Все големы, из чего они не были бы сделаны, разделялись на две группы: охранные и боевые. Первые сторожили определённую территорию, нападая на всех неизвестных, а вот вторые не могли даже шелохнуться, пока не получат приказ. У огнарских магов големы встречались очень редко, в магическом поединке проще было использовать демонов. Слуг Даркоса не надо было лепить собственными руками, да и мороки с ними было намного меньше.
      Фридрих вжался в стену, надеясь, что голем пройдёт мимо. Обычным мечом такую махину нельзя было даже поцарапать. Был, конечно, один способ для подобных случаев, но…
      Внезапно голем повернул свою голову в сторону Фридриха. Вообще-то герцог никак не мог понять, как такие создания вообще могут видеть: из глины были вылеплено только глазное яблоко, зрачка не было. Всё это было похоже на то, как статуя смотрит на всех проходящих мимо. И вдруг руки голема поднялись вверх, и вся туша начала двигаться на Рабара. Наступали последние мгновения Владетеля.
      Но Фридрих не был бы Рабаром, не сражайся он до последнего. Хоть и уставший до безумия, к тому же не евший уже много часов, если не пару дней, герцог отскочил в сторону, кинув в голову голема свой меч.
      И не пожалел об этом - монстр застыл на месте, получив удар в шею. Голем задвигал головой в разные стороны, словно пытаясь сбросить что-то. Похоже, монстр работал на звук. К сожалению, Фридриху пришлось лишиться своего оружия, чтобы понять это. Но на войне, как любил говорить Дюполд Эр-При, все средства хороши.
      Голем застыл на месте, пытаясь услышать герцога. Пока что ему это не удалось: руки его висели, а значит, монстр ещё не вошёл в боевое состояние. Герцог кинул одну из пуговиц своего камзола в противоположную стену, и голем ринулся на этот звук, со всего размаху влетев в каменную кладку.
      Только вот ему от этого было ни жарко, ни холодно: лишь кладка затрещала, да посыпалась многовековая пыль. И тут-то Фридрих и решил использовать тот единственный способ, который мог остановить голема.
      Герцог, воспользовавшись замешательством противника, резко подскочил к монстру и, потратив менее секунды, нащупал выступ у него во рту. Резко потянув, Фридрих повалился на пол, держа в руках глиняную табличку с двумя выгравированными на ней рунами.
      Монстр уже склонился над ним, готовясь сомкнуть свои руки на шее Владетеля, но герцог успел ударить табличку об пол. В руках у него осталась только половина, но глиняные кулаки уже почти обхватили его шею. Фридрих зажмурился, пожалев, что не попрощался перед отъездом в столицу с дочерью. Ну да ничего, Лотарь Аскер позаботится о ней, жена она ему или нет, всё-таки?
      Герцог закрыл глаза. Странно, но боли он не чувствовал. Видимо, уже умер. И один Онтар знает, чего ему стоило снова открыть глаза, чтобы увидеть застывшего голема. Всё-таки герцог смог разрушить магию, дававшую жизнь этому глиняному монстру.
      Этот способ был именно тем минусом, из-за которого практически все маги Огнарона отказались от использования големов. При создании каждому из них в рот клали табличку, на которой было всего одно слово: "Жизнь". Именно эта табличка была сосредоточением магии голема, силой монстра, и одновременно его слабостью - если разломить эту табличку, получалось, что вместо "жизнь" оставалась только одна руна, означавшая "смерть". И если переломить удавалось именно так, то голем тут же останавливался, а магия покидала его. А вот если разломить глину не ровно посередине, то монстр вполне мог унести с собой в чертоги Даркоса парочку врагов.
      – Зато потом будет, о чём рассказать потомкам, - вслух произнёсу герцог свои мысли, вставая на ноги и подбирая свой меч, а затем и продолжая свой путь дальше.
      На самом деле герцог не знал, куда идти: он только слышал мельком о Катакомбах, и только раз воспользовался тайным коридором, чтобы проверить, не обвалился ли ещё потолок чёрного хода. Рабар надеялся, что если идти прямо, можно дойти до ближайшего выхода или, в крайнем случае, набрести на дорогу в Казематы - часть Тронгардских катакомб, которая принадлежала Гильдии магов.
