В любом случае, даже если параллель с западнославянской Живой случайна, и у Жнивы и у Живы есть вполне определенный образ и функции в представлениях русских крестьян. Вот что пишет об этом Даль в книге "О поверьях, суевериях и предрассудках русского народа": "Народному поверью, что сердце лежит под грудной костью, под ложечкой – сердце болит, отвечает по крайности и ученое, латинское название этого места (sevobiculum cordis); а поверью, что душа сидит немного пониже, в желудке, соответствует положение брюшных нервных узлов, называемых также брюшным мозгом и седалищем животной души" [24].
Итак. Жизнь вошла, и что же у нас открылось первым – Муладхара или Сахасрара? До них еще, как до полюсов, далеко. Открылось горло или эта самая пресловутая Вишудха, а за ней легкие – Анахата, желудок – Манипура и живот – Свадхистхана. Грамотный русский йог, конечно, скажет, что это разные вещи. Об этом я и пытаюсь сказать. Духовный рост и "энергетическое" копание в чакрах – не одно и то же. В русской деревне не было ни Вишудхи, ни Эфира, чтобы их открывать. У меня даже произошел курьезный разговор с одним из моих наставников, со Степанычем, у которого я допытывался, есть ли Эфир:
– Нет, не завозили,- в конце концов лаконично ответил он.
Все товары к ним в деревню завозила автолавка.
Эфира на Руси нет. Но масса современных эзотерических учений дает нам титанические построения, основанные на Эфире, как на одном из базовых принципов Вселенной. Совершенно очевидно, что это пришедшее к нам через латынь слово – дань уважения учителям римлян древним грекам, которые называли
Эфиром пятый первоэлемент Природы. Однако, современники этих теорий уже тогда, в древности не принимали их в большинстве своем всерьез. Загляните в историю философии. Для них это были очень частные гипотезы, философские изыски, умствования… Почему? Да потому что и задолго до греческих философов, и после них существовало истинное, народное понимание эфира. Никто из эзотериков почему-то не догадался просто посмотреть это слово в латино-русском словаре. Латынь в чем-то удивительно близка древнему русскому языку. Может быть, и не безосновательны предположения, что предшественники и учители римлян этруски близки нам, русским? Язык живет и изменяется. В русском языке исчезло, например, назальное "н". Игорь когда-то звучал как Ингор, Святослав как Свентослав, Световид как Свентовид. Конечно, за века и тысячелетия звучание многих слов значительно изменилось, и все-таки древняя единая первооснова до сих пор просматривается внимательным взглядом. В латыни перестало произноситься начальное "в". Веней, беглец из земли Трояней, после того, как на нее восступила Дева-Обида, стал Энеем. Соответственно храм (aedes) звучал как Ведес, воздух (аег) как веер, а наш пресловутый эфир (aether) – ветер, воздух или небо. Желающих отправляю за подробностями к исследованиям Л. Рыжкова. Приходят времена, и вместо чистого Ветра-воздуха требуется одурманивающий наркотический Эфир.
Так чем же открывается Вишудха? Мне думается, тем же, чем и русское Горло – воздухом. Движущимся воздухом. Ветер – это движущийся воздух. В отношении человека движущийся воздух – это дыхание. Ветер же можно считать дыханием Земли. И китайское ци и индийская прана – это не энергия, а воздух, дыхание. Соответственно, и "эфир" должен бы обозначать все то же дыхание, которое заполняет горло. Воздухом открывается оно при первом рождении, телесном; воздухом же и при втором, духовном. Или по-русски – Духом. Иначе говоря, воздухом, несущим искреннее, душевное слово – как на духу! То есть исповедью.
Я был свидетелем диалогов между "видящими" экстрасенсами и их пациентами, когда "мастер", устрашающе вглядываясь внутрь пациента или ученика, значимо произносил: "Почему Вишудха-то закрыта?" И ученик начинал плести какую-то околесицу о сложностях жизни. Мне кажется, наши русские самородки, обладающие видением в том или ином объеме, но не прошедшие полноценной подготовки в йогической среде, все-таки видят не Вишудху, когда говорят, что она закрыта, а эффект закрытости или забитости Горла. Забитое невысказанными словами и невыплаканными слезами Горло, может, и перекрывает Вишудху. Не знаю. Но вот то, что рот надо было держать на замке всю нашу советскую жизнь, а имя этому замку было Неискренность, неоспоримо. Это основная болезнь Горла в двадцатом веке. Очень не простая и разрушительная болезнь. И лечится она только Крещением. Но не тем крещением, которое ведет свое происхождение от Креста, а тем Крещением или Кресением, как говорили офени, которое произошло от ритуального очищающего огня Креса. Но это особый разговор.
