Рейд заметил, что в небе полно птиц. Названий большинства из них он не знал, различал только дроздов, уток, цапель, ястребов, лебедей, ворон. Человек не успел еще уничтожить природу. На дворовых булыжниках прыгали воробьи. Домашних животных, кроме собак, не было видно. Между пристройками сновали слуги. Такое большое хозяйство нуждалось во множестве рабочих рук, чтобы убирать, готовить, молоть муку и печь хлеб, заниматься виноделием и ткачеством. Большинство составляли женщины, ко многим жались ребятишки — следующее поколение рабов. Были и мужчины — через открытые двери пристроек видны были кузница, веревочная мастерская, красильня, гончарный круг, столярка.

— И все они рабы, мой господин? — спросил он.

— Не все, — ответил Тезей. — Держать помногу рабов-мужчин неразумно. Мы нанимаем афинян победнее и всяких искусных чужеземцев, — он улыбнулся. И поощряем их, когда у наших рабынь рождаются дети. Словом, все довольны.

«Кроме рабынь, — подумал Рейд, — особенно когда их сыновей продают на сторону».

Тезей нахмурился:

— Приходится содержать еле критского счетовода. Нам-то он ни к чему, мы сами умеем считать и писать, недаром наши предки обучили этому искусству критян. Но такова воля Миноса.

«Чтобы знать доходы и расходы, сообразил Рейд, чтобы взимать налоги, а заодно ведать замыслы афинян. Да, с какой стати ахейцы учили грамоте критян? Бред какой-то».

Тезей на всякий случай прекратил жаловаться.

— Поедем-ка в мое поместье, — предложил он. — По пути можно многое увидать, да и сам я посмотрю, как идут дела на полях.

— С радостью, мой господин.

Конюшня была единственным каменным строением: лошади слишком ценятся, чтобы потерять их из-за пожара. Не такие рослые, как в двадцатом веке, тем не менее это были сильные и выносливые животные. Они негромко ржали и тыкались мордами в ладони хозяину, когда он их гладил.

— Запряги Топтуна и Длиннохвостого в простую колесницу, — приказал он старшему конюху. — Колесничего не нужно, я поведу сам.

На плоском днище колесницы, за бронзовым передком и боками, украшенными чеканкой, могли встать двое. В бою Тезей при оружии стоял бы позади возницы, державшего вожжи. «Да, езде на колеснице можно научиться только с детства», решил Рейд, который с трудом сохранял равновесие — никаких рессор не было в помине.

Тезей щелкнул бичом и лошади поскакали. Колеса скрипели и грохотали. Для двух коней груз был не слишком велик, но Рейд заметил, что упряжь душит животных. А что если Олег покажет им, как сделать хомут?

Афины теснились у подножия крутого скалистого холма Акрополя. Это был и по современным стандартам немаленький город: Рейд предположил, что тысячи 20-30, а то и больше за счет пригородов и чужеземных кварталов. Он спросил Тезея и получил в ответ недоумевающий взгляд: многое знали и умели ахейцы, а вот учет населения им в голову не приходил. Большая часть строений находилась вне городских стен: значит, город быстро разрастался. Здания из необожженного кирпича, часто двух— и трехэтажные, образовывали причудливо извивающиеся немощеные улочки. По улицам бродили свиньи, их задирали дворняжки, сновали мыши и тараканы, над горами мусора вились тучи мух.

— С дороги! — ревел Тезей. — С дороги!

Перед ними расступались воины, ремесленники, торговцы, моряки, хозяева постоялых дворов, лавочники, писцы, работники, проститутки, домохозяйки, дети, жрецы и еще бог знает кто. Рейд выхватывал только отдельные сценки. Женщина одной рукой поддерживает на голове кувшин, другой приподнимает подол, перебираясь через грязь. Тощий осел, понукаемый хозяином, тащит вязанки хвороста. Вот сапожник расхваливает свой товар. А вот заключает сделку — за товар платят частично другим товаром, а частично определенным количеством металла. Вот работает медник, который занят лишь своим молотом и резцом. Дверь винной лавки открыта, там пьяный моряк длинно и складно врет о пережитых им опасностях. Двое мальчишек играют во что-то, похоже на классы. Окружившие дородного горожанина рабы защищают его от толчеи. Приземистый, смуглый бородач в длиннополой одежде и шляпе без полей прибыл, должно быть, с Ближнего Востока… Ах, да, сейчас его называют просто Азией…

