Глава 3

Южанин Ларекка и его люди приблизились к Примавере в полдень, через день после того, как он оставил свою жену в Якулен Ранч. Селение людей находилось в трех днях пути вверх по реке от города Сехала. Город не выставил на этой дороге никаких постов.

Каждый житель Веронена, да и всего Газеринга уже убедился, что земляне и их друзья — единственная надежда на спасение их цивилизации. Но этим чужакам все требовалась земля для выращивания их злаков и пастбища для скота. А те, кто изучал природу, вроде Жиль Конвей, предпочитали работать не на возделанных землях, которые теперь окружали Сехалу. Те, кто изучал народ, заявляли, что присутствие людей и города нарушает природу эксперимента.

Ларекка размышлял над всем этим, двигаясь по шоссе, проложенному параллельно течению реки Джейн. Прекрасное шоссе, мощеное плитами. Ларекка ощущал жар, исходящий от плит, и их жесткость. Но плох был бы тот старый воин, который показал бы, что путь ему труден. Однако трудное время только еще наступало.

Правда, юный Веронен не подвергся непосредственному жестокому воздействию Ровера… Разве что косвенно, когда орды изголодавшихся вторгались в благословенные земли, после чего надо было все налаживать заново. Сейчас была только середина осени, после которой наступит дождливая зима. Здесь, в Южном полушарии не было дела до того, что обрушит на планету безжалостный Ровер.

Его красный диск низко висел над северными хребтами. Солнце палило высоко в небе. Двойные тени и смешанные цвета делали весь ландшафт каким-то призрачным. Этот берег реки был отдан для возделывания людям. Овес, кукуруза, другие злаки, фруктовые сады, странные четырехногие рогатые животные, щипавшие траву возле заборов — все говорило о благоденствии. Другая сторона реки была оставлена аборигенам. Она заросла охристым мхом. Тут и там виднелись кустарники, семена которых распространялись ветром. Во всем здесь была видна беззаботность природы. Она щедро разбрасывала свои ресурсы.

В лицо дул приятный утренний ветерок. Ларекка с удовольствием ощущал, как вьется по ветру его грива. Он жадно вдыхал сладкие ароматы растений, которые росли на берегу землян.

Однако это не заставило его забыть о мрачности своей нынешней миссии. Воин не должен забывать свой долг, какие бы соблазны не вставали у него на пути.

— Еще далеко, сэр? — спросил один из полудюжины самцов, сопровождавших его. Такое сопровождение не было необходимым в густонаселенных, богатых пищей местах. И все же лишние руки никогда не помешают в охоте или в устройстве лагеря. «Бедные ублюдки, — подумал Ларекка, — за все время своей юности они так никогда и не познают радостей жизни, радости быть молодым». Сам он родился на острове Фосс в море Файери, и теперь его направили на Валлентайн, крепость Зера. Никогда до этого он не бывал на своей родине.

— Примерно час, — сказал Ларекка.

Час составляет одну шестнадцатую часть от одного восхода луны до другого.

— Хорошо. По крайней мере Скила скоро наверняка зайдет за горизонт.

— Что? Ах, да, — Ларекка слышал уже примерно шестнадцать разных имен для светила, которое он называл Ровер. Он стал называть его так с тех пор, как начал принадлежать к Триадическому Культу. В своей юности в Хаэлене он называл его Аббада. И ему говорили, что это преступный бог, который возвращается каждую тысячу лет. Позже он стал скептиком и понял, что все языческие ритуалы проклятия этого бога связаны с тем, что когда приходит это солнце, народ начинает голодать, страдать от жары и жажды. Варвары Валленена так боялись его, что никогда не давали ему имени, называя лишь эпитетами, причем не повторяли их дважды, чтобы не обратить внимание бога на говорившего. Однако люди называли красное солнце Ану и отрицали, что души умерших селятся на нем. Второе солнце они называли Бел, а Пылающую звезду — Еа.

Их концепция не вызывали ни у кого сочувствия и поддержки.

Сам Ларекка, только собрав все свое мужество, познакомился с их учением. И все же он не мог поверить, что в священной Триаде нет ничего, кроме Огня. Он продолжал выполнять все ритуалы и требования своей религии. Для воина это было особенно важно, так как это укрепляло мораль и дисциплину в легионе.

