- Ничего не выходит! - разочарованно прокричал защитник крепости.
      - Мы уже и так и этак атаковали его, - принялась рассказывать Вельгерт, - но, похоже, он не желает убивать нас.
      - Тогда вы двое помогите обороняющим ворота. Другие, наверное, будут действовать так же.
      - А ты?
      Песнь Крови ничего не ответила, решительно бросившись на воина-скелета, но тот тут же отступил.
      Неожиданно маленькая девчушка выбежала из длинного строения и, проскользнув мимо воительницы, набросилась на воина-скелета в черном плаще. В руке она сжимала деревянный, предназначенный для упражнений меч.
      - Тора! - вскрикнула Вельгерт и попыталась перехватить дочь.
      К удивлению Песни Крови воин Тьмы отступил и перед девочкой.
      Вельгерт успела схватить дочку и оттащить ее назад, поближе к Торфинну и подруге.
      К этому моменту сопротивление защитников северных ворот было окончательно сломлено. Два скелета спешились и отворили створки. Тучи стрел, обрушившиеся на гвардейцев Хель, не произвели на них ровно никакого впечатления. Наступавшие радостно завопили, тут же построились в колонну и, прикрывая головы щитами от действия лучников со стен, двинулись в сторону образовавшегося прохода.
      Как только войско Ковны ворвалось внутрь крепости, оба воина Хель вскочили на коней и выехали из крепости, держа путь к лесу. Тот же, что пробивался к общему дому, вдруг замер, его скакун отчаянно заржал и взвился в небо. Тотчас же завыл страшный ветер, налетела буря, в ней всадник и завертелся, перевалил через верх насыпной стены и исчез вдали. Спустя несколько минут распахнулись и трое других ворот, оттуда воины-скелеты тоже погнали коней в сторону леса. Тут же начала пропадать колдовская мгла, вскоре ясный утренний свет вновь залил окрестности, а сражение, разгоревшееся в пределах крепости, продолжилось с новой силой.
      Почти половина защитников Долины Эрика в это время уже лежали бездыханными. Те же, кому не повезло, и кто коснулся чудовищ на лошадях Тьмы, на глазах разлагались, плоть их стремительно слезала с рук и с лиц, обнажая кости. Оставшиеся обороняющиеся сражались отчаянно и умело, как учила их Песнь Крови, однако очень скоро сказалось преимущество в численности. В дыму сражения враги оттесняли защитников, разделяя их общий фронт на отдельные очаги сопротивления, а потом и на одиночных бойцов, справиться с которыми уже не представляло особого труда. С десяток воинов Ковны окружили Песнь Крови. Улучив момент, они набросили на нее прочную сеть. Так же поступили и с Вельгерт и с Торфинном, спеленав их, как диких зверей.
      Скоро все было кончено.
      Песнь Крови, Торфинн и Вельгерт стояли возле стены длинного строения. Все трое тяжело дышали, руки у них были связаны, так что нельзя было вытереть пот, сбегавший в глаза. Рядом с обнаженными мечами прохаживалась охрана. Воительница с тоской смотрела в сторону северных ворот - оттуда еще доносились звуки битвы. Затем она увидала, как несколько защитников крепости сумели вырваться за ее пределы.
      Спустя несколько мгновений головорезы Ковны взломали дверь в строение. Начали выводить оттуда детишек, стариков и старух. Пожилых убивали сразу, а детей погнали через северные ворота. Только Тору и Ингвара, детей Вельгерт, подтащили к родителям и привязали там, словно волчат.
      Внезапно со стороны северных ворот донеслись полные отчаяния крики. Песнь Крови вздрогнула, попыталась вырваться, услышав их. Подобные вопли звучали в ее ушах тринадцать лет назад, когда солдаты Нидхегга убивали детей в этой деревне. Один из охранников приставил меч к горлу воительницы и заставил вернуться к стене.
      - Что вы делаете с ними? - закричала она.
      Ей никто не ответил, конвоиры просто переглянулись и обменялись многозначительными ухмылками.
      Через северные ворота во внутренний двор крепости въехали мужчина и женщина. Он был смуглолицым с седыми волосами, лицо женщины поражало переходящей в синеву бледностью. Ее длинный черный плащ ярко поблескивал в солнечном свете.
