Глава 10

Мужчина и собака. Собака и мужчина. Только на следующей неделе Мередит начала понимать, что они вторглись в ее тихий мир. Закончив починку обоих крылечек, Хит перешел в дом; вместе с ним явилась собака. И внезапно в скучном, старом деревенском доме стало тепло и весело: теперь его наполняли звонкие раскаты детского смеха, гулкий хохот Хита или громкий веселый лай Голиафа.

Смех — это бесценный дар. И Хит подарил его этому дому.

Днем шериф уезжал на работу, и их развлекал Голиаф. Каждый раз, как только Мередит бросала на него взгляд, она открывала в характере ротвейлера новую черту. Например, особую привычку есть. Когда она в первое утро наполнила привезенную Хитом огромную миску, пес нарочно перевернул ее лапой и вывалил содержимое на пол, а затем улегся в месиво и принялся есть, рассмешив мать и дочь до колик в животе.

Потом Мередит услышала страшный грохот на кухне и, прибежав, увидела, что Голиаф толкает металлическую миску носом и время от времени, чтобы сильнее кувыркалась, наподдает лапой. Таким способом пес требовал обед.

Вскоре и у Сэмми, и у Мередит вошло в привычку оставлять дверь ванной открытой, а крышку унитаза поднятой. Голиаф предпочитал воду оттуда, а не из собственной миски. И каждый раз, попив, появлялся из ванной со струящейся с морды водой и пулей устремлялся к кому-нибудь из них, чтобы вытереть морду о сухую одежду.

Мередит сдержала свое слово и, когда ротвейлер забрался в ее постель, взбила ему подушку.

Она даже привыкла к тому, что повсюду попадается собачья шерсть, и стала цедить кофе через зубы. А находя волосок в пище, на зубной щетке или даже в холодильнике, больше не испытывала тошноту. Лишние протеины, как говаривал Хит. Мередит успокаивала себя тем, что пес черной масти и его шерсть по крайней мере хорошо заметна. Огромный старый лизучий ротвейлер оказался лучшей в мире собакой.

Подрядчик закончил строительство псарни, и Мередит забеспокоилась, что Хит перестанет привозить по утрам собаку. Но он не перестал. И Голиаф, похоже, стал членом их маленькой семьи.

О том, что им придется переехать отсюда, если что-нибудь произойдет, Мередит боялась даже думать. Сэмми этого не перенесет. Девочка обожала Голиафа и буквально боготворила шерифа, который, в свою очередь, каждый вечер подогревал в ней это чувство. Сколько бы у Хита ни оказалось работы, он находил время для игры. Сэмми гарцевала по дому на его плечах. Или он подбрасывал девочку в воздух, а рядом кружил и лаял Голиаф. Наблюдая за этой троицей со стороны, Мередит ловила себя на мысли, что вот такой и должна быть настоящая семья. И случайностью рождения от Дэна она украдена у Сэмми.

Благодаря вниманию Хита дочь расцвела. С каждым днем перемены становились вес заметнее и быстрее шло выздоровление, которого не могли добиться ни врачи, ни ее мать.

Сэмми не только чаще смеялась, что само по себе уже было чудом. Она стала озорной и иногда даже не слушалась Мередит, хотя еще месяц назад на это не осмелилась бы. В отличие от многих матерей Мередит радовалась, когда дочь совершала проступок, каким бы он ни казался серьезным. Недавно девочка была лишь тенью ребенка и постоянно дрожала, как бы не сделать что-нибудь не так.

Вечером, после того как сняли на руке шов, Мередит подумала, уж не слишком ли разозорничалась ее дочь. Она сидела на грядках и пыталась привести землю в божеский вид, чтобы не упустить время посадок. Врач велел поберечь руку, и от непривычной нагрузки она заболела. Мередит сделала перерыв и представила, как будут выглядеть грядки через месяц — ровные ряды овощей.

