Дежерин казался не менее ошеломленным. Плечи согнулись, он закусил губу, и воцарилось молчание. Наконец, не отводя от девушки взгляда, он заговорил:
      - Правильно. Вы все рассчитали верно. Я буду вашим пилотом.
      Он повернулся и повел их в рубку. Шел он распрямив плечи, но скованно. И Спарлинг подумал: "Он предполагал, что я так сделаю. Не Джилл, это был неприятный сюрприз, но именно я. И он подставился".
      Взглянув на Джилл, Спарлинг прочел на её лице жалость.
      "Она тоже все поняла".
      Глава 23
      Арнанак выхватил меч. Свет полыхнул на лезвии.
      - Вперед! - крикнул он.
      С яростным ревом две дюжины сильных воинов навалились на рычаги. И медленно, с треском и кряхтением, мост качнулся и пошел. Пыль и пепел курились над его колесами, из тучи пыли появлялись глаза, уши, носы, гривы. Солнце и Мародер нещадно жгли опустошенную равнину. Справа медью сияла река. Стены и выброшенная земля нереальными видениями смотрелись через марево нагретого воздуха.
      Мост шел вперед, и Арнанак бежал рядом. Команда, двигавшая сооружение, нуждалась в воодушевлении, а его присутствие и щит легионера увеличат их шансы, когда они подойдут на расстояние выстрела.
      И снова при взгляде на это грубое и уродливое устройство его наполняла гордость. Это он придумал и он свершил. Инженеры Союза никогда ничего подобного не делали - их противники не создавали крепостей, подобных Порт-Руа. Ходовая часть от трех поставленных в ряд фургонов несла массивные бревна, выдававшиеся достаточно далеко, чтобы перехлестнуть через ров. Бревна уравновешивались сзади грудой камней. Массивная кровля защищала тех, кто двигал тяжеленную конструкцию. Ничто не могло бы её остановить, кроме прямого попадания самого тяжелого камня из требушета, и Арнанак потратил много жизней и оставшихся снарядов, чтобы заставить замолчать бастионы северной стороны.
      С частокола свистели стрелы. Многие из них несли огонь и некоторые попали в цель. Но трудно было поджечь такие массивные бревна, тем более что их сплавили в плотах по реке из Тарханны и они хорошо промокли, да и потом их все время поливали специально для того приставленные воины с ведрами. И несмотря на жару, приятно было чувствовать слаженные усилия своих мышц, наваливаясь на рычаг.
      Он все ещё не видел знамени Ларреки. С тех самых пор как Зера отбил его попытку штурма с реки, и Арнанак отменил все атаки, кроме обстрелов, и сосредоточился на завершении своего нового и неиспытанного устройства, сколько бы ни ворчали воины. Может быть, командир погиб? Если да, то спи спокойно, брат во Троих. Но Ларрека хитер, и быть может...
      Они достигли пролома!
      Громом прокатился радостный рев тассуров, когда они увидели, как ударился мост в кладку надо рвом. Арнанак повернулся и поскакал назад. Усталая команда вытащила крепления, удерживавшие кровлю над мостом, и отходила под её прикрытием. На стене раздался сигнал трубы, прекращая бесполезную стрельбу лучников.
      Арнанак дал сигнал, и двинулась следующая машина, последняя из отбитых у неудачливого отряда Волуа. Это было подвешенное на цепях бревно под кровлей, черепаха, рассчитанная на шестьдесят четыре солдата. Хотя медь крыши, защищающая от стрел, была зачернена, смотреть на неё под прямыми лучами солнца было невозможно.
      - Готовьтесь ударить, - приказал Арнанак своим гвардейцам. Это слово прокатилось по всей орде. Мелькнули клинки во взвихрившейся пыли. Арнанак отошел в сторону, чтобы пыль не мешала видеть.
      Издали ему просигналили флагом. Он засмеялся:
      - Я так и знал!
      Восточные ворота широко распахнулись, подъемный мост опустился. Арнанак выхватил меч и перешел на рысь. За ним потоком хлынули его воины.