      - Ковна! - воскликнула Песнь Крови и громко выругалась.
      - Кто эта женщина? - спросил Торфинн.
      Женщина еще находилась слишком далеко, чтобы услышать вопрос, однако повернула голову и удивленно взглянула на Торфинна. Некоторое время, вздернув в наигранном удивлении брови, женщина в черном плаще смотрела на невежду-пленного, затем губы ее шевельнулись, и в ушах пленников раздался мелодичный голосок, будто она была в двух шагах от них:
      - Я - Тёкк.
      Несколько мгновений спустя Ковна и Тёкк подъехали ближе. Ведьма внимательно осмотрела Вельгерт, Торфинна, затем перевела взгляд на детей. Наконец глянула на воительницу. Чувственные, полные алые губы изогнулись в улыбке.
      Крики за северными воротами стали громче, отчаяннее. Затем все разом стихло.
      - Ты спрашивала, что там происходит? - спросил Ковна и кивком указал в сторону северных ворот. - Еще увидишь, - он довольно засмеялся, - прежде, чем сдохнешь.
      Глава шестая ХОЛМ
      Ялна выскочила на опушку леса. Казалось, она полностью лишилась самообладания, однако картина, открывшаяся перед ней, отрезвила ее, привела в чувство.
      Поселение пылало, над крепостью столбом поднимался дым. Со стороны Долины Эрика доносились отчаянные предсмертные крики. Девушка до боли сжала рукоять меча, прижала к себе щит. Едва справившись с рвущимся из груди гневным криком, она почти шепотом принялась проклинать всех и вся. Между тем крики становились все отчаяннее, все надрывнее. Наконец, Ялна не выдержала и зажала уши. Но глаза закрыть она себе не позволила - не мигая, продолжала наблюдать за тем, что творилось возле крепости. Видно, хотела надолго запомнить эту картину. Солдаты Ковны развлекались - убивали последних защитников крепости на спор, кто ловчее нанесет удар. Высшей доблестью считалось одним движением вырезать из тела жертвы печень и подбросить ее повыше. Вот они и упражнялись...
      Бывшая рабыня, сама испытавшая, что такое телесные муки, оцепенело следила за избиением пленников. Неожиданно она вскрикнула:
      - Мы должны что-то сделать! - и в упор взглянула на Тирульфа.
      В этот момент девичий вопль: "Мама! Мамочка! Не надо!" - словно разбудил светлобородого воина.
      Он потряс головой, пощипал бороду:
      - Может, позже?
      - Когда всех поубивают?
      Тирульф промолчал.
      - Будьте вы прокляты, - неожиданно спокойным голосом заявила Ялна.
      Теперь на нее напало странное леденящее оцепенение. Молча, с каменным лицом она внимала крикам и мольбам умиравших людей. Даже взлетающие вверх кровавые ошметки тел оставляли ее безучастной.
      Тирульф пристально вглядывался в нее, не обращая особого внимания на зверства. В первый раз, что ли! Но теперь и у него в душе закипал гнев. Чем он мог помочь этой безумной? Броситься в бой, размахивая мечом и вопя? Он и задумываться даже не стал, какая судьба его ждет, попади он в руки бывших соратников. Он вновь взглянул на Ялну. Все смешалось в его душе, и откуда вдруг возникла тонкая струйка жалости к этой некогда распятой в подземелье Нидхегга девчонке. Все повторялось. Тогда пытался спасти, и сейчас то же намерение постепенно и твердо завладевало мыслями. Не помоги он ей тогда, она уже давно бы лежала в сырой земле, крикнув бы перед смертью так же, как та, что только что звала на помощь.
      - По крайней мере, - неожиданно громко и даже резко заявил воин, можешь не беспокоиться за жизнь Песни Крови.
      Ялна вздрогнула, приблизилась к нему, сердито заглянула в самые зрачки.
      - Ты-то откуда знаешь? Рассказывай!
      - Ковна получил приказ захватить воительницу, но так, чтобы ни единый волосок не упал с ее головы. То же самое касается женщины по имени Вельгерт и какого-то мужика Торфинна, а также их детей. Тёкк долго колдовала, я думаю, слишком даже долго. Каждому из нас навеяли их облик и строго предупредили, чтобы не вздумали с ними шалить.