      Естественно, эта часть, как и вся Гильдия, была окутана тайной, и никто не знал даже приблизительное расположение подземелий магов. Вот у них-то Рабар вполне мог попросить помощи, учитывая, что он открыто выступил против Реджинальда, при чьей поддержке был убит Архимаг Асфар.
      Гильдия вряд ли бы в одиночку пошла против короля, а вот при поддержке западного Королевства маги вполне могли поднять знамя мятежа.
      – Мечты, мечты, - после такого короткого пребывания в Катакомбах Рабар уже соскучился по человеческой речи и, чтобы не сойти с ума от одиночества и голода, стал говорить сам с собой.
      На герцоге остался только камзол, штаны и ботинки. Кирасу он скинул уже после первого часа пребывания в этих подземельях.
      – Интересно, а почему эти подземелья называются Катакомбами? Тут же вроде никто и не похоронен? Хотя вот только на ожившего мертвеца и не хватало нарваться, - Рабар улыбнулся и продолжил свой путь, свернув в очередной коридор.
      Вообще-то маги и священники отрицали существование живых мертвецов, особенно в подземельях под городом. Это не касалось только вампиров: маги настаивали на том, что они есть, причём их не так уж и мало.
      В старинных трактатах утверждалось, что первым вампиром был какой-то маг, возомнивший себя богом, и проклятый за то истинными повелителями этого мира на вечное существование, которое нужно поддерживать свежей кровью.
      Ну а ещё его последователям было уж слишком вредно серебро и осиновый кол. Первое за вроде как благословение богов, второе по менее прозаической причине: осиновое дерево имело свойство забирать и впитывать в себя магию. А уж удар в сердце просто уничтожал и всё волшебство жертвы.
      – Есть и вторая легенда, ещё более старая, - герцог опять начал разговаривать сам с собой. - Но только о ней в таком месте лучше не вспоминать.
      Герцог всё продолжал идти по бесконечным коридорам, понемногу теряя последние надежды на то, что когда-нибудь найдёт выход отсюда. Ему внезапно вспомнился один из вечеров в замке Рабар, который окружал одноимённый город. Тогда его посвятили в рыцари, и тот день казался молодому Фридриху самым счастливым в его жизни.
      Потом это место заняло рождение дочери Екатерины, которую он потом выдал замуж за Лотаря Аскера. Теперь у Фридриха уже было два внука, подававших большие надежды. И как назло началась эта война Фердинанда и Реджинальда. А какие пиры были! Вино текло рекой, одного мяса было не меньше пяти видов. Да, повара постарались на славу…
      От этих мыслей в животе у герцога заурчало. В последний раз он ел за несколько часов до бегства, что было, по его мнению, уж слишком давно. Вообще-то, Фридрих любил хорошо накрытый стол, на котором были пусть и простая, зато хорошо приготовленная и вкусная еда.
      А вот подобная ситуация для герцога была настоящей пыткой. На поясе ещё болталась полупустая фляжка, которую он совершенно случайно прихватил из особняка. Фридрих отхлебнул из неё и усилием воли заставил руку вернуть флягу на место: воды поблизости явно не было.
      – Интересно, сколько я ещё могу петлять по этим катакомбам, оставшись без еды и воды. Неделю? Два дня? Или два часа? - звук собственного голоса успокаивал, но недостаточно сильно.
      – Кстати, а почему эти подземелья называются катакомбами? Трупов-то тут как раз и нету, разве только костяки излишне храбрых горожан, решивших пощекотать себе нервы. - Фридрих уже забыл, что сказал это. А может, и не забыл, просто лишний раз хотел услышать хотя бы свой голос.
      С подобными мыслями герцог шёл ещё несколько часов, а потом привалился к стене, решив немного передохнуть. Через несколько минут он хотел только дать глазам секунду покоя, закрыв их. А через мгновение сон уже овладел им.