Со стороны Ларекка не выглядел тем, кто изучает философию.

Он был похож на воина-ветерана, слегка погрузневшего, но все еще достаточно быстрого и ловкого. Все тело и лицо его были покрыты шрамами, а левое ухо он потерял очень давно. После того, как он начал жить в южном Веронене, кожа его потемнела, но глаза так и остались светло-голубыми. Вся его речь носила следы грубого диалекта его родины, а его любимым оружием, так сказать, фирменным знаком, был тяжелый короткий меч, любимое оружие в антарктических странах. Во время путешествия на нем был только пояс с сумкой для разных мелочей. Кроме того, у него было копье.

Но никаких украшений. Единственной драгоценностью была золотая цепь на правой кисти.

Воины, которые следовали за ним, были разукрашены перьями, сверкавшими эмблемами, но они почтительно относились к своему скромно одетому предводителю.

Ларекка, сын Забата из клана Караци, был самым требовательным из всех тридцати трех командиров легиона. Сейчас он достиг средних лет, отслужив двести лет в Зере, и совсем недавно отпраздновал свой триста девятнадцатый год рождения. Он мог надеяться еще на сотню лет жизни полноценного воина — если, конечно, он не падет от копья варвара, или его не убьет смертоносное излучение Ровера.

Ровер соскользнул за горизонт. Некоторое время его лучи еще освещали облака на северной части неба, а затем истинное солнце осталось в одиночестве.

— Ты думаешь, будет дождь, сэр? — спросил воин с острова Фосс. — Я бы не возражал.

Хотя его остров лежал близ экватора, там все время дули освежающие ветры. Здесь же воину было жарко и душно.

— Оставь свою жажду до Примаверы, — посоветовал Ларекка.Там хорошее пиво. Однако я не думаю, что сегодня будет дождь.

Может быть, завтра. Не думай об этом, сынок. Скоро ты будешь иметь вокруг себя столько воды, что ты в ней сможешь даже утонуть. Может тогда ты оценишь Валленен.

— Сомневаюсь, — сказал другой воин. — Валленен настолько пересох, что его уже ничто не спасет.

Воина звали Салех. Он продолжал:

— Но я не понимаю этого. Конечно, Валленен длительное время подвержен влиянию Злой Звезды, которая в Валленене выше на небе, чем в Веронене. Я понимаю, почему так жарко. Но почему все так пересыхает? Ведь испаряющаяся от жары вода тот час же проливается на землю. Разве не поэтому на тропических островах такая влажность?

— Ты прав, — ответил Ларекка. — Именно поэтому в следующие пятьдесят четыре года хлещут дожди и мы бродим, проваливаясь в грязь по самые хвосты. Но Валленен окружен горами и до него не доходят дождевые облака. А сейчас заткнись и иди молча.

Воины повиновались. И Ларекка вспомнил замечание Годдарда Ханшоу, которое тот однажды сделал.

— Вы, иштарианцы, обладаете врожденным чувством дисциплины.

Впрочем слово «дисциплина» здесь вряд ли подходит. Это скорее ощущение нюансов в действиях группы и ощущение себя частичкой единого целого. Мы, люди, быстрее вас схватываем основные научные идеи, но у вас более высокий социальный интеллект. — Он ухмыльнулся. — Эта точка зрения весьма непопулярна на Земле. Наши интеллектуалы не желают признать, что существо, у которого в стране есть войны, табу и прочее, продвинулась по ступени эволюции дальше, чем мы.

Ларекка вспомнил эти слова по-английски, так, как они были произнесены. Люди очень привлекали его, и он изучил о них все, что только мог. Язык не был проблемой для него, который проскакал пол-планеты и которому постоянно приходилось общаться с местными жителями, чтобы спросить дорогу, кров, пищу и пиво… Кроме того, люди использовали в своей речи очень узкий диапазон частот и набор звуков. Они не могли сравнятся в этом даже с иштарианцами мужского пола.

Очень жаль, что они живут так недолго. Один шестидесятишестилетний цикл, и им уже приходится пользоваться лекарствами, чтобы поддерживать здоровье. А в конце второго цикла им уже ничто не может помочь… Ему хотелось поскорее насладиться встречей с друзьями.

Кроме того его торопила и срочность поручения. Он нес плохие вести.

