Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Фата-Моргана - ФАТА-МОРГАНА 9 (Фантастические рассказы и повести)

ModernLib.Net / Андерсон Пол Уильям / ФАТА-МОРГАНА 9 (Фантастические рассказы и повести) - Чтение (стр. 30)
Автор: Андерсон Пол Уильям
Жанр:
Серия: Фата-Моргана

 

 


      — Мы сделаем тебе самую полезную инъекцию, и ты уснешь сном праведника, — сказал Воланд, помогая Квентину выбраться в коридор, а потом в его спальню.
      Мы уложили корчившегося парня в постель и удерживали его. Тут же появилась сестра и вколола ему гипосульфит, пока мы держали его руку.
      — Теперь я знаю, чем они тут занимаются, — выдохнул Квентин мне в лицо. — Они пытаются узнать, на сколько частей можно раздробить мое тело, вот в чем смысл их проекта. Внушение во сне, я читал о таких вещах. Как только я засыпаю, они начинают свое дьявольское нашептывание. Женский голос со всякими там колдовскими смешиваниями. Они программируют мои сновидения. И будут делать это, пока я совсем не рехнусь. Они хотят знать, до какой степени программирования можно дойти. Вводят мне снотворное, и я раньше это подозревал, но как-то не брал в голову. Но сегодня меня осенило. Я просек их номер. Ее телефон уже был у меня. Не дожидаясь, что она даст мне его сама, я заполучил его. Я хотел пойти к ней и показать, какое сильное снотворное нам дают, но вырубился. А сегодня я получил их номер, всей группы, участвующей в проекте…
      Его голос становился все тише и тише. Видимо, сестра дала ему действительно сильное средство.
      — Они не могли транслировать тебе в ухо ни ее голос, ни еще чей-нибудь, — шепнул я Квентину. — Пощупай, ни под подушкой, нигде нет такого прибора. Более того, я ведь видел, как ты засыпал, не было ничего похожего на такого рода приборы.
      — Без толку его искать, — сонно сказал Квентин. — Его где-то надежно спрятали. Где-нибудь в ножках кровати или в стене. Подушка пропитана ведьмиными ядами. Они проникают мне в голову, и мне против воли снятся сны. А они ждут, сколько же мне понадобится времени, чтобы свихнуться. Надо раз и навсегда положить конец этому, Гордон. Всему есть предел.
      Его голос стал совсем тихим, он уснул и сразу захрапел самым натуральным образом.
      — Что это он вбил себе в голову? — спросил я Воланда. Слишком много от Вики? Он получил от нее слишком большую дозу инфильтрата и теперь ему мерещится заговор?
      Лицо Воланда было серьезным. Он вытащил лист бумаги из машинки Квентина и, нахмурившись, стал его изучать.
      — У меня есть кое-какие соображения по поводу того, что случилось. Сейчас я пойду в комнату Вики и проверю, насколько они верны, — сказал он. — Вы не могли бы подождать меня в канцелярии? Я не запер дверь. Подождите там. Я вернусь и все вам объясню.
      Через несколько минут Воланд пришел в канцелярию и принес записи снов, сделанные спящей парой. Он положил их на стол рядышком, чтобы я мог изучить их.
      — Прежде чем читать текст, взгляните на время регистрации альфа-волновых возбуждений. Здесь — ключ к разгадке.
      Я сделал так, как он советовал. Сон Вики, если верить приборам, начался ровно в 3.47.91. Сон Квентина — в 3.47.91.
      — Никакой разницы во времени, — сказал я. — На этот раз они начали видеть сны одновременно, можно сказать, голова в голову.
      — Неоспоримый факт. Много раз я думал, случится ли это, а если случится, то когда. Но мне никогда и не снилось, прошу прощения за этот оборот в данном контексте, что это произойдет так скоро. И результат был такой неожиданный. Я внимательно изучил разницу во времени, чтобы удостовериться; есть ли здесь какая-нибудь закономерность. Закономерность явно была. Зависимость не является линейной, в графике наблюдались колебания и спады, но общий характер кривой говорил о том, что она стремится к нулю. Когда они только начали вместе спать, разница между началом их снов составляла пять-шесть минут. Медленно, но верно она убывала, достигнув сначала четырех минут, потом трех, двух. Можно было с уверенностью предположить, что в самом конце эта разница будет сведена к нулю, но мы не могли сказать, когда это произойдет. И вот сегодня, как вы сами видели, это произошло. С ревом и визгом.
      — И что, это говорит вам о том, что он сошел с ума?
      — Вы читали записи его ранних снов, мистер Рэнгз, и знаете, что они никогда не были точной копией ее снов. Он сопротивлялся, боролся с тем содержанием, которое она ему навязывала, искажал ее символы, маскировал и изменял их. Но его сопротивление постепенно снижалось, и в последние дни его сны все с большей точностью повторяли ее сны. Этим объясняется уменьшение временной разницы, его подсознательное сопротивление становилось все слабее и слабее, его сны все быстрее и быстрее следовали за ее снами. С точки зрения временной зависимости он все больше становился ее рабом, что отразилось на содержании его снов.
      — И сегодня разница стерлась окончательно. Это значит и то, что сопротивление сломлено?
      — Иного объяснения я не вижу.
      — Если это так, то его сон должен быть точной копией ее сна, без всяких искажений и нюансов?
      Вместо ответа Воланд пододвинул мне две странички с машинописным текстом.
      Без всякого желания я начал читать.

