ГЛАВА 1

В замке лязгнул ключ.

— Встречай гостей, — сказал охранник.

— Что? Кого? — Малькольм Локридж приподнялся на своей койке. Сколько уже часов пролежал он на ней, тщетно пытаясь сосредоточиться на учебнике, — нельзя терять форму, — но мысли разбегались, а глаза упорно возвращались к трещине в потолке. А мысли его были самые горькие. Ко всему прочему, очень раздражали звуки и смрад из соседних камер.

— Почем я знаю? Но девчонка, скажу… — Охранник прищелкнул языком, в его голосе звучало восхищение.

Недоумевая, Локридж направился к двери. Охранник отступил на пару шагов. Нетрудно было угадать, что он думает: «Осторожно! Этот парень — убийца!»

Не то чтобы Локридж походил на злодея: среднего роста, ежик волос песочного цвета, голубые глаза, грубоватые черты лица, курносый нос; выглядел он как раз на свои двадцать шесть лет. Разве что грудь и плечи у него были шире, а руки и ноги более мускулистые, чем у обычного, неспортивного мужчины; двигался он по-кошачьи и мягко.

— Не дрейфь, сынок, — презрительно бросил он.

— Ну ты, потише! — вспыхнул охранник.

«О Господи, — подумал Локридж, — и чего на нем срывать дурное настроение? Он-то мне ничего плохого не сделал… А на ком еще его срывать?»

Раздражение утихло, пока он шел по коридору. Любое нарушение мучительного однообразия последних двух недель было почти праздничным. Даже беседа с адвокатом стала событием, хотя за нее потом приходилось расплачиваться ночью, проведенной без сна из-за злости, вызванной вежливым, но упорным нежеланием того вести защиту как надо.

Но кто может быть сегодняшним «гостем»? Женщина? Его мать улетела обратно к себе, в Кентукки. Симпатичная девушка? К нему приходила одна знакомая, и довольно симпатичная, но она только и твердила: «Как же ты мог?!», и Локридж не думал, что она придет еще. Может, какая-нибудь женщина-репортер? Едва ли: все местные газеты полны его интервью.

Он вошел в комнату для свиданий.

За окном был город, шум движения, через дорогу парк, деревья со свежей листвой и до боли голубое небо с быстрыми белыми облаками; дыхание весны заставило его еще острее почувствовать, какую вонь он только что оставил в камере.

Несколько охранников наблюдало за заключенными и их посетителями, сидевшими, шепотом разговаривая, за длинными столами.

— Вон она, — показал конвоир.

Локридж повернулся. У свободного стула стояла девушка, при взгляде на которую его сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Боже милостивый! Вот это да!

Она была с него ростом, платье — простое, но изысканное и дорогое — подчеркивало фигуру, которой могла бы позавидовать чемпионка по плаванию или богиня охоты Диана. Голова гордо поднята, черные волосы, сверкающие в луче солнца, падают на плечи. Лицо… Он не мог бы сказать, в какой части света сформировались его черты: дуги бровей над продолговатыми зелеными глазами, широкие скулы, прямой нос, властные рот и подбородок, смуглая кожа. На мгновение — хотя чисто физическое сходство было незначительным — Локриджу вспомнились образы древнего Крита, лик Лабрийской Богородицы; дальше он мог думать лишь о том чуде, что было перед ним.

С некоторой опаской он подошел к ней.

— Мистер Локридж. — Это был не вопрос, а утверждение. Ее акцент он тоже не мог определить — возможно, просто слишком тщательный выговор. Голос был низкий и звучный.

— Д-да, — пробормотал он. — А…

— Я — Сторм Дарроуэй. Присядем? — Она села с таким видом, будто взошла на трон, и открыла сумочку. — Сигарету?

— Благодарю, — произнес он автоматически. Она щелкнула зажигалкой «Тиффани», дала ему прикурить, но сама сигарету не взяла. Теперь, когда было чем занять руки, Локридж немного успокоился, сел на стул и встретился с ней глазами. В каком-то дальнем уголке его смятенного сознания возник вопрос: как у женщины с такой внешностью может быть англосаксонское имя? Может, ее родители были иммигрантами с труднопроизносимым именем и изменили его? Однако в ней вовсе не было той… робости, что ли, подобострастия, как бывает в таких случаях.

— Боюсь, я не имел… э-э… удовольствия встречать вас раньше, — промямлил он, взглянул на ее левую руку и добавил, — мисс Дарроуэй.

— Разумеется, нет. — Она замолчала, глядя на него с абсолютно бесстрастным лицом.

Нервничая, Локридж заерзал на стуле. «Прекратить!» — мысленно приказал он себе, сел прямо, выдержал ее взгляд и молча стал ждать, что будет дальше.

Она улыбнулась, не разжимая губ.

— Прекрасно, — тихо сказала она и добавила уже решительным тоном: — Я видела заметку о вас в чикагской газете; она меня заинтересовала. Поэтому я пришла, чтобы узнать больше. Вы, как мне кажется, жертва обстоятельств.

Локридж пожал плечами:

— Я не собираюсь плакаться, но это так. Вы репортер?

— Нет, я просто стремлюсь к торжеству справедливости. Вы удивлены? — добавила она насмешливо.

На мгновение он задумался.

— Пожалуй, да. Есть, конечно, люди вроде Эрла Стэнли Гарднера, но такая женщина, как вы…

— Может найти лучшее занятие, чем кампания в защиту справедливости. — Мисс Дарроуэй усмехнулась. — Это правда. Мне самой тоже нужна помощь. Возможно, именно вы и сможете помочь.

Мир закружился вокруг Локриджа.

— Разве вы не можете нанять кого-нибудь, мэм… простите, мисс?

— Есть качества, которые нельзя купить, они должны быть врожденными, а возможности для тщательного поиска у меня нет. — Глаза ее потеплели. — Расскажите мне о вашем положении.

— Вы же видели газеты.

— Собственными словами. Пожалуйста.

— Что ж… Черт возьми! Тут и рассказывать-то особо нечего. Недели две назад вечером я шел из библиотеки к себе домой. В паршивом таком районе. Напала на меня компания молодых ребят. Думаю, хотели просто избить меня — для забавы да ради мелочи, что у меня была… Я, естественно, стал защищаться… Ну и один из придурков грохнулся на тротуар и разбил голову, остальные, конечно, сразу смылись. Я вызвал полицию, и меня тут же обвинили в убийстве второй степени.

— А как насчет самообороны?

— Само собой. Я так и делаю: пытаюсь доказать всем, что действовал в пределах самообороны. Только толку мало. Свидетелей нет. Сволочей этих я опознать не могу: темно было. К тому же в последнее время много было столкновений между этим сбродом и колледжем. Я и сам раз попал в такую переделку — школьники хотели испортить нам пикник. А теперь говорят, что я сводил с этим парнем счеты, — я, с моей боевой подготовкой, свожу счеты с ребенком! — Он сжал кулаки в бессильной ярости. — Ребенок! Черт возьми! Больше меня ростом, борода растет! Ребенок!.. Да и было их больше десятка… Но у нас, знаете ли, очень честолюбивый прокурор.

Сторм Дарроуэй изучающе смотрела на него. Это чем-то напомнило ему, как его отец много лет назад на ферме в Кентукки разглядывал и ощупывал купленного бычка.

— Вы раскаиваетесь? — спросила она.

— Нет, — ответил Локридж. — И это тоже не в мою пользу. Актер из меня плохой. О, я, конечно же, не собирался никого убивать! Я просто защищался, как мог. Чистая случайность, что этот хулиган так неудачно упал. Да, я сожалею, что это произошло. Но моя совесть чиста. Я делал то, что было необходимо, защищался; а если бы не знал как, не умел? Был бы или в больнице, или на кладбище. И все бы говорили: «Ах, какой ужас! Надо построить еще один рекреационный центр».

Плечи Локриджа грустно опустились. Он раздавил сигарету и взглянул на свои руки.

— У меня хватило глупости, — продолжал он глухо, — сказать все это газетчикам. И не только это… Здесь сейчас не слишком жалуют южан. Мой адвокат говорил, что местные либералы хотят сделать из меня еще и расиста! Матерь Божья, да я и цветных-то почти не видел там, откуда приехал! И как может человек быть антропологом и сохранять расовые предрассудки? Уж не говоря о том, что эти мерзавцы были белыми. Но все это, по-моему, ничуть не меняет отношения ко мне…

Его злость обратилась на него самого.

— Простите, мисс, — сказал он тихо, — я не собирался плакаться.

Она было потянулась к нему, но остановилась. Взглянув на нее, Локридж увидел, что на ее красивом, необычном лице появилось выражение гордости, даже надменности. Однако голос ее звучал тихо, почти ласково:

— Ваше сердце свободно. Я на это надеялась.

Внезапно она вновь стала безлично деловой:

— Каковы перспективы судебного процесса?

— Не слишком хорошие. Мне назначили адвоката, а тот говорит, что мне нужно признать себя виновным в убийстве по неосторожности, тогда получу меньший срок. Я этого не понимаю. Это несправедливо.

— Полагаю, у вас не имеется средств для продолжительной борьбы?

«Ну и ну, — подумал Локридж. — Такая женщина, а говорит как профессор!»

— Нет, — согласился он. — Я ведь жил на аспирантскую стипендию. Мать, правда, обещает заложить свой дом, чтобы собрать нужную сумму; она вдова, богатых братьев у меня нет. Но мне этого очень не хочется. Конечно, я отдам долг, если выиграю процесс. А если нет?..

— Думаю, у вас есть шансы выиграть, — сказала она. — Насколько мне известно, Уильям Эллсворт из Чикаго — один из лучших адвокатов в стране по уголовным делам. Вы слышали о нем?

— Что? Эллсворт?! — ошеломленный, Локридж уставился на нее. — Да говорят, что он чуть ли ни разу не проиграл дела!

Сторм Дарроуэй задумчиво погладила подбородок.

— Хороший штат частных сыщиков сможет найти членов этой малолетней шайки, — проговорила она. — Их местонахождение в тот вечер может быть установлено в суде, а умелый перекрестный допрос выведет их на чистую воду. Можно также найти свидетелей, которые подтвердят вашу безупречную репутацию… Вы ведь ничего предосудительного прежде не совершали?

— Ну… — Локридж стиснул зубы, но смог выдавить улыбку. — Нет, ничего — в разумных пределах. Но послушайте, это же будет стоить целое состояние!

— Состояние у меня есть, — отмахнулась она от вопроса. Наклонившись вперед, Сторм Дарроуэй пристально смотрела на него сверкающими глазами. — Расскажите о себе. Мне потребуется информация. Где вы получили боевую подготовку, о которой упоминали?

— На флоте. База была в Окинаве, я заинтересовался каратэ, стал заниматься в школе…

Разговор принял совершенно неожиданный оборот. В голове у Локриджа был какой-то туман, и он даже не заметил, как выложил все подробности о своей жизни: детство, заполненное работой, лесами, охотой, рыбной ловлей; то вечное стремление к чему-то новому, неизведанному, которое привело его к поступлению на военную службу в семнадцать лет; ошеломляющее потрясение, испытанное им при встрече с другими странами, иными народами, с миром, огромность которого он не мог и представить; возникшее у него желание учиться…

— Я много читал во время службы, — продолжал Локридж. — Потом, вернувшись в Штаты, поступил на свои сбережения в колледж, решил заняться антропологией. Здесь в университете хорошее отделение, и я готовлюсь… готовился к защите магистерской диссертации. Все могло быть отлично… Мне вообще нравятся примитивные люди. В них нет ничего романтического, у них свои заботы, как и у нас, но в них есть что-то такое, что мы потеряли…

— Вы, значит, путешествовали?

— Так, полевые поездки в места вроде Юкатана. Мы собирались туда опять этим летом, но теперь, полагаю, это для меня закрыто. Даже если я выберусь отсюда, даже если вовремя выберусь, вряд ли мне будут рады. Что ж, найду другое место.

— Да, верно.

Сторм Дарроуэй осторожно оглядела комнату своими рысьими глазами. Охранники, скучавшие сегодня меньше обычного благодаря необычайной посетительнице, не стесняясь разглядывали ее, но не могли слышать ее слов — беседа шла вполголоса.

— Слушайте, Малькольм Локридж, — сказала она. — Посмотрите на меня.

«С удовольствием», — подумал он. Его по-прежнему трясло от возбуждения.

— Я собираюсь нанять Эллсворта для вашей защиты, — сообщила мисс Дарроуэй. — Он получит инструкции не считаться с расходами. Если вы все же будете осуждены, он подаст апелляцию. Но думаю, что этого не потребуется.

— Но почему? — только и смог прошептать Локридж.

Она откинула голову. Длинные черные волосы упали назад, и в ее левом ухе он увидел какое-то маленькое прозрачное устройство. Слуховой аппарат? От мысли, что и у нее есть свои проблемы, что и она не абсолютное совершенство, у него как-то потеплело на душе. Как будто рухнули стены, отделявшие его от окружающего мира, и все вокруг залил весенний солнечный свет.

— Скажем так, — ответила она на его вопрос, — не нужно льва сажать в клетку. — В ее словах не было кокетства, они звучали искренне.

Мускулы ее лица расслабились. Сторм Дарроуэй сидела совершенно непринужденно и продолжала ровным, спокойным голосом:

— Кроме того, мне нужна помощь. Дело опасное. Думаю, вы подходите куда лучше, чем какой-нибудь слогг с улицы. Плата будет отнюдь не нищенская.

— Мисс, — заикаясь, пробормотал Локридж, — мисс, мне не надо никакой платы за… за что бы то ни было.

— Во всяком случае, вам потребуются деньги на путевые расходы, — возразила она. — Сразу же после суда Эллсворт передаст вам конверт с чеком и указаниями. А пока вы не должны говорить обо мне ни слова. Если спросят, кто финансирует вашу защиту, отвечайте, что богатый дальний родственник. Все понятно?

Лишь позднее, пытаясь как-то осмыслить свою фантастическую встречу с мисс Дарроуэй, он задал себе вопрос, не преступница ли она, но тут же отогнал эту мысль. А сейчас он просто воспринял ее слова как приказание и молча кивнул.

Она встала. Локридж кое-как тоже поднялся.

— Меня здесь больше не будет, — сказала она и быстрым, сильным движением пожала ему руку. — Когда вы будете на свободе, встретимся в Дании. А теперь — до свиданья и не падайте духом.

Он смотрел ей вслед, пока она шла к выходу, потом перевел взгляд вниз, на руку, которую она только что пожала.

ГЛАВА II

14 сентября, говорилось в ее письме, в 9 часов утра.

Локридж проснулся рано, больше уснуть не смог и, в конце концов, решил пойти прогуляться. Так или иначе, ему хотелось попрощаться с Копенгагеном. В чем бы ни заключалась работа, которую поручит ему Сторм Дарроуэй, наверняка это будет не здесь — раз уж он получил указание купить туристское снаряжение для двоих, винтовку, пистолет, — а он успел полюбить этот город.

Улицы были полны велосипедов, ловко шныряющих в потоке автомашин, — утренний час пик. У велосипедистов вовсе не было затравленного вида спешащих на работу американцев; спокойные, степенные люди, молодые ребята в деловых костюмах или в студенческих фуражках, девушки со свежими лицами и развевающимися белокурыми волосами — все открыто радовались жизни. Веселый блеск Тиволи — словно шампанское в крови, но нет нужды ехать туда, чтобы почувствовать дух старой Вены. Достаточно пройти по Лангелинье, ощутить запах морских ветров и увидеть суда, направляющиеся в самые далекие уголки мира, поклониться Русалочке и Гефионскому Волу, дальше мимо величественного дворца Амалиенборг, налево по каналу через Нюхавн, где существующие с незапамятных времен морские таверны сонно припоминают вчерашнее веселье, потом по Конгенс Нюторв, остановившись на минутку выпить пива в уличном кафе, и, наконец, еще дальше мимо церквей и дворцов эпохи Возрождения, вонзающих в небо свои прекрасные стройные шпили.

«Я чертовски многим обязан этой женщине, — думал Локридж, — и не в последнюю очередь за то, что, по ее указанию, приехал сюда на три недели раньше намеченной встречи».

«Почему?» — удивлялся он. Согласно инструкциям, он должен был достать артиллерийские карты и ознакомиться с датской топографией, много часов пришлось провести в Древнескандинавском отделе Национального музея, прочитать кое-какие книги, подробно рассказывающие о его экспонатах… Локридж безропотно подчинился, недоумевая, но искренне считая, что ему повезло. Времени и возможностей для развлечений вполне хватало, от одиночества страдать не приходилось: все датчане очень дружелюбны, и это было особенно приятно, когда он познакомился с двумя девушками… Может быть, Сторм Дарроуэй того и хотела: чтобы он пришел в себя после трудного испытания, потратил побольше энергии — в том числе и на девушек — и потом не приставал к ней, куда бы они ни направлялись.

Мысли о Сторм Дарроуэй, о предстоящей работе заставили его встряхнуться. Сегодня! Локридж прибавил шагу. Показался отель, где он остановился согласно полученному указанию. Чтобы снять напряжение, он поднялся к себе не на лифте, а по лестнице, пешком.

Нервничая, он шагал по комнате и курил одну сигарету за другой. Впрочем, долго ждать ему не пришлось. Зазвонил телефон, и Локридж снял трубку.

— Мистер Локридж? — услышал он голос клерка. — Вас просят встретить мисс Дарроуэй на улице перед отелем через пятнадцать минут. — Английский язык клерка был безупречен. — Вместе с багажом.

— Понятно. — На мгновение он разозлился: какая наглость! Она приказывает, будто он ее слуга! «Впрочем, нет, — решил Локридж, успокаиваясь, — я не прав. Я так долго прожил в северных штатах, что забыл, как ведут себя настоящие леди».

Звать коридорного он не стал. Надел на плечи рюкзак, второй рюкзак, чемодан взял в руки и отправился вниз оформлять отъезд.

К тротуару подкатил блестящий новый «дофин». За рулем сидела Сторм Дарроуэй. Локридж не забыл, как она выглядит, — забыть это было невозможно, — но, когда в окне машины показалось ее лицо в обрамлении темных волос, у него перехватило дыхание, а девушки-датчанки вылетели из головы, будто их и не было никогда.

— Добрый день, — произнес он, запинаясь.

Мисс Дарроуэй улыбнулась.

— Рада видеть вас на свободе, Малькольм Локридж, — приветствовала она его своим хрипловатым голосом. — Ну что, поехали?

Он положил купленное снаряжение в багажник и сел в машину рядом с ней. На Сторм Дарроуэй на этот раз были брюки и кроссовки, но выглядела она не менее величественно, чем в прошлую их встречу. Она ввела машину в автомобильный поток с такой ловкостью, что он даже присвистнул:

— Вы, я вижу, не хотите терять времени, а?

— Слишком его мало, чтобы терять, — отозвалась она. — Нужно выехать из страны засветло.

Локридж с трудом отвел глаза от ее лица.

— Я… Я готов ко всему, что бы вы ни задумали.

— Да, — кивнула она. — Я в вас не ошиблась.

— Но если вы расскажете мне…

— Подождите немного. Как я понимаю, вас оправдали.

— Полностью. Не знаю, как я смогу вас когда-нибудь отблагодарить.

— Помогая мне, разумеется, — сказала она с ноткой раздражения в голосе. — Но давайте сперва обсудим ваше положение. Я хочу знать, какие у вас планы на будущее?

— Да как сказать… В сущности, никаких. Я ведь не знал, сколько времени займет эта работа, и не искал нового места. Пока не найду, могу пожить с матерью.

— Она ожидает, что вы скоро вернетесь?

— Нет. Я съездил в Кентукки повидать своих. В вашем письме было сказано не болтать, так что я только сказал им, что мою защиту обеспечил один богач, которому казалось, что со мной обошлись несправедливо, а теперь, мол, ему нужен консультант в Европе для исследовательской программы, а занять она может неизвестно сколько времени. Годится?

— Отлично. — Она одарила его ослепительным взглядом. — В вашей изобретательности я тоже не ошиблась.

— Но все же куда мы едем? Зачем?

— Много рассказать вам я не могу, но… Короче, мы должны вернуть и переправить по назначению — законному владельцу — украденное сокровище.

— Ничего себе. — Локридж полез за сигаретой.

— По-вашему, это что-то невероятное? Мелодрама? Сцена из плохого романа? — Сторм Дарроуэй усмехнулась. — Почему люди в этом веке считают, что их жалкое существование — норма для всей вселенной? Сами подумайте. Составляющие вас атомы — это просто сгустки энергии. Солнце, которое светит над вами, может поглотить эту планету, и есть другие солнца, которые могут поглотить ваше солнце. Ваши предки охотились на мамонтов, бороздили океан веслами, гибли на бесчисленных полях сражений. Ваша цивилизация подходит к грани угасания. В вашем собственном теле в настоящий момент идет беспощадная война с захватчиками, которые стремятся вас поглотить, борьба против энтропии и даже самого времени. И это вы считаете нормой!

Она махнула рукой в сторону улицы: множество людей, каждый занят своим собственным, привычным делом.

— Тысячу лет назад они были мудрее, — продолжала она, — знали, что и мир, и боги исчезнут, и ничего тут нельзя сделать, кроме как мужественно встретить этот день.

— Что ж, — Локридж помедлил. — Ладно. Может, я просто человек иного типа.

Сторм Дарроуэй рассмеялась.

Гудел мотор, машина мчалась вперед. Позади остался старый город, вокруг высились многоквартирные дома.

— Я буду краткой, — прервала она наконец молчание. — Помните, как несколько лет назад на Украине вспыхнуло восстание против Советского правительства? Мятеж был жестоко подавлен, но подпольная борьба велась еще долго. А штаб освободительного движения был здесь, в Копенгагене.

— Да, — Локридж нахмурился. — Я изучал зарубежную политику.

— Так вот, — продолжала она. — Был там у них так называемый военный фонд, который спрятали, когда стало ясно, что игра проиграна. А сейчас, не так давно, мы нашли человека, который знает, где этот тайник.

— Мы? — Он весь напрягся.

— Движение освобождения. Но уже не только Украины, а всех порабощенных народов. Нам нужны эти средства.

— Постойте! На кой черт?

— О, мы не рассчитываем освободить треть планеты за одну ночь. Но пропаганда, подрывная деятельность, налаживание путей переброски людей на Запад — все это требует денег. А от правительств, только болтающих о «разрядке», ждать нечего.

Локриджу понадобилось время, чтобы собраться с мыслями.

— Верно, — сказал он после паузы. — Я всегда утверждал — в разговорах с коллегами, да и не только с ними, — что сегодняшняя Америка страдает какой-то суицидоманией. То, как мы сидим и ждем любого доброго слова — неважно, от кого, пусть даже от тех, кто клялся нас уничтожить. То, как мы отдаем целые континенты идиотам, демагогам, каннибалам. То, как даже у себя мы извращаем совершенно недвусмысленные слова Конституции, чтобы только откупиться от шайки каких-нибудь… ну да неважно. Во всяком случае, мои аргументы не способствовали хорошему ко мне отношению.

Странное выражение торжества промелькнуло на ее лице, но голос был деловит и решителен:

— Золото находится в конце туннеля в Западной Ютландии. Его прорыли немцы во время оккупации Дании для нужд сверхсекретного исследовательского проекта. Антифашистское подполье совершило налет на эту базу незадолго до конца войны. Очевидно, все, кто знал о туннеле, были убиты, поскольку широкой публике о его существовании так и не стало известно. Украинцы узнали о нем от человека, находившегося при смерти, и использовали туннель в качестве тайника. После того как их мятеж был подавлен, и они рассеялись, сокровище осталось там. Те же немногие, кто знал о нем, были людьми бескорыстными, и никто не старался присвоить золото в личных целях, а каких-то других целей у них уже не было. Большинство посвященных в тайну умерло — кто от старости, кто от несчастного случая, кто от руки советского агента. Последние из оставшихся в живых решили в конце концов передать золото нашей организации, и мне было поручено забрать его. А вы теперь — мой помощник.

— Но… но почему я? Неужели у вас нет своих людей?

— А вы когда-нибудь слышали об использовании агента со стороны? За восточноевропейцем наверняка будут следить, могут произвести обыск. А американские туристы свободно ездят повсюду. Их багаж на границе редко открывают, особенно если они путешествуют дешево… В листовой форме золото можно вшить в одежду, подкладку спальных мешков и так далее. Мы поедем на мотоцикле в Женеву и там передадим его кому надо. — Она взглянула на него с вызовом. — Вы готовы?

Локридж закусил губу. Все это было слишком неожиданно, чтобы переварить сразу.

— А вы не думаете, что нас накроют с тем арсеналом, который я закупил?

— Оружие — просто предосторожность на то время, пока мы будем готовить золото к перевозке. Мы его оставим там. — Сторм Дарроуэй помолчала, потом продолжала мягко: — Думаю, что вы неглупый человек и понимаете, что выполнение нашей задачи чревато определенными нарушениями закона, которые могут оказаться — в случае столкновения — весьма серьезными. Мне нужен человек, готовый пойти на риск и встретиться с опасностью, умеющий переносить трудности, но в то же время не какой-нибудь уголовник, соблазнившийся только возможностью хорошо заработать. Вы мне показались подходящими. Если я ошиблась, лучше, прошу вас, скажите сразу.

— Ну что ж… — Локридж более или менее пришел в себя. — Если вы искали Джеймса Бонда, то безусловно ошиблись.

— Кого? — Она бросила на него непонимающий взгляд.

— Это не имеет значения, — произнес он, стараясь скрыть удивление. — Хорошо. Буду откровенен. Почем я знаю, что вы та, за кого себя выдаете? Может быть, тут замешан синдикат контрабандистов, или это какой-то обман, или… да что угодно — даже происки русских. Откуда я знаю?

Город кончался; движения на дороге почти не было.

— Больше я рассказать не могу. — Она внимательно посмотрела на него. — Доверие ко мне входит в ваше задание.

Он взглянул в ее глаза и с радостью согласился:

— О'кей! Контрабандист к вашим услугам.

Она сжала его руку.

— Спасибо. — Этого было вполне достаточно.

В молчании они ехали через зеленеющий пригород, мимо маленьких деревушек с красными крышами домов. Ему ужасно хотелось заговорить с нею, но, как известно, королева сама начинает разговор.

— Вы бы рассказали мне хоть какие-то детали, — наконец собрался он с духом, когда они уже въезжали в Роскилле. — План действий и так далее.

— Потом, — ответила она. — День слишком хорош.

Он не мог прочитать выражения ее лица, но какая-то мягкость была в очертаниях ее губ. «Да, — подумал он, — при такой жизни, как у тебя, нужно не упускать все хорошее, пока есть возможность».

Они проехали мимо огромного собора с тремя шпилями.

— Ничего себе церковь, — сказал Локридж, жалея, что не может найти лучших слов.

— Здесь похоронена сотня королей, — ответила она. — Но под базарной площадью — еще более древние развалины собора Святого Лаврентия; а до того, как его построили, там был языческий храм с вырезанными на фронтонах драконами. Это ведь была королевская резиденция Викинга Денемарка.

От этих слов его почему-то бросило в дрожь. Однако ее мрачное настроение тут же прошло — словно ветер прогнал тучу. Она улыбнулась:

— Вы знаете, что современные датчане называют Персеиды слезами Святого Лаврентия? У этого народа очаровательные фантазии.

— Вы как будто сильно интересуетесь ими? — заметил Локридж. — Поэтому вы хотели, чтобы я изучал их прошлое?

Тон ее голоса стал жестким.

— Нам необходимо прикрытие — легенда — на случай, если за нами станут следить. Любознательность археолога — отличное объяснение того, почему мы там роемся, в этой древней земле. Но я уже сказала, что не хочу думать сейчас об этих проблемах.

— Прошу прощения.

И снова Сторм Дарроуэй поразила его внезапной переменой.

— Бедный Малькольм, — сказала она, поддразнивая. — Неужто тебе так трудно сидеть без дела? Слушай, мы же будем парой туристов; нам придется ночевать в палатках, есть и пить в гостиницах для бедных, пробираться по всяким закоулкам, через тихие деревушки — отсюда и до Швейцарии. Давай начнем играть нашу роль.

— Ну, — сказал он, желая доставить ей удовольствие, — бродяга из меня отличный.

— Ты много путешествовал — кроме полевых работ?

— Вроде того. «Голосовал» на дорогах, ездил на Окинаве во всякие глухие местечки, когда отпускали на побывку, провел отпуск в Японии…

У него хватало ума оценить ту ловкость, с которой она переводила разговор на его прошлое. Но рассказывать о себе было от этого не менее приятно. Не то чтобы он был склонен к хвастовству, но если прекрасная женщина проявляет такой интерес, почему же не доставить ей удовольствие?

«Дофин» мягко прокатился через остров, Ринстед, Соре Слагельсе и въехал в Корсер на Бельте. Здесь надо было садиться на паром. На нем Сторм — она пожаловала ему разрешение называть ее по имени; это было словно посвящение в рыцари — повела его в ресторан.

— Самое время позавтракать, — сказала она, — тем более что напитки в интернациональных водах не облагаются налогом.

— Ты хочешь сказать, что этот пролив — интернациональный?

— Да, где-то около девятисотого года Британия, Франция и Германия созвали конференцию и с трогательным единодушием решили, что проливы, пролегающие через середину Дании, являются частью открытого моря.

Они заказали алкоголь и пиво.

— Ты до черта знаешь об этой стране, — сказал Локридж. — Ты что, датчанка?

— Нет. У меня американский паспорт.

— Может, по происхождению? Ты на американку не похожа.

— А на кого же я похожа?

— Бог его знает. Вроде всего понемногу, а вышло лучше, чем любая из составляющих.

— Что? Южанин одобряет расовое смешение?

— Брось, Сторм! Я не верю в эту чушь насчет того, хочешь ли ты, чтобы твоя сестра вышла замуж за черного или желтого. У моей сестры достаточно мозгов, чтоб самой выбрать подходящего парня, — неважно, какой он расы.

— Однако раса существует. — Она подняла голову. — Нет, не в извращенном понимании двадцатого века. Нет. Но в генетических линиях. Есть хороший материал, есть и дрянь.

— Ммм… Теоретически. Только как их разделить, покуда они не проявят себя?

— Это возможно. Начало уже положено исследованиями в области генетического кода. Когда-нибудь смогут определять, на что человек годится, еще до его рождения.

— Мне это не нравится, — покачал головой Локридж. — Я за то, чтобы все рождались свободными.

— А что это значит? — Она рассмеялась. — Свободными делать что? Девяносто процентов этого биологического вида по природе своей — домашние животные. Свобода может иметь значение только для остальных десяти из ста. Но сегодня вы и их хотите превратить в домашних животных. — Она поглядела в окно, за которым на воде играли солнечные блики и кружились чайки. — Ты говорил о стремлении цивилизации к самоубийству. Только жеребец может вести за собой стадо кобылиц, но никак не мерин.

— Возможно. Но уже был эксперимент с наследственной аристократией, и посмотри, что получилось.

— Ты полагаешь, ваша soi-disant [Так сказать (фр.).] демократия может дать что-то лучше?

— Не толкуй меня превратно, — ответил Локридж. — Я бы не отказался быть выродившимся аристократом. Просто нет такой возможности.

Сторм сбросила маску надменности и рассмеялась.

— Спасибо. Мы ведь чуть не начали говорить серьезно, а? А вот и устрицы.

Она так умно направляла разговор, непринужденно болтая за столом, а потом и на покачивающейся палубе, что он едва заметил, с какой ловкостью она увела разговор от себя.

Они снова сели в машину в Нюборге, проехали по Фюну через Оденсе — родной город Ганса Христиана Андерсена.

— Это название означает «Озеро Одина», — сообщила Сторм, — и когда-то здесь приносили людей ему в жертву.

Наконец, переехав по мосту, они оказались в Ютландии. Локридж предложил сменить ее за рулем, но Сторм отказалась.

По мере того как они продвигались на север, рельеф местности менялся, она становилась менее населенной; под ослепительно высоким куполом неба виднелись гряды холмов, заросших лесом или цветущим вереском. Время от времени Локридж замечал Kaempehoje, дольмены, покрытые грубо вытесанными каменными плитами, контрастно подсвеченные заходящим солнцем. Он что-то сказал по их поводу.

— Они стоят с каменного века, — отозвалась Сторм. — Им четыре тысячи лет, а то и больше. Примерно такие же дольмены встречаются на Атлантическом побережье и по всему Средиземноморью. То была крепкая вера. — Ее руки вцепились в руль, она смотрела прямо перед собой, на тянущуюся ленту дорога. — Те, кто принес с собой эти погребальные обряды, поклонялись Триединой Богине — Той, Которой Норны — богини судьбы — были лишь бледным подобием, — Деве, Матери и Царице Ада. Очень жаль, что ее променяли на Громовержца.

Шины шуршали по бетонному покрытию, в открытых окнах свистел ветер. Длинные тени легли в складках предгорий. Из соснового леса выпорхнула стая ворон.

— Но она вернется, — сказала Сторм.

Локридж уже начал привыкать к минутам мрачного настроения у нее и промолчал. Когда они свернули на Хольстебро, он сверился с картой, и у него перехватило дыхание: ехать осталось совсем немного, — разве что она решит прокатиться на коньках по льду Северного моря.

— Ты не думаешь, что пора ввести меня в курс дела? — спросил Локридж.

— Я мало что могу добавить. — Непроницаемое выражение лица, невозмутимый голос. — Я уже провела разведку. У входа в туннель проблемы вряд ли возникнут. Дальше, может быть… — Ее внутреннее напряжение вырвалось наружу, она с такой силой сжала его руку, что он почувствовал боль от впившихся в нее ногтей. — Будь готов к неожиданностям. Я не вдаюсь в подробности, потому что ты стал бы только ломать голову, пытаясь во всем разобраться. В чрезвычайной ситуации — если она возникнет — ты должен не тратить время на размышления, а просто действовать. Ты понимаешь меня?

— Я… Думаю, что да. — Такая психология годилась для каратэ. Но тут… «Нет, черт возьми! Я обещал, — решил он. — Сумасшедший, дурак, донкихот — как меня ни назови, — я буду с нею, что бы ни случилось, безо всяких дополнительных объяснений!»

Его сердце громко стучало, руки похолодели.

Вскоре после Хольстебро Сторм свернула с шоссе. Грунтовая дорога змеей вилась среди полей; справа показалась плантация строевого леса. Сторм съехала на обочину и заглушила мотор. Тишина заполнила мир.

ГЛАВА III

Локридж пошевелился.

— Что мы…

— Тихо! — Резким взмахом руки Сторм заставила его замолчать. Из отделения для перчаток она достала маленький толстый диск. Одна из его плоскостей переливалась необычными цветами. Сторм наклонила диск в одну сторону, в другую. Приблизив к нему лицо, обрамленное соболиными локонами, она вглядывалась в мелькавшие на диске оттенки. Понемногу ее напряженные мышцы расслабились.

— Все в порядке, — прошептала она. — Можно идти.

— Что это за штука? — Локридж потянулся к диску, но Сторм отвела его руку.

— Это индикатор, — коротко пояснила она. — Вперед! Сейчас местность свободна.

Он напомнил о своем решении делать все, что она скажет. Сюда вроде бы входило и не задавать ненужных вопросов. Локридж вылез из машины и открыл багажник. Сторм открыла бывший при ней чемодан.

— Надеюсь, в рюкзаках у тебя полное лагерное снаряжение, — сказала она; он кивнул. — Тогда бери свой, — добавила Сторм, — я потащу мой. И заряди ружье и пистолет.

Локридж сделал, как было велено. Мурашки бегали у него по спине, но на этот раз ощущение не было неприятным. Приготовившись — сбоку «уэбли», в руке маузер, — он обернулся и увидел, как Сторм закрывает свой чемодан.

Она нацепила что-то вроде патронташа — он такого никогда не видел, — сделанного из тускло светящегося металла; патронные сумки казались наглухо запаянными. На правом боку, как будто притянутая магнитом, висела какая-то странная штуковина. Локридж смотрел на нее в недоумении.

— Слушай, что это за пистолет?

— Неважно. — Она подняла свой разноцветный диск. — Будь готов увидеть более удивительные вещи. Запри машину и пойдем.

По лесной плантации они пошли назад, параллельно дороге, но скрытые от нее ровными рядами сосен. Косые лучи вечернего солнца пробивались сквозь колючие ветки, оставляя на земле, покрытой мягким ковром из сосновой хвои, пятнышки света.

— Я понял, — сказал Локридж. — Нужно, чтобы, если кто появится, по машине не было видно, куда мы пошли.

— Молчи, — приказала Сторм.

Примерно через милю они вернулись к дороге и перешли ее. С этой стороны раскинулось поле золотистого жнивья; за ним поднималась гряда холмов, так что, если поблизости и была ферма, то ее не было видно. Посередине поля высился небольшой холм, увенчанный дольменом. Прежде чем Локридж успел ей помочь, Сторм ловко пробралась через проволочное заграждение и рысью припустила к нему. Ее рюкзак был ненамного легче, чем у Локриджа, но когда они добежали до холма, он все же запыхался, а она хоть бы что.

Она остановилась, открыла свой «патронташ» и достала какую-то трубку, что-то вроде карманного фонарика с граненым стеклом. Сориентировавшись по солнцу, Сторм пошла вокруг поросшего травой и куманикой холма. Специальный знак указывал, что этот реликт охраняется государством. Чувствуя себя беззащитным под огромным куполом неба, с бьющимся сердцем Локридж посмотрел на дольмен, словно ища поддержки у вечности. Вертикально стоящие камни, серые и замшелые, хранили величавое спокойствие, держа на себе тяжелую плиту с тех самых пор, как были воздвигнуты исчезнувшим ныне народом, чтобы служить усыпальницей для их мертвых. Но сама постройка, припомнил он, была когда-то погребена под грудами земли, от которых остался лишь этот курган…

Сторм внезапно застыла.

— Здесь. — Она полезла вверх по склону.

— Что? Но послушай, — отозвался Локридж, — мы же почти обошли его кругом. Почему было не пойти в противоположную сторону?

Впервые он заметил смущение на ее лице.

— Я всегда иду против движения солнца. — Сторм натянуто усмехнулась. — Привычка. А теперь отойди.

Они были на середине склона.

— В 1927 году здесь были произведены раскопки, — сказала она. — Дольмен откопали, все осмотрели, теперь ученым здесь больше нечего делать. Так что мы спокойно можем использовать его в качестве входа. — Она стала возиться с пультом управления на своей трубке. — У нас несколько непривычные для тебя методы создания потайных входов, — предупредила Сторм. — Не удивляйся особенно.

Стекло тускло засветилось, трубка начала жужжать и вибрировать в ее руке. Дрожь пробежала по кустам куманики, хотя не было ни ветерка. Неожиданно круглый пласт земли поднялся в воздух.

Десять футов в диаметре, двадцать футов толщиной — этакая затычка из дерна и земли, ничем не поддерживаемая, висела перед глазами Локриджа. Вскрикнув, он отскочил в сторону.

— Спокойно! — приказала Сторм. — Полезай внутрь. Живее!

В оцепенении он приблизился к отверстию. Пологий спуск вел вглубь и терялся вдали. Локридж нервно сглотнул. Только сознание того, что она на него смотрит, заставило его двинуться с места. Он вошел внутрь холма, она за ним. Обернувшись, Сторм нажала на что-то на своей трубке. Локридж услышал легкий чмокающий звук — земляной цилиндр с механической точностью вернулся на место. В тот же миг стало светло — хотя Локридж, совершенно ошеломленный, никакого источника света не видел.

Спуск оказался полом сводчатого туннеля, чуть шире входа. Туннель заворачивал, полого опускаясь. Стены его были по всей длине покрыты твердым гладким материалом, который и испускал свет — холодное белое излучение; из-за того, что при таком освещении не было теней, трудно было судить о расстояниях. Локридж ощущал движение свежего воздуха, хотя вентиляторов нигде не было.

Он взглянул на Сторм, но не мог произнести ни слова. Она спрятала трубку. Плавной походкой — резкости в ней как не бывало — она подошла к нему и положила ладонь на его руку.

— Бедняга Малькольм, — прошептала она. — Тебя ждут еще большие неожиданности.

— О, Господи, — отозвался он слабым голосом. — Надеюсь, что нет. — Однако ее близость, ее прикосновение даже в такую минуту поднимали настроение. Понемногу Локридж начал приходить в себя.

— Как, черт побери, это делается? — спросил он, и голос его гулким эхом отозвался в сводах туннеля.

— Ш-ш… Не так громко. — Сторм взглянула на свой играющий красками диск. — Сейчас здесь никого нет, но они могут появиться снизу, а звук здорово разносится в этих туннелях.

Она помолчала. Потом добавила:

— Если тебе станет от этого легче, я объясню принцип. Земляная пробка связана вместе энергетическим переплетением, исходящим из сети, встроенной в стены. Та же сеть блокирует любые эффекты, которые может уловить металлоискатель, или акустический прибор, или другие инструменты, при помощи которых можно было бы обнаружить этот вход. Она же обеспечивает освежение и циркуляцию воздуха, воздействуя на молекулярную структуру. Трубка, которой я пользовалась, чтобы открыть вход, — просто контрольное устройство, а сама энергия поступает опять-таки из сети.

— Но… — Локридж покачал головой, — это невозможно. Я немного разбираюсь в физике. То есть… я имею в виду, может быть, теоретически… Но на практике такой штуки не существует.

— Я же говорила тебе: это был секретный исследовательский проект. Они многого добились. — Сторм подняла голову — ее губы были так близко от его губ! — Ты не боишься, а, Малькольм?

— Нет. — Локридж расправил плечи. — Иди.

— Настоящий мужчина, — произнесла она одобрительно, едва заметно сделав акцент на втором слове, отчего кровь побежала быстрее в его жилах. Отпустив его руку, она пошла вперед по ведущему вниз туннелю.

— Это только вход, — сказала она. — Сам коридор на сотню с лишним футов ниже.

По вьющемуся спиралью туннелю они спускались все глубже. Локридж отметил, что уже не испытывает первоначальной растерянности. «Это все Сторм! — подумал он. — О Боже, ну и приключение!» Он чувствовал себя в полной боевой готовности.

Туннель закончился длинной комнатой, ничем не примечательной, кроме того, что у противоположной стены стоял не то большой шкаф, не то комод, сделанный из того же блестящего металла, что и пояс Сторм. Кроме того, в этой стене виднелся дверной проем примерно десять на двадцать футов. Чем он закрыт? Занавесом? Нет, подойдя ближе, Локридж убедился, что завеса, заполнившая вход мягким светом, переливающимся всеми цветовыми оттенками, которые он мог различить, и многими (так он думал), не воспринимаемыми человеческим глазом, — нематериальна; она — просто мерцание в пустоте, мираж, пелена живого света. От нее исходило еле слышное жужжание, воздух вблизи был насыщен электричеством.

Здесь Сторм остановилась. Он почувствовал, как под одеждой напряглось ее тело. Одновременно с нею он выхватил свой пистолет. Сторм посмотрела на него.

— Дальше коридор. — Голос ее звучал возбужденно. — Теперь слушай внимательно. Я лишь дала тебе понять, что нам, возможно, предстоит драться. Но враги повсюду. Не исключено, что им известно, где мы. Вражеские агенты могут оказаться даже по ту сторону ворот. Ты готов стрелять по моей команде?

Локридж смог только кивнуть в знак согласия.

— Отлично. Следуй за мной.

— Но послушай, я пойду, но…

— Говорю тебе: за мной! — Она шагнула сквозь мерцающий занавес.

Он последовал за ней, почувствовал мгновенный электрический удар, пошатнулся, но тут же взял себя в руки. По ту сторону занавеса он с интересом огляделся.

Сторм наклонилась, бросая по сторонам тревожные взгляды. Через какое-то время она посмотрела на свой прибор и опустила руку, державшую пистолет.

— Никого, — выдохнула она. — В данный момент мы в безопасности.

Локридж с облегчением глубоко вздохнул и попытался разобраться, куда они попали.

Коридор был огромный, футов, должно быть, сто диаметром, той же полуцилиндрической формы, что и туннель, по которому они спускались; стены его были покрыты тем же светящимся металлом. Прямой, как стрела, он тянулся вправо и влево, концы его терялись вдали. «Несколько миль, не меньше», — прикинул Локридж. Жужжание и характерный запах электричества были здесь сильнее; они наполняли все его существо — было такое ощущение, как будто он очутился внутри какой-то огромной машины.

Он взглянул назад, на дверной проем, через который они вошли, и замер в изумлении.

— Что за чертовщина!

Портал с этой стороны был той же высоты, но шириной никак не меньше двухсот футов. Покрывая часть пола коридора, от него шли параллельные — на расстоянии нескольких дюймов одна от другой — черные линии. У их концов были краткие надписи незнакомыми ему буквами. Но примерно через каждые десять футов появлялись номера: 4950, 4951, 4952… Прежним остался только мерцающий занавес.

— Нельзя терять времени, — потянула его за рукав Сторм. — Потом объясню. Давай садись. — Она показала на парящую в двух футах над полом платформу с изогнутым передом, напоминавшую большие металлические санки с низкими боковыми стенками и несколькими лавками без спинок. Расположенная спереди панель переливалась разноцветными огнями: красными, зелеными, желтыми, голубыми…

— Ну давай же!

Вслед за ней он забрался на платформу. Сторм села на переднее место, положила свой пистолет на колени и пробежалась рукой по сверкающему перед ней пульту. Сани развернулись и поплыли налево по коридору. Они двигались абсолютно бесшумно, со скоростью, как ему казалось, миль тридцать в час; никакого ветра почему-то не чувствовалось.

— Ну, а это еще что за хреновина? — выдавил из себя Локридж.

— Ты когда-нибудь слыхал о судах на воздушной подушке? — рассеянно отозвалась Сторм. Она всматривалась в зиявшую впереди пустоту, то и дело бросая взгляд на разноцветный диск, который она сжимала в ладони.

— Да, слышал, — мрачно ответил он. — И я прекрасно знаю, что это совсем не то. — Он показал на устройство в ее руке. — А это что?

Сторм вздохнула.

— Это индикатор жизнедеятельности. А едем мы на гравитационных санях. Теперь помолчи и следи лучше, что там сзади, за нами.

От напряжения Локридж еле сидел, но кое-как повернулся. Винтовку он положил на лавку рядом с собой. Липкий холодный пот струился у него по спине, зрение и слух были обострены до предела.

Они проплыли мимо еще одного входа, и второго, и третьего… Ворота попадались на разном расстоянии друг от друга, в среднем — насколько можно было судить в этом холодном, пронизывающем все освещении — примерно через каждые полмили. В голове Локриджа роились беспорядочные, дикие мысли. Никакие немцы не могли это построить, никакое антикоммунистическое подполье не могло этим пользоваться! Существа с другой планеты, другой звезды, затерянной где-то во мраке неизмеримых космических пространств…

Из ворот, которые они только что проехали, вышли трое.

Одновременно с возгласом Локриджа индикатор Сторм окрасился в кроваво-красный цвет. Она резко обернулась и взглянула назад. Губы ее раздвинулись, обнажив зубы.

— Что ж, будем драться, — громко, с каким-то торжеством, сказала она и выстрелила в ту сторону.

Ослепительный луч вырвался из дула ее пистолета. Один из людей покачнулся и упал. Струйка густого дыма поднималась из дырки в его груди. Он еще не успел упасть, а двое других уже держали в руках оружие. Луч из пистолета Сторм пробежал мимо них и рассыпался сверкающим радужным фонтаном, оживив стены коридора переливающимся многоцветьем. В воздухе слышался треск разрядов, запахло озоном.

***

Сторм надавила на кнопку переключателя на своем пистолете. Луч погас. Раздался тихий шипящий звук, и они с Локриджем оказались окруженными мерцающей завесой.

— Энергетическая защита, — пояснила она. — Она забирает всю энергию моего оружия, но если два луча ударят в одну точку, она может не выдержать. Стреляй!

Локридж был потрясен, но для чувств не было времени. Он прижался щекой к прикладу винтовки и прицелился. Человек, на которого он навел оружие, был высокого роста, но на расстоянии казался маленьким; можно было разобрать только его обтягивающую черную одежду и золотисто-бронзовый шлем, напоминавший древнеримский; лица не было видно. В какую-то долю секунды в памяти Локриджа промелькнули родные леса, зеленые и тихие, белка высоко в ветвях… Он спустил курок. Пуля попала в цель, человек упал, но тут же поднялся. Вместе со своим товарищем он вскочил в гравитационные сани: они стояли у каждых ворот.

— Энергетическое поле замедляет и материальные объекты, — мрачно сказала Сторм. — На таком расстоянии у твоей пули была слишком низкая остаточная скорость.

Сани пустились за ними в погоню. Двое в черном низко пригнулись, прячась за передним щитом; виднелись лишь верхушки их шлемов.

— Мы намного впереди, — сказал Локридж. — Двигаться быстрее они не могут, так?

— Так, но они заметят, где мы выйдем, вернутся и сообщат Брэнну, — ответила Сторм. — Если меня узнают, уже это будет достаточно скверно. — Ее глаза сверкали, вздымалась и опускалась грудь, но Локриджу редко приходилось видеть даже мужчин, которые могли бы сохранять такой спокойный голос в пылу сражения.

— Нам придется контратаковать. Дай мне свой пистолет. Когда я встану, чтобы привлечь на себя огонь, — успокойся, я буду защищена! — стреляй.

Она развернула сани, и они помчались навстречу противнику. Локриджу, однако, казалось, что приближаются они медленно, словно в ночном кошмаре. Надо убивать — убивать живых людей. Он с трудом справился с подкатившей тошнотой. Что ж, они ведь хотят убить его и Сторм, разве нет? Стоя на коленях, пригнувшись за боковой стенкой, он приготовился стрелять.

Они съехались. Сторм выпрямилась — в одной руке энергопистолет, в другой «уэбли». За несколько ярдов другие сани затормозили. В Сторм ударили два световых луча; отбрасывая искры и потоки света, они понемногу сближались. Просвистела пуля, выпущенная из какого-то бесшумного толстоствольного оружия, которое держал один из людей в черной униформе.

Локридж вскочил на ноги. Краем глаза он видел Сторм — она стояла, выпрямившись, в фонтане красных, желтых, голубых языков пламени; бушующие потоки энергии разметали по плечам ее волосы. Она стреляла и смеялась. Локридж взглянул на врага, прямо в его вытянутое бледное лицо. Мимо него прожужжала пуля. Он выстрелил дважды.

Сани противника промчались мимо и понеслись дальше по коридору.

Смолкло эхо. Исчезла колкость наэлектризованного воздуха. Остались только идущие из глубин мелодии неизвестных энергий, их запах да мерцание в выходящих в коридор воротах.

Сторм оглянулась на распростертые на полу тела, взяла со скамейки свой индикатор жизнедеятельности и удовлетворенно кивнула.

— Ты прикончил их, — прошептала она. — О, мой верный стрелок! — Она отбросила индикатор, обняла Локриджа и до боли крепко поцеловала его.

Прежде чем он успел ответить на ее поцелуй, она разжала руки, повернулась и развернула сани. Ее возбуждение еще не прошло, но голос по-прежнему был совершенно спокоен.

— Не стоит терять время и тратить энергию на их дезинтеграцию. Патруль все равно поймет, что они погибли от руки Хранителей. Но больше он ничего не узнает — если, конечно, мы не повстречаем в коридоре еще кого-нибудь.

Локридж плюхнулся на скамью и попытался осмыслить происшедшее.

Он вышел из задумчивости только тогда, когда Сторм остановила сани. Он вылез вслед за ней. Она наклонилась над приборным щитом и провела по нему рукой. Сани уехали.

— Отправились на свою стоянку, — пояснила она. — Если Брэнн узнает, что убийцы его людей вошли через 1964-й, и найдет транспорт здесь, он будет знать все… Теперь сюда.

Они подошли к воротам. Сторм выбрала одну из линий группы, обозначенной номером 1175.

— Здесь нужно быть очень осторожным, — предупредила она. — Мы легко можем потерять друг друга. Иди прямо по этой отметке. — Она протянула назад руку и взяла его ладонь в свою. Локридж все еще не до конца пришел в себя и не испытал от этого прикосновения того удовольствия, которое, как он смутно сознавал, он получил бы при иных обстоятельствах.

Следуя за Сторм, он прошел сквозь светящийся занавес. Она отпустила его руку, и он увидел, что они оказались в точно такой же комнате, как та, из которой они вошли в коридор. Сторм открыла шкаф, взглянула на похожее на хронометр устройство и удовлетворенно кивнула. Она достала два свертка, упакованные в грубую ворсистую ткань синего цвета, передала их Локриджу и закрыла шкаф. Они пошли вверх по вьющемуся спиралью туннелю. В конце его она открыла, при помощи своей трубки, земляной люк, такой же, как первый, и, когда они выбрались наружу, закрыла его. «Крышка» опустилась на место с безупречной точностью, не оставив ни малейшего следа подъема. Локридж на это не обратил внимания, его мысли были заняты другим.

Когда они вошли в туннель, солнце стояло еще достаточно высоко; были они внутри от силы полчаса. Теперь же вокруг была ночь, почти полная луна сияла в небе. В ее призрачном свете перед ним предстал дольмен, но теперь холм закрывал его до самой верхней плиты, оставляя свободной лишь грубо сделанную деревянную дверь. Прохладный влажный ветерок колыхал траву. На пахотную землю внизу не было и намека — вокруг холма росли кусты и молодые деревца. К югу поднималась гряда холмов, до жути знакомая, но поросшая лесом, старыми, невероятно, до невозможности старыми деревьями, — такие громадные дубы он видел лишь в последних нетронутых уголках Америки. Их верхушки казались седыми в лунном свете; внизу лежали густые тени.

Заухала сова. Послышался волчий вой.

Локридж снова поднял глаза и увидел, что они не в сентябре. Над ними было небо конца мая.

ГЛАВА IV

— Разумеется, я соврала тебе, — сказала Сторм.

Высоко вздымалось пламя костра, отбрасывая искры, тускло освещая клубы дыма и в рембрандтовской манере высвечивая выразительные черты ее лица. Вокруг сомкнулась ночь. Локридж поежился и протянул руки к огню.

— Ты бы все равно не поверил, пока не увидел своими глазами, — продолжала Сторм. — Разве не так? В лучшем случае мы потеряли бы время на объяснения, а я и так уже слишком долго пробыла в двадцатом веке. Каждый лишний час увеличивал опасность. Если бы Брэнн догадался выставить охрану у датских ворот… Он должен думать, что я убита. В моей группе были и другие женщины, которые в схватке с ним были изуродованы до неузнаваемости. Но все же он мог почувствовать…

— Значит, ты из будущего? — только и смог сказать Локридж: давала себя знать реакция на все происшедшее.