      - Зачем?
      - Не знаю. Мне известно только то, что их необходимо взять живыми, и ничего более. Нас даже заставляли упражняться с сетями, чтобы изловить их, как дичь.
      Ялна неожиданно резво отбежала недалеко в глубь леса и как подкошенная повалилась там на мягкую траву.
      На шею Песни Крови набросили петлю из прочной веревки, другой конец привязали к седлу Ковны. Скакал он легкой рысцой, однако воительнице, словно дикому зверю, пришлось почти вприпрыжку бежать за Ковной и ведьмой-служительницей Хель. Процессия направлялась к вершине холма, где одиноко возвышался древний, с неохватным стволом ясень. Внизу, между узловатых, выступивших корней в скалистом основании были вырублены две могилы. Одна было подлиннее и пошире, другая поменьше. В них покоились муж и сын Песни Крови.
      Воительница уже не сомневалась в своей дальнейшая судьбе - жить осталось недолго, прощаться с белым светом придется в страшных муках. Она попыталась было сопротивляться, однако веревки, стянувшие руки за спиной, отличались прочностью, а петля на шее душила при малейшем движении. Скоро Песнь Крови окончательно выбилась из сил. Ковна, повернувшись в седле, глянул на пленницу и ухмыльнулся.
      Гибель приближалась неотвратимо, спасения ждать неоткуда. Большинство защитников крепости зверски умерщвлены, внизу добивали последних жителей. Их крики, уже редкие, слабые, еще разносились по окрестностям.
      "Даже детей не пощадили! Убили всех!.." - Бессильный гнев охватил Песнь Крови. Она обернулась, бросила прощальный взгляд на родное поселение. Там бушевал пожар, скоро все, что было создано за долгие годы, возведено своими руками, обратится в пепел.
      "Так уже было!" - Эта мысль не давала покоя, томила и мучила. В те давние дни воительница была столь же беспомощна и ничем не могла помочь землякам. Но это были годы молодости, самонадеянности, а теперь, набравшись опыта, победив Нидхегга, она могла бы стать менее беспечной, более прозорливой. Вот и Ковна, по-видимому, решил сыграть в ту же самую игру, недоигранную ею с Нидхеггом тринадцать лет назад. Генерал решил погубить ее тем же способом, что и в то далекое время.
      "Я же должна была предвидеть это! Предотвратить беду! - Сознание собственной вины обжигало душу и причиняло страдания, куда более мучительные, нежели телесная боль. - Как же можно было забыть об осторожности! Почему я не обращала внимания на предостережения Норды, отказывалась верить в приметы? Кто, кроме меня, виноват в том, что все люди, поверившие мне, пали в битве или замучены? Слава Фрейе, что, по крайней мере, Гутрун осталась невредимой".
      Как ни старалась Хальд припомнить, что же произошло с ней за эти несколько дней, ничего не получалось. Последнее, что зацепилось в памяти, это лесная хижина, ночевка, Норда, расположившаяся у очага, Гутрун, лежащая около порога. Молодая колдунья отлично помнила, что до хижины они сумели добраться только к ночи, решив там заночевать. Женщины рассчитывали на следующий день в лесу поучить Гутрун волхованию. Пошептавшись с подругой перед сном, мол, скоро у Норды день рождения, она с дочерью воительницы должна приготовить сюрприз любимой наставнице. Затем пришел сон, какой-то тягостный, камнем давящий на душу, притащивший кошмары, от которых она никак не могла избавиться, как не могла и проснуться...
      Теперь Хальд пробудилась. Вокруг царила непроницаемая темнота. Служительница Фрейи заскрежетала зубами - так все эти воспоминания разбередили душевную боль. Не легче было и с болью телесной: стоило пошевелиться, как отчаянно заныли плечи и руки. Она попыталась помассировать их. Не тут-то было! На запястьях звякнули тяжеленные цепи.
