15

Один за другим приходили корабли. Все побережье было занято, и вновь прибывшие становились на якорь. Среди них был и большой корабль Олега: его было трудно вытащить на берег, а русский к тому же хотел уберечься от любопытных, болтунов и воров. Команды жили в палатках на берегу и моряки ходили в Афины развлекаться, но много народу оставалось и в лагерях.

Хриплые окрики встретили ее среди дыма костров. Несколько ахейцев обступили ее. Она не обращала на них внимания, но чувствовала взгляды спиной. Женщина здесь, без спутников? Кто она такая? Конечно, шлюха, пришла подзаработать. Но она отвергала все предположения. Может быть, у нее свидание с каким-нибудь важным лицом в палатке? Но вожди живут не здесь, а в городских гостиницах, самые же знатные — во дворце… Моряки пошумели и вернулись к своим кострам, чтобы продолжить игру в кости и состязания в силе, ловкости и похвальбе.

Она подошла к лодкам. При виде ее перевозчики оживились.

— Кто отвезет меня туда? — спросила она, указывая на корабль Олега.

Глаза обшаривали ее сверху донизу, зубы сверкали в бородах.

— Зачем? — спросила один.

— Какова будет плата? — засмеялся другой.

— У меня лодка как раз с того корабля, — сказал третий. — Я возьму тебя, но проезд ты должна заработать. Согласна?

Эрисса вспомнила варваров Фракии, горожан Родоса и многих других. Она выпрямилась, широко раскрыла глаза, лицо ее побледнело.

— У меня дело, касающееся Богини, — сказала она ледяным колдовским голосом. — Берегитесь, — она сделала предостерегающий жест, — не то почернеете и свалитесь.

Они попятились в испуге, делая оберегающие знаки. Она жестом подозвала слугу Олега. Тот помог ей забраться в лодку и заработал веслами, не осмеливаясь взглянуть на нее. Эрисса перевела дух. Как легко повелевать, когда ничего не боишься!

В воде отразилось румяное лицо Олега и рыжая борода.

— Кого там… Да это Эрисса! Святители небесные, я тебя несколько недель не видел. Поднимайся на борт. Эй, вы, подонки! — заорал он. — Трап для господи!

Он отвел ее в свою каюту, усадил на койку, налил вина, поднесенного матросом, и чокнулся своим кубком.

— Рад тебя видеть.

Его маленькая каюта была заполнена разнообразными вещами. Он селя рядом с ней. Окон не было, но дверь пропускала достаточно света. Было тепло, Эрисса чувствовала жар его тела и запах пота. Волны бились о борта, корпус корабля покачивался. За дверью бегали люди, слышались голоса и скрип снастей. Корабль готовился выйти в море.

— Ты чего такая мрачная? — проворчал Олег.

Она взяла его за руку.

— Тезей собирает войско. Куда оно направляется?

— Сама знаешь. Всем объявили. Рейд в Тирренские воды.

— Ой ли? Так внезапно, и столько союзников…

Он с сочувствием взглянул на нее:

— Понятно. Ты опасаешься за Крит. Но подумай, невозможно же уговорить жителей Аттики и тем более остальных ахейцев вторгнуться на земли Миноса. Они не сумасшедшие. А Минос знает об их недовольстве и разрешает иногда пограбить, захватить рабов…

— Но именно сейчас… — прошептала она.

— Да я им толковал об этом на совете. Если и вправду будет приливная волна, как говорит Дункан, жаль мне все эти прекрасные корабли, а особенно мой новый дромон. Надо вывести их в море. Хочется показать Дункану мою работу. Ведь это он придумал построить корабль почуднее, чтобы привлечь внимание тех волшебников.

— Кто же предупредит Миноса о катастрофе?

— Ну, ты же слышала рассказы Диора об Атлантиде. Дункан там почетный гость. Я нарочно напоил кое-кого из людей Диора, чтобы удостовериться. Уж, наверное, он предупредил их, просто мы в Афинах еще об этом не слышали. Если критяне собираются переселять своих людей и раскидать флот по морю, они не станут об этом трезвонить. Я бы не удивился, узнав, что именно Гатон и посоветовал Тезею собрать этот поход на Италию. Подальше от греха, хе-хе!

— Почему же я помню, что моя страна была уничтожена нынешней весной?

Олег по-отечески погладил ее волосы.