Сон Вики:

      «Классная комната. Урок музыки. На возвышении выставлены различные инструменты. Студенты одеты в брюки до колен и куртки воспитанников Итонского колледжа. Это участники ансамбля „ОМЭН“, здесь же Ивар.
      Я — лектор. В академической мантии, на мне коническая шляпа, на которой изображены таинственные символы и нотные знаки. Я говорю: „Студенты, сегодня у нас урок лирики“. Я объясняю, что слово „лирика“ произошло от названия старинного музыкального инструмента — лиры — ручной арфы — который использовали в старые времена при пении вокализов. Я беру с возвышения лиру и пробегаю по струнам. Я говорю, что тот студент, который сочиняет лирику, на самом деле является только лирой, по буквам — l—i—a—r, произносится как „лгун“. Его зовут так потому, что он, хотя и говорит, что сам сочиняет лирику, ворует ее у настоящего сочинителя. Я говорю, что сейчас познакомлю студентов с сочинителем, не лжецом, а с настоящим автором, стихи которого нужно сопровождать звуками лиры. Давайте поприветствуем мистера Гордона Рэнгза.
      Входит мистер Рэнгз, на нем набедренная повязка из шкуры леопарда.
      Я прошу, чтобы мистер Рэнгз сделал нам одолжение и в нескольких словах рассказал о музыкальных возможностях суставов пальцев человека, которые можно использовать для аккомпанемента.
      Мистер Рэнгз говорит: „Друзья, любители музыки, мелодические и гармонические особенности суставов человеческих пальцев безграничны, если эти суставы в хорошем состоянии и создают богатые, резонирующие звуки, а не просто хруст пересохших и потому хрупких костяшек. Такие костяшки, несмотря на все старания музыканта, способны лишь трещать да крошиться. Разрешите мне продемонстрировать вам одно из моих сочинений“.
      Он начал петь: „Огонь, спустись с гор, сожги все дома и вещи“. При этом он ударяет по суставам пальцев молоточком от ксилофона, и они создают глубокие, слегка вибрирующие звуки. Он продолжает: „Здесь, в комнате, находится человек, который утверждает, что исполняет на своих суставах лирические песни, наподобие „Мое танго“, но я с уверенностью могу сказать, что его суставы издают лишь сухой треск, подобный тому, как хрустят сломанные кости у Хэмингуэя. Короче говоря, ту песню на самом деле сочинил я, так же как и все остальные его песни. Этот человек — жуткое месиво, кисель, воображающий себя монолитом и занимающийся ничем иным, как плагиатом…“».
      И так далее. Сегодня Вики снился длинный сон. Я чувствовал, что с меня хватит прочитанного. С некоторой неохотой я взял другую страничку.

