, начал писать видеомагнитофон. Карченко сделал погромче и вставил в ухо наушник.

Секретарша сидела на столе рядом с каким-то стариком и перепуганными глазами смотрела на Калтоева. Не надо было все же так врываться.

– А она где? – Ахмат перевел дыхание.

– Кто? – почти шепотом спросила оцепеневшая женщина.

– Чарли. Где мисс Пайпс?

– А-а, мисс Пайпс. Вышла. – Секретарша тихонько соскользнула со стола и одернула юбку. – Просила вас ее подождать.

– Давно ушла?

– Только что. – Секретарша виновато улыбнулась. – Вы ее подождете?

Но в ответ услышала только грохот захлопнувшейся двери.

– Это кто? – спросил старик Пайпс.

Секретарша мило улыбнулась:

– Это мистер Калтоев. Финансовый менеджер.

– А-а… – протянул старик. – А то я уж подумал, что Чарли вышла замуж. Только что, вышла только что…

Записывать перепуганную секретаршу было ни к чему. Карченко нажал кнопку и выключил этот магнитофон.

– Значит, все-таки вернулся.

Что делать? Что делать? Что же теперь делать? Ахмат не знал, за что волноваться больше – за жену с детьми, за Чарли или за свою собственную жизнь. Хотя нет, знал, конечно…

Кто-то открыл дверь и вышел. Ахмат еле сдержался, чтобы не шарахнуться в сторону и не спрятаться за колонной. Даже голову повернул не сразу.

Слава богу, это уборщица вышла из конференц-зала. Он уже начинает молиться их Богу вместо Аллаха! Нет, нужно ехать отсюда, и ехать как можно скорее. А что, если…

Эта шальная мысль не раз приходила ему в голову. Он улыбался одними глазами, представляя, что будет, но знал, что никогда этого не сделает. Раньше знал…

Депозит в банке. Нет, он не имел права снимать с него наличные. Но мог переводить и замораживать счета. Он мог запросто перевести все на какой-нибудь корреспондентский счет, а уж оттуда…

И пусть катятся они все к черту, к шайтану, кому куда ближе. И Чарли со своей непробиваемой американской самоуверенностью, и Шакир со своими псами, и эта гостиница, и эта страна. Ахмат огляделся по сторонам и, никого не заметив, быстро зашагал обратно к лестнице.

Мотор завелся как часы. Жалко будет бросать такую красавицу. Но, во-первых, он ее уже почти бросил. Если бы не Карченко, летел бы сейчас где-нибудь над Украиной. А во-вторых, там он себе пять таких сможет купить. Резко вырулив, Ахмат подкатил к выезду со стоянки. Но пришлось остановиться, пропуская какой-то ржавый желтый «Москвич», за рулем которого сидел огромный бородатый мужик явно не первой трезвости. Ахмат улыбнулся, подумав, что еще немного – и он больше не увидит ни одного «Москвича». И ни одного москвича. Он вообще не вспомнит эту страну. Он забудет все как кошмарный сон.

Он повернул руль вправо.

А потом повернул ключ зажигания и заглушил мотор…

Его джип так и не доехал до банка.

Глава 51

– Дуся! Дусенька моя милая! Да как же ты похорошела! – Габриела была вне себя от восторга, потому что даже самые дорогие шампуни, самые дорогие парикмахеры не могли сделать ее собаку такой неотразимой. – Триша, ты и не говорил, что у вас в отелях такая услуга есть.

Триша почесывал затылок и морщился. Он не очень любил собак-чистюль. Он любил собак-охотников. А какая уж там чистота в лесу или в поле.

Борзая должна уметь летать, а пышная шевелюра ей только мешает.

Кстати, ошибочно считается, что борзой необходимы длительные прогулки на огромном пространстве. Путают борзую с легавой. Борзая никого не загоняет и не догоняет. Ее рейды коротки и стремительны. И всегда в идеале должны кончаться печально для преследуемого. Она на бегу хватает зайца за шиворот и одним укусом переламывает ему позвоночник. Борзая бежит прямо, свернуть ей трудно, почти невозможно. Если, не дай бог, на ее пути окажется преграда, она просто разобьется.

Дуся сегодня готовилась к охоте, сама того не подозревая. Габриела уже не в первый раз возила в Россию своих борзых. Трифон принимал их в охотничьей будке под Смоленском. Там была богатая охота.

Сама Габриела смотреть на это не могла. На родине она даже стеснялась говорить, что ее собаки умеют убивать животных. Габриела была вегетарианкой в самом широком смысле слова. Но вот привело же ее заняться борзыми, просто по уши влюбиться в эту красивую собаку, похожую на балерину. А борзую хоть раз в жизни, но надо вывезти на охоту, иначе порода захиреет: инстинкты требуют своего.

У Габриель была целая свора борзых, которых она называла исключительно русскими именами, отдавая дань происхождению. И вообще, в Англии, во Франции, в Бельгии, да во всем мире чистопородных русских борзых было куда больше, чем на родине.

Это еще в семнадцатом году большевики решили, что борзая – царское наследие, поэтому расстреливали их, словно дворян. Остались по деревням только отбракованные на царской псарне, худые, костлявые, мелкошерстные собаки. А подаренные когда-то русскими царями своим сановитым родственникам в Европе собаки жили в холе и ласке. Впрочем, популяция была все равно очень мала. Борзых скрещивают даже при очень близком родстве, поэтому собака нежная, болезненная, капризная, но очень уж красивая.