— Должно быть, ты забыла. Ты же сама говорила, что плохо помнишь катастрофу.

Зато я помню, что было потом.

— Что ж, возможно. Господь изменил свои намерения и послал нас сюда, чтобы спасти Крит, — Олег перекрестился. — Заметь, я этого не утверждаю. Я всего лишь жалкий грешник, который хочет получить толику прибыли. Но священник учил меня, что человек обладает свободной волей, что не может быть никаких предназначений судьбы, кроме Судного дня. Мы можем лишь надеяться, что идем по верному пути.

Она вспомнила, что за эту зиму в ее волосах прибавилось седых прядей. На Атлантиде они будут сверкать под лучами солнца…

— Как бы то ни было, — сказал Олег, — запомни, что ахейцам мы ничего не говорили. Они не знают о будущем. Если они во что и верят, так это в то, что с Кноссом лучше жить в дружбе. Сам Тезей организовал этот поход, но не он его возглавляет. Он успокаивал ахейцев, чтобы не тревожились по поводу его отсутствия. Разве стремился бы он на Крит, если бы хотел его разрушить?

— Вот эта новость и встревожила меня и привела к тебе, Олег. Когда царевич объявил, что едет в числе очередных заложников…

Русский кивнул:

— Да, я помню рассказ Дункана и тоже забеспокоился. Но потом прикинул. Во-первых, что может сделать Тезей и кучка недовольных в столице Миноса? Их поубивают, и все. Во-вторых, как я уже говорил, он не может знать, что Лабиринт постигнет бедствие. В-третьих, он хочет заслужить высокое место в Талассократии, а для этого лучше всего прожить там несколько лет почетным гостем. А его люди в это время будут умножать его добро. В-четвертых, не удивлюсь, если сам Гатон намекнул Тезею, что его там жду: конечно, Миносу сподручнее приглядывать за царевичем в Лабиринте. В-пятых, мой дромон отправляется в тирренский поход. На нем пойдет адмирал Диор, а уж я за ним пригляжу. — Он толкнул ее локтем. — Да, в страшном мире мы живем, — сказал он. — Только он никогда не был другим и не будет. Но думаю, что тебе надо бы малость развеяться.

Он рад был развлечь ее сам, но как только она убедилась, что уговорить его не удается, то поспешила назад. Возвращаясь в Афины, Эрисса по дороге зашла в кипарисовую рощу, где вволю нарыдалась.

Она надеялась, что никто не видел этого.

Колесничий Диора Пенелеос был среди тех, кто собирал племена в поход. Он возвратился на следующий день после встречи Эриссы с Олегом. С криками восторга скакал он к Акрополю. Конский топот, сверкание бронзы, развевающийся плащ. Эрисса была среди тех, кто наблюдал это великолепное зрелище.

«Сегодня, — подумала Эрисса. — Нынче ночью. Должно быть, Ульдин тоже вернулся».

Все окружающее казалось ей сейчас значительным: и тени между камнями, и мухи, вьющиеся возле конюшен, и серебряные полоски инея на крыше, и дым, поднимающийся из очагов, и заходящаяся лаем собака, и люди — хотя сами люди представлялись лишь предметами, а речь их — бессмысленным гулом. Мысли ее холодно блуждали где-то вне — наблюдая, взвешивая, сопоставляя. А в основе всего лежало предчувствие рока, усиливавшееся всю зиму.

Еще вчера у нее была надежда… Что ж, она не отступит. Она знала, что поездка Тезея в Кносс предопределена. Не знала лишь ее обстоятельств и того, какое отношение ко всему этому имеет Ариадна. Олега удалось убедить, что царевич и верховная жрица находятся в сговоре. Значит, вчерашняя неудача — просто одно из звеньев в цепи предопределений. Она знала также, что непременно встретится с Дунканом перед развязкой. Ибо, вглядываясь долгими зимними месяцами в зеркала, она узнала лицо женщины, которая была с ней рядом в самые последние минуты: это было ее собственное лицо.

Значит, она сама и есть та колдунья, которая стерла в памяти Эриссы последние часы катастрофы.

Зачем она это сделала? И повторит ли это снова? И какой в этом смысл? Если не повторит, то вся сеть событий сплетется по-другому. Она, отброшенная на четверть века назад, найдет что сказать молодой Эриссе.