Сон Квентина:

      «Лекционный зал. Занятие по музыке. На возвышении много инструментов. Присутствуют все из группы „ОМЭН“ и я. На нас короткие штаны и широкие накрахмаленные воротники с длинными тесемками. Лекцию читает Вики, на ней мантия Доктора Наук, высокая коническая шляпа с колдовскими и музыкальными знаками. Она говорит, что сегодняшняя лекция посвящена лирике. Мы начинаем записывать. Она объясняет, что слово „лирика“ произошло от слова „лира“ — названия старинного музыкального инструмента — небольшой арфы, звуком которой сопровождались вокализы. Она берет лиру, пробегает пальцами по струнам и говорит, что один из студентов, называющий себя лириком, есть лира…»
      Я почувствовал ноющую боль в основании языка, словно за него сильно потянули.
      — Да, — сказал я, — думаю, что вы могли бы назвать это прорывом.
      — Прорыв, затем срыв, — ответил Воланд. — Вот как я все это понимаю. Ивар может испытывать неуверенность в своей потенции. Я так полагаю, потому что однажды ночью, двадцать второго апреля, он испытывал эротическое возбуждение, думая о Вики, и решил пойти к ней домой, чтобы доказать свою половую состоятельность. Вместо этого он накурился марихуаны и потерял сознание, возможно, во избежание неудачи. Пусть так. Хорошо. Вики с самого начала чувствует его нетвердость, руководствуется инстинктивной неприязнью, она преследует в нем эту слабость, реальную или воображаемую. Ее подсознательное «я» преследует эту слабость. Все ее сны замыкаются на этом больном месте, неделя за неделей. А сегодня эти сны попадают в цель, сопротивление его сломлено…
      — Я бы посоветовал, а то он так яростно сопротивляться. Он уклонялся, она атаковала, все их сны свидетельствуют об этом. А сегодня, когда он был уже не в силах обороняться, в нем не осталось больше энергии, чтобы отражать ее насмешки, и ее сон вызвал у него ощущение, что кто-то посягнул на его права. Он знал, что такой кошмар пришел извне. Он не сомневался, что в нем самом ничего подобного возникнуть ре могло. И тогда он решил, что все это надувательство, и против него составлен хорошо организованный заговор с применением снотворного, поступающих извне голосов и тому подобного. Конечно, он прав, здесь присутствуют элементы психического давления.
      — Чего он не знает, и мы не могли ему этого сказать, не было просто случая, так это того, что мы не пользуемся никакими электронными трюками, а проводим исключительно психическую атаку.
      — Я не понимаю одного. Почему она включила меня в свой сон, да еще в качестве лирического поэта в набедренной повязке?
      — Лучше всего об этом спросить саму Вики, мистер Рэнгз. Она внизу, во дворе, ждет вас. Она считает, что вам нужно поговорить. Уходя, я сказал ему.
      — Вам следовало бы каким-то образом скорректировать ваши идеи. Самые страшные войны могут зародиться именно во сне.
      Он возразил:
      — Ну, ну, мистер Рэнгз. Не будете же вы оспаривать, что Ивар и Вики видят самые обычные сны.
      — Может быть, и не буду. Но кроме того, они ярко выраженные бойцы, особенно, если их наэлектризовать как следует.
      — Именно поэтому мы должны досконально изучить, их, мистер Рэнгз. Благодаря развитой системе скрытых каналов связи, существующей между ними, они представляют нам редчайшую возможность снять электроэнцефалограммы и получить другие экспериментальные данные о самом потрясающем американском феномене — духовном единстве. Разве вы не видите, что они являются идеальной парой? Может быть, если мы изучим их поподробнее, то поймем, что духовное единство может стать одним из самых тайных и бездумных видов тотальной войны, если не основной ее первопричиной…
 