Так что за реальность прячется за этим мифическим пятым первоэлементом, и что говорит об этом русская традиция? Ранее я помянул две перепутанные чакры – Вишудху и Анахату. То, что в Горле воздух, а не эфир – очевидно. Но если понимать под словом эфир то, что оно и означает в родном языке, то есть в латыни, без философических накруток, то мы имеем первое совпадение Универсальной и "Русской лествиц". В горле действительно эфир, но в значении воздуха. А что же в Анахате или, по-русски, в Сердце, стихией которого считается воздух. Но это же тоже очевидно для представителя русской культуры – любовь, а не воздух! Но любовь есть духовный свет, а свет есть материализованная любовь, как понимали в Тропе. Вот этот самый Свет божественной любви, очевидно, и был истолкован в Универсальной лествице как Эфир. Во всяком случае, мне доводилось встречать такое объяснение понятия эфир. Да, собственно говоря, тот же Парменид, одним из первых начавший использовать понятие эфира, понимал под ним Свет и Огонь. В итоге, Свет божественной любви начал сознаваться как нечто самостоятельное по отношению к сердечной любви, а самостоятельное имя эфир сыграло злую шутку и подтянуло новорожденный "первоэлемент" к горлу, которое назвалось таким же непонятным, но очень впечатляющим словом Вишудха. В итоге собственный первоэлемент горла был отодвинут, перекрыт, а к горлу оказался приписан несуществующий в природе первоэлемент, являющийся лишь заимствованием из предыдущего уровня. Раньше ученик "брал" школу, как соответствующие состояния сознания, напрямую от учителя, по прямой передаче. Современный человек, да еще оторванный от глубинных источников школы, вынужден очень до многого доходить через понимание. Попытка понять, что такое Вишудха и, соответственно, эфир, заворачивает его устремленность обратно к любви, то есть Анахате. Результат – на глубоких подсознательных уровнях, где находятся архетипы мышления, а значит и культуры, и основные значения слов, перемешались токи жизненных сил. Жизнь обратилась в пяту.
Эфир-воздух, приписанный к горлу как любовь, направляет духовные токи к месту любви, то есть обратно в сердце и через него в Манипуру-Ярло. Здесь мы имеем еще одно совпадение лествиц по стихиям. Ярло, Ярило – ярый огонь, солнечный огонь в солнечном сплетении. Веды говорят, что Огонь имеет три ипостаси – Костер на Земле, молнию в поднебесье, Солнце в небесах. Ярило – один из солнечно-огненных Богов Древней Руси.
Следующая стихия – вода. Расположенный ниже пупка "центр", именуемый по-русски Живот, однозначно признается местом силы и у русских. Начать хотя бы с того, что Живот является мерой усилий. Больше, чем он позволяет, не сделаешь: не тужься слишком сильно – живот (или Пупок) надорвешь! Что же там такое под пупком? Ни одна традиция, ни одна культура не сумели связать понятия Воды и Силы так мощно, как русская. Ниже пупка у нас находится Моча! Жидкость и Мощь одновременно.
Но обращение вспять лестницы Иакова продолжается, и мы стремительно приближаемся к Земле.
Как вы помните, зона Муладхары на офенско-скоморошьем языке называлась Стегно и связывалась ими с понятием Стогна, то есть земляной площадки, на которой между двух шестов-стожар навивается стог. Пространство между стожарами называлось в крестьянском быту Промежек, на него-то и кладется так называемый Зарод стога.
А теперь посмотрим на человеческое тело. Два шеста-стегна – две ноги – разделены промежностью, над которой находятся органы, которые лучше, чем Зародом, и не назовешь. Стегно же является путем в Зарод. Посмотрите, как рассказывают об этом русские старины о рождении знаменитого Вольха Всеславьича:
По саду, саду зеленому,
Ходила гуляла молода княжна
Марфа Всеславьевна.