В течение всей своей жизни с Дагоном она дотошно расспрашивала странников и всех уцелевших кефту о том, что произошло. Все рассказы при всем их разнообразии сходились в одном: Тезей с остальными заложниками прибыл в Кносс незадолго до того, как произошло землетрясение и был уничтожен весь минойский флот. Тезей собрал народ и, ссылаясь на речи оракула, захватил столицу. Вскоре на помощь к нему пришли корабли афинян и их союзников, которые находились в открытом море и потому уцелели. Подчинив себе остатки критских городов, тезей отправился домой, прихватив с собой Ариадну. Многие утверждали при этом, что она отправилась с царевичем по доброй воле.

В прошлом — своем прошлом, которое теперь будущее — Эрисса не верила этому. Ариадна не могла поступить так! К тому же на острове Наксос Тезей показал, что Лидра для него ничего не значит. Бедняжка окончила свои дни поклонницей тайного культа, сторонники которого чередовали оргии с истязаниями. Тезей продолжал собирать под свою державу народы материка. Весть о том, что его самого постигла беда и гибель, мало утешали.

Теперь Эриссе все стало ясно. Всю зиму Диор мотался между Афинами и Атлантидой. Значит, легенда, рассказанная Дунканом, правдива и Ариадна действительно помогала Тезею.

Объявить об этом Эрисса не могла — ей бы просто-напросто перерезали глотку, а Олег и Ульдин постоянно были заняты. Во дворе им никогда не удавалось поговорить без свидетелей. А уловку с рощей Перибеи повторить не дадут.

Вчера, воспользовавшись отсутствием большинства стражников, ей удалось встретиться с Олегом. Но, к сожалению, не удалось уверить его, что людей, верящих в предопределение, можно переубедить рассказом о пришельцах из будущего. Бог его учит, что людская воля свободна. Лидра и Тезей, убежденные в своем высоком предназначении, рискнут своими городами и государствами, а Олег, человек решительный и крутой, понимает их лучше, чем Эриссу.

Он хорошо устроился здесь, что ему судьба Крита? Даже если он не сможет вернуться домой, то не будет в убытке и здесь, на земле Греции. Он и так не в убытке. За всеми делами ему просто некогда об этом задумываться, не то что Эриссе, томившейся в обществе ахеянок.

Да, все должно решиться нынче ночью.

Пенелеос вернулся в их комнату раньше, чем она ожидала. Она встретила его улыбкой, распустила волосы на подаренный им египетский плащ.

— Я думала, ты долго будешь пировать в зале после удачной поездки, — сказала она.

Воин рассмеялся. Лампа освещала его крупное, сильное тело и глаза, слегка пьяные. Светлые локоны обрамляли его круглое, почти мальчишеское лицо.

— Напиться можно и завтра ночью, — сказал он. — А сейчас мне нужна ты.

Они обнялись. Он был уже не так неуклюж, как вначале, а она трепетала только потому, что ступала на дорогу, ведущую к Дункану.

— Сейчас, моя нимфа, сейчас, — хрипло сказал он.

Обычно их встречи приносили ей радость. А почему бы и нет? Они скрашивали жизнь полугостьи-полупленницы. Сначала она был полон благоговения. Диор подбадривал его, когда заметил их связь. Адмирал хотел, чтобы за опасной, и несомненно, враждебной колдуньей приглядывал верный человек. Потом Пенелеос стал вести себя увереннее, но по-своему, по-ахейски, был добр к ней. Кроме того, он ей нравился.

Сегодня ночью она продемонстрирует все свои женские чары, но не истратит ни капли чувства. Он должен впасть в счастливую полудрему, но не в настоящий крепкий сон.

Лампа догорала, когда Эрисса приподнялась на локте:

— Отдыхай, любимый мой, — повторяла она снова и снова, пальцы ее двигались по его телу в медленном ритме, а когда взгляд его остекленел, она стала закрывать и открывать глаза в такт биению его сердца.

Он подчинился быстро. Еще в роще ей не составило труда наслать на него Сон. По этой причине она выбрала его из всех неженатых мужчин во дворце и соблазнила, когда план ее еще едва наметился. И с каждым разом ее власть над ним становилась сильнее. Она была уверена, что он всегда и везде выполняет ее установки: никому не рассказывать о том, что между ними происходит, — это священная тайна.

Светильник почти догорел, Эрисса встала и наполнила его. В комнате было тепло, стоял густой запах масла, дыма, человеческого тела и дыхания. За дверной шторой — темнота и молчание.