      Несмотря на покрытое синяками лицо, она была в хорошем настроении. Как только мы уселись на лавочку, она сказала:
      — Я ни в чем не виню Ивара.
      — Это говорит о широте ваших взглядов, — ответил я. — А кого же вы вините?
      — Никого, мистер Рэнгз. Установленный в лаборатории порядок неизбежно, рано или поздно, пришел бы к этому. Теперь мне это совершенно ясно.
      — Как именно?
      — Я не дура, мистер Рэнгз. Теперь я понимаю, что на самом деле они занимались электрасенсорной связью между мной и Иваром. У нас она развита весьма сильно.
      — Откуда вы знаете?
      — У меня есть голова на плечах. И теперь, после того что произошло сегодня, этой голове надо очень о многом подумать. Мне не надо читать записи Ивара, чтобы убедиться, что между нашими снами наблюдается соответствие, они накладываются друг на друга, перекликаются. Ни одно взаимодействие, кроме экстрасенсорного, не может этого объяснить. Например, песни, заклинания, которые присутствовали в моих снах. Вы думаете, я не знаю, что они очень похожи на те, которые Ивар продолжает сочинять для «ОМЭН»? Я пою о том, какая температура в «Солнечной короне», нулевая или еще ниже, но я никогда и словом не обмолвлюсь с ним об этом сне. Тем не менее он сочинил песню о том, какая температура на седьмом небе. Подобные вещи нуждаются в объяснении, не так ли?
      — И как ты это объясняешь?
      — Это сверхчувственное восприятие. Электросенсорное, мистер Рэнгз. Других объяснений нет. Вопрос состоит лишь в том, каким образом направлено поле: от него ко мне или же от меня к нему. Теперь я абсолютно уверена, что это всегда от него ко мне. Вот почему сегодня во снах появились вы. В моем сне и, я думаю, во сне Ивара тоже, хотя лишь догадываюсь…
      — Вики, я, кажется, начинаю путаться во всем этом. Какая связь между тем, что поле направлено от Ивара к тебе, и моим появлением?
      — Сейчас я нарисую картину в делом. Мистер Рэнгз, уверяю вас, у меня это получится. Вы его сподвижник, соавтор, он часто этим хвастал, когда я делала комплименты его стихам. Он употребляет слово «сподвижник», подразумевая, что речь идет о творческом содружестве, где есть разделение труда между писателем и учителем вроде вас, но при этом он скрывает, что именно вы пишете такие чудесные стихи, а он их просто ворует и ставит под ними свое имя! Он всего лишь бездарный переписчик, но он заимствует вашу огромную творческую энергию, а вы достаточно щедры, чтобы оказать ему такое содействие. Таким образом, у него много тайных комплексов, которые нашли отражение в его снах, а в конечном итоге, и в моих. А сегодня все эти комплексы вырвались наружу и проявились во сне, где он, по сути дела, во всем чистосердечно сознался. Сознался в плагиате, и это признание перешло в мой сон. Конечно, он не мог смириться, что такое признание перешло из его сна в мой. Он вынужден был утверждать, что оно зародилось во мне и каким-то таинственным образом передалось ему. И, разумеется, отрицал, что оно базируется на фактах. Есть такой технический термин, как «проекция». В данном случае это перекладывание своих