2

Из кабины самолета ураган казался черным горным хребтом, за которым уже спряталось солнце. Вырвавшиеся вперед облака затянули залив белыми хлопьями, правда, время от времени в разрывах можно б.ыло заметить белые гребни — корабли на плавучих якорях с убранными парусами: экипажи, отдавшиеся на волю судьбы, ожидали жизни или смерти. Позади, на востоке, на чистом фиолетовом небе, мерцали звезды, над головой синело небо, на западе горизонт отливал зеленью.Скайгольм на севере еще.отражал лучи солнца, под облаками внизу отблески и тени сменяли друг друга — до темноты уже оставалось недолго.

Ничего, решил Иерн, все равно в буре он окажется слепым. Но даже бормотание реактивного двигателя не могло заглушить шум ветра; самолет дергался и содрогался, но руки и ноги Иерна выплясывали; управляя машиной, он восторженно хохотал. Нес его не маленький «воробей с пропеллером» — наполовину дерево и брезент, который доставил его из Бейнака в Бордо; теперь Иерн мчался на «соколе», ничем не уступавшем воздушным кораблям маураев. Одних только легких сплавов в нем было не выкупить за Капитанскую казну, машина сжигала топливо целыми реками; немного подобных ей существовало теперь на Земле… Самолет этот мог обогнать звук и подняться к Скайгольму. Оружия на нем не было. Кто смог бы атаковать его?

В военных действиях его тоже нельзя было использовать: слишком дорого стоила эта машина. Когда придет черед Иерна вступить в бой, ему дадут самолет не лучше того, которым располагало поместье.

Мелькнула мысль, каково ему будет тогда? Эспейньянский конфликт случился еще до его рождения, а во время кампании в Италье он был еще кадетом. Ждет ли его своя война? Домен не сумел помешать Донно де Заморре забрать большую часть — Иберьи в свои женеральские руки, но все же потом преградил дорогу его сыну, вознамерившемуся овладеть западной частью Средиземноморья… Иерн надеялся на мир. Ему не нравилось убивать людей, он не любил даже охотиться…

Голос в наувшиках позвал его:

— Что там у вас, лейтенант? Вы что-то сказали?

— Ox! Ничего, — ответил он. Теплый румянец окрасил щеки. Профессионал не радуется предстоящему опасному поручению. И поспешно добавил:

— Помехи мешают. Как слышите меня?

— Слышимость удовлетворительная. На окраины вышли еще три подразделения. Мы принимаем сигналы и от них, поэтому ситуация начинает вырисовываться. Будьте внимательнее.

Вверху в аэростате на единственном мощном компьютере Домена офицер-аналитик отстукивал ряд технических подробностей и цифр.

Иерн нахмурился:

— Этого недостаточно; разброс на целый полет стрелы.

— Конечно. Вы должны…

— Послушайте, — перебил Иерн. — Я ожидал этого. Но пока мы будем выяснять подробности, соблюдая осторожность, чудовище выйдет из моря на сушу. Нет, я отправляюсь прямо в него, в середину. И рекомендую своим коллегам-пилотам углубиться в толщу циклона, сохраняя высоту, на которой они находятся.

— Лейтенант!

— Передавайте мои рекомендации, майор. — Иерн знал, что коллеги последуют его примеру: гордость и честь Корпуса превыше всего. — Набираю скорость. Приготовьтесь увеличить темп измерений.

— Готов к спуску, — объявил он.

— Жезу да хранит тебя, — с трепетом в голосе проговорил майор.

Иерн пожал плечами. Он нес службу — так полагалось мужчине из Клана, но во всем прочем предпочитал оставаться агностиком.

— Благодарю вас, сэр, — отвечал он. — Я буду спускаться витками радиусом в три километра, на два километра за один оборот. По-моему, так будет лучше всего. — Он не смог отказать себе в браваде. — Попросите моих товарищей пожелать мне доброй охоты, как и я им того желаю!

«Сокол» его нырнул вниз.