Примавера состояла из жилых домов и других зданий, стоявших вдоль асфальтированных дорог в тени деревьев, оставленных здесь еще со времен застройки территории. Остальная площадь была переработана для земной растительности. Теперь ее мягкая зелень раскинулась по пологим склонам над рекой Джейн, где возле причала стояли торговые суда иштарианцев. Дома землян были построены из местных материалов: дерево, камень, кирпич, но неизвестное в Веронене стекло сделало эти здания необычными. Дорога уводила из города в космопорт, где производили взлеты и посадки лайнеры, используемые для путешествий в другие части планеты. Для близких поездок земляне использовали машины, мотоциклы или ходили пешком.

Иштарианцы были частыми гостями в Примавере и поэтому никто из людей не обращал на них особого внимания, если, конечно, это не был близкий знакомый.

А Ларекка был хорошо знаком только с теми землянами, кто очень долго жил на этой планете. Правда, в этот час на улице народу почти не было. Взрослые на работе, дети — в школе. Ларекка дошел до Суб-парка и уже хотел подойти к фонтану, чтобы напиться, как его окликнули.

Сначала он услышал рычание огромного мотоцикла, летящего на большой скорости. Такой шум в городе мог устроить только один человек, подумал Ларекка, и он не ошибся. Он ничуть не удивился, когда узнал гортанный голос Джиль Конвей:

— Ларекка! Сам старый Сахарный Дядюшка!

Она отстегнула ремни безопасности, спрыгнула с сиденья и бросилась к нему в объятия.

— М-м-м, — промычала она, склонив голову набок и рассматривая Ларекку с головы до ног. — Ты хорошо выглядишь.

Поработал немного и согнал лишний жир. Почему ты не дал знать, что придешь? Я бы испекла пирог.

— Может быть именно поэтому, — поддразнил он ее.

— О, ты еще не забыл! Вы живете так долго, что у вас совсем не развито чувство времени! Мои кулинарные катастрофы происходили вовсе не вчера, как тебе кажется, а целых двадцать два года назад. Я уже взрослая, как все мне говорят, и я прекрасно готовлю, но я должна признать, что ты вел себя как герой, когда ты ел то, что я готовила для тебя в детстве.

Они улыбнулись друг другу. При этом губы человека слегка изогнулись, а губы иштарианца вытянулись вперед. Теперь Ларекка в свою очередь рассматривал девушку. Они обменивались радиограммами, изредка говорили по телефону, но не встречались уже семь лет с тех пор, как девушка была направлена в Валленен, в Зеру. Он был слишком занят борьбой с суровой природой и усилившимся бандитизмом, а она сначала училась, а потом была занята своей карьерой. Если бы она занималась карьерой Веронена и Архипелага Ирэны, где было еще много темных мест, Ларекка был бы только рад этому. Но она решила заняться изучением великих тайн Валленена, а этот материк был небезопасен. Ларекка был обеспокоен этим, так как он любил Джиль.

Она изменилась. Сотня лет дала Ларекке возможность близко сойтись с несколькими людьми, с которыми он потом дружил всю жизнь. Поэтому он имел возможность наблюдать изменения, происходящие у людей в процессе жизни. Он оставил Джиль еще ребенком, подростком, а сейчас она была уже совсем взрослая.

Одетая в обычную блузу и брюки, она стояла перед ним, высокая, длинноногая, стройная. Лицо у нее было узкое, на нем выделялся широкий рот с пухлыми губами, классически прямой нос, голубые глаза с густыми ресницами. Что-то орлиное было в ее взгляде. Солнце позолотило ее кожу. Густые темно-русые волосы спадали на плечи и их подчеркивало серебряное кольцо, которое подарил ей когда-то Ларекка.

— Да, ты уже взрослая и можешь выходить замуж, — согласился Ларекка. — За кого и когда?

Он не ожидал, что она вспыхнет и неразборчиво пробормочет:

— Пока не собираюсь, — и тут же она сменила тему:

— Как семья? Мерса с тобой?

— Я оставил ее на ранчо.

— Почему? У тебя жена гораздо лучше того, чего ты заслуживаешь, насколько я знаю.

— Только не говори ей это. — Он стал серьезным. — Я еду в Сехалу на Ассамблею, а затем мне срочно придется вернуться в Валленен.