собственных грехов на других. Поэтому он и стал на меня орать, бить меня за его же собственные сновидения. Но, послушайте, я же знаю, как направлено поле, знаю это, благодаря вдохновенной лирике, которая исходит от такого дурня и неудачника, как Ивар. А рождается оно в таком талантливом человеке, как вы. Даже те, над которыми вы еще только работаете, которые я еще не слышала и которые не знаю. Поэтому я утверждаю, что через Ивара в меня поступает богатый психологический материал. А его источником, если хотите знать, являетесь вы. Ивар — лишь передаточное звено между вами и мной. Вот что я хотела вам сказать. А когда от одного человека к другому идет такой мощный поток, с этим надо считаться и задуматься над значением происходящего…
      Боль в основании моего языка стала почти невыносимой. Язык ныл и пульсировал, вообще, ситуация была иной для меня. Муза обвиняла поэта в плагиате, в том, что на него работает другой, подлинный поэт.
      — Мне кажется, ты преувеличиваешь степень передачи моих эмоций, Вики. Честно говоря, мой вклад в творчество Квентина весьма незначителен, можешь мне поверить.
      — Можете говорить, что вам угодно, мистер Рэнгз, но все-таки, каким образом недотепа самостоятельно, с помощью только своего ущербного разума может достичь определенных высот и стать почти пророком? «Он ведет нас вверх по лестнице, непрерывно совершенствуя, и если его имя Мао, то значит ли это, что мы дао?» В этом нечто гениальное. А я могу отличить гения от недотепы.
      — Ты все-таки должна понимать, что мой гений тоже не создает таких вдохновенных строк. Это к твоему замечанию о недотепах, Вики. Мне хотелось бы получше во всем этом разобраться. Кажется, ты понимаешь, что Квентин лишен не только таланта сочинителя, но и чего-то еще. Например, почему ты так много внимания уделяешь его суставам? Их хрусту и тому подобному?
      — О, здесь все просто. Как-то в лаборатории мы ждали вызова, а поскольку Квентин собеседник скучный, то я, просто чтобы убить время, что-то сказала о Хэмингуэе. И он рассказал мне, что вы собираетесь читать лекцию в Сантане о случаях переломов в произведениях Хэмингуэя. Мне стало любопытно. Я заметила, что это, скорее всего, маленькая энциклопедия переломов. Мужчины у Хэмингуэя всегда ломали кости, а кроме того страдали тяжелыми нарушениями потенции. Поэтому переломы костей носили не просто символический характер, а были как бы одновременно переломами в человеческих судьбах, Я сказала, что у Роберта Джордана («По ком звонит колокол») ничего не могло получиться с Марией потому, что ему прострелили ногу, а Джейк Барнс не мог жениться на леди Бретт («И восходит солнце») потому, что его мужское орудие разнесло снарядом во время войны. Разве эти два случая не одинаковы в принципе? И тогда я впервые заметила у Ивара его забавную привычку сосать суставы, словно леденцы. При этом на щеках у него появлялся румянец. И я тогда спросила его, не пытается ли он растворить свои суставы? Он еще больше покраснел, пробормотал что-то невразумительное насчет того, что я, мол, курю, а вот он — нет. Он действительно никудышный собеседник.