— Равно как и ты теперь. — Она улыбнулась.

— Я имею в виду — из моего будущего. Откуда?

— Около двух тысяч лет после твоей эпохи. — Помрачнев, она задумчиво вглядывалась в окружавшую их темноту. — Я бывала во многих веках, столько раз принимала участие в исторических событиях, но, ты знаешь, иногда мне кажется, что частичка моей души по-прежнему в том времени, когда я родилась.

— Но… Мы ведь сейчас на том же самом месте, где вошли в коридор, да? Только в прошлом. И как далеко?

— По вашему летосчислению — в конце весны 1827 года до Рождества Христова. Я посмотрела точное число на часах-календаре в аванзале. Нельзя точно рассчитать появление, поскольку человеческое тело имеет конечную ширину, эквивалентную приблизительно двум месяцам. Именно поэтому нам пришлось при проходе держаться за руки — чтобы не оказаться разделенными несколькими неделями. Если когда-нибудь такое случится, — добавила она поспешно, — возвращайся в коридор и жди. Время течет и там, но иначе, так что мы сможем встретиться.

«Почти четыре тысячи лет», — думал Локридж. В это самое время в Египте восседал на троне фараон; морской владыка Крита строил планы насчет торговли с Вавилоном; Мохенджо-Даро гордо возвышался в долине Инда; дерево генерала Гранта было еще не проросшим семенем. Средиземноморье уже знало бронзу, но Северная Европа еще не вышла из неолита, а дольмен в этом холме был воздвигнут всего несколько поколений тому назад людьми, чье сельское хозяйство, основанное на принципе «режь и жги», заставляло их перебираться на все новые места. Восемнадцать веков до рождения Христа, столетия даже до Авраама, — а он разбил лагерь в Дании, где те, кто называют себя датчанами, еще и не появились. От совершенной невероятности всего этого Локриджа — в буквальном смысле — бил озноб. Стараясь прогнать неприятное ощущение, он спросил:

— Ну, а все-таки, что это за коридор? Как он действует?

— Научно-физическое объяснение тебе ничего не даст, — отозвалась Сторм. — Просто представь себе энергетическую трубу, намотанную своей протяженностью на временную ось. Внутри по-прежнему возрастает энтропия, сохраняется течение времени. Но с точки зрения человека, находящегося внутри, космическое — внешнее — время застывает. Выбрав нужные ворота, можно оказаться в любой соответствующей эпохе. Фактор конверсии, — она сосредоточенно нахмурилась, — равен, в вашей системе мер, приблизительно тридцати пяти дням на фут. Через каждые несколько веков расположен вход шириной в двадцать пять лет. Промежутки не могут быть меньше примерно двухсот лет, иначе разрушится ослабленное силовое поле.

— И коридор идет прямо до твоего времени?

— Нет. Этот коридор тянется до 4000 года до Р.Х. и до 2000 года н.э. Делать их намного длинней практически невозможно. По всему пространству-времени планеты разбросано много коридоров разной протяженности. Ворота синхронизированы, так что, переходя с одного канала на другой, можно попасть в любой нужный год. Скажем, если бы мы хотели попасть в прошлое дальше 4000 года до Р.Х., нужно было бы воспользоваться коридорами, которые я знаю в Англии или в Китае; их ворота охватывают год, в котором мы сейчас находимся. Чтобы отправиться еще дальше, пришлось бы искать другие ворота, в других местах.

— А когда они… Когда их изобрели?

— За пару веков до моего рождения. Уже вовсю шла война между Хранителями и Патрулем, так что изначальные цели — научные изыскания — отошли на задний план.

В ночной темноте раздавался вой волков. С треском продираясь через подлесок, пробежал какой-то, судя по всему, крупный зверь; дико завывая, волчья стая бросилась в погоню.

— Понимаешь, — сказала Сторм, — мы не можем начать тотальную войну. Погибнет Земля, как уже было с Марсом, превратившимся в кольцо радиоактивных обломков, вращающихся вокруг Солнца… Я иногда думаю: может, в конце концов, изобретатели отправятся на шестьдесят миллионов лет назад и построят космический флот, который уничтожил динозавров и оставил неизгладимые следы на Луне…

— Значит, ты не знаешь своего будущего? — спросил Локридж, затаив дыхание.

Она покачала головой.

— Нет. Когда включают активатор, чтобы просверлить новый коридор, он бурит туннель в обе стороны, на одинаковое расстояние. Мы пытались проникнуть вперед из нашего времени. Но там оказались охранники, они заставили нас вернуться с помощью неизвестного нам оружия. Мы больше не пробуем. Это было слишком страшно.

«Загадки внутри загадок — это уже чересчур», — решил Локридж и вернулся к практическим проблемам.

— Ладно, — сказал он, — я вроде как вступил в войну на вашей стороне. Может, расскажешь, зачем вся эта стрельба? Кто твои враги? — Он помолчал. — Кто ты сама?

— Я лучше буду пользоваться тем именем, которое выбрала в вашем времени, — ответила Сторм. — Оно, кажется, оказалось счастливым. — Некоторое время она сидела в раздумье. — Сомневаюсь, чтобы ты смог сразу разобраться в сущности моего столетия. Слишком большой исторический период между вами и нами. Разве смог бы человек из вашего прошлого по-настоящему понять принципиальную разницу между Востоком и Западом вашего времени?

— Полагаю, что нет, — согласился Локридж. — По правде говоря, и у нас-то многие ее не понимают.

— Здесь, — продолжала Сторм, — суть та же. Потому что проблема всегда, на протяжении всей истории человека, сводилась к одному — пусть в извращенном, запутанном виде, пусть прикрытая другими, менее важными мотивациями, но это всегда, в том или ином смысле, было столкновением двух философий, двух образов жизни и мысли — существования. Извечно стоял вопрос: в чем природа человека?

Взгляд Сторм, устремленный в ночной мрак, вернулся к гаснущему костру. Она пронзительно взглянула на Локриджа, молча ожидавшего продолжения.

— Жизнь, какой она представляется, против жизни, как она есть. Планирование против естественного развития. Контроль против свободы. Отметающий все остальное рационализм против природной целостности. Машина против живой плоти. Если человека с его судьбой можно спланировать, организовать, сделать из него какое-то подобие совершенства, разве не долг человека привести себе подобных к этому совершенству — неважно, какой ценой? Тебе это знакомо, не правда ли?

Великий враг твоей страны — вечное проявление того, что родилось в доисторические времена, того, что нашло выражение в законах Дракона и Диоклетиана; привело к сожжению Ивовых книг Конфуция; звучало в устах Торквемады, Кальвина, Локка, Вольтера, Наполеона, Маркса, Ленина, Аргвеллы; отразилось в Манифесте Юпитера и так далее, и так далее… Нет-нет, не прямо, не открыто — многие из тех, кто верил в высший разум, не были в душе тиранами; с другой стороны, были не верившие в него, но тираны в душе — вроде Ницше. На мой взгляд, ваша индустриальная цивилизация, даже в тех странах, которые называют себя свободными, — это сплошной кошмар; тем не менее, я пользуюсь техникой такой мощной и сложной, какая вам и не снилась. Но для чего? Вот в чем суть борьбы!

Сторм замолчала. Ее взгляд обратился к лесу, стеной окружающему луг.

— Я часто думаю, — задумчиво проговорила она, — что поворот вспять начался именно в этом тысячелетии, когда земные боги и их Мать были отринуты теми, кто поклонялся небесам.

Она встряхнулась, словно освобождаясь от чего-то, и продолжала ровным голосом:

— Что ж, Малькольм, прими на данный момент, что Хранители стремятся сохранить жизнь, жизнь во всей ее целостности, безграничности, великолепии и трагичности, а Патруль хочет превратить мир в механизм. Это, конечно, упрощение. Может, потом я сумею объяснить лучше. Но скажи: ты считаешь мою цель недостойной?

Локридж задумчиво посмотрел на Сторм — она напоминала молодую дикую кошку.

— Нет. Я буду с тобой, — сказал он с волнением, прогнавшим все страхи, сожаления и чувство одиночества. — Я уже с тобой.

— Спасибо, — прошептала она. — Если бы ты только знал — не на словах, а существом своим, — как много это значит, я, наверное, могла бы прыгнуть за это к тебе прямо через огонь.

Ему хотелось спросить, что она имеет в виду. Однако прежде, чем он успел что-либо сказать, Сторм проговорила с усмешкой:

— Думаю, ближайшие месяцы покажутся тебе интересными.

— О Господи, разумеется! — Он лишь сейчас осознал открывающиеся возможности. — Да любой антрополог отдал бы свою… свой правый глаз, чтобы оказаться здесь. Мне все еще не верится в это.

— Впереди ждут опасности, — предупредила она.

— Ладно, так или иначе, на чем мы стоим? Что нужно делать?

— Начну с начала, — сказала Сторм. — Как я уже объяснила, в широком масштабе вести войну между Патрулем и Хранителями в нашем времени нельзя. Поэтому она в основном передвинулась в прошлое. Базы расположены в стратегических пунктах и… это сейчас неважно. Я знаю, что у Патруля есть опорный пункт в царствовании Харальда Синезубого. Хотя религия Аза уже признавала Небесного Отца, введение христианства было для них очередным шагом вперед и положило начало централизованной монархии и, в конце концов, рационалистическому государству. Потом там появились те, кого мы с тобой встретили.

— Что? Подожди! Ты хочешь сказать, что ваши люди меняют прошлое?

— Да нет. Ни в коем случае. Это по существу своему невозможно. Любой, кто попробует, убедится, что события всегда возвращаются на круги своя. Что было, то было. Мы, путешествующие во времени, тоже часть целого. Но скажем так: мы узнаем некоторые аспекты, которые могут оказаться полезными для наших целей, набираем добровольцев, копим силы для решительного сражения.

— Ну так вот. В моем времени Патруль контролирует западное полушарие, Хранители — восточное. Я возглавляла отряд, отправившийся в двадцатый век и, через океан, в Америку. Сами мы ничего существенно незаметно построить не могли: вражеских агентов в вашем столетии куда больше, чем наших. Наш план заключался в создании промышленной компании, видимой целью которой было бы что-то примечательное, а мы должны были сойти за людей вашего времени. Мы выбрали именно это время, потому что двадцатый век — первый, где то, что нам необходимо, — транзисторы, например, — можно достать на месте и не вызывая подозрений. Под прикрытием горнорудного предприятия в Колорадо мы создали наши подземные установки, построили активатор и пробурили новый коридор.

Мы собирались ударить через него, появившись в нашем собственном времени в самом сердце владений Патруля. Но как только коридор был закончен, явился Брэнн с намного превосходящими наши силами. Не знаю, как он пронюхал. Спаслась одна я. Потом больше года болталась по Соединенным Штатам, изыскивая возможность вернуться. Я знала, что все коридоры, ведущие в будущее, охраняются, — Патруль очень силен в раннеиндустриальной цивилизации. И я нигде не могла найти ни одного Хранителя.

— А на что ты жила? — поинтересовался Локридж.

— Ты бы назвал это грабежом, — ответила Сторм.

Он вздрогнул. Она рассмеялась.

— Мой энергопистолет может быть настроен на всего лишь оглушение. Заполучить несколько тысяч долларов — это не проблема. А у меня было отчаянное положение. Ты считаешь, что я очень виновата?

— Как сказать… — Он взглянул на ее лицо в отблесках костра. — Нет, не считаю.

— Я была уверена, что ты не будешь меня винить. Ты такой человек, какого я даже не надеялась найти… Видишь ли, — пояснила она, — мне нужен был помощник, телохранитель, кто-то, с кем я не выглядела бы женщиной, путешествующей в одиночку. Во все прошлые времена это выглядело бы слишком подозрительно. А мне необходимо было попасть именно в прошлое.

— Я убедилась наверняка, что этот датский коридор не охраняется. Он был единственным, где я могла рискнуть, из тех, что имели ворота, открывающиеся в эти десятилетия. Да и то — ты сам видел — мы чуть не погибли…

Тем не менее мы здесь. У Хранителей есть база на Крите, где еще крепка старая вера. К сожалению, я не могу просто связаться с ними и попросить забрать нас. Патруль здесь тоже активен — это переломное время, — и они вполне могут перехватить наше послание и найти нас раньше наших друзей. Но когда мы доберемся до Кносса, нам дадут вооруженный эскорт, который проводит меня из коридора в коридор, до дому. Тебя высадят в твоем собственном времени. — Она пожала плечами. — У меня в Соединенных Штатах припрятана куча долларов. Ты сможешь взять их за свои труды.

— Оставь это! — грубо бросил Локридж. — Скажи лучше, как мы доберемся до Крита?

— Морем. Между этими землями и Средиземноморьем давно ведется торговля Лимфьорд недалеко, а судно из Иберии, где господствует религия мегалитических строителей, должно подойти где-то этим летом. В Иберии мы можем пересесть на другой корабль. Это будет не дольше и менее опасно, чем идти сухопутным янтарным путем.

— Ну что ж… звучит разумно. И у нас, я полагаю, хватит денег заплатить за проезд. Или нет?

Сторм тряхнула головой.

— Если нет, — произнесла она надменно, — они не откажутся перевезти Ту, Которой поклоняются.

— Что? — Локридж разинул рот от удивления. — Ты хочешь сказать, что можешь выдать себя за…

— Нет, — сказала она. — Я и есть Богиня.

ГЛАВА V

В лучах восходящего солнца над насквозь промокшей землей клубился низкий туман. Блестящие капли росы стекали, сверкая, с листьев и исчезали в зарослях папоротника, лес был полон птичьих песен. В вышине парил орел, его крылья отливали золотом в утреннем свете.

Локриджа разбудило прикосновение руки. Он облизал пересохшие губы.

— Что?.. В чем дело?.. Нет…

Он совершенно вымотался за вчерашний день, в голове было пусто, болели мускулы, тело казалось чужим.

Увидев перед собой лицо Сторм и даже не сразу узнав ее, он постарался припомнить и объяснить себе все происшедшее накануне.

— Вставай, — сказала Сторм. — Я снова разожгла огонь. Ты приготовишь завтрак.

Только тут он заметил, что на ней ничего нет. Подавив возглас изумления и восторга — может быть даже благоговения, — он сел в своем спальном мешке. Локридж никогда не думал, что человеческое тело может быть так прекрасно.

Его инстинктивная реакция, однако, прошла быстро. Дело было не только в том, что она обращала на него не больше внимания, чем если бы он был, как и она, женщиной или, скажем, собакой. Нет, нельзя, просто невозможно заигрывать с Никой Самофракийской.

От этих мыслей его отвлек прозвучавший вдалеке дикий рев, от которого в испуге, заслонив крыльями солнце, поднялась стая глухарей.

— Кто это? — воскликнул Локридж. — Бык?

— Зубр, — отозвалась Сторм.

Его пронзила мысль, что он — собственной персоной — находится сейчас здесь, в этом опасном времени.

Дрожа в своей пижаме, он выкарабкался из спального мешка. Сторм не обращала на холод никакого внимания, несмотря на то, что капли росы усыпали ее волосы и стекали по бедрам. «Да человек ли она?» — подумал Локридж. После всего происшедшего, при всем том, что им предстояло, — ни следа напряжения! Сверхчеловек. Он вспомнил, что она что-то говорила о генетическом контроле. Возможно, они — люди будущего — создали человека, который выше человека. Ей не нужно никого обманывать, чтобы создать культ Лабрис на Крите много веков назад. Достаточно ее самой…

Сторм присела на корточки и открыла один из свертков. Локридж воспользовался этой возможностью, чтобы переодеться за ее спиной.

— Нам понадобится современная одежда, — сказала она, обернувшись. — Та, что на нас, вызвала бы удивление. Возьми другой костюм.

Ему было обидно, что она им так командует, но он развязал сверток. Внутри оказался короткий груботканый плащ, окрашенный растительной краской в голубой цвет и с заколкой в виде шипа. Главным предметом одежды была лыковая безрукавка — она надевалась через голову и препоясывалась ремнем. На ногах завязывались сандалии, голову украшала повязка из птичьих перьев, расположенных зигзагом. Кроме того, на Локридже оказалось ожерелье из медвежьих когтей вперемешку с раковинами; был еще кинжал в форме листа — кремневый, но настолько искусно сработанный, что его почти можно было принять за стальной. Рукоятка была обернута кожей, ножны сделаны из бересты.

Сторм оглядела его, он — ее. Одежда женщины состояла из сандалий, головной повязки, ожерелья из необработанного янтаря, сумочки из лисы, свисающей через плечо, и коротенькой, украшенной перьями юбочки. Правда, Локридж почти не замечал этих деталей.

— Сойдет, — сказала Сторм. — В сущности, мы являемся анахронизмом. Мы одеты как зажиточные члены клана Тенил Оругарэй — Морского народа, аборигенов. Но у тебя короткие волосы, а мой расовый тип… Впрочем, это неважно. Мы выдадим себя за путешественников, которым пришлось купить одежду здесь, поскольку старая износилась. Так часто делают. Кроме того, здешний примитивный народ не слишком утруждает себя логическими умозаключениями.

Сторм указала на маленькую коробочку, которая тоже была в свертке:

— Открой.

Он взял ее, но ей пришлось показать, где надавить, чтобы отскочила крышка. Внутри лежал прозрачный шарик.

— Вложи его в ухо, — сказала Сторм.

Она откинула назад локон, и он увидел у нее в ухе такой же. Ему вспомнилось устройство, которое он, увидев у нее, принял когда-то за слуховой аппарат; он вставил шарик в ухо. Это нисколько не повлияло на его слуховое восприятие, но на мгновение он ощутил странный холод, непонятная дрожь пробежала от мозга к позвоночнику.

— Ты меня понимаешь? — спросила Сторм.

— Слушай, само собой… — Слова застряли у него в горле: они были произнесены не по-английски! И ни на одном из известных ему языков.

Сторм рассмеялась.

— Береги свою диаглоссу! Она может оказаться куда полезнее пистолета.

Локридж заставил свой разум вернуться на путь наблюдения и рассуждения. Что она в действительности сейчас сказала? Слово «пистолет» было произнесено по-английски; «диаглосса» никак не вписывалась в общую структуру. А это значит… Постепенно, пользуясь языком, ему предстояло обнаружить, что ему свойственна агглютинация, увидеть, как сложна его грамматика и сколько в нем оттенков значений, незнакомых цивилизованному человеку. Вода, например, могла обозначаться двадцатью словами — в зависимости от ситуации. С другой стороны, на этом языке невозможно было передать такие понятия, как «масса», «правительство», «монотеизм», — во всяком случае, без подробнейших объяснений. Лишь понемногу, на протяжении дней и недель, предстояло ему заметить, насколько здесь отличаются от его собственных понятия «цель», «время», "я" и «смерть».

— Это — молекулярное кодирующее устройство, — сказала Сторм по-английски. — Оно хранит в памяти важные языки и основные обычаи данного времени и данного региона — в нашем случае, Северной Европы от того места, где когда-то будет Ирландия, до того, где будет Эстония, плюс еще некоторых областей, где, может быть, придется оказаться, таких, например, как Иберия и Крит. Устройство извлекает энергию из тепла, выделяемого человеческим телом, затем она смешивается с нервной энергией, производимой мозгом. В результате к естественному центру памяти добавляется еще один — искусственный.

— И все, — спросил Локридж растерянно, — в этом крохотном шарике?

Сторм пожала своими красивыми обнаженными плечами.

— Хромосомы куда меньше размером, но несут больше информации… Приготовь чего-нибудь поесть.

Локридж был только рад уйти в повседневность приготовления пищи. Кроме того, он лег спать без ужина.

В свертках были упакованные в металлическую фольгу продукты. Локридж не разобрал, что это такое, но в разогретом виде они оказались на удивление вкусными. Еды было очень немного, но Сторм нетерпеливо приказала ему выбросить остатки.

— Мы будем жить за счет гостеприимства, — объяснила она. — Эта вот сковорода — такой великолепный подарок, что может обеспечить годичное содержание даже при дворе фараона.

Локридж с удивлением обнаружил, что улыбается.

— А если какой-нибудь археолог выкопает ее из кучи мусора четырехтысячелетней давности?

— Сочтут мистификацией, вот и все. Хотя на практике вряд ли листовое железо протянет столько в этом влажном климате. Время неизменяемо. А теперь — тихо.

Пока Локридж разогревал пищу, Сторм в задумчивости ходила по лугу. Высокая трава, невнятно шепча, обнимала ее щиколотки; расцветшие одуванчики лежали у ее ног, словно монеты, рассыпанные перед победителем.

То ли в продуктах содержался возбудитель, то ли движение тому способствовало, но Локридж перестал чувствовать утреннюю скованность. Он разбросал костер и засыпал угли землей.

— Отлично, ты знаешь, как заботиться о земле, — сказала Сторм с улыбкой, и ему показалось, что он готов ради нее на все.

Она показала ему, как открывать и закрывать вход в коридор при помощи контрольной трубки, и спрятала устройство в дупле дерева. Туда же она сунула и их одежду из двадцатого века, оставила только оружие. Потом они уложили свои рюкзаки, надели их и отправились в путь.

— Мы идем в Авильдаро, — сказала Сторм. — Сама я там никогда не бывала, по это порт захода, и если в этом году судно не появится там, то мы узнаем, где оно будет.

Благодаря устройству в своем ухе, Локридж узнал, что «Авильдаро» — усеченный вариант еще более древнего названия, звучавшего как «Дом Матери Моря»; что Та, Которой посвящена была деревня, являлась в некотором роде воплощением Охотницы, которая бродит в глубине леса; что здешний народ жил здесь с незапамятных времен: они были потомками охотников на оленей, пришедших сюда, когда ледники отступили из Дании, и оставшихся у воды, в то время как стада последовали за льдом в Швецию и Норвегию; что именно на этой территории, несколько поколений назад, они начали заниматься также и сельским хозяйством, хотя и не в таких масштабах, как иммигранты из глубины материка, от которых они научились этому искусству, — поскольку они по-прежнему следовали за Той, у Которой Влажные Локоны, Которая поглотила землю там, где теперь плавают их лодки, и Которая точно так же глотает людей, зато дает сверкающую чешуей рыбу, устриц, тюленей, морских свиней тем, кто Ей служит; что не так давно разъезжающие на колесницах ютоазы, не верящие в Нее, а приносящие жертвы богам мужского пола, нарушили долго сохранявшийся мир… Локридж прекратил поток призрачных, не принадлежавших ему воспоминаний: они заслоняли от него настоящий, окружающий его мир и женщину, которая шла рядом с ним…

Солнце стояло уже высоко, туман растаял, над головой раскинулось голубое небо с разбегающимися белыми облаками. На опушке древнего первозданного леса Сторм остановилась, определяя дальнейший путь. Под кронами дубов почти непроходимой стеной стоял подлесок; понадобилось какое-то время, чтобы отыскать тропинку, ведущую к северу, — узкая и неясная в игре световых бликов и зеленых теней, она извивалась между огромных стволов; чувствовалось, что по ней гораздо чаще ходят олени, чем люди.

— Будь осторожен, не повреди чего-нибудь, — предупредила Сторм. — Леса священны. Охотиться можно только принеся Ей жертву, прежде чем срубить дерево, его нужно умилостивить.

В лесу, однако, ничто не напоминало церковного благолепия. Жизнь била ключом. Шиповник и папоротник, грибы и куманика, мох и омелы заполнили все пространство под дубами, облепили каждый ствол. Муравейники были по пояс; бабочки наполняли воздух шафраном; голубыми стрелами носились стрекозы; белки скакали по ветвям, словно языки пламени; вили гнезда птицы сотни различных видов. Песни, щебет, хлопанье крыльев разносились под лиственными сводами. В глубине леса токовал тетерев, хрюкал дикий кабан, тяжело ступали зубры. Локридж чувствовал, как его сознание расширяется, сливаясь с окружающей природой, пока наконец оно не стало с нею одним целым, упивающимся солнцем, ветром и запахом цветов. «О да, — думал он, — я достаточно путешествовал и знаю, что жизнь на природе может порой оказаться весьма нелегкой. Но трудности здесь настоящие — голод, холод, сырость, болезни; это не академические сражения, не нахальные сборщики налогов; стало быть, и вознаграждение настоящее можно получить только здесь. Если Сторм охраняет все это, то я, безусловно, с нею».

Весь следующий час она молчала, и он тоже не испытывал потребности говорить: это отвлекло бы его внимание от нее. Она шла рядом, ступая с грацией пантеры, свет отливал сине-черным в ее волосах, играл в глазах малахитовыми бликами, солнечные лучи золотили ее смуглую кожу и терялись в тени между грудей. В памяти Локриджа промелькнул миф об Актеоне, который увидел Диану обнаженной и был превращен в оленя, после чего его разорвали собственные собаки. «Что ж, — подумал он, — я избежал этой участи, по крайней мере физически, но не стоит слишком испытывать судьбу».

Полоса леса, через которую они пробирались, оказалась не слишком широкой, — они вышли из чащи еще до полудня. На север и на запад, до самого мерцающего горизонта, перед ними теперь расстилалась плоская равнина. По траве пробегал ветерок, шелестели разбросанные там и тут рощицы, переливались на солнце облака. Тропа, огибавшая болото, расширилась, под ногами захлюпала грязь.

Здесь Сторм внезапно остановилась. Камыши шумели вокруг озерца, покрытого слоем листьев лилии, по которым прыгали лягушки, спасаясь от аиста. Большая белая птица не обратила на людей никакого внимания; новая «память» подсказала Локриджу, что аисты находятся под защитой; они — табу, поскольку приносят удачу и возрождение. К берегу древние люди подтащили валун необычной формы — он служил алтарем. Каждый год вождь племени бросал с него в воду лучшее орудие, изготовленное в Авильдаро, как подарок для Владычицы Топора. Сегодня на камне лежал лишь одинокий венок из бархатцев — скромный дар какой-нибудь девушки.

Внимание Сторм привлекло нечто другое. Мышцы ее живота напряглись, ладонь легла на рукоятку пистолета. Локридж наклонился вместе с нею. На сырой земле отпечатались следы колес и неподкованных копыт. Кто-то дня два тому назад проезжал здесь и…

— Значит, они добрались уже и сюда, — пробормотала Сторм.

— Кто?

— Ютоазы. — Она произнесла это название со специфическим акцентом. Локридж еще только учился технике пользования диаглоссой и понял лишь, что так называют себя местные племена культуры Боевого Топора. И топор этих поклоняющихся Солнцу пришельцев был предназначен не для рубки деревьев — это был томагавк.

Сторм выпрямилась, почесала задумчиво подбородок и нахмурилась.

— Имеющаяся информация слишком скудна, — пожаловалась она. — Никто не считал эту станцию достаточно важной, чтобы проверить все тщательно. Нам не известно, что должно произойти здесь в этом году. Тем не менее, — продолжала она в раздумье, — разведкой точно установлено, что никакого широкого применения энергетических устройств в этой местности не было в течение всего тысячелетия. Это одна из причин, почему я предпочла отправиться так далеко в прошлое, вместо того чтобы выйти из коридора в более позднем времени, где Хранители тоже действуют. Я знаю, что Патруль здесь не появится. Поэтому я решила оставить коридор в первый год этих ворот; они будут функционировать в течение четверти века. И еще есть данные — отчет группы наблюдателей из Ирландии, где входы на сто лет не совпадают с датскими. Век спустя Авильдаро по-прежнему существует, ее положение даже укрепилось. — Сторм поправила рюкзак и зашагала вперед. — Так что бояться особо нечего. В худшем случае мы можем оказаться замешанными в стычке двух племен каменного века.

Локридж догнал ее и пошел рядом. Мили две они ступали среди колышущейся травы, мимо одиноких рощиц. Не считая редких деревьев-великанов, сохранившихся благодаря тому, что они считались священными, прибрежные лесочки состояли не из дубов, а из ясеней, вязов, сосен и особенно берез — этих очередных захватчиков, начавших завоевание Ютландии.

Тропинка обогнула такую группу деревьев, и неподалеку Локридж увидел стадо коз. Их пасли двое мальчишек лет десяти — обнаженные, загорелые, с копнами выгоревших волос. Один из них играл на костяной флейте, другой болтал ногами, сидя на ветке. Однако стоило им заметить путешественников, раздались крики. Первый мальчик бросился прочь по тропинке, второй взлетел на дерево и исчез в листве.

— Да, — кивнула Сторм, — у них есть основания опасаться. Прежде было не так.

Псевдопамять Локриджа хранила воспоминания о том, какой была жизнь племени Тенил Оругарэй: мир, гостеприимство, краткие периоды тяжелой работы, разделенные долгими спокойными промежутками, когда люди занимались изготовлением изделий из янтаря, музыкой, танцами, любовью, охотой, просто бездельничали. Между рыбацкими поселениями, разбросанными вдоль берега, существовало лишь самое дружеское соперничество, тем более что все жители были между собой в сложных родственных отношениях; торговые связи поддерживались только с фермерами, ведущими хозяйство внутри страны. Нет, эти люди не были слабыми. Они охотились на зубров, медведей и кабанов, заостренными кольями распахивали целину, перетаскивали на огромные расстояния каменные глыбы, чтобы строить свои дольмены и более современные усыпальницы еще большего размера. Они выживали в зимы, когда шторма осыпали их дождем и снегом и катили на них с запада воды самого моря; в лодках, обтянутых шкурами, они преследовали тюленей и морских свиней за пределами залива, еще не отрезанного в ту эпоху от моря; часто пересекали Северное море и вели торговлю в Англии или Фландалирии. Однако ничего похожего на войну эти люди не знали — даже убийство было чрезвычайной редкостью, — пока не появились воины на колесницах.

— Сторм, — медленно произнес Локридж, — ты основала культ Богини, чтобы вложить в головы людей идею мира?

— Богиня триедина: Дева, Мать и Царица Смерти. — Ее ноздри раздулись, голос звучал почти презрительно; Локридж был так потрясен, что с трудом расслышал остальное. — Жизнь имеет свою темную сторону. Как, по-твоему, все эти клубы, где пьют слабый чай и занимаются общественной работой, которые вы называете Протестантскими церквями, переживут то, что ожидает ваш век? В танце быка на Крите умершие считаются жертвоприношениями Высшим Силам. Мегалитические каменщики Дании — не здесь, где верования вросли в еще более древнюю культуру, а в других местах, — каждый год убивают и съедают человека. — Она заметила его потрясение, улыбнулась и похлопала его по руке. — Не принимай это так близко к серпу, Малькольм. Я была вынуждена пользоваться тем человеческим материалом, который был. А война за абстракции, вроде власти, грабежа, славы, Ей действительно чужда.

Он не мог возражать, когда она так разговаривала с ним, мог только соглашаться. Но за следующие полчаса он не произнес ни слова.

К тому времени они оказались среди полей. Окруженные изгородями из колючего кустарника, из темной земли только что начали пробиваться бледно-зеленые ростки пшеницы, ячменя, двузернянки. Засеяно было лишь несколько десятков акров — на общинных началах; так же содержались овцы, козы и свиньи (но не волы); женщин, обычно занятых прополкой, не было видно. Кроме этого поля в обе стороны расстилались ничем не огражденные пастбища. Впереди блестела гладкая поверхность Лимфьорда. Деревня была скрыта перелеском, но из-за деревьев поднимался дымок.

Оттуда выбежало несколько мужчин. Рослые и светловолосые, они были одеты так же, как Локридж; волосы у них были заплетены, бороды коротко обрезаны. Некоторые держали ярко раскрашенные плетеные щиты. Оружие их состояло из копий с кремневыми наконечниками, луков, кинжалов и пращей.

Сторм остановилась и подняла пустые ладони. Локридж сделал то же самое. Увидев этот жест и рассмотрев одежду пришельцев, деревенские заметно успокоились. Тем не менее, по мере приближения путников ими овладевала нерешительность; они двигались все медленнее, шаркая ногами и опустив глаза, и наконец остановились.

«Они не уверены, кто она или что собой представляет, — подумал Локридж, — но вокруг нее всегда есть это нечто».

— Всеми Ее именами, — сказала Сторм, — мы пришли как друзья.

Предводитель набрался смелости и подошел. Это был коренастый седой человек, обветренное лицо и сеть морщинок у глаз свидетельствовали о жизни, проведенной в море. На шее у него висело ожерелье, включавшее пару моржовых клыков, на широком запястье блестел браслет из выменянной меди.

— В таком случае, — прогремел его голос, — всеми Ее именами и моими — именем Эхегона, чья мать была Улару и который возглавляет совет, — добро пожаловать.

Этого было достаточно, чтобы Локридж, пользуясь своей новой, вложенной в его мозг памятью, попробовал произвести профессиональный анализ того, что было упомянуто. Имена были подлинные — они не держались в тайне из страха перед колдовством — и своим источником имели интерпретацию Мудрой Женщиной Авильдаро снов, которые видели молодые люди во время обрядов полового созревания. «Добро пожаловать» означало нечто более, чем простую формулу вежливости: личность гостя считалась священной, он мог просить чего угодно, кроме участия в особых клановых ритуалах. Разумеется, гость держался в рамках приличия хотя бы потому, что, вполне возможно, ему предстояло быть гостем снова.

Вместе с жителями деревни путешественники направились к берегу. Краем уха Локридж прислушивался к объяснениям Сторм. По ее словам, она и ее спутник прибыли с юга (далекого экзотического юга, откуда появлялись все чудеса, но о котором более проницательные люди были удивительно хорошо осведомлены), отстали от своих товарищей и хотели бы побыть в Авильдаро, пока не подвернется возможность вернуться домой. Сторм намекнула, что, устроившись, они будут рады сделать богатые подарки.

Рыбаки совершенно успокоились. Если это Богиня и ее слуга, путешествующие инкогнито, то, во всяком случае, они предпочитают вести себя как обычные люди. А их рассказы могут оживить не один вечер; жители окрестных селений будут приходить за много миль, чтобы послушать, посмотреть и рассказать у себя о том, какое высокое положение занимает Авильдаро; их присутствие, возможно, заставит ютоазов, чьих разведчиков недавно видели, держаться подальше. Вся компания вошла в деревню, громко и весело разговаривая.

ГЛАВА VI

— Ты правда хочешь посмотреть птичьи болота? — спросила Аури, чье имя означало «Перо Цветка». — Я могу показать тебе.

Локридж почесал подбородок, где щетина превратилась уже в короткую бороду, и взглянул на Эхегона. Он ожидал чего угодно — от возмущенного отказа до снисходительной усмешки. Вместо этого вождь прямо-таки ухватился за эту возможность — его страстное желание отправить дочь на прогулку со своим гостем вызвало чуть ли не жалость. В чем тут было дело, Локридж не знал.

Сторм отказалась принять участие в поездке — к явному облегчению Аури. Девушка весьма и весьма побаивалась этой темноволосой женщины, державшейся особняком и проводившей столько времени в лесу в полном одиночестве. Сторм призналась Локриджу, что это нужно, помимо всего прочего, для утверждения в глазах племени ее маны; но создавалось впечатление, что она держится в стороне и от него тоже: за те полторы недели, что они провели в Авильдаро, он не слишком часто ее видел. Хотя он был настолько увлечен окружающим, что настоящей обиды не чувствовал, все же ее поведение нет-нет да напоминало ему, какая пропасть лежит между ними…

Солнце клонилось к горизонту. Локридж взмахнул веслом и направил челнок в сторону дома.

Они плыли на небольшой рыбачьей лодке из ивняка, обтянутого кожей, какие выходили за пределы Лимфьорда. Он уже успел побывать на охоте на тюленей в одной из этих лодок — опасное, кровавое занятие; команда гикала и пела, валяя дурака среди огромных серых волн. Гарпуном с костяным наконечником он действовал достаточно неуклюже и завоевал уважение лишь тогда, когда был поднят войлочный парус: управление не представляло трудности для человека, привыкшего к косому парусу и куда более сложной оснастке гоночной яхты двадцатого века. Лодка, в которой он был сегодня, представляла собой просто выдолбленный из ствола челнок с плетеным фальшбортом, — он требовал ненамного больше внимания, чем зеленая ветка, привязанная на носу, чтобы умилостивить богов воды.

Позади осталось болото — неподвижное и заросшее тростником, где роились утки, гуси, лебеди, аисты, цапли. Локридж вел лодку параллельно южному берегу бухты, зеленый склон которой золотился в длинных лучах заходящего солнца. Слева до самого горизонта мерцающим светом отливала водная гладь, тревожимая лишь одинокими кружащимися чайками да редким всплеском выпрыгнувшей из воды рыбы. Такая тишина была в воздухе, что эти далекие звуки доносились почти так же отчетливо, как плеск поднимающегося и опускающегося весла. Пахло землей и солью, лесом и водорослями.

Безоблачно-синий свод неба, постепенно темнеющий с приближением заката, раскинулся над головой сидевшей на носу Аури.

«Да, — подумал Локридж, — прекрасный день, но я рад избавиться от этих москитов! Ей они нисколько не мешают… что же, надо полагать, что они так часто кусают местных жителей, что у них выработался иммунитет».

Зуд, однако, был не так уж силен — равно как и зуд по недоступной сигарете. Неприятные ощущения компенсировались чувством жизни, которую он дает неподвижной воде взмахами своего весла, и возрождающейся упругости мышц. И, конечно, присутствием рядом красивой девушки.

— Тебе доставил удовольствие этот день? — спросила она застенчиво.

— О да, — ответил он. — Большое спасибо, что ты взяла меня с собой.

На ее лице отразилось крайнее удивление. Локридж вспомнил, что люди Тенил Оругарэй, подобно индейцам племени навахо, благодарили лишь за самые большие услуги; обычная же, повседневная помощь воспринималась как нечто самой собой разумеющееся. С помощью диаглоссы он бегло говорил на их языке, но не мог избавиться от укоренившихся привычек.

Краска залила ее лицо, шею и обнаженную юную грудь.

— Это я должна тебя благодарить, — прошептала она, опустив глаза.

Он оценивающе посмотрел на нее. Здесь не вели счет дням рождения, но Аури была такой тоненькой, в ее движениях было столько подкупающей игривости, что он думал — ей около пятнадцати. «В таком случае, — удивлялся он, — почему она до сих пор невинна? Другие девушки, замужние или нет, в еще более раннем возрасте наслаждались свободой самоанского типа».

Разумеется, ему и в голову не приходило ставить под угрозу свое положение здесь, связавшись с единственной оставшейся в живых дочкой хозяина дома, где он жил. Еще важнее была честь — и, конечно, стеснительность. Он уже отверг несколько предложений, исходивших от слишком, по его мнению, молодых: у них было достаточно старших сестер. Невинность Аури показалась ему нежным ветерком, прилетевшим с кустов боярышника, цветущего позади ее дома.

Надо признать, он испытывал некоторое искушение. Аури была очень хорошенькой: огромные голубые глаза, усыпанный веснушками курносый нос, мягкая линия рта, распущенные девичьи волосы, льняными волнами ниспадающие на плечи из-под венка из первоцвета. И она столько времени проводила в деревне рядом с ним, что было прямо неловко. Но тем не менее…

— Тебе не за что благодарить меня, Аури, — сказал Локридж. — Ты и твои близкие ко мне добры больше, чем я заслуживаю.

— О нет, есть за что, и много за что! — пылко возразила она. — Ты даешь мне счастье.

— Как это? Я ничего не сделал.

Она переплела пальцы и вновь опустила глаза. Объяснение было для нее таким трудным, что он пожалел, что задал вопрос, но не мог придумать, как ее остановить.

История была простая. У Тенил Оругарэй девственница считалась священной, неприкосновенной. Но когда она сама чувствовала, что время ее пришло, она называла мужчину, который должен был посвятить ее в женщины на празднике весеннего сева, — чувственный и жуткий обряд. Избранник Аури утонул в море за несколько дней до этого события. Ясно было, что Силы разгневаны, и Мудрая Женщина приняла решение, согласно которому Аури должна была не только пройти очищение, но и оставаться в одиночестве, пока проклятие не будет каким-либо образом снято. Это произошло больше года назад.

Это было серьезной проблемой для ее отца (или, во всяком случае, главы семьи: об отцовстве у Тенил Оругарэй можно было только гадать), а также, поскольку он был вождем, и для всего племени. Хотя в совете могли заседать лишь женщины, имеющие внуков, по существу оба пола пользовались одинаковыми правами, а наследование осуществлялось по материнской линии. Если Аури умрет бездетной, что станется с наследством? Что касается ее самой, то нельзя сказать, что ее открыто сторонились, но в течение целого горького года она почти совсем не принимала участия в общих делах.

Когда появились приезжие, принеся с собою невиданные чудесные вещи, некоторые из которых они преподнесли в качестве подарков, это сочли знамением. Мудрая Женщина разложила буковые щепки в полумраке своей хижины и подтвердила, что это действительно так. Великие и непознанные силы вселились в Сторм и ее (Ее?) Слугу Малькольма. Оказав честь дому Эхегона, они изгнали зло. Сегодня, когда Малькольм не побрезговал отправиться на эти вечно коварные воды вместе с Аури…

— Ты не можешь остаться? — с мольбой обратилась она к нему. — Если бы ты оказал мне честь следующей весной, я была бы… больше чем женщиной. Проклятие обернулось бы для меня благословением.

Щеки его горели.

— Мне очень жаль, — ответил он как можно мягче. — Но мы не можем ждать, нам нужно отправиться с первым же судном.

Она опустила голову, закусив губу своими белыми зубками.

— Но я непременно прослежу, чтобы запрет был снят, — пообещал он. — Завтра я побеседую с Мудрой Женщиной. С нею вместе, я уверен, мы найдем выход.

Аури смахнула слезу и неуверенно улыбнулась ему.

— Спасибо. Все-таки мне бы очень хотелось, чтобы ты мог остаться — или вернуться весной. Но если ты возвращаешь мне жизнь… — Она с трудом сдержала рыдания. — Нет слов, чтобы поблагодарить тебя за это.

Как просто стать богом.

Стараясь успокоить ее, он перевел разговор на хорошо знакомые ей предметы. Она так удивилась, что его интересует гончарное дело — оно считалось женским ремеслом, — что совершенно забыла о своих бедах, тем более что она считалась искусной в выделке красивой посуды, восхищавшей Локриджа. Это заставило ее вспомнить сбор янтаря.

— Когда после бури, — Аури прерывисто дышала, глаза ее горели, — мы всем народом выходим на дюны собирать то, что море выбрасывает на берег… О, это веселое время! А рыба, а устрицы, которых мы жарим! Почему бы тебе не вызвать бурю, пока ты здесь, а, Малькольм? Ты бы тоже повеселился. Я покажу тебе место, где чайки едят прямо из рук, мы будем плавать в бурунах, искать обломки и… и все остальное!

— Боюсь, что погода не в моей власти, — сказал Локридж. — Я всего лишь человек, Аури. Да, я владею кое-какими силами, но не слишком большими.

— Я думаю, ты можешь все.

— Ммм… этот янтарь. Вы ведь собираете его в основном на продажу, да?

Она кивнула светловолосой головой.

— Он нужен жителям внутренних районов, и народу, что живет за западным морем, и корабельщикам с юга.

— А кремневыми изделиями вы тоже торгуете? — Ответ ему был известен: он провел не один час, наблюдая за работой мастера. Осколки сыпались с его каменной наковальни на кожаный передник; искры, запах серы и густой звон ударов, — и вот под узловатыми старческими руками создается прекрасная форма… Локридж, однако, хотел поддержать легкую беседу. Так приятно было слышать смех Аури.

— Да, инструменты мы тоже продаем, но только во внутренние районы, — ответила она. — А если судно придет не в Авильдаро, а в другое место, можно мне будет поехать с тобой посмотреть?

— Ну… конечно. Если никто не будет против.

— Я бы хотела поехать с тобой на юг, — сказала она задумчиво.

Он представил ее на Критском невольничьем рынке, или — недоумевающую, растерявшуюся — в его собственном мире машин и вздохнул.

— Этого никак нельзя. Хотя мне очень жаль.

— Я знала это. — Голос ее был спокоен, в нем не было и следа жалости к самой себе. В неолите человек привычно принимал неизбежное. Даже долгая изоляция Аури под сенью обрушившегося на нее гнева богов не лишила ее способности радоваться.

Локридж посмотрел на девушку. Аури сидела, гибкая и загорелая, опустив руку в булькающую воду. Какая судьба ее ждет? История забудет клан Тенил Оругарэй; от него останется разве что несколько реликтов, извлеченных из болота; задолго до того она обратится в прах, а когда не станет ее внуков — если она проживет достаточно долго, чтобы их иметь, в этом мире диких зверей и не менее диких людей, бурь, наводнений, неизлечимых болезней и неумолимых богов, — навсегда угаснет последняя память о ее нежности.

Он увидел перед собой оставшиеся несколько лет ее юности, когда она сможет обогнать оленя и провести целую летнюю ночь в поцелуях; детей, следующих нескончаемым потоком: так много их умирало, что каждая женщина должна была рожать как можно чаще, чтобы не вымерло само племя; он увидел ее в зрелые годы, почитаемой в качестве хозяйки дома вождя, видящей, как вырастают сыновья и дочери, а ее собственные силы угасают; наконец, в возрасте, когда она отдает совету накопленную мудрость, а ее мир суживается слепотой, глухотой, выпадением зубов, ревматизмом, артритом, и единственное время, остающееся ей, — в полузабытом прошлом; наконец, последний образ — съежившаяся и чужая, отправляется она в последний путь через отверстие в крыше усыпальницы, означающее новое рождение; в течение нескольких лет — жертвоприношения перед гробницей и невольная дрожь по ночам, когда снаружи скулит ветер: ведь, может быть, это ее дух вернулся; и — темнота.

Он увидел ее через четыре тысячи лет, четырьмя тысячами миль западнее: вот она склонилась за тесной школьной партой; затянувшееся отрочество, скука и бессмысленность, возбуждение и разочарование; замужество или несколько замужеств — жизнь с человеком, чье дело — продавать то, что никому не нужно, чего никто не желает, жизнь с закладными и жестким ежедневным расписанием; принесение в жертву всего своего существования, кроме двух недель в году, ради покупки всяких дурацких устройств и выплаты налогов; дым, пыль и отравляющие вещества, которыми приходится дышать; вот она сидит в машине, за карточным столом, в косметическом кабинете, перед экраном телевизора, — ей еще нет двадцати, но тело уже утратило гибкость, во рту гнилые зубы; жизнь в стране — оплоте свободы, среди самой могучей нации из существовавших на земле, пока она пыталась освободиться из-под власти тиранов и варваров; жизнь под страхом рака, инфаркта, психических заболеваний и заключительного ядерного пожара…

Локридж отогнал видение. Он знал, что несправедлив к своей эпохе, — да и к этой тоже. В некоторых местах жизнь была тяжелее физически, в других — в духовном плане; и там и тут она иногда погибала. В лучшем случае боги даровали лишь малую толику счастья, все остальное было просто существованием. В целом Локридж не думал, что они были к здешним людям менее благосклонны, чем к нему. И именно здесь было место Аури.

— Ты много думаешь, — сказала она робко.

Он вздрогнул и забыл сделать гребок. Весло повисло над водой. Блестя в горизонтальных лучах заходящего солнца, с него стекали прозрачные капли.

— Да нет, — отозвался он. — Просто мысли блуждают.

Опять он не так выразился. Дух, блуждающий в мыслях или во сне, может посещать удивительные, таинственные сферы. Аури посмотрела на него с благоговением.

Прошло несколько минут. Тишина нарушалась только разрезающим воду челноком да далеким криком возвращающихся гусей.

— Можно я буду звать тебя Рысью? — вдруг тихо спросила Аури.

Локридж заморгал в недоумении.

— Я не понимаю твоего имени — Малькольм, — объяснила она. — Значит, это сильная магия, слишком сильная для меня. Но ты похож на большую золотую рысь.

— Ну что ж… — Это было очень по-детски, но он был тронут. — Если хочешь. А вот для тебя, мне кажется, ничего лучше Пера Цветка не придумаешь.

Аури покраснела. Они замолчали и поплыли дальше в тишине.

Постепенно Локридж начал сознавать, что тишина окружает их слишком уж долго. Обычно так близко от деревни слышалось множество разных звуков: крики играющих детей, приветственные возгласы приближающихся к берегу рыбаков, пересуды домохозяек; иногда — победная песня охотников, подстреливших лося. Но они уже повернули направо, Локридж греб между сужающихся берегов бухточки, но не слышалось ни одного человеческого голоса. Он взглянул на Аури: возможно, она знает, в чем дело? Она сидела, подперев рукой подбородок, и смотрела на него, ничего кругом не замечая. У Локриджа не хватило духу заговорить; вместо этого он поплыл вперед — быстро, как только мог.

Показалась Авильдаро — крытые дерном мазанки на фоне древней рощи, сгрудившиеся вокруг Длинного Дома церемоний — роскошного, по сравнению с хижинами, строения из дерева, кирпича и торфа. Рыбацкие лодки были вытащены на берег, там же сохли растянутые на кольях сети. В стороне, в нескольких сотнях ярдов, располагалась помойка. Люди Тенил Оругарэй уже не жили, в отличие от своих предков, непосредственно у подножия этой горы раковин, костей и прочих отбросов, но они сносили туда требуху, которой кормились полуприрученные свиньи, поэтому над площадкой роились тучи мух.

Аури вышла из оцепенения и нахмурилась.

— Никого нет! — воскликнула она.

— Кто-нибудь должен быть в Длинном Доме, — предположил Локридж. Из отдушины в крыше вился дымок. — Надо посмотреть. — Он был рад, что на боку у него висит «уэбли».

С помощью девушки он вытащил челнок на берег и привязал его. Держась за руки, они вошли в деревню. Вечерние тени заполнили проходы между хижинами; внезапно потянуло холодом.

— Что это значит? — В голосе Аури звучала мольба.

— Если и ты не знаешь… — Он ускорил шаг.

Из зала собраний явственно слышались голоса. Двое юношей стояли на страже снаружи.

— Они здесь! — крикнул один из них; копья опустились перед Локриджем.

Вместе с Аури он прошел через завешенную шкурами дверь. Некоторое время понадобилось, чтобы глаза привыкли к темноте. Окон в помещении не было. Дым щипал глаза — огонь в центральном очаге считался священным, ему никогда не давали погаснуть. (Подобно большинству примитивных традиций, это имело и практический смысл: разжигание огня было до изобретения спичек непростым делом, а здесь любой мог, если понадобится, запалить головню.) Его разжигали, вороша угли, покуда не начинали плясать, треща, языки пламени, отбрасывающие беспокойные отсветы на закопченные стены и столбы, украшенные грубо вытесанными магическими символами. Внутри Длинного Дома столпились все жители деревни — около четырехсот мужчин, женщин и детей сидели на корточках на земляном полу, невнятно слышались их голоса.

Эхегон и его главные советники стояли у огня вместе со Сторм. Увидев ее высокую, величественную фигуру, Локридж забыл об Аури и подошел к ней.

— Что случилось? — спросил он.

— Ютоазы идут, — ответила Сторм.

В течение минуты он вбирал связанную с этим названием информацию, которую смогла предоставить ему диаглосса. Племена Боевого Топора образовывали вытянутый к северу край той огромной волны — скорее, культурной, нежели расовой, — которая распространялась от Южной Руси в течение последних одного-двух столетий. Они продвигались вперед, повсюду сокрушая цивилизации: Индия, Крит, Хетты, Греция — никто не устоял перед этими воинами, и их язык, религия, образ жизни изменили облик всей Европы. Но в Скандинавии с ее редким населением до сих пор удавалось избежать крупных столкновений между местными охотниками, рыбаками и крестьянами и пришельцами — разъезжающими на колесницах кочевниками.

Тем не менее до Авильдаро доходили слухи о кровавых столкновениях на востоке.

Эхегон на секунду прижал Аури к своей груди.

— Я не особенно боялся за тебя, поскольку ты под защитой Малькольма, — сказал он, — но я благодарю Ее за то, что вы вернулись. — Он повернулся к Локриджу своим бородатым, с резкими чертами лицом.

— Сегодня, — продолжал он, — люди, которые охотились в южной стороне, вернулись домой с известием, что ютоазы движутся на нас и завтра будут здесь. Это чисто военный отряд, только вооруженные воины, а Авильдаро — первая деревня на их пути. Чем оскорбили мы их богов?

Локридж взглянул на Сторм.

— Что ж, — сказал он по-английски, — мне, честно говоря, очень не хотелось бы применять наше оружие против этих бедолаг, но если придется…

— Нет, — покачала она головой. — Выброс энергии могут засечь. Или, во всяком случае, агенты Патруля могут прослышать об этом, и у них возникнут подозрения. Нам лучше всего укрыться в другом месте.

— Что? Но ведь…

— Не забывай, — сказала Сторм, — что время неизменяемо. Раз это селение существует через сто лет, значит, вполне вероятно, что местные жители завтра отобьют нападение.

Он не мог оторваться от ее взгляда; однако Аури тоже смотрела на него, и Эхегон, и рыбаки, с которыми он вместе выходил в море, и подружки, и кузнец, делавший кремневое оружие, — все они не сводили с него глаз. Локридж решительно расправил плечи.

— А может и нет, — возразил он. — Может, они в будущем — просто прислужники победителей, или станут ими, если б не мы. Я остаюсь.

— Ты смеешь… — Сторм осеклась. Несколько мгновений она стояла — неподвижная и напряженная. Потом улыбнулась, протянула руку и потрепала его по щеке.

— Я должна была знать, — сказала она. — Хорошо. Я тоже остаюсь.

ГЛАВА VII

Они шли на запад по лугам, оставляя слева дубовый лес; жители Авильдаро вышли им навстречу. В общей сложности их было человек сто — десяток колесниц, остальные двигались пешком, — не больше, чем защитников деревни. Локридж смотрел на войско противника, щурясь в блеске полуденного солнца, и с трудом мог поверить, что перед ним те самые внушающие ужас воины Боевого Топора.

По мере их приближения он сосредоточил внимание на одном из них, казавшемся типичным. Своим телосложением воин не слишком отличался от людей Тенил Оругарэй — разве что был несколько меньше ростом и более коренастым; волосы его были заплетены в косу, борода раздвоена; лицо с резкими чертами и крючковатым носом — скорее центральноевропейского, чем славянского типа. На нем была короткая куртка и кожаная юбка до колен с выжженным символом клана; он держал круглый щит из буйволовой кожи с изображенной на нем свастикой; оружием ему служили кремневый кинжал и красиво отделанный каменный топор. Губы его были плотоядно раздвинуты в нетерпеливой усмешке.