Все это Габриела не раз рассказывала Трифону и его друзьям, которые собирались на охоту. А те слушали внимательно и даже сами себя начинали уважать. Ведь они не просто держали собак – они сохраняли редкую породу.

– Габриела, а как же бар? – напомнил Трифон. – Мы же в бар собирались.

– Да-да, конечно, бутылка куда-то пропала. Придется идти в бар.

– Это Дуська ее вылакала, – пошутил Трифон, не зная, насколько он близок к истине.

Дусю перед уходом Габриела еще раз обцеловала и обласкала. А та хотела побыстрее остаться одна, чтобы наконец добраться до пуховой подушки.

В баре Трифон быстро и сильно набрался.

Он обнимал Габриелу и серьезно говорил:

– Вот я тебя уважаю. Хоть ты и иностранка, а уважаю. Ты – наша баба.

Габриела, которая неплохо владела русским, все же не чувствовала разницы между бабой и леди и принимала слова Трифона за тонкий комплимент, в чем, собственно, была права.

– Знаешь, я бы тебя взял в жены, – совсем разоткровенничался Трифон. – Но моя Галька тебе волосенки-то повыдрала бы. Она у меня зверь.

– Да, моему мужу это тоже не понравилось бы, – мягко напомнила Габриела о своем Тимоти, лорде в пятом поколении.

– С твоим я как-нибудь уж справился бы, – заверил ее Трифон. – Он у тебя хиляк.

Габриела не могла не согласиться с характеристикой.

А богатство, что богатство? Сегодня есть – завтра пшик! Так рассуждают только русские и только бедные. Но Габриеле это нравилось, ей вообще нравилось все русское.

– А чего мы тут сидим? – вдруг оглядел приличный зал Трифон. – Давай возьмем пузырь – и на природу.

Габриела согласилась. Она не знала, что у Трифона раззуделось плечо. Ему сейчас нужен был простор и много действия.

– А куда пойдем?

– Да хоть на речку. Вон она, под окнами, – красотища.

Назвать красотищей Москву-реку может только очень влюбленный в природу человек или очень пьяный. Трифон был и тем и другим.

Габриела взяла бутылку виски, и они с Трифоном вышли на набережную.

Глава 52

Он просидел в джипе на обочине долго. Мимо проносились машины, шли люди, суетилась Москва. А где-то далеко-далеко, на западе, летел самолет с женой и детьми. А еще дальше, на востоке, были горы и могилы предков. А он был здесь, посредине, не тут, не там.

Ахмат задавил в переполненной пепельнице еще одну сигарету и повернул ключ зажигания.

Тихий мотор, казалось, взвыл зверем…

– Шакир, я пришел говорить с тобой. – Ахмат остановился на пороге номера.

Если Шакир пригласит его войти, то ничего с ним не сделает: ни один уважающий себя чеченец не убьет гостя. По крайней мере, хотелось продолжать в это верить.

Шакир смотрел на Ахмата холодными, слегка удивленными глазами и молчал. И Ахмат молчал, выдерживая этот тяжелый взгляд. И все вокруг тоже молчали, глядя то на Шакира, то на Ахмата.

– Ты пришел говорить со мной? – наконец тихо спросил Шакир.

Ахмат кивнул.

– Ты пришел говорить со мной после всего?

– Да.

– Ну тогда проходи.

Ахмат вошел и огляделся по сторонам. Нет, при любом раскладе ему не уйти живым, если… начнется. Все смотрели на него как на волка. Или, скорее, как волки на кабана. Прав был когда-то Карченко: они его откормили, теперь можно и убить. Да, так будет вернее. Даже Арслан, которого Ахмат еще недавно ставил на место как мальчишку, теперь смотрел на него с явной угрозой и с явным превосходством, как каждый чеченец смотрит на каждого нечеченца.

Ахмат хотел сесть, но места ему никто не уступил, поэтому он остался стоять.

– Ну говори. – Шакир то ли улыбнулся, то ли оскалился. – Ты же пришел говорить.

– Если тебе нужен я, – спокойно сказал Ахмат, – то я здесь.

– Я вижу. – Шакир кивнул и пожал плечами. – Ты не нужен мне, Ахмат. Мне нужны деньги. А вот что нужно тебе? Пятая звезда? Или эта баба? Она мешает тебе. Значит, она мешает нам всем. А я не люблю, когда мне что-то мешает.

Ахмат молча вынул из кармана кошелек, ключи от машины, снял с пальца кольцо, расстегнул на шее цепочку и все это аккуратно положил на стол перед Шакиром.

– На, возьми. Если тебе нужны деньги, то возьми. Больше у меня с собой нет. Ты ведь не веришь мне, когда я говорю, что денег будет больше, намного больше, нужно только подождать. Ты ведь не веришь мне, потому что я все время обманываю тебя, потому что я таскаю из твоего кармана, потому что ты знаешь, что я готов ударить тебя в спину при любом удобном случае. Так ведь? Поэтому возьми это. Возьми все, что у меня есть, раз мое слово не имеет никакой цены.

Шакир взял со стола золото и взвесил на ладони.

– Да, это настоящие деньги, их можно подержать в руке.