Весенний вечер для работы выдался отличный. Из окна шел запах варившейся на медленном огне красной фасоли, и Мередит подумала, что надо пойти ее помешать, но сначала обойти двор. Хит закончил менять пол на кухне, завтра приступит к крыльцу подсобки, и Мередит хотела посмотреть, не осталось ли дощечек для ремонта сарая.

Но тут она услышала, что ее зовет Сэмми. Мередит прикрыла от солнца глаза и крикнула в ответ:

— Я здесь, родная!

Дочь обежала вокруг дома и пожаловалась:

— Ма-а, я не мо-у ды-ать!

Лицо девочки показалось ей странно асимметричным и носик какой-то приплюснутый.

Мередит опустилась перед ней на колени, присмотрелась внимательнее и тревожно переспросила:

— Ты не можешь дышать? У тебя распух нос. — Первой мыслью было, что ее укусил паук. — Ты не играла под крыльцом или в сарае?

— Нет.

— Не ударялась?

Глаза девочки наполнились слезами. Она покачала головой и заплакала.

— Это от фа-оли.

— От чего?

— Фа-оли. Я за-ихнула ее в нос, а она не вы-одит. — Сэмми прижалась к матери. — Ну, знаешь, фа-оли, той, что на у-ин.

Мередит со страхом воскликнула:

— Ты запихнула фасоль в нос? — Утром она уже поймала девочку за этим занятием, но тогда та пыталась засунуть фасоль в ухо. — Зачем ты это сделала?

Сэмми часто-часто заморгала, и по ее щекам заструились слезы размером с фасолины.

— Не знаю! Мамочка, больно. — Она потерла верхнюю губу. — И я не мо-у ды-ать.

Мередит почувствовала, что дочерью вот-вот овладеет настоящая паника, и ободряюще ее обняла.

— Давай не будем волноваться. Сейчас достанем из носа эту противную фасоль, и все будет в порядке.

Но через двадцать минут мать почувствовала, что паника грозит ей самой. Что бы она ни делала, фасолины при помощи пинцета из ноздрей не вылезали, словно пустили там корни, а из-за того, что девочка плакала, они, казалось, разбухали.

Признав поражение, Мередит сняла дочь с кухонного стола и объявила:

— Давай-ка лучше поедем к доктору.

Сэмми заревела еще сильнее.

— Бо-оюсь!

— Не надо, дорогая. — Мередит подхватила ее на руки и бросилась к машине. — Не бойся! Доктор их быстро достанет. У него есть специальные инструменты.

Правда, какие инструменты, Мередит совершенно не представляла. Что, кроме пинцета, может войти в крошечные детские ноздри? Она запихнула Сэмми в машину и застегнула на ней ремень.

— Сиди смирно, будь паинькой и постарайся не плакать. — И поцеловала дочь в покрытый испариной лоб. — Хорошо?

Обежала вокруг машины, села за руль и повернула ключ зажигания. Но ничего не произошло. Только раздался зловещий щелчок. Аккумулятор! В отчаянии Мередит ударила кулаком по рулю.

— Чтоб тебя!

— Мамочка, ты что?

— Машина не заводится.

Сэмми схватилась за распухшую переносицу и захныкала:

— Но у ме-я там фа-оль! Мне надо в бо-ницу!

Откуда-то издалека зазвонил телефон. Хит вынырнул из вечерней дремы, поскреб под мышкой и проснулся. Черт побери! Очередной вызов. Блюсти закон и порядок иногда бывает очень лень.

— Иду, иду! — крикнул он и опустил подножку раскладного кресла.

Бросился на кухню, но по дороге чуть не запнулся о дремавшего на пороге Голиафа и, чудом удержавшись на ногах, схватил телефонную трубку.

— Алло! — рявкнул он, гадая, кто бы это мог так поздно звонить. «Если тот трахнутый репортер, то пусть пеняет на себя: я его достану и разорву сукину сыну проклятую глотку. Но скорее это кто-нибудь из помощников». — Мастерс слушает.