Эрисса склонилась к воину.

— Пенелеос, — мягко сказала она. — Ты знаешь, что я твоя и хочу служить только тебе. Но я подчиняюсь и Богине.

— Да, — ответил он бездумно, как и раньше.

— Слушай меня, Пенелеос. Богиня открыла мне, что священный план Ее и Зевса объединить наши народы под угрозой. Если свершится то, о чем предостерегал оракул, на всех нас падет тяжкое проклятие. Скажи мне, что готовится во дворце, чтобы я могла препятствовать злу.

Затаив дыхание, она выслушала его рассказ. Знал он немало, потому что Диор доверял ему. О подлинной цели похода знали не только царевич и Адмирал, и Пенелеос был в числе доверенных лиц.

Его рассказ подтвердил ее опасения: это судьба. И переговоры, которые шли всю зиму между Тезеем, Лидрой и ее людьми в Кноссе, и повествование о будущем, выведанное у доверчивого Дункана Рейда, и новое толкование перибейского оракула — Богиня-де сама желает торжества Афин, и план захвата минойской столицы, и приказ флоту сменить курс и напасть на Крит, и решение переждать, если землетрясение не разрушит Лабиринт, и наведение Миноса, и то, что Дункан оказался под постоянным надзором…

Эрисса услышала то, о чем и сама догадывалась.

— Слушай внимательно! — сказала она. — Тебя беспокоит Ульдин. Посейдон разгневался на него — еще бы, его священное животное будет нести всадника, как осел! — и он уничтожит участников похода, если ему не принесут жертву. Ульдин виновен — он должен быть убит, но убит тайно, иначе причина станет явной и на Крит отправят вестника.

Она повторяла и разъясняла это несколько раз, пока не убедилась, что охваченный Сном воин все усвоил. С каждым вздохом приближался рассвет, но теперь она знала, что увидит Дункана. Она оставила Пенелеоса во тьме, а сама пошла якобы привести господина Диора, чтобы посоветоваться.

Ее босые ноги ощущали холод каменных плит под соломой, покрывавшей полы коридора. Тени плясали вокруг чадящих светильников. Комната Ульдина находилась через несколько дверей от ее собственной. Ульдин спал с новой рабыней: прежняя уже ждала ребенка. («У меня не будет другого ребенка от Дункана, — мысли Эриссы метались подобно летучим мышам в сумерках. — Я стала бесплодной после того, как родила детей Дагону. Но иначе я не смогла бы выполнить предначертанное. Пусть воспоминание о Девкалионе будет мне опорой. А потом, когда все кончится, то, возможно, Рея смилостивится…). Гунн сохранил свою прическу — бритая голова с тремя косичками и кольцами в ушах. Его изуродованное шрамами лицо показалось ей отвратительным. Но к кому еще обратиться за помощью?

Она потормошила гунна. Тот немедленно проснулся. Она положила руку ему на губы и прошептала:

— Вставай сейчас же. Я наслала на Пенелеоса Сон, и он рассказал мне страшные вещи.

Он кивнул, и, как был, пошел за ней, не забыв прихватить саблю.

Еще в начале зимы Эрисса припомнила, о чем ей в молодости рассказывал Дункан. Пройдут века, и ахейцы будут побеждены племенами северян-дорийцев, потому что железное оружие дешево и доступно любому воину, тогда как у ахейцев бронзовые доспехи были только у аристократов. Потом она говорила Пенелеосу: «Стоит ли вашим вождям разрешать Ульдину готовить войско из конных лучников? Когда это искусство станет повсеместным, придет конец боевым колесницам. А они сейчас составляют основную силу государства». Насылала на него Сон и внушала эту мысль.

Поначалу толку не было, но потом внушение возымело желаемое действие. Пенелеос поделился этими соображениями с другими. Те призадумались. Они прямо не запрещали Ульдину заниматься кавалерией, но стали под разными предлогами отказывать в снабжении. В конце концов гунн оказался не у дел.

И теперь у Пенелеоса (который думал, что перед ним Диор) Ульдин узнал, что его собираются убить. О причастности к этому Эриссы он не догадывался: его знакомство с искусством шаманов было поверхностным.

— Ух! — выдохнул он и глянул на нее. — Почему ты не предупредила меня раньше?

— Я узнала и о том, что они собираются напасть на Крит, когда города обратятся в развалины, — ответила она. — Наше предупреждение не дошло до Миноса. Это мой народ, и я хочу спасти его. Но в одиночку мне не справиться.