      Снился герцогу настоящий кошмар: Фридрих видел, будто в слабо освещённую комнату совершенно бесшумно входит какая-то фигура, завёрнутая в чёрный саван. Или это сама тьма приняла форму одеяния мёртвых? Между тем фигура подошла почти вплотную к Рабара, уставившись на него.
      – И приснится же такое! - прошептал герцог, зевая и руками протирая глаза. - Онтар всемилостивый!!!
      Похоже, герцог видел не совсем сон, или даже совсем не сон: на него на самом деле кто-то уставился. У неизвестного была необычайно бледная кожа, совсем как у трупа, глаза красные, лишь в зрачках виднелись совсем крохотные карие пятнышки. Заострённые кончики ушей росли к голове под большим углом. Фигура слегка улыбнулась, обнажив при этом свои клыки… которые были совсем не человеческих размеров!
      – Вампир, - в нерешительности пробормотал герцог Рабар, ухватившись за меч.
      – А Вы кого надеялись здесь увидеть, игемон? Домового али лешего? - как ни странно, герцог правильно догадался, кто стоял перед ним.
      У кровососа была сильная залысина на голове, а одет он был даже не в камзол, а в подобие халата, который больше подходил ксариатскому патрицию, нежели представителю нежити. Безразмерный халат, отороченный полосой шёлка, был завязан широким поясом. Ткань на рукавах была истёрта до блеска, что в нормальных условиях говорило бы о принадлежности хозяина к Гильдии писцов.
      – Надеюсь, креститься, произносить молитвы Юпитеру, Гере или, на худой конец, Сатурну, а ещё тыкать своим мечом не будете? Тут, знаете ли, проблемы-с с тканью.
      – Вампир, - снова прошептал герцог, сохраняя хотя бы видимость спокойствия из последних сил.
      – Вампир, игемон, вампир. Ну что, хотя бы встанете, как приличный человек?
      – А ку…
      – Кусать не собираюсь, да и не собирался-с. Вставайте, вставайте, игемон, а то уже совсем в пыли Вы измазались. Нехорошо-с.
      – Спасибо и на том, - герцог одним рывком встал на ноги, всё ещё прижимаясь к стене - мечом против вампира не особо и помашешь, у вампира от этого только аппетит появится. - Не соблаговолите ли сказать, - вежливость Владетель должен сохранять даже в присутствии врага. Так учили ещё деда Фридриха.
      – Не соблаговолю ли сказать, что здесь делаю? Отчего же, - нет, всё-таки одна приятная вещь во встрече с вампиром была: так вежливо и изысканно говорили, похоже, только во времена Ксариатской империи. - Для моциону прогуляться решил, для чистого моциону. И случайно на Вас, игемон, наткнулся-с. Нет, удивительная всё же вещь, моцион-то! В кои-то веки с живым, нормальным человеком удаётся пообщаться. Не находите? - вампир улыбнулся, отчего стали заметны его клыки. Хотя в этой улыбке было что-то обворожительное, даже несколько учтивое.
      – Нахожу, даже очень сильно нахожу, - испуг не смог выбить из головы герцога всех уроков этикета и красноречия. Уже немолодой Фридрих Рабар чувствовал себя в этот момент совсем ещё юнцом. Хотя, похоже, по сравнению с вампиром герцог таковым и являлся.
      – Вот и славно, игемон, славно! Кстати, а отчего мы тут стоим? Прошу пожаловать в моё скромное жилище, милостивый государь, откушать-с, так сказать!
      – Откушать, конечно, неплохо бы, только вот… - сказать напрямую о том, что Фридрих Рабар боялся вообще находиться рядом с вампиром, да ещё и зазывающим к себе домой…
      – Да не крови, откушать, игемон, не крови-с! Воды у меня найдётся, да ещё кое-что из старых запасов, - вампир заговорщицки подмигнул герцогу, отчего тому стало совсем уж жутко. - Можно использовать, чтобы, так сказать, отметить! Всё-таки знатное дело - моцион!