      Теперь галопом! От доспехов впереди в глаза ударил свет. Из крепости вышел отряд - перехватить команду тарана, перебить её и захватить орудие, прежде чем оно достигнет крепостной стены.
      Отряд был многочисленным. Легионеры, скорее всего, попытались бы отрезать воинам путь к отступлению. Однако, увидев нападающих тассуров, они перестроились из походной колонны в боевой порядок и контратаковали. Их потеря сильно ослабила бы гарнизон.
      - Рассыпьтесь! - крикнул Арнанак. - Зигзагом! С разных сторон!
      Как бы хорошо он ни натренировал своих воинов, не лишнее будет напомнить. Их дикарские способы битвы были слишком неглубоко похоронены.
      Его приказ едва не опоздал. Портативные катапульты изрыгали целые пучки стрел, и они летели дальше, чем если бы стрельба велась из луков. Снова и снова смерть шелестела рядом. Арнанак видел воинов, падавших и катившихся по земле; некоторые поднимались и поворачивали назад или шли вперед, другие оставались лежать в судорогах или неподвижно, и их пурпурную кровь жадно впитывала сухая земля. Но пораженных было мало, и почти сразу тассуры схватились с южанами вплотную.
      Арнанак и восемь его телохранителей бросились на тройку легионеров в тяжелой броне. Звенели мечи, чавкали края щитов, врубаясь в живую плоть, сверкали топоры и мечи над щитами. Арнанак и его противник, сцепившись, напирали друг на друга, стараясь найти брешь в обороне врага. По шлему, по наплечникам и латам градом сыпались удары. Вокруг бились его товарищи. Легковооруженным, им трудно было противостоять тяжеловооруженному воину. Но пока их оверлинг вел с ним схватку, они старались пробиться в любую щель, в любой просвет между латами, найти незащищенное место. И наконец длинная пика вонзилась в низ живота легионера. Он взвизгнул, когда наружу вывалились кишки, упал на их груду и приготовился к смерти. Его товарищи, задавленные численным превосходством противника, были перебиты.
      Арнанак увидел рядом легковооруженного солдата и атаковал. Тот легко мог бы уйти от тяжелого противника, но предпочел остаться со своим взводом. Арнанак отбил его щит и разрубил легионера пополам.
      И повсюду искусные меченосцы Улу торжествовали победу. Они проломили строй легионеров, о который чаще всего разбивались необученные варвары. Арнанак протрубил в рог. В барабанной дроби ног вперед ринулась вся орда, уничтожая рассеянных солдат.
      Когда осела пыль, Арнанак увидел, что черепаха стоит на мосту напротив стены. Ударил таран. "Охай-я!" - испустил оверлинг радостный клич и повел туда войско своего клана. Нельзя было допустить вылазки, которая могла бы отрезать саперов. Они будут под сильным обстрелом, пока не проломят стену, а потом там появится лишь малая брешь, и защищать её будут отчаянно, но тассуры прорвутся. Сегодня они будут в Порт-Руа.
      "А значит, через шестьдесят четыре года он будет в Сехале".
      С неба раздался рокот. Арнанак всмотрелся. Какая-то металлическая фигура выплывала, будто из Дьявольского Солнца. У него вздрогнули сердца. "Люди! Что им здесь надо?"
      От воздушного корабля отделился какой-то .тощий силуэт и устремился в гущу воинов.
      Небо раскололось в море огня и молний. Арнанака подбросило и понесло вверх. Грохот был так силен, что даже не был слышен, он наполнял все тело, овладевал им, был им, и каждая косточка кричала. Он ударился о землю, и она закачалась, как море. Он горел, и осколки души заходились в крике.
      Но часть её держалась. Это был камень, который назывался Арнанаком, и хотя накатывались на него волны и волны огня, в глубине жила воля. В раскаленной добела слепоте, где метались яростные вихри, она собирала разорванную и уничтоженную душу Арнанака. И после миллионов возвращений Злой звезды собрала.