— А я-то еще удивлялся этому тирренскому походу…

— Сам посуди, Ульдин! — она взяла его за руку. — Здесь, на материке, твоих всадников опасаются. А критянам, защищенным морем, бояться нечего. Там твою кавалерию примут с восторгом: ведь она поможет держать в повиновении материк. Тем более ты явишься как спаситель.

Ульдин принял решение.

— Хорошо. Если ты все-таки права, оставаться здесь глупо. Жизнь и смерть человека в воле богов, — на мгновение улыбка осветила его безобразное лицо. — К тому же не придется мучиться на корабле…

— Собирайся, — сказала Эрисса.

Когда он ушел, она снова склонилась к Пенелеосу.

— Теперь спи, любимый мой, — прошептала она. — Долго спи. Все сделано. Все в порядке, — она ласково закрыла ему веки. — Забудь наши разговоры. Так велят боги и благоразумие, а твой господин Диор все уже знает. Ты проснешься отдохнувшим. Не ищи меня. Я ушла по важному делу. Крепко спи, Пенелеос!

Дыхание его выровнялось. Повинуясь неясному порыву, она поцеловала воина и стала собираться.

Ульдин вернулся, облаченный в свою вонючую одежду.

— Убить? — он указал на постель.

— Нет! — Эрисса поняла, что говорит слишком громко. — Нет, а то поднимется весь дворец. Ступай за мной.

Они беспрепятственно покинули и дворец, и город. Так как в Афинах было полно воинов, выставлять стражу никто не подумал. Луна была почти в полной фазе. (Когда такое случается во врем пира Астериона, кефту верят, что год будет счастливым, вспомнила Эрисса и глаза ее затуманились). Перед ними лежала пыльная и безлюдная дорога в Пиреи, она видалась между серебряными от росы полями и черными тенями деревьев. Шаги гулко отдавались в Пирее, она вилась между серебряными от росы полями и черными тенями деревьев. Шаги гулко отдавались в неподвижном холодном воздухе, и говорить приходилось вполголоса.

— Топать пешком! — Ульдин сплюнул с отвращением.

На берегу были выставлены часовые: корабли и груз — самое дорогое. Ульдин позволил Эриссе выбрать подходящее судно — лодку длиной в 15 футов с мачтой и парусом, не слишком большую для управления, но и не маленькую, чтобы добраться до Атлантиды. Большую часть пути можно пройти парусом.

Ульдин чуть глотку не сорвал, прежде чем ему позволили подняться на борт и перенести туда провизию. Но воины знали, что царь покровительствует ему. Эрисса стояла в стороне, неузнаваемая в мужской тунике и плаще Пенелеоса. В конце концов воины поверили в наспех сочиненную историю о тайном поручении и не стали посылать к Диору за разрешением. Эрисса этому не удивилась, как и попутному ветру; она вспомнила, что именно эта лодка унесла их с Дагоном к берегам Трои.

К рассвету ветер утих. Лодка спокойно покачивалась на морской глади. К западу возвышались горные массивы Арголиды — там в городе Трезене был рожден Тезей. Аттика осталась далеко позади. Тут и там были разбросаны небольшие острова, покрытые зеленью. Эрисса оставила бесполезный теперь руль и сняла плащ. Быстро теплело.

— Поедим, — сказала она. — Потом будет не до того.

— Или наоборот — будет нечего делать, — проворчал Ульдин, примостившийся у мачты. — На веслах много не пройдешь. Когда начнется ветер?

— Думаю, что скоро. Днем бывает затишье, а к ночи поднимается хороший ветер.

— Угу. А флот выступает завтра. Они легко догонят нас и захотят проверить, кто плывет.

— Мы пойдем меж островов, чтобы укрыться в случае чего. Галеру мы заметим раньше, чем она нас.

— Стало быть, плыть нам несколько дней, — Ульдин почесался, поймал под одеждой вошь и раздавил ее зубами. — А на пути нас может ждать смерть…

— Я непременно встречусь с Дунканом, я же тебе уже объясняла…

— Но ты не говорила, что и я буду при этом. — Видишь эту штуку? Ты колдунья, и тот, к кому мы направляемся, тоже колдун. Вот вы вдвоем нашлете на меня чары и бросите, как старые штаны.