      Только сейчас до нее дошло, почему так холодно - она была обнажена и закована в стальные цепи. Молодая ведунья приложила все силы, чтобы пошевелиться, однако широко разведенные руки и ноги накрепко прикованы к склизлой ледяной стене. Страх проник в сердце. Чтобы приободриться и успокоиться, она сказала себе: "Это все пустяки, я в любой момент могу освободиться от оков".
      Хальд собрала волю в кулак, принялась тихо напевать знакомые с детства колдовские заклинания, надеясь, что вот-вот ее озарит золотой свет Фрейи. Тепло и сияние обнимут ее, цепи спадут, темнота отступит. Однако Тьма даже не шелохнулась, холод по-прежнему оставался нестерпимым, кандалы все так же удерживали ее.
      "Цепи заколдованы?" - Прежние страхи всколыхнулись в ней с новой силой. "Некто, подобный Нидхеггу, вновь заточил меня в темницу?" Но как это могло случиться, ведь самый страшный колдун на свете погиб. Богиня Хель обратила властителя-чародея в гнусного дракона, таковы была причуды Повелительницы Смерти. Он проклят навеки и заключен в самых мрачных катакомбах Нифльхейма. Все это произошло на ее глазах. Нидхегг вдруг вытянулся, принялся извиваться, обернулся драконом и низринулся в жуткое подземное царство, где властвовала Хель. Тогда кто же посадил ее на цепь, поверг во мрак? Кто сумел наложить такие заклятия на сжимающие запястья и икры оковы, что даже она, достаточно опытная служительница Фрейи, не в силах справиться с заговоренным металлом? Неужели старый недруг Норды ведьма Тёкк? Да, такой мощью обладает только она, но даже если это и правда, какова же ее цель - месть? И если она оказалась в подземельях замка Тёкк, где же Норда и Гутрун? Неужели помощница Хель и их сумела захватить в плен, даже Норду Серый Плащ? Хальд с трудом верилось в такое всесилие Тёкк.
      - Норда? Гутрун? - крикнула девушка в темноту.
      В ответ гробовое молчание. Позвала еще раз, но никто не ответил.
      Воздух в темнице был холодный и влажный. До нее долетели зловонные запахи разложения и тлена. Смесь подобралась совершенно отвратительная, от нее кружилась голова.
      Хальд напрягла все силы, чтобы унять боль в мышцах, особенно в плечах и запястьях. Ныли они нестерпимо. Тут до нее дошло, что не зря ее распяли в виде косого креста. Это же знак руны "гипт"! Может, в этом все дело? Ведь известно, что этот символ часто используют в магий разврата, превращающей людей в скотов. Сам же знак олицетворяет пересечение двух начал, двух могучих сил.
      Теперь, когда мысли потекли ровнее, молодая колдунья попыталась сосредоточиться и взять себя в руки. Что-то коснулось ее голых ступней, что-то плотное, негнущееся придавило волосы. Хальд глубоко вздохнула и громко, как могла, пронзительно завизжала. Прислушавшись, поняла, что на самом деле она едва пискнула, как порой в страхе попискивают крысы. Но в любом случае голоса ее не лишили. "Уже неплохо", - подумала она.
      Неожиданно мускулы на икрах начали подрагивать, по телу побежали судороги.
      Она изогнулась в оковах, боль ударила в запястья, заныли плечи. Подвешенная без движения во мраке, ледяном холоде, погруженная в ужас, Хальд с отчаянием ожидала, чем это все закончится?
      - Там Песнь Крови! - возбужденно объявила Ялна. - Я видела ее. Ее привязали к седлу Ковны и гонят на вершину холма, к старому ясеню. Девушка разрыдалась, а потом взмолилась: - Боги, за что же? Светлая Скади, помоги! Они ведут ее туда, где...
      - Куда они ее ведут? - спросил Тирульф.
      - Нидхегг пытал ее на том самом месте тринадцать лет назад. На вершине этого холма. Сначала враги на ее глазах замучили мужа и сына, затем саму распяли на дереве и оставили умирать. Неужели они решили все повторить заново?
      - Это похоже на Ковну, - уныло откликнулся Тирульф. - Значит, в тот день он был рядом с Нидхеггом. Но, возможно, на этот раз они решили просто попугать ее? Я же собственными ушами слышал, как Тёкк распорядилась взять ее живой и невредимой. Мы все головой отвечали за исполнение приказа.