      Он отогнал страдание и поднял глаза. Он лежал на земле, безмолвной, как пепелище, потому что он не слышал стонов умирающих, лежащих на куче мертвых, он не слышал вообще ни звука. С поля столбом поднялось облако, такое большое, что нельзя было поверить, и стало расширяться на вершине, как призрак огромного дерева феникс. Город не был поврежден, и брошенный таран стоял рядом со стеной. "Наверное, меня только задело краем взрыва", мелькнуло у него в голове.
      "Нужно пойти и найти сыновей". Но ноги не слушались. Когда он увидел торчащие из-под содранной шкуры острые обломки костей, он понял почему. Он приподнялся на руках и передних ногах, волоча за собой мертвую половину тела.
      - Торнак, - хотел он позвать, - Уверни, Алко, Татара, Игини, - нет, ведь Игини погиб в Ласковом море, - Корвиак, Митусу, Навано, - гордостью и честью его были его сыновья, но он не мог припомнить их имен, - Кусарат, Юсайюк, Иннукрат, Алирнак, - друзья, жены, все, кто был ему дорог, всех собрал вихрь там, где темнота пожирала края сознания, - но он сам не слышал, есть ли у него голос.
      - Люди, зачем? - казалось, воззвал он. - Я бы тоже стал вашим другом. Я бы принес вам мой Дар и моих дауров.
      Всматриваясь вдаль, он не мог сказать, парит ли ещё в небе корабль-убийца, потому что его взгляд туманился все сильнее. И он не был уверен, что труп, возле которого ему пришлось остановиться, был телом кого-то, кого он знал. В водовороте его сознания мелькнула мысль, что это мог быть Торнак, но слишком он был изувечен, чтобы можно было сказать наверняка. Был ли он теперь близко к тому месту, куда ударило оружие?
      Если, несмотря на слабость, он смог так далеко добраться, то... то, может быть, не все убиты. Хорошо бы, если бы выжило достаточно много, чтобы вернуться домой и чтобы некоторые смогли пережить Огненную пору. Если люди не последуют за ними как мстители - но зачем? Это им не нужно. Они всемогущи.
      Арнанак вздохнул и прилег отдохнуть. Наступала Ночь.
      Слишком быстро для сна смерти? Нет. Не должно быть. Он не допустит. Он не животное, чтобы просто умереть, он - оверлинг Улу.
      Он поднял меч и взмахнул им.
      - Отдай мне мою честь, - сказал он не имеющему лица. Свет соскользнул со стали. Меч ударил в гущу летавших вокруг черных крыльев, зазвенел по когтям и клювам. Они завывали вокруг, эти вихри.
      Арнанак шел вперед. Он шел через свистящий серый вереск, где было так холодно, что от мороза звенел меч. Вереск цеплялся колючками, но котурны предохраняли от них. На спине лежали тюки, к ним были приторочены доспехи, с плеч свисал щит, основная тяжесть его приходилась на горб. Арнанак высоко нес голову и уверенно смотрел вперед. Правая передняя - левая задняя, левая передняя - правая задняя...
      Труби, рожок, барабан, бей!
      Эй, дружок, пиво допей!
      Девки, прощайте, без нас не скучайте,
      Последний раз, хозяйка, налей!
      "Топай в поход, топай в поход", - Труба с барабаном зовут. А пусть их лучше черт поберет, А я бы остался тут.
      Шагай на границу, шагай на границу, Там новые девки ждут. Пока им снится, пока им снится, Как Скороходы идут.
      Не хочешь ли ты, солдат, обручиться С девкой костлявою тут? Хватит лениться, хватит лениться. Трубы в поход зовут.
      И так шагают Скороходы Тамбуру. И присоединился к ним Зера, потому что надо взять мост.
      - Что за зимнюю страну выбрал я родиться! - сказал Ларрека, добавив грязное ругательство. - Единственная хорошая вещь в Хаэлене - это корабль, что увозит тебя оттуда.
      - Моя родина понравится тебе не больше, - предупредил Арнанак.
      - Так оно и оказалось. Но ведь мы с тобой должны были пройти через этот мир.
      - Ты жалеешь?
      - Конечно, нет.
      - И я нет.
      Мост был тонок, как лезвие клинка. Он дрожал и трепетал над ущельем, где океан низвергался в ад. Стоявшие на нем наводили ужас.