— Хит?

— Мерри? — Шериф опешил; ее голос дрожал и на высокой ноте сорвался. — В чем дело?

— Сэмми. Ее надо отвезти в больницу, а машина не заводится.

— Сейчас буду!

— Подождите! У нас ничего серьезного. Не неситесь сломя голову!

Ничего серьезного. И все-таки она собирается везти ребенка в больницу. В трубке было слышно, как плакала Сэмми.

— Она не поранилась?

— Нет, запихнула в нос фасолины.

— Не понял.

— Запихнула фасолины в нос. Я позволила ей помогать перебирать фасоль. Наверное, тогда и засунула. А потом фасолины разбухли и теперь мешают и ей трудно дышать.

— Фасоль в нос? С какой стати? — Но не успел Хит спросить, как вспомнил, что сам пропихивал в ноздри вареное спагетти, высасывал в рот, а потом доводил сестру до обморока, протаскивая туда и сюда через пазуху. — Ладно, не важно. Послушайте, дорогая, прежде всего успокойтесь. С Сэмми все обойдется.

— Она очень испугалась, потому что не может дышать носом.

— Буду у вас через две минуты.

Хит повесил трубку, заскочил в ванную и, открыв аптечку, взял бутылочку минерального масла, йод и пипетку и через десять секунд вместе с Голиафом бежал по дороге. Уже у дома Мередит он услышал, как хрипло кричала Сэмми. Хороший признак: значит, ей хватало кислорода.

Мередит встретила его на крыльце.

— Подождите, только возьму кошелек — и едем.

Посторонившись, чтобы вместе с ним вошел Голиаф, Хит сразу же направился в гостиную.

— Не надо кошелька. Я сам достану эти фасолины.

— Вы уверены? Я пыталась много раз, но они застряли — ни туда, ни сюда.

Хит откупорил минеральное масло.

— Вы забываете, что я дипломированный специалист по оказанию первой помощи и мне постоянно приходится сталкиваться с такими вещами.

На самом деле ему ни разу не случалось вынимать из носа фасоль. Но в их управлении работала диспетчер Дженни Роуз, четырехлетний сын которой славился печальной склонностью засовывать посторонние предметы во все отверстия на собственном теле.

Хит прошел за Мередит на кухню. Сэмми сидела на столе — личико сморщилось, глаза заплаканы, выпяченная нижняя губа дрожала. Хит присел и с помощью карманного фонарика тщательно осмотрел ее нос.

— Я не о-у ды-ать. Мама го-орит, надо ехать к доктору.

Шериф снова направил лучик света ей в ноздри.

— Ничего, малышка, все будет хорошо. Фасолины даже не дали ростков.

Девочка скосила глаза на переносицу.

— Ростков? — От одной этой мысли ее снова одолел страх.

— Ни ростков, ни стеблей — повезло. Сейчас достанем эти противные фасолины, и тебе полегчает.

— Они не вы-одят.

— Выйдут! — Хит встряхнул бутылочку с маслом и подал Мередит пипетку и йод. — Вымойте, пожалуйста, пипетку.

Женщина бросилась к раковине и вытерла пипетку полотенцем. Но, отдавая, все же спросила:

— Вы уверены, что знаете, как надо действовать?

— По капле масла в каждую ноздрю — это поможет им выскользнуть, — усмехнулся шериф.

— Как я об этом не подумала?

Хит уложил девочку на спину на стол. Она застыла и напряглась. Но тут, на беду, Голиаф решил присоединиться к своей любимице. Пришлось его стаскивать на пол. Хит велел Мередит удерживать собаку за ошейник и успокоил ротвейлера:

— С ней ничего страшного, я не сделаю Сэмми больно.

Но девочка выглядела очень перепуганной, тогда шериф вложил в ее руку карманный фонарик и направил луч на потолок.