Колесница выкатилась на равнину, где стояло несколько деревянных храмов — впоследствии это место будет известно как Ареопаг. Миновали ворота в городской стене — грубое каменное сооружение, куда ему до Львиных Ворот в Микенах, развалины которых видел Рейд (интересно, сколько лет пройдет, прежде чем Сиэтл и Чикаго будут лежать в развалинах в тишине, прерываемой лишь пением цикад?). За пригородами колесница выкатилась на ухабистую дорогу и Тезей пустил коней вскачь.

Рейд ухватился за борт. Ему казалось, что колени его выломает в другую сторону, а зубы выскочат из десен от этой тряски.

Тезей заметил это. Он заставил лошадей идти шагом. Те недовольно заржали, но подчинились. Царевич оглянулся.

— Не привык к такой езде? — спросил он.

— Не привык, мой господин. Мы… передвигаемся иначе.

— Верхом?

— Хм… да. А также в повозках, на которых толчки смягчаются рессорами. — Рейд даже удивился, что смог найти в языке ахейцев такое слово, но сообразил, что на самом деле сказал не «рессора», а «согнутый лук».

— Дорогое удовольствие, — заметил Тезей. — Кроме того, они должны часто ломаться.

— Мы используем железо, мой господин. Оно дешевле и крепче бронзы, если уметь выплавлять. Железная руда встречается чаще, чем медная и оловянная.

— То же самое говорил мне вчера Олег, когда я рассматривал его вооружение. Ты знаешь этот секрет?

— Боюсь, что нет, мой господин. В моей земле это не секрет, просто это не мое дело. Я… хм… строю здания.

— А твои товарищи знают?

— Может быть. — Рейд подумал, что, будь у него достаточно времени, он и сам скорее всего смог бы восстановить этот процесс. Все дело тут в механическом поддуве, благодаря чему в печи будет достаточно высокая температура, да в закалке. Олег, должно быть, знает, как это делалось в его время, и сумеет изготовить все, что нужно.

Некоторое время они ехали в молчании. При таком темпе удерживать равновесие было нетрудно, хотя каждый толчок все так же болезненно отдавался в теле. Колеса грохотали так, что заглушали шум ветра в кронах тополей. Стая ворон летела против ветра. На солнце их перья сверкали, как лакированные. Но вот на солнце набежало облачко. Из дыры в крыше глинобитной крестьянской хижины поднимался дым. Женщины жали серпами пшеницу в поле. Ветер трепал их грубые коричневые платья. Двое мужчин, вооруженных копьями, стерегли их.

Тезей повернулся к нему, небрежно держа поводья в правой руке.

— Твой рассказ — это самое удивительное, что я в жизни слышал.

Американец сухо усмехнулся:

— И я того же мнения.

— Унеслись на повозке волшебника из таких далеких земель, о которых никто и не слышал… Что это — случай? Или, может быть, судьба?

— Я… я так не думаю, мой господин.

— Диор доложил мне, что ваша четверка толковала что-то про путешествие не только в пространстве, но и во времени, — глубокий голос его был ровен, но безжалостен, свободная рука легла на рукоять меча. — Что это значит?

Началось, сказал себе Рейд. И выдавил из пересохшей гортани давно приготовленный ответ:

— Мы сами не знаем, мой господин. Представь себя на нашем месте. Наши страны никак не связаны друг с другом, так что сопоставить события мы не в силах. Вот я и подумал: а может, повозка волшебника перенесла нас не только сквозь мили, но и сквозь годы? А в сущности я ничего не знаю.

Прямо отрицать он не осмелился: слишком много оговорок сделано и еще будет сделано. Тезею и Диору природа времени известна не более, чем самому Рейду. Они привыкли к оракулам, пророкам, предначертаниям судьбы, поэтому могут воспринять идею перемещения во времени.

Так почему бы не рассказать всю правду? Ах, да Эрисса…

Голос Тезея стал резким:

— Я меньше бы тревожился, если бы ты не делил постель с критянкой.

— Мой господин, — возразил Рейд. — Она была унесена, как и все мы, бессмысленной волей случая.