      — Давай вернемся к сегодняшнему сну. Вики. Поговорим о том сне, который, как ты считаешь, возник у Ивара и перешел к тебе. Как ты думаешь, откуда там взялся я? Да еще в набедренной повязке?
      — Ничего странного! Вы же творец, а он вас копирует. Тот, кто творит, всегда обладает силой, это точно! Он всегда является источником! Мужчина в набедренной повязке — олицетворение силы, в то время как сопливый плагиат — всего-навсего ребенок в детских штанишках своего старшего брата. Он ни на что не способен, кроме как сидеть со своим карандашом и записывать то, что говорит настоящий мужчина. Все так просто, и неудивительно, что его вспышка была направлена на меня, так что мне крепко досталось. Ведь это я нарисовала такую уничижающую картину, а не вы.
      — Понятно.
      — Я до смерти хотела спросить вас вот еще о чем, мистер Рэнгз. Где вы так много узнали о синовиальной жидкости?
      Я больна прикусил язык как раз в том месте, что и несколько дней назад.
      — Я действительно много знаю?
      — Много. Послушайте, как раз когда мы с Иваром болтали и когда я сделала замечание, что он слишком часто хрустит пальцами, он сказал, что хруст связан с синовиальной жидкостью. И что вы объяснили ему, в чем тут дело. Оказывается в ней есть мусциновые ингредиенты. И она отделена синовиальными мембранами, суставными сумками, сухожильными оболочками. Честно говоря, это на меня сильно подействовало. Когда я заканчивала школу, хотела стать врачом и ходила на курсы по медицинской подготовке. Было много занятий по анатомии и физиологии. Поэтому я знаю о синовиальной жидкости все, но не могла понять, откуда это может знать неспециалист. Где вы взяли эту информацию, мистер Рэнгз?
      — Ну, взял где-то. Любой писатель много и беспорядочно читает.
      — Вы могли запомнить название этой жидкости, но откуда такая информация, причем подробная, о суставах, суставных сумках, мусцине? Это невозможно себе представить, и знать это может только такой одаренный человек, как вы.
      — Вики, когда-то я дружил с гитаристом фламенко Сеговиа. Он тоже учился на медицинских курсах, прежде чем забросил науку ради своей первой любви — гитары. Мы провели вместе немало вечеров, и из разговоров с ним я почерпнул много запомнившейся мне медицинской информации. Извини меня, с тобой было приятно поболтать, но я должен идти готовиться к лекции.
      — Вы собираетесь прочесть лекцию по статистическому распределению переломов костей в произведениях Хэмингуэя? Уверена, что она мне понравилась бы.
      — Нет, я с этим почти покончил. Теперь меня интересуют жидкости. Роль птомаина в литературе девятнадцатого века на Пиренейском полуострове.
      — Вот это да! Как это ни дико звучит, но я видела сон о птомаине в Испании. Это один из моих первых снов. Если не верите, попросите доктора Воланда отыскать запись этого сна. Если есть еще необходимость — в доказательстве существования экстрасенсорной связи между мной и вами и направленности поля…
      — Хорошо. До свидания. Вики.
      — До встречи, мистер Рэнгз.
      — Ладно. Я буду в набедренной повязке.
 