— Спорим, что ты не сможешь написать свое имя и ни разу не ошибиться в буквах. Следи за ней, мама. Если хоть одну перепутает, пусть начинает снова.

Девочка зажала фонарик в обоих кулачках, пристально посмотрела на потолок и, наморщив лоб, начала перечислять буквы своего имени. Но из-за того, что в ее ноздрях сидели фасолины, звуки получались гнусавые.

— Т-т, — проговорила она.

— С, — поправил Хит и присел у стола. — Вот и сбилась. Твое имя начинается не на Т! Давай сначала.

— Фу-ты! — вырвалось у Сэмми. Она озадаченно посмотрела на мать и начала сначала: — С, Э, М, М, И…

— Хорошо, — похвалил ее Хит и, взяв за подбородок, отвел назад голову. Затем, продолжая отвлекать внимание, приступил к работе. И вскоре с помощью пинцета одна из фасолин появилась на свет. Девочка захлопала от удивления глазами.

— Получилось! — Она втянула воздух освободившейся ноздрей.

— Не шмыгай носом, — предостерег шериф. — Фасоль уйдет глубже, ты ее проглотишь, а на следующей неделе она прорастет у тебя из пупка.

Сэмми захихикала. Хит посмеялся вместе с ней и снова взялся за дело. Вытащив вторую фасолину и не выпуская из рук пинцета, он повернулся к Мередит:

— Что скажете?

Судя по всему, она испытала такое облегчение, что Хит решил, она его вот-вот расцелует.

— Спасибо вам.

— Не за что.

Он помог Сэмми сесть, сказал Мередит, что можно отпускать Голиафа, и с улыбкой наблюдал, как пес тут же встал и положил передние лапы на стол рядом с девочкой.

— А теперь, юная леди, я прочитаю вам лекцию о том, что нельзя засовывать фасолины ни в нос, ни куда-либо еще.

Мередит отошла в сторону, обхватила руками плечи, но почти не слушала, как Хит делал внушение ее дочери о том насколько опасно запихивать в нос и уши посторонние предметы. После того как Сэмми ошиблась буквой, нервы Мередит до предела напряглись, а сердце билось, словно крылья испуганной птицы. Тэмми, Сэмми. Имена были очень похожи. Она сделала этот выбор не случайно — хотела, чтобы дочь как можно безболезненнее и быстрее привыкла к перемене. Но созвучность имен привела к тому, что девочка, когда волновалась, путала их.

Слава Богу, Хит не обратил внимания на оговорку. Он знал, что Сэмми только-только выучила буквы, и посчитал это обыкновенной ошибкой. Но что будет в следующий раз? Девочка еще такая маленькая. Со времени их переезда в Орегон Мередит постоянно натаскивала дочь, но запоминать приходилось слишком многое. Рано или поздно она снова проговорится, и тогда правда выплывет наружу.

Глупо. Как глупо! Похоже, она сошла с ума. Разве можно так рисковать? Этот человек — офицер полиции.

Устроившись на корточках у стола, Хит огромной загорелой рукой придерживал Сэмми за крохотный подбородок.

— Ну что, малышка, обещаешь больше не засовывать фасолины в нос? — спросил он. — И в уши, и в пупок, и… — Шериф в смущении осекся и покраснел, представив, насколько могло разыграться воображение девочки.

Глаза Сэмми округлились.

— Нет, — закричала она, — больше никуда не буду запихивать!

— Вот и хорошо. — Хит выпустил ее подбородок и в растерянности потер свою переносицу. — Вот и славно! — Потрепав Сэмми по волосам, он схватил собаку за ошейник и, смущенно бормоча что-то не вполне внятное об оставленной дома работе, направился к двери.

— Спасибо, что выручили, — проговорила Мередит, когда он оказался рядом. — Минеральное масло. Я запомню.

— Будем надеяться, это ее научит не засовывать фасоль в нос.

— Будем надеяться, — улыбнулась Мередит. — Но у детей очень короткая память.