Вокруг машины сомкнулась ночь. Свирепствовал ветер, полыхали молнии, грохотал гром; дождь и снег барабанили по металлу и кабине пилота спереди, сзади, сверху, снизу — со всех сторон. Почти оглушенный бурей и громом, он забылся в борьбе, стараясь помешать своему противнику разбить на куски его самолет или хотя бы сбросить его в море. Раз за разом Иерн выскакивал в самое сердце бури, но тут же копьем вонзался в ее стену. И пока он кружил, инструменты его измеряли, а остронаправленный ультрачастотный луч посылал людям нужные цифры, говорившие о давлении, скорости, ионизации, потенциалах, градиентах… словом, называл все числа зверя.

В далеком Скайгольме техники-компьютерщики запускали в свою машину цифры, которые добывали Иерн и его друзья. Потом, просчитав, компьютер сообщал метеорологам о состоянии дел; на составление программы ушли сотни лет труда, размышлений и проб… случались и фатальные ошибки.

Работа продвигалась даже во время Эры Изоляции, окончившейся с Реставрацией Энрика. Так стал аэроген царем — или царицей — среди небес.

Радароскоп Иерна просигналил тревогу: самолет его опустился почти до гороподобных волн. Иерн сделал все, что умел, теперь еще был обязан спастись. Оставив турбулентные облака, он вынырнул в центр бури, задрал вверх нос своего самолета и форсировал двигатели. Небо над ним сделалось пурпурным диском, посреди которого дрожала звезда.

Вырвавшись на свободу, он заложил дугу над чудовищем и направился на восток.

— Докладывает Иерн Ферлей, — пропел он в микрофон, укрепленный на груди. — Задание выполнено, все в полном порядке. Информация принята?

— Да. Отличная работа, лейтенант.

— А как остальные?

— Они тоже в безопасности. К активным действиям мы приступим через считанные минуты. Выбирайтесь подальше: курс на Турнев.

Иерн кивнул и повиновался. Его самолет подобно всем машинам, что только что вышли из бури, нуждался в осмотре и, быть может, в ремонте, но столь сложную работу умели выполнять лишь в штаб-квартире. Ну а пилотов ждет традиционный триумф победителя, а за ним, по крайней мере, неделя отдыха и развлечений. Только еще неизвестно — окажутся ли они победителями… Успехом завершалась отнюдь не всякая попытка.

Медленно Иерн осознал, что произнес эти слова автоматически. Сознание его еще оставалось в какой-то дали и едва начинало возвращаться к нему. Он не помнил уже в подробностях, как оседлал бурю; опыт выходил за пределы обычной жизни, в полете он слился со своим «противником»… а теперь тело его болело и ныло. Невзирая на защитный комбинезон, ремни, должно быть, оставили на его теле порядочно синяков. Но мир и радость наполняли его… Да, пережитое действительно было подобно мгновениям любви…

Но радости не закончились? Они только начинались…

Он заслужил славу и повышение, а своей семье и Клану — почет. Но только не право впустую израсходовать хотя бы литр топлива, пытаясь понаблюдать за спектаклем. Впрочем, можно было забраться повыше и не торопиться… отстегнуться и, встав на колени, поглядеть назад. Он вспомнил про темные очки — как раз вовремя. Ударили лазеры.

Каждый день, не зная помех облаков, туманов и дождей, солнечный свет играл на поверхности аэростата. На сферу диаметром в два километра падала мощность, измеряемая гигаваттами. Часть ее, проходившая обе оболочки, разогревала воздух внутри аэростата и тем держала Скайгольм в небесах. Но в основном свет падал на солнечные коллекторы и, пройдя термопреобразователи, становился электричеством. Оно питало реактивные двигатели, которые удерживали станцию на месте, противодействуя стратосферным ветрам, и использовалось для различных нужд на борту.

Часть его передавали на Землю, чтобы производить синтетическое топливо, а также на нужды столь же важных производств. Однако их было немного, и, кроме этих заводов и редких местных энергостанций, Домен не знал электричества — металл для проводников был чересчур дорог. Так что большая часть солнечных элементов простаивала в ожидании войны или бури.

Но теперь контуры замкнулись, ставни отворились, и поток энергии хлынул в огромные аккумуляторы, а от них — к огромным лазерам.

Свирепые, грозные молнии ударили во врага; их направляла не прихоть, не гнев, а холодный ум и руки, руководствовавшиеся теми данными, которые Буревестники вырвали из сердца бури-разрушительницы. Энергия лучей была невелика по сравнению с жуткой мощью, вращавшей вихрь.