      - Их надо взять натиском, - решил Арнанак. Ларрека согласился. Надев доспехи, он взял сталь в левую руку. Это разумно, когда двое идут щитом к щиту, прикрывая друг друга.
      Арнанак метнул копье. Оно загорелось в гуще врагов. За ним рванулись он и Ларрека. Хей! Они повергли врагов в пучину вод и прошли.
      В дальней стороне была пустая и сухая земля, горы терялись в небе, долины казались выжженными шрамами под солнцами.
      Огонь обжигал кости.
      - Теперь ты понимаешь, почему они воюют? - спросил
      Арнанак. - Но идем. Я знаю дорогу.
      Они все собрались в зале Улу, чтобы радостно приветствовать их сыновья, товарищи, любимые и любящие, из одних тесных объятий в другие. Он провел Ларреку к месту, которым гордился. Здесь воздух был холоден и слегка мрачен, хотя свет ламп вспыхивал на оружии, развешанном по стенам. И всю ночь звенело веселье. Пир шел горой, они хвастались, пили, любили женщин, рассказывали истории, боролись, играли, пели песни, не уставая, и помнили помнили - помнили.
      А на рассвете мужчины снова надели оружие, сказали последнее "прости" и вышли. Охай-я, что за вид открылся им! Склоненные среди знамен копья, развевающиеся плюмажи, клинки и топоры, щиты грянули, и единым криком встретило войско своих предводителей.
      - Настало время! - позвал Арнанак, и Ларрека крикнул:
      - Иаи!
      И с радостью шагнул каждый тассур и каждый легионер, погибшие в боях, в которых рубились они вместе, и вверх по спиральному пути, туда, где ждал их напора вечный красны хаос Бродяги.
      Глава 24
      Джилл плакала. Спарлинг прижал её к груди; они расположились на заднем сиденье в рубке. Его лицо было непроницаемо, как забрало шлема, и только рот чуть скривился и горели угольно-сухие глаза.
      Слезы медленно катились по щекам Дежерина, отдаваясь горьким вкусом во рту. Время от времени его пробирала дрожь. Но руки его уверенно управляли приборами, а мозг просчитывал их показания.
      Кратер взрыва блестел черным, почва спеклась в стекло.
      Волнистая воронка не была широка - ракета была точным инструментом, рассчитанным на малый радиус поражения и минимум жесткого излучения. Конечно, совершенной она не могла быть. Вокруг лежало кольцо убитых и раненых, тех, кто не превратился в пар. Чтобы наказать самого себя, он увеличил изображение какого-то случайно выбранного места. Какая-то часть этого мяса двигалась, и это было хуже всего.
      Он не мог этого вынести и включил энергетическую пушку. Ударил гром, и через минуту на земле лежали только дымящиеся угли. Может быть, можно было спасти кого-то при соответствующем лечении, но откуда его взять?
      "Прости меня, отче, - взмолился бы он, если бы мог, - ибо я не ведал, что творил". Никогда раньше он не видел настоящего сражения. Но он чувствовал, что не может молиться, и лишь звенели в нем слова:
      "Так! На скользких путях поставил Ты их, и низвергаешь их в пропасти. Как нечаянно пришли они в разорение, исчезли, погибли от ужасов! Как сновидение по пробуждении, так Ты, Господи, пробудив их, уничтожишь мечты их. Когда кипело сердце мое и терзалась внутренность моя" - Джилл перестала плакать. Тихий и дрожащий, прозвучал её голос:
      - Со мной все о'кей. Спасибо, милый. Страшное было зрелище. Я даже представить себе не могла, что так может быть. Но я только потрясена, я не убита и не изувечена.
      - Спокойней, девочка, - сказал Спарлинг.
      - Пока не могу, дорогой. - Девушка поднялась. Дежерин слышал звук её шагов. Ее рука протянулась над его плечом. - Вот, возьми, - сказала она. В руке она держала ножи - свой и Спарлинга. Пока самолет приближался к цели, вооруженные Джилл и Спарлинг сидели в креслах второго пилота и штурмана. Возьми их.