— Утром по дороге в город заеду и заведу вашу машину от своей.

— Право, не стоит. Вы и так очень много для нас сделали.

— А вы представляете, во что вам обойдется вызов технички? — Глаза Хита сузились. — У меня это займет не больше пяти минут. Дадите поработать мотору на холостом ходу, и аккумулятор зарядится.

— Видимо, надо его менять. Он уже не первый раз отказывает.

— М-да… аккумулятор — серьезное приобретение, если зарплаты едва хватает на самое необходимое. — Он протянул руку и отвел прядь волос с ее щеки. — Вам нужен второй доход.

— Дома я могу делать не так много. А оставлять Сэмми с чужим человеком не хочу.

Неожиданно Хит погладил ее волосы.

— Мерри, я не говорю о дополнительной работе. Я имею в виду доход мужа.

Их взгляды встретились: ее — настороженный, его — полный нежности. Оба напряженно молчали. Мередит не могла даже думать, не то что двигаться, даже когда поняла, что Хит наклоняется к ней. На мгновение решила, что он собирался ее поцеловать. Синяя рубашка заслонила все вокруг, и Мередит невольно заметила, как плотно ткань облегает его грудь.

— Листок.

Длинные пальцы снова слегка коснулись ее волос, и через секунду Хит держал у нее перед носом листок. У Мередит возникло ощущение, что этот мужчина точно знал, чего она ждала, и нашел ее реакцию забавной. В конце концов, поцелуй — не бог весть какое событие.

— Спокойной ночи, Мередит, — хрипло произнес он. Но когда открывал дверь, услышал в тон:

— Спокойной ночи.

Но на самом деле она хотела сказать: «Прощай!»

Глава 11

Водрузив локти на стол и подперев кулаком подбородок, Хит сверился с датой на непомерно огромном календаре, который служил ему и книгой регистрации приводов. Понедельник, 19 мая. В следующую субботу начинается предпраздничный уикэнд. День поминовения — самый шумный и хлопотный для полиции праздник, когда пьяные несутся по дорогам, словно полчища сбесившихся муравьев, когда любители вылазок на природу оккупируют все доступные в округе места у воды и когда подростки отмечают окончание школы. Хит по опыту знал, что в течение этих семидесяти двух часов ему не придется спать и у него не будет ни минуты покоя.

Но это его отнюдь не тревожило. Девятнадцатое мая. Девятнадцать лет назад это число выпало на пятницу — до предпраздничного уик-энда оставалась неделя. Он, тогда еще неуемный первокурсник, приехал домой из Университета штата Орегон, чтобы по-свойски на пивной пирушке выпускного класса отпраздновать окончание школы сестрой Лейни.

Хит зажмурился, пытаясь отогнать воспоминания. Не получилось. Никогда не получалось. Воспоминания были главным его наказанием. Наказанием, которое он покорно принимал, потому что заслуживал. Черт побери, заслуживал большего! Гораздо большего!

— Шериф!

Он поднял глаза и увидел, что в полуоткрытую дверь заглядывает Дженни Роуз. Звуки из-за ее спины — телефонные звонки, пощелкивание клавиш и компьютерный писк — проникли в его святилище и вернули к действительности.

— Только что прибыл помощник Мур, — сообщила она с озорной улыбкой; ее каштановые волосы, забранные в тугой Узел, поблескивали под проникавшими сквозь венецианские ставни солнечными лучами. — Снова задержал Альму Крессуэл за кражу из магазина.

— Боже! — Хит провел ладонью по волосам; тупая боль в висках стала режущей. — Дженни, можешь позвонить ее дочери. Скажи, пусть приезжает и забирает мать.

— Будет сделано, шеф. — Дженни показала ему поднятые вверх большие пальцы. — Только хочу вас предупредить: на этот раз старая карга вышла из ювелирного магазина Хольтца, увешанная побрякушками на двенадцать тысяч долларов.

Головная боль росла как на дрожжах.