— Ульдин, я не…

— Молчи. Я могу отправиться с тобой, а могу вернуться, выдать тебя Тезею и попытать счастье в его войске. Тебя убьют, но сначала выпытают все. Так что решай.

Она пыталась сохранить самообладание. Ведь ей известно, чем должно все кончиться. Задыхаясь и сжимая кулаки, она ответила:

— Ты пойдешь со мной.

— Не хочу остаться в дураках, — скривился Ульдин. — А хочу я вот чего. Заключим кровный союз на верность во имя всех ваших богов, демонов, предков и потомков. Только тогда я смогу доверять тебе. Правда, мне не приходилось слышать, чтобы такой союз заключался между мужчиной и женщиной.

— Конечно, Ульдин. С радостью, — сказала она облегченно.

Он улыбнулся:

— Однако ты все-таки женщина. Не бойся, я не встану между тобой и тем человеком, когда мы его найдем. Если хочешь, мы оговорим это в клятве. А пока у нас будет много свободного времени, и я хотел бы провести его приятно.

— О нет! — взмолилась она.

Он пожал плечами:

— Таковы мои условия. Ты сама знаешь, что клятва от этого станет крепче.

Она попыталась вспомнить девушку, которая танцевала с быками и полюбила бога. Но не смогла. Слишком длинной была дорога, уводившая в прошлое.

«что ж, подумала она. Правду говорил Олег: „И по самой длинной дороге нужно идти шаг за шагом“.

— Твоя воля, — сказала она.

16

С Рейдом обращались почтительно. Лидра объяснила стражникам, что гостя мучают ложные предзнаменования беды, и говорить о них ему запрещено, а если попробует, заткнуть ему рот, и все! Потом она вернется и снимет с него проклятие.

Поскольку других гостей мужского пола в храме не было, в его распоряжении оказалось целое крыло. Ему разрешалось под надзором гулять по саду. Оттуда он видел, как корабли уходили в Кносс.

Первой шла галера Ариадны, длинная и широкая, нос ее венчали позолоченные рога, посередине — красный Столп, на корме — секира-лабрикс. Рейд видел девушек на палубе и попробовал разглядеть среди них Эриссу, но было слишком далеко. Потом следовали два боевых корабля сопровождения, а за ними — целая флотилия разнообразных судов и суденышек — в путешествие отправились все, кто мог это себе позволить. Корабли были ярко раскрашены и увенчаны гирляндами цветов, особенно ярких на фоне черной горы. Доносились обрывки песен и выкрики рулевых.

Рейд удивился, что в строю нет его корабля. Потом догадался, что Лидра под каким-то предлогом запретила это. Необычное судно вызвало бы слишком много расспросов и, кроме того, могло насторожить или даже остановить ахейский флот.

«Итак, Дагон, обоих нас оставили», — подумал он.

Флотилия прошла пролив и исчезла из вида. Шел первый из десяти праздничных дней.

На второй день жрицы, оставшиеся в храме, переехали в город и совершили все полагающиеся обряды. Рейд заметил, что в их число входила и рыбная ловля. Потом пышная процессия проследовала к морю, чтобы благословить его. Примерно в это время Эрисса должна была прибыть в Кносс.

На третий день Рейд видел, как шествие проследовало на холмы и через несколько часов вернулось: с музыкой и танцами вели быков. Разговорчивый стражник (Ариадна объяснила ему, сколь важное дело он делает, охраняя Рейда) растолковал, что торжества точно такие же, как в Кноссе, только что размах поменьше. Ночью над вулканом поднималось пламя — грозное и прекрасное. Но к утру снова было тихо.

На четвертый день началась коррида. Она будет продолжаться до конца праздника. На Атлантиде готовили самых лучших танцовщиц, в остальных городах зрелище было более скромным. В Кносс приезжали чемпионы Талассократии. В последний день праздника юноши и девушки — лучшие из лучших — будут танцевать с самым отборным быком, которого Минос потом собственноручно принесет в жертву. Воскресший Астерион придет к своей Невесте, чтобы зачать самого себя.

«Интересно, достанется ли Эриссе венок из священных лилий, — подумал Рейд. — Хотя нет. Развязка уже близка. Я погибну вместе с Атлантидой, а она…».

На пятый день он почти не поднимался с постели, глядел в потолок и размышлял: «Чего я добился? Да ничего, только навредил. Олег и Ульдин оказались полезными в этом веке и преуспели.