      Я виноват, что нарушаю правила писательской игры. Все знают о так называемой обязательной сцене. Если вы в отношениях дошли до полного размежевания и пришла пора раскрыть карты, то говорят, что вы должны довести дело до конца. Не сделать этого все равно что не вернуть долга. И в этом рассказе, в котором так много от фазы быстрого сна со всякого рода сновидениями, безусловно есть намек на еще одну сюжетную линию. На еще один конфликт между мной и Викторией Пэйлоу. Этакий трах-бабах, грохот, решительное столкновение со всеми его атрибутами, где все недосказанное должно быть досказано, а недоделанное — доделано.
      Но я должен разочаровать читателя. Такое столкновение, этот трах-бабах никогда не произойдет, в этом и заключается моя обязанность перед читателем.
      И неважно, как быстро вы можете двигать глазами. Именно здесь выдумка и реальность расходятся. Ведь, например, на сцене вы вынуждены держаться канона до самой развязки, а в реальной жизни от них можно в любой момент отойти. В этом большое преимущество действительности над искусством, поэтому многие люди предпочитают именно действительность.
      Я хочу сказать то, что я был больше заинтересован в спасении своей шкуры, чем в развитии сюжета. У меня не было никаких обязательств, а значит, и никаких причин для встречи с Викторией Пэйлоу, и я с ней не встретился. Однако как-то раз она позвонила. Я отметил, что в этом случае поток напряженности шел от Виктории ко мне. Я имею в виду, что она звонила и генерировала волны, а я только принимал их, и они вызывали у меня быстрое движение глаз, какое бывает, как известно, когда человек видит сон.
      — Мистер Рэнгз, я только хотела вам сообщить, что у меня новая гитара, за нее заплатила компания. Я бы хотела вам ее продемонстрировать.
      — Вики, ты вдвое моложе меня.
      — Да? Значит я вижу вдвое меньше вас? А рост? Темперамент тела? Желание?
      — Это делает меня вдвое старше тебя.
      — Приветствую все, чем мужчины отличаются от мальчишек. Поэтому я не отираюсь возле юнцов, а сразу обращаюсь к мужчинам.
      — И тебя не волнует пропасть между поколениями?
      — Меня волнуют те люди, которые знают, как ее преодолеть. Мы могли бы встретиться где-нибудь в баре, по вашему усмотрению. Или у вас дома, по такому случаю. Скажем, минут через пятнадцать.
      — Ты подвижна, как та жидкость, и всегда готова взять такси.
      — Но не так легко найти косточку, которую я могла бы смазать. Следует потрудиться, чтобы сыскать ее на дороге.
      Говорят, что за каждым удачным мужчиной должна стоять женщина. Да, но ведь не студентка же института магии в мини-юбке и с гитарой через плечо. Возможно, прав был Роберт Грейвз, говоря о поэзии как о матери-жене-девушке-музе, самоуверенной Белой Богине. Но неужели она должна вкладывать в наши уста буквально каждое слово? А кто же тоща мы сами? Радиоретрансляторы? Или акустические отражатели?
      Я смутно вообразил, как мы с Вики лежим бок о бок в полурасслабленном, блаженном состоянии. Ее подсознание диктует мои будущие книги моему подсознанию. Я представил ее в некоем экстрасенсорном будущем, открыто предъявляющей права на мои авторские гонорары. И как меня преследуют за плагиат.
      — Вики, может быть, ты и напоминаешь жидкость, но ведешь себя, как груда окаменевших бревен, которая находится в постоянном движении. И от которой, я не постесняюсь этого слова, я буквально костенею. Такой образ действий, мне не надо тебе этого объяснять, ты ведь достаточно сообразительна, вряд ли поможет тебе в достижении твоих целей. Боюсь, что мое окостенение и твое разжиживание навеки обречены идти разными дорогами. Это относительно твердого и мягкого.
      — Ты тверд, как скала, мистер Рэнгз. Именно это мне и нравится.
      — А ты лимфообразна, Вики, и тоже очень мне нравишься. Но на расстоянии.
      — Пропасти?
      — Поцелуя.
      — Я слышала, что «ОМЭН» записывает новый миньон. Эту песню написал Ивар. Название что-то вроде «Птомаин в Испании падает дождем на равнины». Иисус, Мария, Петр и Павел, не значит ли это, что…
      — Пользуясь вашим словарем, могу сказать, что я вырубаюсь, башка трещит, весь в холодном поту, сейчас меня кондратий хватит. Я хочу пожелать всего хорошего тебе и твоему поколению, Вики. Успеха. Чтобы на вашем пути не было пробок. До свидания. Вики!
      Леопардовая шкура. Хо!
      Силлогизм, серенада, спортивный свитер. Хм.
       Перевод с англ. Л. Терехиной, А. Молокина

