Л и л я (не понимая). Какие эмигранты?.. Онуфрий Николаевич, что это такое? Водка?

О н у ф р и й. Водка.

Л и л я. В такой день? Вы плохой товарищ, Онуфрий Николаевич.

О н у ф р и й (отшучиваясь). Стоило вас после этого спасать!

Л и л я. И шутки ваши мне совсем не нравятся. Уж этого от вас я совсем, совсем не ожидала. (Энергично.) Свинство, Онуфрий Николаевич.

О н у ф р и й (мрачно). А ну вас всех! Эй, Тенор, кровать у тебя двухспальная? Я с тобой лечь хочу.

Л и ля. Тенор? Да разве он здесь? А у меня сейчас только Дина про него спрашивала… Ах, Господи, который час? Мне еще в десяти местах быть надо, не успею я! Ох, не успею я! Где моя шубка, куда вы ее дели?

О н у ф р и й. Опять, значит, на мороз?

Л и ля (одеваясь, то в той, то в этой комнате). Я не хочу с вами разговаривать! Разбросали-то как, не соберешь ничего. Господа! Собрание у Дины в половине восьмого, не опоздайте.

С т. с т у д е н т (понижая голос). Ну что Дина? Как?

Л и ля (не понимая). Прекрасный товарищ! От нее, с ее богатством, красотою, никто этого даже не ожидал, все очень довольны…

С т. с т у д е н т. Да, да, товарищ хороший! Вообще она удивительный человек.

Л и ля. Ну, удивительный не удивительный, а… Не лезут! У, проклятые! А, вот и Стамескин. Слушайте, Козлова и Кочетова еще нет, не приходили.

С т а м е с к и н. Я подожду. Здравствуйте, Петр Кузьмич.

С т. с т у д е н т. Очень рад вас видеть, товарищ, раздевайтесь. Сегодня очень холодно.

Входит С т а м е с к и н, сухо здоровается с Онуфрием и в дальнейшем делает вид, что не замечает ни его, ни водки. Лиля, одетая, входит за ним.

Л и ля. Вот что, Стамескин… Какие рваные перчатки! Неужели это мои? Мои!.. Мне нужно сказать вам несколько слов. Вот в чем дело… (Что-то шепотом рассказывает ему.)

О н у ф р и й (Старому Студенту тихо). Пришел твой римский нос. Ну и строг, ну и строг! Ты заметил, как он на меня поглядел: как удав на маленькую птичку. Нет, легче бы мне с тигром в одной клетке, нежели…

С т. с т у д е н т. Оставь, Онуфрий! Я его уважаю.

О н у ф р и й. А он тебя?.. Ну и беспокойно же у тебя, старик, и черт меня сюда принес!

Л и ля (громко). Так не забудьте же… До свидания, Петр Кузьмич. С вами, Онуфрий Николаевич, я и прощаться не хочу… свинство, свинство!

Уходит. Студенты одни. Неловкое молчание.

С т. с т у д е н т. Не хотите ли чаю, Стамескин?

С т а м е с к и н. Нет.

О н у ф р и й (демонстративно наливает рюмку и пьет). Как скоро водка согрелась. Терпеть не могу теплой водки! (Молчание. Вновь наливает, говорит неуверенно.) А ты что же, старик? Так и стоит твоя налитая.

С т. с т у д е н т (не зная, как поступить). Не знаю… Нет, спасибо, Онуша, я по утрам как-то не могу.

О н у ф р и й. Света боишься? Темноты ждешь? А мы вот света не боимся.

С т. с т у д е н т (торопливо). Я сейчас вернусь, Стамескин; я хочу приготовить вам свободный номер для беседы; Лиля мне уже говорила, в чем дело… Тут не совсем удобно… по соседству есть свободный номер.

С т а м е с к и н. Хорошо.

О н у ф р и й (умоляя). Отчего, старик, можно и тут! Я выйду.

С т. с т у д е н т (не понимая, указывает глазами на перегородку). Нет, Онуфрий, тут неудобно. Я сейчас… Одну минуту, господа.

Выходит. За перегородкой притаился и не дышит Тенор. Стамескин делает вид, что не замечает Онуфрия – Онуфрий делает вид, что не замечает Стамескина. Оба неподвижно смотрят в стену – впрочем, мучится один только Онуфрий. Длительная пауза.