      Нет, так не выражались даже патриции Ксара! Только постаревшие историки или драматурги, да и то лишь приближённые к императорскому двору.
      – Да, знатное дело, моцион. А где Ваше, гм, скромное обиталище? - определённо, герцог чувствовал себя настоящим юнцом!
      – Да недалеко-с, игемон, совсем недалеко. Уже недалече! Вот сколько здесь живу, ни разу не попадался живой человек!
      – А как Вы язык выучили? - Фридрих разом остановился, снова схватившись за меч.
      – Вот что за манера: чуть что - за меч? Я же вампир, правильно-с? А что вампиры могут-с, игемон?
      – Мысли читать, разум затуманивать, колдовать и из людей кровь пить…
      – Тьфу, враки-с! Разве только мысли читать да по мелочи чароплётствовать… Так вот, игемон, язык я Ваш из Вашей же головы и прочитал-с. Интересное дело - уж очень похож на старую добрую ксарынь! - Вампир, похоже, вернулся в древние времена: на лице его теперь была мечтательная улыбка, а глаза смотрела сквозь стены Катакомб в прошлое.
      – Что, простите?
      – Ксарынь - языка Ксариатской империи. А что такое?
      – К сожалению, этой империи уже давно нет…
      – Как, нет? Постойте, но… - для вампира это было как гром среди ясного неба.
      – Развалилась уже веков пять или шесть назад, на этом континенте разве только Аркадская империя осталась, да и та, похоже, последние дни доживает.
      – Вот как всё повернулось, игемон. А знатная держава-то была, знатная! Ей бы стоять и стоять, а теперь…Но к чему горевать? Мы -то живы! - Вампир улыбнулся - Хотя насчёт меня, похоже, учёные до сих пор спорят-с?
      – Ну как Вам сказать, милостивый государь, - герцог потупился. - Аркадские священники говорят, что вампиры - проклятое отродье, и души-то у них нет, и даже разума. А наши маги считают, что Вы, уж извините, - ходячий труп.
      – Ничего-с не меняется в этом подлунном мире! Всё те же споры! А вот мы и пришли! - вампир махнул в сторону двери.
      Пока они шли, герцог еле успевал считать залы и коридоры, которые они миновали. Получилась весьма порядочная цифра, причём намного больше трёх десятков.
      А теперь перед ним была дверь, обитая серебряным листом ("Вот маги-то локти будут кусать, услышав об этом!"), на котором была выгравирован знак алхимиков: две колбы, реторта и крохотный камень в её глубине. Фридрих вспомнил это из уроков истории: Гильдия алхимиков исчезла, когда один из аркадских императоров объявил веру в Аркара официальной и единственно правильной. К сожалению, Рабар не помнил имени правителя. А в Королевстве алхимики стали частью Гильдии магов.
      – Прошу, игемон! - вампир открыл дверь.
      Сразу пахнуло серой и смесью доброго десятка других запахов. Жилище оказалось далеко не скромным: сама комната была шагов двадцать в длину и столько же в ширину, да ещё пять дверей явно вели в другие помещения. Повсюду тянулись полки с книгами, алхимическими принадлежностями и десятками разных камней, драгоценных и не очень. Эта коллекция могла вызвать зависть даже у не последних магов, не то что у обычных алхимиков или медиков.
      В центре стоял широкий стол, на нём в беспорядки валялись колбы, реторты, стаканы и початая бутылка вина. Фридрих надеялся, что на ней будет клеймо с именем производителя, или хотя бы годом урожая. Лотарь с зависти свой шлем съест, узнав, какое вино тут пил Рабар!
      – Располагайтесь-с, игемон! Добро пожаловать в моё скромное жилище! - вампир жестом пригласил герцога присесть.
      – Благодарю, милостивый государь… Кстати, а как Вас зовут? - Фридрих сел в одно из кресел, стоявших у стола.
      – Феофан Лойола к Вашим услугам. А вы пейте, пейте, вино урожая пятидесятого года.