      - Нет, - тихо, сквозь зубы, процедила бывшая рабыня. - Если бы они хотели сохранить ей жизнь, зачем это представление. Ты вот что, неожиданно грубо, даже с некоторым вызовом прервала она мужчину, - меня твои домыслы не волнуют. Я попытаюсь лесом обежать холм и подобраться поближе к вершине. Сопровождать меня незачем, сиди здесь и больше не цепляйся ко мне, у нас теперь дороги разные.
      - Ага, - кивнул Тирульф. Он заметно помрачнел и так же грубовато продолжил: - А ты попробуй остановить меня. Выдумала тоже, дороги у нас разные! Нет, милая, дорога теперь у нас с тобой одна, и нам с нее уже не свернуть.
      Ковна и Тёкк спешились и наблюдали со стороны, как воины с обнаженными мечами, покалывая остриями Песнь Крови, погнали ее к древесному стволу. Здесь ее повернули лицом к генералу. Ковна спешился и подошел поближе.
      - Помнишь, что случилось здесь тринадцать лет назад? - усмехнувшись, спросил он.
      Воительница выдержала его взгляд, ничего не ответив.
      - Она все помнит, - подала голос Тёкк и засмеялась. - И тебя тоже запомнила, догадывается, зачем ее притащили сюда. Взгляни, она же едва справляется со страхом. Ничего, дорогая, чему быть, того не миновать.
      Ковна кивнул. Он всегда недолюбливал ведьм, с недоверием относился ко всяким колдовским вывертам. Особенно ему претила легкость, с какой эта жуткая Тёкк проникает в чужое сознание. Припомнилось, что властитель Нидхегг тоже отличался на этом поприще, он ломал чужую волю, скручивал и превращал в раба всякого, кто попадался ему на пути. Может, он действовал грубее, не столь изощренно, как эта стерва... "Тьфу, типун мне на язык, достопочтенная служительница богини Хель, моя верная союзница", - быстро мысленно поправился Ковна. Откуда-то издали насмешливым эхом откликнулся чей-то мелодичный голосок:
      - Вот так-то лучше, генерал.
      "Надо же, все слышит, со-оюзница! По-видимому, Тёкк добилась куда большего в искусстве магии, чем сгинувший чародей", - удивился он.
      Он перевел взгляд на Песнь Крови, подошел ближе к связанной воительнице, вновь недобро усмехнулся. Столько лет не дававшая покоя жажда мести вновь овладела сердцем.
      - Если что и запамятовала, мы тебе напомним, - Ковна рассмеялся, почти доброжелательно. - Помнишь, как Нидхегг приказал содрать с тебя одежду. Повисишь, дескать, голая, как и должно висеть рабыне, взбунтовавшейся против своего господина.
      Стоявшие рядом солдаты захихикали.
      Песнь Крови продолжала хранить молчание, в упор рассматривая Ковну.
      Тот склонился над ней.
      - Я прикажу развязать тебе руки. Ты сама снимешь с себя всю одежду. Затем встанешь на то место, куда тебе укажут. Остальное мы сделаем сами.
      В этот момент издали раздался мелодичный голос Тёкк:
      - Она полагает, что как только ей освободят руки...
      Ковну неожиданно охватила дикая ярость:
      - Я и сам могу догадаться, что она замыслила, колдунья. Однако пусть не надеется, что здесь ей позволят применять уловки, свойственные рабам, предназначенным выступать на арене.
      Он нежно погладил Песнь Крови по длинным черным волосам. Воительница вздрогнула и резко тряхнула головой.
      Ковна вновь рассмеялся:
      - К сожалению, на этот раз в нашем распоряжении нет твоего мужа и сына, чтобы показать на них, как следует поступать с беглыми рабами. Но если ты не возражаешь, их место вполне могут занять твои сообщники Вельгерт и Торфинн, а также их детки. Кроме того, у нас есть еще кое-что. - Он повернулся к Тёкк и махнул рукой: - Покажи-ка ей!