Она с камени скочила на лютаго на змея;
Обвивается лютый змей около чобота зелен-сафьян,
Около чулочика шелкова,
Хоботом бьет по белу стегну –
А втапоры княгиня понос понесла
[25].
Шесты эти именовались стожарами от слова стог. Но Стожарами же именовались в русской традиции и Плеяды (иногда, впрочем, и Медведицы). Они же именовались и Волосожарами. То есть огнями Волоса. А Волос-Белес – подземно-подводная ипостась когда-то единого Бога-отца Варуны. Кстати, в так называемом основном мифе индоевропейцев, в битве Громовержца со Змеем, именно Волос выступает в роли Змея. А Вольх, очевидно, его жрец, волхв. Если попытаться найти место Белеса в человеческом теле – то это, видимо, ноги, особенно пятка. В тропе она считается нижним Родничком или Пупком, через который мы связаны с Богом-отцом. Не случайно в ней находилось самое ценное место выходца из Скифии Ахиллеса, Так же совершенно не случайно Душа прячется от страха именно туда. Я даже и не задумывался, почему она в "пятки убегает", пока меня об этом не спросил Дядька. Душа, как и маленький ребенок, со страха бежит не в случайное место, а под защиту отца или матери. Только тут требуется одно уточнение. Как мы уже говорили, на Тропе считали, что у человека две души – Душа и Жива. Отец первой какой-то другой бог. К Велесу же то ли в ноги, то ли в огонь бежит прятаться Жива. Все это закономерная деталь огненного перехода, который должен в результате своего духовного развития совершить каждый человек.
Огонь для Тропы действительно тесно связан с ногами. И они находили этому языковые подтверждения. Во-первых, при чтении слова нога наоборот получается агон(ь). Ходячий огонь. Они говорили: это вниз идет нога, а вверх огонь. Точно так же шесты для них прямо являются символом огненного перехода, поскольку содержат в себе и понятие шествия, и огненности: шесток – площадка, на которой разводится огонь в печи.
Еще один, хотя и весьма уязвимый, намек на связь ног с Волосом, который и исследователями считается змееподобным противником громовержца Перуна, дает чтение слова ноги как наги – индийско-санскритекое "змеи". Допустима ли такая этимологическая связь? Не знаю. Скорее всего, нет. Но очень многие древние боги были змееногими. Говорить же о едином происхождении санскрита и древнерусского языка не приходится, так эта тема избита.
Возвращаясь к скоморошьему мировоззрению, надо еще добавить, что уподобление ног человеческих стожарам они видели еще и в их утвержденное в земле. Стожары не вольны покидать свои стогна. Не вольны и мы. Сорок тысяч лет тому назад, записал мой дед, Русь пришла Тропой Трояней на Землю, и пока не истечет отведенный ей срок, "крыльця соколам будут припешаты" Земными Тягами, которые все возрастают век от веку. Но стогны – это не только площади, но и дороги. Поэтому "не вольны ноги покидать дороги". Скоморохи верили, что они, внуки Велесовы, то ли выходцы со Стожар, то ли через Стожары пришли на Землю. Ходоки. Они хотели вернуться Тропой Трояней на далекую нашу Прародину, на Небесную Русь, и для этого всеми доступными им способами уменьшали свои Тяги. До восемнадцатого века они предпочитали не иметь семей, не иметь дома-хозяйства и бродить артелью по всей Руси Великой. Главной своей задачей они считали сохранение для крещеного люда древних знаний о Небесной Руси.
Может быть, это все было самообманом, да и были ли в действительности какие-то знания, кроме веры в существование где-то далекой прародины?! Но обратиться наничь еще раз, повернуться к своим истокам – это заманчиво, это сказка. Во всяком случае, Русь народом-богоносцем сделала пробный рывок по лестнице Иакова… приземление было памятным. Теперь уже вряд ли кто-то в мире считает русско-советский народ богоносным. Хорошо это или плохо? Офени считали, что "все, что ни деется, к лучшему". Наше современное положение, конечно, не из самых завидных и уж точно стало ниже, зато ближе к земле. Падать дальше некуда. Зато основание надежное, если опять не соврем себе. По крайней мере, вполне можно подумать о собственном пути, о собственной Лествице.