Колесница, которую он сопровождал, представляла собой легкую двухколесную повозку из дерева и прутьев, запряженную четырьмя косматыми лошадками. Правил ими юноша, невооруженный и в одной лишь набедренной повязке. Позади него стоял его хозяин — видимо, вождь, ростом выше многих, он размахивал топором, длинным и тяжелым, словно алебарда; рядом с ним были укреплены два готовых к бою копья. На вожде были шлем, латы и наколенники из армированной кожи; на поясе висел короткий бронзовый меч, на плечах развевался выцветший плащ из выделанного на юге полотна; под косматой бородой сверкало массивное золотое ожерелье.

Таковы были ютоазы.

Завидев неровный строй жителей рыбацкой деревни, они замедлили движение. Затем вождь на передней колеснице протрубил в бычий рог, отряд разразился боевым кличем, похожим на волчий вой, и кони перешли в галоп. Подскакивая и раскачиваясь, мчались за лошадьми повозки, вприпрыжку неслись пешие воины, гремели топоры, ударяя по туго, как на барабане, натянутой коже щитов.

Эхегон с мольбой посмотрел на Сторм и Локриджа:

— Пора?

— Еще немного. Пусть подкатятся поближе, — Сторм вглядывалась, прикрыв глаза ладонью, — что-то тут не так — вон тот, в задних рядах… из-за других не вижу…

Локридж ощущал, как растет позади него напряжение: шумное дыхание и шепот, шарканье переступающих ног, острый запах пота. Люди, вышедшие защищать свои жилища, не были трусами. Однако враг был специально оснащен и обучен для сражений; даже ему, человеку из двадцатого века, знакомому с танками, атака колесниц казалась все ужаснее по мере того, как они вырастали перед ними.

Он поднял ружье и прижался щекой к прохладной и твердой ложе. Сторм неохотно разрешила использовать сегодня оружие из времени Локриджа. И, возможно, знание того, что им предстоит увидеть стреляющие молнии — пусть даже на их стороне, — подвергало мужество людей Тенил Оругарэй еще большему испытанию.

— Лучше позволь мне начать стрелять, — сказал Локридж по-английски.

— Подожди! — Голос Сторм прозвучал так резво, перекрыв окружающий гвалт, что он обернулся к ней. Ее кошачьи глаза сузились, обнажились зубы; ее рука лежала на энергопистолете, которым, по ее словам, она не собиралась пользоваться. — Я должна сперва увидеть того человека.

Воин на колеснице поднял и вновь опустил топор.

Лучники и пращники в задних рядах ютоазов остановились; оружие показалось в их руках; камни и стрелы с кремневыми наконечниками со свистом полетели в сторону прибрежных жителей.

— Огонь! — заревел Эхегон. В этом не было нужды: одновременно с возмущенным рычанием с передней линии его войска разрозненным залпом полетели стрелы.

На таком расстоянии они не причинили противнику никакого вреда. Локридж видел, как две-три стрелы ударились о щиты, остальные вообще не достигли цели. Но ютоазы мчались во весь опор — до столкновения оставалось, вероятно, не больше минуты. Уже можно было различить раздувающиеся ноздри и белки глаз передних лошадей; Локридж хорошо видел развевающиеся гривы, вспыхивающие на солнце кнуты, безбородого кучера и дикую усмешку, раздвинувшую торчащую позади него бороду вождя; сверкал поднятый топор с блестящим, словно металл, каменным острием.

— К черту все! — закричал он. — Я хочу, чтоб они знали, от чьей руки погибли!

Он взял вождя на прицел и спустил курок. Сильная отдача несколько охладила его пыл. Звук выстрела потерялся в криках, топоте копыт, скрипе осей и грохоте колес. Однако воин, служивший мишенью, широко раскинул руки и упал на землю. Его «алебарда», описав дугу, последовала за ним. Трава скрыла ютоаза вместе с его оружием.

Юноша-возница осадил лошадей — видно было, что он до смерти напутан. Локридж сразу сообразил, что нет необходимости убивать людей, повернулся и занялся следующей упряжкой. Бах! Бах! Достаточно по одной лошади из упряжки, чтобы вывести повозку из строя. Камень со звоном отскочил от дула ружья. Но вторая колесница перевернулась — упряжь спуталась, гребень сломался, разбилось колесо. Оставшиеся в живых лошади пятились и испуганно ржали.

Локридж заметил, что ряды нападавших дрогнули. Остановить еще пару боевых колесниц, и завоеватели разбегутся. Он шагнул вперед, чтобы иметь хороший обзор, — волнение заставило его забыть о стрелах. Солнечные блики играли на металлическом стволе ружья.

И тут в него ударило само солнце.

В мозгу Локриджа прогремел взрыв. Ослепленный, разбитый вдребезги, он погрузился в ночь.

Сознание возвращалось с потоком страдания. Перед глазами все еще плясали пятна света. Сквозь крики, ржание, грохот и гул он услышал громкий клич:

— Вперед, ютоазы! Вперед с Небесным Отцом!

Призыв прозвучал на языке, известном диаглоссе, но не на том, на котором говорили люди Тенил Оругарэй.

Локридж неуклюже поднялся на четвереньки. Первое, что он увидел, было валявшееся на земле его наполовину расплавившееся ружье. Видимо, на это разрушительное действие ушла большая часть лучевой энергии: патроны в обойме не взорвались, сам он отделался сильными ожогами лица и груди. Но внутри все горело. Трудно было думать.

Рядом лежал мертвый. Его лицо было месивом обгорелых костей и мяса, но по медному браслету на руке можно было узнать Эхегона.

Сторм стояла поблизости, достав собственное оружие, чтобы соорудить энергозащиту. Вокруг нее всеми цветами радуги переливались короткие вспышки пламени. Вражеский луч пробежал мимо и скосил троих молодых людей, вместе с которыми Локридж не так давно охотился на тюленей.

Страшен был рев ютоазов, когда они, прокравшись сокрушительной волной, смяли защитников деревни. Локридж увидел, как один из сыновей Эхегона — нельзя было не узнать эти черты лица, это упорство — выставил и упер в землю копье, будто на него неслись не лошади, а дикий кабан. Колесница с грохотом пронеслась мимо. Стоявший в ней воин с поразительной ловкостью взмахнул топором. Брызнул раскроенный мозг; сын Эхегона упал рядом со своим отцом. Ютоаз торжествующе заухал, нанес удар топором по другую сторону повозки — кому, Локридж не видел, — метнул копье в одного из лучников и умчался.

Охваченные паникой, жители деревни с воплями бежали со всех сторон к лесу. Дальше их не преследовали: ютоазы, чьи боги-покровители обитали на небе, не любили полумрака и шорохов леса. Они повернули назад, чтобы добить и скальпировать раненых врагов.

Одна из колесниц летела прямо на Сторм, которая сейчас напоминала львицу, готовящуюся к прыжку в мерцающем энергетическом поле; Локриджу в его полусознательном, бредовом состоянии казалось, что перед ним оживают сцены из мифологии. А ведь у него еще остался «уэбли»… Он нащупал его, но, не успев достать, потерял сознание. Последнее, что он видел, был человек, стоявший в повозке позади кучера, — это был не ютоаз, а мужчина без бороды и с белой кожей, очень большого роста, в черном плаще с капюшоном, хлопающим у него за спиной, словно крылья…

***

Локридж просыпался медленно. Он лежал на земле, и какое-то время ему было достаточно сознания того, что он не чувствует боли.

Постепенно, отрывками он вспомнил о том, что произошло… Услышав женский крик, он наконец открыл глаза и сел.

Солнце уже зашло, но сквозь дверной проем хижины, где он находился, за линией берега и отливающим кровью Лимфьордом он видел еще освещенные облака. Из единственной комнаты все было вынесено, а вход был закрыт ветками, переплетенными ремнями и прикрепленными к дверному косяку. Снаружи у входа стояли двое ютоазов. Один из них постоянно заглядывал внутрь, дотрагиваясь до веточки омелы, защищающей от колдовства. Его напарник с завистью следил за двумя воинами, гнавшими вдоль берега нескольких коров. Повсюду вокруг царила суматоха, слышались крики и хриплый мужской хохот, стук лошадиных копыт и скрип колес; побежденные же в это время оплакивали свое горе.

— Как ты себя чувствуешь, Малькольм?

Локридж повернул голову. Рядом с ним стояла на коленях Сторм Дарроуэй. Ее фигура почти не выделялась среди других теней во мраке хижины, но он уловил аромат ее волос, ощутил мягкое прикосновение ее рук; никогда еще он не слышал в ее голосе такой тревоги.

— Жив… как будто. — Он потрогал пальцами лицо и грудь — они были смазаны каким-то жиром. — Не болит. Я… Правду сказать, я чувствую себя отдохнувшим.

— Тебе повезло, что у Брэнна были с собой противошоковые средства и ферментативная мазь и что он захотел спасти тебя, — сказала Сторм. — Твои ожоги совсем заживут к завтрашнему дню. — Она помолчала и добавила: — Так что мне тоже повезло. — Она произнесла это таким тоном, что можно было подумать, что говорит Аури.

— Что происходит там, снаружи?

— Ютоазы грабят Авильдаро.

— Женщины… дети… Нет! — Локридж попытался встать, но Сторм заставила его опуститься.

— Побереги силы.

— Но эти дьяволы…

— В настоящий момент, — сказала Сторм с долей прежней резкости в голосе, — твои подружки не слишком страдают. Вспомни местные нравы. — Ее тон опять стал сочувственным. — Но, конечно, они оплакивают тех, кого любят, мертвых или убежавших, а сами они будут рабынями… Нет-нет, погоди! Это тебе не Юг. Жизнь рабыни у варваров не так уж отличается от жизни самого варвара. Она страдает, да, — от неволи, от тоски по дому, от того, что никакая женщина у индоевропейцев не пользуется таким уважением, каким она пользовалась здесь. Но прибереги свою жалость на будущее. Мы с тобой находимся в куда худшем положении, нем твоя вчерашняя юная спутница.

— Ну ладно, — сдался он. — Почему у нас ничего не вышло?

Она передвинулась, села перед ним на пол, обхватила руками колени и со свистом выдохнула сквозь сжатые губы.

— Я оказалась слоггом, — сказала она с горечью. — Мне и в голову не пришло, что Брэнн может появиться в этом веке. Он и организовал нападение, это совершенно ясно.

В ее словах чувствовалось напряжение и боль самообвинения.

— Ты не могла этого знать, — сказал Локридж и протянул к ней руки.

— Для Хранителя, который терпит неудачу, нет оправданий. — Голос ее был холоден как лед. — Есть только неудача.

Это был кодекс той службы, чью форму он надел, и, вероятно, поэтому ему внезапно показалось, что он понимает ее, и они стали одним целым. Он прижал ее к себе, как мог прижать сестру в ее горе, она положила голову ему на плечо и прильнула к нему.

Вскоре темнота стала почти полной. Она мягко высвободилась из его объятий и выдохнула:

— Спасибо.

Теперь они сидели рядом, взявшись за руки.

— Ты должен понять, что число принимающих участие в этой войне во времени невелико. — Она говорила быстрым шепотом. — С теми силами, которыми может пользоваться один человек, оно не может быть большим. Брэнн — это… у вас нет такого слова. Центральная фигура. Хотя он сам должен принимать участие в сражении, потому что так мало людей, способных на это, — он командующий, он принимает решения, сотрясающие планету, он… король. А я — такая же крупная добыча. И я — в его руках.

— Я не знаю, как он узнал, где я, — продолжала Сторм. — Просто не представляю. Если он не смог найти меня в твоем столетии, то как он сумел выследить меня здесь, в этой забытой эпохе? Это пугает меня, Малькольм. — Ладонь, крепко сжимавшая его руку, была совсем холодной. — Какое искривление произвел он в самом времени?

— Он здесь один. Но больше никого и не требовалось. Думаю, что он вышел из туннеля, но дольменом раньше нас, разыскивал людей Боевого Топора и стал их богом. Это было нетрудно. Все пришествие индоевропейцев, поклоняющихся Диаушу Питару, Небесному Отцу, Солнцу, — гуртовщиков, оружейников, воинов на колесницах и без них, людей с умелыми руками и безудержными мечтами, чьи жены — прислужницы, а дети — собственность, — все это организовано Патрулем. Понимаешь? Завоеватели — разрушители древней цивилизации, старой веры; они — предки людей механической эпохи. Ютоазы принадлежат Брэнну. Ему достаточно появиться среди них, как мне достаточно появиться в Авильдаро или на Крите, и они уже будут смутно понимать, кто он такой, и он будет знать, как ими управлять.

— Каким-то образом ему стало известно, что мы здесь, — продолжала она. — Он мог бы выступить против нас со всеми своими силами. Но это могло бы встревожить наших агентов, которые еще сильны в этом тысячелетии, и привести к неконтролируемым событиям. Вместо этого он дал указание ютоазам напасть на Авильдаро, поклявшись, что солнце и молния будут сражаться на их стороне, и он сдержал слово.

— Победив, — Локридж почувствовал, как она передернулась, — он пошлет за определенными людьми из своих и за всем, что ему еще понадобится, чтобы подвергнуть меня обработке.

Он крепко обнял ее.

— Слушай, — лихорадочно зашептала она ему в ухо, — вдруг у тебя появится возможность спастись — как знать? Книга времени была написана, когда произошел направленный наружу взрыв Вселенной; но мы еще не перевернули страницу. Брэнн примет тебя за простого наемника. Возможно, он не сочтет тебя опасным. Если сможешь… если удастся… двигайся по коридору в сторону будущего. Найди господина Йеспера Фледелиуса — в Виборге, в гостинице «Золотой Лев», в канун Дня Всех Святых в любом из годов от 1521 до 1541. Можешь это запомнить? Он один из нас. Если только ты найдешь его, то возможно, возможно…

— Да. Конечно. Если. — Локриджу не хотелось больше говорить. Пусть объяснит все через час-другой. А сейчас она так одинока… Он положил свободную руку ей на плечо. Подвинувшись, так что его рука соскользнула вниз, она прижалась губами к его губам.

— Мне недолго осталось жить, — прошептала она, задыхаясь. — Пользуйся тем, что у меня есть. Дай мне утешение, Малькольм.

«Сторм, о Сторм!» — только и мог подумать Локридж. Он ответил на ее поцелуй, утонул лицом в волнах ее волос. И не было больше ничего — лишь темнота и она.

Свет факела упал сквозь решетку. Взметнулось копье.

— Выходи! — рявкнул охранник. — Ты, мужик. Он желает тебя видеть.

ГЛАВА VIII

Патрульный Брэнн сидел в одиночестве в Длинном Доме. Священный огонь погас, но свет, исходивший из кристаллического шара, падал на медвежью шкуру, покрывавшую возвышение, на котором он расположился. Воины, которые привели Локриджа, преклонили колени в благоговейном ужасе.

— О, наш Бог, — сказал их дородный рыжий начальник. — Мы привели колдуна по твоему приказанию.

— Хорошо, — кивнул Брэнн. — Подождите в углу.

Четверо воинов отсалютовали томагавками и отошли за пределы освещенного круга. Их факел шипел, отбрасывая красные и желтые искры, в свете которых их обветренные лица были едва различимы. Молчание затянулось.

— Садись, если хочешь, — мягко сказал Брэнн по-английски. — Нам нужно о многом поговорить, Малькольм Локридж.

Откуда он узнал его полное имя?

Американец остался стоять, поскольку иначе ему пришлось бы сесть рядом с Брэнном, и внимательно оглядел его. Так вот он, враг.

Патрульный успел снять плащ; он оказался худым и мускулистым, почти семи футов ростом; на нем был облегающий черный костюм — такие Локридж уже видел в подземном коридоре. У него была очень белая кожа, руки изысканной формы, лицо… пожалуй, красивое: узкое, с прямым носом; холодное совершенство линий. Следов бороды не было, густые волосы были коротко подстрижены и напоминали соболиную шапку. Глаза отливали сталью.

— Что ж, можешь постоять. — Он улыбнулся и указал на бутылку и два тонких, изящных бокала, стоявшие рядом с ним. — Выпьешь? Это бургундское 2012 года. То был чудесный год.

— Нет, — отказался Локридж.

Брэнн пожал плечами, налил себе и отпил.

— Я вовсе не желаю тебе зла.

— Ты его уже достаточно причинил, — огрызнулся американец.

— Это, безусловно, прискорбно. Но если человек прожил всю жизнь с концепцией необратимости, неизменяемости времени, видел вещи куда страшнее, чем сегодня, да не один, а множество раз; если сам подвергался такому же риску — что проку в сентиментальности? Если уж на то пошло, Локридж, ты сам сегодня убил человека, чьи жены и дети будут оплакивать его.

— Так ведь он же хотел убить меня!

— Верно. Но он не был дурным человеком. Он управлял своими родными и иждивенцами как мог лучше, достойно вел себя с друзьями и не стремился быть особенно жестоким с врагами. По пути сюда ты проходил через деревню. Если честно: ты ведь не видел ни убийств, ни пыток, ни избиений, ни поджогов, — скажи, не видел? В целом, в ближайшие века эта последняя волна иммигрантов будет смешиваться с местным населением довольно мирно. Сегодняшняя потасовка — в некотором роде исключение. Гораздо чаще — во всяком случае, в Северной Европе, если не на юге и востоке — пришельцы будут занимать господствующее положение просто благодаря тому, что их обычаи более подходящи для приближающегося бронзового века. Они более мобильны, их горизонты шире, они лучше умеют защищаться. Поэтому аборигены станут подражать им. Ты и сам сформировался не без их влияния, и многое из того, что тебе дорого, подверглось этому воздействию.

— Это все слова, — сказал Локридж. — А то, что благодаря тебе они напали на нас, — это факт. Ты убил моих друзей.

— Не я, — покачал головой Брэнн. — Это Кориока.

— Кто?

— Эта женщина. Каким именем она назвалась?

Локридж заколебался. Однако он не видел смысла упрямиться по пустякам.

— Сторм Дарроуэй.

Брэнн беззвучно рассмеялся.

— Вполне подходяще. Она всегда любила показуху. Прекрасно, если хочешь, будем называть ее Сторм. — Он поставил свой бокал и наклонился вперед. Черты его вытянутого лица посуровели. — Появившись в этой деревне, она принесла горе ее жителям. И она знала, чем это грозит. Ты серьезно думаешь, что ее хоть каплю волновало, что может произойти, — с ними или с тобой? Нет, мой друг, нет, вы были просто пешками в очень большой и очень давней игре. Она формировала целые цивилизации и отбрасывала их, когда они больше не были нужны для осуществления ее замыслов, так же спокойно, как ты отбросил бы сломанный инструмент. Что ей горстка дикарей из каменного века?

— Заткнись! — заорал Локридж, сжав кулаки.

Стоявшие в тени ютоазы заволновались и заворчали. Брэнн дал им знак оставаться на месте, однако держал руку на широком, медного цвета поясе, где висел энергопистолет.

— Как видно, она и впрямь производит громадное впечатление, — пробормотал он. — Она, разумеется, сказала тебе, что ее Хранители сражаются за абсолютное добро, а мои Патрульные — за абсолютное зло. Опровержений ты слушать не хочешь. Но подумай сам, парень: разве когда-нибудь так бывало?

— Было в мое собственное время, — возразил Локридж. — Например, нацисты. — Брэнн насмешливо поднял брови, и он поспешил добавить неуверенным голосом: — Я не утверждаю, что союзники были святыми. Но, черт побери, выбор был ясен.

— Где у тебя доказательства, кроме слова Сторм, что в войне, идущей во времени, сложилась аналогичная ситуация? — спросил Брэнн.

Локридж нервно сглотнул. Ночь, казалось, смыкается вокруг него — мрак, и сырость, и далекие неразличимые лесные звуки. Он вдруг остро ощутил свое одиночество и, чтобы прогнать это чувство, до боли сжал челюсти.

— Послушай, — очень серьезно сказал Брэнн, — я не утверждаю, что мы, Патрульные, — образцы добродетели. Эта война не менее безжалостна, чем любая из прошлых войн; это война между философиями; две стороны, принимающие в ней участие, формируют само прошлое, их породившее. Подумай, прошу тебя. Наука, которая дает людям возможность лететь на Луну и еще дальше, освобождает их от тяжкого труда и спасает от голода, помогает вылечить ребенка, погибающего от дифтерита, — это зло? Конституция Соединенных Штатов — зло? Это что, зло, если человек использует свой разум — то, чем он отличается от животных, — и старается обуздать в себе зверя? А если нет, то откуда все это появляется? Какой взгляд на жизнь, какой образ жизни нужны для создания этого?

— Только не путь Хранителей! Неужели ты и вправду думаешь, что эта направленная к земле, полная заговоров и заклинаний, основанная на животном инстинкте, разнузданная вера в Богиню сможет когда-нибудь подняться над собой? Тебе хотелось бы, чтоб она возродилась в будущем? В мою эпоху это, знаешь ли, произошло. А потом, подобно змее, кусающей свой хвост, она вернулась назад, чтобы морочить и пугать людей в этом смутном прошлом, пока они не станут ползать на брюхе перед Ней. О, они в некотором роде могут быть счастливы: воздействие на них не так уж сильно. Но погоди, пока увидишь ужас настоящего правления Хранителей!

Подумай — это всего лишь маленький археологический штрих: местные жители хоронят своих мертвых в общих могилах. А культура Боевого Топора предоставляет каждому отдельную. Это тебе что-нибудь говорит?

На какое-то мгновение Локриджу вспомнилось, как его дед рассказывал ему об индейских воинах. Он всегда сочувствовал индейцам, но если бы он мог переписать по-ново историю, стал бы он это делать?

Локридж отогнал тревожную мысль, выпрямился и сказал:

— Я выбрал сторону Сторм Дарроуэй и не стану менять решения.

— А может, это она выбрала тебя? — мягко спросил Брэнн. — Как вы с ней встретились?

Локридж сперва не собирался говорить ни слова. Один Бог знает, каким вражеским целям это может послужить. Однако — что же, Брэнн вел себя совсем не как негодяй. А если удастся его успокоить, он, может быть, мягче обойдется со Сторм. Да так или иначе, какое значение могут иметь детали его вербовки? Локридж кратко рассказал. Брэнн задал несколько вопросов. Прежде чем Локридж понял, что происходит, он уже сидел рядом с Патрульным, держа в руке бокал, и рассказывал обо всем.

— Ага, так, значит. — Брэнн кивнул. — Любопытно. Хотя ничего необычного. Обе стороны используют в своих операциях коренных жителей. Это одна из практических причин, которые вызывают все эти манипуляции с культурами и религиями. Однако у тебя, кажется, незаурядные способности. Мне хотелось бы, чтоб ты был моим союзником.

— Этого не будет, — ответил Локридж менее решительно, чем собирался.

Брэнн искоса взглянул на него.

— Не будет? Может и нет. Но расскажи-ка ты мне, как Сторм Дарроуэй доставала деньги в вашей эпохе?

— Грабежом, — вынужден был признать Локридж. — Настраивала пистолет на оглушение. У нее не было выбора. Вы вели войну.

Брэнн достал свой пистолет и повертел его в руках.

— Может, тебе будет интересно узнать, — сказал он безразличным тоном, — что это оружие не может быть установлено на мощность ниже смертельной.

Локридж вскочил, уронив бокал. Он не разбился, но вино растеклось по полу, точно кровь.

— Правда, зато оно может дезинтегрировать труп, — добавил Брэнн.

Локридж выбросил вперед кулак, целясь ему в зубы, но Брэнн увернулся, отпрыгнул в сторону и направил на него пистолет.

— Полегче! — предупредил он.

— Ты врешь, — проговорил Локридж, задыхаясь от ярости.

— Если я когда-нибудь смогу тебе доверять, с удовольствием дам тебе самому его испытать, — сказал Брэнн. — А пока пошевели мозгами. Мне кое-что известно о двадцатом веке — не только благодаря диаглоссе, но и благодаря тому, что я несколько месяцев провел, охотясь за своим противником, — я знал, что ей удалось скрыться. По твоим словам — спокойно, я сказал! — по твоим словам, Локридж, у нее были тысячи долларов. Скольких прохожих пришлось ей оглушить, чтобы очистить их кошельки, прежде чем она набрала эту сумму? Разве волна таких ограблений, когда люди один за другим приходят в сознание после загадочного обморока, не стала бы сенсацией года? Разве не стала бы? Но в газетах не было ни слова.

С другой стороны, исчезновения — вещь весьма распространенная, и если человек пропадает без вести, то сообщение об этом появляется разве что на последней странице местных газет… Подожди. Я не говорил, что она никогда не пользовалась пистолетом, чтобы ограбить ночью пустой дом, а потом поджечь его, чтоб замести следы, — хотя и странно, что она не сказала тебе, что это и был ее modus operandi [Способ действия (лат.).]. Но я представляю тебе доказательства того, что она, может, и не сознательная преступница, может, просто безжалостная. В конце концов, она ведь богиня. Что смертные для нее, бессмертной?

Локридж с шумом втянул воздух. Его била непроизвольная дрожь, похолодели конечности и пересохло во рту.

— У тебя преимущество передо мной, — с усилием выговорил он. — Но я ухожу. Я не обязан больше слушать.

— Не обязан, — согласился Брэнн. — Думаю, лучше всего, если правда будет открываться тебе постепенно. Ты человек, который умеет хранить верность. Поэтому я и думаю, что ты можешь оказаться ценным, когда решишь, кому в действительности нужно эту верность хранить.

Злобно огрызнувшись, Локридж резко повернулся и шагнул к двери. Ютоазы сразу подбежали и окружили его.

— К твоему сведению, — бросил Брэнн ему вслед, — ты все-таки перейдешь на другую сторону. Как, ты полагаешь, мне стало известно о коридоре Хранителей в Америке и о том, что Сторм удрала в эту эпоху? Откуда, ты думаешь, я знаю твое имя? Ты отправился в мое время, туда, где находился я, Локридж, и предупредил меня!

— Врешь! — завопил он и выбежал из дома.

Сильные руки заставили его остановиться. Он долго стоял и громко ругался.

Наконец спокойствие частично вернулось к нему. Локридж огляделся вокруг, словно ища новую опору для своего пошатнувшегося мира. В Авильдаро было пусто и тихо. Женщин и детей, не ушедших в лес со стариками и старухами, которых победители с пренебрежением отпустили, согнали вокруг мерцающих на лугу костров. Оттуда доносилось грустное мычание захваченных коров; еще дальше слышалось кваканье лягушек. Дома казались черными пятнами с мохнатыми шапками крыш; за домами поблескивала вода, позади шелестела роща, над ними раскинулось великолепное звездное небо. Воздух был прохладным и влажным.

— Непросто это — разговаривать с богом, а? — посочувствовал рыжий начальник охраны.

Локридж фыркнул и направился в сторону хижины, где была Сторм. Ютоаз остановил его.

— Стой, колдун. Бог сказал, что тебе нельзя ее больше видеть, а то могут быть неприятности.

В своем буйном возбуждении Локридж пропустил эти слова Брэнна мимо ушей.

— И еще он сказал, что отобрал у тебя колдовскую силу, — добавил воин. — Так что почему бы тебе не побыть таким же человеком, как все? Мы должны тебя сторожить, но мы не желаем тебе зла.

«Сторм!» — кричала душа Локриджа. Но делать было нечего: приходилось оставить ее одну, в непроглядном мраке. Факел в руке юноши со странно привлекательным веснушчатым лицом отбрасывал беспокойный тусклый свет на готовые к действию томагавки.

Он сдался и зашагал в ногу со стражниками. Начальник шел рядом с ним.

— Меня зовут Уитукар, сын Хронаха, — сказал он приветливо. Находясь под покровительством бога, он ничуть не боялся колдуна. — Моя эмблема — волк. А ты кто, откуда явился?

Локридж посмотрел в его откровенные, ждущие ответа голубые глаза и почувствовал, что не может испытывать к нему ненависти.

— Зови меня Малькольмом, — хмуро ответил он. — Я из Америки, это далеко за морем.

— Мокрый путь, — поморщился Уитукар, — это не по мне.

Тем не менее, вспомнил Локридж, датчане — как и все европейцы — в конце концов обойдут на кораблях моря всего света. Так что дух Крита и Тенил Оругарэй все-таки выстоит. До сих пор, во всяком случае, Брэнн говорил правду: люди Боевого Топора были не какими-то извергами, а просто иммигрантами. Более воинственными, конечно, чем древнее население этой земли; более индивидуалистичными, несмотря на то, что правили ими аристократы, разъезжавшие на колесницах; у них была более простая религия, согласно представлениям которой боги управляли космосом так же, как у поклоняющихся им людей отец управляет своим семейством; однако эти люди обладали отвагой, чувством чести и определенной грубоватой добротой. Не их вина, что существа в черном проникли сквозь время и использовали их в своих целях.

Словно читая его мысли, Уитукар продолжал:

— Понимаешь, я ничего дурного не могу сказать о морских и лесных племенах. Они храбрые, и я, — он начертал в воздухе знак, — уважаю их богов. Мы бы не напали на вас сегодня, если бы нам не приказал наш бог. Но он сказал нам, что в этом селении укрывается ведьма — его враг. Ну, а теперь, коли уж мы здесь, мы получим свою награду. По мне, я бы лучше вел обмен. Может, со временем взял бы жену из их женщин. Это выгодно, если она из зажиточного дома. Они, видишь ли, наследуют по женской линии, значит, я получил бы вещи ее матери. Но раз уж все так получилось, думаю, мы расширим досюда пастбищные угодья, поскольку земля теперь наша. Но нас не так много, чтобы вечно воевать с окрестными деревнями. Если мы не сумеем договориться, придется забрать добычу и отправляться домой. — Он пожал плечами. — Вожди будут держать совет по этому поводу.

Какая-то отрешенная часть сознания Локриджа, преодолев четыре тысячи лет, начала анализировать слово, которым обозначался «вождь». Оно означало просто «патриарх», человек, обладающий значительной собственностью, стоящий во главе своих сыновей, слуг и честолюбивых юношей, поступивших к нему на службу. В этом качестве он также совершал богослужения во время жертвоприношений; однако здесь не было никакого духовенства и ничего, подобного той традиции, которая закрепляла за членом клана Тенил Оругарэй его положение еще до рождения. В связи с этим религия у ютоазов не была такой обязывающей: меньше табу, ритуальности, страха перед неведомым, — чистая вера в солнце, ветер, дождь, огонь. Более мрачные элементы скандинавского язычества будут включены позднее из древних культов земли.

Локридж прогнал эти мысли и лихорадочно попытался сосредоточиться на языке. Такой вещи, как индоевропейский язык, не существовало, только набор понятий, нашедших отражение в грамматике и словаре, который оказал влияние на язык коренного населения, подобно тому как нормандскому диалекту французского языка предстояло оказать влияние на английский язык. (Дочь — dohitar — доярка, чей труд считался в Авильдаро мужским.) Меньше половины слов, употребляемых Уитукаром, пришло из черноморских степей. Сам он, скорее всего, родился в Польше, Германии или…

— Вот мы и пришли, — сказал ютоаз. — Извини, но нам придется связать тебя на ночь. Это не дело, так поступать с мужчиной. Но бог приказал. Да и не лучше ли спать на свежем воздухе, чем в какой-нибудь вонючей хижине.

Локридж едва расслышал. С проклятием он остановился как вкопанный.

Высоко вздымалось пламя костра, затянув пеленой дыма Большую Медведицу; в его пляшущем свете виднелись колесница Уитукара и пасущиеся стреноженные лошади. Вокруг разлеглось еще полдюжины человек — оружие они держали под рукой, но глаза у них были сонные и усталые. Один из них — юноша лет семнадцати, кажущийся широкоплечим в своих кожаных латах, со старым боевым шрамом на пухлой щеке — держал в руке ремень. Другой его конец был обмотан вокруг запястья Аури.

— Именем всех Марутов! — воскликнул Уитукар. — Что это?

Девушка лежала, сжавшись в своей безнадежности. Увидев Локриджа, она с криком вскочила на ноги. Волосы ее были спутаны, слезы оставили дорожки на заляпанном грязью лице, на бедре виднелся пурпурно-красный шрам.

Парень осклабился.

— Мы услыхали не так давно, как кто-то крадется. Я ее нашел и поймал. Девчонка ничего, а?

— Рысь! — взмолилась Аури на своем родном языке. — Рысь! — Шатаясь, она шагнула в его сторону.

Молодой воин дернул за привязь, и она упала на колени.

— Рысь, я убежала в лес, но я должна… я должна была вернуться и увидеть, как ты… — Она не могла говорить.

Локридж стоял, объятый кошмаром.

— Ну что ж, отлично, — улыбнулся Уитукар. — Видно, боги любят тебя, Туно.

— Я ждал, пока ты вернешься, вождь, — сказал юноша с ноткой самодовольства. — Можно мне теперь пойти с нею?

Уитукар кивнул. Туно встал, сжал в горсти прядь волос Аури и заставил ее подняться на ноги.

— Ну ты, пошли, — бросил он. Зубы его обнажились в плотоядной улыбке, блестели влажные губы.

С пронзительным криком Аури попыталась вырваться. Туно залепил ей пощечину с такой силой, что у нее затряслась голова.

— Рысь! — рыдала она жутким, полным муки голосом, в отчаянии цепляясь за слова. — Я не должна!

Локридж скинул с себя оцепенение. Он знал, что она имеет в виду. Пока с нее не снят запрет, переспать с мужчиной было для Аури равносильно смерти, даже хуже смерти. Плевать, что это предрассудок; а что бы чувствовала на ее месте его сестра?

— Нет! — заревел он.

— Что? — отозвался Уитукар.

— Я знаю ее. — Локридж схватил вождя за плечи и тряхнул. — Она священна, к ней нельзя прикасаться: самое страшное проклятие навлечет на себя тот, кто ее тронет.

Мужчины, сидевшие вокруг костра и с интересом наблюдавшие сцену, в гневе вскочили. Уитукар выглядел смущенным. Однако Туно, как ни был возбужден, только огрызнулся:

— Врет он!

— Я могу поклясться чем угодно, — сказал Локридж.

— Чего стоит клятва колдуна? — усмехнулся Туно. — Если он имеет в виду, что она девушка, то что, нам когда-нибудь было хуже от этого? А больше она никем не может быть. У них здесь нет священных женщин, кроме одной древней старухи, которая в молодости нарожала кучу щенков.

Уитукар нервно пощипывал бороду, его глаза перебегали с одного воина на другого.

— Верно… Это верно, — проговорил он. — Все так, но лучше не рисковать.

— Я свободный человек, — резко возразил Туно. — Если что случится, то падет на мою голову. — Он рассмеялся. — Что случится прежде всего, я знаю. Пошли!

— Ты вождь! — в исступлении крикнул Локридж Уитукару. — Останови его!

— Не могу. — Ютоаз вздохнул. — Как он сказал, он свободный человек. — Уитукар проницательно посмотрел на американца. — Я видел людей, боящихся гнева богов. Ты не похож на них. Может, тебе самому ее хочется?

Аури впилась ногтями в ухмыляющуюся рожу Туно. Тот схватил и вывернул ее руку. Она согнулась от боли.

«А ее отец и брат лежат в поле, и вороны выклевывают им глаза…» — подумал Локридж и перешел к действиям.

ГЛАВА IX

Уитукар стоял рядом с ним. Локридж развернулся и всадил кулак ему в живот, как раз под ребра. Удар о крепкие мускулы отозвался болью в костяшках пальцев, но вождь согнулся и упал.

Веснушчатый паренек, державший факел, бросил его и схватился за топор. Помогла тренировка Локриджа, полученная в морской пехоте. Одним прыжком оказавшись рядом, он рубанул его по шее ребром ладони. Издав что-то вроде кваканья, молодой ютоаз обмяк и остался лежать неподвижно.

Прежде чем он успел схватить его оружие, Локридж почувствовал кого-то за спиной. Автоматически он защитил ладонями горло. Чьи-то волосатые руки сомкнулись вокруг его шеи. Рывком он развел кисти; кольцо рук разорвалось. Повернувшись, Локридж завел ногу за щиколотки противника и толкнул его. Еще один есть!

Воины, сидевшие вокруг костра, с воплями бросились к нему. Локридж поднял валявшийся на земле факел. Будто комета пронеслась, оставляя за собой огненный хвост, когда он ткнул им в ближайшую пару глаз. Нападавший отпрянул назад и упал; двое других, споткнувшись о него, свалились, изрыгая сверху проклятия.

Локридж прыгнул через костер. Туно стоял там один, в изумлении раскрыв рот, но при приближении американца бросил повод, на котором держал Аури, чтобы освободить руки. Быстро достать топор он не мог, поэтому выхватил кремневый нож и нанес колющий удар сверху.

Локридж закрылся кистью руки; острое лезвие скользнуло по предплечью. Из разреза хлынула кровь, но он даже не заметил этого, ответил резким ударом колена, и Туно, пронзительно вскрикнув, откатился в сторону.

— Беги, Аури! — рявкнул Локридж.

Он вывел из строя лишь двоих из десяти. Остальные бежали к нему вокруг костра. Против стольких ему было не выстоять, но он мог выиграть время. Брошенное копье воткнулось в землю рядом с ним.

Он остановился, вытащил оружие из земли и повернулся к нападающим. «Не вздумай колоть этой штукой, — под стук крови в висках мелькнула у него мысль. — Длинному, прямому древку можно найти лучшее применение». Локридж взял копье в обе руки, ближе к середине, привстал на носки и стал ждать. Толпа налетела на него. С яростью он начал орудовать копьем — примерно так дрались крестьяне дубинами с железным наконечником. Неплохой удар деревянным древком по чьей-то голове, сломаны у кого-то пальцы, державшие топор, вмято солнечное сплетение; подножки, удары… Ночь наполнилась треском, звоном, рычанием, криками; в отсветах огня блестели зубы и белки глаз.

Внезапно, совершенно неожиданно, Локридж оказался один. Трое ютоазов корчились в окружавшей его темноте. Остальные разбежались. Тяжело дыша, они собрались у костра и с ужасом смотрели на него. На их лицах видны были блестящие капли пота.

— Да возьмут вас всех Маруты! — проревел Уитукар. — Он всего лишь человек!

И все-таки четырех его здоровых воинов он уложил. Они даже не успели натянуть луки.

Вождь, оклемавшийся после удара Локриджа, приблизился к нему один. Локридж взмахнул своей палкой, но Уитукар был начеку и парировал удар томагавком — с такой силой, что дрожь пробежала по костям Локриджа; оружие выпало из его онемевших рук. Уитукар отбросил его ногой подальше в сторону, издал победный клич и приблизился вплотную. К этому времени уже начал сбегаться народ от других костров.

Локридж прыгнул навстречу ютоазу. Снова блокировал удар сверху вниз. Сделал плечевой выпад. Смутно почувствовал кожей прикосновение его щетинистой бороды. Применил «рычаг» локтя. Бросок — жестокий и ловкий; треск кости, подобный пистолетному выстрелу, — и Уитукар заковылял прочь, с просвистом дыша сквозь стиснутые зубы.

Дюжий воин в тунике и с поднятым топором был уже совсем рядом. Локридж собрался с силами, увернулся, приняв удар от столкновения на бедро, захватил пальцами грубую ткань и применил один из приемов дзюдо. Прежде чем упасть, здоровенный ютоаз пролетел еще пару метров по инерции.

Ночь взорвалась криками и ревом. Воины отступили, превратившись в тени в ночном мраке. Локридж схватил томагавк Уитукара и поднял его над головой; из его горла вырвался мятежный клич.

Внезапно он понял, что произошло. Какой бы полной ни была их победа, внутренне пришельцы были потрясены действием неведомых сил, которое они наблюдали сегодня. А теперь один человек за несколько минут справился с полудюжиной закаленных воинов. Темнота и растерянность помешали им сообразить, что он просто применил тактику боя, неизвестную в эту эпоху. Он казался чем-то вроде вырвавшегося на волю тролля, и их охватил страх.

Они не убежали, но толклись за пределами ясной видимости. Диаглосса подсказала Локриджу, что нужно крикнуть:

— Следующего, кто меня тронет, я съем!

Волна ужаса прокатилась в ночи. Почитатели Небесного Отца все еще боялись богов земли, которым в более удалённых от моря местностях ежегодно во время сбора урожая приносился в жертву человек.

Локридж медленно повернулся и пошел прочь. Спина напряглась в ожидании копья, стрелы, раскалывающего череп удара топором… Но оборачиваться было нельзя. Окружающий мир воспринимался смутно, как в тумане; сердце билось неровно, кружилась голова.

Перед ним вырос корявый дуб. Шелестели листья, где-то слышался крик козодоя Локридж обошел дерево и ступил в полную темноту.

Он почувствовал прикосновение чьей-то руки, отскочил и наугад нанес удар. Кулак погрузился во что-то мягкое.

— Рысь, — услыхал он дрожащий голос, — подожди меня.

Во рту у него пересохло, ему пришлось откашляться, прежде чем он смог выговорить:

— Аури, тебе надо было бежать.

— Я убежала. Я остановилась здесь, чтобы видеть, что будет с тобой. Пойдем. — Она прижалась к нему, и окружающее перестало казаться кошмарным сном. — Я знаю дорогу к лесу.

— Это хорошо. — Самообладание понемногу вернулось к нему, он снова мог думать. Выглянув из-за ствола дерева, он увидел широко разбросанные по полям костры, фигурки, снующие между ними, редкий блеск отполированного камня или меди. Низкие и хриплые мужские голоса звучали слишком далеко, чтобы можно было разобрать слова.

— Смелость скоро вернется к ним, — сказал Локридж, — особенно когда Брэнн узнает о случившемся и успокоит их. Лес не близко, и они будут нас искать. Мы можем как-нибудь спрятаться?

— Богиня Земли поможет нам, — ответила Аури.

Она вывела его на открытое пространство и опустилась на четвереньки. Тонкая и гибкая, словно ласка, она зигзагами поползла по лугу, выбирая места, где трава была повыше. Локридж следовал за ней. На четвереньках он двигался несколько более неуклюже, но когда-то, Бог знает сколько лет тому назад, в еще не наступившем будущем, ему приходилось так ползать. Правда, тогда он был еще мальчишкой.

Когда враги уже не могли их увидеть, они встали и вприпрыжку побежали к югу. Оба молчали: нужно было беречь дыхание. Зрачки у Локриджа понемногу расширились, и он уже мог видеть, как ветерок колышет траву, видел рощицы, бледные сверху и абсолютно черные внизу, стоящие под сверкающими высоко в небе созвездиями; сквозь топот ног он слышал, как залаяла лисица, пробежал заяц, хором заквакали лягушки. Аури бежала рядом с ним — само воплощение грации; при свете звезд ее волосы казались совсем белыми.

Затем послышался волчий вой из леса, уже черневшего впереди. Словно это был сигнал, протрубили рога, и позади раздались крики преследователей.

Оставшаяся часть пути промелькнула как в тумане. Локридж никогда не сумел бы спастись, если бы не Аури. Бегом, наклоняясь и изгибаясь, она провела его по всем углублениям в земле, через каждую полосу тени, которую предоставляла ей ее Богиня. Один раз им пришлось спрятаться за камнем, и люди прошли мимо; в другой раз они едва успели забраться на дерево, как внизу, покачиваясь, проплыли ряды копий. Когда наконец их укрыл лес, Локридж упал на землю и лежал, будто из него вытряхнули все кости.

Сознание возвращалось не сразу. Сперва он увидел блеск неба над головой — сквозь редкие небольшие просветы в листве. Не считая этого, вокруг была непроглядная ночь. Папоротник шуршал и кололся жесткими листьями, зато земля была покрыта мягким, влажным мхом с резким и острым запахом. Покалывали онемевшие руки и ноги, кровь стучала в висках. Но к нему прижималась Аури, он чувствовал ее тепло и дыхание, ощущал легкий запах волос, пропахших дымом костра. Вокруг было тихо.

Локридж заставил себя сесть. Аури проснулась от его движения.

— Нам действительно удалось уйти? — пробормотал он.

— Да, — сказала девушка; ее голос звучал спокойнее, чем его. — Если они станут нас преследовать, мы сразу узнаем по их топоту, — в ее словах слышалось презрение ко всем неловким обитателям вересковых пустошей, — и найдем укрытие… О, Рысь! — Она обняла его.

— Да ладно, будет тебе. — Он высвободился и нащупал топор. — Я никак не думал, что мы оба спасемся. — В его голосе звучало удивление.

— Нет-нет, конечно же, ты знал, что делаешь. Ты можешь все.

— Ммм… — Локридж тряхнул головой, стараясь привести в порядок мысли. Он начал понимать, как все было на самом деле. Он не планировал события. Бедственное положение Аури пробудило в нем ярость; дальше им руководили приобретенные во время многочисленных тренировок навыки. Если только не были правы люди Тенил Оругарэй, верившие, что в человека могут вселяться Те, кто бродит по этой дикой местности.

— Почему ты вернулась? — спросил он.

— Я искала тебя — того, кто снимет с меня проклятие, — простодушно призналась Аури.

В этом был смысл, хотя его самолюбие и страдало в какой-то мере. Получалось, что она действовала в своих собственных интересах. И даже не слишком безрассудно, судя по тому, как она затем улизнула от ютоазов. Ей просто не повезло, что ее услышали и поймали, и чистая удача, что Локридж оказался именно в том отряде, который ее схватил.

Удача? Везение? Время может обернуться против себя самого. Действительно, есть такая штука, как судьба. Может быть, она и слепа… Локридж вспомнил последние слова Брэнна: «Ты отправился в мое время… и предупредил меня!» Неприятная дрожь пробежала по его нервам. «Нет! — беззвучный крик затерялся в ночном мраке. — Это ложь!»

Дух противоречия привел его к решению. Пока в его голове созревал план и в нем росло чувство предначертанности событий, он почти не обращал на Аури внимания, но все же слышал ее слова:

— Многие ушли из Авильдаро в лес. Я знаю, где прячутся некоторые из них, те, которых я оставила, чтобы вернуться к тебе. Мы можем найти их, а потом пойти в другую деревню Тенил Оругарэй.

Локридж собрался с духом.

— Ты так и сделаешь, — сказал он. — А мне нужно в другое место.

— Как? Куда? В морскую глубину?

— Нет, это на берегу. И надо попасть туда как можно быстрее, пока Брэнн не догадался послать охрану. Заброшенный дольмен, в половине утреннего перехода в южном направлении. Знаешь его?

Аури вздрогнула.

— Да, — прошептала она. — Дом Старых Мертвых. Когда-то Тенил Васкулан жили в том месте и хоронили в нем своих великих людей; теперь там только духи. Тебе правда нужно туда? И после захода солнца?

— Да. Не бойся.

Она судорожно сглотнула.

— Не буду… раз ты говоришь.

— Тогда пошли. Веди меня.

Они зашагали сквозь заросли по оленьим тропам, окутанным темнотой, он — спотыкаясь и чертыхаясь, она — скользя неслышно, словно эльф.

— Видишь ли, — попытался объяснить Локридж, когда они остановились передохнуть, — моя… э-э… подруга, Сторм, по-прежнему в руках Брэнна. Я должен попытаться привести спасателей.

— Эта колдунья? — Она вскинула голову; он услышал шорох ее спутанных волос и презрительное фырканье и не мог удержаться от усмешки. — Она что, сама не может о себе позаботиться?

— Кстати, спасательный отряд сможет также прогнать ютоазов.

— Значит, ты вернешься! — воскликнула она радостно. Ее восторг почему-то не показался ему эгоистичным. Да и ее возвращение в Авильдаро — было ли оно вызвано только эгоистическими побуждениями? Локридж почувствовал себя неуютно.

Дальше говорили мало: слишком тяжело было идти. Прошли «мертвые» часы, кончалась короткая в середине лета ночь. Начали бледнеть звезды, понемногу рассеивался окутывавший лес мрак, послышался щебет птиц, негромкий и чистый.

Локриджу казалось, что он узнает тропинку, по которой они шли со Сторм. Уже близко…

Аури напряженно застыла. Ее глаза, сияющие на смутно вырисовывающемся лице, широко раскрылись.

— Стой! — выдохнула она.

— В чем дело? — Локридж до боли в ладони сжал топор.

— Ты не слышишь?

Нет, он не слышал. Она повела его вперед, вертя головой вправо и влево, раздвигая ветки с крайней осторожностью. Наконец и он услышал: трещали кусты — пока далеко позади, но звук с каждой минутой приближался.

У Локриджа свело горло.

— Звери? — спросил он с глупой надеждой.

— Люди, — ответила Аури. — Движутся в нашем направлении.

Значит, Брэнн направил воинов охранять ворота времени. Если бы ютоазы пробирались через лес так же ловко, как эта девочка, они уже поджидали бы его там. А так еще оставался какой-то шанс.

— Быстро! — скомандовал он. — Плевать на шум. Мы должны быть у дольмена раньше них.

Аури пустилась бегом, он за ней. В предрассветном сумраке Локридж споткнулся о поваленное дерево; падая, зацепился одеждой за стоявшие кругом молодые деревца, они затрещали. С полян, которые беглецы оставили позади, донеслись крики.

— Они нас услышали, — предупредила Аури. — Скорее!

Они бежали по тропинке. Стоявшие по обе стороны деревья проплывали мимо ужасно медленно. И становилось все светлее.

Наконец они выбежали из леса на луг. На траве под розовеющим небом сверкала роса. Холм был перед ними.

У Локриджа кололо в печени, не хватало воздуха. Однако он бросился к дереву с дуплом, в котором Сторм спрятала входное контрольное устройство.

Он стал шарить в дупле. Вскрикнула Аури. Локридж достал металлическую трубку и огляделся. На опушке леса показалось десятка два воинов.

Увидев их, ютоазы с ревом бросились вперед. Аури и Локридж, спотыкаясь, полезли вверх по склону холма, сквозь спутанные заросли подроста выбираясь на открытое пространство. Мимо просвистела стрела.

— Не стреляй, болван! — рявкнул предводитель ютоазов. — Бог велел взять его живым!

Локридж передвинул рычажки на трубке. Один из преследователей пробрался сквозь молодую поросль у подножия кургана, перевел дух и призывно махнул рукой своим товарищам. Необычайно ясно Локридж разглядел заплетенные волосы, кожаную юбку, мускулистую грудь и длинный томагавк. Брэнн, надо думать, подготовил этот отряд к любым — или почти любым — неожиданностям.

Трубка в его руке засветилась и завибрировала. К первому воину уже присоединились другие ютоазы. Пылая боевым задором, они начали продираться через траву и шиповник, Локридж метнул в них топор Уитукара. Предводитель уклонился и захохотал. Позади него бушевали и другие преследователи.

Сдвинулась с места земля.

Аури вскрикнула, упала на колени и схватила Локриджа за руку. Ютоазы остановились как вкопанные, а в следующую секунду с воплями бросились вниз, в заросли. Там они остановились. Насколько можно было разобрать сквозь листву, они были в полной растерянности. Локридж услыхал рев их командира:

— Бог поклялся, что никакое колдовство не причинит нам вреда! Вперед, вы, заячьи дети!

Ведущий в глубь туннеля спуск отливал белым светом. Ютоазы снова наступали. Оставить здесь Аури было невозможно. Локридж схватил девушку за руку и втолкнул ее внутрь.

Предводитель ютоазов был уже совсем близко. Локридж кубарем скатился через отверстие, упал плашмя и передвинул нужные рычажки на контрольном устройстве. Висящий над землей диск опустился и, закрыв небо, с легким шипением встал на место.

Их обступила тишина.

Ее нарушил пронзительный крик Аури; он быстро рос, поднимаясь до истерических нот. Пересилив себя, Локридж дал ей пощечину. Она осталась сидеть на том же месте, совершенно ошарашенная, глядя на него лишенными мысли глазами.

— Мне очень жаль, — сказал Локридж. И ему правда было жаль ее, когда он увидел проступившее на ее щеке красное пятно. — Но ты должна держать себя в руках. Мы теперь в безопасности.

— У-у-у… — Она тяжело и прерывисто дышала. Ее взгляд пробежал по окружающим их сияющим ледяным светом стенам. — Мы в Доме Старых Мертвых… — запричитала она, скорчившись на полу.

Локридж встряхнул ее.

— Бояться нечего, — сказал он резко. — У них нет власти надо мной. Поверь мне!

Он не рассчитывал, что самообладание вернется к ней так быстро. Она всхлипнула несколько раз, тело ее напряглось, ее била дрожь; с минуту она пристально смотрела на Локриджа.

— Я верю тебе, Рысь, — сказала она почти нормальным голосом.

Это прибавило ему сил; вместе с ними вернулось и мрачное чувство тревоги.

— Я не собирался брать тебя с собой сюда, — сказал он, — но у нас не было выхода: иначе тебя схватили бы. Теперь тебе придется увидеть много удивительного, не путайся. — С усмешкой он вспомнил, как Сторм говорила ему почти то же самое. Неужели он так быстро освоился с существованием этого таинственного сообщения между эпохами? Его родное столетие казалось уже полузабытым сном. Все это, конечно, во многом объяснялось неотложностью предстоящих дел.

— Надо двигаться, — сказал Локридж. — Ютоазы не могут проникнуть сюда за нами, но они расскажут своему хозяину, а тот может. Да вдруг еще встретим… ладно, неважно. — Если они, безоружные, наткнутся в коридоре на Патруль, это, несомненно, будет конец. — Сюда.

Аури молча следовала за ним. При виде сверкающего призрачным светом, переливающегося всеми цветами занавеса она раскрыла от изумления рот и, словно ребенок, крепко ухватилась за его руку. Локридж обшарил весь шкаф, но там были только соответствующие этому веку одежда и снаряжение. Свои сложные устройства путешественники во времени должны были таскать с собой. Проклятье!

Жуткое это было чувство — проходить через ворота, не имея ни малейшего представления о том, что ждет по ту сторону. Однако белый коридор был пуст на сколько хватал глаз; слышалось знакомое тихое жужжание. Локридж вздохнул с облегчением и тяжело плюхнулся на гравитационные сани.

Медлить тем не менее было нельзя. В любой момент кто-нибудь мог появиться из других ворот и засечь их. (Что это означало конкретно в этом времени, которое текло вне времени? Надо будет подумать.) Поэкспериментировав со светящимся щитом, Локридж выяснил, как управлять санями, и направил их в «будущее».

Аури сидела рядом с ним. Она крепко ухватилась за сиденье, но ее паника прошла, в горящих глазах даже мелькало любопытство. Она не испытывала того изумления, которое в свое время испытал он, но надо было учесть, что все встречавшиеся чудеса были для нее одинаково удивительны — и, в сущности, не более загадочны, чем дождь, ветер, рождение, смерть или смена времен года.