      Тёкк наклонилась и вытащила из подсумка, притороченного к седлу, длинный предмет, завернутый в кожу. Она глянула на Песнь Крови, улыбнулась и принялась не спеша разворачивать его, держа на виду, так, чтобы воительница могла разглядеть сначала лезвие клинка, затем рукоять. Освободив предмет, Тёкк швырнула оружие к ногам Песни Крови. Это был меч Гутрун.
      - Нет! - вскрикнула пленница и рванулась вперед.
      Стражи сразу выставили мечи, уперев их острия в грудь женщины,
      - Если ты откажешься сотрудничать с нами, - предупредила ее Тёкк, твоей дочери будет очень больно, невыносимо больно! Она сейчас находится в моем замке. Это достаточно далеко отсюда, но я могу дать тебе возможность услышать, как она будет кричать. Я могу даже убить ее, и ты сможешь все увидеть лично, как ее будут мучить и убивать. Ну что, приступим?
      - Я сделаю все, что ты захочешь, - не задумываясь, ответила Песнь Крови, - если освободишь Гутрун.
      - Ты выполнишь все, что тебе прикажет Ковна, - засмеялась служительница Хель, - или твоей дочери придется туго. Не надейся, никто не собирается ее освобождать.
      - Как же я узнаю, что она жива?
      - Никак, - улыбнулась Тёкк.
      Песнь Крови испытующе глянула на ведьму.
      - Вот и хорошо, - засмеялась та и повернулась к Ковне: - Она сделает все, что нужно. Жизнью своей дочери рисковать явно не будет.
      - Телячьи нежности, - в тон колдунье засмеялся Ковна. - Для настоящего воина всякие чувства недопустимы. Нельзя быть такой мягкотелой, - обратился он к Песни Крови. - С другой стороны, ты и так у нас в плену, так что единственное, на что можешь рассчитывать, это на легкую и быструю смерть.
      Затем Ковна распорядился развязать пленнице руки.
      Когда кто-то из солдат распутал кожаные ремни, Песнь Крови потерла затекшие запястья. Некоторое время она пребывала в раздумье. В душе бушевали ненависть и гнев, однако воительница сумела сдержать себя. Вела себя спокойно, даже несколько угрюмо.
      - Итак, для начала я могу приказать выколоть Гутрун правый глаз, предупредила Тёкк. Смиренный вид Песни Крови не мог обмануть ее. - Это будет неплохое развлечение.
      - Будь ты проклята! - не выдержала воительница.
      Теперь хохотали все, даже солдаты, присутствующие при этой сцене.
      - Хватит болтовни! - рявкнул Ковна. - Приступай!
      Песнь Крови бросила взгляд на меч Гутрун и начала снимать с себя одежду, стараясь не обращать внимания на ухмылки и шуточки солдат. Чем более она обнажалась, тем разнузданнее становилось веселье. Все эти долгие невыносимые минуты воительница мучительно искала выход, однако его не было. В ее нынешнем положении невозможно обратить поражение в победу.
      Песнь Крови сняла последний лоскуток, прикрывавший тело, аккуратно положила его на землю. Солнечный свет омывал ее фигуру. Она сжала пальцы в кулаки, уперлась кулаками в бока, не сводя взгляда с меча Гутрун. Наконец воительница подняла голову, обвела взглядом всех присутствующих. Теперь уже никто не смеялся. Ее тело, иссеченное множеством шрамов, лучше любого рассказа свидетельствовало о многочисленных боях и стычках, где ей пришлось участвовать. Всем было известно, что до сих пор никто не сумел победить ее в открытом и честном поединке. Теперь все видели, чего стоили ей эти победы. Зрелище было впечатляющее, даже отребье, собранное Ковной после падения Нидхегга, с уважением и страхом смотрело на обнаженную женщину. Только генерал и колдунья веселились по-прежнему, отпускали шуточки.
      - Теперь к дереву, - приказал Ковна.
      Ударом сапога он отбросил в сторону сложенную на земле одежду.
      - Сожгите этот хлам, - велел он. - Он ей больше не понадобится.
      "Им не удастся победить нас, Гутрун! - мысленно поклялась воительница. - Придет наш час, и мы..."
      Уловив ее мысли, Тёкк рассмеялась:
      - Ты опять начинаешь дерзить. Надеешься на победу? Отлично. Пока мы здесь развлекаемся, я могу...