      - Мне они не нужны, - ответил Дежерин.
      - Чтобы все выглядело как надо, когда мы вернемся. - Джилл бросила их себе под ноги. Лезвия звякнули. Он беспомощно встретил взор её голубых глаз.
      - Что же мне делать?
      Она обошла вокруг своего кресла и села, не потрудившись привязаться.
      - Прежде всего следует произвести разведку вокруг, - сказала она. С каждым словом жизнь возвращалась к ней.
      Казалось, все тяготение Иштар навалилось на Дежерина; тем не менее самолет слушался малейшего движения. Медленно кружа, он облетел километры территории. На экранах было одно и то же: варвары в панике бежали, по воде и по суше. Тем временем Спарлинг занял третье сиденье, вытащил табак и трубку из кармана куртки, набил, разжег и затянулся. Запах табака поплыл как воспоминание о Земле. К нему вернулось спокойствие. Наконец он без всякого выражения спросил:
      - Как вы думаете, сколько на нашем счету? Дежерин дважды сглотнул, потом ответил:
      - Две или три тысячи.
      - Хм-м, это из тех как минимум пятидесяти тысяч, что мы видели?
      Дежерин надтреснуто засмеялся:
      - Шесть процентов. Они дешево отделались. Приходится по какой-то тысяче на брата.
      - На Мундомаре творится похлеще. А кроме того, в здешнем гарнизоне гораздо больше трех тысяч, и каждый из них был бы убит или умер медленной смертью за несколько лет рабства на самой тяжелой работе.
      Спарлинг наклонился поближе и мягко произнес:
      - Поверьте, мне никакой нет радости от того, что мы сейчас сделали. Я не чувствую себя правым. Но и виноватым себя не ощущаю. И мы ваши вечные должники. Ваши, Юрий. Вы предложили один большой удар. Я думал, что на них надо будет охотиться с пулеметами.
      - А какая, Христа ради, тут разница?
      - Морально - никакой. Но их погибло меньше, и большая часть даже не успела понять, что погибает. А кроме того, - Спарлинг на минуту замолк, кроме того, это племя воинов. Пули или химические бомбы их бы притормозили, но я не думаю, чтобы остановили надолго. Они бы сменили тактику, изобрели бы защиту, крали бы у нас оружие, изготовляли бы копии его и снова шли бы в бой до скончания веков, пока не была бы перебита вся их раса, или не погибла бы цивилизация на Иштар, или мы сами не сдались бы на их милость. А вот после того, что было сегодня, - я не думаю, чтобы они вернулись.
      - И ещё одно маленькое замечание, - сказала Джилл. - Теперь наши люди не должны будут совершать налет из Примаверы и смогут вернуть на место то, что они, так сказать, позаимствовали. Это ведь позволит тебе закрыть дело, верно, Юрий?
      Дежерин коротко кивнул.
      - Что делать теперь? - спросил он.
      - Ты теперь хозяин, - ответила Джилл, как бы удивившись пустоте в его голосе. Она заговорила быстрее, даже живее. - На самом деле стоило бы связаться по радио с легионом, успокоить их, дать советы - слушай, а мы можем приземлиться? Переночевать? Осмотреть лагерь варваров? Кто знает, может быть, удастся найти этот предмет с Таммуза. Или нескольких дауров. Этим бедняжкам наверняка понадобятся помощь и утешение.
      Осмотр самой большой палатки показал, что странные маленькие существа, похожие на морских звезд, здесь наверняка были. Но они ушли, сбежали в ужасе ещё большем, чем тот, что испытывали варвары. По рассказам Джилл Дежерин представил себе, как они пробираются по стране, которая им ничего, кроме голода, предложить не может, и даже сам удивился, как ему хочется верить, что они доберутся до Старкленда живыми.
      Звездный куб дауры с собой не взяли. Дежерин с благоговением отнес его в свой самолет.
      Когда он вошел в ворота Порт-Руа, солдаты отсалютовали ему, как своему спасителю. Приветственных криков не было. Спарлинг объяснил, что они слишком устали, слишком многих потеряли в этот день. Радость победы придет потом. Остаток дня был посвящен работе похоронных команд за пределами стен.