Природа человека божественна. В тебе от рождения уже все есть, ты уже всего достиг, еще не начав пути. Лишь чужеродный сор мешает осознать это. Тяги земные. А они убираются. Кресением. В обшем-то, в этом и есть смысл движения по "русской лествице". Все очень, очень просто – всего лишь вычистить, убрать из себя все, что было привнесено в тебя помимо твоей воли. Вычистить только то, на что ты не давал согласия, чему ты в себе не хозяин. Этого достаточно. И это одно из первых согласий, которое заключается со слушателями, пришедшими учиться на Тропу: Тропа – это место, где собрались единомышленники в вопросе поиска знаний, средств, возможностей и помощников для очищения себя от чужеродного сора. Все остальное – твое личное дело. Это суть этнопсихологического подхода, как я его понимаю.
Правда, для объяснения этой простоты была создана целая "Хитрая наука" – она же "наука мышления".
I
Психология
Этнопсихология
В психологической науке для меня все начинается с Николая Ивановича Надеждина, с его доклада "Об этнографическом изучении народности русской" на первом собрании Русского географического общества в тысяча восемьсот сорок шестом году. Там он поставил вопросы. А это уже половина успеха. Вот первый: "В России, которая в настоящем величии своем сама есть целый огромный мир, главным предметом внимания нашего должно быть то, что именно делает Россию Россиею; то есть – "человек Русский!" Разумею: совокупность отличительных черт, теней и оттенков, условливающих особую, самообразную бытность человечности, или как говорится обыкновенное – "народности Русской", сказать короче еще – этнографию собственно "Русскую"!" [26, с. 107-108]. Второй – о предмете новой научной дисциплины: "После языка, выражающего собой ‹…› целостность "человеческой природы", внимание этнографии естественно должно обращаться порознь на обе составные ее стихии, то есть "телесную" и "духовную". ‹…› Это составит две другие части народоописательной науки, кои можно назвать "этнографией физической" и "этнографией психической" [26, с. 112].
Затем идею изучения этнической психологии русских подхватывает Константин Дмитриевич Кавелин, юрист, философ и соратник Надеждина по этнографическому отделению Русского географического общества. Всю свою научную жизнь философ Кавелин пытался стать психологом и для этого воевал с "материализмом" с позиций "положительной" науки. В конце концов, это выразилось в крупнейшем научном конфликте века, о котором говорило все просвещенное общество России. Это был так называемый спор идеалиста Кавелина с материалистом Сеченовым. Русское общество второй половины девятнадцатого века приняло сторону Сеченова, поскольку он был прообразом то ли того самого Тургеневского резателя лягушек Базарова, то ли другого кумира передовой интеллигенции Рудина. Но это, по сути, было политическим решением научной проблемы.
А проблема заключалась в том, что один великий психолог, прикрывающийся от общественного мнения мундиром материалиста, утверждал, что психология – это наука о "психических процессах", которые можно исследовать методами, сходными с исследованием процессов физиологических. Другой великий психолог, прикрываясь от общественного мнения мундиром положительной науки, считал, что психология – это наука о ''психических процессах", которые можно исследовать, изучая эти процессы материально воплощенными в артефакты, то есть через культуру и историю народа. Почему это не устраивало Сеченова – тема особого разговора. В принципе, он постоянно исследовал и "предметное" мышление и генезис мышления. Что не устраивало Кавелина в теории Сеченова понять, мне кажется, проще – скорее всего отказ от Души и признание машинное человеческого сознания. И опять же этот спор мне кажется скорее политическим. С научной же точки зрения они были очень и очень близки, они исследовали одни и те же темы, они использовали одни и те же термины, только шли они к истине с разных сторон.
В итоге этого спора Кавелин, по сути, оказался основоположником русской этнопсихологии. Как разворачивалась его мысль? Приведу только одну цитату из его "Задач психологии" тысяча восемьсот семьдесят второго года.
"Единственное, чем человек действительно, коренным образом, отличается от всего остального мира, – это способность его выражать, во внешних предметах, психическия свои состояния и движения, передавать в образах и знаках совершающиеся в нем психические явления, не подлежащия внешним чувствам. Ни одно, даже самое развитое и совершенное животное не может изваять статуи, нарисовать картины, начертать план или фасад, положить звуки на ноты, написать письмо или книгу" [27].