Генри Каттнер

НАЗОВЕМ ЕГО ДЕМОНОМ

      Минуло больше двух десятилетий, прежде чем она вернулась в Лос-Анджелес, и прокатила мимо дома бабушки Китон. Он нисколько не изменился, но все то, что представлялось ее детскому взору прекрасным и элегантным, теперь по прошествии двадцати пяти, лет выглядело нелепым, угловатым сооружением с остатками потрескавшейся серой краски. Что ж, никто не виноват в том, что, взрослея, мы расстаемся с розовыми очками и теряем оптимизм, столь свойственный молодежи.
      За годы отсутствия чувство… опасности исчезло, осталось лишь настойчивое и смутное ощущение тревоги, отдававшееся в мозгу эхом давно ушедших дней. Тех дней, когда она, Джейн Наркин, маленькая девятилетняя девочка, худая и большеглазая, с модной в те времена, постоянно падающей на глаза челкой, впервые вошла в этот дом.
      Оглядываясь в прошлое и рассматривая события тех давно прошедших дней сквозь призму времени, она могла одновременно припомнить и слишком много, но и слишком мало.
      В тот далекий июньский день двадцатого года Джейн впервые вошла в гостиную с люстрой из зеленого стекла. Для начала ей пришлось обойти всех родственников и в знак приветствия поцеловать каждого в щеку. А их для девятилетней девочки было слишком много: бабушка Китон, чопорная тетя Бетти и целых четыре дяди. Но она ни секунды не колебалась, подойдя в первую очередь к одному из дядьев, резко отличающемуся от остальных.
      Другие дети уже все знали и внимательно наблюдали за новой приятельницей. Они тут же догадались, что она если и не знает, то все равно все поняла. Они не предупреждали ее, да она и не делилась своими сомнениями до тех пор, пока не зашел общий детский разговор об этой «неприятности»… Ну да, таковы понятия детской этики. Взрослые могли лишь смутно ощущать, будто что-то не так, но дети… Дети все знали. Это Джейн поняла сразу же.
      Позже, когда они расположились на заднем дворе, под большой финиковой пальмой, Джейн принялась обдуманно перебирать пальцами свое новое ожерелье, а остальные обменивались многозначительными, заговорщицкими взглядами, как бы решая, догадалась она или нет. Наконец, когда молчание уже слишком затянулось, Беатрис — старшая в этой компании, предложила сыграть в прятки.
      — Ты должна предупредить ее и все рассказать, — вместо ответа сказал маленький Чарльз, обращаясь к Би.
      Беатрис пристально посмотрела Чарльзу в глаза:
      — Сказать ей? О чем? Ты что, в уме повредился…
      Но Чарльз продолжал настаивать, хотя и не так уверенно:
      — Сама знаешь.
      — Обойдусь и без ваших загадок, держите их при себе, Джейн пошла на хитрость. — А то, что он не мой дядя, я и так знаю.
      — Ну вот, видите? — вскричала Эмили. — Она все заметила, я же говорила…
      — Смешно, — ответила Джейн. Она знала прекрасно, что тот человек в гостиной никогда не был ее дядей. Просто он очень старательно притворялся им. Во всяком случае, достаточно, чтобы убедить взрослых, но для свежего взора ребенка он выглядел каким-то, ну, слишком пустым, что ли.
      — Он приехал совсем недавно, — объяснила Эмили. — Примерно три недели тому назад.
      — Три дня назад, — уточнил Чарльз, стараясь показаться осведомленнее, хотя в понятие «день» он вкладывал, скорее, не меру времени, а свою собственную меру «значимости событий вокруг». Так, к примеру, когда он болел или когда шел дождь, день в его измерении превращался в неделю, а когда он участвовал в веселых походах или играл на заднем дворе, то и месяц мог превратиться в один день.
      — Это было три недели тому назад, — подтвердила слова Эмили Беатрис.
      — А откуда он приехал?
      И вновь дети переглянулись.
      — Не знаем, — ответила Би за всю компанию.
      — Он вылез из большого дупла, — продолжал маленький Чарльз, не обращая внимания на слова старших. — Оно было круглым и сверкало, как елка под Рождество.
      — Ну хватит врать-то, — начала сердиться Эмили. — Где ты это видел?
      — Если и не из дупла, то все равно из чего-то подобного.
      — И онине заметили? — Джейн подразумевала взрослых.
      — Нет, — ответила Беатрис, и все дети оглянулись на дом, задумавшись на секунду о непонятливости взрослых. — Они ведут себя так, словно он живет здесь всегда. Даже бабушка. Тетя Бетти сказала, что он давно живет вместе с нами. Но мы-то знаем, что это не так.
      — Три недели, — сказал Чарльз, переходя к общедоступной системе координат.
      — Он заставляет их болеть, — продолжала рассказывать Эмили. — Тетя Бетти постоянно пьет аспирин…
 
      Джейн задумалась. Подобные вещи всегда тревожили ее. Что за дядя трех недель от роду? Может, взрослые лишь притворяются, ведь это так похоже на них? И для этого у них всегда полно их непонятных, взрослых причин. Но такое объяснение было каким-то шатким и совершенно неубедительным. Но дети есть дети, и они не любят тратить время на то, чтобы объяснить поведение взрослых.
      Тем временем Чарльз, признав в Джейн полноправного члена своей компании, разволновался.
      — Би! Расскажи ей нашу настоящую тайну! Я могу показать ей дорогу из желтых камней! Би, ну пожалуйста! А?

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35