С т. с т у д е н т (входя). Ну вот и устроил! Прекрасный номер – там никто вам не помешает, беседуйте сколько хотите… Кстати, уважаемый товарищ, по поводу вчерашнего: я еще не имел удовольствия выслушать ваше мнение относительно сказанного мною. По решению землячества я могу (улыбаясь) судить, что моя речь успеха, так сказать, не имела, но мне хотелось бы выслушать вас, я так привык уважать ваше мнение.

С т а м е с к и н. Вы говорили недурно, вероятно, прежде вы много ораторствовали.

С т. с т у д е н т (польщенный). Представьте, никогда – это, можно сказать, первое мое выступление… а по существу, по существу, Стамескин?

С т а м е с к и н. И по существу недурно. По-видимому, вы довольно много читали, кое-что знаете, есть у вас и свой достаточно обширный опыт… некоторые из приведенных фактов были положительно любопытны…

С т. с т у д е н т (радостно). Да, да! Конечно, факты! Простите, что перебиваю!

С т а м е с к и н. Но только все это лишнее. Это была лекция, а не речь, вам бы ее откуда-нибудь с кафедры произнести, и у нее был бы успех, вам бы и молодежь хлопала.

С т. с т у д е н т (огорченно). Но позвольте, Стамескин! Я не понимаю вашего деления на лекцию и речь. Что, собственно…

С т а м е с к и н. В то время, когда люди действуют, вы рассуждаете о действиях, какие бывают действия, плохие и хорошие, – это нам не нужно.

Онуфрий иронически смотрит на Старого Студента.

С т. с т у д е н т (в отчаянии). Но что же нужно? – Я не понимаю.

С т а м е с к и н. Мне некогда сейчас объяснять, да это и все равно, сейчас это лишнее.

С т. с т у д е н т. Да как же все равно! А факты, Стамескин? А логика? Ведь есть же логика, Стамескин, и я даже не могу себе представить такого случая… Ты что, Онуфрий, с ума сошел?

Онуфрий, глядевший на перегородку, вдруг хохочет и говорит, глядя на стол.

О н у ф р и й. Она, брат, тебе покажет! Она тебе пропишет! Она тебя петь заставит!

С т. с т у д е н т (сердито). Да ты с ума сошел? Про кого ты говоришь?

О н у ф р и й (мрачно). Про логику, про кого же?

С т. с т у д е н т (волнуясь). Это нехорошо, Онуфрий Николаевич! Я говорю о совершенно серьезных вещах, а ты позволяешь себе такое… странное отношение.

Молчание. Онуфрий сердито пыхтит папиросой. Входят Козлов и Кочетов.

К о з л о в. А вы уже здесь, Стамескин? Сейчас разденусь…

К о ч е т о в. Запоздали, нужно было с К.И. повидаться. Вы слыхали, Лохаридзе арестован? Здравствуйте, Петр Кузьмич.

С т а м е с к и н. Да, я знаю.

С т. с т у д е н т (уныло). Раздевайтесь.

К о з л о в. (входит). Ну, вот и я! Здорово, ребятки! А ты уже за водкой? Какая же ты свинья, Онуфрий!

О н у ф р и й. Тебя не спросился!

К о з л о в. Как же тебе не стыдно, а? С тобой и разговаривать после этого не стоит… свинья!

О н у ф р и й. И не разговаривай!

К о з л о в. Свинья!

О н у ф р и й. Да что ты привязался, в самом деле! Мне твоей указки не надо.

К о ч е т о в (качая головой). Да, нехорошо, Онуфрий Николаевич. Фу-ты, как холодно, рук не согреешь. Ну, так как же, Петр Кузьмич, побеспокоим вас?

С т. с т у д е н т. Пожалуйста, прошу вас следовать за мной. У вас будет свободный номер, вам никто не помешает, я все устроил. Пожалуйста! А у меня там… лежит один больной… Нет, нет, из моих знакомых…

Уходят. Из-за перегородки тихонько выбирается Тенор и становится в мефистофельскую позу над мрачным Онуфрием.

Т е н о р. Ха-ха-ха! Как он тебя, Онуша! Говорит, что ты, Онуша, свинья! Ха-ха-ха!

Онуфрий сперва сердито, потом иронически смотрит на Тенора.