— Так как же нам быть? — вслух размышлял Локридж. — Мы можем доехать до 1964 года и попробовать просто смыться. Но не думаю, что это удастся. Там до хрена Патрульных, и выследить человека им раз плюнуть, тем более что ты, крошка, будешь, правду сказать, довольно заметной. И уж если Сторм не смогла там установить связь с Хранителями, то что обо мне говорить? — Только сейчас он осознал, что говорит по-английски. Аури наверняка решила, что он произносит заклинание.

Что говорила ему Сторм?

Внезапно всем своим существом он вновь ощутил себя в хижине, служившей им тюрьмой, и она была рядом с ним, и на его губах горел ее поцелуй. На какое-то время он позабыл обо всем на свете.

Локридж возвратился к действительности. Их окружала таинственная светящаяся пустота коридора. Сторм была далеко — за сотни лет от него. Но он мог вернуться к ней. И он вернется, черт побери!

Можно ли добраться прямо до ее века? Нет, этот коридор не тянется так далеко. И в любом случае это было бы слишком рискованно. Чем раньше они выйдут и затеряются в окружающем мире, тем лучше. Но она упоминала господина Йеспера Фледелиуса, живущего в Виборге в эпоху Реформации. Да, это был самый верный шанс. К тому же Локриджа по-прежнему не оставляло чувство предопределенности.

Он замедлил ход саней, чтобы разглядеть надписи у ворот. Он не знал букв, но арабские цифры можно было разобрать. Было ясно, что счет лет идет от «нижнего» конца туннеля. Значит, если 1827 год до Р.Х. соответствовал 1175 году…

Когда показались номера, начинавшиеся с 45, он остановил сани и отослал их назад. Аури ждала, пока он разбирался в разметке и размышлял. Чтоб он провалился, этот фактор неопределенности! Локридж хотел выйти за несколько дней до Дня Всех Святых, чтобы успеть добраться до Виборга, но в то же время не так рано, чтобы ищейки Брэнна не напали на его след.

Со всей возможной тщательностью он выбрал линию из комплекта, соответствующего 1535 году н.э. Они с Аури крепко взялись за руки, сплетя пальцы; девушка доверчиво последовала за ним сквозь занавес.

Снова они оказались в длинной безмолвной комнате со шкафом. Спрятанная в нем одежда, однако, была совсем иной, нежели в палеолите. На выбор были представлены костюмы крестьянина, джентльмена, священника, солдата и многие другие. Локридж гадал, какой из них окажется более подходящим. Кто его знает, что за чертовщина может твориться в Дании шестнадцатого века! «Да уж, — подумалось Локриджу, — воистину чертовщина, коли тут замешана война во времени!»

Еще он нашел в шкафу кошель с золотыми, серебряными и медными монетами — Аури не удержалась от восклицания при виде всего этого блестящего металла, — что ж, деньги всегда кстати. Но человека низкого положения, имеющего при себе такую сумму, могут заподозрить в воровстве. Поэтому Локридж выбрал комплект одежды, представлявший собою, по его мнению, дорожный наряд состоятельного человека: полотняное нижнее белье и сорочка, атласный камзол, короткие штаны малинового цвета, сапоги, мягкая шляпа, голубой плащ, отороченный мехом, меч и нож (надо думать, для использования во время еды), а также всякие мелочи, о назначении которых можно было только догадываться. Разумеется, он взял диаглоссы для себя и для Аури. В шкафу было много париков — Локридж понял, что в эту эпоху носили длинные волосы. Он надел парик соломенного цвета, который, казалось, сжался словно живой и обхватил его голову так плотно, что создалась полная иллюзия естественности.

Аури сбросила юбку и украшения, в своей невинности ни капли не стесняясь его взгляда, и начала возиться с длинным серым платьем и плащом с капюшоном, которые Локридж подобрал для нее.

— Даже мореплаватели с юга не одеваются чуднее тех, кто живет под землей, — заметила она.

— Мы сейчас опять выйдем наверх, — сообщил ей Локридж. — В совсем другой стране. Так вот, эта штука, которую я засунул тебе в ухо, поможет тебе говорить и вести себя. Но лучше старайся быть как можно скромнее и незаметнее. Всем будем говорить, что ты моя жена.

Она нахмурилась, пытаясь понять значение этого. Ее способность удивляться притупилась, она безоговорочно принимала все как есть, сохраняя в то же время настороженность лисицы, — такому отношению к окружающему могли бы позавидовать дзэн-буддисты. Но датское слово hustru содержало великое множество понятий, связанных с отношениями между полами, которые ютоазы восприняли бы как само собой разумеющееся, но которые были новыми для Аури.

Внезапно ее щеки вспыхнули. Пассивность уступила место неуемной радости, она обвила его шею руками, крича:

— Значит, проклятие снято? О Рысь, я твоя!

— Да ну же, ну! Погоди! — Он вырвался из ее объятий, уши его горели. — Не так быстро. Этот месяц — ну… В общем, здесь сейчас не весна.

Это была чистая правда. Когда они оказались снаружи, на склоне холма, и Локридж закрыл вход, их окутал мрак холодной осенней ночи; полумесяц плыл в небе среди рваных туч, ветер тихо подвывал в иссохшей траве. Голый и пустой стоял наверху дольмен. Леса, где когда-то ступали ноги Богини, не было, лишь несколько низкорослых вязов покачивались на ветру в северной стороне. За ними белели наползающие песчаные дюны, которые еще предстояло оттеснить грядущим поколениям.

Однако земля вокруг холма обрабатывалась — не так давно. Среди сорняков были заметны следы борозд, а к югу, у гряды холмов, торчала зазубренная глиняная труба — все, что осталось от сгоревшего дома. Война прокатилась по этим местам меньше года назад.

ГЛАВА X

— Неужели Кносс, о котором рассказывают, такой же большой? — спросила девушка из неолита с благоговейным ужасом.

Несмотря на усталость и тревогу. Локридж не мог сдержать улыбки. На его взгляд, Виборг XVI века был вроде городка на перекрестке дорог, где его родители делали покупки. Правда, он казался куда более приятным, особенно после двухдневного путешествия пешком через пустошь. К тому же он обещал уют в то время, когда последние лучи заходящего солнца пронизывали иссиня-черные дождевые облака, гонимые ветром, который развевал плащ Локриджа и насвистывал песню надвигающейся зимы.

За озером сквозь дубовую рощу (буки еще не успели вытеснить это доброе дерево из Дании) он разглядел заброшенный монастырь — кирпичное здание теплых тонов. Высившиеся рядом городские стены сохраняли зеленый цвет у своего основания, где на насыпи росла трава. Тот же оттенок придавал мох высоким гребням видневшихся соломенных крыш. Тянулись к небу тонкие и изящные башни собора.

— Думаю, Кносс малость побольше, — сказал Локридж.

Улыбка сбежала с его лица. «Тридцать три столетия, — подумал он. — И все надежды, расцветавшие когда-то так ярко, обратились в прах, не оставив по себе даже памяти. И другие надежды рождались и умирали, покуда сегодня…»

Диаглосса давала общую информацию, но умалчивала об исторических событиях. То же самое было и в эпоху Аури, и — он подозревал — во все годы земного существования, где открывались ворота времени. Локридж догадывался о причине этого. Патруль и Хранители вербовали для себя помощников из местных жителей, но кто может сохранить твердость, зная, что ожидает впереди его народ?

Дания переживала тяжелые дни. Они с Аури старались держаться проселочных, гужевых дорог, которые вились через лес и вересковые заросли; питались они продуктами из продовольственного пакета, а спали на открытом воздухе, прижавшись друг к другу и завернувшись в плащи, когда не столько темнота, сколько усталость заставляли их делать привал. Но они видели фермы и людей, останавливались попить воды у колодцев; и хотя все крестьяне были угрюмые, запуганные, неразговорчивые, нельзя было не узнать кое-что. По стране гуляла песня:

Весь птичий народ, что в лесу живет,

От ястреба злого страдает.

Срывает он с птичек и перья, и пух,

Из лесу их выгоняет.

И вот уже со своими детьми

Старый орел улетает…

И птичий народ одичал совсем -

Что делать, как быть, не знает…

Через четыре столетия на этом месте будет лежать счастливая страна, которую Локридж видел. Это было слабое утешение в этот серый холодный вечер. Сколько продлится ее благополучие?

— Идем, — сказал он. — Нам надо спешить. На закате солнца они закрывают ворота.

Они шли вдоль берега озера, пока тропинка не вывела на главную дорогу. По словам мальчика, который доверился Локриджу, рассказал кое-что и даже спел ему балладу (о благородных дворянах, которые теперь, когда король Кристиан II, друг простого народа, был заключен в замок Сёндерборг, стали совершенно бессовестно этот народ притеснять), завтра был Канун Всех Святых. Локридж довольно точно рассчитал время; ему хотелось устроиться в городе и хоть немного освоиться в нем, прежде чем приниматься за поиски Йеспера Фледелиуса.

Главная дорога была грунтовой, грязной и изрытой глубокими колеями. Никакого транспорта на ней не было видно. Над Северной Ютландией все еще витал призрак прошлогоднего восстания, подавленного пушками Йоханна Рантзау.

В голых ветвях деревьев завывал ветер.

Полдюжины воинов стояло на страже у главного входа. Это были германские ландскнехты в перепачканных голубых мундирах, рукава которых раздувались вокруг лат. За плечами у них висели двуручные мечи пяти футов длиной. Две алебарды со звоном преградили путникам дорогу, третья оказалась нацеленной Локриджу в грудь.

— Halt! — рявкнул начальник караула. — Wer gehts da? [Стой! Кто идет? (Нем.)]

Американец облизал пересохшие губы. Наемники выглядели не слишком внушительно. Они были ниже его на несколько дюймов, как и большинство людей в этот век постоянного недоедания, — в его время, или в эпоху Аури, такого не было, — их лица под высокими шлемами были изрыты оспой. Тем не менее убить его они могли запросто.

Легенда у Локриджа была подготовлена.

— Я английский купец, путешествую со своей женой, — сказал он на их родном языке. — Наше судно потерпело крушение у западного берега. — Берег этот был настолько пустынным — там, где он его видел, — что Локридж был уверен, что никто не уличит его во лжи. По сведениям, полученным от диаглоссы, кораблекрушения были далеко не редкостью. — Мы добрались досюда сушей, — закончил он.

Сержант смотрел недоверчиво, его люди напряглись.

— В это время года? И только вы двое спаслись?

— Нет-нет, все добрались до берега целыми и невредимыми, — ответил Локридж. — Корабль сидит на мели, он получил повреждения, но не развалился. — Хоть ему и много пришлось путешествовать, но морским волком, безусловно, он не был. — Капитан решил остаться там с командой, чтобы не разграбили товары. А поскольку у меня в Виборге неотложные дела, я предложил сообщить об аварии и попросить помощи. — Локридж знал, что для того, чтоб добраться дотуда и выяснить, что он все наврал, понадобится как минимум три дня, и столько же на дорогу обратно. К тому времени его здесь уже не будет.

— Значит, ты англичанин, да? — Маленькие глазки сержанта еще сузились. — Никогда не слыхал англичанина, который говорит так, будто родился в Мекленбурге.

Локридж мысленно выругался. Надо было постараться обойтись тем немногим из немецкого, что осталось в его памяти от колледжа, и не поддаваться соблазну использовать устройство в его ухе.

— Но так оно и есть, — постарался он поправить положение. — Мой отец много лет был там комиссионером. Поверьте, я вполне порядочный человек. — Он сунул руку в кошель, достал пару золотых ноблей и многозначительно позвенел ими. — Видите, я могу позволить себе предложить достойным людям выпить за мое здоровье.

— Фридрих! Позови юнкера! — гаркнул сержант.

Один из ландскнехтов побежал через напоминавшие туннель ворота. Древко его копья стучало по булыжникам. Локридж попятился.

— Стой, где стоишь, чужеземец! — Стальное острие едва не коснулось его.

Аури схватила Локриджа за руку. Сержант подкрутил усы.

— Какая это, к черту, жена богатого купца? — нашел он, к чему еще придраться. — Загорелая, как любая крепостная девка. — Он вытер нос тыльной стороной ладони и задумался. — Кто же вы все-таки?

Локридж заметил, как страх в глазах Аури уступил место другому чувству, прежде ей незнакомому, — смущению, вызванному тем, как пялились на нее ландскнехты. Будь у него в руке пистолет…

— Эй вы! — рявкнул он. — Ведите себя прилично, не то вас высекут.

Сержант захихикал:

— Или ты будешь болтаться на виселице — с той стороны города. Шпион! Вороны будут тебе рады. Тех крестьян, что мы для них повесили, они уж давно склевали до косточек.

Локриджу стало душно. Он не ожидал неприятностей. Что-то вышло не так.

Взгляд его блуждал по сторонам, он пытался найти выход из трудной ситуации, но выхода не было. Тлели запальные фитили аркебуз; невдалеке он услышал цокот железных подков.

Показался всадник в легких доспехах. На его лице застыло выражение надменности. «Должно быть, это один из датских аристократов, — подумал Локридж, — которым подчиняется эта страна, этот иностранный гарнизон среди их собственного народа». Немцы неуклюже отдали честь.

— Это юнкер Эрик Ульфельд, — объявил сержант. — Расскажи ему свою сказку.

Приподнялись светлые брови.

— Что ты можешь сказать? — произнес Ульфельд, тоже по-немецки.

Локридж назвал свое настоящее имя — почему бы и нет? — и повторил свою историю, добавив некоторые подробности. Ульфельд погладил подбородок — чисто выбритый, по понятиям этого времени с существующими в нем бритвенными принадлежностями: ладонь юнкера прошлась словно по наждачной бумаге.

— Какие у тебя есть доказательства?

— Документов никаких нет, милорд, — ответил Локридж. Пот из подмышек стекал по его бокам. Всадник возвышался над ним горой на мутном фоне облаков; солнечные лучи приобрели медный грозовой оттенок, придав окружающему резкие очертания; ветер выл все громче. — Они пропали при кораблекрушении.

— Тогда, может быть, ты знаешь здесь кого-нибудь? — Голос Ульфельда звучал жестко и грозно.

— Да, в гостинице «Золотой Лев»… — Локридж осекся. Ульфельд схватился за рукоять меча. Все понятно: проклятая диаглосса! Вопрос был задан по-датски, и он, не подумав, ответил так же.

— Англичанин, который совершенно свободно говорит на двух иностранных языках? — пробормотал Ульфельд. В его бледных глазах вспыхнул огонь. — Или человек графа Кристоффера?

— Прах господен, милорд! — выпалил сержант. — Он убийца-поджигатель!

Вооруженные солдаты приблизились вплотную. Слишком поздно Локридж сообразил, в чем дело. Поскольку люди этого века умели пользоваться порохом, совершено уже было кругосветное плавание, жив был Коперник, — он не догадался разобраться, чем, по существу, и насколько эта эпоха отличается от его собственной. Деревянные дома, соломенные крыши, воду приходится таскать ведрами — при таких условиях вряд ли хоть одному городу удавалось избежать повторяющихся опустошительных пожаров. Теперешний страх перед вражескими поджигателями был чем-то сродни тому страху перед ядерным оружием, который был Локриджу хорошо знаком.

— Нет! — воскликнул он. — Выслушайте меня! Я жил в Дании и немецких городах…

— Без сомнения, — сухо заметил Ульфельд, — в Любеке.

Сквозь путаницу мыслей в каком-то уголке сознания Локриджа пробивались привычные отвлеченные построения беспристрастной логики. Любек был ганзейским городом, по всей видимости, заключившим союз с Кристоффером, графом, чья обреченная на поражение война в интересах короля все еще бушевала на островах, — Локридж узнал это из того немногого, что мог рассказать ему тот бедный крестьянский мальчик. Вывод Ульфельда был вполне естественным.

— Но ты говорил, что тебя может опознать некий достойный гражданин, — продолжал датчанин. — Кто он?

— Его зовут Йеспер Фледелиус, — брякнула Аури.

— Вот зараза! — Спокойствия Ульфельда как не бывало. Его конь захрапел и сделал курбет, ветер взметнул его гриву. Сержант подал знак своим ландскнехтам, и они окружили пришельцев.

«О Господи, — внутренне застонал Локридж, — мало нам было всего? Я ведь хотел подождать, если можно, пока не разузнаю, значит ли здесь что-нибудь это имя…» Он едва заметил, как у него отобрали меч и нож и грубо обыскивали Аури.

На лице Ульфельда вновь была маска отрешенности.

— Ты сказал, в гостинице «Золотой Лев»? — спросил он.

Раз начав, Локриджу оставалось только продолжать.

— Да, милорд. Так мне говорили. Хотя его может там еще не быть. Я ведь не был в Дании много лет. И я почти ничего не знаю о том, что здесь происходило. По правде говоря, я никогда не видел этого Йеспера. Моя компания странствующих купцов дала мне его имя, как человека, который… который может помочь нам наладить торговлю. Если бы я был вражеским агентом, милорд, разве я пришел бы вот так?

— Если бы ты был настоящим купцом, — возразил Ульфельд, — разве ты не знал бы, что нельзя приехать сюда торговать так же просто, как если бы мы были индейскими дикарями, у которых нет никаких законов, устанавливающих, кому это можно, кому нет?

— У него полный кошель, юнкер, — самодовольно сказал сержант. — Он пытался подкупить нас, чтобы пройти. — Локриджу хотелось выбить мерзавцу зубы. Он почти испытал удовольствие, услышав резкий ответ Ульфельда:

— Для тебя это был бы дорогой подарок.

Некоторое время дворянин молча сидел на коне, умело обуздывая его беспокойство. Аури отодвинулась от лошади подальше: она была такая большая, куда больше пони, которых она знала; к тому же Аури никогда не слыхала, что на лошадях можно ездить верхом.

Ульфельд принял решение.

— Приведите отряд, — приказал он.

— Я тоже пойду, милорд, — сказал сержант. Усмешка тронула углы губ юнкера.

— Ты, конечно, чуешь вознаграждение. Действительно, за голову герра Йеспера назначена денежная премия. Однако оставайся на своем посту. — Ландскнехты пробурчали что-то в усы. Ульфельд бросил на них взгляд, и они тут же изобразили что-то вроде стойки «смирно»: как-никак, с другой стороны города стояли виселицы.

— Мы отправимся в гостиницу, — сказал датчанин, — и посмотрим, если есть на что смотреть, а потом зададим кое-какие вопросы. — Его глаза остановились на Аури. — Девка из Дитмарша, чтоб мне с места не сойти. Никто другой из низкорожденных не смеет так себя держать. Мой отец погиб там в день памяти короля Ханса, когда открыли шлюзы против нашей армии. Может быть, сегодня…

У Локриджа комок подкатил к горлу.

Появилось еще несколько пеших солдат. Ульфельд приказал им сопровождать пленников и поехал через ворота.

Внутри Виборг был менее привлекателен, нежели на расстоянии. На узких улочках свиньи ковырялись в гнилой требухе, из куч которой еле торчали расположенные посередине камни для пешеходов. В наступивших сумерках народу на улицах было мало. Локридж увидел рабочего в блузе, согнутого пожизненным тяжким трудом; служанку с корзинкой хлеба; проковылял прокаженный, дребезжа своей трещоткой, предупреждающей о его приближении; проехала тяжело нагруженная повозка с огромными деревянными колесами, запряженная волами. Все они быстро исчезали в темноте, все гуще заполнявшей пространство между домами с высокими двускатными крышами и уже запертыми дверями и закрытыми ставнями — предосторожности против ночных грабителей. На лицо Локриджа упали первые капли дождя.

Сквозь ветер, шлепанье ног, стук копыт вдруг донесся высокий, далеко расходящийся звон.

— О! — воскликнула Аури. — Голос Богини!

— Церковные колокола, — сказал Локридж. Несмотря на терзавшее его душу отчаяние, он не мог не признать, что звук был очень красив — равно как и собор, смутно вырисовывающийся на другой стороне рыночной площади… Ветер переменился, и в нос ему ударил кладбищенский смрад.

Вскоре Ульфельд натянул поводья. Качаясь на ветру, скрипела деревянная вывеска. При тускло-желтом свете, едва пробивающемся сквозь двери и ставни, в сгустившейся темноте Локридж смог разобрать лишь грубо намалеванного стоящего на задних лапах льва. Ландскнехты со стуком поставили свои пики на землю. Один из них проворно подскочил, чтобы придержать стремя, пока дворянин слезает с коня. Другой солдат стал стучать в дверь; юнкер Эрик, матово блестя шлемом и нагрудником, ждал, стоя с обнаженным мечом.

— Открывай, ты, свинья! — орал немец.

Дверь со скрипом приотворилась, из нее выглянул маленький, толстый человечек.

— Нечего вам тут делать в приличном заведении, — сердито начал он, но тут же прикусил язык. — Господин рыцарь! Я нижайше прошу прощения!

Ульфельд оттолкнул его и вошел. Локриджа и Аури впихнули вслед за ним.

Комната была маленькая. Человек двадцатого века, выпрямившись, ударился бы головой о закопченные стропила; стены, казалось, сходятся друг с другом. Грунтовый пол был устлан тростником. Стоявшие на полках лампы светили неверным тусклым светом, отбрасывая множество огромных бесформенных теней. Печь, сложенная из глиняных горшков, в которых можно было разогреть мороженую ногу или окорок, давала кое-какое тепло; грубо сделанный дымоход пропускал столько дыму, что слезились глаза. Стоявший на козлах стол еще не был убран на ночь; какой-то человек сидел за ним с кружкой пива.

— Кто еще здесь остановился? — осведомился Ульфельд.

— Никого больше нет, милорд. — Было неприятно смотреть, как раболепствует хозяин гостиницы. — Клиентов теперь мало, вы знаете.

Ульфельд дернул головой:

— Обыскать.

Он подошел к одинокому посетителю, который остался сидеть на скамье.

— Кто такой?

— Герр Торбен Йенсен Свердруп, из Вендсюсселя. — Глухой бас звучал дружелюбно, как после хорошей выпивки. — Простите, что я не встаю: сколько лет уже в ноге шведский осколок. Ищете кого-нибудь?

Ульфельд глядел на него исподлобья. Мужчина был огромного роста — он казался бы гигантом в любом столетии, — бычьи плечи возвышались над внушительным животом. Его лицо портили оспины и приплюснутый нос, зато глаза были ясные и жизнерадостные. Неряшливые темные с проседью волосы и нечесаная борода спадали на засаленный камзол.

— У тебя есть доказательства, что ты тот, за кого себя выдаешь? — спросил юнкер.

— О да, конечно, конечно! Я здесь по вполне законному делу, пытаюсь возродить мясную торговлю, поскольку она теперь снова в руках людей благородного происхождения, как ей и положено быть. — Свердруп рыгнул. — Выпьете со мной? Думаю, что могу даже потратить несколько грошей и поставить вашим людям.

Ульфельд приставил меч к его горлу.

— Йеспер Фледелиус!

— Как? Что такое? Никогда о нем не слышал.

Из задних комнат донесся испуганный женский визг, сопровождаемый грубым немецким хохотом.

— Ах да, — усмехнулся Свердруп, — у нашего хозяина прехорошенькая дочка. — Он взглянул на Локриджа и Аури. — А у вас с собой тоже недурная куропаточка, господин. Что все это значит?

— Я слышал, — Ульфельд пронзил взглядом Свердрупа и хозяина, — что предатель Фледелиус находится в этом доме.

Свердруп отхлебнул гигантский глоток из своей кружки.

— Слухами земля полнится. Вам мало того, что шкипер Клемент в Виборге?

— Фледелиуса ждут соседняя камера и топор палача. Эти незнакомцы говорят, что должны с ним встретиться. Ты должен представить мне документы, подтверждающие, кто ты есть.

Свердруп, моргая, посмотрел на пленников.

— Я, пожалуй, не отказался бы быть Фледелиусом, если такая прекрасная дама горит желанием его увидеть. Но, увы, я всего лишь бедный старый помещик из Скау. — Он начал шарить в своей одежде, потревожив солидную колонию блох. — Вот. Я полагаю, вы, в отличие от меня, еще не забыли, чему учились.

Ульфельд, нахмурившись, смотрел на пергамент. Вернулись его люди.

— Никого, кроме семьи хозяина, милорд, — доложил один из них.

— Вот видите, видите, я же говорил, — затараторил хозяин гостиницы. — Герр Торбен останавливался в «Золотом Льве» и в прошлые годы, милорд. Я его хорошо знаю, а у меня всегда было доброе имя — спросите у бургомистра, пусть скажет, разве Миккель Мортенсен не честный и добропорядочный человек?

Ульфельд бросил письмо на стол.

— Мы установим наблюдение, — решил он. — Преступник еще может объявиться. Но ни в коем случае нельзя допустить, чтоб его предупредили. Вы двое, — он указал на двоих наемников, — оставайтесь пока здесь. Сторожите все двери и арестовывайте всех, кто придет. И чтоб никто не выходил. Остальные — за мной.

— Выпейте хоть кружку со старым одиноким человеком, — убеждал Свердруп.

— Нет. Я должен проследить за допросом арестованных.

«Если потребуется, — подумал Локридж, — на дыбе, с клещами и испанским сапогом. Для Аури…»

Сквозь застилавший глаза туман он уставился на сидевшего за столом человека.

— Постойте, — прохрипел он. — Помогите нам.

Мешки под глазами у Свердрупа, казалось, набрякли еще больше.

— Мне очень жаль, девочка, — тихо проговорил он, — но столько уже умерло, и стольким еще предстоит скоро умереть. — Он перекрестился.

Рука подтолкнула Локриджа к двери. Он уперся ногами. Древко пики с треском ударило его по колену. Боль пронзила его, он пошатнулся и крепко выругался. Голова Аури не была закрыта капюшоном, и солдат схватил ее за волосы.

— Нет! — пронзительно закричала девушка. — Мы принадлежим Ей!

Кружка Свердрупа со стуком опустилась на дощатый стол. Аури начертала в воздухе какой-то таинственный знак. Локридж не мог его разобрать — что-то из их ритуалов, мертвых и забытых, слепой крик…

Гигант сунул руку под стол и с усилием поднялся на него. В его руках появился самострел — натянутый и заряженный; под столом его скрывали складки плаща Свердрупа.

— Не спешите, милорд, — пропыхтел он, — не спешите так, умоляю вас.

Ульфельд повернулся на каблуках. Блеснул, поднимаясь, меч. Немцы нацелили свои копья, послышалась непристойная брань.

Если бы медведь умел улыбаться, он был бы похож на этого человека, который, судя по всему, и был Йеспером Фледелиусом.

— Спокойно, — сказал он, — спокойно. Одно движение, самое крошечное движение — и милорд рыцарь уже не будет таким красивым. Мы ведь не хотим огорчать благородных дам Виборга, а?

— Они убьют тебя! — завопил трактирщик. — С нами Божья милость!

— Что ж, они могут попытаться, после того как эта леди, которую я защищаю, произнесла свое веское слово, — согласился Фледелиус. — Но мой меч пока еще при мне. Им приготовлен паштет из многих шведов, и голштинцев, и даже датчан. Нет ничего вкуснее, чем датчанин, отрекшийся от старого орла, — разве что, может быть, немецкий наймит. Мы могли бы провести весьма интересную дискуссию — все вместе. Однако вам, господин рыцарь, пришлось бы, к сожалению, удовлетвориться местом зрителя, и хотя в аду вам, несомненно, предоставили бы место, соответствующее вашему положению, всех ваших ребят, доживших до утра, вряд ли поблагодарили бы за то, что они не сумели уберечь столь драгоценную жизнь. Быть может, их даже попросили бы сплясать на веревочке, как вы думаете? Так что давайте лучше попробуем разрешить наш спор мирными, научными методами, как подобает истинным христианам.

Наступила такая тишина, что собственное дыхание звучало в ушах Локриджа громче, чем ветер и усиливающийся дождь на улице.

— Миккель, друг мой, — сказал Йеспер Фледелиус, — у тебя наверняка есть где-нибудь моток веревки. В этом случае мы могли бы связать этих замечательных парней, а не рубить им головы, как туркам. Конечно, это тоже достойная турков судьба — лежать в трактире и не иметь возможности выпить пива. Но завтра кто-нибудь да появится. Мужчины всегда хотят пить. Вам не кажется, что это евангелический символ: пиво, омывающее горло, в то время как спасение оставляет иссушенную грехом душу? — Он посмотрел на Аури весело сияющими глазами. — В Писании верно сказано о мудрости, заключенной в невинности, милая девушка. Слова могли и не тронуть мою трусливую старую тушу, ибо слова дешевы и лукавы. Но ты нарисовала Ее знак, который не лжет. Я благодарю тебя.

Хозяин начал всхлипывать. Женщина с двумя детишками высунули испуганные лица из задней двери.

— Не унывай, Миккель, — продолжал человек, объявленный вне закона. — Просто-напросто тебе и твоим домашним придется покинуть город вместе с нами. Жалко отдавать этот постоялый двор в руки придурковатых судебных исполнителей юнкера, но Шабаш накормит и укроет тебя. — На мгновение широкое лицо озарила чистая и полная любовь. — А когда вернется Она, ты будешь вознагражден.

Он подал Локриджу знак движением подбородка.

— Господин, будь добр, отбери оружие у этих… — произнесенное выражение производило жуткое впечатление на фоне его спокойного голоса, — и спрячь в безопасное место. Нам надо отправляться, с соизволения Божьего, как можно скорее. Дело нашей госпожи не ждет.

ГЛАВА XI

По крыше барабанил дождь. Пастушья лачуга, одиноко стоявшая посреди вересковой пустоши, в это время года пустовала; она представляла собою постройку из мха, где человек мог отдохнуть, настолько грубую и бедную, что ею погнушались бы даже люди Тенил Оругарэй. Аури, однако, спала, свернувшись на земле и положив голову Локриджу на колени.

Миккель Мортенсен с женой и детьми сидели снаружи. Американцу это казалось унизительным; чувство усугублялось полным отсутствием у них обиды за то, что он, которого они принимали за Adelsmand, отдыхает в относительной сухости.

Фледелиус тоже настаивал:

— Нам нужно обсудить кое-какие секретные вопросы — тебе и мне, — а когда мы пойдем завтра пешком, так я из-за своих старых костей не то что говорить, а дышать-то еле смогу.

Провести лошадей через контрабандистский туннель, проложенный под стенами Виборга, было невозможно. Поэтому беглецы были недалеко от города. Но снаружи царили пустота и темнота, нарушаемые лишь иногда вспышкой молнии. При этом каждая веточка вереска, каждая стремительно падающая капля дождя, каждый ручеек, струящийся по пропитанной влагой земле, на мгновение отчетливо выступали в белом пламени.

Без огня в хижине было темно и холодно. В промокшей насквозь одежде было только хуже, и Локридж, по примеру Фледелиуса, разделся до чулок, обхватил себя руками и старался не стучать зубами. Аури лежала голая, и ничто ее не тревожило. Следовало бы вместо нее пустить под крышу одного из детей трактирщика; но ей необходимо было его присутствие — в этом мире железа и жестокости, — более необходимо, чем детишкам крыша над головой.

Очередная вспышка молнии расколола небо. Раздались раскаты грома. На секунду помятая физиономия Фледелиуса предстала в дверном проеме, словно фантастическая маска сатира, — и вновь беспросветная тьма и завывание ветра.

— Пойми, — сказал датчанин искренне, — я добрый христианин. Я не желаю иметь ничего общего с этой лютеранской ересью, которую юнкера со своим марионеточным королем навязывают королевству, и, уж конечно, с язычеством колдунов. Но ведь есть не только черная, но и белая магия. Разве не так? А обычай приносить жертвы Невидимым существует с незапамятных времен. Они, в сущности, не обращаются к Сатане — эти бедные невежественные крестьяне, которые собираются в Канун Мая и завтра. Не обращаются и к ложным богам, о которых можно прочитать в хрониках Сакса Грамматикуса. Виборг когда-то назывался Вебьорг — Святая Гора. Там, где сейчас стоит собор, было святилище, древнее уже к тому времени, когда Один привел свой народ с востока. Духи земли и воды — почему нельзя человеку обращаться к ним за помощью, не совершая тяжкого греха? В наше время крестьянину зачастую больше не к кому обратиться. — Он повернулся на мокрой земле. — Но я только поддерживаю контакт с Шабашем. Я не вхожу в него.

— Я понимаю, — сказал Локридж.

Слова Фледелиуса казались ему верными, и видел он больше того, чем тот сказал. Перед его мысленным взором начал вырисовываться узор — смутный и громадный.

История человека была историей религии.

Аури, спящая так мирно среди грозовых раскатов, или народ Аури, или индейцы, которых он видел на Юкатане, да и все примитивные народы, о которых ему было известно, чья культура не приняла совершенно извращенных форм, — все они обладали одним качеством — духовной целостностью. Личное дело каждого — считать ли это достаточной компенсацией за все то, чего у них не было. Факт оставался фактом: они составляли единое целое и с землей, и с небом, и с морем — так, как те, кто отделяет богов от себя или вообще отрицает их существование, никогда не смогут. Когда индоевропейцы приносили с собой в ту или иную землю свой патриархальный пантеон, они приносили много хорошего; но они также создавали новый тип человека — одинокого человека.

***

Никакого резкого разделения не существовало. Старым богам удавалось устоять. С течением времени они сливались с пришельцами, преображали их, и в конце концов вечные формы снова становились ясными, только под другими именами. Диауш Питар, с его солнечной колесницей и боевым топором, стал Тором, чья повозка была запряжена скромными серыми козлами и чей молот возвещал дождь, который есть жизнь. Рыжебородому не предлагали кровавых жертв: он сам был йоменом. А когда Один, одноглазый бог в волчьем обличье, которому военачальники приносили человеческие жертвы, пал, уступив место Христу, и остался в памяти всего лишь троллем, Тор привял имя Святого Олафа, Фрей стал Святым Эриком, чья повозка выезжала каждую весну для благословения полей, а Она надела голубую мантию Пресвятой Девы Марии. И всегда во все времена существовали маленькие боги, эльфы, домовые, гномы, русалки, настолько близкие к реальному миру, что их даже не называли богами; они превращались людьми в символы помощи и зла, любви и страха, удивительной тайны и непостоянства, которые и составляют жизнь.

Сам Локридж был агностиком (дитя грустного, превозносящего интеллект и отвергающего инстинкт времени, которому, как он теперь видел, недолго оставалось жить) и не стал высказывать мнения по поводу затронутых объективных истин. Насколько он понимал, Мария могла быть настоящей Царицей Небесной, а Триединая Богиня — лишь ее интуитивным восприятием. Рассудительный человек вроде Йеспера Фледелиуса мог этому поверить. Или же обе могли быть тенями, отбрасываемыми некой абсолютной реальностью, или обе могли быть мифом. В истории имеет значение не что люди думают, а что они чувствуют.

И в этот гигантский, медленно развивающийся конфликт и переплетение двух мировоззрений вмешалась война во времени. Патруль организовывал нашествия воинствующих племен и их воинственно настроенных богов; Хранители изыскивали тайные пути для того, чтобы сберечь старых богов и подогнать новых под их образ. Патруль поддерживал народ томагавка, который уничтожил культ переходной могилы; однако кочевники неолита превратились в фермеров и мореплавателей бронзового века, и солнце стало уже не духом огня, а хранителем земли и ее оплодотворяющим супругом. Пришло христианство с его книгами и с первым из богов, каравшим за неверные представления о его природе, — и вскоре сердца людей стали принадлежать Марии. Реформация вернула Иегову, вооруженного страшным оружием против инстинктивной веры — печатным словом, — но сама религия оставалась тонко разделенной, дискредитированной, выхолощенной, пока, спустя пять или шесть веков, мир не ощутил собственное бесплодие и не возжаждал новой веры, которая была бы более глубокой, чем слова. Локридж попробовал заглянуть в столетие, следующее за его собственным, и не смог увидеть победного шествия науки; перед его мысленным взором представали люди, собирающиеся на холмах во славу нового бога — или возрожденного старого.

А может быть, богини?

— Как она пришла к тебе? — спросил он.

— Ну… — В грубом и хриплом голосе Фледелиуса звучало благоговение. — История довольно длинная. Надо тебе сказать, что я — самый крупный землевладелец округи около Лемвига, точнее, был им так же, как и мои предки со времен первого Вальдемара. Это бедный район; Фледелиусы никогда особо высокого положения не занимали и гордыней не страдали, были близки к своим крестьянам; а в Ютландии до сих пор простые люди более свободны, чем на островах, где крепостные продаются и покупаются. На моей земле находится кемпехей («Я знаю этот дольмен», — мрачно подумал Локридж), где простой народ имел обыкновение делать небольшие жертвоприношения. Люди рассказывали о происходящих там время от времени чудесах, которым были свидетелями, странных появлениях и исчезновениях, о всякой всячине. Но если священник ничего не говорит, то кто такой я, чтобы вмешиваться в старинные обычаи? Это приносит несчастье. Лютеране еще узнают это, стране на горе.

— Ну так вот. Я воевал. Не стану ничего говорить против милорда короля Кристиана. Швеция принадлежала ему по праву, восходящему еще к королеве Маргарите, и я считаю Стена Стуре предателем за то, что он поднял королевство против датского правления. И все же… пойми, я не тряпка какая-нибудь, я не одну башку расколотил… и все же… Когда мы вошли в Стокгольм, была обещана амнистия; тем не менее обезглавленные трупы были сложены высокими штабелями, словно поленницы дров: дни были морозные. Так что я вернулся домой несколько расстроенный и зарекся покидать свои песчаные земли. Жена моя тоже умерла — хорошая была старуха, действительно хорошая, — а сын учился в Париже и, надо полагать, смотрел на меня свысока: я ведь свою подпись еле умею поставить…

И вот как-то летним вечером я шел по полю возле этого дольмена, и тут появилась Она. — Фледелиус попытался описать ее, и по его неуклюжим словам Локридж узнал Сторм Дарроуэй.

— Ведьма, или святая, или вечный дух земли — я не могу сказать, кто она. Возможно, она околдовала меня. Ну и что с того? Она не стремилась отвратить меня от христианской веры; она больше рассказывала о некоторых вещах, про которые мне было неизвестно, — например, про Шабаш, — и предупредила, что впереди ждут тяжелые времена. И еще она показывала мне чудеса. Я своими бедными старыми мозгами не могу толком понять Ее рассказа о путешествиях из прошлого в будущее и обратно, — но разве не все возможно с Божьего соизволения? Она дала мне золота, в котором я крайне нуждался, столько времени пробыв на войне и вернувшись почти без добычи. Но в основном я служу Ей ради Нее самой и в надежде когда-нибудь увидеть Ее снова.

Обязанности мои просты. Я должен быть в гостинице «Золотой Лев» в Канун Дня Всех Святых в течение двадцати лет. Видишь ли, Она ведет войну. Ее друзья, как и Ее враги, перелетают с места на место, даже по воздуху; они могут объявиться где угодно и когда угодно. Колдуны — не простые, которые лишь немного связаны с язычеством, а их вожди, которые могут им приказывать, — подчиняются Ей, составляют часть Ее сети шпионов и агентов. Но они не могут показываться в приличных местах, а я могу. Если кто-то появится — как вы — и ему понадобится помощь, я должен там быть и отвести его на Шабаш, где он найдет мощное оружие и волшебные машины. Был еще человек, выполнявший те же обязанности, только в Канун Майского Дня, но он умер. В общем, нетрудная работа за кучу золота, а?

«Ночи равноденствия, — подумал Локридж, — они принадлежат земным богам. Летнее и зимнее солнцестояния принадлежат солнцу — ими владеет Патруль».

Голос Фледелиуса стал еще глуше:

— Безусловно, Она думала, что в своем ожесточении я останусь нейтральным и, таким образом, буду в безопасности в войне, которую Она, должно быть, предвидела. Но я не оправдал ее надежд. Очень часто я не мог быть на месте. Кто-нибудь погиб из-за меня, как ты думаешь?

— Нет, — ответил Локридж. — Мы тебя нашли. Вспомни: война ведется во всем мире и во всех временах. Твой — лишь один из многих форпостов.

Ему стало не по себе, когда он подумал, сколько их может быть всего. Никто не в состоянии вести наблюдение за всеми отрезками пространства и времени. Сторм была вынуждена заключать такие маленькие союзы, опирающиеся на полупонимание, как языческий культ, родившийся из отчаяния, основанный на существовавших с незапамятных времен символах, которые она вернула к жизни и интерпретировала. В других эпохах были свои секретные связи. Все — предназначенные для того, чтобы оказать помощь в случае нужды.

И сейчас эта помощь нужна была как никогда. Ибо она находилась под замком в лапах Брэнна, за тридцать три столетия до нынешнего времени; когда прибудет его технический персонал, они высосут из нее все, что ей известно, и выбросят шелуху. Все лучше и лучше осознавал Локридж, каким краеугольным камнем, должно быть, является она во всем их деле. Если отряд ютов сумеет ей помочь, то это, может быть, послужит оправданием тому, что тысячи и тысячи людей по всей Европе были схвачены и сожжены живьем охотниками на ведьм времен Реформации.

Локриджу не хотелось развивать эту мысль. Вместо этого он стал размышлять о том, какими анклавами может владеть Патруль. При дворе Эхнатона? Цезаря? Мухаммеда? В Манхэттенском проекте?

— Понимаешь, — продолжал свои признания Фледелиус, — когда король бежал в Голландию, я простил ему Стокгольм после того, как он предоставил народу столько прав; знаешь, даже колдунов всего-навсего выгоняли плетьми из города, — я отправился с Сереном Норби воевать против захватчиков. А потом я плавал со шкипером Клементом и защищал Аальборг в тот год, когда нас окончательно разбили. С тех пор я вне закона. Но мне удалось найти священника, который подделал мне письмо и печать, чтобы я мог войти в Виборг. А наш трактирщик Миккель давно меня знает и сам принимает участие в Шабаше. Благодаря этому, когда вы появились, я оказался под рукой. Разве не так?

— Именно так, — ответил Локридж как можно мягче.

Фледелиус похлопал по своему вложенному в ножны мечу. Сомнения и чувство вины оставили его — он вновь стал тем человеком, который насмехался над юнкером Эриком.

— Хвала Всевышнему! Теперь твоя очередь, друг. Кого нам нужно отправить в преисподнюю?

Локридж рассказал ему все, насколько позволяли языки и доступные понятия.

***

На возвышающемся посреди пустоши холме горел колдовской костер. Красные языки пламени плясали на высоком валуне, перед которым Аури почтительно склонилась: в ее время это был алтарь. Над их головами сияли звезды Кануна Дня Всех Святых — неисчислимые и далекие. По земле разлился покой; в воздухе ощущался холод.

На молящихся Локридж не обратил особого внимания. Их было немного: лохматые крестьяне в блузах и шерстяных шапках, деревенские жители в залатанных кожаных куртках и чулках, их дети-подростки, совершенно здесь неуместная содержательница борделя из Виборга, чей наряд производил жалкое впечатление в этом неземном мраке. Все они выскользнули тайком из своих домов и хижин и прошагали не одну милю ради того, чтобы на час стать свободными, получить одобрение и умиротворение от древних Сил этой земли и хоть немного, совсем немного мужества для завтрашней встречи со своими господами. Локридж надеялся, что ему удастся увести Аури отсюда, пока еще ничего не началось. Не то чтобы оргия как таковая могла ее шокировать — просто он не хотел, чтобы она увидела то, что, по его предположениям, представляет собой выродившийся остаток радостно-праздничных обрядов ее народа.

Его взгляд и мысли вновь обратились к Магистру.

Высокий и худой, стоял Маркус Нильсен; черты лица, плохо различимые в тени капюшона его потрепанной рясы монаха-доминиканца, выдавали в нем иностранца. В этой эпохе его знали как бродячего проповедника. В отличие от Англии, где он называл себя Марком из Солсбери, в Дании католики не подвергались преследованиям, колдуны, однако, вновь оказались в опасности. Родился он под именем Хранителя Марета через две тысячи лет после Локриджа и колесил по захолустным уголкам Европы времен Реформации, служа своей королеве Сторм Дарроуэй.

— Ты принес худые вести, — сказал он. Диаглосса позволяла ему говорить с американцем на французском — языке, непонятном как его пастве, так и бесстрастному Фледелиусу; Аури же он велел отойти за пределы слышимости.

— Ты, может быть, не сознаешь, какое исключительное значение имеют она и Брэнн, — продолжал он, помолчав. — Так мало способных людей с той и другой стороны. Они становятся чем-то вроде первобытных царей, ведущих свои войска на битву. Ты и я — ничто, а вот то, что она схвачена, — катастрофа.

— Что ж, — резко ответил Локридж, — теперь ты в курсе. Полагаю, у тебя есть доступ к будущему. Организуй спасательную экспедицию.

— Все не так просто, — сказал Марет. — Во всем историческом периоде от Лютера до дальше твоего времени господствует Патруль. Силы Хранителей сконцентрированы в других эпохах. В этом столетии действует лишь несколько агентов, вроде меня. — Он сплел пальцы и хмуро уставился на них. — Говоря по правде, мы фактически вроде как отрезаны. Насколько могла выяснить наша разведка, все ворота, через которые можно проникнуть далеко в будущее, охраняются. Ей следовало сказать тебе, чтобы ты искал отрезок в истории Дании, где Хранители более твердо стоят на ногах. Правление Фродхи, например. Однако она лично занималась установлением этого поста наблюдения, потому как окружение здесь действительно трудное и опасное. Поэтому, я думаю, он был первым, пришедшим ей в голову в те короткие минуты, что были у вас для разговора.

Опять Локридж увидел ее, ощутил ее близость.

— К черту все это, ты же должен решать проблемы! — Он схватил Марета за рясу. — Наверняка что-то можно сделать!

— Конечно, конечно. — Тот в раздражении оттолкнул Локриджа. — Разумеется, надо действовать. Но не опрометчиво. Ты не испытал на себе единства времени. Имей уважение к тем, кто в этом разбирается.

— Слушай, если я смог подняться во времени по здешнему коридору, значит мы все можем по нему спуститься. Мы можем даже появиться в неолите раньше Брэнна и ждать его там.

— Нет. — Марет энергично, даже слишком, отрицательно затряс головой. — Время неизменяемо.

Он перевел дух и продолжал уже более спокойно:

— Попытка была бы заранее обречена на провал. Что-нибудь, вне всякого сомнения, произошло бы — например, встретились бы в коридоре с превосходящими силами противника, и они расстроили бы наши планы. В любом случае не вижу никакого смысла вообще использовать датский туннель. Здесь некому нам помочь, кроме этих… — Он презрительно махнул рукой в сторону участников Шабаша. — Верно, мы могли бы попробовать спуститься по нему сами и собрать подкрепление в довикинговой эпохе. Но зачем это делать — или зачем рисковать и пересекать полмира, добираясь до наших восточных и африканских баз, — когда под рукой куда более надежная помощь?

— Что? — вытаращил глаза Локридж.

Хранитель отбросил свою академическую манеру. Он шагал взад-вперед, рассуждая вслух, — ни дать ни взять полководец в монашеской рясе.

— Брэнн прибыл один, потому что знал, что Кориока — Она — тоже одна, так что у него сил не больше, чем у нас. Однако схватив ее, он призовет людей, чтобы закрепить свои завоевания. С этим нужно считаться. Неопределенность появления, если помнишь. Раз мы не появились и не спасли ее той ночью, значит и не появимся. Следовательно, все говорит за то, что мы не появимся — не появились, — пока к нему не прибудут Патрульные. И совершенно ясно, что они поставят охрану у входа в коридор.

Но в нынешнем столетии основные наши европейские силы сосредоточены не в Дании. Скорее, они сконцентрированы в Британии. Король Генрих отошел от римской церкви, но мы проследили, чтобы он не перешел в лютеранство: его королевство является для нас стержневым. То, что тебе известно как эпизод с двумя королевами Мариями, — время победы Хранителей; Патруль вновь поднимется с Кромвелем, но мы вытесним их в период Реставрации.

Знаю: ты удивляешься, зачем вести кампанию, исход которой заранее известен. Ну, прежде всего, во время ее ведения враг несет потери. Но важнее то, что каждый твердо удерживаемый участок является источником могущества, рекрутов, сил, на которые можно опереться, еще одной гирей, брошенной на чашу весов будущего, в котором будет достигнуто окончательное решение, суть которого нам неизвестна.

Но слушай дальше. В Англии у меня тоже есть паства, и там я не языческий церемониймейстер, совершающий обряды с горсткой изголодавшихся крестьян, а проповедник у рыцарей и богатых йоменов, убеждающий их оставаться в лоне пресвятой католической церкви. Ну и… там есть коридор, о существовании которого Патруль не подозревает, с собственным выходом в неолите. Ворота открываются в прошлое относительно датских ворот, но частично — на несколько месяцев в том самом году, который нам нужен, — они совпадают.

Марет схватил Локриджа за плечи. Его глаза горели.

— Друг, ты со мной? Ради нее?!

ГЛАВА XII

— Эй-е-и! Hingst, Hest, og Plag faar flygte Dag! Kommer, kommer, kommer!

Полы рясы Магистра Ордена колдунов взлетали, будто крылья. Он протянул вверх руки и обратил лицо к небесам; вихрь — невидимый, неощутимый, неслышный — подхватил его и его избранников. Все выше и выше поднимались они, пока не затерялись среди холодных созвездий. Праздничный костер взметнулся вверх, бросая искры и языки пламени вослед своему господину, и снова вернулся в свое лоно. Участники Шабаша с содроганием разошлись.

Крик застрял в горле Аури; она закрыла глаза и уцепилась за руку Локриджа. Йеспер Фледелиус выдал серию непотребных ругательств, затем опять стал самим собой и завопил восторженно, как мальчишка. Американец в какой-то мере разделял его возбуждение: ему приходилось летать, но не на конце гравитационного луча.

Никакого ветра не ощущалось: воздушную струю отклоняла энергия, излучаемая поясом, скрытым под рясой Марета. Они двигались неслышно, как летучие мыши, в нескольких сотнях футов над землей: скорость уже достигла сотен миль в час.

В темноте пронеслись над пустошью; Виборг показался на мгновение и исчез; блеснули воды Лимфьорда; остались позади западные дюны, и вот уже внизу волны Северного моря, тронутые белыми отсветами обгоняющего зарю месяца. Окутанный мраком и полный удивления Локридж вздрогнул от неожиданности, когда в поле зрения появилась Англия, — так скоро?

Они летели над равнинами Восточной Англии. Виднелись окруженные полями деревушки, состоящие из домов с соломенными крышами, вздымались над рекой зубчатые крепостные стены замка… Это было как сон — невозможно представить, что он — такой, в сущности, обычный — летит за колдуном по небу в ту же самую ночь, когда король Генрих храпит рядом с Анной Болейн… бедной Анной, чью голову меньше, чем через год, снимет с плеч топор, — и некому ее предупредить. Зато ее дочь лежит в колыбели в том же дворце, и ее назвали Елизаветой… Словно видение, Локриджа охватило ощущение не только необычности его собственной судьбы, но и тайны, общей для всех людей.

Возделанные поля уступили место пустоши, где островки сгрудились посреди озерков и болот, — Линкольнширским топям. Марет устремился вниз. Остатки увядшей листвы расступились перед ним, он остановился и ловко опустил остальных. На фоне бледнеющего неба Локридж увидел мазанку.

— Это моя английская база, — объяснил ему Хранитель. — Ворота во временной коридор — под ней. Вы побудете здесь, пока я собираю людей.

За простым фасадом хижина оказалась почти роскошной: деревянные полы и панельная обшивка, достаточное количество мебели и хорошая подборка книг. Продовольствие и другие запасы из будущего были спрятаны за скользящими панелями; не было видно ничего, что могло бы показаться слишком необычным для этой страны и для этого времени. Правда, незваный гость мог бы заметить, что внутри тепло и сухо в любое время года. Однако никому не случалось сюда заходить: крестьяне были суеверны, а дворяне нелюбопытны.

Трое спутников Марета обрадовались передышке. Они были обычными людьми, а не продуктами той эпохи, в которой стало возможным придавать наследственности любые желаемые качества, к тому же и их нервы были напряжены до предела. Следующие два дня прошли, можно сказать, как интерлюдия, заполненная сном и отдыхом в полусонном состоянии.

На третье утро, однако, Аури подошла к Локриджу. Он сидел на лавке у входной двери и с наслаждением курил. Хоть он и не был заядлым курильщиком, но все же ему иногда очень не хватало возможности покурить, и, по его мнению, Хранители проявили редкую предусмотрительность — пусть даже это было анахронизмом, — держа под рукой табак вместе с глиняными трубками. Приятно было и то, что погода значительно улучшилась. Лучи бледного солнца падали сквозь обнаженные ветви ив. Высоко в небе летел к югу запоздалый клин диких гусей; их крик пронизывал застывшую тишину — далекая и полная одиночества песня бродяг. Тут Локридж услышал приближающиеся легкие шаги, поднял глаза и был поражен красотой Аури. До этой сонной «интерлюдии» у него как-то не находилось времени подумать о ней иначе, как о ребенке, нуждавшемся в его защите — пусть даже не слишком надежной. Этим утром девушка вышла погулять на болото — почти такое же, как в ее родных местах, — прикрытая лишь своими длинными, до пояса, шелковистыми волосами цвета кукурузы; теперь она чувствовала себя обновленной. Грациозно, как лань, Аури подбежала к нему, огромные голубые глаза задорно сияли на ее веселом лице. Он увидел смех и удивление на ее губах и встал с бьющимся сердцем.

— О, пойдем, посмотри! — восклицала она. — Я нашла замечательную лодку!

— Господи Боже! — У Локриджа перехватило дыхание. — Надень что-нибудь, девочка.

— Зачем? Ведь тепло. — Она пританцовывала от нетерпения. — Рысь, мы можем поехать кататься и ловить рыбу, и весь день наш, и Богиня счастлива, и ты наверняка уже отдохнул; ну давай поедем!

— Но… — «А почему бы и нет?» — подумал он. — Хорошо. Но сперва ты оденешься, понятно?

— Если ты хочешь. — Недоумевая, она все же послушно взяла платье в хижине, где Фледелиус все еще храпел среди разбросанных кувшинов из-под эля, и стрелой полетела через лес впереди Локриджа.

Ялик, привязанный к пню, показался ему весьма заурядным. Но, конечно, у народа Аури лодки были либо сплетены из ивняка и обтянуты кожей, либо выдолблены из ствола дерева; фальшборт у них закреплялся колышками или ивовыми прутьями. Здесь же были использованы настоящие железные гвозди! А уж когда Аури увидела, как он сел на весла, вместо того чтобы отталкиваться шестом или грести одним веслом, она прямо рот раскрыла от изумления.

— Это, конечно, привезли с Крита, — вздохнула она.

У Локриджа не хватило духу сказать ей, что разоренный Крит находится под властью венецианцев, а в следующем веке ему предстоит пережить турецкое нашествие.