Если приглядеться, то за этой фразой скрыт все тот же спор с Сеченовым, который в 1863 году в своей основополагающей работе "Рефлексы головного мозга" заявил: "Все бесконечное разнообразие внешних проявлений мозговой деятельности сводится окончательно к одному лишь явлению – мышечному движению" [28]. Не такое уж и неуязвимое заявление, но если понимать под "мозговой деятельностью" мышление, то оно очень близко к истине. Но вот исчерпывается ли мышлением все многообразие того, что попадает у Сеченова под определение "мозговой деятельности"? Могу сразу сказать, что учившие меня старики не согласились бы с этим однозначно, и мы еще к этому вернемся когда-нибудь. Вот так же и Кавелин в приведенной цитате, да и во всей этой работе, которую историки психологии считают целиком направленной против теории Сеченова [см. 29], пытается показать "пути за" эту категоричную однозначность психофизиологии.
Еще раз повторю: к сожалению, "прогрессивная" русская общественность приняла в том споре сторону Сеченова. Из крупных научных авторитетов той поры, пожалуй, можно помянуть еще профессора Челпанова, который был близок к взглядам Кавелина. Да небольшую научную периферию, которая как-то незаметно сходит на нет к концу столетия. В итоге этнопсихология так и не развилась в России, хотя родилась на полтора десятилетия раньше, чем в Германии, где ее зачинателями были Лацариус, Штейнталь и Вундт [30].
Правда, с 1916 года в Московском университете Густав Густавович Шпет читает даже специальный курс этнопсихологии. Результатом его трудов явится в 1926 году "Введение в этническую психологию" [31]. Но ее вряд ли можно хоть в какой-то мере считать продолжением Надеждинско-Кавелинского направления, хотя сам Шпет как феноменолог и очень к нему близок. Во "Введении" Шпет, скорее, дал начало совсем новому научному направлению в психологии, которое и является преобладающим в современной русской науке. Его этнопсихология – это психология межэтническая. Предшествующее же направление я бы назвал психологией этнографической. Межэтническая психология рождается в условиях социалистического режима под давлением "социального запроса" на создание инструментов регулирования межэтнических взаимоотношений. Кавелинское же направление вело к изучению собственных знаний народа о психологии, к психологии неосознаваемой, так называемой, "наивной психологии" [1], хранящейся в языке народа, в его истории и культуре. Только в последние десятилетия в мире появился интерес и какое-то понимание этого явления [см. напр. 32]. Потребовалось больше века, чтобы идеи Кавелина стали современными.
Как ни странно, но я бы посчитал продолжателем той же линии, что вел в психологии Кавелин, не Шпета, а швейцарца Юнга, работавшего в одно время со Шпетом. В тридцать четвертом году он публикует работу "Об архетипах коллективного бессознательного", где заявляет: "…душа содержит в себе все те образы, из которых ведут свое происхождение мифы" и "благодаря тысячелетним усилиям человеческого духа эти образы уложены во всеохватывающую систему мироупорядочивающих мыслей" [33, с. 100-101]. Для меня это прямое развитие идей Кавелина. И более того, очень многое у Юнга поразительно совпадает с тем, что говорили мне простые русские старики. Но об этом надо рассказывать особо.
Можно, конечно, упомянуть еще немало имен людей науки и искусства, кто близок лично мне или подтверждает, как мне кажется, психологическую теорию Тропы своими поисками. По крайней мере, приведенная выше цитата из Кавелинских "Задач" может рассматриваться и как задача создания науки интерпретации знаков культуры, то есть значений и смыслов, что воплощено в современной семиотике и этнолингвистике. Но лучше продолжить этот разговор в специальной статье. В этой же статье я бы хотел поразмышлять с точки зрения этнопсихологии о главном, на мой взгляд, для науки: языке, предмете и методе.
ЯЗЫК
Надеждин писал в своем докладе РГО 1846 года: "До сих пор всеми усилиями и трудами этнографов не открыто другого вернейшего и удобнейшего средства различать и обозначать "народы", как по их "языку".