Джиль долго стояла молча, а потом тихо спросила:

— Неужели дело так плохо?

— Очень.

— О, — снова пауза. — Почему вы не скажете нам?

— Все началось перед рассветом. Сначала я не был уверен, но когда все узнал, я позвонил и просто попросил собрать Ассамблею.

После этого я сел на корабль.

— Почему ты не позвонил нам и не попросил самолет?

— А зачем? Вы не смогли бы доставить всех. Я сомневаюсь, что у вас столько самолетов, чтобы хватило на всех членов Ассамблеи. Так что она в любом случае не началась бы, пока не соберутся все. Поэтому я и отправился в это путешествие обычным путем. — Он вздохнул. — Этот год был очень трудным и мы с Мерсой нуждались в отдыхе. Путешествие и послужило нам отдыхом.

Джиль кивнула: он мог бы и не объяснять ей, почему он поехал так. При обычных условиях самым коротким путем был путь водный. Но сейчас близилось Время Огня. Усилились штормы и существовала большая опасность кораблекрушения. Поэтому Ларекка и совершил большую часть путешествия по суше.

— Впрочем, я все равно была в поле. Бродила возле Каменных Гор и вернулась только позавчера. Так что, вероятно, я не знаю того, что уже знают Год и Ян Спарлинг.

Год — Годдард Ханшоу — был майором.

— Нет, они ничего не знают кроме того, что собирается Ассамблея. Я не мог позвонить им во время путешествия. Поэтому я и остановился здесь переговорить с вашими лидерами, прежде чем явлюсь в Сехалу.

Джиль снова кивнула.

— Я забыла, прости.

Мы с нею в разных лодках, подумал Ларекка. Портативные передатчики, способные связаться с релейными станциями землян, были установлены по всему южному полушарию. Но чтобы наладить связь с северным полушарием, требуются намного более мощные передатчики. Поэтому там установлено только пять таких станций…

Поэтому, когда Ларекка удалялся от этих станций, приближаясь к центру цивилизации, его передатчик становился глух и нем.

Джиль взяла его за руку.

— Они тебя не ждут? Тогда позволь мне все устроить. Я тоже хочу послушать то, что ты сообщишь.

— Почему же нет? Хотя тебя вряд ли понравится то, что ты услышишь.

Прошел час. Джиль металась по городу, собирая нужных людей.

Тем временем Ларекка отвел свой отряд в единственную гостиницу, которой гордилась Примавера. Там подавали пиво, вино, изредка обед. И она была предназначена для транзитных путешественников, людей, которые прибыли сюда и еще не обзавелись хозяйством, и для гостей-иштарианцев. Ларекка проследил, чтобы все его воины устроились как положено, и предупредил хозяев, что счет будет оплачен городом по договору. Он не стал говорить воинам, чтобы те вели себя соответственно. Это были хорошие воины и они всегда заботились о чести легиона.

Себе он комнату не взял. Джиль писала ему два года назад, что переехала от родителей в отдельный коттедж, где есть комнаты, специально приспособленные для иштарианцев. Там жили те ученыеиштарианцы, с которыми она иногда вместе работала. Джиль писала, что когда он будет в городе, то должен непременно остановиться у нее.

Затем он направился к майору в его дом, который служил тому и канцелярией. Сообщество людей в Примавере не требовало от майора большой административной работы. Основные функции Ханшоу касались Земли, связи с компаниями космических кораблей, с учеными, техниками, желающими работать здесь, с чиновниками Мировой Федерации, политиками.

Дом был обычной архитектуры, построенный для климата, который на Земле назвали бы «Среднеземноморским». Толстые стены, окрашенные в пастельные тона, обеспечивали устойчивость дома и его термоизоляцию. Задний дворик дома — патио — открывался в сад.

Стальные ставни на окнах, крыша, обладающая параметрами, чтобы выдерживать удары шквальных ветров. Ларекка превосходно знал, что бури на Иштаре гораздо чаще и сильнее, чем на Земле.

Жена Ханшоу приняла Ларекку, но сама не пошла в комнату, где уже собрались Майор, Джиль, Ян Спарлинг. Этого было достаточно. Собрать вместе большее количество людей в это время было очень трудно. К тому же Ян Спарлинг был главным инженером, ключевым человеком. Более того, это был давний и хороший друг Ларекки.