— Возможно.

Он вел лодку среди камышей и ивняка, пока они не выплыли на открытое мелководье. Здесь расположился заросший кустами островок; солнце играло на спокойной воде. Вместе с одеждой Аури прихватила с собой рыболовные снасти. Она насадила наживку и умело закинула леску в укромное место под бревном. Локридж откинулся и вновь разжег свою трубку.

— Ты исполняешь странный обряд, — заметила Аури.

— Только для удовольствия.

— Можно мне попробовать? Ну пожалуйста!

Он дал себя уговорить; результат был именно такой, какого он и ожидал. Сглатывая и отплевываясь, она протянула трубку.

— У-ух! — Она терла глаза. — Слишком сильно для таких, как я.

Локридж усмехнулся.

— Я предупреждал тебя, девочка.

— Мне надо было послушаться. Ты всегда прав.

— Но послушай…

— Но мне бы хотелось, чтобы ты не говорил со мной, как с ребенком. — Она покраснела. Затрепетали и опустились длинные ресницы. — Я готова стать женщиной, когда только ты захочешь.

Сердце Локриджа забилось быстрее.

— Я обещал снять с тебя заклятие, — пробормотал он. Ему пришло на ум, что он ведь может погибнуть в предстоящем сражении. — В сущности, оно уже снято. Колдовства больше не нужно. Ну… понимаешь… проход через подземный мир… новое рождение. Понимаешь?

Ее охватила радость. Она придвинулась к нему.

— Нет, нет, нет! — Локридж не знал, как быть. — Я не могу… сам…

— Почему нет?

— Посмотри вокруг… сейчас не весна.

— Разве это имеет значение? Все остальное ведь тоже изменилось. И знаешь, Рысь, ты мне так дорог…

Аури прижалась к нему — теплая, неясная и горящая желанием. Ее губы и руки были очаровательно неловкими. «Что ж, мой собственный дедушка назвал бы ее мужа счастливчиком, — подумал он, утопая в ее волосах и в ней самой. — Но нет, черт возьми, нет!»

— Мне придется оставить тебя, Аури…

— Так оставь меня со своим ребенком. Я не хочу думать, что будет потом — не сегодня.

Проявить резкость было выше его сил. Локридж сделал единственное, что пришло ему в голову, — подвинулся слишком далеко вбок, и ялик опрокинулся.

К тому времени, когда они перевернули его и вычерпали воду, ситуация была уже под контролем. Аури восприняла знак недовольства богов без страха, поскольку всю жизнь прожила среди подобного рода предзнаменований; она даже не была особенно разочарована: слишком светло и радостно было у нее на сердце. Она стянула с себя мокрое платье, хихикая из-за того, что Локридж не захотел раздеться.

— Во всяком случае, я могу смотреть на тебя, — сказала Аури, когда к ней вернулась рассудительность. — Еще будет время, после того, как ты освободишь Авильдаро.

Локридж помрачнел.

— Деревня, которую ты знаешь, не вернется, — сказал он. — Вспомни, кого не стало.

— Я знаю, — ответила она с грустью. — Эхегона, который всегда был таким добрым, и Вуровы Веселого, и еще стольких других. — Однако все, что произошло с тех пор, приглушило ее боль. Кроме того, люди Тенил Оругарэй не переживали потери так тяжело, как те, кто пришли после них. Они прекрасно научились принимать все таким, как оно есть.

— К тому же нельзя забывать о ютоазах, — продолжал Локридж. — Мы можем прогнать это племя в этот раз. Но есть ведь и другие могущественные племена, которым не хватает земли. Они вернутся.

— Зачем ты все время мучаешь себя, Рысь? — Она склонила голову набок. — Ведь у нас есть сегодняшний день, и… О-о! Рыба!

Он жалел, что может лишь притворяться веселым, но не радоваться жизни по-настоящему, как она. Его мертвые были с ним неотлучно: народы, короли и не оставившие по себе памяти простые люди во всех эпохах, где шла война во времени, — да, даже тот парень, которого он убил у себя на родине через четыре века. Он видел теперь, что его ханжеская уверенность в своей правоте лишь прикрывала ощущение виновности в убийства «О, конечно, я этого не хотел, — устало говорил он себе, — но факт остается фактом… это произойдет… и будь это в моей власти, я вывернул бы само время наизнанку, лишь бы этого не было».

Они завтракали своим уловом, в стиле сашими, когда протрубил рог. Локридж вздрогнул: так быстро? Не теряя времени, он стал грести к дому.

Действительно, Марет уже был там — с шестью другими Хранителями. Они сменили свои наряды священника, рыцаря, купца, йомена, нищего на плотно облегающую форму, похожую на ту, что он видел на Патрульных, но цвета зеленой листвы; радужно-переливающиеся плащи ниспадали с их плеч. Из-за бронзовых шлемов они отчужденно глядели на своих помощников темными продолговатыми глазами на лицах, так напоминавших лицо Сторм, что становилось не по себе.

— У нас есть еще один агент на Британских островах, — сказал Марет. — Он приведет войско после наступления темноты. А пока нужно заняться приготовлениями.

Локриджу, Аури и Фледелиусу пришлось выполнять поручения, смысла которых они не понимали. Поскольку этот коридор оставался тайной для врага и эти ворота открывались на жизненно важный период, аванзал был забит военными машинами, и входы были достаточно широки, чтобы их пропустить. Американец мог в общих чертах распознать некоторые из них — средства передвижения, стрелковые орудия; но что представлял собой кристаллический шар, в котором клубилась тьма, усыпанная, словно звездами, мерцающими точками? Что это за спираль из желтого огня, холодного на ощупь? Его вопросы пренебрежительно игнорировались.

Даже Фледелиус разозлился.

— Я им не крепостной, — ворчал он.

Локридж старался подавить собственное раздражение.

— Ты же знаешь, как прислужники любят распоряжаться другими. С королевой все будет иначе, когда мы с ней встретимся.

— Да, ты прав. Ради Нее я готов проглотить свою гордость… Любят распоряжаться. Охо-хо! Да ты остроумный парень! — Фледелиус захохотал и так хлопнул Локриджа по спине, что тот пошатнулся.

Наступили сумерки, опустилась темнота. С неба вихрем спустились люди из Англии короля Генриха.

Это была компания неотесанных и необузданных ребят — всего человек сто: отставные солдаты, моряки, более похожие на пиратов, охотящиеся за состоянием младшие сыновья, разбойники, бродячие ремесленники, валлийские повстанцы, парни с низин, занимающиеся кражей скота, — они собрались отовсюду — от Дувра до Лендс-Энда, от Шевиот-Хиллз до лондонских улиц. Локридж мог только гадать, как был каждый из них завербован. Кто-то по религиозным побуждениям, кто-то за деньги, кто-то, чтобы избежать виселицы; одного за другим, Хранители разыскали их и втянули в тайный союз — и вот теперь пришло время воспользоваться их услугами.

Факел высвечивал лица в бурлящей и ворчащей толпе, собравшейся на острове. Рядом с Локриджем стоял коренастый моряк с косичкой, в драных штанах и рубашке, босой, с серьгами в ушах и изрезанным старыми шрамами лицом.

— Ты откуда, друг? — спросил его Локридж.

— Из Девона я, — ответил тот. Локридж понимал его с большим трудом: даже лондонцы все еще произносили гласные на голландский манер, а у этого парня вдобавок имелся еще и сильнейший диалект. — Я был в борделе матушки Колли, когда меня вызвала. Была там, знаешь, на редкость шустрая бабенка! Будь у меня еще часок, она б нескоро забыла Неда Брауна. Но когда медальон заговорил… Клянусь Богом, я был под французским огнем и накалывал на пику караибов, а они орали и лезли по бортам галеона… но никогда не посмел бы я ослушаться этого вызова.

— Медальон?

Браун постучал по диску с изображением Девы Марии, который висел у него на шее. Локридж заметил такие же диски на волосатых торсах еще нескольких человек.

— А тебе что, не дали такого? Ну он шепотом сообщает, когда ты им нужен, да так, что никто, кроме тебя, не слышит, и говорит, куда надо двигать. Он меня там встретил и перенес в какое-то дикое место, а потом сюда. Я и не знал, что на службе такая уйма народу.

Перед входом в хижину выросла фигура Марета. Он возвысил голос — не слишком сильно, — но волнение улеглось.

— Люди, — сказал он, — долгое время большинство из вас состоит в Товариществе, и многие могут вспомнить, как оно спасло их от тюрьмы или смерти. Вы знаете, что служите делу добрых магов, которые своим искусством помогают Святой Католической вере в борьбе с язычниками и еретиками. Сегодня вы призваны, дабы исполнить свою клятву. В далекий и необычный путь отправитесь вы, чтобы сражаться с дикими людьми, в то время как мы, ваши господа, займемся колдунами, которым они служат. Идите же смело вперед, во имя Господа, и те, кто останется в живых, будут богато награждены, а павшие получат еще более высокую награду на небесах. Теперь преклоните колени и получите отпущение грехов.

У Локриджа этот ритуал оставил неприятный привкус. Была ли необходимость в таком цинизме?

Ладно — во имя спасения Сторм Дарроуэй. «Я увижу ее снова», — подумал он, и сердце забилось в его груди.

Притихшие и серьезные — Локридж и не предполагал, что они могут быть такими, — англичане гуськом вошли в дверь хижины и спустились вниз. В аванзале, перед радужным занавесом, им роздали оружие: меч, пику, топор, самострел. Порох был бесполезен против Патруля, для сражения с ютоазами в нем не было необходимости. Марет подозвал Локриджа.

— Ты лучше оставайся со мной как проводник. — Он вложил в ладонь американца энергопистолет. — Держи. Ты прибыл из эпохи, технически достаточно развитой, чтобы пользоваться им. Это несложно.

— Я знаю, как им пользоваться, — огрызнулся Локридж.

Марет оставил свой высокомерный тон.

— Да, она ведь остановила на тебе свой выбор, — пробормотал он. — Ты далеко не обыкновенный человек.

Сквозь толпу протиснулась Аури.

— Рысь! — взмолилась она: ее начинал мучить возвратившийся страх. — Будь рядом со мной.

— Пусть она остается здесь, — приказал Марет.

— Нет, — возразил Локридж. — Она отправится с нами, если захочет.

Марет пожал плечами:

— Тогда пусть держится в стороне.

— Я должен быть в передних рядах, — объяснил ей Локридж. Ладонями он ощущал ее дрожь. Нужно поцеловать ее… или не стоит?

— Пойдем, крошка. — Йеспер Фледелиус положил на плечо Аури свою огромную, как у гориллы, руку. — Держись рядом со мной. Мы, датчане, должны держаться вместе среди этих английских невежд. — Они скрылись в толпе.

В течение дня Локридж помог протащить через ворота несколько летательных аппаратов — флаеров. Они были яйцеобразной формы, сверкающие и прозрачные, и основу их составляло не вещество, а энергия непонятной ему природы. В каждом из аппаратов могло поместиться двадцать человек. Он забрался в первый из них вместе с Маретом. Люди, которые уже были в нем, тяжело дышали, шептали молитвы или бормотали ругательства и затравленно озирались, словно попавшие в западню животные.

— Они не слишком будут напутаны, чтобы сражаться? — поинтересовался Локридж на датском.

— Нет, я их знаю, — ответил Марет. — Кроме того, обряды посвящения включают бессознательное кондиционирование. Их страх превратится в ярость.

Аппарат бесшумно поднялся и под тихое жужжание, исходившее от стен, поплыл по отливающему холодным светом туннелю. Остальные флаеры полетели следом — в каждом из них за пультом управления сидел Хранитель.

— Раз уж у вас есть этот коридор, — спросил Локридж, — почему бы не набрать еще подкреплений в других периодах?

— Нет возможности. — Марет отвечал рассеянно, пальцы его бегали по разноцветному щиту, черты лица были напряженно сосредоточены — Коридор был построен, в основном чтобы обеспечить доступ именно в эту эпоху. Его терминал в будущем находился в восемнадцатом веке, где у нас есть еще один надежный опорный пункт в Индии. Патруль особенно активен в Англии от Нормандского завоевания до войн Алой и Белой Розы, поэтому у нас вовсе нет ворот, выходящих в средние века; немного их и в более ранних эпохах, где критические регионы, театры крупных сражений находятся в других местах. Фактически на севере времен неолита и бронзового века ворота служат почти как пересадочные пункты. Это во многом просто удачное совпадение, что у нас здесь есть ворота, имеющие частичное временное перекрытие с воротами в Дании.

Локридж хотел было продолжить расспросы, но безжалостно быстрый флаер был уже в нужном им году.

Марет вывел его из коридора и вылез, чтобы свериться с находящимися в шкафу часами-календарем.

— Отлично! — с воодушевлением сообщил он, вернувшись. — Нам повезло. Не придется ждать. Сейчас ночь, приближается рассвет, и мы, похоже, совсем недалеко от того момента, когда она была захвачена.

Энергетические лучи держали аппараты вместе при пересечении ими временного порога. Теперь они быстро поднялись ко входу, люк открылся и закрылся за ними. Марет установил приборы на полет при небольшой высоте в восточном направлении.

Локридж смотрел на проплывавшую под ними местность. В лунном свете каменного века лежали Линкольнширские топи — еще более обширные и дикие. Однако за ними он разглядел на берегу рыбачьи деревни, которые с виду вполне могли бы сойти за Авильдаро.

Это не было случайностью. До того как образовалось Северное море, люди добирались пешком из Дании в Англию; культура Маглемозе была единой. Позднее водное пространство пересекали их лодки, а Ее миссионеры прибывали с юга и в ту, и в другую землю. Диаглосса в его левом ухе рассказала Локриджу, что племена Восточной Англии и Западной Ютландии, переговариваясь медленно, все еще могли понимать друг друга.

Чем дальше в глубь страны, тем менее близким становилось это родство. Население Северной Англии составляли в основном охотники и мастера по изготовлению топоров, сконцентрировавшиеся в Лангдэйл-Пайке, но торговавшие по всему острову. Долина Темзы была заселена достаточно мирно недавними иммигрантами с другой стороны пролива; фермеры с южных низин отказывались от своих мрачных обрядов, из-за которых прежде их сторонились. Возможно, это происходило под влиянием сильной, прогрессивной конфедерации на юго-западе, которая даже начала в небольших масштабах добычу олова, чтобы привлечь купцов из цивилизованных земель. В первую очередь это был народ Кубка, представители которого путешествовали маленькими компаниями и торговали бронзой и пивом. В Дании доживала последние дни старая эпоха; в Англии рождалась новая: эта западная страна лежала ближе к будущему. Оглянувшись, Локридж увидел реки и бескрайние леса; словно во сне, перед его мысленным взором ясно предстали миллионы порхающих птиц, лоси, встряхивающие огромными рогами, и счастливые люди. С внезапной болью он понял, что настоящий его дом — здесь.

Нет. Под ним перекатывались морские волны. Он был на пути домой — к Сторм.

Марет вел флаер с черепашьей скоростью, ожидая, пока посветлеет небо. Но даже летя так, уже через пару часов в поле зрения показался Лимфьорд.

— Приготовиться!

Летательные аппараты опустились ниже. Стальным блеском отливала вода, сверкала роса на траве и листьях внезапно возродившегося начала лета, крыши Авильдаро виднелись за священной рощей. Локридж увидел, что люди Боевого Топора все еще располагаются лагерем в поле, чуть поодаль. Он заметил часового у угасающего сторожевого костра — вытаращив глаза, он громко кричал, призывая спящих воинов.

Другой — чужой — сверкающий флаер вспорхнул со своей стоянки перед Длинным Домом. Стало быть, Брэнн успел собрать своих людей. Под гаснущими звездами затрещали молнии, ослепительно яркие, сопровождаемые раскатами грома.

Марет отрывисто отдал серию команд на незнакомом языке. Два флаера сошлись в том месте, где находился летательный аппарат Патруля. С ревом взметнулось яростное пламя, и аппарат лопнул, словно мыльный пузырь. Фигурки в черном, кувыркаясь, разлетелись по воздуху и попадали на землю.

— Спускаемся, — сказал Марет Локриджу. — Они не ожидали нападения, так что их здесь немного. Но если они вызовут подкрепление… Нужно как можно быстрее перехватить контроль.

Аппарат скользнул над самой водой и опустился на землю; Марет отключил силовое поле.

— Вылезайте! — крикнул он.

Локридж выпрыгнул первым, за ним посыпались англичане. Рядом сел еще один флаер. Во главе этого отряда был Йеспер Фледелиус с поднятым сверкающим мечом в руке.

— Бог и король Кристиан! — гремел его голос.

Другие аппараты опустились несколько поодаль, на лугу, где расположились ютоазы, и, высадив вооруженных людей, снова поднялись. Спокойно и бесстрастно пилоты-Хранители наблюдали за вспыхнувшим сражением, отдавая команды через висящие у англичан на шее амулеты, словно передвигая шахматные фигуры.

Звенел металл, ударяясь о камень.

Локридж бросился к хижине, которую хорошо помнил. Она была пуста. С проклятием он развернулся и со всех ног припустил к Длинному Дому.

Вход сторожили около дюжины ютоазов. Проявляя отвагу перед лицом сверхъестественной угрозы, они неподвижно стояли с поднятыми топорами. Вперед вышел Брэнн.

На его вытянутом лице играла вызывающая тревогу улыбка. В его руке блеснул энергопистолет. Пистолет Локриджа был настроен на защиту. Он метнулся сквозь фонтан огня и набросился на Патрульного; они покатились по пыльной земле. Оружие отлетело в сторону, каждый пытался схватить другого за горло.

Меч Фледелиуса взлетел и опустился. Вооруженный топором воин остался лежать в луже крови. Другой ютоаз нанес удар, датчанин парировал его; тут подоспели следовавшие за ним англичане, и закипела битва.

Краем глаза Локридж заметил еще две одетые в черное фигуры; струйки огня трещали там, где лучи пистолетов играли на щитах. Занятый дракой с Брэнном, он лично ничего больше сделать не мог. Патрульный был необычайно сильным и умелым противником. Но неожиданно они оказались лицом к лицу, и он узнал Локриджа. От ужаса у Брэнна отвисла челюсть и открылся рот; он отпрянул и попытался закрыться руками. Локридж ударил его по горлу ребром ладони, сел на него и бил головой об землю, пока тот не затих.

Американец вскочил, даже не поинтересовавшись, что стало с черепом Брэнна. Повсюду вокруг Фледелиус и его соратники преследовали караульных-ютоазов. От других Патрульных остались лежащие у ног Марета и его товарищей-Хранителей обгоревшие трупы. Не обращая ни на кого внимания, Локридж через дверной проем ворвался в Длинный Дом.

Внутри царил мрак. Он ощупью пошел вперед.

— Сторм! — позвал он взволнованно. — Сторм, ты здесь?

Тенью среди теней она лежала на возвышении, связанная. Его ладони ощутили холодный пот, покрывавший ее обнаженное тело; он сорвал провода с ее головы, прижал ее к себе и заплакал. Какой-то момент, показавшийся Локриджу вечностью, она не двигалась, и он подумал, что она умерла. А затем…

— Ты пришел, — прошептала Сторм и поцеловала его.

ГЛАВА XIII

Весть облетела лес, изгнанники возвратились домой, и в Авильдаро воцарилась радость.

Празднество было буйным и веселым, хотя триумф победы и омрачался похоронами стольких убитых. Иноземцы, чье металлическое оружие прогнало ютоазов, были вовлечены в это неуемное веселье. Они говорили на непонятном языке — ну и что с того? Жареный поросенок объяснялся с ними своим вкусом, мужчина — улыбкой, женщина — самой собою.

Только Длинный Дом оставили в покое, поскольку там расположились зеленые боги, которые привезли своих людей. Мясо и питье оставляли у дверей, и все взрослые мужчины соперничали за честь быть им слугой или посыльным. На второй день праздника один из них подошел к Локриджу, наблюдавшему, как танцуют на лугу жители деревни, и сказал, что его зовут.

Он покинул танцующих с нетерпеливо бьющимся сердцем. Тревога за Сторм мешала ему принимать активное участие в забавах. Теперь же ему сообщили, что Богиня Луны потребовала его присутствия.

Солнечный свет, запахи леса, дыма и соленой воды, звучащие вдалеке возгласы и песни — все это исчезло из его сознания, как только он вошел в дом. Священный огонь пока не был вновь разожжен: было обещано, что Она сама совершит этот обряд в подходящее для Нее время. Светящиеся шары освещали все внутри; грубо вытесанные столбы и стропила выступали на фоне закопченных стен; разбросанные меховые шкуры поблескивали, словно живые. Семь Хранителей, сидя на лавках, ожидали свою королеву. До того, чтобы поздороваться с Локриджем, они не снизошли.

Зато, когда появилась Сторм, все встали. Дальний конец дома был теперь отгорожен — не ширмой из какого-нибудь материала, а силовым занавесом, полностью поглощавшим свет. Она прошла сквозь него. На фоне абсолютной темноты казалось, что она пылает огнем.

«Или нет… она сияет, — подумал Локридж, чувствуя головокружение, — как то море, которое также принадлежит Богине». Три дна и три ночи мучений в устройстве для чтения мыслей наложили на нее отпечаток: резко вырисовывались широкие скулы, в зеленых глазах притаился лихорадочный огонь. Однако держалась она так же прямо, тем же иссиня-черным блеском отливали ниспадающие волосы, обрамляя смуглые лицо и шею. От ворот эпохи короля Фродхи было доставлено одеяние, соответствующее ее времени и положению. Сверху, до силового пояса, ее полупрозрачная мантия была голубой; книзу она расширялась и волнами спадала до щиколоток, постепенно приобретая более темный оттенок, приближающийся к пурпурному; на ней были вытканы серебром эмблемы, изображавшие одновременно пену и змей. Брошь в форме Лабрис держала плащ, подкладка которого была белой, как летнее облако, но который снаружи был серым из-за грозовых туч и предвещающих дождь перистых облаков. На ногах у Сторм были золотые туфельки, обсыпанные бриллиантами. Полумесяц кованого серебра увенчивал ее лоб.

Марет сопровождал ее. Он что-то говорил на языке Хранителей. Сторм прервала поток его слов резким взмахом руки.

— Говори так, чтобы было понятно Малькольму, — сказала она на языке Оругарэй.

Марет растерялся.

— На этом свинском языке, о сияющая?

— Тогда на критском. Он достаточно тонок.

— Но сияющая, я собирался доложить о…

— Он должен знать. — Сторм оставила его переживать свое унижение и подошла к Локриджу. Она улыбалась. Он неумело наклонился и поцеловал протянутую ему руку.

— Я еще не поблагодарила тебя за все, что ты сделал, — сказала она. — Но словами этого не выразить. Ты сделал гораздо больше, чем просто спас меня. Ты нанес мощный удар во имя всего нашего дела.

— Я… Я рад, — выговорил он с трудом.

— Садись, если желаешь. — С кошачьей гибкостью она повернулась и начала ходить взад и вперед. Локридж не слышал ее шагов на земляном полу. У него подгибались колени; он упал на лавку рядом с одним из Хранителей, который кивнул ему с внезапным уважением.

Черты лица Сторм ожили.

— Брэнн захвачен нами живым, — сказала она. Мягкие звуки критского языка звенели в ее устах. — Благодаря тому, что мы узнаем от него, мы можем получить перевес в Европе на ближайшую тысячу лет. Продолжай, Марет.

Он, бывший священником и военачальником, остался стоять.

— Я не могу понять, как ты выдержала, сияющая, — сказал он. — Брэнн уже раскалывается. Ручеек его секретов скоро превратится в бурный поток.

— То же самое было со мной, — сурово ответила Сторм. — Если бы он успел использовать информацию… нет, я не хочу, чтобы мне напоминали.

Локридж бросил взгляд на черный занавес и быстро отвел глаза. В животе появилось неприятное ощущение. За занавеской лежал Брэнн.

Он не мог точно сказать, что делают с пленником. Во всяком случае, не пытают. Сторм не унизится до того, да и в любом случае это было бы слишком грубо, пожалуй, даже бесполезно против тщательно выпестованных, тренированных нервов и несгибаемой воли лорда будущего. Сторм была напичкана наркотиками; силовыми потоками ее мозг раздражался до самых потаенных глубин. Они не давали ей умереть, но подавляли ее "я" и вызывали жуткий эффект автоматического мышления, так что, дюйм за дюймом, все, что она когда-то знала или делала, все, о чем мечтала и что собой представляла, — выходило на поверхность и бесстрастно фиксировалось в молекулах одного из проводов.

Ни одно живое существо не должно подвергаться этому.

«Ну да, как же, черта с два! — Внутри Локриджа все кипело. — Брэнн принимает собственное лекарство, после того как он убил моих друзей, не сделавших ему ничего плохого. Война есть война».

К Марету вернулось его достоинство.

— Итак, — начал он, — мы выяснили подлинную ситуацию, ту, которая находится в центре его внимания. Когда Локридж сбежал и двинулся по коридору в направлении будущего, у Брэнна, естественно, не было ни малейшего представления о возможности получения им помощи в Англии. Но его тревожило, что Локридж может каким-нибудь образом передать известия Хранителям. Поэтому Брэнн проинформировал своих агентов на протяжении всей датской истории. Они, без сомнения, все еще ищут нашего человека или факты, указывающие на организацию Хранителями спасательной экспедиции.

Между тем ему нужно было взвесить все за и против — что опаснее: перебрасывать ваше сияние в другое место и время или оставить здесь. Поскольку у него были определенные основания полагать, что Локриджу в конечном счете не удастся рассказать нам о нем, он решил остаться, по крайней мере временно. Это отдаленный пространственно-временной регион, который редко посещается. Вызвав лишь несколько Патрульных и держа наготове людей Боевого Топора в качестве помощников, он мог быть практически уверен, что его не обнаружат.

В результате, однако, он у нас в руках, а его организация остается об этом в неведении. Когда мы завершим его обработку, у нас будет информация, необходимая для того, чтобы совершать внезапные нападения на позиции Патруля на всем протяжении времени, устраивать засады на отдельных агентов, разбивать созданные замкнутые группы, — это будет их самое большое поражение за всю войну.

— Да, — кивнула Сторм, — я думала об этом. Мы можем заставить врага поверить, что мы сами сразу убрались отсюда, а в действительности остаться. Брэнн был совершенно прав, считая, что из этого места удобно действовать. Все внимание сосредоточено на Крите, Анатолии, Индии. Патруль думает, что уничтожение этих цивилизаций нанесет нам тяжелый удар. Что ж, пусть продолжают так думать. Пусть тратят силы, пытаясь способствовать индоевропейскому завоеванию, которое предопределено. Обе стороны были склонны упускать из виду север.

Сторм расхаживала по комнате, ее плащ развевался.

Она хлопнула кулаком по ладони и воскликнула:

— Да! Часть за частью мы перебросим наши силы сюда. Мы можем потихоньку организовать эту часть света, как захотим. Доказательств того, что мы этого не сделали, нет; возможность остается открытой. Много ли станет известно на юге о том, что происходит у варваров в этих отдаленных районах? А когда наступит бронзовый век, они будут жить по нашему образцу, будут обеспечивать нас людьми и товарами, охранять базы Хранителей. Этот регион вполне может стать стержнем последнего, решающего удара в направлении будущего.

Пылая энергией, Сторм повернулась и начала отдавать приказания:

— Как можно скорее нам нужно создать вооруженные силы из коренного населения, достаточно сильные, чтобы воспрепятствовать вмешательству других культур. Юскво, обдумай пути и средства и представь свои соображения. Спариан, выведи этих британцев из скотского состояния и организуй из них охрану. Но они слишком заметны — мы не должны держать их дольше, чем необходимо. У ворот в их стране никого нет, так? Урио, возьми нескольких из них и лети с ними туда: обучишь их, чтобы могли нести вахту в течение нескольких недель, пока ворота открыты. Нам может понадобиться такой запасный выход. Безусловно, нам надо сообщить на Крит, что мы здесь, и провести консультации. Радио и мысленные волны слишком рискованны. Зарех и Найгис, подготовьтесь к полету туда после наступления темноты. Шилон, начинай программу по сбору подробной информации обо всем этом регионе. Ты, Марет, можешь продолжать наблюдение за обработкой Брэнна.

Что-то в выражении их лиц ей не понравилось.

— Да, да, конечно, — сказала она нетерпеливо, — я знаю, что ваши посты — в шестнадцатом веке и вы чувствуете себя здесь не в своей тарелке. Что ж, придется научиться чувствовать себя, как надо. База на Крите располагает лишь тем, что ей необходимо. Они не могут выделить нам никого, пока реорганизация не пойдет полным ходом. Если мы станем звать на помощь, то дадим противнику слишком хорошую возможность обнаружить, что происходит.

Восьмой Хранитель поднял руку.

— Да, Ху?

— Разве не следует сообщить в нашу собственную эпоху, о сияющая? — спросил он почтительно.

— Разумеется, следует. Известие может быть передано с Крита. — Нефритовые глаза сузились. Сторм погладила подбородок и добавила мягко: — Ты сам отправишься домой другим путем — вместе с Малькольмом.

— Что? — вырвалось у Локриджа.

— Ты что, забыл? — сказал Марет. Рот его искривился. — Нам стало известно, что он сообщил тебе. Ты пришел к нему и предал ее.

— Я… Я… — В голове Локриджа все перепуталось.

К нему подошла Сторм. Он встал.

— Возможно, я не имею права требовать от тебя этого, — сказала она, положив руку ему на плечо. — Но от факта никуда не денешься. Так или иначе, ты разыщешь Брэнна в его собственной стране и расскажешь ему, куда я скрылась. И этим ты начнешь цепь событий, которая ведет к его поражению. Гордись. Не многим дано стать вестниками судьбы.

— Но я не знаю… я всего лишь дикарь по сравнению с ним — или с тобой…

— Одно из звеньев цепи — я сама, лежащая связанной в темноте, — прошептала Сторм. — Это навсегда оставило шрамы в моей душе. Ты думаешь, я не хотела бы, чтоб этого не было? Но у нас лишь один путь, и по нему мы должны идти. Это моя последняя просьба, Малькольм, и самая трудная. После этого ты сможешь возвратиться в свою страну. А я всегда буду тебя помнить.

Локридж сжал кулаки.

— О'кей, — сказал он по-английски. — Ради тебя.

Ее улыбка, ласковая и немного грустная, показалась ему благодарностью, которой он не заслужил.

— Иди к празднующим, — сказала она. — Повеселись, пока можно.

Локридж поклонился и вышел нетвердым шагом.

Солнце ослепило его. Он не хотел принимать участия в забавах: слишком во многом нужно было разобраться. Вместо этого он пошел в другую сторону вдоль берега.

Он стоял в одиночестве и глядел на залив. Легкие волны лизали песок, белые чайки кружились над голубой водой, за его спиной на дубу посвистывал дрозд.

— Рысь.

Он обернулся. К нему шла Аури. На ней снова была одежда ее народа: лыковая юбка, сумочка из лисьего меха, янтарное ожерелье. К этому, в знак уважения, был добавлен медный браслет вождя Эхегона, плотно, чтоб держался, обмотанный вокруг ее тонкого запястья; в выгоревших на солнце волосах золотился венок из одуванчиков. Но губы ее дрожали, небесно-голубые глаза были полны слез.

— Ну, что случилось, девочка моя? Почему ты не на празднике?

Аури остановилась рядом с ним с поникшей головой.

— Я хотела найти тебя.

— Я был неподалеку, кроме того времени, когда разговаривал со Сторм. Но ты…

Лишь сейчас, оглядываясь назад, Локридж осознал, что Аури не плясала, не пела, не ходила с другими в лес. Вместо этого она держалась в отдалении, словно маленькая безутешная тень.

— Что-то не так? Я сказал всем, что на тебе больше нет заклятия. Они что, не верят мне?

— Верят, — вздохнула она. — После всего, что случилось, они считают, что на мне благословение Богини. Я не знала, что оно может быть таким тяжелым.

Возможно, потому, что ему не хотелось думать о собственных проблемах, Локридж сел и дал ей выплакаться у него на груди. Прерывающимся голосом Аури все рассказала. Ее путешествие через подземный мир наполнила ее маной. Она превратилась в сосуд неведомых Сил. По какой-то причине она оказалась избранницей Богини. Кто же посмеет прикоснуться к ней? Нет, ее не сторонились, ничего такого не было. Скорее, к ней относились с благоговением, готовы были сделать все, что она скажет, по первому ее слову, — кроме как признать ее такой же, как они сами.

— Не в том дело… что меня… не хотят любить… Я могу подождать… тебя… или кого-нибудь другого… если ты, правда, не хочешь… Но… когда они видят меня, они… перестают смеяться!

— Бедное дитя, — пробормотал Локридж на языке своей матери. — Бедная малышка. Ну и награду же ты получила.

— Ты меня боишься, Рысь?

— Конечно, нет. Мы столько пережили вместе.

Аури крепко обняла его. Уткнувшись головой в его плечо, она продолжала, запинаясь:

— Если бы я была твоей… они знали бы, что… что так должно быть. Знали бы, что это воля Богини… что она выполнена… Я снова заняла бы свое место среди них… Разве не так?

Он не осмелился признаться, что она права. Разумеется, у нее всегда будет особое положение. Но когда ее новая непредсказуемая судьба из возможной станет действительной и все вокруг увидят это, страх растворится в повседневности, и ее подарят простым и естественным дружеским отношением.

— Я не думаю, что какой-нибудь другой мужчина посмеет дотронуться до меня, — сказала Аури. — И тем лучше. Мне не нужен никто, кроме тебя.

«Проклятие! Ну и идиот же ты! — выругал сам себя Локридж. — Забудь о ее возрасте. Она не американская школьница. Она видела и рождение, и любовь, и смерть всю свою жизнь; она свободно бродила по лесам, где рыщут волки, попадала в шторм на лодке, сделанной из шкур, растирала между камней зерна и зубами свежевала убитых зверей; она пережила болезни, зимы Северного моря, войну, путешествие, после которого многие взрослые начали бы заикаться. Девушки моложе ее, а она старше шекспировской Джульетты, уже бывают матерями. Ты что, не можешь отбросить свои глупые предрассудки и запреты и оказать ей эту маленькую милость?»

Нет. В тот день, в ялике, он был очень близок к тому, чтобы уступить. Теперь же ему предстояло страшное и опасное дело. Он мог держаться избранного курса, лишь стараясь, чтобы в его мыслях все время была Сторм. Если он вернется живым, он в качестве награды попросит позволения бросить все и сопровождать ее. Он знал, что ей все равно, как он ведет себя со случайными женщинами. Зато ему уже было не все равно. Не могло быть.

— Аури, — сказал он, проклиная собственную бестактность, — моя работа не закончена. Мне скоро надо отправляться по Ее поручению, и я не знаю, вернусь ли когда-нибудь.

У нее перехватило дыхание, она обхватила его руками и заплакала — их тела сотрясались от ее рыданий.

— Возьми меня с собой, — умоляла она. — Возьми меня!

На них упала тень. Локридж поднял глаза. Глядя на них, перед ними стояла Сторм. В руке у нее был посох Мудрой Женщины, увитый боярышником, — должно быть, она ходила благословить народ, который теперь принадлежал ей. От внезапного порыва ветра темные волосы, платье из океанских вод, плащ, сотканный из дождя, затрепетали и обвились вокруг высокой фигуры.

Ее улыбка не выдавала никаких чувств, но она была иной, чем та, которой Сторм одарила его в Длинном Доме.

— Я думаю, — сказала она довольно резко, — что удовлетворю желание девочки.

ГЛАВА XIV

Хранитель Ху не ждал неприятностей на пути домой. Было точно известно, что Локридж доберется до Брэнна в интервале между отправлением Сторм в XX век и сокрушительным контрударом ее врага. Этот факт был вписан в структуру Вселенной.

Правда, детали были неизвестны. («Что, например, будет потом? — мрачно думал Локридж. — Вернусь я живым или нет?» Пределы погрешности в воротах не позволяли выяснить это заранее.) Как бы то ни было, агенты Патруля, если засекут группу Ху, могут сделать нежелательные выводы. Так что он двигался с осторожностью.

Даже средь бела дня, когда их никто не преследовал, и рядом были герой и бог, вход, ведущий в коридор через гробницу, внушал Аури ужас. Локридж с жалостью увидел, как напряглась ее спина, и постарался успокоить девушку.

— Будь еще раз храброй, — сказал он, — как ты была в прошлый раз.

Аури ответила взволнованной и благодарной улыбкой.

Локридж пробовал возражать против решения Сторм. Но королева Хранителей отбросила свою надменность и сказала мягко:

— Нам нужно собрать точные сведения об этой культуре. Не просто антропологические данные; надо глубоко разобраться в психике, иначе мы можем наделать непоправимых ошибок, входя в контакт с этим народом так близко, как я планирую. Квалифицированный специалист может многое узнать, наблюдая типичного представителя примитивного общества при его встрече с цивилизацией. Так почему не Аури? Это не причинит ей особого вреда после того, что ей уже пришлось испытать. Ты хотел бы, чтобы в таком необычном положении оказался кто-то другой?

Он не мог спорить.

Разверзлась земля. Все трое начали спускаться.

По дороге в будущее они никого не встретили. Но вышли, по указанию Ху, в VII веке н.э.

— У этих ворот Датскими островами правит Фродхи, — объяснил тот. — Кроме того, на материке здесь мир, и Ваниры — более древние боги земли и воды — по своему влиянию по меньшей мере равны Аэзирам. Чуть дальше в будущем Патруль вынудил бы нас вернуться, начинают свои походы викинги. В той части туннеля встреча с вражескими агентами более чем вероятна.

Вспомнив тех, с кем ему пришлось сражаться, Локридж поморщился.

Снаружи в мире царила зима; слой снега лежал между голыми деревьями все еще огромного леса под холодным мутно-серым небом.

— Можно двигаться сразу, — решил Ху, — с земли нас видно не будет. Да если коренные жители нас и заметили бы — неважно. Однако… — Его пальцы пробежались по пульту управления на поясе; все трое поднялись в воздух.

— Рысь, где мы? — воскликнула Аури. — Сразу столько красоты не бывает!

Локриджа, привычного к тому, что облака сверху представляются белыми, оттененными синими горами, больше занимало, почему им тепло, когда они летят в таком морозном воздухе. Какое-нибудь хитрое радиационно-обогревательное устройство? Но, видя сверкающие восторгом глаза девушки, он немножко завидовал ей. А вновь зазвучавший ее смех придал ему бодрости.

Дания осталась позади. Германия, пограничная страна христианского мира, была скрыта от глаз той же массой водяного пара, пока через час не показались резко возвышающиеся на краю суши Альпы. Ху сориентировался и через некоторое время опустился со своими спутниками ниже облаков. Локридж увидел деревню — крытые дерном бревенчатые хижины, окруженные частоколом, посреди пустынного зимнего пейзажа. Местность была холмистой; речки чернели на фоне тонкого снежного покрова; лед обрамлял озера. Когда-нибудь этот район будет называться Баварией.

С предельно возможной скоростью Ху наискось полетел к одному из горных кряжей. Когда они опустились, он, как-то по-человечески очень понятно, с облегчением вздохнул.

— Вот мы и дома! — сказал он.

Локридж огляделся. Скалистая, пустынная, мрачная местность производила гнетущее впечатление.

— Что ж, — высказал он свое мнение, — у каждого свой вкус.

Точеные черты лица Ху выразили досаду.

— Это земля Кориоки — ее поместье в будущем, а следовательно, и на протяжении всех времен. В окрестностях было создано по меньшей мере семь коридоров. Ворота одного из них открываются в эту четверть столетия.

— Но только не в мое время, да? Поэтому она не могла отправиться из Америки в Германию. Меня удивляет другое: почему она не хотела вернуться из неолитической Дании этим маршрутом, а не через Крит?

— Пошевели мозгами! — резко ответил Ху. — После встречи с Патрулем в том коридоре — ты знаешь, ты был с ней — она рассчитала, что слишком велика вероятность новой встречи. Лишь теперь, когда Брэнн у нас в руках, этот путь можно считать относительно безопасным. — Он зашагал по снегу.

Локридж и Аури последовали за ним. Девушка дрожала от холода, мерзлая земля скрипела под ее босыми ногами.

— Эй, так не годится, — сказал Локридж. — Иди-ка сюда.

Он поднял ее на руки; она счастливо прижалась к нему.

Идти пришлось недалеко. Внутри неглубокой пещеры Ху поднял земляной пласт, открыв вход. Исходящий из туннеля матовый свет слился с тусклым дневным светом.

По дороге в будущее они молчали, и от этого пульсация энергии казалась громче. Один раз они сделали пересадку, пройдя через ворота в туннель, в физическом смысле находившийся в XXIII веке, и дальше, через другие ворота, в коридор, нужный Ху. Кровь стучала у Локриджа в висках, во рту пересохло.

В конце концов, перешагнув порог, они оказались в аванзале, более просторном, чем любой из тех, что он видел. Пол был устлан богатыми коврами; красные занавески свисали между многочисленных шкафов. При появлении Ху четверо стражников в зеленом отдали честь, поднеся оружие ко лбу. На Ху они не походили, зато были до странности похожи между собой: короткие, коренастые, с приплюснутыми носами и массивными челюстями.

Хранитель не обратил на них внимания. Покопавшись в шкафу, он достал две диаглоссы. Локридж вынул из уха диаглоссу из периода Реформации, чтобы освободить место для новой.

— Дай ее мне, — сказал Ху.

— Нет, — ответил Локридж, — она останется у меня. Вдруг мне еще захочется поболтать со своим корешем Йеспером?

— Ты понял меня? — сказал Ху. — Это приказ.

Охранники подошли поближе.

Локридж вышел из себя.

— Знаешь, что ты можешь делать со своими приказами? — грубо ответил он. — Если ты понимаешь меня. Я Ее человек — и больше ничей.

Хранитель чуть ли не вытянулся по стойке «смирно». Лицо его потеряло всякое выражение.

— Как хочешь.

Локридж попробовал закрепить свою маленькую победу:

— Ты мог бы еще выдать мне пару штанов. У этого неолитического костюма нет ни одного кармана.

— Тебе дадут пояс с карманами. Пойдем… пожалуйста.

Охранники не понимали разговора, который велся на критском языке. Но вызывало тревогу то, как они сразу почувствовали, что произошло, и отошли назад.

Локридж вставил новую диаглоссу и настроил свой мозг — он хорошо научился это делать — на получение конкретной информации.

Языки: два основных — восточный и западный, Хранителей и Патрульных; остальные сохранились среди низших классов обеих гегемонии. Религия: здесь — мистический, ритуалистический пантеизм, признающий Ее символом и воплощением всего божественного; у врага — только жесткая материалистическая теория. Правительство — ему стало противно от потока данных о землях Патруля, слугах, превращенных из плоти и крови и предназначенных для использования несколькими властителями. Сведений, касающихся Хранителей, было немного. Было ясно, что это не демократия, но перед Локриджем возникла картина мягкой иерархической структуры, законы которой основываются скорее на традиции, чем на формальных нововведениях; власть была поделена между аристократами, представлявшими собой единое целое с народом, бывшими в большей степени духовными пастырями или родителями, нежели господами. Жрицами, матерями, госпожами? Женщины доминировали. На вершине пирамиды находились Кариоки, бывшие — как бы это? — чем-то средним между Папой и Далай-ламой? Нет, не то. Странно, каким поверхностным было описание. Может быть, это потому, что посетители могли послушать объяснение местной ситуации viva voce [Живым голосом (лат.).].

Перед Локриджем открылся дворец, и он позабыл свои сомнения.

На этот раз они не стали подниматься по спуску, а взлетели по вертикальной шахте и вышли из нее высоко в огромном здании. Сверкал голубовато-зеленый пол чуть ли ни не в акр площадью; он казался теплым и мягким под ногами и был инкрустирован узором, состоявшим из птиц, рыб, змей и цветов, выглядевших почти живыми. Колонны из нефрита и кораллов поднимались на невероятную высоту, их капители буйно расцветали листвой из драгоценных камней. Но не менее красивы были растения, которые росли между ними и центральным фонтаном. Локридж мало что распознал в этом багряном, пурпурном, золотом море сладких запахов: за два тысячелетия наука создала новый источник радости. Прозрачно-разноцветный сводчатый потолок был словно радуга, сливающаяся с мандалой, привлекающей взор и знаменующей собой бесконечность; ни один соборный витраж не мог бы похвастаться такой значительностью и великолепием. Стены были совершенно прозрачными. Сквозь них были видны террасы, парки, фруктовые и яблоневые сады; летними красками сверкали холмы. И… что это за гигантское, величественное создание с изогнутыми бивнями выходит из чащи, затмевая собой стадо оленей… мамонт, доставленный за двадцать пять тысяч лет как символ для внушения благоговейного страха перед Ней?

Семь юношей и семь девушек, похожих друг на друга как две капли воды, со стройными и красивыми обнаженными телами, преклонили колена перед Ху.

— Добро пожаловать, — произнесли они хором. — Приветствуем тебя, который служит Тайне.

***

Лишь один вечер рискнули Хранители подарить Локриджу перед отправлением на задание: они объяснили это тем, что вокруг слишком много шпионов.

Роскошно одетый, он сидел с Аури на чем-то, что не было ни стулом, ни диваном, но повторяло любую принимаемую позу, лакомился яствами, ему незнакомыми, но восхитительно вкусными. Вино также было превосходным; после него мир казался Локриджу полным призрачного счастья.

— Оно с наркотиком? — спросил он.

— Оставь свои предрассудки, — ответил Ху. — Почему бы не употреблять безобидный эйфориак? — Хранитель заговорил о разных зельях и благовониях, открывавших врата к ощущению Ее истинного воплощения во всем сущем. — Но они предназначены лишь для самых торжественных обрядов. Мужчина слишком слаб, чтобы долго выдержать присутствие в нем божества.

— Женщины могут делать это чаще, — заметила леди Юрия.

Она стояла высоко в иерархии советников Сторм; у нее были светлые волосы и фиалковые глаза, но их двоюродное родство ясно проявлялось в лице и фигуре Дианы. Женщин в совете было больше, чем мужчин, и они явно имели большее влияние. Всех их отличало фамильное сходство; люди обоих полов были красивыми, полными жизни и, казалось, вечно молодыми. Их беседа была блестящим словесным взаимообменом; вскоре Локридж потерял нить разговора, оставил попытки принять в нем участие, развалился в своем «кресле» и слушал его, как слушал бы музыку. Впоследствии у него не осталось никакого четкого представления о том, что же, собственно, было сказано.

Они перешли в другой зал, где пол и стены меняли цвета в гипнотическом ритме. Слуги, ступая неслышно и мягко, как кошки, разносили на подносах закуски; танцевали под музыку, источника которой не было видно. Диаглосса обучила Локриджа замысловатым танцевальным фигурам, а высокопоставленные Хранительницы, которых он вел в танце, подстраивали движения своих гибких тел к его движениям, пока партнеры не становились как бы одним целым. Музыка, несмотря на непривычные гаммы, произвела на него более сильное впечатление, чем практически все, что ему доводилось когда-либо слышать.

— Я думаю, здесь, кроме нот, используются субзвуковые эффекты, — высказал предположение Локридж.

Юрия кивнула:

— Само собой. Но зачем искать всему название и объяснение? Разве недостаточно самой реальности?

— Виноват, — ответил он, — я ведь простой дикарь.

Она улыбнулась и приблизилась к нему, повинуясь танцевальному па.

— Не «простой». Я начинаю понимать, почему ты снискал расположение Кориоки. Мало кто из здесь присутствующих — уж во всяком случае не я — отважился бы пуститься на такие авантюры, как она и ты.

— Ммм… спасибо.

— Предполагается, что я должна заботиться о твоей юной подруге, — смотри, она уснула; я ей сегодня не понадоблюсь. Как насчет того, чтобы провести этот вечер со мной?

До этого Локриджу казалось, что ему нужна только Сторм, но Юрия была так похожа на нее, что сейчас все его существо пылало желанием и кричало: «Да!» Ему пришлось собрать всю свою волю, чтобы объяснить, что ему необходимо отдохнуть перед завтрашним днем.

— В таком случае когда ты вернешься? — предложила Юрия.

— Сочту за честь. — Окружавшие его вино, музыка и женщины не оставили места для сомнения в своем возвращении.

— Оставь время и для меня, воин, — весело вставила леди Тарет, танцевавшая с Ху рядом. Ее партнер улыбнулся, ничуть не обидевшись. Институт брака был давно забыт. Сторм однажды заметила несколько сердито, что свободные люди не могут иметь никаких прав друг на друга.

Локридж лег спать рано и с ощущением полного счастья. Спал он так, как не спал с младенческого возраста.

Утро было не столь радостным. По настоянию Ху он снова привял эйфориак.

— Тебе нужен разум, не затуманенный страхом, — сказал Хранитель. — Это будет в лучшем случае трудное и опасное дело.

Они отправились потренироваться в управлении устройствами, которыми американцу предстояло пользоваться, чтобы отработать на практике навыки и умения, полученные им от диаглоссы. Они летели высоко над раскинувшимися внизу парками, а когда уже собирались поворачивать назад, Локридж заметил башню серо-сизого цвета. На ее верху, в полутора тысячах футов над землей, распростерлись под золотым кругом два крыла — анк, символизирующий жизнь.

— Там начинается город? — спросил он.

Ху сплюнул.

— Не говори мне о городах. Только Патруль строит эти гнусные норы. Мы предоставляем людям жить рядом со своей матерью землей. Это промышленное предприятие. Там не живет никто, кроме техников. Автоматы обходятся без солнечного света.

Они вернулись во дворец. Снаружи его крыши и шпили производили впечатление огромного многоцветного водопада. Ху провел Локриджа в небольшую комнату, где ожидало еще несколько человек. Женщин среди них не было: война, как и инженерное дело, по-прежнему была в основном мужским занятием, кроме как на высшем уровне, на котором действовала Сторм.

Инструктаж был долгим.

— Мы можем доставить тебя на расстояние в несколько миль от Нийорека. — Ху показал пятно на разложенной перед ним карте, на восточном побережье Северной Америки, имевшей странные, непривычные очертания. — Дальше тебе придется действовать самому. Сбрив бороду, в форме Патрульного, имея диаглоссу и всю дополнительную информацию, которую мы можем предоставить, ты сможешь добраться до штаба Брэнна. Мы узнали наверняка, что он сейчас там, а что ты его увидишь, нам, разумеется, известно.

Несмотря на действие наркотика, мышцы живота Локриджа напряглись.

— Что еще вам известно? — медленно произнес он,

— Что ты ушел от него. Ему сообщили — то есть сообщат, — что ты скрылся в коридоре времени. — Глаза Ху, когда он снова посмотрел на Локриджа, ничего не выражали. — Лучше ничего больше не говорить. Тебе будет слишком мешать сознание того, что ты только кукла в драме, содержание которой нельзя изменить.

— Или знание того, что меня убили? — рявкнул Локридж.

— Тебя не убили, — сказал Ху. — Тебе придется поверить мне на слово. Я мог бы соврать. И соврал бы при необходимости. Но я говорю тебе чистую правду, ты не будешь ни схвачен, ни убит Патрулем. Разве, что возможно, когда-нибудь позже… поскольку сам Брэнн так и не узнал, что с тобой сталось. Если повезет, однако, ты выйдешь из коридора через другие, находящиеся в прошлом, ворота, выберешься из города и, переплыв океан, доберешься до этого места. Там ты уже будешь знать, как попасть в наше время. Я надеюсь вновь приветствовать тебя не позднее чем через месяц.

Тревога Локриджа улеглась.

— О'кей, — сказал он. — Займемся деталями.

ГЛАВА XV

В этой эпохе не велось никаких крупномасштабных войн, иначе Земли давно бы не было. Где-то, когда-то, когда одна из сторон будет считать, что достаточно сильна для этого, она нанесет сокрушительный удар, но каким образом это произойдет, не могли предугадать сами сражающиеся. А пока полушария планеты представляли собой крепости; стычки происходили постоянно.

Космический корабль Хранителей с ревом промчался по вытянутой кривой, на запад и вниз, через океан, где в эту ночь была искусственно вызвана буря. В конце дуги траектории раздался голос: «Сейчас!» — и капсула Локриджа была выброшена из корабля. Метеором пронеслась она сквозь ветер и дождь, на огромной скорости взрезая воздух и пылая огнем. Космический корабль повернул и начал набирать высоту.

Локридж лежал внутри раскаленной капсулы. Его обдавало жаром, в голове звенело от вибрации. Затем ослабленная оболочка лопнула, и он оказался в воздухе, поддерживаемый гравитационным поясом.

Скорость была все еще так велика, что силовое поле с трудом защищало его от ветра, который иначе разорвал бы его в клочья. За энергетическим щитом бушевал ураган, темноту рассекали молнии, непрекращающимся потоком лил дождь. Волны тянулись вверх, к нему, брызгая пеной. Когда скорость упала ниже звукового барьера, он услышал вой ветра, раскаты грома, рев бушующего океана. Сквозь непогоду Локридж увидел вспышку голубовато-белого света, ослепившую его на несколько минут. Последовавший взрыв молотом ударил по его барабанным перепонкам. «Значит, они нас засекли, — подумал он, — и выстрелили по кораблю. Интересно, удалось ли ему уйти? Интересно, удастся ли скрыться мне?»

Но такому маленькому объекту, как человек, легко было затеряться среди буйства разъяренных стихий. Да и вряд ли Патруль ожидал его появления и был настороже. Скорее всего, они полагают, что противник станет брать на себя такие хлопоты только ради крупной операции, и не догадываются, насколько важно может быть внедрение одного-единственного агента.

История утверждала, что он доберется до замка Брэнна.

Контролирующие климат энергополя отогнали бурю и грозу от побережья. Локридж вылетел в чистое воздушное пространство и увидел Нийорек.

Мрачным чудовищем раскинулся он по берегу и дальше в глубь материка, насколько хватало глаз. Из карт и диаглоссы Локридж знал, что мегаполис оплел паутиной всю Америку от края до края. В редких местах отступала эта глыба бетона, стали, энергии, набитая десятью миллиардами рабов; лишь кое-где встречались пустыни, бывшие когда-то зеленеющей сельской местностью. Опустошение его родной земли казалось Локриджу таким ужасным преступлением, что ему не нужно было никаких наркотиков, чтобы подавить страх. «Ах, бабье лето на Смоки-хиллз! — подумал он. — Я отомщу за тебя!»