Точно в уязвимые места ударили не знавшие равных световые столбы.

Перед Иерном промелькнули огненные копья, посланные вебесами. Вокруг них горел и громыхал сам воздух. Они разили тьму, воспламенявшуюся огнем. Без очков Иерн ослеп бы на время, если не навсегда. Но и сквозь очки смотреть было невыносимо.

Вновь и вновь разряжались аккумуляторы… снова коллекторы наполняли их. Одни лучи, неподвижные, сверлили, разрушали бурю, другие короткими вспышками нарушали равновесие между областями урагана, обращая стихию против себя самой. Не зная колебаний, Скайгольм колол, рубил и протыкал… ну а Иерн и прочие Буревестники бежали, чтобы не подвернуться под его карающую руку.

Битва со стихией осталась позади него, Иерн мчался над Франсетерром под звездным пологом неба, укрывшим темнотой спящую страну. Аэростат еще ярко светился, отражая лучи солнца, которых не было видно пилоту, но скоро померкнет и Скайгольм. Иерн подумал о том, как могут сложиться дела внизу, если Скайгольм уйдет в ночь, не успев разгромить стихию. Лучи погасли. В наушниках раздалось с триумфом;

— Вот и все! Буря разрушена!

— Каковы перспективы? — спросил сухой голос.

Иерн узнал полковника Тесс.

— Ах-х-х… Вот предварительная оценка, мадам: мы рассеяли края бури.

Ядро все еще активно, но значительно потеряло в силе и отвернуло на северо-запад. В ближайшие два или три дня у побережья ожидаются сильные ветры и дожди, смещающиеся в северном направлении. Но никаких неприятных последствий. Дальнейшее воздействие может отклонить ядро в направлении Эррии.

— Это не гуманно, не будем попусту сердить маленькие страны, которые стараются сделаться нашими надежными торговыми партнерами. Так что оставим их в покое… Командование погодой — всем Буревестникам: поздравления, благодарность и добро пожаловать!

Иерн летел. С этой высоты слева он заметил земли Брежа. Ар-Гоут не Ар-Мор, но все-таки Бреж. Ему вдруг захотелось повидать мать.

Скайгольм рос, заполняя все поле его зрения. Аэростат освещали одни только звезды, он казался огромной пепельной луной, на диске которой лишь кое-где поблескивали электрические огоньки. Теперь, также под ним, показалась река Лу, серебряной ниткой петлявшая по богатым низинам. Он начал спуск.

3

Поначалу Турнев рос возле Старого Тура, добывая строительные материалы в заброшенных частях города. Люди селились здесь не просто ради безопасности, а для того, чтобы ощутить утешительную близость Иледуциеля. Они перестраивали город потому, что большая часть старинных сооружений либо разрушилась, либо использовалась аэрогенами.

Город зажил самостоятельной жизнью, потому что основатели будущих Кланов, немногочисленные и перегруженные делами, не желали брать на себя повседневные заботы о нем. Время шло, и когда где-то изнашивалось или устаревало промышленное предприятие, владельцу его проще и легче было перенести производство в процветающий новый город. Так постепенно Турнев сделался нижней столицей Домена, а Иледуциель — верхней. Старый Тур превратился в район его, скопище старательно отреставрированных домов, где жили только богачи и торговцы; кроме любопытных, его не посещал никто.

Тем не менее вид на старый город оставался романтическим. В сумерках Иерн стоял на башне, рядом была молодая женщина, и он ощущал, как зарождается в нем любовь. Ветер нес холодок, курилось дыхание, но плащи с капюшонами грели их, как и соединившиеся руки. Под ними простирались крыши и темные улицы. Вдалеке начинали светиться огни Турнева и газовые лампы, освещавшие самые крупные улицы и бульвары.

Светляками подпрыгивали лучи фонарей, рабочие на окраине отыскивали путь домой. Вдалеке блестела река, огибая темное скопление барж и лодок. Усеянный фермами правый берег ее поднимался к северу до холма Консватуара. Из-за плюща на окнах кое-где просвечивали немногочисленные огни, отмечая комнату, где допоздна засиделся школяр.