      – Выдержка три века? Великолепно! - Фридрих уже стал наливать себе в бокал вино, потеряв всякую настороженность и последние сомнения по отношению к вампиру. "А вампиры, оказывается, не так уж и плохи, как их изображают священники. Но этот вообще заткнёт за пояс любого из них! Вот бы такого на место Патриарха Аркадского!"
      – Вы меня неправильно поняли, игемон! Пятидесятый год со дня правления императора Аэция Флавия! - и тут Фридрих чуть не подавился, еле успев убрать бокал подальше, чтобы не расплескать содержимое - выдержка этого вина была уже почти восьмивековой давности!
      Но вот только как? Почему божественный нектар не превратился в уксус? Фридрих, к сожалению, боялся спросить: вдруг хозяин обидится.
      – Мне как-то неловко пить столь ценный напиток, да ещё и без…
      – Закуски-с, игемон? Это мы сейчас исправим, благо моцион-то Вы хороший сегодня наработали!
      Феофан сделал несколько коротких пассов и на столе появился хлеб, сыр и даже (Фридрих еле сдержался, чтобы не брызнуть слюной) тарелки с поджаренным куриным филе. Столь же внезапно в голове у герцога мелькнула мысль, что этот вампир вполне мог сначала опоить свою жертву, а уже потом выпить её кровь. Может, это в своём роде гурман?
      – Да Вы ешьте, ешьте, - сквозь улыбку сказал Феофан, отправляя в свой рот кусочек куриного мяса, причём в точности соблюдая ещё ксариатский этикет. Герцогу лишь оставалось подивиться, как, в одиночестве, за столько лет, даже веков, вампир смог строго придерживаться приличий? - Не собираюсь я Вас опоить, милостивый государь, у меня и в мыслях этого нет! Можете и не соблюдать приличий во время еды - представляю, как Вы оголодали во время прогулки по катакомбам. Кстати, а как Вы в них очутились?
      Герцог начал своё повествование со дня смерти короля Альфонсо и закончил только через несколько часов, встречей с големом. При этом он не забывал есть курицу и запивать её вином, благо вкус у него был просто божественный.
      – Големом-с, говорите? Сколько веков тут живу, в этих подземельях, ещё ни разу их здесь не встречал! Даже более того: не встречал ни одной живой души.
      – То есть как?
      – Да уж так: ни единой! Попадались, каюсь, призраки да фантомы, но чтобы люди или, скажем, гномы - ни разу-с.
      – А как же тогда пропадали другие?
      – Кто это - другие-с?
      – Вообще-то, за четыре века здесь пропало не менее двух тысяч огнаров, и это только известные случаи!
      – Сколько? - выпив целых две бутылки вина, вампир сохранял ясность ума. Даже более того: хмеля не было видно ни в одном глазу. - Ох, знал бы, что сюда так часто ходят, давно бы подторговывать начал винцом, что ли, или чем-нибудь другим. Видите ли, мне для изысканий золото необходимо-с, а вот магией только его и не получить. Представляете моё положение? У меня, алхимика, чьё имя гремит, - вампир смахнул слезу, - то есть гремело-с на весь Ксар, нет золота!
      – А как Вы, собственно, здесь-то оказались? И как Вы стали, гм, - Фридрих уже проникся уважением к Феофану, и ему уже казалось стыдным называть его вампиром.
      – Как я стал вампиром? О, это очень длинная история, и много времени уйдёт, чтобы Вам её поведать, игемон.
      – Чего-чего, а времени у меня теперь уйма, - Фридрих улыбнулся. - Не то что раньше.
      – Ну, тогда слушайте. И, как говорится, не говорите, что Вы не слышали-с…
      Родился я в первый год правления Аэция Флавия, в городе Феликс. Как я понимаю-с, эти катакомбы - последнее, что от него осталось. С раннего детства я мечтал проникнуть в тайны всех вещей, что меня окружали, и поэтому я стал алхимиком. Спросите, какая связь? Собственно говоря, практически никакой. Меня привлекали все эти сверкающие колбы, реторты, - Феофан любовно погладил одну из маленьких стеклянных колб. - И в этом я достиг некоторых высот. Собственно, результатом моих изысканий стал вывод о возможности создания Золотого камня. Что, не слышали о таком? Он, исходя из моих изысканий, мог превратить свинец в золото и создать кое-какой эликсир, продлевающий жизнь. Вот теперь понятно-с, о чём я?