Это всеми признанная, непреложная истина, что ;'слово" вообще, будучи не чем иным, как мыслью, воплощаемой в звуках, выражает собой сущность "природы человеческой", которая сама есть не что иное, как воплощение духа в веществе; от того понятие "человека" всегда и везде считается совершенно равнозначащим понятию "существа словесного". ‹.„› Можно посему сказать наверное, что "язык народа" как был, так и останется навсегда – главным залогом и главным признаком "народности", следовательно – главным предметом, призывающим на себя внимание этнографов" [26, с. 110-111].
Возможно, что это утверждение уже устарело и может быть оспорено с каких-то позиций. Однако и недооценивать его нельзя, хотя бы по тому, как активно развивались за последние десятилетия лингвистические дисциплины типа этнолингвистики, теории машинного перевода, семиотики, интегрального описания языка и другие. Можно, пожалуй, считать, что языковедческий подход снова лидерствует в науках о человеке. Однако меня интересует лишь язык науки психологии, науки о душе.
Последнее время в России снова появился интерес к этнопсихологии. За последнее время вышло несколько работ – авторских и научных коллективов – посвященных этой "научной дисциплине". Я осознанно беру выражение "научная дисциплина" в кавычки, потому что оно, на мой взгляд, предельно сжато и предельно наглядно показывает язык психологической науки. Я бы назвал его "язык-кентавр". Посмотрите, как определяет предмет этнопсихологии доктор психологических наук Ю. П. Платонов во "Введении в этническую психологию": "Предмет этнической психологии в его социально-психологическом аспекте составляют этнические стереотипы, диспозиции и экспектации взаимодействующих субъектов, которые и выступают этническими детерминантами человеческого поведения" [34].
Хочу сразу оговориться, что это пособие было одним из лучших на момент выпуска, и Платонову удалось собрать целый научный коллектив для работы над ним. Однако, после выхода пособия в свет, коллектив распался. Независимо от объективных причин, мы можем усмотреть определенные психологические предпосылки к этому уже в самом определении исследуемого предмета. Для этого достаточно задаться вопросом: а что хотят авторы такого текста?
Вполне можно заявить, что этническая психология в частности и психология вообще еще не определились со своим предметом. Все попытки определения не совпадают с самоназванием. Ставя в одном предложении: "Психология есть то-то…" – психологи, по сути, заявляют: "Наука о душе есть не наука о душе". Следовательно, не изучение души (что бы под этим ни понималось) является основной задачей. Тогда что?
Кстати, русский язык плохо принимает и само выражение "психология", как только оно перестает быть термином. "Наука о душе" не звучит в русском, хотя легко и естественно принимает сходные сочетания, типа наука побеждать или наука мышления.
Полтораста лет психология всерьез сражается за то, чтобы занять место равной среди других наук. Это место равного есть место в обществе, свое место, со всеми вытекающими из этого последствиями. Место в обществе, в первую очередь, всегда достойное место! А у человека, занимающего достойное место, всегда имеется один отличительный признак, показывающий всем его место в обществе и их место относительно него – признак этот называется мундир, форменный мундир в соответствии с табелем о рангах. Мундиром русского аристократа конца восемнадцатого начала девятнадцатого веков был французский язык, который был его главным отличительным признаком от плебса, то есть русского народа. Одежду можно украсть или присвоить, как и трон, но языком надо владеть. В присутствии говорящих на языке аристократии остальные сразу осознают свое место и их место в обществе.
Вот в этом, пожалуй, и скрыт ответ на вопрос о целях, правящих большинством психологов при написании их работ тем языком, который считается языком "научной психологии". Занять достойное место…
В народной культуре, как и в науке, все повторяемо. Это дает основание для вопроса: не является ли цикличность народной жизни, праздников, труда, своего рода признаком "научности" той "психологической теории", которая лежала в основе устроения этой жизни? "Научность" в этом случае означает определенную равноценность народного мировоззрения современной науке с каких-то точек зрения, в частности, с точки зрения повторяемости результата, предсказуемости, нацеленности на решение жизненных задач. Конечно, подобная "психологическая теория" не имеет автора, в то время как наука глубоко личностна, однако, анонимность не есть признак неистинности. Эту теорию мы можем назвать по-русски Мировоззрением, что означает "способ видеть мир". Что это такое – вопрос долгих исследований, но сразу можно сказать, что народное мировоззрение – самый мощный из психологических инструментов выживания в земных условиях, находящийся в распоряжении как непсихологов, так и психологов. И выражается оно, в первую очередь, в языке. И именно в языке мы видим наибольшее расхождение современной психологии со своей материнской средой.