— Так оставь ее!

— Не могу, — сказал Рейд и поспешно добавил: — Испытания сблизили нас. Ты ведь и сам, мой господин, не предал бы товарища. Кроме того, между вами и Критом мир.

— Вроде того, — ответил Тезей. — До поры.

Он стоял неподвижно, погруженный в свои мысли, потом вдруг сказал:

— Слушай, гость мой Дункан. Не в обиду тебе будь сказано, но чужеземца легко обмануть. Вот как все обстоит на самом деле. Крит засел в этом углу Средиземного моря, как паук в паутине. Эллинские племена устали быть пойманными мухами и отдавать ему свою кровь. Каждое царство на побережье должно склоняться перед ним, платить дань, отдавать заложников, не иметь больше кораблей, чем разрешит Минос, не участвовать в походах, которые он не одобряет. Нам нужна свобода.

— Прости чужеземца, господин, — осмелился возразить Рей. — Но разве эта дань — лес, зерно, товары — не обеспечивает вам защиту от пиратов и не окупается?

Тезей фыркнул.

— Пираты — это по мнению Миноса. Почему бы нашей молодежи не показать себя? Путь бы захватили левантийский корабль с грузом олова или город у хеттов. Но нет, это-де может испортить торговые связи критян, — он помолчал. — Кстати, почему бы не позволить моему отцу объединить Аттику? Почему не соединиться всем ахейским царям? Настал бы конец всем войнам. Но нет, этому препятствует Минос, связав нас цепью договоров. Он разъединит нас, «варваров», чтобы мы были слабее…

— Равновесие власти… — начал Рейд.

— А весы в руках у Миноса! Послушай. К северу и востоку отсюда, в горах, живут подлинные варвары. Они рыскают, как волки. Если мы, ахейцы, не соберемся вместе, они в конце концов нападут на нас и одолеют. Где уж тут сохранить цивилизацию, если летописи сгорят вместе с городами?.. Цивилизация… — продолжал Тезей через некоторое время. — Почему нам отказывают в принадлежности к ней? Мы что, врожденные идиоты? Жители Аргоса сочли, что древняя письменность критских кое удобное, что им сейчас пользуется половина чиновников кносса.

«Вот и разгадка тайны линеарного письма А и В, — подумал Рейд. — Это не результат завоевание гомеровских греков, их еще нет, это просто усвоение полезного иноземного изобретения — так европейцы усвоили арабские цифры и китайскую бумагу или каяки эскимосов. Да и сам-то он зачем ехал в Японию? Очевидно, некоторое количество ахейцев проживало в Кноссе и других городах Крита. Из их числа нанимали писцов, знающих линеарное письмо В, а писцы, понятно, предпочитали свой язык, который этому письму лучше соответствует.

Пятая колонна?».

— Впрочем, я-то не считаю это великим изобретением, — сказал Тезей. — Ковырять глиняные таблички или царапать папирус не пристало мужчине.

— А что же пристало, мой господин?

— Пахать, сеять, пилить, строить, ходить на охоту, ходить в море, воевать, любить и оставить надежный дом для семьи и честное имя для потомков. А для нас, царей, — защищать и укреплять свои царства.

Лошади заржали. Тезею понадобилась целая минута, чтобы с помощью бича и вожжей справиться с ними. После этого он держал вожжи обеими руками, глядел вперед и говорил монотонно, не оборачиваясь:

— Я расскажу тебе, это не тайна. Полвека назад каледоняне со своими союзниками организовали поход, высадились на юге Крита и разграбили несколько городов так основательно, что их до сих пор не отстроили. Поход был успешным потому, что готовили его втайне и потому, что трое правивших один за другим Миносов были слабы и изнежены, запустили свой флот. Крит к тому времени обезлесел, а ввозить предпочитали не бревна, а предметы роскоши.

Но вот назначили нового адмирала. Он собрал остатки флота и на следующий год разгромил каледонян. Вскоре на трон взошел новый Минос и поддержало адмирала Рекла. Они решили подвести под свое ярмо ахейцев, владеющих морскими портами и могущих угрожать Талассократии note 2. Так они и сделали. Где сами воевали, и где натравливали нас друг на друга.