      – Философский камень… - теперь Фридрих не мог скрыть своего восхищения. Ещё бы, ведь перед ним сидел создатель настоящей мечты алхимиков!
      – Значит, так его стали называть? Гм, несколько странно-с. Так вот, когда мои изыскания практически закончились, ко мне прибыл посланец богов, Меркурий, предложив исполнение любого желания, лишь бы только я отдал им Золотой камень. А потом уничтожил все связанные с ним записи. И что бы Вы думали-с?
      – Вы отказались им его отдавать?
      – Напротив, игемон, напротив! Я согласился при некоторых условиях. Во-первых, попробовать получившийся эликсир. Во-вторых, я потребовал у Сатурна даровать-с мне некоторые магические способности. Ну а в-третьих, - глаза Феофана расширись, и он стал похож на аркадского религиозного фанатика. - Позволить мне вечно заниматься алхимией. Естественно, такая возможность мне была дарована, но с небольшим побочным эффектом-с, который Вы сейчас и видите перед собой, игемон. Первым же утром, когда наша сделка была заключена, я почувствовал-с второе дно этого подарочка. Вы не можете представить, какую боль испытывает вампир на солнечном свете! Кожа начинает отходить и обугливаться, глаза слезятся, а потом, скорее всего, появляется слепота. Ну а что хуже всего - так это люди! Весь Феликс вышел поохотиться на меня, забыв, как на протяжении шестидесяти лет я, и только я, охранял его от моровых поветрий, нашествий саранчи, крыс и голода. Мне ничего-с не оставалось, кроме как бежать в эти катакомбы, благо потайной ход из моего дома вёл на нижние этажи подземелий. А ночами я переносил все мои вещи, что не тронули мародеры в патрицианских тогах и чиновничьих туниках! Почти вся моя библиотека и все запасы золота были растасканы. Книги-то я смог вернуть магией, а вот золото…
      И вот я уже многие годы сижу здесь совсем один, считая не дни, а годы моего вынужденного заточения. Но вот теперь появились Вы.
      – К сожалению, я ничем не лучше Вас, Феофан.
      – Да-с, но это-то поправимо! Я могу вывести Вас, игемон, к ближайшему выходу, но останется только надеяться, что там нет-с сторонников этого вашего…
      – Реджинальда, милостивый государь.
      – Да, игемон, Реджинальда.
      Лойола встал со своего стула, походил по комнате, смотря себе под ноги, и внезапно вскрикнул:
      – Решено, игемон, сегодня Вы поспите, а назавтра-с двинемся в путь.
      – Замечательно, милостивый государь, - только тут Фридрих почувствовал, как сильно устал за время бегства и похода по катакомбам. И, зевнув, уснул.
      Феофан бережно поднял его на руки (с той же лёгкостью он поднимал своё кресло) и перенёс в одну из боковых комнат, где располагалась спальня. Лойола, ещё раз бросив взгляд на Фридриха, сел за свой рабочий стол, а потом вышел ещё в одну боковую комнату, где у него были арсенал и гардероб.
      Проснувшись, Фридрих с радостью отметил, что пока что находится в мире живых. Отворив дверь, он так и застыл на месте: посреди комнаты больше не было стола, зато висела огромная карта катакомб. Возле неё стоял и Феофан Лойола, сменивший робу алхимика на ксариатские доспехи. На нём была ксариатская кольчуга-лорика, где вместо колец тело защищали металлические пластины, на голове у него был легионерский шлем, который ничуть не изменился за многие века своего существования.
      А вот на поясе вместо привычного для Фридриха широкого обоюдоострого меча или, наконец, аркадского меча, висело странное оружие. Издали его можно было принять за обычный скимитар, где лезвие было изогнуто, но только вот у этого имелся дополнительный шип, придававший его мечу сходство с вилкой.