С незапамятных времен многие пейзане считали это место священным. Холм этот был самой высокой точкой на дуге, с которой в определенное время года можно было видеть, как луна или солнце проходят за Скайгольмом.

Аэростат висел прямо над головой, в семь с половиной раз превышая видимый размер обоих светил. Солнце еще прикасалось к нему. Как и всегда в течение двадцати минут после наступления ночи и перед рассветом, он светился отраженным светом. В этом свете Эшкрофт Фейлис Мейн казалась Иерну существом из брежегской легенды; обитательницей лесов и дольменов, слишком прекрасной для существа из плоти и крови.

— Как часто я бывала здесь и мечтала, — негромко проговорила она. — Но никогда не думала, что мне предстоит разделить свои думы со святым.

Музыкальный бургойнезский акцент шел нежному голосу.

Сердце Иерна затрепетало. Невысокая стройная девушка, с большими серыми глазами и длинными светящимися волосами… сосредоточенная и вдумчивая, студентка исторического факультета Консватуара. Не из той породы девиц, которых можно не церемонясь валить в постель — весьма добропорядочная дева. Его родственник Талонс Джовейн Орилак познакомил их несколько дней назад, и Иерн сразу же потерял интерес к портовым девчонкам.

— Ну что ты, — проговорил он с неловкостью, изредка посещавшей его. — Ты не деревенская пастушка; ты женщина из Клана и знаешь, что все мы, аэрогены, просто люди. Я выполнял свой долг, и ничего больше.

Она поглядела на него.

— Но мы носим в себе анимы наших предков, так ведь? И мне все кажется, что твой аним когда-то принадлежал первому Капитану, — Что? Нынешний Капитан… Кстати, хочу сказать, что ты мне просто льстишь, и, кроме того, я не верю в это…

Она улыбнулась:

— Я тоже… если говорить откровенно. Но тем не менее, по-моему, ты…

— Она помедлила. — Ты… органелла, которая истинно эволюционирует.

В недоумении он глотнул.

— Ты геанка?

— Ах нет. Но я полагаю, что геанцев осеняет иногда истинное озарение… но сама я — просто мечтательница, мышка, грызущая старинные книги. — Она поглядела вверх и вздохнула. — Я считаю, что существование наше имеет определенную цель. Иначе в нем просто нет смысла, правда, Иерн? Вспомним нашу историю. Разве могли бы мы с тобой стоять этим вечером, счастливые и в безопасности, если бы судьба силой своей не вела наших предков?

— Ну…

Он попробовал отыскать слова, но сдался: зачем вступать в спор и портить, кажется, складывающиеся отношения? Прошлое он воспринимал куда прозаичнее.

Непосредственно после окончания войны Судного Дня, когда вся Юропа лежала в радиоактивном хаосе, те, кто был в первом экипаже, перевели Скайгольм, стоявший прежде над Парижем, на его нынешнее место над избежавшим разрушения Туром. Конечно, в последующие годы и голод, и болезни не миновали его, но аэростат отгонял отчаявшихся чужаков, силой своей помогая выздоровлению.

Пытаясь — простейшим и бесхитростным образом — сделаться благородными правителями, тридцать — двадцать два мужчины и восемь женщин из полудюжины наций, ныне оставшихся лишь в памяти человечества да в наименованиях местностей — думали о себе. Небо давало им безопасность.

Но людям нужно было есть и пить; самолеты, взлетавшие с посадочных платформ, нуждались в горючем и запасных частях; сама оболочка их небесного дома требовала замены по крайней мере один раз в десятилетие — целиком, до последней панели, потому что ультрафиолет и озон разрушали материалы; нужды их были бесчисленны, и ничто не могло удовлетворить их, кроме современных технологий, лишившихся ныне своей промышленной основы. Существовавшие тогда в разных краях подобные аэростаты падали на землю: нечем больше было заменить вышедшую из строя деталь. Тридцати повезло.

Под их охраной и руководством люди здешних краев смогли выделить часть своих не столь уж обильных ресурсов для возобновления основных предприятий. Местные жители даже хотели этого: если падет Иледуциель, у них отнимутся и те крохи, что еще оставались. Бедные, не укомплектованные ни людьми, ни оборудованием заводы поначалу действовали неэффективно; их продукции едва хватало, чтобы поддержать существование Скайгольма и его машин. И все же они выжили; тем временем фермы становились снова продуктивными, начала возобновляться торговля, а у некоторых нашлось время извлечь из тлена книги и почитать их.