— Что-о?

— То, что слышали. Зашла вроде бы купить подарок для дочери. Продавец открыл ящик, забыл о ней и занялся с другим покупателем. А миссис Крессуэл нанизала на себя целую витрину.

Хит так резко вскочил, что задел стул — он опрокинулся на спинку и, проехав по полу, врезался в стену.

Дженни Роуз так и подпрыгнула.

— Спокойнее, спокойнее, шериф.

— Ладно, — проворчал он и прошел за ней в дверь. — Ну и выродок этот помощник Мур.

Закрывая кабинет, Дженни прыснула. Хит оглядел общий зал — типичная картина для утра в понедельник: половина сотрудников отдыхала после дежурства в выходные дни, а вторая половина лихорадочно пыталась разобраться с тем, что всегда бывает после воскресенья, — выходящими под залог пьяницами; соседями, пишущими жалобы на соседей после субботних ссор; родителями, разыскивающими сбежавших детей; и, как обычно, подростками, которых подобрали на улицах за прогулы.

— Нет, нет и нет! — твердил старик одному из его помощников. — Говорю вам, он бросал через забор не траву. Туда было подмешано собачье дерьмо!

Хит, не обращая внимания на его бормотание, обогнул стол и прошел в заваленный бумагами угол, где сидел Мур. Взгляд шерифа остановился на тщедушной старушке, которая прилипла к металлическому стулу напротив его молодого помощника. Само воплощение вселенской прабабушки — платье в цветочек с кружавчиками, — Альма Крессуэл подняла глаза и улыбнулась.

Она выглядела состарившимся ангелочком в ореоле реденьких кудряшек. Хит ничего не мог с собой поделать и уставился на старушку в немом изумлении. На седой голове Альмы залихватски сидело нечто, что на первый взгляд напоминало половину перевернутой белой пластиковой галлон-ной бутыли из-под отбеливателя, которую она превратила в шляпку. Спереди из тульи высовывались две увядшие розы, которые, словно цветные усики фантастического насекомого, взмахивали каждый раз, когда Альма кивала головой. Поля шляпы окаймляла широкая, в два дюйма, салатовая кружевная оборка, похожая на пучок увядшего лука.

— Здравствуйте, миссис Крессуэл, — почтительно поприветствовал ее Хит. — Как сегодня себя чувствуете?

— Ах, это вы, мой мальчик. — Ее надтреснутый голос дрожал. — Когда же мы с вами виделись? — Альма замолчала, поморгала слезящимися глазами и смущенно пожевала нижнюю губу, накрашенную вместе со вставными зубами ярко-красной помадой. — Вы сами-то помните?

— Да, мэм, в прошлую среду. — «Это когда Том Мур притащил ее за кражу поздравительных открыток», — припомнил шериф.

— На этот раз все серьезнее, — доложил помощник таким же накрахмаленным тоном, как и его форма. — Двенадцать тысяч долларов в драгоценностях. Крупная кража. — Он указал на горку сияющих бриллиантов, которые, прежде чем присовокупить к делу в качестве вещественного доказательства, эффектно разложил на столе. — Прищучил ее с поличным.

Хит бросил на помощника сердитый взгляд и снова посмотрел на задержанную, у которой явно прогрессировало слабоумие — вероятно, как подозревал шериф, вследствие не установленной вовремя болезни Альцгеймера. Бывшая школьная учительница, Альма верила, что до сих пор преподает, и вместе со всем, что таскала с полок во время ежедневных прогулок по Мейн-стрит, носила в большом черном полиэтиленовом пакете тетрадку с планами уроков. А ее дочь — средних лет, секретарь в администрации школы — каждую пятницу обходила магазины, возвращала украденное, платила за испорченные товары и извинялась перед владельцами.

Шериф считал, что Альма Крессуэл — безобиднейшая старая дама, которую полицейский Мур должен переводить через улицу. Но тот продолжал упорно ее арестовывать.