      Нежданно задул суховей, раскаленный, как из горна, обдирающий кожу. Он гнал тучи пыли, и Бел стал таким же красным, как Ану.
      - Мы выстоим, - сказал временный командир Иразен, - если получим подмогу.
      Он обращался к людям в кабинете, который раньше принадлежал Ларреке. Это была оштукатуренная комната с глинобитным полом, почти пустая, только на полу лежало несколько разноцветных матрасов и на полках по стенам немногочисленные книги и сувениры. Знамя с изображенным на нем коротким мечом висело напротив места Иразена. Окна были закрыты от бури. Тусклое пламя желтых фонарей источало острый теплый запах, но жара была не так беспощадна, как снаружи.
      Дежерин переводил взгляд с похожего на льва существа, которое также служило цивилизации, на сидящих рука об руку Джилл и Спарлинга и с них снова на командира. Джилл переводила. Какой тонкой и светлой казалась она! Пламя фонаря сияло в её волосах и отражалось в зрачках.
      - Что мне ему сказать? - спросила она, когда молчание затянулось.
      - Скажите ему... - Dieu m'assiste (Помоги мне, Боже, фр.) - да что тут можно сказать? - Дежерин развел руками. - Он наверняка думает, что Земля изменила свою точку зрения. У вас хватит духу сказать ему правду?
      - Нет, нет, - прошептала она. - Я не настолько смелая. - Повернувшись к Иразену, она произнесла, запинаясь, несколько коротких фраз. Иштариец пророкотал ответ, который, казалось, чуть облегчил ей душу.
      - Я объяснила, что это был особый случай, что ты превысил свою власть и что Земля больше военной помощи не предоставит. Он не был разочарован. В конце концов, они думают, что Конфедерация Валеннена этого удара не переживет. Теперь останутся разрозненные банды, иногда даже враждующие между собой. Он ещё сказал... что пока существует Зера Победоносный, наши имена будут в его списках.
      - Наверное, блокада будет снята, как только эти новости перелетят через море, - ответил Дежерин. И неожиданно для себя добавил: - А если нет, я её прорву!
      Джилл перевела дыхание. Спарлинг испустил замысловатое ругательство. Девушка перевела слова Дежерина солдату, и тот стиснул плечи Юрия до боли.
      "Ну и дурацкое же обещание я дал, - подумал офицер-человек. - Откуда я знаю, что смогу его выполнить? И почему я не унываю?" Он посмотрел на Джилл и понял почему.
      Или все же он не прав? Она не принадлежит ему. Им со Спарлингом предстоит космическое путешествие и суд, и это может связать их друг с другом на всю оставшуюся после отбытия наказания жизнь. Он, Юрий Пьер Дежерин, ничего, кроме неприятностей, не приобрел. Откуда же это ликование?
      "Однако я не думаю, что меня позовут на помощь. Пираты немедленно разбегутся по домам для встречи - как они её называют - Огненной поры. А если нет - я могу найти предлог для того, чтобы ускользнуть одному и выполнить задачу втайне".
      Чувство кровавой вины вернулось опять. "Да, я способен потопить корабль с разумными существами, беспомощными против меня".
      Джилл подмигнула:
      - Мы на тебя не настучим, - поклялась она. - Верно, Иен?
      - Никогда и ни за что, - подтвердил тот. Чувство вины опалило Юрия, как огнем.
      Снова заговорил Иразен. Джилл и Спарлинг несколько умерили свою радость.
      - А теперь что? - спросил Дежерин, пытаясь справиться с сердцебиением.
      - Он говорит, - девушка крепче взяла за руку своего спутника, - он говорит, что он - не Ларрека. Он сделает все, на что способен, но легион больше не сможет здесь себя прокормить, и, если Союз не будет их снабжать, они отойдут.
      Она попыталась улыбнуться.
      - Не хмурься, Юрий, - добавила она. - Валеннен уже не представляет угрозы, как раньше, а Зера будет наготове на юге.
      - Но будет лучше, если вы... то есть если они смогут остаться? спросил Дежерин.