Т е н о р. Выпей еще рюмочку, Онуша! Ха-ха-ха!

О н у ф р и й (серьезно). Знаешь что, Тенор?

Т е н о р. Что?

О н у ф р и й. Надевай-ка, брат, пальто с барашком – и удирай отсюда, пока путь свободен.

Т е н о р. (беспокойно). Ты думаешь?

О н у ф р и й. Предчувствую. В твоем идиотском смехе я слышу дыхание рока. Спасайся, Тенор!

Т е н о р. Пожалуй, я уйду. Это будет лучше.

С т. с т у д е н т (входя, говорит, волнуясь). Там в коридоре – идет какая-то дама… кажется, Дина Штерн. Кажется, она! (Суетливо прибирает комнату.) Ах, Боже мой… это все твои окурки.

Онуфрий хохочет. Тенор быстро прячется за перегородку, закрывая за собою дверь. Слегка постучав, входит Д и н а.

Д и н а. Можно?

С т. с т у д е н т (сияя). Да, конечно! Простите, у нас такой беспорядок…

Д и н а. У вас много народу – в передней столько шинелей.

С т. с т у д е н т. Да, Стамескин, Козлов и другие… Этакое совещание… на нейтральной почве! (Радостно смеется.)

Д и н а. (разочарованно). Ах, вот что! Так вот вы как живете, Петр Кузьмич, совещания у вас… Что это, водка?

О н у ф р и й. Водка.

С т. с т у д е н т (руки его дрожат, растерян). Как я счастлив, Дина! Наконец-то вы посетили мою одинокую убогую келью. Сердечно благодарю вас, Дина, вы и представить не можете, какую высокую радость вы мне доставили. Да благословит вас Бог!

Д и н а. (смущенно и ласково). Ну что вы, дорогой мой, я сама так рада… Я уже давно собиралась навестить вас, но так занята… а тут еще это.

С т. с т у д е н т (умоляя). Разденьтесь!.. Онуфрий, позвони, чтобы скорей чаю… Ужасно холодно.

Д и н а. (незаметно морщась). Право, я не знаю… Я спешу…

С т. с т у д е н т. Разденьтесь! Позвольте вашу муфточку… И сахару вели дать, сахару нет.

Д и н а. Ну хорошо. Но только чаю я не хочу, я на минуточку. (Раздеваясь.) Ну, как вы хозяйничаете, Петр Кузьмич, расскажите! У вас очень хороший номер.

С т. с т у д е н т (весело). Управляюсь! Я всегда сам хозяйничал, Дина, я не хотел, чтобы тяжесть хозяйства ложилась на одну жену, – это несправедливо. Я и на базар с корзиночкой бегал, конечно, только по праздникам, так как в будни…

Д и н а. Неужели? Какой вы милый, вас нельзя не любить. А это ваша спальня? Да вы совсем как настоящий студент… Вы дома всегда в тужурке ходите? К вам тужурка идет.

С т. с т у д е н т (тихо). Я – студент… Дина. Пусти на диван, Онуша.

Д и н а. Да и здесь хорошо, не беспокойтесь.

С т. с т у д е н т. Нет, нет, садитесь на диван. Впрочем… там одна пружина… Сиди, Онуша, голубчик! Вот кресло.

О н у ф р и й. Что же, звонить или нет?

Д и н а. Нет, не надо, я чаю не хочу. Так вот как у вас… и не скучно вам всегда одному?

С т. с т у д е н т. Почему вы думаете, что я один? Я всегда с товарищами. Вот Онуфрий Николаевич, милейший человек. Блохин… Козлов часто заходит. Мы такие ночи проводим, Дина! Пьем!..

Д и н а. (с ужасом). Неужели вы пьете, Петр Кузьмич?

С т. с т у д е н т. Нет, Дина, то есть да. Рюмку, так, иногда две хватишь… хочется разгула, Дина. Наша жизнь коротка!

О н у ф р и й. Разгула! Ну и фарисей же ты, старик!

С т. с т у д е н т (смеется и хлопает Онуфрия по плечу). Не ворчи, товарищ. Водка-то вся, тащи другую бутылку.

Д и н а. (изумленно). Да что с вами, Петр Кузьмич? Вот не ожидала! Неужели вы будете пить? Тогда я сейчас же уйду. Ну да – две рюмки!