— Привет, странник, — прогудел Ханшоу. Он очень изменился, поседел, ссутулился. Однако он все еще выглядел величественно, хотя уже предпочитал пожимать руки, а не похлопывать по плечу. Устраивайся здесь, — он показал на матрац, расстеленный на полу перед тремя стульями. Здесь же стоял стол на колесиках с небольшим пультом. — Что будешь пить? Как всегда, вино?

— Конечно. Много больших кружек.

Сердечно похлопав по плечу Спарлинга, Ларекка вынул из пояса трубку и пожаловался:

— Я не курил табак уже семь лет.

Инженер ухмыльнулся, подал ему свою табакерку и, получив ее обратно, набил свою трубку. Это был высокий человек — почти двухметрового роста, широкоплечий и мускулистый. Руки у него были узловатые, движения казались неуклюжими, но это только на первый взгляд, так как все тело повиновалось ему безукоризненно. У него были высокие скулы, искривленный нос, глубокие морщины вокруг губ, обветренная кожа, неестественно черные волосы, тронутые сединой, большие серо-зеленые глаза. Спарлинг, как Джиль, был небрежен в одежде, но лишь на первый взгляд: вкус в ней чувствовался.

— Как твоя жена и дети? — поинтересовался Ларекка.

— О, Рода как всегда трудится по дому, Бекки училась на Земле, ты это знаешь? Нет? Прости. Я всегда не любил писать письма. Она вернулась. И выглядит великолепно.

Ларекка вспомнил, что люди раз в четыре года отправляются на Землю — на родину, как они говорят. Но некоторые, например, Джиль, никогда не летали на Землю. Она считала, что ее дом здесь.

— Я больше знаю о твоей работе, чем о твоей семье, — сказал Ларекка. Он не хотел обидеть инженера. Ведь работа по улучшению условий жизни на планете были у людей на первом месте. — Твои дамбы, защищающие от наводнений… — он замолчал, увидев, что инженер нахмурился.

— Все это наши общие проблемы, — сказал Ян.

— Устраивайся поудобнее и поговорим.

Ольга Ханшоу принесла напитки, заказанные по интеркому мужем и сказала, что ленч будет готов через час.

— Боюсь, что не найду ничего вкусного, — извинилась она перед Лареккой. — Бури уничтожили весь урожай, — пояснила она. — Как у нас, так и у твоего народа.

— О, мы понимаем, — сказала Джиль. — Что ты говоришь это только для того, чтобы мы могли оценить твою изобретательность.

Сейчас ухмыльнулся один Спарлинг, Ларекка решил, что ее замечание относится к чему-то чисто земному, чего он понять не может.

— Оставим шутки на потом, — твердо сказал майор. — Может сегодня вечером нам удастся поиграть в покер.

Ларекка надеялся, что удастся. Он стал ярым поклонником этой игры и даже обучил ей своих офицеров, чтобы тренироваться.

Он увидел, что Джиль радостно потерла руки и вспомнил, как азартно, но необдуманно играла она в детстве. Может, с тех пор она стала хорошим игроком?

Ханшоу продолжал, и вся веселость у него пропала:

— Ларекка, ты здесь с неприятными новостями. Боюсь, что наши новости еще хуже.

Ларекка, полулежа на матрасе, напрягся, сделал глоток пива и сказал:

— Говори.

— Порт Руа прислал сообщение: Тархана пала. В Ларекке было слишком много Хаэленского, поэтому он не ахнул и не выругался. Он постарался получить как можно больше удовольствия от затяжки табака и ровным голосом спросил:

— Подробности?

— Плохо, но подробностей нет. Очевидно, Валененцы, варвары.

Неожиданно напали, захватили город, вышвырнули всех оттуда, а их предводитель заявил, что они пришли туда не для грабежа, а для того, чтобы занять крепость и там у них будет гарнизон.

— Плохо, — после молчания сказал Ларекка. — Очень плохо.

Джиль наклонилась к нему и коснулась его гривы.

— Ты потрясен? — мягко спросила она.

— Да.

— Но почему? Я понимаю, что Тархана была важным форпостом Газеринга. Но ведь это был только торговый центр, а ты знаешь, что близится время, когда будет но до торговли.