И тут надо честно признать, что это именно наука, психологическая наука, молодая и заносчивая, как ее творцы, вроде Сеченова и Павлова, не успев родиться, принялась создавать свой язык внутри русского языка, даже не попытавшись присмотреться к нему, поискать, нет ли в русском языке уже готового подъязыка, так называемой "наивной" или народной психологии. Что в итоге? Создан язык для своих, язык свойства. Но между тобой, как русскоязычным человеком, живущим в мировоззрении, вросшем в тебя с детства в соответствии с тем способом, каким видят мир русские, и миром, который исследуется, встал дополнительный инструмент – "научный язык", на который увиденное надо дополнительно переводить. Это при всей-то сложности мира!
В итоге внутренне первоочередной задачей психолога становится познание "языка науки" и уж только во вторую очередь – понимание познаваемого. Редкая птица долетает до середины Днепра!..
Конечно, практические задачи научного поиска и обработки материалов предъявляют весьма определенные требования к языку. Одно из них – необходимость в иностранных заимствованиях, когда отсутствует соответствующее русское слово. Знаменитый пример с калошами-мокроступами, когда почвенникам было доказано, что фанатично отказываться от заимствования нового – неразумно. Однако, чем лучше фанатично заимствовать и даже искусственно изыскивать иностранные замены русским словам? Если мы приглядимся к заимствованиям, то увидим, что они, по сути, бывают двух родов. Первый – это заимствование имен, второй – понятий. Очень легко и естественно вписываются в русский язык все слова, которые пришли к нам вместе с соответствующим предметом: трамваи, троллейбусы, автомобили и тому подобное. Есть предмет, есть называющее его имя. Язык обогащается и не страдает. Но это скорее народный или собственно языковой уровень заимствования. Науку он не удовлетворяет. Наука предпочитает заимствовать по крупному, выкидывая понятия и заменяя их терминами, которые можно потом бесконечно переводить и комментировать в целых трудах. Дико видеть сейчас психолога или психиатра, который, крутя перед собой рукой, просит: "Подскажи, как это по-русски! Эмоции, эмоции! Как это по-русски!" Одна только литература по определению отличий эмоций от чувств могла бы занять книжную полку.
Конечно, ни один живой язык не может обходиться без заимствований. Но, принимая
этоположение, каждый раздел науки должен, как мне кажется, вполне осознанно поставить и решить вопрос о собственном языке. Наверное, совершенно не имеет значения, на каком языке говорят чисто знаковые науки типа математики, лишь бы сами ученые себя понимали. Но для наук мировоззренческих этот вопрос не так однозначен. В общем, любая наука имеет право на свой язык, в том числе и психология. Этнопсихология, как психология межэтническая, наверное, может говорить на некоем усредненном языке, научном эсперанто, одинаково понятном любому из изучаемых этносов. Но психология этнографическая, изучающая мировоззрение, не может не ориентироваться на язык того народа, чье мировоззрение она изучает, особенно в части мировоззренческих понятий. Русская этнопсихология должна говорить на чистом русском языке, соответствующем ее целям.
Впрочем, стремление к "особому" языку есть признак отнюдь не злого умысла, а всего лишь того, что соответствующее сообщество живо и борется за выживание. Любое сообщество в обществе создает свой подъязык в рамках общенародного языка. Его, наверное, можно назвать паразитным языком, потому что такие подъязыки используют в основном общенародный язык с его словарем и грамматикой, внося лишь поверхностные отличия для того лишь, чтобы выделить своих из всего остального народа. Потребность выделиться – один из сильнейших механизмов общественной части человеческого мышления. Безусловно, подобный особый язык был и в Тропе.
Тропе вообще было присуще обособляться и выделять себя в самостоятельный и самодостаточный мирок, одновременно прячась, насколько я это понимаю. Так было во времена скоморошества, так было в офенские времена, так это и сейчас.
Причина этого, очевидно, в наличии собственного образа мира, содержащего в себе все, что необходимо для полноценной жизни. И подтверждением этого является всегда полноценный язык. Язык не только словесный, в первую очередь, полноценный понятийный язык.