К северу, к югу и впереди него город вздымался крепостными валами; лишь одинокие тусклые фонари да огонь сотен печей рассеивали мрак внизу. По воде разносились гул, стук, иногда звуки такие резкие, что больно было ушам, — голоса машин. На верхних уровнях на милю и выше поднимались отдельные башни; бледные лучи занимающейся зари освещали их стены, не имеющие окон. Башни связывали кабели, трубы, подземные переходы. Открывавшейся картине нельзя было отказать в определенной величественности. Те, кто придумал эти уходящие в небо вертикальные пещеры, не были мелочными. Но их жесткие очертания говорили о людях, чьим самым большим стремлением было получение неограниченной власти — навечно.

— Кто такой? — прозвучал в шлемофоне голос.

Над Локриджем нависли двое стражей в черной, как и на нем, форме. Внизу на пароме поднялись дула орудий.

На этот случай он был проинструктирован.

— Начальник караула Дарваст, из гвардии Директора Брэнна, возвращаюсь с особого задания. — Фразы на языке Патруля звучали резко. Он должен признать, что его грамматика и семантика были ближе к английскому языку, чем к языку Хранителей, на котором он даже не мог иногда более или менее точно высказать свою мысль. Но здесь самое близкое к понятию «свобода» слово означало «способность осуществить», а для понятия «любовь» слова вообще не было.

Поскольку он все равно собирался открыть Брэнну свое имя, Локридж предложил сделать это с самого начала. Ху отверг эту идею:

— Тебе придется пройти через слишком много бюрократических уровней. — Чтобы сказать это, ему волей-неволей пришлось обратиться к фразеологии языка Патрульных. — Хотя ты в конце концов все равно пробьешься к нему, в ходе допросов они узнают слишком многое, а ты будешь слишком ослаблен.

— Опуститесь у ворот сорок три для опознания, — приказал голос по радио.

Локридж повиновался, приземлившись на торчащем над водой выступе. Он был металлический, без покрытия, так же как и огромный портал в возвышавшейся перед ним стене. Охранник сошел с площадки, на которой стоял.

— Ваша модель личности, — сказал он.

Агенты Хранителей хорошо поработали. На случай нужды фиктивные личностные параметры были введены в машину, которая хранила сведения о жизни каждого человека в этом полушарии. Локридж подошел к прибору для сканирования мыслей и мысленно произнес кодовое слово. В автоматических цепях оно было преобразовано в полную биограмму Дарваста 05-874-623-189, генетически выведенного тридцать лет назад, получившего образование в яслях 935 и Академии Войны, имеющего специальное значение на службе у Директора Брэнна, политически благонадежного, обладателя нескольких наград за успешное выполнение опасных заданий. Стражник отсалютовал, прижав руку к груди.

— Проходите, начальник.

Ворота открылись с жутковатой для своей огромной массы бесшумностью. Из них донесся пульсирующий гул города, потянуло нечистым воздухом. Локридж вошел.

Времени хватило лишь на то, чтобы дать ему общее представление о местонахождении замка, важнее было внимательно изучить все, что было известно о самом замке. «Придется играть без нот», — подумал Локридж. Впрочем, направление он более или менее знал.

Башню Брэнна, покрытую сталью и увенчанную шаром голубого огня, нельзя было не узнать. До нее должно было быть мили две. Локридж зашагал в ее сторону.

Выяснилось, что, пройдя через ворота, он очутился в самом нижнем ярусе человеческого жилья. Город уходил далеко под землю, но там находились только машины, небольшое число инженеров в защитной одежде и миллионы обслуживавших механизмы каторжников, жизнь которых была не слишком долгой среди испарений и радиации. Здесь же узкая пешеходная дорожка была стиснута между ржавых и грязных стен. В вышине балки и строения верхнего уровня закрывали небо. Вибрировал зловонный воздух. Вокруг Локриджа кишели полуквалифицированные рабочие, бесполезные люди, непойманные преступники — все убого одетые, покрытые волдырями. Никто не выглядел истощенным; синтетическая пища раздавалась бесплатно в столовых, к которым жители были прикреплены, — зато Локриджу казалось, что в его легких буквально оседает грязь от запаха немытых тел. Слышались хриплые голоса:

— Так я ему говорю: значит, ты, говорю, не можешь мне, значит, это сделать; я, говорю, знаю лично надзирателя…

— …где ты можешь достать настоящую, ведь, да, точно, действительно, крутой кайф в башке…

— Лучше оставь его. Он ведет себя не так, как все. Как-нибудь вечерком придут за ним, помяни мое слово.

— Ежели она хочет избавиться от своих щенков, пока их не зарегистрировали, так и хрен с ней; это ее дело и надзирателя, а мне начхать, — но когда она швыряет их в мой мусоропровод — это уж извини!

— Последнее, что я слышал, его отправили в это… не знаю точно, что-то вроде похоронной команды, в южном, как его там…

— Не-а, не станут они расследовать. Она не выполняла норму. Что им с того, если кто-то перережет ей глотку? Им же, по сути, и лучше.

— Шшш!.. Осторожно!

Тишина кольцами расползалась вокруг униформы Локриджа. Ему не приходилось проталкиваться через толпу, как всем остальным: люди прижимались к стенам, лишь бы оказаться у него на дороге, опускали глаза и старались делать вид, будто их нет вообще.

Их предки были американцами.

Он обрадовался, когда перед ним оказалась вертикальная шахта, через которую он мог подняться при помощи своего гравипояса. На верхних уровнях были широкие, безукоризненно чистые коридоры. Двери были закрыты, народу на улице почти не было: классу техников незачем болтаться весь день, чтобы заработать на жизнь. Люди, которые попадались Локриджу, были одеты в униформы из хорошего материала и шагали с подчеркнутой целеустремленностью. Они отдавали ему честь.

Затем мимо него прошла колонна одетых в серое людей; единственный солдат сопровождал их в качестве охраны. Головы их были выбриты, лица мертвы. Локридж понял, что это осужденные, неблагонадежные. Генетический контроль пока еще не охватывал целиком всю личность, идеологическая обработка тоже не всегда была успешной. Чтобы этим людям можно было доверить работу внизу, среди машин, их мозг был стерилизован энергетическим полем. Более эффективным было бы все полностью автоматизировать, чем использовать труд этих несчастных, но наглядные уроки были необходимы. Еще важнее было занять население. Под бесстрастной маской Локридж с трудом сдерживал тошноту.

Он напомнил себе с некоторым раздражением, что ни одно государство не может долго продержаться, если не имеет хотя бы пассивной поддержки большинства. Но творившееся здесь было просто до предела омерзительно. Почти все здесь, на любом социальном уровне, принимали правление Патруля как должное, не могли представить себе, что можно жить иначе, часто были довольны своим существованием. Господа кормили их, защищали, одевали, давали им образование, лечили их, думали за них. Одаренный, честолюбивый человек мог подняться высоко в качестве техника, ученого, военного, импресарио всегда тщательно продуманных садистских развлечений. Чтобы чего-то достичь, надо было бить других по зубам, — и это была потеха, это давало освобождение. Никто, конечно, не претендовал на высшие руководящие должности. На них люди назначались машинами, считавшимися умнее любого смертного; а если кому-то везло, и он становился приближенным такого человека, то служил ему с усердием сторожевого пса.

«Как Дарваст, — подумал Локридж. — Надо все время помнить, за кого я себя выдаю». Он ускорил шаги.

Солнце еще только вставало, пробираясь сквозь похожие на раковые опухоли тучи, когда он, оставив позади крыши, полетел к крепости Брэнна. Копошащиеся на стенах стражники выглядели как мухи на фоне горы. На каждом выступе притаились орудия; боевой летательный аппарат кружил над горящим на шпиле шаром. Здесь, на высоте, воздух был чистым и прохладным, городской шум слышался тихим шепотом, на западе скалистой горной цепью вставали башни.

Услышав приказ, Локридж опустился и снова прошел процедуру опознания. Потянулись три часа беспокойного ожидания — отчасти из-за того, что ему пришлось пройти через целую цепочку начальников, отчасти потому, что хозяин замка не был еще готов принять кого бы то ни было. Офицер достаточно высокого ранга, чтобы говорить, не опасаясь последствий, объяснил, криво усмехнувшись:

— Он был занят допоздна с новым своим увлечением. Ты знаешь.

— Нет, я был в отъезде, — сказал Локридж. — Какая-нибудь девочка, а?

— Что? — Патрульный был потрясен. — Женщина… для удовольствия? Где ты был? — Он сощурил глаза.

— В прошлом, и провел там несколько лет, — быстро ответил Локридж. — Там как-то отвыкаешь от своего времени.

— Д-да… Это действительно проблема. У агентов, отсутствовавших слишком долго — по их индивидуальному времени, — могут появляться отвратительные, ненормальные представления.

Офицер по-прежнему пристально смотрел на него.

— Можешь не говорить мне, — сказал Локридж. — Я встречался с такими случаями. К счастью, у врагов дело обстоит не лучше.

— Выходит так на так, — кивнул офицер, расслабляясь. — Ну ладно; что такого срочного в твоем сообщении, что ты не можешь подождать пока тебе назначат время?

— Это только для его ушей, — ответил Локридж совершенно автоматически. Он был слишком поражен, что его ложь была воспринята как сам собою разумеющийся факт. Как мог быть Хранитель совращен с пути истинного? Ведь ясно же, что нигде и никогда в прошлом не было ничего лучше того, что он видел в сегодняшней Европе.

Снимающий тревогу химический препарат, который он принял, подавил его недоумение. Он устроился в маленькой, строго обставленной комнатке и привел в порядок свои мысли. Сперва — поговорить с Брэнном, затем — смыться. В основании башни были ворота в коридор времени, открывавшиеся на этот год. Он отправится в период, предшествующий возвышению Патруля. Существует вероятность, что они будут преследовать его всю дорогу, убьют его и почему-либо не смогут вернуться до отъезда своего господина. С другой стороны, не исключена возможность, что ему удастся уйти от них, перелететь в Европу, найти один из коридоров, о которых его проинформировали, и благополучно вернуться назад. Кто знает, может быть, в этот самый момент он здоровается с Аури во дворце Сторм. Здесь, в логове врага, эта мысль казалась особенно дорогой.

— Начальник караула Дарваст! — раздался в воздухе голос. — Директор готов принять вас.

Через раздвинувшуюся перед ним стену Локридж прошел в вестибюль, обшитый сталью и окруженный энергополями. Там ему пришлось раздеться, и солдаты обыскали его одежду и его самого — уважительно, но с предельной тщательностью. Когда он оделся, ему разрешили оставить диаглоссы, но гравипояса и оружия не вернули.

Открылась двустворчатая дверь, и Локридж очутился в изящно обставленной комнате с высоким потолком, серой драпировкой на стенах и серым же ковром. Видеоэкран показывал огромную панораму Нийорека. На одной из стен золотом и драгоценными камнями сверкала византийская икона. После тесноты помещений, в которых он провел несколько часов, у Локриджа на мгновение возникло странное ощущение — будто он вернулся домой.

Брэнн сидел рядом с обслуживающим автоматом. Черная одежда облегала его длинное, тонкое тело, лицо было бесстрастным, как у статуи; он был абсолютно спокоен.

— Должно быть, ты понимаешь, — тихо сказал он, — что люди вроде тебя не являются настолько мне близкими, чтобы я знал их по имени. Однако тот факт, что ты смог пройти посредством идентификации личности, имеет настолько важное значение, что я решил принять тебя по твоей просьбе. Нас видят только мои Немые. Полагаю, у тебя в мыслях нет смехотворного намерения убить меня. Говори.

Локридж посмотрел на него. Вероятно, действие наркотика начинало проходить, потому что он с содроганием подумал: «Боже мой, я встречался с этим человеком и дрался с ним шесть тысяч лет назад, и тем не менее он видит меня сейчас впервые!»

Трудно было дышать, подгибались колени, вспотели ладони.

Брэнн ждал.

— Нет, — выдавил Локридж. — То есть… Я не Патрульный. Но я на вашей стороне. У меня есть кое-какие сведения, которые… которые, мне кажется, вы предпочли бы сохранить в тайне.

Брэнн изучающе смотрел на него. Острые черты его лица оставались неподвижными.

— Сними шлем, — сказал он.

Локридж сделал, как было приказано.

— Архаический тип, — пробормотал Брэнн. — Так я и думал. Большинство никогда бы не обратило внимания, но я встречался со слишком многими расами, в самые разные эпохи. Кто ты?

— Малькольм… Локридж… США, середина двадцатого века.

— Так. — Брэнн помолчал. Внезапно он преобразился, на его лице появилась улыбка.

— Садись, — пригласил он, словно хозяин гостя, и дотронулся до одного из светящихся на автомате пятен. Открылась панель, и появились бутылка и два бокала. — Ты, должно быть, любишь вино.

— Не откажусь, — хриплым голосом ответил Локридж. Он вспомнил, как пил с Брэнном в прошлую встречу, и от волнения осушил свой бокал двумя глотками.

Брэнн наполнил его снова.

— Не спеши, — проговорил он снисходительно.

— Нет, я должен… Слушайте, Кориока из Вестмарка. Вы знаете ее?

Брэнн остался таким же благожелательно-невозмутимым, но лицо его снова закрыла маска.

— Да, из века в век.

— Она готовит операцию против вас.

— Я знаю. То есть она исчезла какое-то время назад — несомненно, с серьезной миссией. — Брэнн наклонился вперед. Его взгляд стал таким пристальным, что Локридж не выдержал и отвел глаза, ища поддержки в безмятежном лице византийского святого.

— У тебя есть информация? — продолжал Брэнн глубоким, резким голосом.

— Да… Есть… господин. Она отправилась в мое столетие, в мою страну — чтобы провести коридор сюда.

— Что? Не может быть! Нам было бы известно!

— Они действуют под прикрытием. С самого начала местные работники, местные материалы. А когда они закончат, Хранители просочатся со всем, что у них есть.

Брэнн со звоном опустил кулак на обслуживающий автомат. И вскочил на ноги.

— Обе стороны уже пытались проделать это, — возразил он. — Ни у той, ни у другой ничего не вышло. Это невозможно!

Локридж заставил себя посмотреть на возвышающуюся над ним фигуру.

— На этот раз, похоже, операция будет успешной. Говорю вам, она отлично законспирирована.

— Если кто-то смог, то она… — Голос Брэнна упал. — О нет. — Рот его искривился. — Решающий бросок. Огненные удары по моим людям.

Он начал ходить взад и вперед по комнате. Откинувшись, Локридж наблюдал за ним. И ему пришло в голову, что Брэнн не был злодеем. В Авильдаро он отзывался — будет отзываться — хорошо о своих ютоазах, потому что они не были жестокими без необходимости. Сейчас его страдание было искренним, Зло породило его, и ему он служил, но в глубине этих серых глаз скрывалась невинность тигра. Когда Брэнн потребовал фактов, Локридж ответил почти с сочувствием:

— Вы сможете остановить ее. Я могу сказать точно, где находится коридор. Когда ведущие из него ворота откроются здесь, вы нанесете через них удар. У нее будет лишь несколько помощников. Вам не удастся захватить ее на этот раз, но для этого представится возможность позднее.

Более или менее правдиво он рассказал о своих приключениях до момента прибытия в Авильдаро вместе со Сторм.

— Она выдала себя за их Богиню, — продолжал Локридж, — и устроила гнуснейшее празднество. — Как и предполагалось, Патрульный не знал, что клан Тенил Оругарэй, находящийся далеко за пределами сферы его манипуляций с культурами, не практикует ритуального каннибализма, в отличие от своих соседей. Кроме того, он, скорее всего, решил, что Локридж отрицательно относится к обрядам; это не соответствовало действительности, но было на руку.

— Именно с этого времени у меня начало меняться мнение о ней. Потом появились вы во главе военного отряда индоевропейцев, и вы захватили деревню и нас тоже. — Брэнн разжал и снова сжал пальцы. — Я сбежал. Тогда я думал, что мне просто повезло, но теперь мне кажется, что вы нарочно плохо охраняли меня. Я добрался до Фландрии и нашел иберийское судно, на которое меня взяли палубным матросом. В конце концов я оказался на Крите и связался там с Хранителями. Они отправили меня в этот год. Вообще-то я хотел вернуться в свой век. Это не моя война. Но мне не дали.

— Разумеется, не дали, — сказал Брэнн, к которому вернулось его самообладание. — Главная причина — суеверие. Они, видишь ли, считают ее священной, фактически бессмертным воплощением Богини, равно как и ее сподвижников. Ты, видевший ее последним, сам теперь слишком священная личность, чтобы оскверниться, став обычным человеком эпохи, которую они презирают.

Локридж был крайне удивлен тем, как гладко проходит состряпанная Хранителями история. Может ли мысль Брэнна быть верной?

— В остальном со мной обращались прекрасно, — сказал он. — Я завязал… ну… дружеские отношения с одной высокопоставленной леди.

Брэнн пожал плечами.

— Она много рассказывала мне о разведывательных операциях, — продолжал Локридж, — показывала разные устройства и всякое такое. Показала, в сущности, слишком многое из своей цивилизации — черт возьми, это не для нормального человека. Меня напичкали пропагандой против Патруля, но все равно мне стало казаться, что вы мне как-то ближе. По крайней мере, вы, может быть, отправите меня домой, а я… — Локриджу пришлось перейти на английский, — я тоскую по родине! Есть там и кое-какие обязательства. Так что в конце концов я упросил ее отправить меня с разведывательной миссией вчера вечером; мне даже дали надеть одну их ваших униформ. Поскольку мне было известно о подставной личности Дарваста… — Он развел руками. — Вот, я здесь.

Брэнн, по-прежнему расхаживавший по комнате, остановился и с минуту стоял совершенно неподвижно.

— Каково точное географическое расположение этого коридора? — спросил он наконец.

Локридж объяснил.

— Меня удивляет, — добавил он, — почему Хранители, после того как все узнали, не отправились на несколько месяцев назад и не предупредили ее?

— Они не могут, — рассеянно ответил Брэнн. — Что было, то должно быть. Иными словами: любая Кориока обладает абсолютной властью — даже большей, чем такой Директор, как я. Она делится своими планами только с избранными. Опасаясь шпионов, об этом своем плане она, вероятно, не рассказала никому, кроме нескольких техников, которых взяла с собой. Считала, что можно сообщить, когда коридор будет готов. Они так поздно получили предупреждение, у них столько дел в разных эпохах, что теперь просто нет времени собрать достаточные силы Хранителей, способные эффективно действовать в прошлом. Тем силам, что могли быть отправлены, наверняка помешал фактор неопределенности — они появились либо слишком рано, либо слишком поздно. Если они вообще были отправлены. У нее есть соперники, которые не будут слишком горевать, потеряв ее.

Брэнн остановил взгляд на Локридже и долго изучающе смотрел на него.

— Предполагая, что твой рассказ — правда, я благодарен, — наконец произнес он медленно. — Ты действительно сможешь вернуться к себе и будешь хорошо награжден. Но сперва мы должны убедиться в твоей искренности путем психического зондирования.

Локриджа захлестнула волна страха. Приближался момент, после которого его будущее было неизвестно. Брэнн напрягся: выступивший на лбу пот, бледное лицо, дергающийся кадык — чего этот парень так нервничает?

— Нет, — сказал Локридж слабым голосом. — Не надо. Пожалуйста. Я знаю, к чему это приводит.

Видимая причина его побега должна была быть такой, чтобы не возбудить недоверия Брэнна к его словам настолько, чтобы он не отказался от поисков ворот Сторм и отправил через них свои войска. Но страх Локриджа был самым настоящим. Он и правда видел ту темную половину Длинного Дома.

— Не бойся, — ответил Брэнн с ноткой нетерпения в голосе. — Глубинные уровни затронуты не будут, если только не выявится чего-нибудь подозрительного.

— Откуда я знаю, что вы говорите правду? — Локридж встал и попятился.

— Ты должен принять мои слова на веру. И, возможно, также мои извинения.

Брэнн подал знак. Дверь отворилась, вошли двое стражников.

— Отведите этого человека в Восьмой Отдел и скажите начальнику отделения, чтобы связался со мной.

Пошатываясь, Локридж вышел из комнаты. Его провожали глаза святого — далекие, как небеса, с которых они смотрели.

Воины в черном повели его через пустой коридор. Стены гасили звук, глухо отдавались шаги, никто не проронил ни слова. Локридж сделал глубокий вдох. «Ничего, парень, — подумал он, — ты ведь знаешь, что сумеешь добраться до временного коридора». Голова у него перестала кружиться.

Показался нужный ему туннель. Входом служило продолговатое отверстие в стене; в глубине свистел прогоняемый под давлением воздух. Солдаты вели Локриджа мимо.

Энергопистолеты были у них в руках, но не нацелены на него. Пленники никогда не доставляли особых хлопот. Локридж резко остановился и ребром ладони рубанул по кадыку охранника справа. Отлетел назад шлем, солдат упал на четвереньки. Мгновенно развернувшись, американец нанес другому охраннику удар плечевым блоком, вложив в него весь свой вес. Стражник повалился назад. Обхватив его руками, Локридж бросился вместе с ним в шахту туннеля.

Кувыркаясь, они полетели вниз. Завыл сигнал тревоги. Эта многоглазая машина, которая представляла собою здание, заметила нечто необычное. Почти человеческим голосом она кричала о том, что видела.

Проносились размытые очертания туннеля, стены которого сходились внизу, в бесконечности. Локридж вцепился в Патрульного, схватив его за горло и колотя кулаком по лицу. Охранник перестал сопротивляться: отвисла челюсть на залитом кровью лице, пальцы, державшие пистолет, разжались. Локридж попытался нащупать пульт управления на его поясе. «Где же, к чертовой матери…?»

Мелькали двери. Дважды из них с шипением вырвались энергетические разряды. Дно приближалось. Локридж нашел нужную кнопку и нажал ее. Неуравновешенные силы чуть не вырвали Патрульного из его рук. Но их падение замедлилось; они избежали страшного удара, от которого у них не осталось бы ни одной целой кости; они были внизу.

На дне из шахты вел другой коридор. Напротив был вход, через который видна была комната, стерильная белизна которой делала радужное сияние ворот времени еще более привлекательным. Двое охранников, выпучив глаза, смотрели поверх наведенного на него оружия. Через туннель уже гнался за ним отряд стражников.

— Держите этого парня! — задыхаясь, приказал Локридж. — И дайте мне пройти!

Он был в униформе с вполне убедительными знаками различия. В замке еще не были известны детали происшедшего. Охранники отдали честь. Он кинулся в аванзал.

Воздух вокруг него прорезал и наполнил собой голос Брэнна, мощный, словно глас Божий:

— Внимание, внимание! Говорит Директор! Человек, одетый в форму начальника караула гвардейских частей, только что вошел во временной переход на девятом подуровне. Он должен быть взят живым любой ценой.

Через ворота! От удара, вызванного фазовым изменением, Локридж упал. Перекувырнувшись, он ударился головой об пол; его пронзила боль, и мгновение он лежал оглушенный.

Страх перед аппаратом для зондирования мозга заставил его очнуться. Он с трудом поднялся и дотащился до стоявших наготове гравитационных саней.

Полдюжины людей высыпало из-за занавеса. Локридж лег ничком. Бледные парализующие лучи били по бортам. Он поднял руку и накрыл ладонью световой контроль ускорения. Сани тронулись.

Да, он удалялся от Патрульных. Патруль остался по отношению к нему в прошлом. Локридж двигался в будущее.

Воздух со свистом вырывался из его легких. Сердце билось так сильно, что его трясло, как крысу в собачьей пасти. Из последних сил он превозмог панику и взглянул назад. Черные фигуры уменьшались. Они в нерешительности топтались на месте. Локридж вспомнил слова Сторм: «Мы пытались проникнуть вперед из нашего времени, — говорила она, сидя у костра в полном волков лесу, — но там оказались охранники; они заставили нас вернуться с помощью неизвестного нам оружия. Мы больше не пробуем. Это было слишком страшно».

— Я служил тебе, Кориока, — всхлипнул он. — Помоги мне, Богиня!

Издалека, отражаясь эхом от пульсирующей белизны туннеля, донесся до него голос Брэнна, отдающего приказ. Патрульные построились. Гравитационные устройства подняли их, и они пустились в погоню.

Коридор вел вперед, теряясь вдали. Никаких ворот не было, одна пустота.

Сани остановились. Он стукнул кулаком по панели управления; машина оставалась неподвижной. Преследователи приближались.

Локридж выпрыгнул из саней и побежал. Луч ударил в пол позади него, задев и парализовав его ступню. Раздался торжествующий крик.

А затем наступила Ночь и пришел Ужас.

Локридж так и не понял, что произошло. Он лишился зрения, слуха, всех чувств и способности мыслить; кружась, он превратился в бестелесную точку, летящую в вечность сквозь пространство, имеющее бесконечное множество измерений. Каким-то образом он осознал присутствие чего-то живого и одновременно неживого. Оттуда исходил ужас, абсолютное воплощение ужаса — отрицание всего, что есть, было и будет; холод холоднее холода; темнота темнее темноты; пустота в пустоте, ничего, кроме водоворота, который втягивал его, сжимал и превращал в ничто.

Его больше не было.

ГЛАВА XVI

И снова он был.

Сначала он был музыкой — самой нежной и красивой из когда-либо существовавших мелодий, — в которой он, охваченный сонным восторгом, узнал мелодию «Овцы могут пастись спокойно». Затем он был также запахом роз; под его спиной было упругое, повторяющее его движения ложе; его тело было полно блаженством покоя. Он открыл глаза навстречу солнечному свету,

— Доброе утро, Малькольм Локридж, — произнес мужской голос.

— Ты среди друзей, — добавила женщина.

Они говорили по-английски с кентуккийским акцентом.

Он сел. Кушетка, на которой он лежал, стояла в комнате, отделанной панелями из клена. Она почти никак не была украшена, кроме переливающегося красками экрана, на котором цвета воплощались в необычные, мягкие формы настолько совершенных пропорций, что больше ничего и не требовалось. За открытой дверью Локридж увидел сад. Вдоль посыпанных гравием дорожек росли цветы; ивы склонились над заросшим лилиями прудом, защищая его от лучей знойного летнего солнца. По другую сторону дороги, покрытой зеленым дерном, стоял еще один домик, маленький, увитый жимолостью, простой и очень милый.

Мужчина и женщина подошли ближе. Оба были высокого роста, уже немолодые, но свои мускулистые тела они держали прямо. Волосы их были подстрижены пониже ушей и перевязаны лентами с замысловатым узором. Больше на них ничего не было, кроме ремешка с карманом на левом запястье. Он нащупал на своей руке такой же кошелек на браслете. Женщина улыбнулась.

— Да, твои диаглоссы там, — сказала она. — Не думаю, что тебе понадобится еще что-нибудь.

— Кто вы? — спросил Локридж в недоумении.

Они помрачнели.

— К сожалению, тебе недолго придется пробыть с нами, — ответил мужчина. — Зови нас Джон и Мэри.

— А это… когда?

— На тысячу лет позднее.

— Мы знаем, что тебе пришлось пережить кошмар, — сказала женщина с материнским состраданием в голосе. — Но у нас не было иной возможности заставить этих дьяволов повернуть назад — разве что убить их. Мы вылечили тебя, соматически и психически, пока ты спал.

— Вы отправите меня домой?

— Да. — Тень сострадания пробежала по ее спокойному лицу.

— Фактически прямо сейчас, — сказал Джон. — Мы должны.

Локридж встал с кровати.

— Я имел в виду, не ко мне домой. В Европу, в эпоху Хранителей.

— Я знаю. Идем.

Они вышли. Локридж попытался получить объяснение:

— Я понимаю, почему вы не пускаете сюда никого из прошлого. Так что для вас я?

— Судьба, — ответил Джон. — Самое ужасное слово, которое только может человек произнести.

— Что? Вы… Я… Моя работа еще не закончена?

— Пока нет, — сказала Мэри и взяла его за руку.

— Я не могу рассказать тебе больше, — сказал Джон. — Ради твоего же блага. Война во времени была апогеем человеческой деградации, и не в последнюю очередь потому, что она отрицала свободную волю.

Локридж старался сохранить спокойствие, которое они каким-то образом вселили в него.

— Но ведь время неизменяемо. Разве не так?

— С божественной точки зрения, возможно, — ответил Джон. — Люди, однако, не боги. Загляни внутрь себя. Ты знаешь, что делаешь свободный выбор, не так ли? В войне во времени они оправдывали все ужасные вещи, которые делали, тем, что они якобы так или иначе должны произойти. Тем не менее они сами, непосредственно, были виновны в такой тирании, стольких смертях, такой ненависти, таких страданиях, что страшно представить. Теперь мы знаем, что лучше не заглядывать в собственное будущее, и мы путешествуем только в несчастное, проклятое прошлое — тайком, как наблюдатели.

— Кроме как в случае со мной, — сказал Локридж с ноткой гнева в голосе.

— Мне очень жаль. Мы вынуждены причинять зло, чтобы предотвратить большее зло. — Джон бросил на него твердый взгляд. — Я утешаю себя тем, что у тебя хватит мужества это перенести.

— Что ж… — Кривая усмешка тронула губы Локриджа. — О'кей. Я, безусловно, рад вашему вмешательству там, в коридоре.

— Больше этого не будет.

Они вышли на дорогу. Город казался достаточно большим; куда ни глянь, среди высоких деревьев стояли дома. На улице было много народу — красивые люди, шагающие спокойно, не спеша. Некоторые были голыми, другие, видимо, в летнюю жару чувствовали себя лучше в легкой тунике. Двое взрослых, проходя мимо, поклонились Джону — с уважением, но без подобострастия.

— Ты, должно быть, важная персона, — заметил Локридж.

— Континентальный советник. — В голосе Мэри звучали любовь и гордость.

С гиканьем пронеслась ватага детишек. Они крикнули что-то такое, что заставило Джона улыбнуться и помахать им рукой.

— Ммм… то, что я здесь… это хранится в тайне?

— Почти, — ответила Мэри. — Факт твоего появления известен. Мы подготовились. Но они — назовем их хранителями времени — не раскрывали деталей. Для твоего же блага. Кто-нибудь мог бы рассказать тебе слишком много… Не обязательно плохого, — поспешила добавить она. — Но ощущение неотвратимости судьбы превращает человека в раба.

«Меня ждут впереди критические события, — подумал Локридж. — Они не хотят, чтобы я знал, как мне предстоит умереть».

Он освободился от этих мрачных мыслей, уцепившись за произнесенные Мэри слова:

— Хранители времени! Значит, моя сторона все-таки победила! — Он посмотрел вокруг, вдохнул запах леса, сосредоточился на ощущении прохладного дерна под ногами. — Конечно. Я должен был сразу догадаться. Это хорошее место.

— Думаю, — сказал Джон, — тебе стоит запомнить написанное одним из наших философов. Все дурное — это хорошее, ставшее злокачественным.

В недоумении Локридж молча следовал за ними. Вскоре они подошли к участку, огороженному живой изгородью. Джон дотронулся до листа, и ветви раздвинулись. За ними лежал летательный аппарат, формой напоминавший торпеду. Все трое вошли в него. Расположенная впереди кабина была похожа на прозрачный пузырь; не было видно ни рычагов, ни каких бы то пи было приборов управления. В хвосте, через дверь, Локридж увидел — механизмы? Очертания? Что бы это ни было, оно не имело ясно воспринимаемой формы, а, казалось, состояло из немыслимо изогнутых линий, то расходящихся, то вновь сходящихся.

Джон сел. Аппарат бесшумно поднялся. Земля быстро удалялась, поэтому Локридж не смог охватить взглядом все лежащее под темнеющим небом восточное побережье. В основном земля была зеленой (сколько лет потребовалось людям, чтобы исправить содеянное Патрулем?), но на юге на мили раскинулся комплекс зданий. Они были выстроены со вкусом, воздух вокруг был чистым; Локридж различал парки.

— Я думал, Хранители не строят городов.

— Верно, — коротко ответил Джон. — А мы строим.

— Близость других людей человеку тоже нужна, — пояснила Мэри.

Поток беспокойных мыслей Локриджа был прерван появлением на горизонте взлетающего серебристого корабля яйцевидной формы. «Господи, — подумал он, прикинув расстояние, — да эта штука должна быть полмили длиной!»

— Что это? — спросил он.

— Лайнер с Плеяд, — ответил Джон.

— Но они не достигли звезд… в эпоху Сторм.

— Нет. Они были слишком заняты, убивая друг друга.

Аппарат набирал скорость. Америка растворилась в извечном одиночестве океана. Локридж опять начал задавать вопросы, но Мэри покачала головой. На глазах у нее были слезы.

Прошло совсем немного времени, и внизу показалась Европа. Опускаясь, летательный аппарат, благодаря каким-то устройствам, не испытывал сопротивления воздуха. Локридж был бы рад шуму: он отвлек бы его мысли от того будущего, которое сейчас было для него в прошлом. Он напряженно вглядывался вперед. Они все еще летели на такой высоте, что берег разворачивался перед ним словно карта.

— Эй! Ты направляешься в Данию!

— Так надо, — сказал Джон. — Ты сможешь добраться до места назначения сушей.

Аппарат остановился и завис в виду Лимфьорда. Большую часть местности занимали леса и пастбища. Локридж заметил стадо грациозных пятнистых животных — может, они с другой планеты? Но у верхней части залива стоял город. Он не был похож на тот, который Локридж только что оставил, и это его немного обрадовало. Ему всегда претила мысль о безликой земле, где повсюду одно и то же. Красные стены и медные шпили напомнили ему Копенгаген, каким он его знал.

«Ладно, — сказал он себе, — что бы мне еще ни предстояло сделать, я полагаю, это будет во имя благой цели».

— Мы бы с удовольствием показали тебе больше, Малькольм, — мягко сказала Мэри. — Но здесь мы должны расстаться.

— Как? А где же коридор?

— Мы нашли другие способы, — ответил Джон. — Эта машина нас доставит.

Языки пламени поползли по призрачным формам в хвосте. Кабину заполнила темнота. Локридж воспрял духом. Он вовсе не обязательно обречен. Может быть, эта пара просто жалеет его, потому что ему еще предстоит сражаться. Во всяком случае скоро он увидит Аури. Не говоря уже о Юрии и ее двоюродных родственниках — ну и прием же будет! А потом Сторм…

Путешествие во времени закончилось. Лицо Джона стало напряженным.

— Вылезай скорее, — сказал он. — Нас могут засечь; рисковать мы не можем.

Аппарат приземлился без малейшего толчка. Джон пожал Локриджу руку.

— Счастливо тебе, — сказал он отрывисто.

— О да, счастливо тебе! — воскликнула Мэри и поцеловала его.

Скользнула вбок дверь. Локридж выскочил наружу. Аппарат взмыл вверх и исчез.

ГЛАВА XVII

До рождения по-летнему зеленеющей земли, которую он видел через тысячу лет, было далеко. Вокруг была местность не менее дикая, чем во времена Тенил Оругарэй. Большую часть деревьев составляли буки, правда, белые и высокие; их голые ветви проступали на фоне темнеющего неба. Опавшие листья сухо шуршали на холодном ветру. Вверху махал крыльями ворон.

Локридж поморщился. Что это за друзья, которые бросили его здесь, — одного, без одежды!

«Это было необходимо», — подумал он.

Но, черт побери, в их планы не могло входить, чтобы он подох с голоду. Значит, поблизости должно быть жилье. Вглядевшись в окутывавший его полумрак, он различил тропинку. Узкая и, как видно, редко используемая, она вилась между кустов и стволов деревьев в направлении залива. Экспериментальным путем Локридж выбрал диаглоссу, подходящую для этого времени и этой местности, и быстро — в основном чтобы согреться — зашагал вперед.

Сквозь деревья, в стороне, противоположной догорающему закату, он увидел свет. «Полнолуние после осеннего равноденствия», — решил он. Аури, должно быть, ждет его целых три месяца. Бедная одинокая девочка. Ну что ж, они все равно собираются ее изучать, а он будет с нею, как только найдет возможность добраться…

Он резко остановился. Холод пронизал его: вдали послышался лай собак.

Ну и что, мужчине ли этого бояться? Чего он так нервничает? Локридж продолжил путь.

Сгустившиеся сумерки сменила ночная мгла. Трещали и кололись ветки, на которые он натыкался, ничего не видя и сбиваясь то на одну сторону тропинки, то на другую. Усилился ветер. Собаки подавали голос уже ближе. А это что — протрубил рог? Похоже на то — такой пронзительный звук, переходящий в безобразный рев.

«Возможно, они движутся по этой же тропинке, — подумал Локридж. — Подождем…» Нет. Он перешел на рысь. Почему-то у него не было никакого желания встречаться с этой сворой собак.

Какой-то частью рассудка он пытался сквозь растущее беспокойство понять: почему? Если они смотрели на охоту, как на спорт, — что из этого? Но эта местность была такой чертовски пустынной. Родные леса Аури были полны жизни. А здесь он не видел ничего, кроме деревьев и кустов, да еще питающегося мертвечиной ворона, не слышал ничего, кроме завывания ветра и необыкновенно быстро приближающегося лая собак.

Луна поднялась выше. Снопы света проникали между призрачно-серых стволов, пятна теней лежали на земле. В глубине леса тьма была полной. Все сильнее и сильнее становилось ощущение, будто он бежит по бесконечному туннелю. Локридж начал задыхаться. Эхом отдавался лай собак, вновь протрубил рог; он услыхал стук копыт по мерзлой земле.

Лес расступился перед ним. Вереск поблескивал инеем; под мерцающими звездами серебряными полосами на черной воде раскинулся Лимфьорд. Локридж вздохнул с облегчением.

Внезапно собаки завизжали и затявкали, пронзительно протрубил рог, стук копыт превратился в гулкий цокот скачущих галопом коней. Кинжалом кольнула мысль: они взяли его след! Его охватил не поддающийся контролю страх. Локридж побежал, преследуемый по пятам ужасом.

Свора лаяла и выла. Пронзительно, как дикая кошка, закричала женщина. Он выбежал на открытое, залитое лунным светом пространство. В миле от него, у берега, виднелась какая-то темная масса и несколько желтых огоньков. Дома… Локридж зацепился за что-то и упал в кусты дрока, оцарапавшись до крови.

Падение отрезвило его, паника несколько улеглась. До убежища ему никогда не добежать — если вообще это убежище. Собаки догонят его через минуту. «О, Сторм! — Слезы текли по его лицу. — Сторм, дорогая! Я должен вернуться к тебе!» Воспоминание о том, как он обнимал ее, как ее грудь прижималась к нему, придало ему смелости. Он вернулся назад по своим следам.

Добежать до опушки леса… влезть на высокое дерево… встать на ветку, обхватив руками ствол. Превратиться в одну из многих теней — и ждать!

По тропинке из леса на вересковую пустошь вылетела охота.

Это были не собаки — эти два десятка похожих на волков чудовищ, озаренных лунным светом и с рычанием рвущихся вперед. Это были не лошади — полдюжины громадных животных с огромным, как у нарвала, рогом, торчащим изо лба. В холодном и ярком сиянии луны на острие одного из них Локридж разглядел темное пятно, напоминавшее сгусток крови. Наездниками были люди — две женщины и четверо мужчин в форме Хранителей; их длинные светлые волосы развевались по ветру. И еще один человек — его обнаженное тело со вспоротым животом было перекинуто через луку седла.

Один из мужчин протрубил в рог почти прямо под деревом, на котором укрылся Локридж. Американца охватил такой ужас, что он чуть не разжал руки, обнимавшие ствол; он знал только одно: надо бежать, бежать, бежать… «Субзвуковой эффект!» — промелькнула догадка в еще не охваченной безумием части его мозга, и он изо всех сил, царапаясь о кору, вцепился в дерево.

— Хой-о, хой-о! — Ехавшая впереди женщина трясла поднятым копьем. Невыносимо было смотреть на ее лицо, выдававшее несомненное сходство со Сторм.

Они галопом поскакали дальше, пока собаки не потеряли след и не остановились в нерешительности, сердито сопя. Всадники осадили лошадей. Сквозь рев ветра и фырканье животных Локридж слышал, как они кричали что-то друг другу. Одна из девушек нетерпеливо показала в сторону леса: она догадалась, как поступил тот, кого они преследовали. Но остальные были слишком опьянены погоней, чтобы оставаться на месте. Вскоре они, вытянувшись в линию, поскакали через пустошь в восточном направлении.

«Это может быть уловкой, — подумал Локридж. — Они рассчитывают, что мне придется когда-нибудь слезть, и тут они вернутся и поймают меня».

Опять послышался звук рога, но уже так далеко, что его разрушительного воздействия на мозг не ощущалось. Локридж соскользнул с дерева. Вряд ли они ожидают, что он направится к деревне сразу же. У него не хватило бы хладнокровия, будь он каким-нибудь невежественным слоггом.

Откуда он взял это слово? Не из диаглоссы, в которую было умышленно заложено так мало правды об этой половине земного шара. Минутку… Ну да. Его употребляла Сторм.

Он сделал глубокий вдох, прижал локти к бокам и пустился бегом.

Лунный свет заливал землю, вереск был морозно-серым, вода блестела, — разумеется, они заметят его; но ничего другого не оставалось — только бежать. Цеплялись и царапались кусты, ветер дул прямо в лицо, но оставалось только бежать. Других возможностей не было — разве что ждать смерти от клыка, рога или пики. Что подталкивало его, позволяя развить такую скорость, — страх или какой-нибудь препарат, введенный ему в вену Джоном и Мэри? Эту часть пути до берега он проделал одним спринтерским броском.

Поселение представляло собой просто беспорядочное скопление домов. Хотя стены их были из бетона, а крыши из какого-то блестящего синтетического материала, они выглядели более тесными и убогими, чем хижины эпохи неолита. Сквозь плохо пригнанные ставни и щели в неплотно закрывающихся дверях просачивались струйки света — их он и видел с опушки леса.

***

Локридж стал стучаться в ближайший дом.

— Откройте! — кричал он. — Помогите!

Ответа не было, не доносилось ни звука — дом замкнулся в себе и, казалось, отрицает реальность своего существования. Локридж доковылял по грязи до следующего дома и забарабанил в дверь кулаками.

— Помогите! Во имя Нее, помогите мне!

В доме кто-то заплакал.

— Убирайся, — раздался раздраженный мужской голос.

Шум охоты почти не доносился через пустошь; теперь он усилился и начал приближаться.

— Катись отсюда, сука! — заорал внутри дома хозяин.

Локридж попытался вышибить дверь, но она была слишком прочной. Больно ударившись, он отлетел назад.

Шатаясь, он поплелся по деревне, выкрикивая свои мольбы о помощи. В центре селения оказалось что-то вроде площади. Рядом с примитивным колодцем высился двадцатифутовый крест в виде буквы «тау». К нему был привязан человек; он был мертв, и вороны уже начали его клевать.

Локридж прошел мимо. Снова уже слышался стук копыт.

За деревней были поля, где, возможно, выращивали картофель. В по-прежнему ярком лунном свете он ясно увидел оставленные всадниками следы. Рядом стояла избушка — еще более жалкая, чем другие. Дверь ее со скрипом отворилась, и из нее показалась старуха.

— Эй, ты, — позвала она, — сюда, быстро!

Локридж кое-как перевалился через порог. Женщина закрыла и заперла дверь. Сквозь хриплые звуки собственного дыхания он слышал ее пьяное брюзжание:

— Навряд ли они припрутся в город. Никакого интересу — убивать загнанного человека. А Лесовик, что ни говори, тоже человек. Пусть она злится сколько влезет, если узнает. Я знаю свои права, знаю. Они взяли моего Олу, но это делает меня, его мать, священной на целый год. Никто ниже Кориоки не может меня судить, а миледи Истар не посмеет лезть к Ней с такой чепухой.

Силы понемногу возвращались к Локриджу. Он пошевелился.

— Запомни, — быстро проговорила женщина, — если ты начнешь скандалить, так мне достаточно открыть дверь и крикнуть. У меня соседи — мужики крепкие, и они будут только рады посчитаться с Лесовиком. Не знаю, сами они тебя разорвут на клочки или вышвырнут отсюда, чтобы Истар могла поохотиться, но твоя жалкая жизнь в моих руках, и лучше не забывай об этом.

— Я… не причиню… никаких хлопот. — Локридж сел, обхватив руками колени, и посмотрел на нее. — Если я могу чем-то отблагодарить… что-то сделать…

Совершенно неожиданно с удивлением он увидел, что женщина, в сущности, не так уж и стара. Ее сутулость, вылинявшее серое платье, скрюченные пальцы, обветренное лицо, наполовину беззубый рот — все это ввело его в заблуждение. Ее длинные, до пояса, заплетенные в косы волосы были еще темными, морщин было немного, глаза, хоть и затуманенные алкоголем, не потеряли своего блеска.

Обставлен однокомнатный домик был скудно: пара кроватей, стол и несколько стульев, комод и шкаф… Ну-ка, а это что? В углу, служившем кухней, было устройство, похожее на электронное, а на стене — экран видеофона; напротив — маленький алтарь с серебряной Лабрис…

Женщина вздрогнула.

— Ты не Лесовик!

— Полагаю, что нет, — кто бы они такие ни были. — Локридж приложил ладонь к уху, прислушиваясь. Своры не было слышно. Он облегченно вздохнул, поняв, что этой ночью ему умереть не придется.

— Но… но ты являешься из лесу нагишом, удираешь от них… однако выбрит и подстрижен и говоришь лучше меня…

— Скажем так: я из других краев, но я не враг. — Локридж говорил с осторожностью. — Я направлялся в эту сторону, когда наткнулся на охотников. Мне очень нужно связаться с… э-э-э… с собственным штабом Кориоки. Тебе хорошо заплатят за спасение моей жизни. — Он встал. — Ммм… ты не можешь одолжить мне какую-нибудь одежду?

Она оглядела его с головы до ног — не как женщина смотрит на мужчину, а с въевшейся в кровь недоверчивостью, которая понемногу уступала место решимости.

— Хорошо! Может, ты и врешь, может быть, даже ты сам дьявол, посланный ловить в западню бедных слоггов, но мне терять нечего. Туника Олы должна быть тебе впору.

Пошарив в комоде, она просунула ему потертую цельнокроеную блузу. Когда он взял ее, женщина погладила рукой ткань.

— Его дух еще должен быть в ней, хоть немного, — сказала она тихо. — Может быть, он помнит обо мне. Если так, я под защитой.

Локридж натянул тунику через голову.

— Ола был твоим сыном? — спросил он как можно мягче.

— Да. Последним. Болезнь унесла остальных еще в колыбели. А в этом году, когда ему едва стукнуло семнадцать, они выбрали его.

У Локриджа возникла жуткая догадка.

— Это он там на кресте? — вырвалось у него.

— Заткни пасть! — неожиданно вспылила хозяйка. — Это изменник. Он обругал Прибо, любовника миледи Истар, который всего-навсего порвал его рыболовную сеть.

— П-прости, — проговорил Локридж, заикаясь. — Я ведь сказал, что не здешний.

Ее настроение изменилось со свойственной опьянению быстротой.

— Так вот: Ола, — сказала она. — Он должен был быть Мужчиной Года. — Она начала тереть кулаками глаза. — Да простит меня Богиня. Я знаю, что его душа в счастливой земле. Если б только я могла забыть, как он кричал, когда они сожгли его.

Локридж нащупал стул, тяжело опустился на него и уставился в пустоту.

— Ты такой бледный, — сказала женщина. — Хочешь выпить?

— О Господи, да! — Какого бога он имел в виду — Локридж и сам не знал.

Она налила ему в стакан из кувшина. Вино было грубее, чем то, что он пил во дворце, но Локридж почувствовал, как его нервы и мозг обволакивает тот же покой. Ну разумеется: им нужно что-то, чтобы вынести такую жизнь.

— Скажи мне, — спросил он, — эта Истар — ваша жрица?

— Ну да, конечно. Как раз к ней тебе и нужно идти. Завтра, не раньше полудня, я думаю. Она будет на охоте допоздна и спать будет долго, и какой бы важной шишкой ты ни был, она не из тех, кто любит вставать с постели. — Слогг отпила из своего стакана и захихикала. — Вот ложиться в постель — это да, это, я слышала, другое дело. Парни не должны вроде бы болтать о весенних обрядах, но болтают, болтают…

— А эти Лесовики… Кто они?

— Что? Да ты, верно, и впрямь издалека! Это голые люди, лесные жители, мерзавцы, которые прокрадываются в деревню, чтобы спереть цыпленка, а то еще нападают на тех, кто по дурости выходит в одиночку. Право, даже не знаю, почему я впустила тебя: ведь я думала, ты из Лесовиков. Разве что, может быть, я сидела тут одна и вспоминала Олу, и… конечно, на них надо охотиться, не только для того, чтобы сдерживать, но и потому, что их душа переходит в счастливую землю… и все-таки я иногда задумываюсь: откроет ли нам когда-нибудь Богиня лучший путь?

"О да, — вяло подумал Локридж, — лучший путь существует.

Но не в эту эпоху. Я вижу это совершенно ясно. Я вижу того растерянного старого рабочего, которого знал две тысячи лет тому назад, уволенного, потому что он не умел управлять кибернетическим устройством. Что делать с лишними людьми?

Если это Патруль, то их забирают против воли в постоянную армию. Если это Хранители, то они делают из них невежественных крепостных крестьян, оставив какое-то количество совершенных дикарей в качестве сдерживающего фактора и религию, которая… Нет, хуже всего другое: сами Хранители верят.

А ты, Сторм?

Я должен выяснить".

Он смутно слышал голос хозяйки:

— Что ж, пусть я грешна, но Ола делает меня священной, пока не будет выбран следующий Мужчина Года. Должно быть, это по его указанию я впустила тебя. По чьему же еще? Я помогла тебе, чужеземец, — продолжала она горячо. — В награду за это можно мне увидеть Кориоку? Моя бабка однажды видела. Она пролетала как раз над этой землей, волосы у нее были черные, как гроза, которую Она часто вызывает, — о, этого не забыли за шестьдесят лет! Если бы я ее увидела, я бы умерла счастливой.

— Что? — На Локриджа усыпляюще действовали утомление и наркотик, но тут сон как рукой сняло. — Такая же? Столько лет назад?

— А как же еще? Богиня не умирает.

«Какая-нибудь хитрость, — решил Локридж, — возможно, с воротами времени. Но Брэнн говорил о сражениях с ней на протяжении всей истории; и лишь немногие могут путешествовать по коридорам. Во всяком случае, руководители должны проводить в общей сложности годы, если не десятки лет, в каждом пространственно-временном регионе. Сколько?»

Стакан выпал из руки Локриджа. Он вскочил.

— Я не могу оставаться здесь! — взорвался он. — Я должен связаться с кем-нибудь, чтобы за мной послали.

— Постой! Этот аппарат соединен только с башней Истар; не думаешь же ты, что у таких, как я, есть прямая связь с Богиней? Садись, дурачок.

Локридж оттолкнул женщину. Она опустилась на кровать и налила себе еще полный стакан. Он закрыл ладонью единственную светящуюся кнопку вызова. Экран ожил, и на нем появился молодой парень со скучающим, сонным и недовольным лицом.

— Кто ты такой? — спросил Хранитель. — Моя госпожа на охоте.

— Твоя госпожа может охотиться хоть в преисподней, — огрызнулся Локридж. — Соедини меня с дворцом Кориоки в Вестмарке.

У парня отвисла его безбородая челюсть.

— Ты что, рехнулся?

— Послушай, красавчик, если не поторопишься, я приколочу твою шкуру к ближайшему сараю, причем половина тебя будет еще внутри нее. Соедини меня с Хранителем Ху, или леди Юрией, или с кем угодно — кого найдешь. Скажи им, что вернулся Малькольм Локридж. Именем Кориоки!

— Вы их знаете? Простите! Одну, всего одну минутку, умоляю вас! — Экран погас.

Локридж протянул было руку к кувшину, но передумал. Сегодня ему нужна была светлая голова. Некоторое время он стоял, кипя от бешенства. Снаружи под стрехой [Стреха — нижний, свисающий край крыши.] завывал ветер. Женщина смотрела на него и не переставая пила.

На экране возникло лицо Ху.

— Ты! А мы считали тебя пропавшим! — В его голосе было больше удивления, чем радости.

— Это долгая история, — прервал его Локридж. — Ты можешь проследить по этому вызову, где я нахожусь? Тогда прилетай и забери меня.

Старуха была уже слишком пьяна, чтобы проявлять овладевший ею страх, но все же она отодвинулась подальше от него.

— Господин, — невнятно забормотала она, — прости, я не знала…

— Я по-прежнему обязан тебе жизнью, — сказал Локридж. — Но Кориока временно в отъезде. Очень сожалею. — Он не мог больше оставаться в этой хижине, рядом с так аккуратно застеленной постелью юноши. Поцеловав руку его матери, он вышел на улицу.

Шуршали, кружась на ветру, опавшие листья. Луна стояла высоко и казалась меньше. Где-то очень далеко слышался шум охоты. Все это не имело значения.

«Надо быть осторожным, — подумал он. — Что бы там ни было, я должен доставить Аури домой».

Он не заметил, сколько времени прождал. Возможно, полчаса. Двое одетых в зеленое людей вынырнули из темноты и приветствовали его, отдав честь.

— Полетели, — сказал он.

И они понеслись над землей. Локридж видел одну лишь сплошную ночь. Там и тут расположились деревушки, кольцом окружив сверкающие, тянущиеся вверх башни замка-дворца; однако они были отделены от дворца и друг от друга милями пустынных земель. Часто мелькали анки, под которыми находились фабрики. "Несомненно, — подумал Локридж, — жизнь Хранителей в такой же мере зависит от машин, как и жизнь Патрульных. Они лишь чуть больше приукрашивают этот факт.

Они не рассчитывали, что я все увижу. Предполагалось, что я, если останусь жив, попаду прямо в коридор и перенесусь прямо в ее святилище".

Оно выросло перед ним, даже сейчас поразив таким великолепием, что он почувствовал боль, подумав о том, что дворцу суждено исчезнуть. Сопровождающие опустили Локриджа на террасе, где в искусственно теплом воздухе разливался аромат жасмина, и пели струи фонтана. Ху стоял, ожидая его; ниспадавшая с его плеч мантия наводила на мысль о шаровой молнии.

— Малькольм! — Он обхватил Локриджа за плечи. Однако его восторг не был особенно глубоким. — Что случилось? Как тебе удалось удрать и забраться так далеко на север, и… и… в общем, это повод для самого большого праздника с тех пор, как Она избрала свое последнее воплощение в Вестмарке.

— Послушай, — сказал американец. — Я едва стою на ногах от усталости. Моя миссия увенчалась успехом, а подробности могут немного подождать. А сейчас скажи: как Аури?

— Кто?.. А, девочка из неолита. Спит, надо думать.

— Отведи меня к ней.

— Ну… — Ху нахмурился и почесал подбородок. — Почему ты так волнуешься за нее?

— С ней что-нибудь случилось? — закричал Локридж.