С т. с т у д е н т (падая духом). Нет, это я так, это я для Онуфрия Николаевича. Посидите, Дина.

О н у ф р и й. Ну и фарисей же ты, старик! (Молчание)

С т. с т у д е н т. Ну, как вы спали вчера, Дина? Я вас замучил своими рассказами… и все такое грустное. Вы должны останавливать меня, когда я загрущу, – хорошо, Дина?

Д и н а. (с легким кокетством). Нет, ни за что! Мне так нравятся ваши рассказы и ваша грусть… Вы себя мало цените, Петр Кузьмич! Вы много читаете, – но почему же я не вижу книг?

С т. с т у д е н т. Представьте! Совсем забросил книги, да и некогда как-то.

О н у ф р и й. Он шведской гимнастикой занимается.

С т. с т у д е н т. Не ворчи, Онуша! И вы подумайте, Дина, я веду дневник!

О н у ф р и й. Мемуары.

С т. с т у д е н т. Нет – самый настоящий дневник. Мемуары, Онуша, это история, а дневник – это лирика, тайны души, вздохи сердца, которых никто не смеет подслушать. Да ты прозаик, ты не поймешь.

Д и н а. У вас электричество? А о чем же вы пишете?.. Да, кстати: к вам не заходил сегодня Александр Александрович? К нему есть поручение от одного знакомого, насчет музыки.

С т. с т у д е н т (опоминаясь). Александр Александрович?

Д и н а. Ну да. Что вы так смотрите? Послушайте, Петр Кузьмич, что вы так смотрите? Что-нибудь случилось?.. Да говорите же.

О н у ф р и й. Да ничего не случилось – почему, как только человек глаза вытаращил, так сейчас же должно что-нибудь случиться? (Крайне одобрительно.) Таращи, старик, таращи!

С т. с т у д е н т. Да ничего не случилось. Александр Александрович… он не совсем здоров.

Д и н а. Что с ним?

С т. с т у д е н т. Ничего, ничего особенного. Ах, Дина, да успокойтесь же! У него слегка болит голова. Он здесь, у меня.

О н у ф р и й. Лежит. Тенор – лежишь, брат?

Молчание.

С т. с т у д е н т. У него голова болит.

Бледный, но уже причесанный, выходит Тенор и молча здоровается.

Д и н а. Вы нездоровы, Александр Александрович?

Молчание.

Т е н о р. Нет, здоров. Они шутят.

С т. с т у д е н т. Александр Александрович действительно не совсем здоров.

Д и н а. Я вижу… Как вы хорошо устроились, Петр Кузьмич, – вы не скучаете по вашей Сибири? Это ваши лекции? Какой прилежный – учитесь. Онуфрий Николаевич, он читает лекции. Однако мне надо идти, я совсем и забыла, что меня ждет извозчик. Где же пальто? Это все вы, Петр Кузьмич, с вашим гостеприимством.

О н у ф р и й. Посидите, Дина, куда торопиться. Сегодня ужасный холод. А извозчика вашего мы отпустим. Верно, дядя?

Д и н а. Вы думаете, что на извозчике холоднее?

О н у ф р и й. Неизмеримо! (Берет Старого Студента под руку.) Да пойдем, дядя, что стал!

С т. с т у д е н т (упираясь). Вы меня извините, Дина, если я на несколько минут…

Д и н а. Пожалуйста.

О н у ф р и й. Ну, идем, идем. Стамескина, кстати, проведаем, да я еще тебе свеженький анекдот из римской жизни расскажу. Когда Тарквиний Гордый… (Уходя, тихо.) Нельзя так, дядя, а то и лохмач этот будет над тобой смеяться. Дневник, лирика, эка куда ты забрался!..

Дина и Тенор. (одни). Молчание.

Д и н а. Я все понимаю, Александр Александрович.

Т е н о р. Тем лучше.

Д и н а. Вы давно здесь прячетесь?

Т е н о р. Со вчерашнего, кажется, вечера… Да – со вчерашнего вечера.

Д и и а. И все лежите… там?

Т е н о р. Да, преимущественно. Немного и хожу.