Между тем власть Скайгольма распространялась. Это происходило почти само собой, нужно было разгонять банды и отражать нападения организованных врагов. Поколения сменяли друг друга, оборона населения сделалась политикой — обязанностью и судьбой. Иногда аэрогены пользовались наземными войсками, летные части помогали им, лазеры находились в резерве. Чаще область была рада тому, что ее аннексируют очередным тонким дипломатическим приемом… династическим браком или чем-нибудь вроде того. В конце концов, принадлежность к Домену сулила многое. Мир на границах и свободная торговля были наиболее явными преимуществами. Надзор сверху сделал жизнь безопаснее, позволял заметить заболевание посевов и богатые места для рыбной ловли.

Скайгольм предоставлял современные карты, заранее предсказывал непогоду, а иногда и изменял ее. Консватуары, которые основывали Кланы, представляли собой сразу школы, лаборатории, библиотеки, музеи — словом, хранилища и источники знаний. Из них выходили врачи, агрономы, ученые мужи и жены любого толка. Скайгольм не требовал взамен слишком многого… ограничиваясь умеренной данью, выполнением нескольких законов, в основном касавшихся прав человека, и содействием в делах, важных для всего Домена. Во всем прочем, за исключением области вокруг Турнева, штаты оставались автономными.

Во всяком случае так гласила теория, а теории ценили во все века…

Быть может, это был миф, но трепетные предчувствия и надежды сулили божественно избранной небесной расе власть над восстановленным миром.

Конечно же, этого не могло случиться: территориальному приросту скоро был положен предел — в спорных землях, где Скайгольм чуть поднимался над горизонтом. Передвинуть к ним аэростат значило лишить поддержки тех, кто издревле полагался на нее. Аэрогены не могли управлять всей планетой; невзирая на все могущество, они действительно были только простыми смертными.

Шар наверху померк. Выступили звезды.

— Мне надо возвращаться, — проговорила Фейлис. — Хотелось бы мне остаться, но моя репутация и… — Она умолкла.

Иерн едва смог заметить, как порхнули ее ресницы.

— А моя? — вопросил он с дрогнувшим сердцем. — Со мной ты в безопасности. — Она хихикнула. — Тем не менее это так.

— Я знаю. И я хочу… но мы встретились так недавно!

— Так какая же разница?

Она не сопротивлялась, когда он привлек ее к себе. И через минуту принялась учиться тому, как-надлежит целовать мужчину.

Этим Иерн ограничился. Он не смел дальше испытывать свою удачу.

Освещая путь электрическим фонариком — знаком и принадлежностью избранного меньшинства — они неуверенно опустились по лестнице, вышли наружу и направились вниз по улице; чему-то смеясь, перебежали по мостовой.

В Турневе уже следовало соблюдать все приличия: их окружал портовый район, здесь жили люди Кланов и богатые наземники. Вообще Фейлис обитала в общежитии при Консаатуаре, но шла праздничная неделя, отмечался Урожай. И на время каникул вместе с подругами она перебралась в уютный дом, принадлежавший семейству Орилаков. Места хватало, и подобные любезности среди своих были приняты.

В настоящее время в доме главенствовал Таленс Джовейн Орилак, он находился здесь по делам поместья, которым управлял в Принийских горах. Когда слуга впустил Керна и Фейлис, он вышел на кабинета. Лампы бросали тени на его лицо, на котором глубоко залегли глаза.

— Чарльз Великий, девочка! — воскликнул Джовейн. Там, откуда явился он, именем первого Капитана редко клялись. — Что ты делаешь? Знаешь ли ты, сколько сейчас времени?

Она ощетинилась.

— А вы, сэр, уверены в том, что имеете право делать мне замечания? — возразила она.

Джовейн напрягся. И через секунду взгляд его обратился к родственнику.

Иерну показалось, что он заметил зародившееся зерно ненависти.

Впрочем, тогда Буревестнику было все равно.

Глава 2