Ху сделал шаг назад.

— Нет. Конечно нет. Однако ты должен понимать, что она была вне себя от горя из-за тебя. И она, без сомнения, неверно истолковала кое-что из того, что видела. Этого следовало ожидать. Именно по этой причине нам нужно было изучить кого-нибудь из их культуры так близко. Поверь мне, отношение к ней было самое что ни на есть доброе.

— Я не верю тебе. Отведи меня к ней.

— Неужели она не может подождать? Я думал, мы дадим тебе стимулятор, потом, после того как будет записан твой краткий рассказ, устроим праздник… — Ху сдался. — Ну как хочешь.

Он поднял руку. Появился мальчик-слуга; Ху дал ему указания.

— Увидимся завтра, Малькольм, — сказал он и ушел. Его мантия пылала огнем.

Локридж едва замечал, каким путем его ведут. Наконец открылась дверь. Он шагнул через порог и оказался в маленькой комнате; напротив была еще одна дверь; на кровати лежала Аури. Она была красиво одета и не похудела (здешние биомедики знали, как держать человека в хорошей форме), но она стонала во сне.

Дрожащей рукой он вставил в ухо диаглоссу для ее эпохи и погладил ее нежную щечку. Она заморгала глазами.

— Рысь, — пробормотала она; затем, полностью стряхнув сон, воскликнула: — Рысь!

Он сел рядом с нею и крепко обнял ее, а она смеялась, и плакала, и дрожала в его руках. Слова бурным потоком срывались с ее губ:

— О Рысь, Рысь, я думала, ты умер; увези меня, отвези меня домой, куда угодно; это — место, куда должны отправляться дурные мертвые; нет, меня не били, но у них с людьми обращаются, как со скотом, они выводят их; и все ненавидят друг друга, и все время шепчутся, потому что хотят владеть другими, все они хотят; она не может быть Богиней, она не должна…

— Она и не богиня, — сказал Локридж. — Я добирался сюда через ее земли, я видел ее людей, и я знаю. Да, Аури, мы отправимся домой.

Отворилась внутренняя дверь. Он обернулся и увидел леди Юрию. Светлые волосы не закрывали устройства в ее ухе, так же как ее вечерняя мантия не могла скрыть напряженности ее позы.

— Мне почти жаль, что ты признал это, Малькольм, — сказала она.

ГЛАВА XVIII

1827 год до Рождества Христова.

Локридж прошел сквозь сверкающий занавес.

— Когда мы находимся?

Ху сверился с часами-календарем.

— Позже, чем мне хотелось, — ответил он. — В конце августа.

«Значит, Авильдаро прожила четверть года с того времени, как были разбиты Брэнн и ютоазы, — подумал Локридж. — Аури — примерно столько же. Я — несколько дней, хотя каждый из них тянулся как столетие. Чем занималась здесь Сторм — все лето?»

— Фактор неопределенности, именно он делает межвременную связь такой сложной, — пожаловался Ху. Он наполовину обернулся к воротам. — Можно попробовать еще раз. — Четверо сопровождавших их солдат начали выказывать тревогу, один из них даже стал было возражать. Ху передумал:

— Нет. Такие эксперименты, если не повезет, могут привести к страшнейшим парадоксам. Я посылал людей в разные моменты нескольких последних недель. Согласно последнему сообщению, все по-прежнему идет гладко, и было это меньше месяца тому назад по местному времени.

Он направился вверх по спуску; его люди выстроились вокруг Локриджа и Аури.

— Мы правда дома? — выдохнула девушка, сжав руку американца.

— Да, ты дома, — ответил тот.

Как-то отвлеченно он удивился, что никакого гарнизона Хранителей не было выставлено у ворот, которые приобрели такое значение. «Что ж, — решил он, — у нее на это есть множество причин, в том числе и тот факт, что ей нужно иметь в собственной эпохе как можно больше верных людей. Но прежде всего, я полагаю, она заботится о том, чтобы нельзя было догадаться о происходящих здесь событиях, на тот случай, если разведчики Патруля заберутся так далеко».

Они вышли из туннеля. Полуденное солнце стояло высоко над лесом, полным в разгар сезона красок и жизни. Стадо косуль, щипавших на лугу траву, бросилось бежать, вспугнув множество куропаток. Аури, с лицом, освещенным радостным восторгом, на минуту застыла, вознеся к небу руки и откинув назад копну распущенных волос. Перед отправлением она переоделась в простой наряд своего народа; Локридж обратил внимание, насколько поразительно зрелыми стали ее формы за время его отсутствия. Он пожалел, что у него не хватило духу попросить юбку, плащ и ожерелье вместо выданной ему зеленой униформы.

— И мы снова свободны, Рысь! — Девушка не могла удержаться и внезапно подпрыгнула с радостным криком.

«Ты — да. Может быть. Я надеюсь, — подумал Локридж. — А я? Не знаю».

Те два дня, что его держали во дворце, прежде чем отправить сюда, с ним обращались достаточно хорошо. Он мог ходить, где хотел, при нем был лишь один охранник. Ему вполне вежливо посоветовали рассказать о происшедшем с ним, предложив наркотик, исключающий возможность лжи; он согласился и рассказал все как на духу, поскольку альтернативным вариантом вполне могло оказаться устройство для зондирования мозга. После этого Юрия вела с ним долгие беседы — без малейших признаков злости или раздражения. Ее позиция основывалась на том, что, во-первых, из-за своего происхождения и воспитания он не был готов к пониманию совершенно иной цивилизации; во-вторых, увиденное им не являлось характерным примером; в-третьих, трагедия есть неотъемлемая часть человеческой жизни, которой суждено реально воплотить свое величие; в-четвертых, нельзя отрицать, что злоупотребления имеют место, но они поправимы и при более мудром управлении будут исправлены.

Он ничего не отвечал на это, равно как и на проявления ее благосклонности. Она была ему слишком чужда. Как и все они.

Ху дал команду. Группа поднялась и полетела в сторону Лимфьорда.

Локридж думал о предстоящей встрече со Сторм. Сердце стучало у него в груди. Он не мог бы сказать, какое место в нем занимал страх, а какое — она сама.

Тем не менее судить его будет она, больше никто не смеет. Кроме того, что он был ее избранником, с ним еще были эти загадочные слова из ее будущего.

Лес остался позади. Солнечные блики сверкали на воде залива, где стояла Авильдаро под сенью своей священной рощи. Видны были вышедшие в море рыбачьи лодки и женщины, занимавшиеся домашней работой рядом с хижинами. Но в северной стороне, простираясь на восток, расположились…

Аури пронзительно закричала. У Локриджа вырвалось ругательство.

— Ютоазы! Рысь, что случилось?

— Ради Бога, Хранитель, объясни! — задыхаясь, выдавил Локридж.

— Успокойтесь, — бросил Ху через плечо. — Это было запланировано. Все идет как надо.

Локридж прищурился и стал считать. Сказать, что там собралось целое полчище людей Боевого Топора, было бы явным преувеличением. Он насчитал около дюжины колесниц, стоящих возле вигвамов своих владельцев-вождей. Воинов, в возбуждении следящих за приближением летучего отряда, собралось немногим более сотни человек. Кто-то мог быть на охоте, кто-то еще где-нибудь, но, безусловно, их было не так уж много.

Но зато с ними были их женщины — никто из женщин Оругарэй не носил грубошерстные кофты и юбки. Вокруг них шалили малыши; дети постарше присматривали за стадами коров и овец, табунами лошадей, — огромное количество скота паслось на лугах на пространстве в несколько миль от деревни.

Строились сараи из дерна.

Враг возвратился, чтобы остаться.

Почему, Сторм, почему?

Ху опустил их у Длинного Дома. Стоящие вокруг хижины закрывали собой раскинувшееся в стороне ютоазское стойбище. Площадь перед входом была безлюдна; все замерло там, где когда-то толкались, торговались, смеялись члены общины. Даже далекие голоса едва нарушали эту залитую солнцем тишину.

Дом тоже претерпел изменения. Прежде под притолокой висел венок: зимой из дубовых листьев, летом — из остролиста. Теперь на его месте золотом и серебром сверкала эмблема — Лабрис на фоне Солнечного Диска. Два воина с гордым видом стояли на страже — в кожаных доспехах, раскрашенные, с плюмажем на головах; каждый был вооружен копьем, кинжалом, луком и томагавком. Они отдали честь — так, как это было принято у Хранителей.

— Она там? — спросил Ху.

— Да, мой господин, — ответил старший по возрасту — коренастый рыжий ютоаз с расчесанной на две стороны бородой. На его щите был изображен волк. Потрясенный Локридж узнал Уитукара. Стало быть, его рука срослась.

— Она занимается магией за занавесом из тьмы, — добавил тот.

— Пусть этот человек остается с вами, пока Она не позовет. — Ху вошел внутрь. За ним захлопнулась занавеска из шкур.

Аури заплакала, закрыв лицо руками. Локридж погладил ее светлые волосы.

— Тебе не обязательно оставаться, — сказал он тихо. — Пойди, поищи своих сородичей.

— Если они живы.

— Должны быть живы. Больше сражений не было. Сторм привезла чужеземцев с какой-то своей целью. Ну давай беги домой.

Аури пошла было, но ее схватил один из солдат. Локридж ударил его по руке.

— У тебя не было приказа задерживать ее, — рявкнул он.

С испугом на лице солдат отступил; Аури скрылась между хижин.

Уитукар получил от этой маленькой стычки куда больше удовольствия, чем его перепуганный товарищ. Лицо его расплылось в улыбке.

— Ба! Да ты же тот, что удрал от нас! — загремел его голос. — Ну и ну! — Он опустил копье, подошел к Локриджу и похлопал его по плечу. — То было деяние, достойное воина, — сказал он с самой что ни на есть искренней теплотой. — Хо! Как ты расшвырял нас всех, и все ради одной девчушки! Как шли твои дела с тех пор? Знаешь, мы стали вашими друзьями, и я видел столько богов и так близко за последние недели, что уже надоедает; и я думаю, ты тогда не пользовался колдовством, просто хитрые приемы — я им был бы весьма и весьма рад научиться. Я приветствую тебя!

Локридж собрался с мыслями. Это была возможность услышать правдивое описание событий.

— Я был далеко, по Ее поручению, — медленно произнес он, — и не знаю, что произошло в этих краях. Я был немало удивлен, увидев, что ваш клан вернулся и что ты, — он решил подпустить шпильку, — стоишь на часах, словно какой-то юнец.

Уитукар осенил себя Ее знаком.

— Кто, кроме самых высокорожденных, — его голос звучал торжественно и высокопарно, — достоин служить Ей?

— Ммм… Да, конечно. И все же с каких это пор?

— С середины лета, может, чуть позже. Видишь ли, мы были очень испуганы после того, как он, которого мы считали самим Господином Огня, был побежден, а нас разбили иноземцы с оружием из настоящего металла. Честно говоря, мы считали, что нам еще повезло, что мы добрались до дому, и мы принесли большие жертвы богам этой земли. Но от Нее явился посланник и обратился к нашему совету. Он сказал, что Она на нас не очень сердится, потому что мы — простые люди, которых великан одурачил. Она, мол, даже охотно использует нас как воинов, так как Ее войско должно вернуться к себе на родину.

«Ну конечно же, — вспомнил Локридж. — Англичан необходимо было отправить домой: они слишком плохо приспособлены, чтобы оказывать эффективную помощь, не говоря о том, что слишком бросается в глаза их иноземное происхождение. Сторм бросила какое-то замечание о возникшей у нее по поводу обеспечения войском этого нового театра ее военных действий…»

— Так вот, — продолжал Уитукар, — мы колебались. Жаждущие приключений молодые ребята могли бы послужить несколько лет в Ее гвардии. Но семейные мужчины? Так далеко от своих родичей и богов? Тогда посланный объявил, что Она хочет, чтобы воины пришли и остались. Рыбаки достаточно храбрые, но у них нет опыта в ведении сражений и пользовании современным оружием. Она хотела, чтоб мы пришли — не только здоровые и крепкие мужчины, а все наше племя.

— Она говорила, что мы получим землю, нам будут оказывать почет и уважение. И богам нашим тоже. Солнце и Луна, Огонь и Вода, Воздух и Земля — почему бы им не соединиться, чтобы их одинаково почитали? В конце концов, те фратрии, которые ты видел, вспомнили о том, что становятся слишком большими для своих пастбищ, подумали о выгодах союза с Нею, обладающей такой силой, и переселились сюда.

Пока все идет прекрасно. Деремся понемногу с Морским народом дальше вдоль берега — достаточно, чтобы держаться в форме и захватить кой-какую добычу и рабов. В будущем году, похоже, планируется настоящий удар, чтоб заставить относиться к Ней с должным почтением те племена, которые до сих пор еще этого не делают. А между тем мы обустраиваемся на хорошей земле, и Она, Сестра Солнца, — с нами.

«О, Сторм, — подумал Локридж, — эти северные народы никогда прежде не испытывали на себе проклятие империи!»

— Как вы ладите с коренными жителями Авильдаро? — спросил он резко.

Уитукар сплюнул.

— Не слишком здорово. В драку лезть они не решаются, поскольку Она сказала, что они не должны нас трогать. Но некоторые удрали за море, а оставшиеся такие злые! Э-эх, ты ведь знаешь, какие у них бабы; однако если парню из наших захочется малость поразвлечься, так единственная надежда — застать какую-нибудь в лесу и взять силой. Нам, знаешь ли, тоже не велено причинять им вред. — Он повеселел. — Но дай нам время! Если они не захотят частных взаимообменов, мы и сами управимся. В конце концов мы сделаем их нашими, как наши предки переделывали завоеванные народы по своему образу и подобию. — Он приблизил к Локриджу лицо, по-дружески ткнул его локтем в ребра и доверительно поделился:

— Сказать по правде, Она предвидит такой исход. Она сама обещала мне, не так давно, что будут браки между родовитыми домами обоих народов. А таким путем, ты понимаешь, наследство переходит от их матерей к нашим сыновьям.

"А приведет все это, — подумал Локридж, — к юнкеру Эрику.

Нет, погоди. Это дело рук Патруля.

Но не Хранители ли заложили фундамент?"

Он молчал так долго, что Уитукар обиделся и вернулся на свой пост. Высоко в небе сияло полуденное солнце.

Несмотря на мучившие его мысли, Локридж обрадовался, как дурак, когда появился Ху и сообщил, что она сейчас его примет. Чуть ли не одним прыжком он оказался по ту сторону занавески. Никто за ним не последовал.

Огонь в Длинном Доме по-прежнему не горел; помещение было залито холодным светом шаров. Черная завеса все так же отделяла заднюю часть комнаты. Там, где стоял Локридж, пол был покрыт каким-то жестким материалом, а стены обтянуты серым. Между деревянных опор насмешкой выглядели мебель и устройства из будущего.

К нему подошла Сторм.

Следы ее плена исчезли. Иссиня-черные волосы, золотистая кожа, зеленые, как морские волны, глаза сияли, как будто сами излучали свет; при ходьбе платье прижималось к ее груди, бедрам, ногам, и он снова подумал о Крылатой Победе — Нике Самофракийской. Платье сегодня было белым, с глубоким вырезом и отделано критской лазурью. Лунный серп увенчивал ее лоб.

— Малькольм, — сказала Сторм на его родном языке. — Это моя настоящая награда — то, что ты вернулся. — Она сжала его лицо в своих ладонях и смотрела на него сквозь пульсирующую неподвижность. — Спасибо, — добавила она на языке Оругарэй.

Локридж знал, когда женщина ждет, чтоб ее поцеловали. У него кружилась голова, но он стоял на своем и старался удержать в голове все свои обиды и сомнения.

— Ху, надо полагать, представил тебе мой отчет, — сказал он. — Мне нечего к нему добавить.

— Тебе не нужно ничего добавлять, милый. — Она указала на диван. — Сядем. Мы можем поговорить обо всем.

Он сел рядом с ней. Их колени соприкасались. Перед ними стояли бутылка и два наполненных бокала.

Сторм подала ему один из них, подняла свой.

— Выпьем за нас?

— Брэнн тоже угощал меня вином, — хрипло ответил Локридж.

Ее улыбка погасла. Прежде чем поставить бокал, она долго задумчиво смотрела на него.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказала она.

— Что Хранители ничуть не лучше Патрульных, и провались к чертовой матери и те, и другие? Да, мне так кажется.

— Но это неправда, — ответила она серьезно и искренне, ни на миг не давая ему отвести глаза. — Как-то ты упомянул нацистов из своего времени как случай абсолютного зла. Я согласна. Они были созданием Патруля. Но подумай — только честно, — представь себе, что ты — человек из теперешнего неолита, перенесенный в 1940 год. Много ли различий смог бы ты заметить между странами?

— Твоя кузина Юрия пользовалась примерно такой же аргументацией.

— Ах да. Она. — На мгновение ее губы сжались. — Когда-нибудь с Юрией придется разобраться.

Сторм расслабилась, положила руку ему на бедро и заговорила мягко и быстро:

— Ты встретил в моем будущем двух, именно двух людей, которые в своих целях спасли тебя. Около часу ты был в их мире. Они доставили тебя на выбранное ими самими место и бросили там, сделав несколько продуманно двусмысленных замечаний. Ну, сам посуди, Малькольм, у тебя же научное образование. Какое же это основание для того, чтобы делать выводы? Любые выводы!

Ты видел то, что тебе хотели показать. Слышал то, что они хотели, чтобы ты услышал. Им надо, чтобы произошло что-то, к чему ты являешься ключом. Но что такое ключ, как не простой инструмент? Ты всего лишь видел изменившийся мир. Откуда ты знаешь, что его корни лежат не в победе Хранителей? Я думаю, что это именно так.

Потому что, Малькольм, многое из того дурного, что ты видел в моей стране, — результат войны. Не было бы врага, не нужна была бы такая дисциплина, можно было бы экспериментировать и проводить реформы. Да, я знаю, что собой представляет Истар. Но ты же не настолько наивен, чтобы полагать, что правитель, даже обладающий самой что ни на есть абсолютной властью, может издать указ и добиться исполнения своей воли. Или ты думаешь, что это так? Мне приходится использовать то, что дано мне судьбой. Так вышло, что Истар меня поддерживает. Ее преемник — а я не могу нарушить право наследования: это вызвало бы опасные потрясения во всем королевстве, — тот, кто пришел бы после нее, состоит в другой фракции.

— А Юрия? — спросил Локридж сквозь застилавший его мысли туман.

— Моя дорогая Юрия, — Сторм усмехнулась. — Как бы ей хотелось стать Кориокой! И какая жалкая Кориока вышла бы из нее! — К ней вернулась рассудительность. — Я не недооценила тебя, Малькольм. Ты видел, что я могу сделать. Захватив Брэнна, с твоей помощью я сделала то, что может стать началом смертельного удара по Патрулю. Так мало людей, способных предпринимать эти операции во времени, и так много от них зависит. Пока Брэнн на свободе, большая часть моей энергии уходила просто на отражение его ударов. Я знаю, кто сейчас принял командование, и, откровенно говоря, мне ничего не стоит обвести Гарвена вокруг пальца.

Но и сама наша победа выдвинула целый ряд проблем. Пока тебя не было, верный Ху посылал своих шпионов, и его посланники путешествовали туда-сюда. Мои соперники — о да, у меня дома плетется еще больше темных интриг, чем ты думаешь, — которые организуют заговоры против меня под личиной дружеского расположения, которую нам приходится носить, пока продолжается война, — мои соперники ухватились за этот стратегический пункт. Разве Юрия не делала намеков насчет наград в случае, если ты станешь ее агентом в моем лагере? — Локридж был вынужден кивнуть. — Так вот, с целью получения поддержки эта фракция утверждает, что мы должны по-прежнему сосредоточивать наши усилия в Средиземноморье и на Востоке. Они говорят: оставьте в покое Север, он не имеет никакого значения; хотя индоевропейское завоевание, безусловно, произойдет на юге и востоке, давайте сделаем так, чтобы оно оказалось не имеющим для врага настоящей ценности. А я говорю: бросьте эти регионы; оставьте лишь символические силы, а Патруль пусть держит там своих лучших людей; незаметно для них, давайте создадим на Севере тысячелетнюю несокрушимую твердыню!

Локридж заставил себя отвлечься от ее лица с широкими скулами, от пленительных изгибов ее тела.

— И поэтому ты предала людей, веривших тебе? — спросил он. В голосе его не было той силы, какую он хотел бы вложить в свои слова.

— Да, конечно, я позвала ютоазов, и мегалитическим каменщикам это не нравится. — Сторм вздохнула. — Малькольм, по моему заданию ты читал книги и провел немало времени в Датском Национальном Музее. Тебе должны быть известны археологические находки. Приходит новая культура, которая сформирует будущее; и что бы мы с тобой ни делали, реликвии, доказывающие это, останутся лежать в своих стеклянных ящиках. Но мы можем контролировать детали, о которых экспонаты ничего не говорят. Ты предпочел бы, чтобы пришельцы завоевали Данию так, как они захватят Индию, — с резней и обращением в рабство?

— Но, Бога ради, скажи: зачем они тебе?

— Я не могла оставить англичан, — сказала она. — Их отправили домой, кроме горстки людей, которые будут охранять ворота, пока они через несколько недель не закроются. Кстати говоря, я даже отправила тех агентов, которых ты видел, назад в их шестнадцатый век. Когда подготовительная работа была закончена, от них было мало проку. А из-за нажима моих соперников я не могу вызвать настоящих специалистов с Крита — во всяком случае до тех пор, пока я не буду в состоянии представить солидных, многообещающих перспектив.

Она широко развела руками.

— Что я тогда покажу? — продолжала Сторм. — Новую и долговечную нацию. Сильных людей, которые, пусть с некоторыми компромиссами, следуют указаниям Богини. Источник ресурсов, богатства, людей, если понадобятся. Пространственно-временной отрезок, настолько надежно защищенный, что имеет смысл собирать там силы Хранителей для решительной схватки. Узнав о достигнутых первых результатах, другие Кориоки склонятся на мою сторону. Мое положение дома будет в безопасности. Еще важнее то, что мой план примут, и вся мощь будет сосредоточена здесь. И таким образом мы будем ближе к тому, чтобы положить конец непристойным выходкам Патруля; а уж после этого можно будет заняться исправлением зла у себя дома.

Ее голова поникла.

— Но я так одинока, — прошептала она.

Он не мог удержаться и не взять ее лежащую на коленях руку в свою. Другой рукой он обнял ее за плечи.

Сторм близко наклонилась к нему.

— Война — гадкая штука, — сказала она. — В ней очень много грустного; приходится делать то, чего не хочется. Я обещала тебе, что после выполнения этого поручения ты сможешь вернуться домой. Но мне дорог каждый человек, сохраняющий мне верность.

— Я с тобой, — сказал Локридж.

В конце концов… Разве у него не оставалось еще одного незавершенного дела?

— Ты далеко не обыкновенный человек, Малькольм, — сказала Сторм. — Королевству, которое мы строим, нужен будет король.

Он поцеловал ее.

Она ответила.

— Пойдем, мой друг, — чуть погодя шепнула она. — Туда.

Опустилось солнце. С запада, где желтым светом блестела вода, вернулись рыбачьи лодки; над хижинами вился дым; Мудрая Женщина со своими прислужниками отправилась в рощу преподнести свои ежедневные дары. Через луга доносился грохот барабанов: так люди Боевого Топора отправляли своего бога почивать.

Сторм пошевелилась.

— Тебе сейчас лучше уйти, — сказала она со вздохом. — Ты прости, но мне необходимо выспаться. А исполнение роли божества отнимает почти все мое время. Но ты придешь опять. Правда? Пожалуйста.

— Когда только ты захочешь, — ответил он глухо.

Локридж вышел в вечерний полумрак. В душе его царил мир. Вне стен Длинного Дома он застал повседневный быт народа Тенил Оругарэй: детишки все еще возились на улице, мужчины вели беседы; сквозь открытые двери хижин видны были женщины — ткущие, шьющие, готовящие еду, шлифующие металл, формующие горшки. Локридж шел, и за ним катилась волна тишины.

Дойдя до хижины, где когда-то жил Эхегон, он вошел. Здесь он мог остаться.

Вся семья сидела вокруг огня. Они вскочили и осенили себя знаком, еще не так давно им незнакомым. Простым смертным он оставался лишь для Аури. Она подошла к нему и сказала нетвердым голосом:

— Как долго ты пробыл с Богиней.

— Так было нужно, — ответил Локридж.

— Ты ведь заступишься за нас перед ней, правда? — взмолилась девушка. — Может, она не знает, какие они злые.

— Кто?

— Те, кого Она привела. О Рысь, я такое слышала! Как они пасут свой скот на наших посевах, и насилуют женщин, и глумятся над нами на нашей собственной земле. Она совершали набеги на наших родичей, ты знаешь об этом? Сейчас у них в стойбище люди из Улары и Фаоно, мои дорогие родственники, — они рабы. Расскажи Ей, Рысь!

— Расскажу, если смогу. — В его голосе звучало нетерпение. Ему хотелось побыть немного наедине с этим днем. — Но чему быть, того не миновать. А теперь могу я что-нибудь поесть и побыть в тишине? Мне нужно о многом подумать.

ГЛАВА XIX

Как и в любой войне, о которой Локриджу было известно, в этой борьбе основные усилия должны быть направлены на не бросающуюся в глаза организацию всего. Столь же знакомой была и проблема нехватки людей. Агенты были разбросаны вдоль и поперек всей истории, и сражающимся во времени сторонам катастрофически недоставало людей. У Сторм Дарроуэй положение было еще хуже: она оставалась практически одна.

Сторм признавала, что политическая зависть — не единственная причина того, что она не имела поддержки других аватар — воплощений богов на земле. Ее план был радикальным, включал значительное сокращение вложений в древние, обреченные цивилизации в других регионах. Многие из Хранительниц, выступавших в качестве королев, были совершенно искренни, сообщив Сторм, что та выгода, в несомненном получении которой она клялась, должна быть наглядно продемонстрирована, — лишь тогда они будут готовы оказать помощь. Дело в том, что, судя по всему, война во времени не захватила бронзовый век Северной Европы. Насколько было известно, ни Хранители, ни Патруль не проводили сколько-нибудь значительных операций на этом пространственно-временном участке протяженностью в тысячу лет и тысячу миль.

— Но послушай, — раздраженно сказал Локридж, — разве это не доказывает, что ты ошибаешься?

— Нет, — ответила Сторм. — Точно так же это может означать успех. Вспомни: из-за стражей коридоров в нашу эпоху мы не знаем нашего будущего. Мы не можем предсказать, что нам предстоит сделать. Даже такие причинно-следственные круги, как тот, что мы использовали, чтобы поймать в западню Брэнна, — и то редкость, благодаря действующему в воротах фактору неопределенности.

— Ясно, ясно. Но послушай, любимая, безусловно, можно проверить прошлую эпоху, вроде этой, и выяснить, есть ли там твои люди.

— Если их работа идет гладко, то что мы увидим? Ничего, кроме коренных жителей, живущих своей повседневной жизнью. Когда агенты Хранителей прячутся от Патруля, они в большей степени оказываются скрытыми и от Хранителей.

— Ммм… Полагаю, что так. Проблема безопасности. Нельзя, чтобы твои сторонники знали больше, чем необходимо, иначе это может стать известным врагу.

— К тому же, — надменно продолжала Сторм, — это мое поле деятельности. Я буду распоряжаться своими людьми так, как сочту нужным. Приобретенная мною власть будет использована не только против Патруля. Дома тоже надо свести кое-какие счеты.

— Иногда ты просто приводишь меня в ужас, — сказал Локридж.

Сторм улыбнулась и ласково взъерошила ему волосы.

— Иногда, — промурлыкала она. — А иногда?..

— Ты компенсируешь это — и с лихвой!

Но долго оставаться вместе они не могли. Слишком много всего нужно было сделать.

Сторм должна была находиться в Авильдаро: выступать в роли королевы и судьи, принимать решения и издавать законы — до тех пор, пока создаваемая ею нация не примет того облика, который ей нужен. Ху предстояло служить ей связующим звеном с ее родной эпохой и с Критом. Рядовых воинов можно было использовать лишь в качестве курьеров или стражников; в данном случае солдаты, прибывшие вместе с Ху, не нужны были даже для этого, и она отослала их обратно. Едва ли можно было рассчитывать на опытных агентов из других пространственно-временных регионов. Больше всего Сторм не хватало надежного человека, который мог бы работать с племенами…

Локридж шагая вперед. Его сопровождали Уитукар и еще несколько воинов. Он очень привязался к рыжему ютоазу; они наведывались друг к другу, пили мед и болтали далеко за полночь. «О'кей, — думал Локридж, — он не цивилизован. Как и я, наверно. Мне нравится его жизнь».

Конечной целью было слияние двух народов — Лабрис и Топора — в один. Это, без сомнения, должно было произойти: Ютландии предстояло войти в историю как нации и даже после эпохи Локриджа оставаться распознаваемый единым целым. Подобно многим другим регионам. Вопрос был в том, произойдет ли и здесь то, ради чего Патруль организовал индоевропейское нашествие, — разрушение древней культуры, — или же каменщики неолита выживут в количестве, достаточном для того, чтобы Хранители могли тайно, не безопасно занять Север бронзового века? Сообщения из следующего тысячелетия давали основание предполагать, что второй вариант вполне вероятен, что действия, предпринятые Патрулем, ударят в этой части света по нему самому.

Однако создание этих королевств поневоле должно быть медленным процессом как из-за недостатка агентов, так и для того, чтобы казаться естественным. (По сути дела, быть естественным, ибо сколоченные на скорую руку империи — например, Александра или Тамерлана — просуществовали слишком недолго, чтобы иметь большую ценность.) Первым шагом было объединение жителей деревень, расположенных вокруг Лимфьорда, в союз более тесный и жесткий, чем существовавший прежде. Для этого Сторм могла использовать ужас, испытываемый жителями в ее присутствии, а также, если возникнет необходимость, своих помощников ютоазов. В то время очень важно было заключить союз с внутренними племенами — как с издревле жившими там, так и с вновь пришедшими. С первой миссией такого рода Сторм отправила Локриджа.

Он предпочел бы ехать верхом. Однако эти косматые, с длинными мордами пони никогда не были под седлом, а выездка заняла бы слишком много времени. Поэтому Локридж шел пешком. Когда они приближались к поселению, он и Уитукар забирались на свои колесницы и, сжав от тряски зубы, с достоинством — как оно понималось в эту эпоху — въезжали в деревню.

Но в целом — даже после того, что за этим следовало, — Локридж не мог не признать, что редко получал больше удовольствия. Его любимым отдыхом всегда было забраться с рюкзаком в какую-нибудь глушь: теперь он получил такую возможность, причем поклажу тащили вассалы Уитукара.

Когда они встречались с жителями, их принимали радушно; Локридж с большим интересом подмечал детали, не содержавшиеся в диаглоссе. (Кстати, он постепенно нуждался в ней все меньше и меньше: благодаря постоянному употреблению, язык и обычаи фиксировались в его естественной памяти.) В становищах Боевого Топора несложная церемония сменялась празднеством. В древних сельскохозяйственных общинах сперва проявляли некоторую настороженность — но не страх, поскольку с пришлыми племенами у них не было серьезных стычек: земли было много, поселений на ней мало. Здесь обычно начинали с тщательно разработанных ритуалов, но имели склонность заканчивать все таким торжеством, при виде которого у людей XX века глаза бы на лоб полезли.

Послание, которое передавал Локридж, было простым. Богиня избрала местом своего пребывания Авильдаро. У нее нет вражды, как утверждают некоторые, к Солнцу и Огню; скорее она является Матерью, Супругой и Дочерью богам-мужчинам. Высшими Силами высказано желание, чтобы Их дети были так же соединены, как Они. С этой целью в середине зимы в Авильдаро будет созван первый из целого ряда советов для обсуждения путей и средств этого объединения. Приглашаются все вожди. Об альтернативе Локридж ничего не говорил: это могло лишь вызвать враждебное отношение, да и необходимости в этом не было.

Кое-что из того, что он видел и слышал, казалось ему отталкивающим, но он говорил себе, что это будет исправлено. Больше всего ему нравились люди. Он не мог бы даже назвать их менее искушенными, чем его собственный народ. У них были установлены хотя и непрочные, но широкие контакты — к примеру с племенами Боевого Топора они простирались аж до Южной Руси. Их политика была почти так же сложна, как и в XX веке, только в меньшем масштабе и без примеси идеологии; их нравы были куда более псевдонаукой, называемой экономикой, зато прекрасно разбирались в жизни земли, неба и человечества.

Путь Локриджа пролегал мимо священного холма, которому предстояло стать Виборгом, по земле более плодородной, чем та, которую он видел в будущем; на север к прибою и широким берегам Скау; снова на юг вдоль Лимфьорда. Скромное начало. И все же ему понадобился почти месяц. К тому времени, когда они вернулись в Авильдаро, вересковые пустоши уже цвели пурпуром и золотом; на восходе солнца иней блестел на ветках; начали желтеть листья.

В этот день с западной стороны моря с ревом налетел ветер, пятна света и тени от туч гонялись друг за другом по земле, волны гуляли по заливу и по лужам, оставшимся после прошедшего ночью дождя. Лес качался и стонал, желтые сжатые поля, луговая трава была убрана в стога. Освещенная солнцем, пролетела, направляясь в Египет, стая аистов. Прохладный воздух пахнул морской солью, дымом и лошадьми.

Отряд Локриджа заметили издалека. Сопровождаемый громкими приветственными возгласами, он проехал через лагерь ютоазов и выехал на ничейную землю между ним и деревней. Никто из людей Тенил Оругарэй не вышел его встречать.

Кроме Аури.

Она бежала к нему, полная ликования, поминутно окликая его. Локридж велел вознице остановиться, подхватил ее с земли и обнял.

— Да, малышка, со мной все в порядке, никаких неприятностей не было; конечно же, я рад тебя видеть, но я действительно должен прежде всего рассказать о поездке Богине… — Он с удовольствием прокатил бы ее, но в колеснице было слишком мало места. Всю дорогу она приплясывала рядом.

У Длинного Дома Аури забеспокоилась.

— Я буду в своем доме, Рысь, — сказала она и поспешно убежала.

Глядя ей вслед, Уитукар почесал бороду.

— Недурная курочка, — сказал он. — А как она с мужиком?

— Она девушка, — коротко ответил Локридж.

— Что? — Слезавший с колесницы ютоаз открыл рот. — Не может быть. Не у Морского народа.

Локридж объяснил, как все произошло.

— Н-да… — пробормотал вождь. — Ну-ну. Но уж ты-то, конечно, не боишься ее?

— Нет, — бросил Локридж. — Я слишком занят.

— О да. — Уитукар осенил себя каким-то знаком, правда, ухмыляясь в то же время. — Тебе благоволит Богиня. — Из-за этого ему уже незачем было выказывать чрезмерное почтение, после того как они с американцем прошли вместе по стольким холмам, с криками гнались за оленем, проклинали дождь и неразжигающийся костер, глядели в лицо близкой смерти.

— Эта Аури… — сказал он. — Мне она и прежде нравилась, но я был совершенно уверен, что она твоя. Она же тычется в тебя носом при любой возможности.

— Мы друзья, — ответил Локридж с растущим раздражением. — Если б она была мужчиной, мы были бы назваными братьями. Обидеть ее — то же, что обидеть меня. И я отомщу.

— О да, да, конечно. Но ведь ты же не хочешь, чтобы она навсегда осталась одинокой?

Локридж смог только отрицательно покачать головой.

— И она наследница бывшего здешнего вождя; и, ты говоришь, заклятие с нее снято, гм…

«Что ж, — подумал Локридж со странным чувством, — это может оказаться для нее лучшим выходом из положения».

Но он не мог долго думать о ней. Его ждала Сторм.

В присутствии Ху и Уитукара она произнесла лишь формальное приветствие и, казалось, слушала его отчет вполуха. Вскоре ему было позволено удалиться. Однако она улыбнулась ему и произнесла по-английски одно слово: «Вечером».

После этого и после простых товарищеских отношений последних недель ему не хотелось проводить день среди людей Тенил Оругарэй. Из веселого народа, который он знал прежде, они превратились в растерянных и мрачных жителей оккупированной страны. Между ним и ими пролегла трещина: он был Ее агентом, а Она предпочла показать себя не с лучшей стороны. Он мог бы пойти к ютоазам… но нет, там он увидит их рабов. Аури? Становилось все труднее поддерживать с ней прежние отношения… В одиночестве Локридж зашагал прочь от деревни. Возможно, вода в священном пруду на опушке леса не настолько холодная, чтобы он не смог смыть с себя грязь после путешествия.

Вроде бы он должен был быть счастлив. Но что-то вышло плохо. Он раздумывал об этом, оставляя позади милю за милей. Безусловно, мирное объединение двух народов было благой целью. И люди Боевого Топора не были дурными по своей природе, просто несколько властолюбивыми. Как невоспитанные мальчишки. В этом все и дело. В них должен быть заложен страх перед Господом. А в частности, им необходимо уважение к личности коренных жителей. В настоящее время они просто добавили Богиню Луны к сонму своих богов, и ничто, кроме Ее приказаний, не удерживает их от того, чтобы сделать Морской народ своей добычей. И никогда целая культура не испытывала уважения к другой, если та не могла достояно проявить себя в сражении.

"Прогресс, — с грустью думал Локридж. — Будет ли человек другим через четыре тысячи лет? Мы, белые американцы, возможно и ограбили индейцев, но, поскольку они мужественно защищались, мы гордимся любой имеющейся в нас каплей индейской крови. Негров же мы просто презирали, вплоть до последних десятилетий, когда я уже родился, — пока они наконец не поднялись и не начали борьбу за свои права.

Может быть, народу Джона и Мэри не обязательно разбивать носы, чтоб они смогли уважать других. Хотелось бы так думать. Но как добраться отсюда — дотуда?

Возможно, это моя работа. Заложить кирпичик в стену их строящегося дома.

Но как? Ютоазы прекрасно знают, что победили бы Тенил Оругарэй, если бы боги не привели с собой помощников. Они теперь здесь по приглашению Сторм, потому что они лучшие войны. Это здорово, конечно, созвать совет и посадить на трон короля. Но как избежать королевства, в структуру которого заложены хозяин и крепостной?

Да и хочет ли этого Сторм?

Нет! Хватит об этом!"

Локридж был так поглощен своими мрачными раздумьями, что оказался почти у пруда, прежде чем увидел происходящее там. А они — семь молодых парней и девушка из деревни — были настолько увлечены, что не заметили его приближения.

Девушка лежала навзничь на большом камне, с которого, в качестве подношений, бросали в воду изделия мастеров. В то время как шестеро его товарищей стояли с веточками омелы в руках, седьмой юноша занес над ее грудью кремневый нож.

— Что за черт! — заорал Локридж и бросился к ним. Они попятились. Когда же узнали его, в них не осталось от страха ничего человеческого — парни с мольбами ползали по земле; девушка понемногу начала выходить из транса.

Локридж напряг живот и произнес как можно более низким голосом:

— Ее именем требую: покайтесь в своих прегрешениях.

Запинаясь и умоляя о прощении, они все рассказали. Некоторые детали были опущены, но он и сам мог заполнить пробелы.

«Богиня» была далеко не точным переводом слова, которым обозначалось то, чем Она была в этой культуре. Японское ками было ближе; оно означало любое сверхъестественное существо — от этой скалы или дерева, у которого просят прощения, прежде чем его срубить, до необозримых, непостижимых Сил, господствующих над первоэлементами. Господствующих, не управляющих. Не было никакой формальной теологии, разделения магического и божественного; все вещи обладали определенной мистической силой. У него, Локриджа, ее было ужасно много. Уитукар мог быть его другом, но это потому, что Уитукар был уверен, что магия не будет обращена против него. У Аури, которой не так повезло, не было ни одного человека, который чувствовал бы себя спокойно в ее присутствии.

Эти ребята — из добросердечных людей Тенил Оругарэй — видели, как по ее воле была занята пришельцами их страна. Они могли бы сбежать во Фландрию или Англию, как некоторые уже сделали, но слишком глубоким было в них чувство родины. Вместо этого они решили попробовать поднять силы против Нее. Они слыхали рассказы о человеческих жертвоприношениях у континентальных народов и знали, что эти народы все еще свободны…

— Идите домой, — сказал Локридж. — Я не стану призывать кару на вашу голову. И Ей не расскажу. Грядут лучшие времена. Клянусь в этом.

Они заковыляли прочь. Отойдя на некоторое расстояние, пустились бегом. Локридж прыгнул в воду и начал яростно смывать с себя грязь.

В деревню он вернулся только после захода солнца. Погода стала пасмурной, ветер нагнал тучи с моря, принеся с собой холод и ранние сумерки. На улице никого не было; дверные проемы были затянуты шкурами.

Каковы бы ни были его чувства, человеку надо есть; Локридж питался в доме покойного Эхегона. Он вошел и оказался в царстве тишины. Дым ел глаза, тени заполнили углы и легли вокруг слабо мерцающего в углублении огня. Родня Аури сидела, как будто в ожидании его: мать — вдова, напоминавшая ему ту женщину, которая укрыла его от псов Истар; немногие оставшиеся маленькие сводные братья; тетка и дядя — простой рыбацкий люд; они глядели на него с полной отчужденностью; их собственные дети, некоторые из которых спали, другие, постарше, в страхе попытались спрятаться от него.

— Где Аури? — спросил Локридж.

Ее мать показала на топчан. Волосы цвета спелой пшеницы разметались по одеялу из оленьей шкуры.

— Она выплакала все слезы, и у нее не осталось сил. Разбудить ее?

— Нет. — Локридж переводил взгляд с одного замкнутого и осторожного лица на другое. — В чем дело?

— Ты же знаешь, — ответила мать; в ее голосе не прозвучало даже упрека.

— Не знаю. Расскажи мне!

На мгновение взметнулось пламя, озарив фигуру Аури. Она спала, зажав большой палец в кулаке, словно обиженный ребенок.

— Я хочу помочь. — Он не знал, что еще сказать.

— О да, ты всегда был ей другом. Но что лучше для нее? — жалобно проговорила мать Аура — Мы не можем знать наверное. Мы всего лишь простые смертные.

— Равно как и я, — сказал Локридж, не надеясь, что они поверят.

— Ну что ж. Сегодня днем пришел ютоазский вождь по имени Уитукар и просил ее стать его… как это у них называется?

— Женой, — подсказал Локридж. Он припомнил, что у Уитукара их было уже три.

— Да. Только его. Вроде рабыни, которая должна выполнять любое его приказание. Тем не менее, ну… ты мудрее нас, и ты знаешь этого человека. Он сказал, что мы все будем под его защитой. Это правда? Наш дом очень нуждается в защитнике.

Локридж кивнул. «За защиту надо платить», — подумал он, но промолчал.

— Аури отказала ему, — устало продолжала мать. — Он ответил, что Богиня сказала, что он может ее взять. Тогда она словно рехнулась, стала кричать — звать тебя. Мы ее немного успокоили и отправились к Длинному Дому. Ждали там, потом Богиня приняла нас и велела Аури выйти за Уитукара. Но у ютоазов это делается не так, как у нас. Сперва нужно совершить определенные обряды. Так что мы привели ее домой. Она вроде как бредила, бормотала, что убьет себя или уплывет одна на лодке, — а это будет то же самое, — но наконец уснула. Что ты обо всем этом думаешь?

— Я поговорю с Богиней, — взволнованно ответил Локридж.

— Спасибо. Я сама не знаю, что лучше. Она будет несвободна с ним, но мы ведь и так уже не свободны. И Сторм приказала. Но жизнь Аури никогда не будет счастливой в таких тесных рамках. Может быть, ты сможешь убедить ее, что так лучше.

— Или освободить ее от этого, — ответил Локридж. — Я пойду сейчас же.

— Разве ты не поешь сперва?

— Нет, я не голоден. — Занавес из шкур опустился за ним.

В деревне было совсем темно. До Длинного Дома пришлось добираться чуть ли не ощупью. Охранники-ютоазы пропустили его без единого слова.

Внутри все так же светились шары. Сторм в одиночестве сидела у контрольного щита психокомпьютера. В этом помещении на ней была лишь короткая туника, однако на этот раз Локридж смотрел на нее, не испытывая желания. Она обернулась, засмеялась и потянулась.

— Так скоро, Малькольм? Ну что ж, я устала уже экстраполировать тенденции. Все равно все в основном строится на догадках.

— Послушай, — начал он, — нам надо поговорить.

Ее веселое настроение сразу прошло, она застыла в неподвижности.

— Наш проект идет не так, как надо, — продолжал Локридж. — Я рассчитывал, что здешний народ примирится с новым порядком. Но вместо этого, когда я вернулся, все оказалось еще хуже, чем было.

— Да, настроение у тебя меняется быстро, — произнесла она ледяным тоном. — Будь более конкретным. Ты хочешь сказать, что трения между племенами усилились. А ты чего ожидал? Что я должна сделать, отказаться от своих славных союзников ютоазов?

— Нет, просто немного сбить с них спесь.

— Малькольм, дорогой, — сказала Сторм уже более мягко, — мы здесь не для того, чтобы строить утопию. Это в любом случае безнадежное занятие. Что для нас важно — это накопление сил. А это значит, что предпочтение должно отдаваться тем, кто является потенциально сильным. Не будь ханжой, спроси себя: жители Эниветока, они что, с большим удовольствием переселятся, чтобы освободить место для ядерных испытаний твоей страны? Мы можем стараться свести к минимуму боль, которую причиняем, но тому, кто вообще отказывается ее причинять, нечего делать в этом мире.

— О'кей, — сказал Локридж и расправил плечи, — ты всегда можешь меня переспорить, когда…

Сторм встала. Взгляд ее был бесстыдным и манящим.

— В особенности одним способом, — сказала она.

— Нет, подожди, черт возьми! — заупрямился Локридж. — Может, нам, людям, и приходится быть сволочами. Но не без оговорок. Во всяком случае, человек должен быть верным своим друзьям. Аури — мой друг.

Сторм застыла. Некоторое время она стояла не двигаясь, затем ее пальцы пробежали по черным как ночь локонам.

— Ага, она. — Голос ее звучал ласково. — Я так и думала, что ты заговоришь об этом. Продолжай.

— Она… ну, в общем, она не хочет в гарем Уитукара.

— Он что, плохой человек?

— Нет, но…

— Ты хочешь, чтобы она осталась одна, — зная, насколько необычной это ее здесь сделает?

— Нет-нет…

— Она может найти кого-нибудь другого?

— Ну…

— Кроме, пожалуй, тебя, — проворчала Сторм.

— О, мой Бог! — сказал Локридж. — Ты же знаешь — мы с тобой…

— Не ставь себя слишком высоко, мой милый. Но что касается этой девки. Если два народа должны стать одним, то союзы неизбежны. Брак для людей Боевого Топора — слишком прочное учреждение, чтобы они могли от него отказаться; следовательно, Морской народ вынужден будет принять его. Аури — наследница главы этой общины. В племени ютоазов никто не имеет влияния больше Уитукара. И практически, и в качестве примера ничто не может быть лучше их брака. Конечно, она закатила истерику. Ты что, такой дурак, что думаешь, она никогда не утешится? Не будет любить своих детей от него? Не забудет тебя?

— Да, но… Я считаю, она заслуживает возможности свободного выбора.

— Из кого ей выбирать, кроме тебя, который ее не хочет? Но даже если б ты хотел, это ничего бы нам не дало. Ты пришел, жалуясь, что деревенские жители несчастливы. Англичане будут еще более несчастливы после Нормандского завоевания. Но пройдет несколько веков — и нет норманнов. Все стали англичанами. Для нас здесь, в этом времени, аналогичный процесс начинается с Аури и Уитукара. Не говори мне о свободном выборе… если, конечно, ты не считаешь, что во всех войнах принимать участие должны только добровольцы.

Локридж стоял, чувствуя себя беспомощным. Сторм подошла к нему и обвила его шею руками.

— Мне кажется, Аури — по-своему, по-детски — зовет тебя Рысью, — прошептала она. — Я хотела бы тебя так называть.

— Э… послушай…

Она потерлась головой о его грудь.

— Позволь мне вести себя с тобой по-детски — хоть иногда.

Из-за занавески раздался голос ютоаза:

— Богиня, господин Ху просит разрешения войти.

— Проклятье, — пробормотала Сторм. — Я отделаюсь от него, как только смогу… Пусть войдет, — добавила она громко.

Худощавый и стройный в своей зеленой форме, вошел с поклоном Ху.

— Я прошу прощения, сияющая, — сказал он. — Но я только что совершил воздушный облет.

Сторм напряглась:

— И что?

— Скорее всего, это ничего не означает. Но я видел довольно большую флотилию, пересекающую Северное море. Ведущее судно — иберийское, остальные — лодки, обтянутые кожей. Я никогда не слышал о такой комбинации. Они определенно направляются из Англии в Данию.

— В это время года?

Локридж вылетел у Сторм из головы. Она забыла о нем и одиноко стояла в холодном свете.

— Да, сияющая, это еще один парадокс, — сказал Ху. — Мне не удалось обнаружить никакого продвинутого оборудования. Если и есть что-то такое, то в ничтожном количестве. Но они будут здесь через день-два.

— Какая-нибудь операция Патруля? Или местные искатели приключений? Сейчас такие времена, что аборигены сами стремятся к новому. — Сторм нахмурилась. — Все же мне лучше взглянуть самой.

Она достала свой гравипояс и закрепила его на талии; энергопистолет висел у нее на бедре.

— Ты вполне можешь побыть здесь и отдохнуть, Малькольм. Это не займет много времени, — сказала она и вышла вместе с Ху.

Некоторое время Локридж возбужденно ходил по комнате. В ночи завывал ветер, но он слышал лишь пронзительную тишину внутри. А боги, так неуклюже и с такой нежностью вырубленные в деревянных столбах, — смотрели ли они на него?

"Господи, — думал он, — Господи, что должен человек делать, если он не может помочь тому, кто его любит? Где истина?

Женщина спустя шесть тысяч лет рассказывала, что ее сын был заживо сожжен. Однако она была уверена, что это во благо. Ведь была же!"

Локридж резко остановился. Он чуть было не прошел сквозь сотканный из абсолютной темноты занавес. Брэнн мучился и умер за ним. Он внутренне содрогнулся. Зачем они оставили эту штуку?

Почему он не спросил?

Локридж признался себе, что ему не хотелось спрашивать. И шагнул вперед.

Этот конец дома не был заново обставлен — тот же грунтовый пол, слой пыли на покрытых шкурами лавках. Освещалась эта часть комнаты единственным светящимся шаром; по углам лежали тени. Звуки тоже не проникали через черную завесу. Ветра не было слышно. Локридж стоял в полной тишине.

Тот, кто лежал на столе, присоединенный проводами к устройству, пошевелился и слабо застонал.

— Нет! — пронзительно вскрикнул Локридж и выбежал вон.

Прошло немало времени, прежде чем он сумел остановить рыдания и нашел в себе мужество вернуться. Поступить иначе он не мог. Брэнн, который сражался как мог за свой народ, не умер.

От него почти ничего не осталось, кроме иссохшей кожи, обтягивавшей большие выгнутые кости. Через трубки вводились питательные вещества, не дававшие распасться организму. Электроды пронизывали череп, раздражали мозг и фиксировали полученную из него информацию. С целью, видимо, стимуляции веки были обрезаны, и глаза должны были непрерывно смотреть на падающий сверху свет.

— Я не знал. — По щекам Локриджа текли слезы.

Язык и губы на оставшемся от лица остове силились что-то произнести. У Локриджа не было диаглоссы для эпохи Брэнна, но он мог догадаться, что еще не разрушенная, последняя частичка его личности молила: «Убей меня!»

«И в это время совсем рядом, за занавеской, — подумал Локридж, — мы с нею…»

Он протянул руку к аппарату.

— Стой! Что ты делаешь?

Он обернулся очень медленно и увидел Сторм и Ху. Энергетический пистолет Патрульного был нацелен ему в живот.

— Я не хотела тебя расстраивать, — быстро проговорила Сторм. — Чтобы извлечь самые глубинные следы памяти, нужно действительно немало времени. Головного мозга у него уже почти не осталось; в сущности, он практически то же, что червяк, так что не стоит испытывать к нему жалость. Вспомни, он начал делать со мной то же самое.

— Разве это извиняет тебя?! — крикнул Локридж.

— А разве Пирл Харбор извиняет Хиросиму? — ответила она с издевкой.

Впервые за всю свою жизнь Локридж сказал женщине откровенную грубость:

— Иди ты на хрен со своими сучьими оправданиями! — Он задыхался от злости. — Я знаю, на что ты жила в моей стране, — убивала моих соотечественников. Я знаю, что Джон и Мэри хотели дать мне возможность самому убедиться в том, как ты управляешь своей страной. Сколько тебе лет? Я и об этом слышал достаточно. Чтобы совершить все твои преступления, понадобилась бы не одна сотня лет — твоего личного времени. Потому-то они и точат на тебя зубы — там, во дворце, — потому что все хотят быть Кориокой: она становится бессмертной. В то время как мать Олы в сорок лет — уже старуха.

— Прекрати! — закричала Сторм.

Локридж сплюнул.

— Я не хочу думать о том, сколько любовников у тебя было, и о том, что я был просто вещью, которой ты пользовалась, — продолжал он. — Но тебе не удастся использовать Аури, понятно? Или ее народ. Никого. И пошла ты к черту — в преисподнюю, из которой явилась!

— Достаточно, — сказал Ху и поднял пистолет.

ГЛАВА XX

Дождь пошел перед восходом солнца. Локридж проснулся и услышал его шум — приглушенный торфяной крышей хижины, где он лежал, громкий там, где капли падали на грязную землю. Сквозь решетку, закрывавшую дверной проем, он увидел пастбище, где сгрудились коровы ютоазов, насквозь промокшие, как и их пастухи. Увядшие листья один за другим срывались с дуба под струями воды. Из стоящей на отшибе хижины Локридж не мог видеть ни остальной части деревни, ни залива. Это еще усиливало в нем ощущение обособленности, которая и без того казалась ему полной.

Ему не хотелось снова надевать униформу Хранителя, но когда он вылез из-под накрывавших его шкур, воздух оказался слишком холодным и сырым. «Надо попросить одежду Оругарэй или даже ютоазов, — подумал он. — Наверно, она мне в этом не откажет, прежде чем…»

Прежде чем она сделает что?

Локридж раздраженно тряхнул головой. Ему удалось поспать несколько часов после того, как его поместили сюда, и теперь он должен быть в состоянии сохранять мужество.