Цепкие глаза Хита отметили поблескивавшие на запястьях старушки наручники. Ее худые руки были изъедены артритом, пальцы скрючены, а распухшие костяшки втрое толще обычного. Неужели это и есть опасная преступница?

Борясь с желанием заехать Муру по физиономии, он сжал кулаки. Единственным светлым пятном во всей этой истории было то, что Альма не понимала происходящего с ней. В прежние времена самым большим наказанием учительницы, вероятно, был штраф за неправильную парковку машины. И теперь больная старушка даже не представляла, что ее могут арестовать: ведь она просто ходила за покупками, а этот приятный полицейский предложил ее подвезти.

— Сними наручники, — тихо приказал Мастерс.

— Но, шериф, она…

Хит подался вперед, специально для Альмы выдавил улыбку и сквозь зубы процедил:

— Немедленно, Мур!

Тома точно ветром сдуло со стула. Он обежал стол и расстегнул браслеты. Но когда помещал их обратно в чехол на поясе, бросил на Хита сердитый взгляд.

— Не понимаю. Она воровка. И я накрыл ее на крупной краже.

Хит поманил Элен Бауэр.

— Убери это отсюда, — попросил он. — Упакуй вещдок и положи в сейф. И еще: Альма, пока ждет свою дочь, наверное, не откажется выпить чаю. А я, похоже, завариваю для нее слишком крепкий.

— Привет, миссис Крессуэл! — воскликнула Элен. — Вот это да! Вы выглядите просто потрясающе. Бесподобная шляпка! Сами сделали?

— Ну да, — призналась Альма и похлопала по оборке на бутылке из-под отбеливателя. — Хотите, сделаю такую и вам?

Элен послала Муру предостерегающий взгляд и расплылась в улыбке.

— Как мило! Я как раз мечтала о такой!

— Малышка Элен Эванс, это ты? — Альма подалась вперед и вгляделась в ее лицо. — Боже мой, как ты выросла!

Элен, только что справившая свой сороковой день рождения, подмигнула Хиту.

— Боюсь, не только вверх, но и вширь.

— Ты выглядишь прелестно, — успокоила ее старая учительница. — Как дела с дробями? Надеюсь, больше проблем нет?

Последнюю часть их беседы Хит слышал, когда Альму приводили в прошлый раз. Пожилая леди почти начисто лишилась памяти на то, что было сегодня, но прекрасно помнила события давнего прошлого.

Хит положил руку Муру на плечо, сжал пальцы и был доволен, когда помощник дернулся от боли.

— Том, скажи миссис Крессуэл «до свидания». Я хочу поговорить с тобой в своем кабинете.

С красным от возмущения лицом Мур попробовал высвободиться, но Хит пресек его попытку и только сильнее сдавил плечо.

— Увидимся позже, миссис Крессуэл.

— Спасибо, что подвезли, — поблагодарила старая женщина Мура и повернулась к Элен: — Мне так понравилось его маленькое радио: едешь и слышишь кучу интересных вещей. Несколько минут назад на углу Пайн и Мэдисон произошла авария, но, слава Богу, никто не пострадал.

Шериф провел молодого помощника через весь зал, закрыл за собой дверь в кабинет, повернул к себе лицом и только тогда отпустил.

— Знаешь, почему я не вышибаю тебя к чертовой матери? Есть только одна причина. — Хит ткнул ему пальцем в грудь. — Твой папаша — мэр. Не хочу с ним собачиться, у меня и так полно проблем. Но заруби себе на носу — это официальное предупреждение: еще раз арестуешь старую леди — и вылетишь отсюда! Ты меня понял?

Том набрал полную грудь воздуха.

— Я давал клятву охранять закон и порядок. Если потребуется, я арестую собственную мать.

— Так валяй! Может быть, тогда твой папаша поймет, какой ты для меня геморрой!

Раздался зуммер внутренней связи. Хит подошел к столу и ответил на сигнал.