      Песнь Крови выругалась и решительно направилась к дереву. Здесь она обернулась лицом к врагам, раскинула руки и позволила мучителям привязать себя к стволу. Кора старого ясеня, грубая, бугорчатая, изрытая бороздами, множеством мелких острых выступов, зазубрин впилась в ее тело.
      Глава седьмая ДРУЗЬЯ
      Во тьме раздался чей-то шепот:
      - Гутрун...
      Потом еще раз, с той же тоскливой мольбой:
      - Гутрун...
      Девушка, ходившая из угла в угол, остановилась, оглядела темницу. Небольшая, мрачная, едва освещенная каморка без окон. Помнится, в тот самый момент, как ее взяли в плен, кто-то из солдат обмолвился, что Тёкк велела брать их живыми. Выходит, теперь она в плену? Ее привезли в замок служительницы богини Смерти Хель? Но зачем? Пищу Гутрун просовывали через небольшое оконце в двери три раза. Если принять во внимание, что хижина, где они устроились на ночлег, располагалась в лесу, а замок Тёкк - в горах, между ними достаточно далеко, значит, она провела в заключении несколько дней.
      В каморке стояла широкая кровать с поблескивающим красным покрывалом, рядом с ней кресло с резными позолоченными подлокотниками. Свет маленькой масляной лампы, подвешенной на стене над креслом, отражался на черной поверхности стола с изогнутыми, покрытыми резьбой ножками. Удивительно, но лампа сама собой наполнялась маслом. В каморке веяло холодом, а на Гутрун была надета только ночная рубашка, та, в которой ее захватили солдаты. Рубашка была порвана, кое-где проступали пятна засохшей крови, по-видимому, отметины оставили те два мерзавца, зарубленные ею в хижине. Следы на коже от ремней, которыми ей скручивали руки во время переезда, почти зажили.
      - Гутрун... - долетел до нее тот же дрожащий шепоток.
      Девушка метнулась к окованной железом деревянной двери, попыталась открыть ее. Дверь была заперта. Тогда она встала на колени и попыталась разглядеть что-нибудь через тончайшую щель, опоясывающую запертое отверстие, через которое ей подавали еду. Ничего, кроме кромешной тьмы за пределами комнаты, различить не удалось.
      - Освободите меня! - громко потребовала девушка.
      - Гутрун...
      Девушка задумалась. Шепот определенно доносился не из-за двери, это точно. Голосок проникал в темницу откуда-то извне. Может, из-за стен?
      - Я слышу, - наконец откликнулась Гутрун.
      Она остановилась посреди комнаты, нахмурилась, постаралась припомнить уроки, полученные ею от Норды и Хальд. Они учили ее общаться с духами, управлять ими, отгонять злые силы, ее научили многому, но вот будет ли толк?
      - Кто ты и чего хочешь?
      - Поиграй, Гутрун, - раздалось вновь. - Я хочу играть. Ты не помнишь меня? Мы же вместе играли...
      У Гутрун перехватило дыхание. Она наконец узнала этот пришептывающий голос. Она не слышала его несколько лет, точнее, более семи лет. Он пришел оттуда, из Нифльхейма, из страны Мрака и Льда, где она родилась и выросла.
      Гутрун вздрогнула:
      - Инга?
      Неужели это она, ее давняя подружка, находившаяся в мире Мертвых во владениях Хель.
      Стоило ей вспомнить имя, как в углу каморки зажглось свечение, следом очертилась отливающая пульсирующим пурпуром фигурка.
      За эти годы Инга совсем не изменилась. Перед Гутрун предстала маленькая девочка. Светлые волосы обрамляли пепельно-мертвенное личико. Глубоко посаженные глаза смотрели печально, в них стыла невыразимая тоска.
      - Гутрун! - вскрикнула Инга. - Как я скучала по тебе! Мне нельзя оставаться здесь долго. Матушка Хель тоже соскучилась по тебе. Зачем ты покинула нас? Разве ты не хочешь вернуться в родной дом в Нифльхейм? Все твои друзья ждут тебя...
      Гутрун попыталась что-нибудь сказать, что-то пролепетала, но от подступившего волнения ничего связного выговорить не смогла.