Это было, однако, не так-то легко, когда в одну ночь разбились все его представления. Понять истинную сущность Сторм и того дела, за которое она борется… что ж, у него было для этого достаточно информации, просто нужно было разобраться в ней как следует, а он уклонялся от своего долга — пока наконец увидел Брэнна, не сорвался с поводка, на котором она его таскала. И узнать, что она собирается сделать с этим народом, который он успел так полюбить, — это была слишком глубокая рана.

«Бедная Аури, — думал он в окутавшей его пустоте. — Бедный Уитукар».

Странным образом воспоминание об Аури оказалось целительным. Возможно, он еще сможет что-то сделать для нее — если уж не для других. Может быть, ей удастся спрятаться на судне направляющейся сюда флотилии. Очевидно, это была совместная иберийско-британская экспедиция, судя по некоторым замечаниям, которыми обменивались Сторм и Ху, наблюдая за подготовкой тюрьмы для Локриджа. Размер флотилии и ее состав были уникальными, но в Англии в это время, оказывается, происходили весьма важные события, одним из последствий которых вполне могло быть основание Стоунхенджа. Сторм была слишком занята, чтобы уделять флотилии особое внимание. Ей хватило того, что все, кто находился на борту, когда их рассматривали через инфракрасные увеличители, оказались людьми архаического расового типа; никаких агентов из будущего не было. Конечно, в такую погоду флотилия, без сомнения, ляжет в дрейф и придет на день-другой позже. Локриджа могло уже не быть здесь. Но он может, если получится, изыскать способ донести идею побега до Аури.

Появившаяся цель несколько подняла его дух. Он подошел к двери и высунул голову между перевязанных ремнями шестов. На страже стояло четверо ютоазов, закутанных в кожаные плащи. Они отодвинулись, подняв оружие и начертав в воздухе знаки, хранящие от злых сил.

— Привет, ребята, — сказал Локридж: Сторм позволила ему оставить диаглоссы. — Я хочу попросить вас об одолжении.

Взводный нашел в себе силы хмуро ответить:

— Что можем мы сделать для того, кто вызвал Ее гнев, кроме как сторожить его, как нам было приказано?

— Вы можете передать мое послание. Я всего-навсего хочу увидеть друга.

— Сюда никто не допускается. Так распорядилась Она. Нам уже пришлось прогнать одну девчонку.

Локридж стиснул зубы. Естественно, Аури слышала новость. Множество людей провожало его испуганными глазами, когда накануне вечером при свете факелов он шагал под нацеленными на него копьями ютоазов. «Ты, Сторм, — подумал он, — дьявол в женском обличье. В той тюрьме, из которой ты меня вызволила, ко мне пускали посетителей».

— Ладно, — сказал Локридж, — тогда я хочу видеть Богиню.

— Хо-хо-хо! — засмеялся воин. — Ты хочешь, чтоб мы сообщили ей, что ты желаешь, чтоб Она пришла?

— Ведь ты же можешь сказать ей, со всем необходимым почтением, что я очень прошу Ее о встрече. Когда вас сменят, если раньше никак.

— Зачем нам это? Она знает, что Ей делать.

— Послушай, ты, свинья, — сказал Локридж, изобразив на лице усмешку, — может быть, я и в немилости, но я не лишился всех своих сил. Ты сделаешь, как я сказал, или я сделаю так, что у тебя будет гнить и отваливаться от костей мясо. Тогда тебе так или иначе придется молить о помощи Богиню.

Они сразу же залебезили перед ним. Локридж увидел перед собой призрак того королевства, которое собиралась создать Сторм.

— Отправляйся! — сказал он. — И по дороге захвати мне чего-нибудь на завтрак.

— Я… я не могу. Никто из нас не может уйти с поста без разрешения. Но погоди. — Взводный вытащил из-под плаща рог и протрубил в него; глухой и печальный звук полетел сквозь дождь. Вскоре появилась группа молодых ребят с топорами. Рассказав им, в чем дело, начальник послал их с поручением Локриджа.

Это была очень маленькая победа, но и она вселила в него чуть-чуть надежды. С неожиданным аппетитом он набросился на серый хлеб и жареную свинину. «Сторм может меня сломать, — думал он, — но для того ей понадобится аппарат для зондирования мозга».

Он даже не удивился, когда она пришла часа через два. Его удивило то, что сердце его, как и прежде, забилось быстрее при виде ее. Она гордо ступала по земле, в полном облачении, высокая и гибкая, и все такая же красивая. В руке у нее был посох Мудрой Женщины, за ней следовала дюжина ютоазов, среди которых Локридж узнал Уитукара. Ее энергопояс поддерживал над ней невидимый щит, с которого каскадом низвергались потоки дождя, так что она была окружена серебряным водопадом, — Нереида и Морская королева.

Сторм остановилась у его хижины, глядя на него глазами, в которых больше всего было грусти.

— Что ж, Малькольм, — сказала она по-английски, — мне кажется, я должна была прийти, раз ты просил.

— Боюсь, что я никогда больше не примчусь на твой свист, милая, — ответил он ей. — Так жаль. Я был прямо-таки горд, что принадлежу тебе.

— И больше нет?

— И рад, да не могу. — Он покачал головой.

— Я знаю. Такой уж ты человек. Будь ты другим, мне было бы не так больно.

— Что ты собираешься делать? Расстрелять меня?

— Я пытаюсь найти иной вариант. Ты даже не представляешь себе, как я стараюсь.

— Послушай, — сказал он с безумной, сладкой и обреченной надеждой, — ты можешь отказаться от этого проекта. Бросить войну во времени. Почему бы нет?

— Нет, — ответила она с мрачной гордостью. — Я — Кориока.

Сказать на это было нечего.

Вокруг них шумел дождь.

— Ху хотел убить тебя сразу, — продолжала Сторм. — Ты — орудие судьбы, и если ты стал нашим врагом, можно ли рисковать, оставляя тебя в живых? Но я возразила, что твоя смерть может быть тем самым событием, которое необходимо для… для чего? — От ее решительности почти ничего не осталось; она одиноко стояла, окруженная туманной стеной водопада. — Мы не знаем. Я думала — с какой радостью я думала, когда ты вернулся ко мне, — что ты будешь мечом моей победы. Теперь я не знаю, кто ты. Что бы я ни сделала, все может привести к краху. Или принести успех — кто знает? Я знаю только, что ты — это судьба и что я очень хочу спасти тебя. Ты позволишь мне?

Локридж посмотрел в ее колдовские зеленые глаза.

— Они в далеком будущем были правы, — сказал он, испытывая острую жалость. — Знание судьбы превращает нас в рабов. Ты слишком хороша для этого, Сторм. Или нет, не хороша — и не плоха; может, тут даже не какое-то человеческое качество, нет, — но с тобой не должно было бы так случиться.

Слезы ли он увидел? Из-за дождя он не был уверен. Во всяком случае голос ее был тверд:

— Если я решу, что ты должен умереть, я сделаю это сама, быстро и аккуратно; и ты будешь погребен в дольмене — том, где ворота, — с воинскими почестями. Но я очень надеюсь, что в этом не возникнет необходимости.

Борясь с колдовством более древним и могучим, чем любые силы, предоставленные ей ее извращенным миром, он спросил:

— Пока я жду, могу я попрощаться или поговорить с несколькими друзьями?

Тут ее гнев вырвался наружу. Она с силой воткнула посох в грязь и закричала:

— Аури! Нет! Завтра ты увидишь ее свадьбу — вон там, в лагере. Мы поговорим с тобой после, и тогда посмотрим, действительно ли ты тот жалкий идиот, которого из себя строишь!

Резко повернувшись, так что взметнулись ее мантия и плащ, она пошла прочь от дома.

Эскорт последовал за ней. Уитукар отстал от него. Караульный попытался остановить его, но Уитукар оттолкнул его, подошел к двери и протянул руку.

— Ты по-прежнему мне брат, Малькольм, — сказал он своим грубым голосом. — Я поговорю с Ней о тебе.

Локридж пожал протянутую руку.

— Спасибо, — пробормотал он. На глазах у него были слезы. — Ты одно можешь для меня сделать: будь добр с Аури, хорошо? Позволь ей остаться свободной женщиной.

— Насколько это будет в моих силах. Мы назовем сына в честь тебя и станем делать жертвоприношения на твоей могиле, если до этого дойдет. Но я надеюсь, что нет. Да будет с тобой удача, друг.

Ютоаз ушел.

Локридж сел на топчан. В задумчивости смотрел он на дождь; мысли его были долгими и горькими и никого больше не касались.

Ближе к полудню ливень прекратился, но солнце не выглянуло. Вместо этого начал подниматься туман, и мир за стенами превратился в серую, мокрую, бесформенную массу. Иногда слышались голоса, конское ржание, мычание коров, но звуки были глухими и отдаленными, как будто жизнь отодвинулась от него. Воздух был таким холодным и сырым, что в конце концов Локридж снова забрался под одеяло. Усталость сморила его; он уснул.

***

Ему снились странные сны. Когда он проснулся — понемногу, дюйм за дюймом сбрасывая сон, — он не сразу понял, что уже не спит: действительность и то, что ему привиделось, запутанно переплелись в его сознании. Он потерпел кораблекрушение в океане, черном, словно волосы Сторм; мимо пролетела Аури, выкрикивая имя его матери; звук рога призывал гончих псов; он погрузился в зеленую глубину и услышал звон кующегося оружия, с трудом вырвался назад — туда, где сверкали молнии; его поразило раскатом грома, и — он был в хижине, где царила темнота; сумеречный полумрак пробирался сквозь туман, слышались возгласы людей и лязг оружия…

Это был не сон!

Локридж вскочил с постели и подбежал к двери, начал трясти прутья решетки и громко кричать в клубящуюся серую муть:

— Что случилось? Куда все подевались? Да выпустите же меня, мать вашу! Сторм!

Сквозь непроглядный туман доносился бой барабанов. Прогремел рев ютоаза, протопали мимо копыта; стучали колеса, скрипели оси. Повсюду орали воины, призывая друг друга. Где-то вдали раздался пронзительный женский вопль, перекрытый грохотом каменного оружия, звоном железа и меди. Локридж услыхал зловещий свист выпущенной стрелы.

Из мутной мглы выдвинулись тени — его стражники.

— Какое-то нападение с берега, — мрачно сказал взводный.

— Чего мы ждем, Храно? — воскликнул другой караульный. — Наши дерутся!

— Стой, где стоишь! Наше место здесь, пока Она не даст другого указания.

Послышался топот чьих-то ног.

— Эй ты, кто напал на нас? Как идет бой?

— Люди с моря, — тяжело дыша, ответил невидимый в тумане воин. — Они направляются прямо к нашей стоянке. Надо держаться своих знамен. Я иду к моему вождю.

Один из часовых выругался и покинул пост. Взводный тщетно орал ему вслед. Звон оружия стал еще громче: пришельцы сошлись с наспех сформированными отрядами ютоазов.

"Пираты, — решил Локридж. — Вероятно, та флотилия, которую видели Хранители. Больше некому быть. Значит, они все-таки не легли в дрейф. Вместо этого гребли весь день и всю ночь, а этот туман обеспечил им прикрытие для высадки чуть в стороне. Да, конечно. Какой-то пиратский корабль со Средиземного моря набрал банду аборигенов из местных племен. Англия, насколько я понимаю, им не по зубам, а на другом берегу Северного моря можно разжиться добычей.

Нет. Что они смогут сделать, когда Сторм и Ху начнут стрелять по ним?

И это, пожалуй, к лучшему. Мало страдала Авильдаро, так чтоб ее еще и разорили дотла? Чтобы Аури сделали рабыней?"

Весь в напряжении, Локридж вцепился в решетку, ожидая начала паники, которая наверняка вспыхнет, как только эта банда поймет, что связалась с самой Богиней.

Из тумана внезапно вынырнула человеческая фигура — высокий блондин с горящими глазами. Начальник караула махнул ему рукой, чтоб тот убирался.

— Во имя Марутов, ты, оругарэйский цыпленок, — приказал он, — катись, откуда пришел!

Высокий парень всадил в него гарпун. Взводный зажал руками дырку в животе, согнулся и со сдавленным стоном повалился на колени.

Другой охранник зарычал, взметнулся над головой его томагавк. Еще один из деревенских возник за его спиной, накинули ему на шею рыболовную лесу и затянули ее своими здоровенными рыбацкими руками. Голову третьего часового раскроил топор лесоруба.

— Они готовы, девочка! — крикнул высокий. Он подошел к двери. Света хватило, чтобы Локридж увидел капли дождя на его бороде; он узнал одного из сыновей Эхегона. Из десятка деревенских жителей, беспокойно ожидавших чуть поодаль, нескольких он знал по именам, остальных в лицо. Двое принимали участие во вчерашней попытке совершить человеческое жертвоприношение. Сегодня они стояли, как мужчины.

Сын Эхегона достал кремневый нож и принялся перерезать ремни, скрепляющие решетку.

— Скоро ты будешь на свободе, — сказал он, — если никто нас случайно не заметит.

— Что… — начал было Локридж, но он был слишком ошеломлен происходящим, чтобы говорить; он мог только слушать.

— Думаю, нам надо убираться отсюда. Аури целый день шастала по деревне, упрашивала помочь тебе всех, кому могла доверять. Мы боялись сперва, сидели в ее доме и высказывали свои опасения. Но тут появились эти чужеземцы, словно знамение богов, и Аури напомнила нам, какой властью она обладает в подземном мире. Так что лишь бы сражение шло еще немного, и мы будем в пути. Нормально жить здесь больше нельзя. — Сын Эхегона с тревогой посмотрел на Локриджа. — Мы делаем это, потому что Аури поклялась, что ты обладаешь силой, чтобы защитить нас от гнева Богини. А она должна знать. Но так ли это?

Прежде чем Локридж успел ответить, перед ним оказалась Аури. Она поздоровалась с ним дрожащим шепотом: ее трясло от холода под копной насквозь мокрых волос; но в руке у нее было легкое копье, и Локридж увидел, что она и впрямь стала вполне взрослой женщиной.

— Рысь, ты можешь увести нас отсюда. Я знаю, ты можешь. Скажи, что ты будешь нашим вождей.

— Я не заслуживаю этого, — ответил он. — Я не заслуживаю тебя.

Не подумав, он произнес это по-английски. Аури выпрямилась и сказала с видом королевы:

— Он произносит заклинание, чтобы защитить нас. Он поведет нас туда, где будет лучше всего. Он знает куда.

Ремни лопнули. Локридж протиснулся между шестами. Его окружил клубящийся туман. Он попытался определить, где в этом сером мраке идет сражение. Судя по всему, оно широким фронтом продвигалось в глубь суши. Значит, на берегу залива сейчас никого не должно быть.

— Туда, — скомандовал Локридж.

Жители деревни подошли ближе, ища у него защиты. Среди них были и женщины с маленькими детьми на руках; дети постарше жались к своим матерям. «Каждый, кто идет на такой риск ради свободы, — подумал он, — имеет право на все, что только я могу дать».

Стоп! Еще одна вещь.

— У меня важное дело в Длинном Доме, — сказал Локридж.

— Рысь! — Аури вцепилась в его руку; в глазах ее была мука. — Ты не можешь!

— Идите на берег к лодкам, — ответил он. — Не забудьте мехи с пресной водой и снаряжение для охоты и ловли рыбы с лодок. К тому времени, как вы все подготовите, я буду с вами. Если нет, отправляйтесь без меня.

— В Ее доме? — Сына Эхегона передернуло. — Что тебе нужно там сделать?

— Нечто такое, что… В общем, нам не будет удачи, если я этого не сделаю.

— Я с тобой, — сказала Аури.

— Нет. — Он наклонился и поцеловал ее; мимолетное прикосновение ее губ оставило соленый привкус. Даже в этот краткий миг он ощутил запах ее волос и ее тепло. — Куда угодно, но только не сейчас. Приготовь для меня место в лодке.

Он убежал, прежде чем она смогла ответить.

Вокруг него уныло темнели хижины, в полумраке которых лежали охваченные ужасом жители деревни. Пробежала свинья, черная и быстрая. Локридж припомнил, что Она держала свиней, выступая в ипостаси богини смерти. Звуки битвы раздавались совсем близко — дикие крики, топот, звон оружия, свист стрел и глухие удары топоров, настигающих жертву, — он двигался вперед, поглощенный собственной, внутренней тишиной.

Как он и рассчитывал, никто не охранял Длинный Дом. Но если Сторм и Ху по-прежнему там… У него не было выбора — Локридж переступил порог.

В комнате было пусто.

Он пробежал мимо приборов и ликов богов. Перед занавесом из темноты Локридж чуть было не остановился. «Нет, — сказал он себе, — ты должен это сделать». И прошел внутрь.

Ему показалось, что он чувствует жар агонии Брэнна. Он вставил в уход диаглоссу кошмарного будущего и наклонился над ним.

— Я помогу тебе умереть, если хочешь, — сказал он.

— Умоляю тебя, — прошептали высохшие губы мумии. Локридж отпрянул: Сторм говорила, что у него не осталось разума. Значит, и тут она соврала. Он принялся за дело.

Оружия у него не было, и он не мог перерезать Патрульному горло. Но он вытащил трубки и провода. Почерневшее тело скорчилось с еле слышными жалобными стонами. Крови практически не было.

— Лежи, — сказал Локридж и погладил лоб Брэнна. — Тебе не придется долго ждать. Прощай.

Он отошел, тяжело дыша.

Как только он миновал занавес, его оглушил шум. На одном из флангов сражение откатывалось обратно к деревне. И слышалось шипение энергопистолетов. Вспышки мертвенно-бледного света были видны даже через закрытый шкурами дверной проем. «Вот и конец пиратам, — подумал Локридж. — Если я сейчас же не уберусь отсюда, то мне это уже никогда не удастся!»

Он выбежал на площадь.

Сбоку на ней появился Хранитель Ху.

— Кориока! — кричал он в растерянности и отчаянии. — Кориока, где ты? Мы должны быть вместе, любимая моя… — В руке у него был пистолет, но к всполохам света, игравшим дальше, между хижин, он не имел отношения.

Ху вертел туда-сюда головой, ища свою богиню. Локридж понимал, что не успеет скрыться, даже обратно в Длинный Дом, прежде чем тот заметит его. Он рванулся вперед.

Ху увидел его и пронзительно вскрикнул. Он попытался направить пистолет на Локриджа, но тот налетел на Хранителя, и оба они покатились по земле, вырывая друг у друга оружие. Ху вцепился в рукоятку пистолета с такой силой, что разжать его пальцы было невозможно. Локриджу удалось выскользнуть из его рук; изогнувшись, он оказался у него за спиной. Сжав туловище Ху ногами, он обхватил рукой его шею и резко дернул.

Раздался хруст — такой громкий, что слышно было даже среди окружающего гвалта. Хранитель не двигался. Локридж поднялся на ноги и убедился, что противник мертв.

— Мне очень жаль, — сказал он и наклонился закрыть Ху глаза, потом взял его пистолет и отправился дальше.

У Локриджа мелькнула было мысль найти Сторм — он теперь был вооружен так же, как она, — но он решил, что не стоит: слишком рискованно. Какой-нибудь ютоаз вполне может проломить ему голову, в то время как он будет безуспешно пытаться пробиться через ее энергетический щит. И что будет с Аури? Он всем обязан ей и ее родичам, которые ждут его там, на берегу.

Ко всему прочему, он не был уверен, что сможет заставить себя выстрелить в Сторм.

Впереди блеснула кромка воды. Локридж разглядел неясные очертания большой обтянутой кожей лодки, покачивающейся на легкой зыби; ее заполнили призрачные фигуры. Аури ждала на берегу. Смеясь и плача, она бросилась к нему. Он позволил ей — и себе — несколько мгновений объятий, затем освободился из ее рук и забрался в лодку.

— Куда теперь? — спросил сын Эхегона.

Локридж оглянулся. Еще можно было разобрать в тумане смутные силуэты домов, размытые очертания рощи, тени людей и лошадей там, где шел бой. «Прощай, Авильдаро, — воскликнул он мысленно. — Да хранит тебя Господь».

— В Ирил Вэрэй, — ответил он. Они поплывут в Англию.

Глубоко погружались в воду весла. Рулевой монотонно командовал, словно читал молитву Богине Моря; возрожденная Аури рассказала им, что Сторм вовсе не богиня, а ведьма. Плакал ребенок, тихо плакала женщина; один из отплывающих поднял копье в знак прощания.

Они обогнули западный мыс, и Авильдаро скрылась с их глаз. Милей или около того дальше они разглядели пиратскую флотилию. Обтянутые кожей рыбачьи лодки были вытащены на берег, галера стояла на якоре. Несколько факелов у часовых горели ярко, как звезды, и Локридж видел гордые формы носового украшения, ахтерштевня и реи, нацеленные в небо.

Можно было только удивляться, что эти викинги бронзового века до сих пор еще не обратились в беспорядочное бегство. Наверняка Сторм и Ху разделились для того, чтобы собрать вокруг своих лучевых пистолетов растерявшихся и разбросанных ютоазов. А потом по какой-то причине Ху пришлось убежать одному. Но все равно Сторм и без него могла… Ладно, все это было позади.

Так ли? Ведомая судьбой, она не успокоится, пока не найдет и не уничтожит его. Если как-нибудь возвратится в свой век… но нет, ее фурии выследят его там еще более верно, чем в широком и малонаселенном мире эпохи неолита. Тем более он взвалил на себя заботу об этих заполнявших лодку людях, чужих ему по крови, но которых он не мог оставить в беде.

У него появились сомнения в правильности выбора им Англии. Локридж знал, что и другие каменщики мегалита бегут туда из Дании. Можно было присоединиться к ним и провести остаток дней в страхе. Он не хотел предлагать Аури такую жизнь.

— Рысь, — прошептала девушка ему на ухо, — я не должна чувствовать себя счастливой, правда ведь? Но я счастлива.

Это была не Сторм Дарроуэй. Ну и что с того? Он привлек ее к себе. «Она — тоже судьба», — подумал Локридж. Может быть, Джон и Мэри всего-навсего того и хотели, чтобы она передала по наследству человечеству это соединение отваги и нежности. В нем самом нет ничего особенного, но в ее сыновьях и дочерях вполне может быть.

Локридж понял, что ему нужно делать.

Он так долго сидел в неподвижности, что Аури даже испугалась:

— С тобой все в порядке, любимый?

— Да, — ответил он и поцеловал ее.

Всю ночь беглецы продвигались вперед — медленно, из-за темноты, — но каждый взмах весла был маленькой победой. На заре они вошли в птичьи болота и спрятались, чтобы отдохнуть. Позже мужчины охотились, ловили рыбу, наполнили водой мехи. Легкий северо-восточный ветерок унес туман, и следующим вечером звезды ярко сияли. Поскольку видимость была хорошей, по указанию Локриджа поставили мачту и развернули парус. К утру они были в открытом море.

Плавание прошло в холоде и тесноте и оказалось весьма опасным. Никто, кроме людей Тенил Оругарэй, не смог бы выдержать такого шторма, в какой они попали, на этой хрупкой посудине, битком набитой людьми. Несмотря на все мучения, Локридж был доволен: когда Кориока не найдет его, она может решить, что он утонул, и прекратит поиски.

Интересно, будет ли она сожалеть? Или ее чувства к нему были очередной ложью?

Наконец, через много дней, они увидели перед собой расцвеченные осенними красками низины Восточной Англии. Просоленные, обветренные, голодные и измученные, они вытащили лодку на берег и с жадностью набросились на чудную воду обнаруженного ими родника.

Бывшие жители Авильдаро думали, что найдут вдоль побережья какую-нибудь общину, которая примет их. Но Локридж решил иначе.

— Я знаю лучшее место, — пообещал он. — Чтобы попасть туда, нам придется совершить путешествие через подземный мир, но зато там мы сможем не опасаться злой колдуньи. Что вы предпочитаете: прятаться, подобно зверям, или ходить свободными людьми?

— Мы пойдем за тобой, Рысь, — ответил сын Эхегона.

Путь их лежал через страну. Двигались довольно медленно: с ними были маленькие дети, кроме того, нужно было охотиться для пропитания. Локридж начал испытывать нетерпение, волнуясь, что они могут достигнуть цели слишком поздно. Аури мучилась нетерпением другого рода.

— Мы теперь на берегу, мой любимый, — сказала она. — А вон там — прекрасный мягкий мох.

Локридж устало улыбнулся:

— Только тогда, крошка, когда доберемся. — И очень серьезно добавил: — Ты слишком много для меня значишь.

Она взглянула на него сияющими глазами.

В конце концов но затянутым льдом болотам они выбрались на остров, который окрестные племена избегали. Местные жители рассказали Локриджу — когда путешественники как-то остановились на ночлег в одной из деревень, — что он заколдован. От них Локридж узнал точное направление.

Под облетевшими деревьям стояла кое-как сделанная пристройка. Ожидавший их человек держал в руке меч. Он был высокого роста, с огромным, как паровой котел, животом; седые волосы и борода обрамляли рябое помятое лицо.

Радость охватила Локриджа.

— Йеспер, ты, старый черт! — закричал он.

Они обнялись, хлопая друг друга по спине. Вставив в ухо диаглоссу XVI века, Локридж спросил, что все это означает.

Датчанин пожал плечами.

— Меня доставили сюда со всеми сражавшимися ребятами. Магистр колдунов спросил, кто согласится посторожить ворота, — последний, мол, этап, совсем недолго. Я вызвался: почему не послужить своей прекрасной Богине? Вот я и сижу здесь, стреляю помаленьку уток, другую живность — для развлечения. Если что случится, я должен сделать что-то с машиной, там, внизу, и Она узнает. Но ничего такого не произошло, а вас я принял за обыкновенных дикарей и никаких сообщений не отправлял. Думал, куда забавнее будет напугать вас до смерти, чтоб сами убрались… Но как я рад снова видеть тебя, Малькольм!

— Но срок, на который тебя здесь оставили, скоро ведь кончается, так?

— Да, через несколько дней. Священник Маркус сказал мне, что нужно смотреть на часы и непременно убраться отсюда, когда подойдет время, иначе ворота исчезнут, и я застряну здесь. Я должен добраться до других ворот, а оттуда меня по воздуху перенесут домой.

Локридж сочувственно посмотрел на Фледелиуса:

— В Данию?

— Куда же еще?

— Я здесь по секретному заданию Богини. Настолько секретному, что ты никому не должен говорить ни полслова.

— Не волнуйся. Ты можешь мне так же доверять, как я тебе верю.

Локридж поморщился.

— Йеспер, — предложил он, — давай с нами! Когда мы доберемся до цели, я смогу рассказать тебе… ну, просто ты заслуживаешь лучшего, чем жизнь человека вне закона под властью тирана. Поехали с нами.

В маленьких, заплывших глазках промелькнула тоска.

— Нет. — Фледелиус покачал головой. — Я благодарю тебя, мой друг, но я дал клятву моей Госпоже и моему королю. Пока меня не схватят судебные исполнители, я каждый год в Канун Дня Всех Святых буду ждать в гостинице «Золотой Лев».

— Но после того, что произошло, ты не сможешь там появиться!

Фледелиус усмехнулся.

— Я найду пути. Юнкеру Эрику не удастся прирезать старого кабана так просто, как он думает.

Люди Локриджа стояли в ожидании, коченея от холода.

— Ну что ж… Нам надо воспользоваться коридором. Я не могу рассказать тебе больше, и помни: никому ни слова. Прощай, Йеспер.

— Прощай, Малькольм, и ты, моя девочка. Выпейте за меня иногда стаканчик, ладно?

Локридж повел своих подопечных под землю.

У него была готова легенда для часового, который, как он предполагал, мог здесь оказаться. В крайнем случае пришлось бы воспользоваться энергопистолетом. То, что вход сторожил именно Фледелиус, было большой удачей. Или судьбой? Нет, к черту судьбу. Если вдруг Сторм придет в голову, что беглецы могли избрать этот путь, и она захочет лично допросить датчанина, он, конечно проговорится; но это было крайне маловероятно, а в любом другом случае он будет держать язык за зубами. Не будь рядом с ним Аури, Локридж и сам бы не подумал о таком варианте.

Он вошел в огненные ворота. Люди Тенил Оругарэй, собрав все свое мужество, последовали за ним.

— Мешкать не стоит, — сказал он. — Давайте получим новое рождение. Держитесь за руки и возвращайтесь вместе со мною в мир.

Локридж вывел их обратно через те же ворота, только с другого края. Это соответствовало тому времени, когда ворота появились, — так же, как им предстояло исчезнуть спустя четверть века.

Ни в аванзале, ни на острове никого не было. С помощью контрольной трубки, которую дал ему Фледелиус, он открыл вход над спуском, потом снова закрыл его. Они очутились среди лета. Болотистая низина зеленела листьями и камышом, блестела вода, слышался птичий гомон; оставалось двадцать пять лет до того, как ему со Сторм предстояло оказаться в неолитической Дании.

— О, какая красота! — выдохнула Аури.

Локридж обратился к своему отряду.

— Вы — Морской народ, — сказал он. — Мы отправимся к морю и будем там жить. Такие люди, как вы, могут в этой стране стать сильными. — Он помолчал. — Что же до меня… Я буду вашим вождем, если вы хотите этого. Но мне придется очень много путешествовать и, возможно, иногда обращаться к вам за помощью. Племена здесь большие и занимают обширную территорию, но они разделены. Нас ожидает новое время, которое идет к нам с юга, поэтому необходимо достигнуть как можно более тесного единства между этими племенами. В этом моя задача.

Локридж окинул внутренним оком ожидающие его дни, и на минуту ему стало страшно. Он терял так много. Его мать будет плакать, когда он так и не вернется, и это было тяжелее всего; но он сам — он отказывался от своей страны и своего народа, от всей цивилизации: от Парфенона и Моста Золотых Ворот, от музыки, книг, изысканных блюд, медицины, научного видения мира — от всего хорошего, чему предстояло появиться в следующие четыре тысячелетия, — ради того, чтобы стать, самое большее, вождем племени в каменном веке. Он всегда будет здесь одиноким.

Но все это поможет ему, подумал Локридж, внушить страх и укрепить власть. С его знаниями он сможет многое сделать — не в качестве завоевателя, а для объединения, обучения, развития целительства, создания законов. Может быть, ему удастся заложить фундамент того, что устоит против зла, которое принесет с собою Сторм.

Это была его судьба. И оставалось только принять ее.

Он окинул взглядом горсточку своих людей — семена того, что грядет.

— Вы поможете мне?

— Да, — сказала Аури, вложив в ответ не только слово, но и все свое существо.

ГЛАВА XXI

И летели годы, пока снова не настал день, когда дождь сменился туманом и воины с запада под его прикрытием поднялись вверх по Лимфьорду к Авильдаро.

Тот, кого они называли Рысью, стоял на носу галеры — мужчина старше годами большинства своих спутников, с седыми волосами и бородой, но все еще такой же крепкий, как и четверо его взрослых сыновей, стоящих рядом. Все были вооружены и в сверкающих бронзовых доспехах. Они вглядывались в береговую линию, очертания которой неясно проступали в просачивающемся сквозь клубящийся в воздухе пар тусклом свете, пока отец не сказал:

— Здесь мы высадимся.

Горячность шестнадцатилетнего юноши звучала в голосе Ястреба, ребенка Аури, когда он передавал команду. Стих плеск весел и скрип уключин. За борт полетел каменный якорь. Люди двинулись по кораблю к корме, бряцая боевым снаряжением, и попрыгали в холодную, доходящую до плеч воду. Лодки их союзников, вооруженных кремневым оружием, дошли до мелководья, коснулись дна и были вытащены на берег.

— Пусть ведут себя тихо, — сказал Рысь. — Нас не должны услышать.

Капитан кивнул.

— Эй вы, отставить шум! — приказал он своим матросам. Они, как и он, были иберийцами, с горбатыми носами и круглыми головами, меньше ростом и тоньше, чем светловолосые представители племен, населяющих Британию; обуздать их, заставить вести себя спокойно было нелегко: даже ему, капитану, цивилизованному человеку, не раз бывавшему в Египте и на Крите, не без труда удалось уяснить, что им предстоит не пиратский рейд.

— У меня собрано достаточно олова и шкур, чтобы десять раз оплатить ваше путешествие, — говорил ему вождь по имени Рысь. — Все будет ваше, если вы поможете. Но мы выходим против колдуньи, которая умеет метать молнии. Хотя я могу делать то же самое, не будут ли твои люди слишком напуганы? Кроме того, мы идем не грабить, а чтобы освободить моих родичей. Тебе и твоим ребятам достаточно будет моей платы?

Капитан поклялся Той, которой он, как и все эти могущественные варвары, поклонялся, что платы будет достаточно. И он был искренен. Было что-то в глядевших на Локриджа голубых глазах, что говорило о благородстве, достойном Миноса Кносского.

Тем не менее…

"Что ж, — подумал Локридж, — нам просто придется разыграть то, что было. Что означает освобождение. Сегодня я выхожу из-под власти судьбы.

Хотя я отнюдь не могу пожаловаться на время, проведенное в Англии. Моя жизнь была лучше, счастливее и полезнее, чем я мог мечтать".

Он прошел на корму. Аури стояла под ютом, рядом с каютой. Вместе с нею ждали остальные их дети: три девочки и мальчик, который был еще слишком мал, чтобы принять участие в сражении. В этом отношении им также сопутствовала удача — лишь одно крошечное тельце обрело покой в дольмене. Боги и в самом деле любили ее.

Высокая, с фигурой зрелой женщины и падающими на ее критское платье волосами, почти такими же ярко-светлыми, как в юности, — она посмотрела на своего мужа глазами, в которых лишь слегка поблескивали слезинки. За четверть века, которые ей пришлось быть его правой рукой, она обрела истинное величие.

— Счастливо тебе, мой любимый, — сказала она.

— Это ненадолго. Как только мы победим, ты сможешь вернуться домой.

— Ты дал мне дом, за морем. Если ты погибнешь…

— Тогда возвращайся, ради них. — Он приласкал детей, всех по очереди. — Правь Вестхейвеном, как мы это делали до сих пор. Народ будет ликовать. — Он выдавил улыбку. — Но со мной ничего не случится.

— Это будет странно, — медленно проговорила она, — увидеть, как мимо проплываем мы сами, молодые. Жаль, что тебя в это время не будет со мной.

— Тебе будет больно смотреть на них?

— Нет. Я подарю им нашу любовь и буду радоваться тому, что ожидает их впереди.

Аури была единственной, кто смог понять, что происходит со временем. Для остальных людей Тенил Оругарэй — это была магия; она вызывала у них тревогу, и они старались думать о ней как можно меньше. Правда, именно с ее помощью они оказались в прекрасной стране, и они были благодарны; но пусть бремя колдовства несет Рысь: ведь он король.

Локридж и Аури поцеловались, и он оставил ее.

Добравшись вброд до берега, он оказался окруженным своими людьми. Несколько из них родились в Авильдаро, в момент бегства они были маленькими детьми. Остальные были собраны с половины Британии.

Это была его работа. Он не пошел назад в Восточную Англию: слухи о нем могли распространиться через море и достигнуть ушей Сторм Дарроуэй, когда она появится. Вместо этого он повел свой отряд в красивую землю, которую позднее должны были назвать Корнуэллом. Там они пахали и сеяли, охотились и рыбачили, любили я приносили жертвы — так же беспечно, как и прежде; однако понемногу, шаг за шагом, Локридж показывал, как много выгоды могут дать оловянные рудники и торговля; он набирал новых людей из окрестных кочевых племен, вводил новые методы работы и образ жизни, — пока Вестхейвен не стал известен от Скара-Брэ до Мемфиса как богатое и могучее королевство. Одновременно он заключал союзы — с изготовителями топоров Лангдэйл-Пайка, с жителями долины Темзы, даже с угрюмыми фермерами с холмов, которых ему удалось убедить, что человекоубийство неугодно богам. Теперь шли разговоры о том, чтобы воздвигнуть на Солсберийской равнине огромный храм как знак и залог их дружбы. Поэтому он мог их оставить; он смог также отобрать сотню охотников для битвы на востоке из очень многих, желавших отправиться с ним.

— Стройтесь в ряды, — приказал Локридж. — Вперед.

Северяне и южане построились, как он их обучил, и двинулись к Авильдаро.

Они шли в промозглом полумраке; тишину нарушали только шаги да вопли кроншнепов. Он чувствовал, как у него сжимается горло и учащенно бьется сердце. «Сторм, — думал он, — Сторм, я возвращаюсь к тебе».

За двадцать пять лет ее образ не потускнел в его памяти. Он похудел и поседел; горести и радости целого поколения пролегли между ним и ею, но он по-прежнему помнил черные локоны, зеленые глаза, янтарную кожу, губы, когда-то прижимавшиеся к его губам. Неохотно, шаг за шагом, осознавал он свое предопределение. Север должен быть спасен от нее. Человечество должно быть спасено. Без Брэнна она может привести своих Хранителей к победе. Но ни Хранители, ни Патруль не должны одержать верх. Нужно, чтобы они изматывали друг друга до тех пор, пока то хорошее, что есть у тех и других, не возвысится над обломками всего дурного, и тогда мир Джона и Мэри сможет обрести форму.

И все же в действительности он не был Рысью — мудрым и неуязвимым. Он был всего-навсего Малькольмом Локриджем, который когда-то любил Сторм Дарроуэй. Ему пришлось выдержать с собой нелегкую борьбу, чтобы остаться верным Аури и не пытаться отступить от предопределенного решения идти против Кориоки.

Неслышно вернулся из разведки Ястреб.

— В деревне я видел мало народу, отец, — сказал он. — Никто не был похож на ютоазов, насколько я могу судить по тому, что ты о них рассказывал. Сторожевые костры людей с колесницами еле видны в тумане, и большинство лежит, укутавшись от холода.

— Отлично. — Локридж был рад действию. — Отряды теперь разделятся, каждый отправится на свою часть луга.

К нему подошли их командиры, и он дал им подробные указания. Одна за другой, группы исчезли в полумраке, пока он не остался с двумя десятками воинов. Локридж пересчитал их щиты из буйволовой кожи и кремневые наконечники копий, поднял руку и сказал:

— Наша задача самая трудная. Нам предстоит встретиться с самой колдуньей. Я еще раз заверяю вас, что моя магия так же сильна, как и ее. Но любой, кто боится стать свидетелем нашего поединка, может уйти.

— Долго вел ты нас и всегда оказывался прав! — прогремел голос одного из жителей холмов. — Я верен своей клятве. — Возбужденный гул одобрения прокатился по рядам.

— Тогда за мной.

Они нашли тропинку, ведущую к священной роще. Когда начнется бой, Сторм и ее помощники из Длинного Дома должны пойти этим путем.

Крики прорезали туманную мглу.

Локридж остановился возле деревьев, с листьев которых капала вода. Шум справа все усиливался: трубили рога, ржали лошади, гикали и хрипло орали люди, звенела натянутая тетива луков, скрипели колеса; послышались удары топоров.

— Когда же она наконец появится? — прошептал его сын Стрела.

Локридж был напряжен до предела. Не было никакой гарантии успеха. Одним энергопистолетом можно было уничтожить множество людей, а против той штуки, что была у него в руке, их было целых два.

Со стороны Авильдаро донесся топот ног. Из тумана вынырнула дюжина ютоазов. Они потрясали поднятым оружием, их лица были искажены от ярости. Впереди бежал Ху.

«В этот раз мне не придется тебя убивать», — с дрожью подумал Локридж.

Увидев их, ошеломленный Хранитель резко остановился и поднял пистолет.

Из того же самого оружия в руке Локриджа вырвался поток энергии, встретившийся с таким же потоком. Красный, зеленый, желтый, мертвенно-голубой огонь смешались с туманной сыростью. Ютоазы бросились на бриттов, отступивших назад в страхе перед сверхъестественным.

— Кориока! — завопил Ху, перекрывая шипение сталкивающихся энергий. — Это Патруль!

Он не узнал Локриджа в стоявшем перед ним человеке. А меньше чем через час он будет лежать мертвый перед Длинным Домом. Локридж застыл в ужасе от этой мысли. Ху приблизился. Зарычал и взмахнул томагавком ютоаз. Тот житель холмов, что говорил о верности своей клятве, упал.

Это вывело Локриджа из оцепенения.

— Народ Вестхейвена! — громко крикнул он. — Вперед за своих родных!

Стрела прыгнул вперед. Блеснул огнем его бронзовый меч и, найдя цель, вернулся окровавленным. Ястреб получил удар по шлему, который зазвенел почти так же, как его смех, раздавшийся, когда он нанес ответный удар. Их братья, Пастух и Милое Солнце, присоединились к ним, а за ними и остальные. Численно они превосходили людей Боевого Топора, и сражение было коротким и безжалостным.

Локридж нацелил клинок на Ху. Тот, увидев, что его отряд разбит, поднялся в воздух и затерялся в клубах тумана. Слышно было, как он зовет Сторм, пронзительно крича над охваченными битвой лугами.

«Значит, она прошла другой дорогой, — подумал Локридж. — Она уже там».

— Туда, по этому пути! — скомандовал он.

Вышли на луг. Раскачиваясь, прямо на шеренгу его воинов неслась колесница. Обученные им, они не двигались с места, пока она не подкатила почти вплотную, потом расступились и с боков вонзили копья в вождя. Лишившиеся хозяина лошади ускакали и исчезли в белесой мгле. Бритты атаковали ютоазов, бежавших за колесницей. Локриджу все это казалось чем-то вроде театра теней. Он искал Сторм.

Он шел со своим отрядом по полю брани. Время от времени можно было увидеть фрагменты битвы. Ютоаз раскроил череп воину из Вестхейвена и был тут же разрублен на куски иберийцем. Двое людей катались в грязи, как собаки, пытаясь вцепиться друг другу в горло. Юноша, которого звали Туно, лежал, раскинув руки, в луже крови, глядя пустыми глазами в затянутое пеленой тумана небо. Локридж быстро прошел мимо. Ножны хлопали по ноге. Шлем и латы вдруг показались очень тяжелыми.

Спустя какой-то отрезок вечности он услыхал крики. Группа людей из его войска неслась прыжками, плотно сжав губы и стараясь не поддаться панике. Локридж окликнул их командира.

— Мы встретились с нею на окраине селения, — объяснил тот, задыхаясь. — Ее огонь убил троих прежде, чем мы смогли скрыться.

Они не удрали с поля боя. Они выполняли его инструкции, согласно которым должны были отступить и искать другого противника. Локридж бросился в ту сторону, откуда они появились.

Прежде всего он услышал ее голос:

— Ты, ты и ты. Разыщите вождей клана. Пусть явятся ко мне. Я буду ждать здесь, а когда мы все обсудим и наведем какой-то порядок в наших рядах, мы уничтожим этих морских разбойников. — Ее голос звучал хрипло и прекрасно.

Локридж пошел вперед сквозь клубы тумана. Они, казалось, сами расступились, — она была перед ним.

При ней было несколько ютоазов. Били копытами кони, запряженные в колесницу, на которой стоял Уитукар с алебардой наизготовку. Но Сторм стояла одна, впереди. Ее тело Охотницы защищала лишь наброшенная туника; во лбу сиял лунный серп. Мокрые волосы блестели в тусклом свете, лицо было исполнено жизни. Он выстрелил в нее.

Ее реакция была молниеносной. Щит окружил ее. Буря против бури — энергии столкнулись, взаимоуничтожаясь в многоцветном пламени.

— Патрульный, — донесся ее голос через ревущую, внушающую трепет радужную красоту, — иди сюда и погибни.

Локридж понял ее, поскольку впервые за много лет в ушах у него были диаглоссы. Он подошел ближе.

Ее лицо валькирии исказил ужас.

— Малькольм! — раздался пронзительный крик.

Его сыновья звали в бой своих людей. Поднялись мечи, копья и томагавки.

Краем глаза Локридж увидел, как длинный топор Уитукара навис над Ястребом. Юноша увернулся, впрыгнул на колесницу и нанес колющий удар. Возница Уитукара — совсем еще мальчик — бросился между клинком и своим господином и упал с мечом в груди; вождь в это время выхватил каменный кинжал. У Ястреба не было времени вытащить меч из тела подростка; он обхватил рыжебородого ютоаза руками. Они вместе свалились с колесницы и продолжали борьбу на земле.

И другие вестхейвенцы вступили в схватку. Им противостоял храбрый, умелый враг, который стоял насмерть, щит против щита, отвечая ударом на удар. Темнеющий воздух сотрясался от яростной битвы.

— О, Малькольм, — всхлипнула Сторм, — что сделало с тобой время?

Ему оставалось только быть безжалостным; он приблизился к ней с пистолетом в руке, другая рука, в которой нужно было держать меч, оставалась свободной. В любой момент она могла упорхнуть, как Ху. Но превосходящие силы противника теснили ее воинов, и она отступала вместе с ними. Локридж не мог подобраться к ней через бурлящую вокруг толпу. Когда между ними на краткий миг открывался проход, он стрелял, она выставляла энергетический щит, и ее окружала огненная крона. И снова их разделяли хрипение, тяжелое дыхание, звериная ярость битвы.

Они с боем продвигались между хижин. Над крышами возник черный силуэт Длинного Дома.

Неожиданно Стрела и Милое Солнце прорвали линию обороны ютоазов и ринулись вперед, ногами отпихивая тела убитых. Развернувшись, они ударили с тыла. Их люди заполнили образовавшуюся брешь. Сражение разбилось на небольшие группы, дерущиеся под убогими стенами деревенских лачуг.

Локридж увидел перед собой Сторм и прыгнул. Свет вспыхнул так ярко, что на какое-то время они оба ослепли. Он наугад нанес в многоцветной темноте удар ребром ладони; она вскрикнула от боли. Он почувствовал, что пистолет выпал у нее из руки. Пока она не успела подняться в воздух со своим поясом, он бросил собственное оружие и крепко обхватил ее.

Они вместе упали. Она защищалась руками, ногтями, коленями, зубами — по ее коже бежали ручейки крови. Все же ему удалось прижать ее к земле своим весом и весом лат. Зрение вернулось к нему. Он посмотрел ей в глаза. Она подняла голову и поцеловала его.

— Нет, — выдохнул он.

— Малькольм, — сказала она; он чувствовал ее горячее дыхание. — Малькольм, я могу сделать тебя снова молодым, ты будешь бессмертным, вместе со мной.

Он выругался.

— Я — муж Аури.

— Так ли? — Внезапно она затихла в его руках. — Тогда доставай меч.

— Ты знаешь, что я не могу это сделать. — Он поднялся, снял с нее пояс, помог ей встать и завел ее руки за спину. Она улыбнулась и наклонилась к нему.

Сражение вокруг них закончилось. Увидев, что их Богиню взяли в плен, оставшиеся в живых ютоазы побросали оружие и пустились наутек. Раненые стонали и выли, лежа на земле.

— Колдунья в наших руках, — сказал Локридж. Собственный голос казался ему чужим. — Теперь остаются только ее воины.

Подошли с оружием в руках его сыновья. Ему стало стыдно, что он не почувствовал себя счастливее, увидев среди них Ястреба. Он отпустил Сторм. Исцарапанная, грязная, взятая в плен, она окинула их царственным взором.

— Такой судьбы ты желаешь? — спросила она по-английски.

Локридж не мог выдержать ее взгляда; он опустил глаза и вздохнул.

— Это та судьба, которая у меня есть.

— Неужели ты хоть на секунду решил, что сможешь избежать возмездия?

— Да. Когда от тебя не будет известий, твои шпионы, конечно, появятся и узнают, что произошло. Они не найдут тебя. Они услышат о пиратском рейде, во время которого ты, вероятно, погибла; выяснят, что Патруль тут ни при чем, насколько можно судить по путаным рассказам местных жителей, просто набег вождя из каменного века, который прослышал, что Ютландия переживает трудные времена, увидел в этом свой шанс, и ему так повезло, что шальные стрелы сразили тебя и Ху прежде, чем вы успели прогнать его банду. Более того, твои преемники решат, что с этой эпохой и связываться не стоит. Есть много дел в других местах и других временах; нас оставят в покое.

Некоторое время Сторм стояла молча.

— Ты проницателен, Малькольм, — сказала она наконец. — Каким героем мог бы ты стать для нас.

— Меня это не интересует, — ответил Локридж безжизненным голосом.

Сторм разглаживала свою одежду, пока она не стала плотно облегать ее тело.

— А что ты сделаешь со мной? — прошептала она.

— Не знаю, — сказал он, чувствуя себя несчастным. — Пока ты жива, ты представляешь смертельную опасность. Но я… я не могу причинить тебе вреда. Я так благодарен, что тебе удалось выжить в этом… — Локридж часто заморгал глазами. — Возможно, мы сможем спрятать тебя где-нибудь, — закончил он хриплым голосом. — С почетом.

Сторм улыбнулась.

— Ты придешь повидаться со мной?

— Лучше не стоит.

— Придешь. Тогда мы сможем поговорить. — Она отодвинула в сторону меч Пастуха, сына Аури, подошла к Локриджу и еще раз поцеловала его.

— До свиданья, Рысь.

— Уведите ее! — рявкнул он. — Свяжите. Но будьте осторожны: ей нельзя причинять вреда.

— Где держать ее, отец? — спросил Стрела.

Локридж сделал несколько шагов вперед, выйдя на площадь перед Длинным Домом. Лежащее у него ног мертвое тело Ху казалось съежившимся.

— Там, — решил он. — В ее собственном жилище. Поставьте снаружи охрану. Уберите мертвых и сделайте что можно для раненых.

Он провожал ее взглядом, пока она вместе со стражниками не скрылась в дверном проеме.

Гром битвы отдавался в нем так же, как и биение его сердца. Внезапно он почувствовал, что не может больше оставаться на месте, и побежал по деревне, громко крича:

— Люди Авильдаро! Морской народ! Мы пришли, чтобы освободить вас! Колдунья пала. На лугу идет битва за вас. Неужели вы сами будете валяться и не нанесете ни одного удара? Выходите, если среди вас есть мужчины!

И они вышли — семья за семьей: охотники, рыбаки, рыцари моря; с оружием в руках они столпились вокруг пришедшего избавителя. Локридж позвал своих сыновей, чтобы они тоже присоединились. Отряд в пятьдесят человек прошел через священную рощу и обрушился на ряды людей Боевого Топора.

И разбил их.

Когда осколки последней колесницы валялись на земле и последнего ютоаза отогнали на пустошь, Локридж приказал привести к нему всех пленных. В основном это были женщины и дети, переживавшие крушение всех своих надежд. Но Уитукар остался жив. Руки его были связаны за спиной; он узнал Локриджа и проигнорировал его.

В гаснущий костер подбрасывали топливо, пока языки пламени не заплясали в промозглой мгле так же дико, как отплясывали люди Тенил Оругарэй. Локридж посмотрел на представшую перед ним картину страдания и сказал как можно мягче:

— Вам больше не причинят горя. Завтра вы сможете уйти. Это наша земля, а не ваша. Но один из наших людей отправится с вами, чтобы говорить о мире. Земля широка; нам известны незаселенные местности, которыми вы можете воспользоваться. В середине зимы вожди племен будут здесь держать совет, на котором мы будем искать пути удовлетворения наших общих нужд. Уитукар, я надеюсь, что ты будешь среди них.

Ютоаз упал на колени.

— Господин, — сказал он, — я не знаю, какая странность приключилась с тобой этой ночью. Но мы по-прежнему названые братья, ты и я. Если ты не против.

Локридж поднял его.

— Развяжите. Он наш друг.

Глядя на своих людей, он, Рысь, знал, что труд его не завершен. Вестхейвен построен на надежной основе. В следующие двадцать-тридцать лет — сколько ему будет отпущено — он должен создать аналогичный союз в Дании.

Если бы Сторм…

К нему стремительно подбежал человек и бухнулся ничком на землю.

— Мы не знали! Мы не знали! Мы услышали шум слишком поздно! — причитал он.

Словно пальцы, сжимающиеся в кулак, сомкнулась вокруг Локриджа ночь. Он кликнул факельщиков и бежал всю дорогу до Длинного Дома.

Она лежала в безжалостном свете шаров. Ее красота увяла: нельзя умереть от удушья без того, чтобы не почернела кожа, не высунулся между зубов распухший язык, не вылезли из орбит глаза. Но что-то прежнее оставалось — в блестящих волосах и точеных чертах лица, в теле, боровшемся до конца, и связанных руках, когда-то обнимавших его.

Поперек нее лежал труп Брэнна.

"Я забыл о нем, — подумал Локридж. — Я не мог вынести этого воспоминания. Значит, он прошел сквозь занавес, уже почти во власти смерти, — и увидел ее, свою мучительницу, беззащитной…

Сторм, о моя Сторм!"

Люди Моря стояли в полной тишине, пока их господин плакал.

Локридж велел принести дров. Он сам проводил ее в последний путь: в ногах уложил ее верного помощника и одновременно заклятого врага и от факела поджег Длинный Дом. С громким треском высоко в небо взметнулось пламя, и стало светло, как днем. «Мы построим здесь святилище, — подумал он, — для поклонения Той, которую когда-нибудь назовут Марией».

А у него самого было лишь одно место, куда он мог пойти. В одиночестве он вернулся на судно.

Руки Аури обняли его. Ближе к восходу солнца он обрел успокоение.

И возблагодарил Господа или судьбу — как бы их ни назвать — за помощь.

Наступал бронзовый век — новый век. То, что Локридж видел в своей прошлой, но еще не начавшейся жизни, давало основания верить, что это будет богатая, мирная и счастливая эпоха; возможно, самая счастливая из всех тех, которые человечеству предстоит пережить до наступления того отдаленного будущего, в которое он мельком заглянул. Потому что сохранившиеся и обнаруженные впоследствии реликвии никак не свидетельствовали о сожжениях, убийствах или рабстве. Скорее, золотая Колесница Солнца из Трундхольма и рога, чьи изгибы напоминали Ее змей, говорили за то, что северные народы объединились. Широко и далеко будут простираться маршруты их путешествий: ноги датчан будут ступать по улицам Кносса, моряки будут отправляться из Англии в Аравию. Кто-то может даже достичь Америки, где индейцам предстоит рассказывать о мудром и добром боге и богине по имени Перо Цветка. Но большинство вернется. Ибо где еще жизнь может быть так хороша, как в первой в мире земле, одновременно могучей и свободной?

В конце концов она придет в упадок — перед жестоким веком железа. Однако тысяча счастливых лет — тоже немалое достижение; и дух, порожденный ими, выстоит. На протяжении всех грядущих веков позабытая правда о том, что когда-то многие поколения людей жили в радости, должна ждать и мудро действовать. Те, кто создал окончательное будущее, вполне могут вернуться назад в королевство, основанное Рысью, и поучиться.

— Аури, — прошептал Локридж, — будь со мной. Помоги мне.

— Всегда, — сказала она.