      – Ну наконец-то Вы, игемон, изволили проснуться! Я многое повидал-с, но чтобы спать три дня!
      – А как Вы узнали, сколько дней прошло? - Фридрих слышал, что некоторые и годами могут проспать, только иногда таких путали с мертвецами и хоронили. Священники и маги до сих пор спорили, с чем это может быть вызвано.
      – Очень просто-с, игемон, - Феофан щёлкнул пальцами, и в воздухе появились очертания гигантских песочных часов. - Каждое деление - это день, всё очень просто-с, игемон, - вампир повторил одну и ту же реплику. Интересно, а его собратья страдают склерозом или хотя бы забывчивостью?
      – Великолепно. А Вы, как я вижу, приготовились к походу?
      – Да-с, игемон. И Вам бы советовал выбрать что-нибудь из моего арсенала.
      – Что же мне грозит в этих катакомбах? Разве только големы… Но вот от них-то доспехи и не особо защитят.
      – Ошибаетесь, игемон! Здесь водятся гигантские крысы, попадаются онтоксы - этакие гигантские полулягушки-полулюди, которые при случае и оружием могут-с попользоваться. А ещё сотни других тварей, что могут убить Вас из-за угла, когда я не успею среагировать.
      – Ладно-ладно, милостивый государь, Вы меня убедили!
      – Вот и славненько, я прямо сейчас могу Вам помочь! - Феофан снова щёлкнул пальцами, взмахнул рукой, прошептав при этом несколько слов.
      Фридрих почувствовал, как что-то надавило ему на плечи, к тому же пояс начал тянуть вниз. Заметив замешательство гостя, Феофан наколдовал зеркало: причём стеклянное, такое не то что у горожан - в домах дворян не часто встречалось.
      На герцоге теперь была точно такая же лорика, как и на Феофане, только пластины были пошире. Огнарский меч, к которому так привык Рабар, а вот шлем очень странный: основа как у легионерского, только теперь там был и гребень из конских волос и золотая гравировка по железу в виде лаврового венка.
      – Просто великолепно!
      – Да-с, игемон, так обычно выглядели наши легаты и центурионы. Ну что, Вы готовы к небольшому путешествию?
      – Уже дня три, - улыбнулся Рабар.
      – Тогда в путь! - дверь открылась перед Феофаном, а в коридоре словно зажглись сотни свечей.
      – Кстати, а почему мы просто не можем перенестись к выходу из подземелья?
      – Э, нет-с, игемон! Я могу только создавать некоторые вещи, среди которых нет свинца и золота: это чтобы у меня не появилось желания создать Золотой камень. И то, для этого я много часов торговался с самим Меркурием. Он, знаете ли, очень чувствителен к таким вещам, как изменения условий сделки. Думаю, чтобы исключить мной создание ещё одного Золотого, - он выделил это слово, - камня, меня и сделали вампиром-с. Дабы не захотел больше сделать эликсир продления жизни.
      – Ясно, милостивый государь.
      И герцог, и вампир шли несколько часов, практически не замолкая: Рабару хотелось узнать побольше о катакомбах, а Лойоле - о политической расстановке и судьбе осколков Ксариатской империи. Было видно, как страдает старый алхимик, слыша о развале империи.
      Внезапно Феофан затих, через мгновение резко толкнув герцога в сторону от входа, в один из залов. Рабар упал, решив, что Лойола всё-таки решил его убить, но через мгновение понял свою ошибку - из соседнего зала к ним приближался крупный отряд големов, причём только половина из них была сделана из глины. А вот остальные сверкали своими железными и бронзовыми телами. В руках у них были гигантские молоты и каплевидные щиты.
      Лойола на ходу вскинул свой меч, врезавшись в толпу врагов. Герцог считал, что вот тут-то и придёт конец алхимику, но сильно ошибся.