Двадцать семь лет назад отец мой Эгей решил избавиться от зависимости и объединить Атику. Он восстал, но восстание было подавлено. Минос оставил Эгею его трон, но наложил тяжкую дань. Среди прочих ее условий есть и такое: каждые девять лет семь юношей и семь девушек из благородных семей отправляются в Кносс и живут там в качестве заложников до прибытия следующей партии.

— Что? — спросил Рейд. — Значит, их… не приносят в жертву Минотавру?

Тезей оглянулся на него:

— О чем ты говоришь? Какая жертва? Разве ты не понял этот коварный замысел? Заложников привозят в Кносс в том возрасте, когда происходит становление человека. Возвращаются они взрослыми людьми, готовыми заседать в наших советах и продолжать могущественные роды. Но всем им до смерти хочется жить, как критяне.

Так вот. Диор был уже в ту пору мудрым советчиком. Без него условия мира были бы еще тяжелее. Своих сыновей у моего отца тогда не было и, естественно, одним из первых заложников оказался мой дядя. Диор посоветовал моему отцу отправиться в Трезену, на полуостров Аргос. Тамошний царь наш родственник и тайный союзник. Они договорились, что отец соединится с дочерью царя, чтобы она зачала наследника — втайне. Этим наследником стал я.

Рейд подумал, что в этом мире, лишенном надежных средств связи и разделенном непроходимыми дебрями, такую тайну сохранить нетрудно.

— Я вырос в Трезене, — продолжал Тезей. — Она тоже платила дань Криту. Это бедное царство, и критянина там редко увидишь. Но нашим богатством было мужество. Я еще бриться не начинал, когда помог очистить окрестности от хищников и разбойников.

Диор часто навещал меня. А пять лет назад привез в Афины. Я требовал признать меня наследником. Но мои двоюродные братья, влюбленные в Крит, отказались. Правда, выхватить мечи не успели. Тут уж Минос не мог ничего поделать.

«Или не захотел, — подумал Рейд. — Империю интересует мир на границах и на торговых путях, а не дрязги вассалов. А потом будет поздно».

— Каковы же твои планы, мой господин? — Рейд чувствовал себя вправе задать этот вопрос.

Тяжелые плечи под развевающимся плащом приподнялись и опустились.

— Делать то, что надлежит. Вот что я скажу тебе, Дункан. Я знаю, что происходит в Талассократии. Я там бывал, и не только царским гостем, которого угощают вежливой болтовней и кому показывают только то, что нужно хозяевам. Нет, я бывал там под другими именами, и торговцем, и моряком. Я смотрел, слушал, разговаривал с людьми, узнавал.

Тезей снова повернулся и поглядел на Рейда тревожными глазами.

— Обрати внимание, — сказал он, — что сегодня я не произнес ни одного слова, которое могло бы мне повредить. В Кноссе и без того знают, что на материке неспокойно. Но они уверены в своей безопасности, пока их флот превосходит по численности объединенные флоты ахейцев. Поэтому наше ворчание их не волнует. Время от времени нам даже бросают кость — мы прикрываем их от нашествия горцев. Я не сказал ничего такого, чего не слышал бы здешний критский резидент, ничего такого, чего не мог бы повторить первому министру Миноса во время официального визита в Кносс.

— Да я и не обвиняю тебя ни в чем, мой господин! — Рейд искренне пожалел, что он не дипломат.

— А теперь и тебя затянуло в эту игру, — проворчал Тезей. — Твои знания, твое волшебство — что за этим кроется? Я хочу знать правду.

— Ты видишь свою правду, — подумал Рейд. — А у Эриссы своя. А я пока вообще слеп.

— Мне не нравится, что тебе нашептывает твоя критянка. Или то, что она делает с тобой благодаря своим чарам. Диор предупредил меня, что она ведьма и ей покровительствует ее Богиня.

— Не знаю… Вы ведь тоже поклоняетесь этой Богине, мой господин.

Внезапно личина государственного мужа спала с Тезея, обнаружив под собой первобытный страх. Тезей прошептал:

— Она очень древняя, очень сильная. Если бы я нашел оракула, который подтвердил, что она всего лишь жена отца нашего Зевса… Гей! — прикрикнул он на лошадей и щелкнул бичом. — Вперед!

Колесница покатилась быстрей.