Д и н а. И когда я пришла, вы продолжали лежать? И когда услыхали мой голос, продолжали оставаться там? Вы подумали, Александр Александрович, в какое положение перед этими господами вы ставите меня? Вы подумали, в какое положение вы ставили меня вчера, когда на собрании говорили: Тенор трус, Тенор прячется, а я должна была лгать, что вы больны?

Т е н о р. Самолюбие, Дина?

Д и н а. Да, самолюбие, которого, к сожалению, у вас нет. Прятаться от меня, здесь за перегородкой, на чужой постели, сдерживать дыхание, чтобы не услыхали. (Смеется.) Вчера при голосовании смеялись, что Тенор и здесь бережет свой голос, – теперь я понимаю, что это значит. (Презрительно.) Подайте мне пальто.

Т е н о р. Я избегал объяснения, Дина, – знал, что сейчас оно ни к чему не приведет, но если вы хотите… Я на сходку не пойду.

Д и и а. А? Мне казалось, что вы пойдете.

Т е н о р. Нет, не пойду. Вы знаете, Дина, что ради таланта я превратил свою жизнь в тюрьму?

Д и н а. Знаю.

Т е н о р. Что я создал для себя режим хуже арестантского режима? Ха-ха-ха, что такое арестант? Я был несвободнее арестанта. И я не хочу для какой-то вздорной истории, в которой не вижу смысла, – я не хочу жертвовать своим талантом.

Д и и а. А мне всегда казалось, что талант – это свобода. И мне… непонятен талант, для развития которого необходимы арестантские роты.

Т е н о р. Я всегда знал, что ты не любишь меня. Только самолюбие и ни на йоту ни жалости, ни понимания. Ты не любишь меня.

Д и н а. Кажется… вы правы.

Т е н о р. Ты сама должна была сказать мне: «Не ходи. Им нечего терять, а твоя жизнь, твой талант нужен для них же».

Д и н а. Да? Так вот как. А мне казалось, что есть минуты, когда все мы должны идти рядом, даже и таланты. Как вы думаете, Александр Александрович?

Т е н о р. Это говорит Стамескин! Ты повторяешь слова Стамескина, Дина! Ха-ха-ха!

Д и н а. (вставая). Нет, это говорю я! А Стамескин говорит другое – что вы трус и карьерист.

Молчание.

Т е н о р. И ты не ударила его, Дина?

Д и н а. Нет, за что ж? Я с ним согласна.

Молчание.

Т е н о р. Прикажете подать пальто?

Д и н а. Пожалуйста. Нет, не трудитесь, ботики я сама надену.

В двери стучат.

Д и н а. Войдите! А, Петр Кузьмич! А я ухожу.

С т. с т у д е н т. Не смею удерживать.

Д и н а. Как у вас мило! Благодарю вас, Онуфрий Николаевич, да, это моя муфта. Очень мило! Это ваша спальня?

Т е н о р. Да. Тут спит наш старик. (Неуверенно хохочет.) Ха-ха-ха!

О н у ф р и й. Эка развеселился наш Тенор.

Д и н а (весело). Я ему сказала, что он трус и карьерист, и он не может прийти в себя от радости. Прощайте!

Быстро выходит, Старый Студент поспешно накидывает пальто и устремляется за нею.

С т. с т у д е н т. Дина! Подождите, я вас провожу. Ах, Господи – Дина!..

Уходит. Молчание.

О н у ф р и й. Какой проворный стал. Вот что значит шведская гимнастика. Без калош побежал – какое неблагоразумие!.. Ну как, Тенор, плохо?

Тенор с силою ударяет кулаком по столу, так что падают рюмки.

Т е н о р. Я ей покажу! (Всхлипнув.) Я ей покажу!

О н у ф р и й. Покажи, покажи.

Т е н о р. Я всем вам покажу, что значит Тенор. Вы еще придете просить прощения, что обидели человека. За что? За что она меня оскорбила? Я думал, что она мне просто скажет, и я ей объясню, и она поймет… ну, не согласится, – а это что же? Ведь она же меня знает.

О н у ф р и й. Кроваткой повредил, кроваткой. Поза некрасивая.

Т е н о р (садится и опускает голову). Неужели я такая свинья! Онуша, ты человек справедливый, скажи ты мне!.. Онуша, неужели я такая свинья?

О н у ф р и й (гладя его по спине). Свинья, братец, свинья! Свинья, да еще такая большая…