      - Конечно, - ответил Спарлинг. - Вы же из Космофлота - посмотрите на карту. Здесь ключевой пункт защиты Огненного моря, который позволяет уберечь цивилизацию на этих островах и в Северном Бероннене и иметь ресурсы, доступные для применения в других местах - ресурсы, которые будут очень нужны даже в лучшем случае и жизненно важные, если мы, Примавера, не сможем им помочь так, как собирались.
      Джилл кивнула. Пряди волос скользнули по её шее. В груди у Дежерина взорвалась сверхновая.
      - Что с тобой? Юрий, с тобой все в порядке? Он осознал, что прошла минута или больше. Она поддерживала его за талию. У неё и у Спарлинга на лице читалась самая искренняя забота о нем. Иразен, почувствовав это, протянул руки, как бы предлагая любую помощь, на которую способен чужак.
      - Oui... Cavabien, merci. Une idee (Да... Все хорошо, спасибо. Есть идея..., фр.)... - Дежерин встряхнулся. - Пардон, мне надо подумать.
      Он сел, подняв колени, взялся за виски, глядя на разноцветный матрас, и - нет, мыслей не было, но как волна умиротворения пришло понимание.
      Наконец он поднялся. Он понял, почему эти двое с таким легким сердцем готовы были идти в тюрьму. Та же сила теперь звенела и в его словах.
      Он не то чтобы стал красноречив. Он скорее запинался и искал пути, чтобы передать открывшееся ему. Он хотел бы обладать, или хотя бы уметь воспринимать иштарийское искусство слов.
      - Друзья мои, я не знаю, что вы можете ему сказать. Пожалуй, лучше всего будет не обещать ничего. Скажите, что ограниченные поставки наверняка будут. Скажите, что мы верим, что Союз не оставит их в нужде и что цивилизация дальше не отступит. Entre nous (Между нами говоря, фр.), могу вас заверить, что все работы на базе будут приостановлены. Все, чем вы располагаете в Примавере, возвращается вам. И Космофлот постарается вам помочь в меру своих возможностей.
      - Ах, Юрий, - пропела Джилл, и её голубые глаза на миг заволоклись слезами.
      - Святой Иуда! - сказал Спарлинг таким голосом, каким можно было бы объявить прощение предателю.
      Дежерин быстро продолжал. "Нужно лишить себя возможности отступления".
      - Почему? Потому что внутри я чувствую так же, как вы.
      И у меня оставалось все меньше и меньше уверенности в том, что я поступаю правильно. Поэтому я и полетел на север забирать вас с туманной идеей, что Иен может захватить самолет и заставить меня сделать то, что мы сделали. Если бы ему это удалось, вина была бы не моя, верно? И последствия легли бы на его совесть. А вы... все стали бы ко мне относиться лучше, хоть меня и заставили. Но я не ожидал, что эти последствия лягут и на вас тоже, Джилл. Я не знал, каково жечь людей, которые не могут ответить ударом на удар. Неважно, добрыми или дурными были их побуждения - ответить ударом на удар они не могут. Вы, когда попадете на Землю, должны быть свободны от этого чувства. Но убивать - этого мало. Мы должны помогать и строить. Я командир. Мои люди с удовольствием последуют тем приказам, которые я буду отдавать, пока меня не сменят. Примавера останется в Федерации, а мы трое, когда за нами пришлют, будем говорить от имени Иштар. Теперь понимаете?
      - Я понимаю, - сказал Спарлинг. Джилл кинулась к Дежерину и поцеловала его.
      Эпилог
      Свой рассказ мы закончили глубокой ночью. Эспина как будто знал все наперед, настолько остры и точны были его вопросы. Он не ослабил внимания, хотя мы, моложе его на два поколения, устали. Но сказав наконец: "Yo comprendo.. (.Я понял, исп.)", он закрыл глаза, и в комнате воцарилась тишина. Только дедовские часы продолжали говорить, и медленное тикание казалось падающими каплями времени.
      Все это время свет был приглушен. Час за часом мы смотрели на вращение звездного колеса. Теперь звезды окружали голову Эспины тусклой короной, а край неба на востоке засеребрился. В страхе и надежде мы ждали.