      - Гутрун? - вновь позвала Инга.
      Ее причудливый, светящийся пурпуром образ затрепетал, затем начал растекаться, таять.
      - Ты, - всхлипнула она, голосок ее дрогнул, - выглядишь совсем иначе, чем тогда, когда мы вместе играли. Ты теперь совсем взрослая. Наверное, больше не захочешь играть со мной, ты больше не любишь меня?
      Слезы хлынули из глаз Гутрун. Она снова попыталась что-то сказать, что-то объяснить, пожаловаться, но тут же прикусила губу - лучше помалкивать. Норда учила, что первый признак мастера в таком сложном деле, как колдовство, - выдержка и умение беречь силы. Нельзя сломя голову бросаться на каждый призыв о помощи, на каждую мольбу. В таких случаях спешить нельзя, иначе не миновать беды. Сейчас она сознательно промолчала.
      - Ты не хочешь вернуться домой? К друзьям? - Уже почти совсем растаявшая Инга протянула к ней руки, расплакалась. - Ну, пожалуйста. Ты не хочешь ответить? Тогда мне лучше уйти. Но сделай так, как велит тетушка Тёкк. Того же хочет и Матушка Хель. Вот я и все наши друзья поступаем так, как они пожелали. Если смогу, я еще приду к тебе...
      Голос ослабел, затем и вовсе затих, как, впрочем, и колеблющийся образ подруги давнего детства.
      Слезы у Гутрун мгновенно высохли. Она сжала кулаки, вскинула руки:
      - Ничего не выйдет, Тёкк. Тебе не удастся обмануть меня. Что бы ты там ни задумала, все равно проиграешь.
      Ответа не последовало.
      Прошло несколько часов. Неожиданно за дверью звякнуло, окошечко отворилось, и в комнату просунули еду.
      Гутрун, после разговора поклявшаяся не прикасаться к еде, теперь решила, что глупо самой лишать себя сил. Они ох как понадобятся! Девушка поела, хотя еда была холодная и безвкусная. Эта пища вновь напомнила ей те однообразные, воистину бесплотные блюда, какими ее с матерью кормили в царстве Смерти.
      Только промелькнуло в голове, и сразу потянулись воспоминания.
      Нифльхейм! Гутрун даже передернуло, когда ей припомнилось неисчислимое множество мертвецов, с которыми ей приходилось жить в раннем детстве. Освобождение пришло после того, как мать победила предавшего Хель Нидхегга и вернула богине Смерти Череп Войны. Владычица Тьмы отпустила их на волю. Тогда-то Гутрун впервые увидала зеленые холмы Мидгарда, мира Живых. Правда, маленькую девочку долго мучили призраки царства Смерти, порой ей никак не удавалось заснуть. Стоило смежить веки, как она вновь оказывалась в ледяном подземном мире, где правит матушка Хель, где, куда ни глянь, бродят толпы мертвецов. Все мерзнут, пытаясь согреться, прижимают руки к груди. Оттаяла девочка нескоро, сначала все никак не могла поверить, что солнышко светит всем, что тепла здесь хватает на всех. Даже маленькой былинке достается своя доля нежного и целебного сияния.
      "Теперь они хотят, чтобы я вернулась во Тьму? - спросила себя Гутрун. - Выходит, замок Тёкк - только временное пристанище, и меня тянут вниз, на пепельно-серые, тусклые равнины. Даром, что ли, они подослали ко мне Ингу. Это же ловушка. А может, я уже в Нифльхейме, и этот голосок должен был обмануть меня - подтвердить, будто я еще на земле, в мире Живых?"
      Гутрун вновь принялась расхаживать взад и вперед. "Прежде всего, убеждала она себя, - нельзя поддаваться панике".
      Намного ниже каморки, где томилась Гутрун, в ледяном подземелье, в беспросветной темноте висела распятая Хальд. По-прежнему обнаженная, девушка окончательно замерзла, каждый вздох давался с трудом, тело нестерпимо болело. Рук Хальд уже не чувствовала, не давала покоя боль в плечах. Больше всего убивало ощущение безысходности. С каждой минутой она слабела, ни воды, ни пищи ей не давали.