В громкоговорителе прорезался голос дежурной:

— У меня на линии пожилая дама в истерике. Говорит, что возле ее дома вышагивает почти голая женщина — в одном красном поясе с резинками, черных чулках и в туфлях на трехдюймовых каблуках. Дама боится, что ее мужа хватит инфаркт.

Уголки губ Хита растянула ехидная улыбка, и он посмотрел на глупого выскочку.

— Помощник Мур все утро искал развлечений и с удовольствием этим займется.

Мередит повесила трубку и наклонилась, чтобы сделать запись в книге регистрации. Ей удалось договориться о шестидесяти трех демонстрациях шампуня. Примерно тридцать процентов из этих людей сделают покупки, а это означало, что она получит хорошие комиссионные. Мередит пролистала книгу, просмотрела договоренности на завтрашний день и принялась обзванивать клиентов, подтверждая демонстрации. Но на середине списка прервалась и посмотрела в окно, чтобы проверить, все ли в порядке с игравшей во дворе Сэмми. Девочка увлеченно возилась с Голиафом, а пес беспрекословно сидел и терпел все ее причуды. На его голове нелепо сидела сдвинутая на одно ухо кукольная шляпка с рюшами, а на носу красовались ядовито-розовые солнечные очки.

Мередит улыбнулась и покачала головой. Она уже готовилась набрать следующий номер, как услышала на подъездной дорожке мотор машины. Утром, забросив Голиафа, шериф сказал, что после работы собирается заскочить в магазин строительных товаров за какими-то материалами. Мередит понимала: надо бы выйти и помочь разгрузить «бронко». Но после вчерашней реплики Хита о том, что ей нужен муж, решила всеми силами держать соседа на расстоянии. И побольше зарабатывать, чтобы скудный доход более не служил поводом для подобных разговоров.

Недовольно залаял Голиаф — значит, какая-то другая машина ехала к дому. Мередит бросила свое занятие, поднялась со стула и выглянула в окно. Хит снимал с «бронко» доски и, щурясь на солнце, смотрел на белый фургон, из которого выскочили двое мужчин в белых рубашках и черных брюках. Пассажир бросился к задней дверце, а водитель направился к Хиту.

И Мередит услышала, как шериф удивленно спросил:

— Билл, как это тебя сюда занесло?

Судя по всему, Хит знал этого человека, но поздоровался с ним очень сдержанно. У Мередит еще оставалась работа, поэтому она чуть было не отвернулась, но тут заметила на фургоне синий логотип телевизионной компании. У нее похолодело внутри и сердце подскочило к горлу. Она выскочила на улицу, чтобы забрать Сзмми, но, к несчастью, тот, кто доставал что-то из фургона, уже включил камеру.

Боже! Мередит изо всех сил старалась сохранять спокойствие — пересекла двор, взяла Сэмми за руку и вернулась в дом. Следом за ними направился Голиаф. Зачем здесь телевидение? Мередит захлопнула за собой дверь и почувствовала, что у нее подкашиваются ноги.

Спокойно! Хит всегда в центре внимания прессы. Репортеры приехали взять у него интервью. Вот и все. К ней это не имеет никакого отношения. От этой мысли женщина немного взбодрилась. Да кто она такая? В Уайнема-Фоллз она никому не интересна.

Мередит увела Сэмми в спальню, достала головоломку и, только убедившись, что девочка начала ее складывать, вернулась в гостиную и стала наблюдать в щелку между шторами. Еще раньше, чтобы разогнать дневную духоту, Мередит открыла окно. И это позволяло ей не только видеть все, но и слышать, а самой оставаться незамеченной.

— Билл, прошу тебя, — спокойно говорил шериф, — я буду очень тебе благодарен, если ты уедешь отсюда. Если нет иной причины, во имя прежних времен.

— Не могу, Хит. Я взялся за эту тему. Такова уж моя работа. Пожалуйста, не воспринимай как что-то личное.