      И вновь вперился в нас взгляд орла, и сверкнули из-под морщинистых век яркие глаза.
      - Прошу прощения, - сказал президент Федерального Трибунала. - Я не должен был томить вас неизвестностью, но я должен был все обдумать.
      - Разумеется, сэр, - промямлил я.
      - Вы, несомненно, интересуетесь, не хотел ли я просто поиграть с вами, как кот с мышью...
      - Нет, нет, сэр! Эспина усмехнулся:
      - Я вам не дал даже намека на свои истинные цели и фактические намерения. Я не мог этого сделать, иначе бы я не получил столь полной откровенности. Вы, возможно, думали, что, представив свое дело так, как вы хотите, вы могли бы убедить меня вынести вам мягкий приговор. А возможно, вы считали, будто я потакаю своему любопытству или холодной жестокости и изобрел для вас более тонкую пытку, чем разрешено законом. Но что бы там ни было, это уже почти позади.
      Он посуровел:
      - Почти. Прежде чем я все объясню вам, придется причинить ещё одну боль. Вы должны осознать, насколько серьезны выдвинутые против вас обвинения.
      Вы, Иен Спарлинг, и вы, Джилл Конуэй, совершили акт пиратства в отношении военного судна государства, находящегося в состоянии войны. Вы нарушили не только приказ, что само по себе уже преступление, но основные законы самой федерации. После этого вы, Юрий Дежерин, офицер Космофлота, продолжили это нарушение. Пользуясь подложными приказами, вы приостановили ход вверенной вам операции и использовали подчиненных вам людей, а также приданные средства для гражданских целей, не относящихся к вашей задаче. Плюс к тому, вы действовали в постоянном сговоре, что является уголовным преступлением per se (Само по себе, лат.).
      Да, я понимаю, что вы все это уже слышали. Теперь же я узнал от вас более подробно, чем в нескольких эмоционально заряженных фразах, ваше оправдание: вы помогали отдаленной, негуманоидной, технически отсталой цивилизации, не интересной никому, кроме ученых, ваши действия были направлены на помощь нескольким тысячам местных жителей, которые в противном случае не устояли бы, на сопротивление завоеванию, не имевшему, в случае своего успеха, никакого значения для Земли. Короче говоря, вы поставили свои мелкие цели и суждения выше суждения любого властного органа и каждого из нескольких миллиардов частных лиц и присвоили себе право действовать соответственно. Так почему бы во искупление этого вам не расплатиться всей оставшейся жизнью?
      Перед лицом подобной суровости я оставил свои мечтания, и думаю, что мои товарищи сделали так же. Но не все и не более чем на один удар часов. А потом Джилл выпрямилась на стуле, и её голос ответил:
      - Сэр, что бы мы ни сделали, закон, на страже которого вы стоите, дает нам права. В том числе право быть, черт возьми, услышанными! И публично! Какого черта мы иначе, как вы думаете, пошли, как бараны, под арест, когда за нами приехали? Мы могли взять запас пищи и уйти в глушь, где нас ни одна собака не нашла бы, не то что ваши одомашненные сыщики! Но мы хотели, чтобы Земля знала правду!
      Мы с Иеном приняли у неё эстафету.
      - Да, - сказал Иен, - капитан Дежерин связан дисциплиной Космофлота, но мы с мисс Конуэй - нет. И ваши закрытые слушания, и содержание нас incommunicado незаконны с точки зрения Хартии Мировой Федерации. Ваш Трибунал может вынести приговор, но не имеет права лишать нас возможности высказать свое суждение.
      - Так же, как и Космофлот, - добавил я. - И это одна из причин, по которой я всегда гордился своей формой - надеюсь, мне не придется начать её стыдиться.
      Эспина встретился с нами взглядом. Часы пробили час.
      Он улыбнулся.
      - Отлично, - сказал он. Я не думал, что он может говорить так мягко. Я оцениваю ваш дух так же высоко, как и ваше терпение. Чувствуйте себя свободно. Ваша пытка окончена.