      Меч, от которого начало исходить чёрное сияние, одним ударом отрубал глиняные головы от туловища, а ещё резал железо, как нож - тонкий пергамент. Всё бы ничего, но Феофан к тому же и метнул в крайнего голема сгусток тьмы, накрывший глиняную махину с ног до головы. А через несколько секунд чёрная дымка развеялась, и от голема осталась лишь кучка обожжённой глины.
      Рабар словно решил поквитаться с Катакомбами за несколько дней голода и холода, убив их охранников. Со своим девизом: "Где враги?" на устах герцог ринулся на големов.
      И первым же ударом меча снёс глиняную руку врага, но при этом раздался страшный скрежет и звук ломающейся тарелки, только во много раз усиленный. Как ни странно, на мече не осталось и следа: он всё так же сверкал металлом, словно только что выкованный.
      А через минуту герцог в недоумении остановился, когда его клинок со свистом рассёк воздух. Врагов больше не было: лишь глиняные черепки и ошмётки металла валялись на полу.
      – Кви десират пассим - праепарет беллум! - на ксарыне проорал Феофан, оглядываясь. - Плохо-с подготовились хозяева этих монстров. Плохо-с…
      – Полностью с Вами согласен, милостивый государь, - Рабар отёр пот со лба.
      – Вот какого Сатурна они здесь ходят? Тут и моциону-то не напасёшься!
      – А вот я, кажется, знаю, чьи это големы, - Фридрих поднял кусок глины, на котором была выгравирована эмблема: книга, разделённая на четыре части двумя молниями. В каждой части был символ: пламя, волна, ветер и гора. - Это клеймо Гильдии магов, готов с самим Тайдером спорить! - этот бог считался не только покровителем торговли, но и соревнований, а также, в особенности, пари.
      – Говорите, говорите, да не зарекайтесь! Вот я уже решил поспорить с богами, - Феофан словно впервые увидел свои руки, кожа которых была даже бледнее, чем на лице.
      – Интересно, с чего бы магам посылать такой отряд впустую бродить по катакомбам? Что-то неладное творится, гербом чую!
      – А вот я носом чую выход, игемон, - Феофан улыбнулся, пряча свой меч в ножны. - Он меня никогда не подводил. В отличие от рисунка…
      – Замечательно! Кстати, где Вы раздобыли этот меч? - Фридрих покосился на клинок вампира.
      – Простая сталь, несколько редких компонентов и магия.
      – Сталь? - Рабар в недоумении уставился на Лойолу.
      – Ну да, сталь, - на ходу вампир резко остановился и обернулся. - Вы что, не знаете, что такое сталь?
      – Не имею не малейшего понятия. Это что, какая-то соль? - Рабар слышал, что гномы при изготовлении используют разные алхимические соли.
      – Эээ, игемон, как всё запущено! - Феофан остановился посреди коридора, возле кирпича, на котором был выгравирован маленький орёл, державший в лапах три молнии. - А вот-с и выход!
      – К сожалению, милостивый государь, я не умею проходить сквозь стены.
      – Печально, но я тоже, - Лойола надавил на рисунок орла.
      Внезапно раздался ужасный скрип, на герцога посыпалась вековая пыль, так что вся его лорика покрылась толстым серым слоем. Взору Фридриха открылся ещё один коридорчик, куда уже проникали редкие солнечные лучи.
      – Как только я скажу: "Марш!", вы прыгнете, но только когда я скажу! - Лойола подошёл к концу бокового коридора, встав возле ещё одного рисунка орла.
      – Ясно! - Фридрих встал за его спиной, готовясь к прыжку. К сожалению, вампир не мог последовать за ним, вот почему требовались эти акробатические излишки: дневной свет точно бы убил Феофана, оставив лишь кучку пепла.
      – Марш! - резко сказал вампир, нажимая на рисунок.
      Дверь лишь чуть-чуть приоткрылась, когда Рабар кинулся к свету. И не заметил, как наступил на плащ Лойолы, самый длинный, что нашёлся в гардеробе алхимика. Через мгновение оба повалились на каменный пол, желая выпутаться из бесконечных складок плаща. Солнечный свет уже упал на лорику Рабара, затем на его ноги, а потом разом перекинулся на Лойолу.